Текст книги "Дегустатор боли (СИ)"
Автор книги: Анастасия Леннон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Спасибо, – морщась и поглаживая некогда ушибленное место, я с благодарностью кивнул мистеру Крэйгу.
– Не за что, – буркнул он и удалился так же быстро и незаметно, как и появился. Вот они, суровые ливерпульские врачи.
Медсестра отдала мне листочек с лекарствами и рекомендациями, вручила упаковку таблеток, которые должны были уменьшить боль, и велела мне срочно отправляться домой. «Сон, отдых и никаких больше драк!», – настоятельно рекомендовала женщина в белом халате. Я не стал спорить и, согласившись со всем, что она мне сказала, я вышел из кабинета. В коридоре я сразу же смял и выкинул бумажку. Никогда не лечился лекарствами, мазями и прочей херней и не буду. Само заживет. Я молодой и здоровый парень, а не немощная бабулька, которая вместо хлеба ест пилюли. Но от обезболивающего я не стал отказываться: закинув в себя пару таблеток, я разгрыз их и проглотил, морщась от гадкой горечи во рту.
Теперь меня волновал лишь один вопрос – где Моника? Я не запомнил, в какую палату ее положили, но знал, что мы находились на одном этаже. Пришлось хромать по коридору и открывать все двери, которые попадались мне на глаза. Совсем недавно я точно так же искал спальню Барбары, теперь искал палату в больнице, где должна была лежать Моника. Мне попадались то спящие больные, то медсестры, которые пили чай и знать не знали ни о какой новой пациентке. Может, это глюк? Я напился на вечеринке у Барбары, вырубился, и все происходящее мне мерещилось. Уж лучше было бы так…
Несколько минут я шарился по этажу, пока не встретил доктора. Он был сонный и уставший, прямо как я, только чистый и здоровый.
– Эй, док! – прикрикнул я, чтобы обратить на себя внимание врача. – К вам поступила девушка, Моника Чандлер. Где мне ее найти?
– А, да… Моника… – врач устало потер глаза. – Она в тридцать четвертой палате, но к ней нельзя. Она еще слишком слаба, чтобы принимать посетителей. Ты ее парень?
– Можно сказать и так, – я кивнул. – Когда к ней можно? Я бы хотел забрать ее домой.
– Пока не знаю, сынок, ей нужно время, чтобы прийти в себя. Приступ был сильный, лекарство вовремя не было принято, организм истощен. В ее положении лучше вообще не покидать пределы больницы и проходить курс лечения…
– Что с ней, док? Почему такие сильные приступы?
Мужчина удивленно посмотрел на меня. Кажется, он даже растерялся от моего вопроса. Я сказал что-то не то? Показался тупым или слишком любопытным?
– Разве она тебе ничего не сказала? – спросил доктор.
– Она говорила, что у нее нарушение нервной системы.
– Вот оно как… Я объяснил бы тебе все более подробно, но есть такая вещь, как врачебная тайна, – мужчина погладил меня по плечу. – Иди домой, парень, как только ей станет лучше, мы ее отпустим.
Я не хотел уходить без Моники. Во-первых, мне было неловко находиться в ее доме одному, во-вторых, я чувствовал ответственность за ее жизнь, ну и в-третьих, слова доктора разбудили во мне дичайшее любопытство. Что же на самом деле творится со здоровьем Мон? Неужели она меня обманула? Если это правда, то что она скрывает и чего боится? Ох, Моника…
***
Всю ночь я провел в больнице. Сидя на жесткой, неудобной лавочке возле палаты номер 34, я старался не спать, но дремота периодически стучалась в мои двери, и я вырубался. Я был слишком напряжен, чтобы отправляться в царствие Морфея, да и тело болело после недавней драки. Как только я закрывал глаза, голова опускалась все ниже, разум туманился, а я сам чуть ли не падал на бок. Один раз так и случилось: позволив себе немного поспать, я сполз вниз, потерял контроль над своим телом и свалился на лавку. Продрав глаза, я понял, что постепенно наступает утро, а я все еще сижу возле палаты и жду Монику. Герой хренов…
Мне все-таки удалось немного подремать: сложив руки на груди, я лег на бок, поджав ноги к животу, укрылся курткой и даже периодически вздрагивал, когда мне снилось, будто я куда-то падаю. Но сон мой не был долгим. Когда часы пробили пять утра, тот самый доктор, с которым мы разговаривали о Монике, разбудил меня.
