Текст книги "Дегустатор боли (СИ)"
Автор книги: Анастасия Леннон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Пока моя уже несвежая одежда валялась на полу, я стоял под теплыми струями душа с закрытыми глазами и приходил в себя. Что я, блять, вообще натворил вчера? Ушел из дома, как неблагодарная скотина, захомутал двух девчонок, напился, накурился и совершенно бессовестно вернулся обратно. На месте Моники я бы отвесил себе знатных пиздюлей и выгнал на улицу, но этот терпеливый ангел принял меня без лишних слов. Я не знал, как благодарить ее, но хотя бы простое «спасибо» сказать был обязан.
Полотенец в ванной было предостаточно, но я выбрал классику – белое махровое. Вытерев мокрые волосы, лицо и тело, я обмотал плотную ткань вокруг бедер и вышел в гостиную, чтобы взять из рюкзака свои вещи. Комнату мне, кстати, так еще и не предоставили.
– Ты бы прикрылся, – фыркнула девушка, обернувшись. Она стояла возле холодильника и набирала какие-то продукты.
Я думал, она хоть чуточку смутится или засияет от вида моего обнаженного торса, но Мон лишь смерила меня взглядом и вернулась к своим делам. Держа в руках вещи, я выпрямился, провел рукой по кубикам пресса и зашагал в ее сторону. Девушка меня не замечала и даже не чувствовала моей коварной улыбки за спиной. Я решил рискнуть и попробовать покорить эту крепость наглостью.
– Зачем прикрывать то, на что так нравится смотреть женщинам? – я подошел к Монике сзади, пока она резала овощи, и нежно обнял ее за талию. Ее футболка и шорты слегка намочились со спины, ведь я все еще был влажным.
– Хочешь, чтобы я добавила в салат твои шаловливые сардельки? – замерев, девушка демонстративно подняла нож и резко повернула голову назад, чтобы посмотреть на меня. – Одевайся и садись за стол.
– Вообще, – я покорно отошел от нее, наблюдая за тем, как она готовит, – я хотел сказать спасибо за то, что ты впустила меня домой, и извиниться, что сбежал на ночь глядя. Поступок херовый, мой косяк, так что…
– Тэхен, закрыли тему, – Мон качнула головой, и в этот момент я заметил свежий синяк возле ее шеи.
– Что это? Откуда у тебя синяк?
Мне показалось подозрительным, что за одну ночь у нее на коже появилась новая отметина. Нахмурившись от неизвестности и молчания, я сложил руки на груди, ожидая ответ, но Моника все молчала. Она с самым серьезным на свете лицом возилась с овощами. Я видел, что ей неприятен мой вопрос, ибо она сдвигала брови и кусала губы. Нервничает. Тогда я снова пошел на наглость: схватив девушку за локоть, я развернул ее к себе лицом. Теперь-то уж точно не отвертится от ответа.
– Моника, откуда у тебя синяк? Что здесь было ночью? – я смотрел в ее глаза и ждал объяснений.
– Неважно… – она потупила взор, даже не пытаясь избавиться от моей крепкой хватки. – Все нормально, просто ударилась.
– Херню не неси. Нельзя так удариться. Говори, я жду.
Но ответ сам пришел на мой вопрос, и совсем не из уст Моники. На втором этаже послышался шум, сменяемый веселыми голосами, и я увидел, как незнакомая мне женщина спускается к нам вместе с таким же незнакомым мужчиной. Они выглядели счастливыми, но что-то мне подсказывало, что их счастье стоило слишком дорого.
– Кто это? – спросил я, не отходя от Мон.
– Вчера, когда ты ушел, через несколько минут домой вернулась мама со своим… новым мужчиной, – она говорила тихо, так что мне пришлось наклониться, чтобы ее услышать.
– Это он к тебе приставал? Он тебя ударил? – я сильнее сжал локоть девушки, взглянув сначала на нее, а после на вульгарную парочку.
