Текст книги "Сила притяжения (СИ)"
Автор книги: Анастасия Малышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава пятнадцатая
Глава пятнадцатая
Анна
Не без помощи моих родителей, но работа над сценарием пошла. Да ещё и весьма бодро – я едва успевала вернуться с университета, как уже садилась за работу. Уже были составлены списки ролей, которые я вручила режиссёрам. Ребята пытались привлечь меня также к выбору актёров, но от этого я открестилась, попросив Юлика прикрыть меня. Честно говоря, меня не особо заботило, кто сыграет моих родителей, кто – их друзей, а кому достанется роль главной злодейки спектакля – бывшей моего отца по имени Ира. Я знала, что каждый из моих сокурсников прекрасно справится с любой предложенной ролью. Хотя, подсознательно я всё же хотела, чтобы главная мужская партия досталась Давиду. Это было бы символично – чтобы мой парень сыграл моего отца. Так что, я не скрывала своей радости, когда он с улыбкой заявил, что не без подсказки Юлика, но его утвердили. Мой лучший друг в очередной раз доказал, что занимал этот пост не зря, и даже не за красивые глаза.
Первые страницы сценария также были готовы. Я неожиданно открыла в себе тот самый, необходимый мне источник вдохновения. Мне хотелось писать и писать, заполняя страницу за страницей, пока всё это не выльется в нечто грандиозное. Я предупредила ребят, что это будет очень личная и важная для всех история. Сокурсники сразу поняли, что халявить не получится, так что настроились на долгий и кропотливый труд. Большинство даже снова записалось в школу отца, потому что понимали – в постановке с черновым названием «В ритме улиц» без танцев не обойтись. Так что пользу и выгоду из этого, кажется, извлекли все, особенно отец.
К слову о нём. Папа настолько загорелся моей работой, что все вечера проводил в моей комнате – за исключением тех часов, что тренировал ребят или когда ко мне заглядывал Юлик. Отец рассказывал мне всё, что могло пригодиться в работе, отвечал на все вопросы, и был вдохновлён, кажется, не меньше моего. Я же, записывая за ним, только диву давалась. Нет, я знала, что история знакомства моих родителей, мягко говоря, интересная, и я была не то, чтобы не плодом любви, но уж точно не в браке рождённой – всё же считать умела и понимала, что годовщина их свадьбы самую малость наступила чуть позже, чем я издала свой первый крик. Но чтобы настолько…
Словесные баталии, конфликты, конфронтации, чуть ли не ультиматумы и желание выцарапать друг другу глаза – да уж, мои родители были той ещё сладкой парочкой. Как они вообще сошлись на такой почве, я не представляла. Правда, отец уверял, что всё дело в его обаянии и чувстве юмора. А ещё якобы на танцполе он просто Боженька. Ну, в это поверить было несложно.
Ещё я поняла, что какие-то детали истории оказались малость приукрашены. Как я это поняла? О, всё просто – к нам на один из таких огоньков заглянула мама. И по её усмешке я поняла – врёт папенька, как дышит. Особенно в моменты, когда он, откинувшись на кровати дочери, расписывал, как с первой секунды моя мама прониклась к нему светлыми чувствами, но стеснялась это признать, та громко фыркнула и заявила, что они, судя по всему, знают две разные истории. И вообще, судя по всему, совершенно не знакомы. Но, что поделать – папина версия мне нравилась, так что её мы и взяли за основу.
Юлик очень сильно помогал мне. Мы работали в тесном тандеме – таком, что он нередко оставался на ночь, и родители уже привыкли накрывать завтрак на троих детей. А я – приезжать на учёбу не на Настиной машинке, а в «танке» Кораблёва.
Друг не только молча поддерживал меня и изредка помогал, придумывая особенно колкие реплики. Нет, ещё он занимался своими прямыми обязанностями – писал музыку. Вычитывал уже написанное мной, узнавал, какой настрой должен быть – и тут же начинал набрасывать мелодию. Которую я слушала, вносила свои коррективы, или – чаще всего – одобрительно кивала, и мы продолжали работать.