– Просыпайся, сынок, – тихо сказал он, вырывая меня из сна. – Скоро начнется рабочий день, тебе нужно домой.
– А как же Моника? – хриплым, уставшим голосом поинтересовался я, не в силах открыть глаза.
– Я же сказал, что как только ей станет лучше, мы ее отпустим. Все, давай вставай и иди домой.
Кое-как я поднялся с лавки, влез в испачканную куртку и побрел домой. Тело болело еще сильнее: боль была тупая, тянущая и отдавалась пульсациями в кончики пальцев. Я еле передвигал ногами и шел в направлении к дому Моники. Добрый доктор объяснил мне, как побыстрее дойти от больницы пешком и даже расписал все на бумажке, если я вдруг забуду или заплутаю. Удобнее было бы доехать на автобусе, но общественный транспорт начнет работать только через полчаса – за это время я уже дошел бы сам.
Побитый, грязный, злой и уставший, я шел по пустынным улочкам и дрожал от холода. Я не хотел и не мог ни о чем думать. Было пиздец как паршиво на душе… Хотелось застрелиться или броситься в море. Я не видел смысла в своем существовании и чувствовал себя тупым животным. Этот город ничего хорошего мне не подарил, только боль – как моральную, так и физическую. Я возненавидел Ливерпуль и все, что было с ним связано. Моника, которая раньше была для меня желанной, вдруг стала такой же ненавистной. Если бы не она, ничего вообще бы не было. Возможно, я был на эмоциях и ошибался, но злость кипела, и вместе с ней кипел я.
Дома никого не было. В прихожей к стене была прибита записка от Саманты: «Уехала на работу, буду вечером. Простите за вчерашнее поведение. С. Ч.». Рывком сорвав бумажку, я скомкал ее в ладони и бросил на пол. Каким местом она пошла работать, интересно? Я ругал себя за такую грубость, но ничего не мог с собой поделать. Сука, я был злой как черт!
Сбросив с себя обувь и одежду, я завалился прямо на диван в гостиной, укрылся пледом и моментально отрубился. Слава Богу, что мне никто не мешал, иначе я разъебал бы все вокруг и сбежал бы из этого города навсегда.
========== Глава XI ==========
Снова в мою нездоровую голову наведался тот странный сон про врача Ким Тэхена. Я стоял на небольшой сцене перед публикой и рассказывал про лекарство, изобретенное мною. Это был сильнодействующий препарат, находящийся в доработке, и я сильно гордился своим детищем. Среди пришедших людей я видел Гука, Саманту, Момо… Странная компания, не так ли? Я не понимал, почему именно эти трое привлекали мое внимание больше всего, но я рад был их видеть. Мы обменивались взглядами, чуть позже о чем-то беседовали… Но чем все закончилось, я так и не узнал, ибо меня самым наглым образом разбудили ближе к обеду.
Еще сонный, уставший и испытывающий тянущую, ноющую боль во всем теле, я с усердием открыл глаза и увидел нависающую надо мной Барбару. Выглядела она так, будто не бухала по-черному всю ночь: легкий макияж, свежее и отдохнувшее лицо, чистая одежда… Мне бы так! Я же был похож на избитого алкаша, который не спал как минимум неделю.
– Ты как сюда попала? – севшим голосом спросил я, снова пряча лицо между одеялом и диванной подушкой.
– Дверь была открыта. Я пришла узнать, как вы после вчерашнего… Все нормально?