Похотливая мамаша, облаченная в длинный халат цвета фуксии (я подумал о тазике, которого сейчас весьма не хватает, ибо от этой безвкусицы захотелось блевануть) удивилась не меньше моего и вытаращила свои серо-голубые глаза на меня. Когда-то они были такими же голубыми, как и у Моники, но с возрастом, видимо, потускнели. Сначала женщина не без интереса рассмотрела мое тело и лишь после встретилась с моими злющими глазами. Ее кобель, стоящий рядом, обнимал худощавое тело своей любовницы, а второй рукой почесывал свой подбородок. Мерзкий тип. И если я узнаю, что именно он виновник появления синяка на шее Мон, то ему огромная, беспросветная пизда.
– Моника, детка, кто этот очаровательный юноша? И что он делает в нашем доме? – уже немолодая львица медленно подошла к своей дочери и небрежно погладила ее по щеке.
– Его зовут Тэхен, он временно поживет с нами. Так уж вышло… – девушка безвольно опустила голову и прижалась плечом ко мне. В этот момент я понял, что ей либо страшно, либо жутко неловко. – Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ну конечно же нет! Я всегда рада мужчинам, – мать подмигнула мне, а после развернулась, указывая рукой на своего гадкого спутника. – Знакомьтесь, это Джеймс. Мы познакомились вчера на работе, и он согласился проводить меня до дома. Он просто душка! Не знаю, почему ты так не понравился моей дочери… По-моему, вы прекрасно поладили бы.
– Да, Саманта, если бы ты вчера не утихомирила свою дочурку, то я не смог бы насладиться твоими прелестями, – Джеймс, этот похотливый уродец, хищно облизнулся, на что Саманта пошленько захихикала.
Из сказанных слов я понял, что это не герой-любовник преклонного возраста поднял руку на Монику, а тупая, отчаявшаяся мамаша. Вот дерьмо! Женщину я ударить не смогу (хотя Эмбер смог), но высказать все, что я думал по этому поводу, можно с легкостью. Приобняв Мон за плечо совсем по-хозяйски, как обычно делает парень со своей возлюбленной, я злостно улыбнулся и посмотрел на Саманту.
– То есть, Вы считаете нормальным приводить незнакомых мужчин в дом, где живет Ваша дочь? – Моника что-то зашептала и попыталась меня остановить, но я с театральным спокойствием и весельем дал ей понять, что все в порядке. Я знал, что не смогу остановиться, ибо чувство справедливости и желание заступаться за невинных играли во мне со страшной силой. – Ваша дочь совсем одна, она молодая, хрупкая и не может за себя постоять, и Вы позволяете себе такие вещи? Вам не стыдно?
Саманта прищурилась и сжала намалеванные губешки. Ее переполняло возмущение. Ну еще бы, ведь своими прямыми вопросами и обвинениями я прижал ее к стенке и требовал объяснений, чего она делать, конечно же, не хотела. Я думал, Джеймс заступится за свою сорокалетнюю кошку (ну или сколько ей лет уже?), но он лишь бухнулся на диван, широко расставив ноги. Как же мне хотелось вдарить ему пару раз по мерзкой роже, а после вышвырнуть за дверь вместе с непутевой мамашей, которая думает далеко не головой.
– Тэхен, не надо, – Мон жалостливо посмотрела на меня, но я оставался непреклонным и в ожидании смотрел на Саманту, которая явно не знала, что сказать. Я улыбался.
– Ты, мелкий гаденыш, думаешь, что имеешь право что-то высказывать мне? Я тебя вообще не знаю. Стоишь тут рядом с моей дочерью в одном полотенце и читаешь нотации! Да я тебя выставлю за дверь и даже усом не поведу! – женщина блеснула глазами, яростно взмахнув рукой в воздухе. – Это мой дом, моя дочь, мои правила и мой мужчина! Не тебе решать, что мне и когда делать. Ты кто такой вообще?
Я слушал крики Саманты с улыбкой на губах. Ее возмущение, льющееся через край, дало понять, как сильно я ее задел, надавил на больное. Нехуй вести себя как шлюха и обижать собственную дочь. Я презирал ее каждой клеточкой своего тела и ненавидел за то, что она делала свой выбор в пользу очередного хахаля, причиняя страдания и неудобства Монике. Женщина, которая прыгает с удовольствием на член, забивая на семью и дом, автоматически падает в глазах ниже нижнего.