Мне было комфортно с ним работать. Каким бы шалопаем Кораблёв не был – он менялся, когда дело касалось дела всей его жизни, музыки. Вот чему он отдавался полностью. И это было тем, к чему его всегда ревновали его подружки. Верность этот оболтус хранил только своей музе – даже гитаре он мог изменить с другими инструментами. Но эти дамы его сердца обижаться не умели.
В один из таких вечеров, когда добрая четверть пьесы уже была написана и роздана, а мы трудились над очередной, я подняла глаза на сосредоточенного друга и негромко произнесла:
– Прости, что напрягаю тебя.
– Ты о чём? – непонимающе хмурится Юлик.
– Ну, прошу помочь со сценарием, дёргаю, в общем… – я стушевалась и просто обвела рукой свою комнату, – За вот это вот всё.
Кораблёв кивнул с самым серьёзным выражением лица:
– Действительно, тебе стоит извиниться. Ведь из-за этого мы проводим больше времени вместе, – нацепив на моську маску скорби, друг простонал, – Какая пытка!
Я хмыкнула, но продолжила гнуть свою линию:
– И всё равно. Ты мог провести это время со своей девушкой.
– Это вряд ли, – покачал головой брюнет, – У Нат спектакль на носу, она репетирует, как бешеная и не подпускает меня к себе. Боится, что буду отвлекать. А вот твой благоверный может и занервничать, что ты проводишь время с таким красавчиком, как я!
– С таким балбесом, ты хотел сказать, – с усмешкой поправила я друга, – И нет – с этим у нас нет проблем. Давид ведь понимает, что всё завязано на нас. Вся работа.
– Поправочка – на тебе. Моё дело маленькое – музыку написать. Считай, что она уже у тебя есть, – улыбнулся Юлиан, кивая на исписанные нотами листки бумаги, – Главное – что меня не заставили ещё и играть. С этих наших режиссёров станется заявить, что все таланты на потоке перевелись и без меня не обойтись. Нет, их, конечно, можно понять, но так бессовестно ездить на себе я позволяю только тебе и Владке.
– Боже, какая честь, – хмыкнула я, улыбнувшись и понимая, что в этот момент мной завладело какое-то странное, но весьма приятное чувство.
Нежность. К этому оболтусу, который, как и всегда, при упоминании имени своей сестры, мягко и невероятно любяще улыбнулся. Таких чувств у него не вызвал никто, кроме его сестры. Ни одна из девушек, в которую он якобы влюблялся – никто из них не видел ТАКОЙ улыбки. Её могла получить только его егоза, которую он, несмотря на ворчания, очень сильно любил и всячески оберегал. Мазал коленки зелёнкой, при этом морщась и ахая так, словно больно было ему, а не Влади. Только она…и получается, я. Ведь вот она – искренняя, почти сводящее сердце с ума улыбка. Но я – это я. Мне вроде как за выслугу лет и не такое положено. А всё доставалось его подружкам…
Поймав мой взгляд, Юлик приподнял одну бровь:
– Что? Почему ты так смотришь на меня?
Покачав головой, я ответила:
– Просто. Задумалась. Не обращай внимания.
А сама поспешно уткнулась в свои записи, пытаясь понять, почему меня вообще потянуло на такие размышления. Наверняка, во всём этот сценарий виноват. Отвлекает меня от таких правильных и хороших вещей. От Давида, например. Погодите, я назвала своего парня вещью? М-да. Кажется, мне пора сделать перерыв. Иначе я рискую или натворить чего не того, или вообще угодить в места не столь отдалённые. Как анти-героиня моего же сценария.
А ещё я вдруг поймала себя на мысли, что Юлиан прекрасно справился бы с ролью моего отца. Нет, не так – он был будто рождён для неё…
*****
Юлиан
Мы с Аней работали в приятной для обоих тишине. В её комнате в принципе всегда царила атмосфера уюта и покоя – не знаю, было всё дело в пушистых пледах, подушках и игрушках, или же такую ауру распространяла сама девушка, но факт оставался фактом. Оказываясь у неё, я всегда будто попадал в невидимый, но очень приятный кокон. Плотный такой, мягкий, почти плюшевый. Нигде и никогда я не ощущал себя так – разве что у себя дома, но это то было понятно. Свой дом, своя крепость, все дела. По крайней мере, так было раньше. В детстве, когда мы были маленькими и все проблемы, казалось, можно было решить при помощи подорожника. На который, разумеется, сперва нужно было поплевать – иначе магия этого растения не работала.