Кажется, Барбара проявляла искренний интерес и заботу. В тоне ее голоса не было ни капли лицемерия, как мне думалось, и я действительно поверил ее словам. Девчонка наведалась в гости, чтобы узнать, как поживают ее гости после устроенной ею вечеринки, которая, к слову, прошла отвратно.
– Моника в больнице, – совсем не весело ответил я, наконец-то найдя в себе силы, чтобы сесть. Барбара опустилась рядом со мной и бросила на меня удивленный взгляд. – Ей стало плохо, когда мы шли домой. Я вызвал скорую, и нас забрали. Хер знает, когда теперь ее выпишут…
– Опять приступ?
– Что? – я выгнул брови. – Ты знаешь?
– Конечно, – Барбара заправила прядь волос за ухо, повернувшись ко мне. – Иногда, когда мы собирались вместе, ее могли внезапно пробить странные судороги. Многие ребята пугались, но были и те, кто находил в себе силы, чтобы остаться и помочь ей. Я не знаю, почему с ней такое случается… Она никому не рассказывала об этом.
И тут я вспомнил все те приступы: в школе ночью, в автобусе, дома, посреди улицы… Что же происходит с тобой, Моника? Почему доктор не отпустил тебя домой сразу? Ты точно что-то скрываешь, и как только ты вернешься домой, я выпытаю из тебя все. Пусть даже к стене зажму и не отпущу до тех пор, пока ты не выложишь мне всю правду, какой бы она ни была!
– Я вижу, ты переживаешь из-за Моники, – Барбара нежно взяла меня за руку, и наши глаза встретились. – Все будет хорошо, Тэхен, если что, я всегда рядом.
Девушка ненавязчиво потянулась ко мне, и все иллюзии о том, что она пришла искренне поинтересоваться мной и Моникой, растворились подобно миражу перед несчастным путником. И как я сразу не догадался, что она тупо клеит меня? Не добилась на вечеринке, так сейчас решила попытать удачу, когда я размякший и без сил. Хитро…
– Сейчас не самое лучшее время, детка, – когда ее губы почти коснулись моих, я отстранился назад и серьезно посмотрел на Барбару. – Мне так хуево, что я подняться не могу, а ты намекаешь на нечто большее. Давай в другой раз? Я всегда рад симпатичной девчонке.
– А тебе и не нужно напрягаться, я сделаю все сама.
Настойчивость Барбары удивила меня. Не успел я снова отказаться от сладкого, как она уже повалила меня на спину и упрямо впилась в мои губы нетерпеливым поцелуем. Я простонал, но не от удовольствия, а от боли: все тело неприятно заныло, хотелось сбросить с себя лишний вес в виде возбужденной девушки, но когда ее рука накрыла мой член через нижнее белье, я потерял рассудок и был совсем не против сдавливающего меня груза. Нет, Барбара не была толстушкой, просто в тот момент мне даже книгу было трудно удержать, что уж говорить о другом человеке.
Барбара не стала задерживаться на французских поцелуях и решила спуститься пониже, чтобы доставить мне обещанное удовольствие. Ее губы, казалось, побывали везде, прикоснувшись нежно к свежим ссадинам и синякам. А из нее вышла бы отличная медсестра, используй она подобные методы лечения… Но тут случилось нечто ужасное, чего я вообще не ожидал.
– Ты меня не хочешь? – ее рука ласкала моего дружка, который, мать его, отказывался реагировать на женские касания. – Тебе не нравится?
– Хочу-хочу! – дрогнувшим голосом отозвался я, охуевая от происходящего. – Черт, я не знаю, что со мной! Такого никогда раньше не было.