– Я тот, который больше не позволит устраивать из этого дома притон, – улыбка спала с моего лица, я вновь стал предельно серьезным. Прожигая взглядом Саманту, я стиснул зубы и потеснее прижал к себе Мон, которая боялась слово вставить. – Пока я здесь живу, никто не посмеет обижать Монику. Мне похер, я бью и устраняю все, что мне не нравится, а сейчас мне не нравитесь Вы, так что давайте договоримся: будем уважать друг друга, не наглеть и стараться жить в мире и согласии.
– Ты бы рот свой закрыл, щенок, – Джеймс, который до сего момента сидел на диване и чесал яйца, оживился, подошел ко мне чуть ли не вплотную, и я поморщился от его запаха. – Думаешь, я побоюсь выкинуть тебя за дверь? Ошибаешься. Ты находишься в чужом доме и смеешь выдвигать условия его хозяйке?
– Дружище, ты бы помылся, а то несет от тебя как от ямы с дерьмом, – я демонстративно зажал нос и прыснул от смеха. – Ладно, я пойду переоденусь, а то все-таки нахожусь в обществе милых дам… Я надеюсь, все услышали мои слова.
Растолкав Саманту и Джеймса, я забрал свои вещи и скрылся в ванной, чтобы переодеться. Во мне бурлила злоба, я мечтал избить до смерти что тупоголовую мамашу, что ее вонючего мужика, но сдерживался ради Моники. Не хотелось устраивать побоище на ее глазах. Мне было жаль девчонку: остаться без отца в такой дыре вместе с матерью, которой похуй на все, кроме мужиков и выпивки… Теперь я был обязан находиться рядом с Мон и не давать ее в обиду. Все-таки я парень и смогу ее защитить от нападок и Саманты, и вечных мужиков, крутящихся подле нее. Перед глазами снова всплыл свежий синяк, и я от злости ударил кулаком по раковине, а после обхватил ее бортики и склонился вниз. Надо было срочно успокаиваться, ведь в подобном напряжении я не смогу долго держать душевное равновесие.
– Моника! Мон, дорогая! Опять! – внезапно я услышал взволнованные крики Саманты и странный шум.
Выскочив из ванной, уже одетый и снова возбужденный, я увидел, как Моника сидит на полу между кухней и гостиной и трясется в нарастающих конвульсиях. Снова блядский приступ! Теперь я не просто ненавидел ее мамашу… Я хотел уничтожить ее прямо здесь и сейчас! И похуй, что меня посадят, я был в огненном бешенстве!
Я рванул в комнату Мон, чтобы отыскать в ее сумке нужные таблетки. Еще после случая в автобусе я запомнил, какие именно нужны. Я старался действовать быстро, слаженно и не поддаваться панике, ведь хотелось рвать, метать, крушить и орать благим матом. В комнате я обнаружил две сумки. Схватив обе, я резко высыпал все содержимое на кровать и принялся искать знакомую пачку. В эти секунды я думал, что причиной приступов становятся переживания, нервные расстройства, волнение, и если еще хоть раз какая-нибудь мразь доведет Мон до критического состояния, я за себя не ручаюсь.
С нужными таблетками я выбежал из комнаты и помчался по ступенькам вниз, чтобы дать девушке то, что способно привести ее в чувства. Она все так же сидела на полу, Саманта обнимала ее и покачивала (как будто это могло помочь, ага…), а Джеймс носился со стаканами воды. Монике становилось только хуже: закатив глаза, она тряслась, потеряв контроль над своим телом, на ее подбородке блестела слюна. Я слышал, как она задыхается, и понимал весь ужас ситуации.
– Отошли! – рявкнул я не своим голосом и втиснулся между двумя ебанутыми помощничками, чтобы притянуть девушку к себе. Я опустился на пол рядом с ней, посадил ее к себе на колени и, обхватив ее затылок одной рукой, второй запихнул таблетки ей в рот. – Воды, живее!
Саманта продолжала смотреть на происходящее глазами, полными неподдельного страха, а Джеймс поспешил за очередной порцией воды. Когда он вернулся со стаканом, я влил холодное содержимое в Мон, обнял ее крепко-крепко и молился про себя о том, чтобы приступ скорее закончился. Девушка тряслась в моих руках, рвано дышала и слабо хваталась пальцами за мою футболку. Она выглядела такой беспомощной, что впервые я ощутил странное чувство… Захотелось плакать. Я хоть и мужчина, но при виде молодой девчонки, которой так не повезло в жизни, слезы невольно проступали наружу.