Но с возрастом всё менялось. Неуловимо, почти необъяснимо, но вместе с тем неизбежно. Это пугало. Как ни странно, меня страшили перемены. Особенно, когда дело касалось Ани. ТОЛЬКО когда дело касалось неё.
В последние дни я ловил себя на мысли, что мне не нравилось то, что происходит. Нет, мне нравился Давид – он был прикольным малым, с которым было о чём поговорить, и Ане он нравился. Но тот факт, что он вообще появился – именно он и давал мне понять, что моя подруга выросла. И это произошло так незаметно, что я даже испугался. Она была моей ещё одной сестрёнкой – той, которую хотелось оберегать от всего. Ото всех. И парни не были исключением. Ну, то есть, до тех пор я не задумывался, что он у неё в принципе появится. Что мы когда-то будем обсуждать такие вещи. Я с самого детства твёрдо верил, что всегда будем лишь мы вдвоём – она да я. Иногда – ещё и остальные члены нашей компашки. Потом мы подросли, и я скорректировал этот план – я, Аня и мои подружки. Но о том, что моя подруга когда-нибудь влюбится и будет уделять внимание не мне, а кому-то другому – нет, такого в моей голове не было.
Ревновал ли я? О, ещё как. Это была такая, по-настоящему братская ревность, когда ты понимаешь, что твоя девочка выросла и пора смириться с тем, что она будет гулять не только с тобой. Ты больше не центр её вселенной, и, если она, не дай бог, влюбится – молись, чтобы в её галактике в принципе осталось место для тебя. Я любил её – всё так же сильно, как и раньше, но вместе с тем, начинал чувствовать что-то плохое, тёмное. Что-то, что мне не нравилось. Потому что я не хотел быть таким. Ревнивцем, собственником, чокнутым. Не хотел. Но становился им.
– Я тут задумался… – пробормотал я, откладывая ноты в стороны.
– Поздравляю, – рассеянно бросила Аня, не отрывая глаз от монитора компьютера.
– Я серьёзно, – заметил я.
Не знаю, может, в моем тоне прозвучало что-то особенное, или же просто Данчук и сама уже устала от писанины, но подруга подняла на меня взгляд и мягко улыбнулась:
– Ну, в таком случае – просвети меня.
Вздохнув, я озвучил мысль, которая почему-то навязчиво крутилась у меня в голове:
– Мы вырастаем и портимся.
Аня смотрела на меня, видимо, выжидая, когда я засмеюсь. Но моё лицо оставалось серьёзным, так что девушка мягко поинтересовалась:
– И, ты, по всей видимости, хочешь мне рассказать, почему пришёл к таким выводам?
Я кивнул. Вертя в руках один из многочисленных простых карандашей, что вечно валялись в комнате подруги (сценарист, что тут поделать. Ей вечно приходили в голову, идеи и она стремилась записать каждую), я заговорил, вываливая на Данчук всё, что накопил мой разум:
– Мы учимся переносить сигаретный дым, даже если в детстве от самого легкого запаха курева голова тут же начинала болеть. Сужу, скорее всего, по себе. Материмся реже и более метко – или, наоборот, чаще и без зазрения совести.
Пьём ту кислую красную воду, которую в детстве пробовали из родительских бокалов и плевались. Ну, к тебе это не относится, – добавил я с тонкой усмешкой.
Аня улыбнулась, таким знакомым жестом убирая одну из прядей волос за ухо. Это было верным признаком того, что она нервничала. Вот только почему? Неужели её так напрягали мои размышления?
Не найдя ответа на этот вопрос, я продолжил свои излияния:
– Переживаем и спорим, иногда – не дай бог, конечно, – ссоримся. Не ложимся спать в 9 вечера. И в 10 тоже не ложимся. И в 11 нет. Хорошо, если ложимся вообще. Вечно забываем покормить собаку, купить домой хлеб или еще что-то, что очень сильно просила мама. И даже напоминала три раза, скидывала сообщение – и мы всё равно этого не делаем.