– Я постараюсь сделать все зависящее от меня…
Девушка старалась как могла: ее умелые ручки и горячий рот творили чудеса, но я словно не замечал этого. Перед глазами плыли не разноцветные круги от наслаждения, как обычно это бывало, а стояла картина, в которой главная роль была отведена Монике. Я думал совершенно не о том в самый ответственный момент. Мне стоило бы расслабиться и позволить Барбаре ублажить меня, но вместо этого я волновался за Мон. Меня терзала совесть: пока она, бедняжка, страдает в больнице, я валяюсь в ее доме и позволяю чужой девчонке отсосать себе. Я привык слать совесть на хрен, но сегодня что-то не получалось…
– Тэхен, да что с тобой?! – вспылила Барбара, оторвавшись от бесполезного занятия. – Любой другой на твоем месте уже кричал бы от удовольствия, а ты вялый как мякиш!
– Не знаю… – тихо проговорил я совсем без уверенности в своих силах. – Я же сказал, что все это не вовремя! Но нет же, ты все равно полезла ко мне в трусы. Я не просил!
– Идиот! – девушка поднялась с дивана, поправляя блузку. – И я еще прыгала перед тобой. Сама виновата, верно… О чем ты вообще думаешь? Перед тобой красивая девушка, которая хочет тебя, но твой дружок отказывается поработать. С тобой все нормально вообще?
Подобные претензии были чужды мне, ибо я всегда был готов к труду и обороне, как и мой младший братишка, но сегодня такое случилось впервые. Мне было стыдно за свою мужскую силу, которая отказалась пробуждаться, но что я мог с собой поделать?! В те минуты мне совершенно не хотелось секса, и я предупреждал Барбару, что не готов, так что она сама виновата в случившемся. Все эти мысли взбесили меня донельзя.
– Блять, ты такая интересная девушка! – я тоже взбрыкнул и встал с дивана. – Я просил тебя лезть ко мне, скажи? Просил? Нет! Какие ко мне могут быть претензии? Не встает у меня на тебя, смирись с этим!
Я знал, что любой девушке будет обидно услышать подобные слова, именно поэтому и говорил их. Я хотел отомстить, обидеть, задеть как можно сильнее. Чем глубже я кольнул бы Барбару, тем сильнее был бы доволен. Она унизила меня как мужчину, и я обязан был ответить ей тем же. Пусть знает, что она не привлекает меня и не возбуждает, пусть ее самооценка упадет ниже плинтуса. Пусть страдает!
– Да что ты говоришь? – улыбнулась она злобно. – А может, дело не только во мне? Может, кто-то совсем юный импотент? Ким Тэхен не может. Какая жалость…
– Лучше заткнись, пока я сам не захлопнул твой рот, – я зашипел как обиженный кот и пригрозил ей пальцем. – Выметайся из дома и больше не смей сюда заявляться. Тэхен младший не желает тебя видеть. Впрочем, как и я сам.
– А кого он желает видеть? Больную на всю голову Монику? Тебя что, заводят ее припадки? Извращенец хренов, – Барбара, девушка, которая показалась простой и совсем не грубой, после сказанных ею слов превратилась в моих глазах в злую, гнилую ведьму.
Я молча стоял и испепелял ее взглядом. Что мне стоит убить ее? Кто кинется искать мерзкую стерву? Мои руки тряслись и чесались – хотелось сомкнуть их на женском горлышке и душить, душить, душить, пока силы не станут на исходе. Но я трезво оценивал ситуацию и понимал, что это просто неадекватные мысли, вызванные сильнейшими негативными эмоциями. Без ответа оставлять Барбару тоже не хотелось.
– Я предупреждал, чтобы ты захлопнула варежку, – медленно двинувшись на девушку, я в упор смотрел на нее так, что грозился прожечь дыру между ее глаз. – Ты смеешь говорить что-то про Монику? Тебе не стыдно? Ты, грязная шлюха, еще с первой встречи пытаешься соблазнить меня, и еще осуждаешь другого человека, который ведет себя скромно и воспитанно.
– Да мне плевать на Монику! Что она есть, что ее нет… Все равно. Что хочу, то и говорю про нее, и ты не смеешь меня затыкать, – Барбара вела себя как глупый, маленький ребенок, бросаясь совершенно бессмысленными фразами в попытке хоть как-то себя защитить.