– Довольны? – я аккуратно вытер влагу с губ и подбородка Мон, а после бросил взгляд на Саманту и Джеймса. – Я клянусь, что если еще раз она пострадает, я порву вас на мелкие кусочки. Сука, клянусь!
Они молчали и испуганно то переглядывались между собой, то смотрели на меня. Я был даже рад, что они не стали вставлять свои пять копеек, ведь одного слова хватило бы, чтобы заставить меня кинуться на них. Я люто ненавидел обоих и мечтал, чтобы они поскорее свалили из дома, оставив и меня, и Монику в покое.
Когда Мон стало немного легче, она медленно раскрыла влажные глаза и взглянула на меня. Я бережно поглаживал ее подбородок, все еще не отпуская из своих объятий, и волнительно ощутил, как между нами пробежал целый поток самых нежных чувств. Осторожно, боясь навредить, я опустил голову и прижался своим лбом ко лбу Моники.
– Все хорошо, я буду рядом. Никто не посмеет тебя обидеть, – сказал я тихо, твердо, чтобы все поняли, насколько серьезны мои слова. Мон закрыла глаза, уткнувшись лицом в мое плечо, и я воспринял это как знак, что она очень устала и хочет отдохнуть. Это было вполне естественным и логичным желанием после всего, что с ней произошло. Как можно аккуратнее встав на ноги, я держал Монику на руках и еще раз смерил взглядом ее мамашу вместе с любовничком. – Сейчас я отнесу ее в комнату, пусть поспит. Даже не смейте шуметь и мешать ей.
Они неуверенно кивнули, почти синхронно, на что я ухмыльнулся и направился вместе с девушкой на второй этаж. Я медленно шел по ступенькам, боясь лишний раз потревожить Монику, ногой раскрыл дверь в ее комнату и уложил бедняжку на кровать. Она свернулась калачиком, позволив мне укрыть ее одеялом.
– Спи, а я буду рядом, – мне не хотелось покидать пределы ее комнаты, поэтому я сел на пол возле постели, тяжело вздохнул и посмотрел в окно.
Стало ясно, отчего Моника такая молчаливая… В ее жизненной ситуации остается только молчать и хранить все в себе, ведь никому нет дела до того, что творится внутри хрупкого, беззащитного создания, но теперь у нее есть я. Мне есть дело, и я буду оберегать ее, даже если она будет против. Кто-то должен стать ее защитой и опорой.
========== Глава VIII ==========
Я не шевелился и молча смотрел в окно. Моника спала, а я, как верный страж, оберегал ее покой и сон. Она даже не вертелась, спокойно лежа под легким одеялом светло-голубого цвета. Казалось, что само небо укрыло ее своей воздушной любовью, но это была всего лишь бездушная ткань. Когда-то и я чувствовал себя таким же бездушным внутри, привлекательным снаружи. Теперь же все кардинально поменялось. Ответственность опустилась на мои плечи и навязчиво шептала: «Защищай Монику, будь рядом с ней, ты один можешь ей помочь». И я буду защищать, буду рядом. Я был готов оградить ее от всех жизненных уколов, от любой трудности, которая может задеть ее, но понимал, что если буду слишком навязчивым, рискую отпугнуть ее от себя. Придется действовать осторожно, плавно, давая понять, что меня не стоит шугаться.
Не знаю, сколько я просидел, но моя спина начала болеть. Я попытался принять более удобную позу и зашевелился на полу, но неожиданно рука Моники потянулась ко мне, и я тут же сел обратно, прикоснувшись пальцами к ее ладошке.
– Как себя чувствуешь? – я смотрел на ее измученное, уставшее лицо, поглаживая ее тонкие пальчики.
– Спасибо, Тэхен… – прохрипела она, даже не в силах открыть глаза. Я видел, как подрагивают ее ресницы, слышал ее сопение и осознавал, что попадаю под влияние сильнейших женских чар. – Что там мама?