– Со мной такого еще не бывало, – заметила Аня осторожно, словно боясь прервать весь тот словесный понос, что лился из меня.
На это я только пожал плечами:
– Ты исключение. Ты всегда им была для меня. Так вот. Мы помним дату крутого концерта, на котором повезло побывать пять лет назад, а дни рождения родственников называем со скрипом попытки со второй, в лучшем случае, – видя, что Данчук и тут пытается мне возразить, я покачал головой, – Да, ты и тут отличилась. Но даже ты, Мышонок, перестала делать своими руками те уродские открытки, которые наши родители гордо показывали всем друзьям, а после ставили на полку в гостиной.
– И ничего они не уродские, – буркнула Аня, чуть покраснев, но не споря со мной в главном.
Меня это настолько умилило, что я чуть было не сбился с мысли. Однако, тряхнув головой, я всё же продолжил:
– А еще мы прекращаем общаться с людьми на улицах. Ты же помнишь, что когда нам было по четыре года, мы здоровались с каждым прохожим без исключения?
Аня с улыбкой кивнула, видимо, как и я, на секунду предавшись воспоминаниям. Чуть помолчав, она заметила:
– Мы больше не знакомимся где угодно и с кем угодно по принципу "классный у тебя робот, а у меня вот, смотри, машинка или барби, давай дружить".
– Да, а мяч во дворе нам заменила тренажёрка три раза в неделю, – кивнул я, – А укладка с макияжем заменили девочкам забавные хвостики и косички.
Тут я, не удержавшись, протянул руку и легонько дёрнул Аню за одну из золотистых прядок, что выбились из – вы не поверите – одного из тех самых забавных хвостиков. Да, Данчук и здесь была тем самым исключением, что подтверждало правило. И в этом было её особое очарование. Та самая искорка, которая так цепляла окружающих.
Намотав локон на палец и, не отрывая взгляда от её глаз, я негромко добавил:
– И честности в нас остаётся с каждым днём все меньше. Меньше искренности, меньше искр. Мы вырастаем, и… просто меняемся. И я не понимаю – как и зачем. Мне хочется просто взять – и остановить время на том моменте, когда всё просто и понятно.
Подняв руку, Аня перехватила мою ладонь и чуть сжала её, даря тепло. А после, легко улыбнувшись, сказала:
– Глупый. Перемены – это ведь не всегда плохо. Просто нужно не забывать про своего внутреннего ребёнка. Посмотри на наши семьи – они, мне кажется, до сих пор не знают истинного значения слова «серьёзность».
Хмыкнув, я заметил:
– Да, тут ты попал в десятку. Но, что если…
Будто прочитав мои мысли, Данчук покачала головой:
– Тебя их участь тоже стороной не обойдёт. Я знаю это хотя бы потому, что ты – единственный, кто вообще задумывается о таких вещах. Ты не станешь одним из тех серых, скучных людей, что каждый день сливаются в однообразную массу. Я прослежу за этим. Обещаю.
Наверное, это было именно тем, чего мне не хватало – её слова. Обещания, что несмотря ни на что, она не бросит меня. Потому что, видит Бог – это было тем единственным, что когда-либо пугало меня. Мысль о том, что я существую в мире, где Анна Данчук не находится рядом со мной – нет, такого не должно быть. Это какой-то неправильный мир. Ну, куда я без своей сестрёнки вообще? Я дорожил ей больше, чем это было возможно в принципе…
И вообще – откуда эти мысли? Наверняка, это всё эта пьеса, которая просто пропитана любовью и семьёй Данчук. Вот в голову глупости и лезли. Хорошо, что я не играю никого. Иначе вообще бы пропал, потонув в истории этой семьи. ЕЁ истории.
Глава шестнадцатая
Глава шестнадцатая
Юлиан
Если я думал, что мне удастся избежать многочасовых репетиций просто потому, что роли мне не досталось – ох, какой же жёсткий облом меня ждал. Прям такой, болезненный, когда бьёт по голове, причём, с вертухи. Потому что я бывал на каждой. Каждой, мать её, репетиции.