– Моника есть, она дорога мне, поэтому я имею полное право заткнуть тебя, – остановившись вплотную к девушке, я посмотрел на нее сверху вниз глазами, полными ненависти. – Лучше убирайся и не доводи до греха.
– Только попробуй что-нибудь мне сделать. У меня столько друзей, что ты и твоя Моника моментально вылетите из этого города! Если Моника не отбросит коньки раньше, конечно, – Барбара хмыкнула, сверкнув почти дьявольскими глазами, и сорвала с моей шеи сдерживающий поводок. Доигралась…
Перестав себя контролировать, я замахнулся и влепил Барбаре знатную пощечину. Она не удержалась на ногах от силы удара и упала на пол, беспомощно хватаясь за свежий ушиб. Ее щека пылала, краешек губы украсила маленькая ранка, и я был счастлив видеть ее в таком состоянии. Да, я поступил низко и совсем не по-мужски, да, я должен был держать себя в руках, ведь я мужчина, а она хрупкая девушка, но… я не жалею никого. Виновный должен быть наказан, и плевать, здоровый ли это парень или нежная девчонка.
– Придурок! Ты ударил меня! – в ужасе заверещала Барбара. – Я не прощу тебе этого! Ты наглый трус! Какой ты мужик после этого?!
– Вали, я сказал, – грубым, низким голосом прохрипел я, глядя, как девушка поднимается с пола и испуганно поглядывает в мою сторону, – и не смей здесь появляться. Увижу тебя рядом с Моникой, вообще убью. Можешь звать своих дружков, если хочешь, я не боюсь – повалю каждого, мне похуй.
– Ты попал, Тэхен, попа-ал! – Барбара кидалась угрозами, стараясь запугать меня, но я спокойно смотрел ей вслед, и когда дверь захлопнулась, я заорал не своим голосом и рывком перевернул журнальный столик.
Я знал, что бить женщину последнее дело, что я поступил как мудак, но эта сука взбесила меня! Она игралась с огнем и обожглась. С такими больными людьми, как я, связываться опасно, а я ведь предупреждал, но меня никто не послушал. Сначала я испытывал удовлетворение, поставив Барбару на место, но когда она ушла, мне стало чертовски гадко и стыдно. Я испытывал отвращение к самому себе и только если бы мог, избил бы себя до посинения.
Мне стало настолько неуютно, что я поспешил в душ, желая в прямом смысле смыть с себя всю черноту, которая скопилась во мне. Ни дня я не живу нормально, ни единого денечка – вечно вляпываюсь в какие-то истории, после которых даже дышать не хочется. То драки, то напиваюсь как свинья, то случайный секс, не приводящий ни к чему хорошему… Сколько можно-то? Когда я уже встану на праведный путь и исправлю себя? Что должно случиться, чтобы демон Ким Тэхен превратился в светлого ангела? Я бесился от самого себя.
Стоя под струями воды, я активно натирал голову, лицо и тело в целом. Мне казалось, что я весь испачкан в чем-то черном, вязком – что-то по типу мазута – и никак не могу отмыться. Я винил себя за то, как отвратительно я поступил не только с Барбарой, но и с Моникой: одну ударил, а вторую предал, позволив себе развлечься с ее соседкой прямо на диване. От таких мыслей мои глаза неожиданно защипало. Я зажмурился и понял, что плачу. Скупые мужские слезы жгли меня изнутри, и я ничего не мог с собой поделать. Мне было слишком херово, чтобы хоть немного контролировать свои эмоции. Я согнулся пополам, упираясь рукой в мокрую плитку на стене, и издал нечто, подобное вою отчаяния. Я запутался… Я превратился в грязную свинью, я перестал быть человеком. Мне нужно срочно что-то менять в себе, иначе я скачусь до уровня своего папаши-алкаша, которого не интересовало ничего, кроме выпивки и доступных женщин. Какая же я скотина!