Боже мой, даже в таком состоянии, после всего, что произошло, она вспоминает о своей матери! Об этой шалавистой, немолодой кошке! Я поразился. Женщина, которая ударила свою дочь, лишь бы та не мешала ей трахаться с кобелем… Гадко. Я поморщился, цокнув языком, но все же ответил.
– Не знаю, они не заходили к тебе. Наверное, ушли, – мое лицо, выражающее злость и отторжение, даже покраснело. Я хотел было накричать на Монику за ее чрезмерную доброту, за ее неуместное спокойствие, но смолчал. Я бы лучше ударил сам себя, чем накричал бы на этого ангела. – Ты лучше о себе думай. Может, хочешь чего? Только скажи, я все сделаю.
Мон, как всегда, продемонстрировала свою скромность и попыталась сама слезть с кровати. Я подвинулся, освобождая ей место. Девушка медленно села, свесив ноги к полу, но едва она поднялась, как ее занесло в сторону. Я успел подскочить и схватил ее в охапку.
– Дура, – зашипел я без какой-либо злости, укладывая ее обратно. – Не выпендривайся и лежи, а я пока сделаю тебе чай.
Она что-то пробормотала мне вслед, но я уже не слушал. Закрыв за собой дверь, я спустился по лестнице на первый этаж и огляделся по сторонам: ни Саманты, ни Джеймса уже не было. И правда, зачем оставаться вместе с больной дочерью? Куда лучше пойти в кафе/бар развлечься, а потом приползти на рогах ближе к ночи и завалиться в койку. Охуенная маман!
Я шарился на кухне в поисках чая, чашек, сахара и всего прочего. Для начала включил чайник, чтобы вскипятить воду, затем отрыл где-то на полках белую с красными цветами чашку и принялся хозяйничать прямо как полноправный владелец сего дома. Ну или как служанка с членом между ног.
– Ты извини, что увидел мою маму в таком состоянии, – внезапный голос Моники, раздавшийся у меня за спиной, напугал меня. Вздрогнув, я обернулся и увидел ее, закутанную в одеяло. Она была такая нежная, такая тихая, что мне до одури захотелось прижать ее к себе и поцеловать, но я лишь вздохнул. – Она не плохая, ты не думай, просто…
– Просто забивает на тебя и идет тусоваться с мужиками, – хмыкнув, я стал размешивать сахар в чае. – Не парься, все нормально. Самое главное, что она больше не посмеет тебя обидеть, потому что появился я.
– Тэхен… – Моника остановилась сзади меня, как бы намекая, чтобы я повернулся к ней, и я это сделал. Впервые она улыбнулась мне. Искренне, ласково, словно была благодарна мне. Если бы я был куском льда, то вмиг растаял бы, превратившись в лужицу, но я не стал показывать своих чувств и остался таким же серьезным. – Спасибо, что заступился за меня, что помог мне во время приступа, но, пожалуйста, не кричи на мою маму. Какой бы она ни была, она подарила мне жизнь.
– Ага, которую сама же тебе портит, – я обошел девушку с чашкой чая, чтобы поставить ее на стол. – Ты слишком добра, Мон, это только навредит тебе. Будь жестче, не позволяй ей делать из дома бордель.
Моника ничего не ответила. Она села за стол, кутаясь плотнее в одеяло, поблагодарила меня за чай и начала пить его маленькими глотками. Я же стоял возле нее и думал лишь об одном: спросить у нее про приступы или нет? Черт, как же мне было интересно… Я должен был знать, что служит причиной появления конвульсий, что вообще происходит с Моникой, но боялся напугать ее своим любопытством. Сама она вряд ли рассказала бы, поэтому я все же рискнул…
– Мон, – кашлянув, я опустился рядом с ней на корточки, положив ладони на ее колени. Девушка обратила на меня внимание и слегка смутилась – ее лицо порозовело, – ты прости, если мой вопрос окажется бестактным, но мне хотелось бы знать. Почему у тебя случаются такие приступы? Это нервы?
Моника вдруг стала не то чтобы злой, но резко изменилась в лице. Я сто раз пожалел, что задал дурацкий вопрос, и мысленно проклял себя. Она молчала, опустив глаза, пальцами сжимала горячую чашку, будто не замечая высокой температуры, и взволнованно кусала губы. Ей явно не хотелось говорить об этом, но я выжидал, не смея нарушить тишину. Пусть свыкнется с моим вопросом, подумает, отвечать или нет, а я посижу подле нее, ибо вдруг скажет.