Что я там делал? Понятия не имею. Подозреваю, следил, чтобы никто не напортачил. Мне то казалось, что отвечать за музыкальное сопровождение – это просто. Музыку написал, её же записал, флешку с треками передал и всё, откланивайся. Как бы не так. Мы же решили сделать из этого мюзикл. Так что пришлось ещё и парочку стишков набросать, которые наши актёры пели настолько бездарно, что у меня уши в трубочку сворачивались. Тут Давид меня, конечно, по-братски так разочаровал. Голоса у парня не было совершенно. Как и слуха. А ему, как исполнителю главной роли, нужно было немного и поголосить. Конечно, основной упор был всё же на танцы. Но, честно говоря, и с этим Анин избранник справлялся так себе. Будь он на месте дяди Андрея – тётя Мари на него бы точно не взглянула.
К чести Кузнецова, тот не носил корону и понимал, что не вытягивает. Но честно пытался. Даже записался в школу к Аниному отцу. Но это не отменяло того, что он был до странного нервным и то и дело срывался. При Данчук, конечно, пытался взять себя в руки, но меня его поведение всё равно малость удивляло. Я бы даже сказал – напрягало.
Чего нельзя было сказать об Ане. Та, едва начались репетиции, просто расцвела. Она наблюдала за тем, как её детище и история её родителей в одном флаконе, оживала, обретала цвет и форму – и выражение абсолютного счастья на её лице стоило всего. Даже того, что я исправно таскался в концертный зал и даже помогал мастерить декорации.
Репетировали ребята подолгу – расходились мы уже после заката. И многие ещё умудрялись разбредаться по дополнительным занятиям. Как они всё это успевали – я не имел ни малейшего понятия. Хотя, вероятнее всего, все просто занимались до глубокой ночи, как делали мы с Данчук.
Плюсом было то, что перваки уже отстрелялись, и зал был всецело в нашем распоряжении. Потому что второй и третий курс занимались другими делами – им для подготовки к «Вечеру» специальная площадка была не нужна, хватало и обычных аудиторий. Нам же было важно выверить всё – каждое движение, жест и поворот, всё должно было вписаться в параметры сцены. Аня, как истинный трудоголик, чуть ли не с сантиметром ползала по сцене, отмечая, где, по её профессиональному мнению, должны были стоять актёры. И плевать, что в её работу входило просто писать сценарий и отдавать его. Данчук с маниакальным упорством лезла и в режиссёрскую работу. Оно и понятно – постановка то серьёзная.
Отдельно налаживали и свет. Но тут уже я вызвался добровольцем, потому что пускать подругу на балконы, к осветителям, было себе дороже. Упрямая девчонка, одурев от споров, запросто могла бы кого-нибудь и скинуть. А после сказать, что так всё и было. Фанатики – они такие. По себе знаю.
Кстати, раз уж вспомнил о перваках. Нат выступила просто отлично. Зря так нервничала – моя девушка умудрилась затмить всех. И нет, я был более чем объективен – мои мысли разделила и Аня, а уж подруга точно врать бы мне не стала. Только не в этом случае.
В общем, с тех пор как моя девушка отстрелялась, мне нужно было ещё как-то умудряться выкраивать время и для неё. Вот они, минусы серьёзных отношений. А ещё были мои парни, про которых забывать было ну никак нельзя – мы готовились к новым концертам, записи новых треков и даже съёмки клипа. На конкурсе мы выиграли неплохую такую сумму, которую, разумеется, вложили исключительно в творчество. Так сказать, инвестировали в будущее.
К счастью, Наташа была весьма понимающей. Она ни разу не предъявила мне ни единой претензии, даже если за три дня мы умудрялись обменяться только парой-тройкой сообщений. Вот они, плюсы отношений с человеком смежной профессии. Творческие люди друг друга понимали. Поэтому, каждую свободную минуту я проводил с Нат. Извинялся всеми известными мне способами, и, кажется, даже изобрёл парочку новых.
– Юлиан? Ты чего застыл?