Я чувствовал, как по моему лицу катились не только теплые струи воды, но и горячие слезы. Тряпка! Сначала ударил девушку, потом расплакался в душе. Какой из меня мужик? Я ни на что не годен. Правильно Шерил говорила, что я тупой козел. И за что такого урода, как я, любит Эмбер? Несчастная дурочка… Вляпалась бедняга. Я надеялся, что в ее жизни появится кто-то более достойный.
Смахнув с лица остатки своей слабости, я выпрямился и только сделал глубокий вздох, как к горлу подступила тошнота. Твою мать, да что же это со мной такое?! Я не узнавал себя. Становилось только хуже и хуже. Из меня лезло наружу то, что я так отчаянно сдерживал.
Я стоял на коленях, хватаясь за живот, и дергался от тошноты. Горький привкус желчи во рту травил не хуже любого яда. На какой-то момент мне показалось, что я выплюнул все свои внутренние органы. Хотелось лечь и никого не видеть, спрятаться ото всех и просто побыть одному наедине со своей чернотой. Я ощущал себя больным, подстреленным животным, которое уползло под куст и несчастно скулило от собственной беспомощности…
Лишь спустя час я вышел из ванной комнаты. Легкое ощущение свежести давало небольшую надежду на улучшение внутреннего состояния, но слабость и боли во всем теле притупляли его. Крепкий стержень, до сего момента державший меня в тонусе, размяк и позволил мне превратиться в тряпичную куклу мужского пола. Батарейка села, блеск в глазах угас, а желание бесконечно кутить и веселиться вообще пропало где-то в бездне отчаяния и смирения.
В гостиной я застал Монику. Она складывала плед, под которым я лежал, и собирала разбросанные вещи – перевернутый мною столик уже стоял в прежнем положении на своем месте. Как только я ее увидел, я без предупреждения направился в ее сторону, желая обнять ее, прижать к себе и не отпускать. Я сам не знал, откуда во мне вспыхнули такие чувства, но это было единственное, чего я хотел.
Увидев меня, Моника застыла, не понимая, что происходит, но когда мои руки обвили ее тело, она выронила плед, громко вздохнула и обняла меня в ответ. Я сжимал девушку, боясь, что она исчезнет, тыкался носом в ее шею, совсем как ребенок, и чувствовал свою слабость перед ней. Она, сильный человек, стойко переживающий все уколы судьбы в виде странной болезни, и я, ни на что не годный паренек, который час назад расплакался в душе. Неправильное, но такое контрастное сочетание.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, и когда Мон захотела отстраниться, я притянул ее обратно к себе. – Нет, не уходи, давай еще постоим вот так.
– Все хорошо, – она вздохнула, снова устраивая свои руки на моей пояснице. – Что тут произошло? Почему стол был перевернут?
Я не ответил. Мне не хотелось позориться перед Моникой и рассказывать, как Барбара пыталась меня соблазнить, а после я ее ударил. Это было выше моих сил… Я мог бы опустить тему и сделать то, что планировал – спросить у Мон насчет ее болезни и не отпускать ее до тех пор, пока она мне не ответит, но ни сил, ни желания у меня не было.
– Тэхен, я хотела бы побыть одна… Больница сильно вымотала меня, – Моника ненавязчиво вынырнула из моих рук и с жалостью посмотрела на меня. – Спасибо, что был рядом со мной. Доктор сказал, что ты сидел возле палаты до утра и не хотел уходить.
– Я бы и дальше сидел, но меня прогнали.
– Я знаю… – девушка встала на носочки и совсем невесомо поцеловала меня в щеку. – Еще раз спасибо.
Она ушла на второй этаж в свою комнату, оставляя меня одного. Даже если бы Моника не ушла, я все равно чувствовал себя самым одиноким человеком на земле. И не просто одиноким, а бесполезным и никому не нужным.
Я не стал мешать Монике, задерживая ее, и тоже решил перевести дух: взяв сигареты и книгу, которую я никак не мог дочитать, я вышел на улицу, устраиваясь на ступеньках, что вели к входной двери, и погрузился в чтение, сопровождая полезный процесс таким неполезным курением.