Но она молчала. Не знаю, сколько минут прошло, но мои ноги стали затекать, а сам я уже едва балансировал, чтобы не свалиться назад. Либо Моника таким образом намекает, что не хочет отвечать, либо думает, думает, думает…
– Ладно, прости, – тяжко вздохнув, я с усердием встал на ноги, ощутив себя на все восемьдесят лет, но тут Мон схватила меня за запястье. Я бросил на нее вопросительный взгляд. – Все-таки скажешь? Не бойся, ты можешь мне доверять.
– У меня нарушена нервная система. Порой организм не может контролировать себя, когда я начинаю нервничать, поэтому случаются приступы. Никто не знает, как с этим бороться. Остается только глушить симптомы таблетками…
Я сел на стул рядом с девушкой, не прерывая между нами зрительный контакт. Я даже не смел подумать о том, чтобы издеваться над ней, смеяться или отнестись к ее болезни пренебрежительно. Мне стало жалко ее чисто по-человечески, ведь она такая молодая, красивая и терпит ужасные конвульсии. Врагу не пожелаешь. Хотя нет, Джону я бы с радостью пожелал подобную заразу. Меньше выебываться будет.
– Это из-за сломанного детства, – продолжила Мон. – Когда я была маленькой, мы жили еще в Лондоне. Отец работал адвокатом и неплохо зарабатывал. Мы жили в достатке, ни в чем не нуждались, но наступили тяжелые времена. Клиентов становилось все меньше, денег едва хватало на еду, и папа решил взять крупную сумму денег в кредит. Мама ругала его, ведь отдавать обратно было нечего, но он настаивал на своем и твердил, что все будет хорошо, клиенты снова приплывут, захватив с собой денежки. Я смутно помню все подробности, ведь я была совсем ребенком, но однажды вечером к нам пришли люди. Они были одеты в дорогие костюмы, огромные кожаные куртки и выглядели как бандиты… Папа велел нам с мамой запереться в ванной и ждать, пока они закончат разговор. Как позже я узнала, это были коллекторы. Отец не мог погасить кредит, долг рос, и банк не выдержал. Мы слышали громкую брань, крики, а потом… Потом началась драка. Мама обнимала меня, мы обе плакали, но не смели высовываться и шуметь, ведь на кону стояла наша жизнь. Потом все стихло. Поначалу мы боялись выходить, но время шло, и мама решила открыть дверь. Это была ее ошибка. Эти люди знали, что мы в доме, и ждали нас. Их было трое. Один схватил маму за волосы и бросил на пол, я кинулась к ней, захлебываясь в слезах, но другой мужчина отпихнул меня назад и не рассчитал силу. Я отлетела к ванне и сильно ударилась головой, даже потеряла сознание, а когда пришла в себя, то уже никого из коллекторов не было, но в доме находилось много других людей: врачи, полицейские, наши соседи. Надо мной кружили санитары, плачущая мама, какие-то еще женщины… Соседи услышали шум и вызвали полицию, как позже мне рассказала мама, и если бы не они, то нас бы тоже убили. Почему тоже? Потому что папу избили до смерти. Его тело нашли в страшном состоянии возле дивана. Это был переломный момент, изменивший все вокруг и внутри меня. С тех пор все покатилось в яму: жизнь в Лондоне стала недоступна для нас, и мы с мамой были вынуждены переехать в Ливерпуль. У нее нет высшего образования, поэтому ей пришлось идти работать официанткой. После смерти папы она сильно поменялась. Стала пить, встречаться с мужчинами, забросила и себя, и меня, и дом. Я понимаю, что так она пытается заглушить всю свою боль, и не виню ее. Она потеряла все, как и я, но она еще потеряла и любимого мужчину. Ей тяжелее.
Я слушал Монику будто в оцепенении. Мне казалось, что я забыл, как дышать, а мое сердце пропустило пару ударов. Не думал я, что у нее такая сложная судьба, не думал… А я еще, идиот, винил ее в необщительности, свалил ночью из дома и трахался с теми шлюхами. Какой же я мудак! Бедняжке и так тяжело в жизни, так еще и я свалился на ее голову со своими тараканами. Стало безумно стыдно за себя и свое поведение, многое захотелось переосмыслить, включая свой образ жизни.