Голос подруги вывел меня из очередной череды размышлений и, тряхнув головой, я широко улыбнулся:
– Да так, задумался о сущности бытия.
Идеально ровная светла бровь Данчук взлетела вверх, без слов говоря мне всё, что она обо мне думала.
– Ну, молодец. А теперь – брысь со сцены, не мешай ребятам.
Хмыкнув, я спрыгнул вниз, занимая место в первом ряду рядом с подругой. Вот и подрывайся после этого, чтобы поправить чуть было не рухнувшую декорацию. «Спасибо» не скажут, так ещё и виноватым выставят.
– Продолжайте, – тем временем, скомандовал один из режиссёров застывшим на сцене актёрам.
И ребята поспешили выполнить наказ.
*****
Анна
Мне нравилась эта суматоха. Репетиции, прогоны, оклики режиссёра, притирки ребят, их попытки вжиться в роли, намёки на импровизацию. Всё это делало сцену такой живой, что я в очередной раз убеждалась – не спала. Это не было сном, всё случалось на самом деле. Мы ставили спектакль по написанным мной строкам. Очуметь. Ведь я до конца не была уверена, что это всё же случится. Но нет – произошло. Точнее, собиралось произойти.
– Перерыв десять минут, пожалуйста, не расходитесь, – произнёс режиссёр, ответственный за ту сцену, что в тот день репетировали ребята.
Юлиан мгновенно убежал в сторону столика с закусками, который каждый день был полон – работа отнимала много энергии, и нам нужно было её как-то восполнять. Еду нам поставлял Настин отец – с большущей такой скидкой, что в условиях нашего студенческого бюджета было просто даром небес. Я же осталась сидеть в кресле – мне было безумно лень подниматься, ведь я так удобно устроилась. Так что я просто повернула голову и крикнула:
– Принеси мне что-нибудь!
Правда, я заранее была уверена в провале. Мой друг обладал потрясающим свойством глохнуть в самый неподходящий – или, наоборот, очень подходящий конкретно для него – момент.
Сэндвич, тем не менее, он все равно принёс, и бутылку апельсинового сока. Сам присел рядом и методично точил свой огромный бургер, хмуро пялясь в телефон. Наверняка опять что-то умное вычитал.
Я откровенно любовалась им, потому что могла себе это позволить. И потому что Юлик был такой красивый, когда был чем-то увлечен.
Я была благодарна ему, очень. Друг очень поддерживал меня – постоянно говорил мне, какая я молодец, и что всё обязательно получится. Да даже, когда он молчал – я ощущала его поддержку. Кожей, нутром, «пузиком», как выразился бы Пикачу в экранизации истории про покемонов. Чем угодно. Кораблёв был рядом, и это оказалось бесценно.
– Что читаешь? – спросила я, покончив с едой, потому что мне действительно было интересно.
– Про азбуку Морзе, – отозвался парень, поворачиваясь ко мне, – Хочешь интересный факт про азбуку Морзе?
Я только хмыкнула:
– Даже если не хочу, тебя это все равно не остановит.
Юлиан укоризненно вскинул бровь.
– Морзе был художником вообще-то, – назидательным тоном сказал он, тыкнув меня в бедро, – И какое-то время жил далеко от семьи.
– Да ты что, – притворно ужаснулась я, прижимая ладони к щекам – для пущей убедительности, – Невероятный факт, просто невероятный. Целых два невероятных факта, даже не знаю, как с этим справиться.
Юлиан добавил к укоризненной брови еще и укоризненный прищуренный взгляд.
– Однажды его жена серьезно заболела, а посыльный с этим сообщением приехал слишком поздно, и пока Морзе добирался до жены, она умерла, и её похоронили. Поэтому он решил бросить живопись и заняться разработкой способов быстрой доставки сообщений на большие расстояния, что привело к созданию азбуки Морзе. Которая, однако, была неудобной, и привычный ее вариант создан другим умным парнем, так что, по сути, она не может называться азбукой Морзе.
Я покачала головой, даже не пытаясь сдержать улыбку, что тронула мои губы:
– Тут слишком много фактов, ты меня разбалуешь.