Безумный Фауст. Умнейший человек, гениальный ученый, взбесившийся со скуки, решил заключить сделку с Мефистофелем – продать ему душу, лишь бы понять, как появилось все то, что нас окружает. Он хотел знать больше, чем это возможно в принципе. На кой черт ему этот геморрой? В мире есть такие вещи, познать которые человек не в силе и в которые не стоит совать свой любопытный нос. Фауст рискнул, и я надеялся, что не зря. Впереди еще много страниц неизвестности.
Я потерял счет сигаретам – пачка заканчивалась, а я все курил и читал, читал и курил. Нормальное состояние постепенно возвращалось ко мне, и я начинал чувствовать себя живым. Вот оно, доступное и действующее лекарство, которое доступно каждому, кто хочет привести себя в порядок. Одиночество, книга и сигареты. Звучит банально, изъезжено вдоль и поперек, но зато проверено на собственном опыте.
Я бы сидел так дальше, не замечая ничего вокруг себя, если бы вечером не вернулась Саманта. Она выглядела похорошевшей и счастливой. Как будто побывала в салоне красоты или в дорогом женском бутике.
– Тэхен? – спросила весело она, заходя на территорию через калитку. – Ты чего тут сидишь такой грустный?
– Читаю, – пожав плечами, я сделал последнюю затяжку и выкинул окурок куда-то в траву.
– Ну пошли в дом, – Саманта поправила красивые кудри и с видом самой счастливой женщины открыла дверь.
К тому моменту Моника уже проснулась и хозяйничала на кухне. Стоял дивный, аппетитный запах еды – во мне взыграло огромное желание перекусить, ведь я ничего не ел хер знает сколько времени. Желудок, который был пуст на все сто процентов, требовательно загудел подобно брачному вою кита.
– Моника, дорогая, здравствуй, – мать чмокнула дочь в щеку, оставляя на ней красный след от помады. – По дороге домой с работы я заглянула в салон красоты, сделала укладку, макияж. Как тебе?
– Ты прекрасно выглядишь, мам, – улыбнулась девушка, оглядев Саманту с головы до ног. – Сегодня придет Джеймс?
– Да, мы идем на свидание. Я хочу выглядеть максимально привлекательно, – женщина сдержанно хихикнула, но быстро перевела внимание на более важные вещи. – Что готовишь? Давай я тебе помогу.
Женщины хозяйничали на кухне, а я сидел скромно на диване и наблюдал за сим приятным зрелищем. Этот вид странным образом успокаивал меня, действуя на мою психику исключительно положительным образом. Я не привык к подобной жизни и не мог знать, что такое истинная любовь, забота, домашний уют и очаг, и теперь выпала возможность ощутить все эти прелести на собственной шкуре. Если бы Саманта была более хозяйственна, а Моника более дружелюбна, я был бы счастлив в этом доме, но как бы хорошо мне не было, такая жизнь не для меня… День, может, два, я буду сидеть в обустроенном гнездышке, но потом мою душу снова потянет к ярким оттенкам, насыщенным событиям. Видимо, я ужасный человек, раз не ценю поистине достойных вещей.
– Тэхен, садись за стол, – позвала Моника, расставляя столовые приборы.
– Да, иду, – отозвался я и с превеликим удовольствием двинулся к вкусному, манящему ужину.
Еще никогда я так не уплетал еду за обе щеки: мягкое пюре, почти воздушное, рагу из свежих овощей, тушеное мясо в каком-то безумно вкусном соусе… Настоящее блаженство! Я, наверное, даже не успевал жевать, а просто глотал, боясь, что у меня отнимут эти кулинарные шедевры. Саманта умилялась и бросалась добрыми, шутливыми комментариями; Моника же слабо улыбалась и искоса наблюдала за мной. Сама она почти не кушала, лениво тыкая вилкой салат из брокколи и сыра, и не спеша попивала свежезаваренный черный чай.