Я не знал, что сказать и как комментировать ее рассказ. Тупыми фразами типа «мне очень жаль» или «сочувствую…» я разбрасываться не хотел, поэтому нашел решение получше: я с пониманием заглянул в ее голубые, грустные глаза и молча взял ее за руку. Никогда прежде я так не вел себя с девушками, но Моника была особенной. Пусть звучит и банально, но это была чистая правда.
– Спасибо… – прошептала она, сжимая пальцами мою ладонь. – Я не жалею, что рассказала тебе.
Все еще не зная, что ответить, я кивнул головой, но в следующую секунду заговорил. Все-таки надо было хоть что-то сказать ради приличия.
– Я в детстве тоже потерял родителя. Моя мать умерла от рака. Ужасная болезнь… У нее была какая-то опухоль, с которой она не смогла справиться. Отец запил, совсем забыл обо мне, и я стал жить с тетей, но долго это не протянулось. Она отправила меня из Сеула в Лондон, чтобы я там и обучался, и жил. Собственно, именно поэтому я здесь.
Я заметил, что при упоминании моих семейных обстоятельств Моника слишком сильно напряглась. Она смотрела на меня глазами, полными ужаса, и выглядела такой напуганной, что я побоялся, а не случится ли у нее снова приступ. Тогда я решил умолкнуть и больше не касаться больной для нас обоих темы.
Мы пили чай молча. Создавалось впечатление, будто в этом мире не существует больше никого и ничего, кроме нас и этой крохотной кухоньки. У нас была общая боль, связанная с потерей родителей, мы понимали друг друга, и не нужно было громких слов, чтобы доказать это. Иногда встречаясь с глазами Моники, я слабо улыбался уголком губ и отводил взгляд. В те мгновения я чувствовал себя тупым школьником-девственником, который не знает, как общаться с девушками. В любой другой день и с любой другой девушкой я бы уже давно включил все свое мастерство и стал бы обладателем очередного девичьего сердца, но не сегодня… Не сегодня.
Со мной творилось что-то весьма странное. Я перестал ощущать себя бесчувственным самцом, красавчиком и вообще крутым парнем. Рядом с Моникой отчего-то не хотелось выебываться, доказывать ей, что она обязана стать моей, а хотелось просто вот так тихо сидеть, пить чай и создавать мысленное единение. Мне это совсем не нравилось. Превращался ли я в размазню, в романтика? Всегда казалось, что я никогда таким не стану, что это может случиться с любым, но не со мной. Видимо, жизнь решила начать отыгрываться на мне за все мои грехи и сделать из меня скромного парня. Нет, я не мог допустить такого! Пусть я попру против природы, против себя, но я обязан был сохранить свой любимый, так привязавшийся ко мне образ. Иначе какой из меня Ким Тэхен? Ким Тэхен клеит девчонок, срывает уроки и курит на трубе вместе с лучшим другом, а не держит на кухне девушку за руку и мило ей улыбается.
– Мне нужно идти, – Моника взглянула на часы и начала собираться: поднявшись из-за стола, она убрала кружки в раковину и включила воду, чтобы помыть их. – Ты можешь остаться здесь, если хочешь, а можешь пойти гулять.
– А куда тебе нужно? Я мог бы сходить с тобой, – покачиваясь вперед-назад, я сложил руки между колен и с любопытством смотрел на хрупкую спину девушки.
– Неважно.
Мон стрясла с посуды воду, поставила ее в сушилку и, наспех вытерев руки полотенцем, помчалась к себе в комнату. Я так и остался сидеть на кухне, утопая в неизвестности и любопытстве. Куда она так поскакала? И почему ничего не захотела мне рассказывать? Ее поведение было слишком подозрительным, чтобы оставлять его без внимания, но я не стал устраивать допрос и навязываться, а лишь молча согласился с ней. Впереди целый день, и я не знал, чем заняться…
***
Когда Моника покинула дом, я принялся шататься по нему без дела. В который раз разглядывая теперь уже знакомые полки, мебель и прочее убранство, я неприлично широко зевал и почесывал живот. И как только люди проводят вот так всю свою жизнь? Постоянно торчать в четырех стенах, слоняться из угла в угол и находить в этом определенный кайф… Мне не понять. Мне, заводному и энергичному парню, который сейчас готов был повеситься от скуки. Но тут я наткнулся на книжную полку возле чулана. Она вся была заставлена старыми, потрепанными книгами. Среди них мелькали и новые обложки, но меня более привлекал антиквар, если можно так выразиться.