– Зато теперь ты можешь лихо хвастаться своими познаниями в самых разных областях, – усмехнулся Кораблёв.
Я на это только засмеялась, потому что ничего не могла с собой поделать. Когда Юлик был рядом – ничего другого обычно мне и не оставалось.
А он вдруг распрямил плечи, его глаза быстро забегали по экрану, после чего он повернулся ко мне с таким воодушевлением, что мне даже стало не по себе. Я была уверена на девяносто пять процентов, что что-то вот-вот должно было начаться.
– Что это ты удумал? – осторожно спросила я.
– Дай руку, – ответил Юлиан.
Его глаза блестели, улыбка была немного безумная, и, честно – я просто обожала его в такие моменты. Искренне. Моё сердце даже почему-то сбивалось с привычного ритма, словно знало что-то, до чего пока не додумался мозг. Но что – я не понимала, потому что – ну, сами понимаете, мозг того, отстал и упустил мысль.
Проще было согласиться и позволить ему делать с собой все, что вздумается, чем пытаться понять, что там в голове Юлиана. Так что я кивнула и протянула ему свою царственную длань, предварительно убедившись, что она не испачкалась в соусе сэндвича.
– Слушай, – сказал Юлик и я притихла.
Он скользнул по моей ладони к запястью, устроив большой палец прямо у бьющейся жилки, замер на мгновение, снова уставившись в телефон, а затем придвинулся ближе, загораживая своей спиной от снующих везде ребят.
Это вдруг показалось мне таким интимным. Мой лучший друг смотрел мне прямо в глаза, этим взглядом и позой будто отгораживая нас от всего остального мира, и, нежно погладив моё запястье, сказал снова:
– Слушай.
Он легонько коснулся большим пальцем моего запястья, выстукивая что-то. Я не могла понять, что он делает, но послушно слушала и даже пыталась посчитать удары. Он то коротко надавливал на мою кожу, то задерживал свои пальцы на более долгий срок, и снова – тук-тук-тук. Короткие касания были невесомыми, на длинных – легкое надавливание, и я чувствовала свой пульс, бьющийся в чужие пальцы.
– Вот, – довольно сказал Юлиан, закончив. – Это твое имя.
– Потрясающе, – улыбнулась я другу, и на этот раз в моём голосе не было сарказма.
Юлик светился от радости, так что это и правда было потрясающе.
– Мне так нравится именно этот вариант, – мечтательно произнёс парень, словно бездумно поглаживая моё запястье, – Тактильный, когда можно передать сообщение только лишь прикосновениями.
Я не двигалась, наслаждаясь теплом его руки и любуясь его мягкой улыбкой. В конце концов, я имела на это полное право – он ведь был одним из самых близких мне людей. А от его пальцев по коже медленно, но верно, начинали бежать мурашки. И казалось, что опусти я глаза – увидела бы коротенькие молнии. Всё же мы оба были кинестетиками и любили касаться других людей. Не всех, конечно – маньяками мы не были. Но чувствовать кожей его шершавые, чуть мозолистые от постоянной игры на гитаре пальцы – пожалуй, это было чем-то сродни наркотику. Да, знаю – друзьям так говорить было вроде как не положено, но эй, мы с пелёнок вместе, нам можно было если не всё, то очень многое. И даже думать такие странные, почти чудные мысли.
– Слушай, – снова сказал Юлик и начал выстукивать что-то длинное, наверняка важное, кидая исподлобья пытливый взгляд.
Открою маленькую тайну – я знала, что такое азбука Морзе. Папа когда-то пытался научить меня, но, несмотря на то, что я была всегда прилежной ученицей, эта наука мне не покорилась. Однако, что-то я всё же запомнила. Две фразы, одна из них – сигнал «sos».
Та, что передал мне Юлик – вторая.
– Что ты там настучал? – поинтересовалась я невинным тоном.
Парень с улыбкой покачал головой, избегая смотреть мне в глаза:
– Ничего. Ерунду всякую.
– Ну, скажи, – канючила я, озорно улыбаясь.
– Да просто настучал, – отмахнулся Юлиан.