Водя указательным пальцем по твердым и мягким коркам, я блуждал глазами по названиям, фамилиям авторов и все пытался отыскать то, что будет мне интересно. На третьей полке сверху я нашел книгу Гетте под знакомым названием «Фауст». Когда-то, на уроках литературы, нам рассказывали про этот роман. Я даже знал немного о его содержании… Доктор или ученый, этого я точно не помнил, занимался наукой. В один момент ему все наскучило, осточертело, и он решил прикоснуться к чему-то новому… В итоге, мужик продал душу дьяволу, лишь бы познать все тайны мироздания. Ну не кретин ли? Будь у меня такая возможность, я бы попросил кучу денег, славу, мировой успех. Хуево, конечно, что я такой тщеславный, но зато все были бы у моих ног. Ким Тэхен стал бы самым счастливым парнем на свете.
Зажав книгу между пальцами, я двинулся к дивану, чтобы бухнуться на него своей тушкой и почитать. Литературой я почти не увлекался, ну разве что когда-то любил Эммануэль из-за эротического содержания, но чтобы окунаться с головой в произведение и забыть обо всем – такого еще со мной не случалось.
Первые страницы я читал так, словно мне приказали это делать: с неохотой, вечной зевотой и видом полнейшего придурка, которому наскучило все в этом бренном мире. Но я понимал, что надо чем-то себя занять, чтобы не сгнить от вязкой тоски, и не забрасывал книгу.
Минуты шли, а я все читал. Даже уже успел привыкнуть к листам и содержанию. Книга, что находилась в моих руках, стала уже чем-то привычным, и с каждым часом читать становилось все легче и интереснее. Я перестал поглядывать на часы, отлучаться на кухню за лишним перекусом, и реально погрузился в воображаемый мир, который преподносил мне автор в своем романе. Но тут раздался звонок в дверь.
Со скоростью гепарда я дочитал строки, захлопнул книгу и подскочил с дивана. Я был уверен, что вернулась Моника, и даже обрадовался, но на пороге оказалась совсем другая девушка, которую я прежде не видел. Густые пшеничные волосы, почти как у Моники, едва доходили до плеч, большие светло-карие глаза смотрели на меня с огромным интересом. Незнакомка была достаточно красива, чтобы завлечь одним своим видом. Я тут же забыл про Мон и уже улыбался своей фирменной улыбочкой, которая покорила не одно дамское сердце.
– Я могу чем-то помочь такой красавице? – подмигнув девушке, я сложил руки на груди и прислонился плечом к дверному косяку.
– Допустим, можешь… – девчонка принялась накручивать локон волос на пальчик и открыто флиртовать со мной. – Красавица заскучала, и парень вроде тебя мог бы составить ей приятную компанию, но… вообще-то, я пришла за сахаром. Не одолжишь?
– Мои поцелуи слаще любого сахара, – скользнув взглядом по идеальной фигуре, которую скрывали джинсы на высокой талии и блузка, я томно вздохнул, но не стал больше себе ничего позволять и впустил девушку в дом. – Заходи, сейчас поищем сахар для сладкой девочки.
Незнакомка захихикала и с радостью прошла в гостиную. Закрыв за ней дверь, я удалился на кухню, чтобы найти то, зачем она пришла. Хер знает, где у Моники лежал сахар, так что я облазал по всем шкафчикам, полкам и лишь через минут десять нашел красную банку. Все это время девушка сидела на диване, сложив руки на груди, и разглядывала меня. Будь моя воля, я сейчас же схватил бы ее за руку и отправился с ней шляться по городу, чтобы ближе к ночи затащить в свои сети. Привычный план, но чертова совесть душила меня своими до омерзения чистыми лапками и не позволяла покинуть пределы чужого дома в компании этой очаровашки.