– Дятел ты, – засмеялась я, сжимая его ладонь, – И я тоже тебя люблю.
*****
Юлиан
Мы часто говорили друг другу это – что любим друг друга. В конце концов, так ведь и было. Мы были невероятно близки. Родные друг другу люди, которые понимали друг друга с полувзгляда, с полувздоха.
И всё же – в тот момент это звучало как-то иначе. Не знаю, было ли дело в том, что я продолжал держать Аню за руку, мягко обхватив пальцами запястье, или же в том, как она смотрела на меня – мягко, с лукавым прищуром, и при этом так близко, что я различал мелкие веснушки на кончике её носа, но факт оставался фактом. От её признание моя сердечная мышца сделала кульбит и забилась с бешеной скоростью. Словно её это…радовало? Чёрт, ну конечно! Осознавать, что лучший друг разделяет мои чувства – это не может не радовать. Блин, и нафига я вообще решил настучать ей эту ерунду? Сидел вот, и чувствовал себя…странно.
– Юлик, ты в порядке? – поинтересовалась Данчук, видимо, заметив моё замешательство.
Моргнув, я кивнул и улыбнулся:
– Да, конечно. Просто задумался. Чувствую себя как-то странно, – честно добавил, – Видимо, постановка так на меня влияет. Вся эта атмосфера.
– Я тебя понимаю, – улыбнулась Аня, – Сама то и дело ловлю себя на каких-то чудных мыслях. Как будто воздух пропитали феромонами.
– Точно! – щёлкнул я пальцами, – Со мной также. Вот мы и нашли разгадку!
– Да, это всё режиссёры. Распылили что-то, чтобы ребятам было легче работать.
– В таком случае, тебе стоит присматривать за своим парнем, пока он не начал увиваться за героиней, – фыркнув, кивнул я на сцену, где действительно стоял Давид.
– Я ему доверяю, – пожала плечами подруга, – И вообще – десять минут давно вышли. Всем пора вернуться к работе.
И, подгоняемые нетерпеливой Данчук, ребята возобновили репетицию. Я же поспешил к пульту – заниматься музыкой. Все разошлись, как обычно, поздно вечером, в концертном зале остались только мы с Аней – даже её благоверный, сославшись на какие-то дела, усвистел восвояси. Данчук собирала свои бумажки, я же, поддавшись какому-то своему внутреннему порыву, подошёл к сиротливо задвинутому в угол пианино. Видимо, меня настолько утомил электронный звук, что захотелось не нажимать кнопки, а выдать что-то настоящее. Может, даже сфальшивить, допустить ошибку, чтобы инструмент жалобно и недовольно крякнул, но был настоящим.
Так что, придвинув невысокую скамеечку, я сел за инструмент и нажал пару клавиш. Данчук ожидаемо оглянулась на звук и нахмурилась:
– Юлик, что ты делаешь?
– А не видно? – усмехнулся я, продолжая наигрывать первую пришедшую в голову мелодию.
И нет, мне было не стыдно, когда Аня узнала «Твоя любовь – это так красиво» Лазарева – я по глазам понял, что узнала. Да, попсово, но, собственно, а почему нет? Я и не такое выдавал, а у этого исполнителя музло было очень даже.
Но подруга продолжала:
– Уже поздно. Я устала. И тем более – вне репетиций нам нельзя быть здесь. Пойдём.
– Пять минут, – попросил я коротко и добавил, – Пожалуйста.
Одновременно с этим я чуть подвинулся, освобождая место для ещё одного человека.
Мне не нужно было смотреть на Аню, чтобы понимать, что у неё внутри шла внутренняя борьба. Хорошая девочка и моя подруга по козням сражались, пытаясь понять, стоит ли всё идти на поводу у моей вполне невинной просьбы. Я знал, кто победит. Всегда это знал.
Так что даже не пытался сдержать довольной улыбки, когда почувствовал рядом знакомое тепло. Подруга села рядом со мной, а после, положив голову на моё плечо, устало выдохнула:
– Хорошо. Пять минут.
*****
– Знаешь, здесь так… – чуть помолчав, девушка заканчивает фразу, – Тихо. В последние дни это – редкое явление.