– Помнишь, я говорил тебе, что ты чудно готовишь? – я глянул на девушку, подмигнув ей. – В который раз убеждаюсь в этом. Из тебя бы вышел отличный повар.
– Спасибо, – Мон опустила глаза.
Раздался звонок в дверь. Мы втроем удивленно переглянулись – никто не ждал гостей, никто не знал, кого нечистый принес. Как единственный мужчина в доме, я вызвался открыть дверь. Поначалу я подумал, что это Джеймс, но Саманта сказала, что он обещал приехать попозже. Тогда я удивился еще больше.
Отряхнувшись, я встал из-за стола, вышел в коридор и, мягко говоря, охерел… На пороге стоял Ричард. Он выглядел таким же побитым, как и я, только чуток больше – у него на носу красовался пластырь. Я моментально напрягся и готов был озвереть. У него хватило совести заявиться сюда?! Ублюдок недоделанный…
– Тебе чего? – спросил я так грубо, как только мог. – За добавкой пришел?
– Нет, я пришел извиниться перед тобой и Моникой. Вчера вышла глупая ситуация… Я был неправ.
– В зад себе засунь свои извинения, они никому не нужны. Ты не представляешь, как мне хочется размазать тебя по стенке, но… – я обернулся и посмотрел на Монику и Саманту, которые притихли и с удивленным видом наблюдали за происходящим, – ради милых дам я, пожалуй, сдержусь.
– Тэхен, верно? – Ричард словно проигнорировал мои слова и активно шел на контакт. – Слушай, я понимаю, что натворил дерьма, и хочу извиниться. Давай не будем усугублять?
«Давай не будем усугублять»? Он серьезно? Я прямым текстом послал его, выразив всю свою неприязнь, а этот козлина все еще пытается сделать вид, будто ничего не было, и хочет примирения. Дохуя хочет! Я едва сдерживался, чтобы не врезать Ричарду по морде, но устраивать драку в доме при Монике и ее матери мне хотелось меньше всего. Я мог бы, конечно, вытащить его на улицу и устроить разборки там, но женщины вылетели бы следом, не оставив без внимания мордобой.
– Ты совсем тупой? Проваливай, пока я не врезал тебе, голубок, – я был настроен негативно и всем своим видом показывал, как мерзко мне находиться в обществе этого Ричарда.
– Тэхен… Последний раз прошу. Я не хочу оставаться врагами и пришел со всем уважением помириться, – Ричард протянул мне руку.
Сначала я посмотрел на его руку, которую надо было пожать, затем на него самого и, не проронив ни слова, захлопнул дверь прямо перед носом придурка. Крайне неуважительно с моей стороны, но справедливо. Этот мудак пытался изнасиловать Монику, побил меня и думает, что сказав простое «извини», загладит вину? Не так-то просто, дорогой Ричард.
– Ты еще пожалеешь об этом, Тэхен! – крикнул он уже за дверью.
Я, кажется, даже не расслышал этих слов и спокойно вернулся за стол. Моника сидела с опущенными глазами, Саманта же явно ждала объяснений. Она не знала, кто этот парень, не понимала, зачем он пришел, зачем извинялся и почему я был с ним так груб. Объяснять, что Ричард грязно облапал ее дочь и ввязался в драку со мной, не хотелось, но и молчать я не мог.
– Ничего серьезного, – я попытался с улыбкой успокоить Саманту. – Повздорили чуток с парнишкой.. Всякое бывает.
– А причем тут моя дочь?
– Он полез не туда, куда стоит, и я доступным языком объяснил, что так делать нельзя, – я с самым умиротворенным видом доложил себе салат и окинул взглядом милых дам. – Кому-нибудь добавки?
***
Перед сном я, как обычно, лежал в своей кровати и читал книгу. Уж больно завлекла меня история гениального ученого Фауста и Мефистофеля. Я фантазировал, за что бы сам смог продать душу, будь у меня такая возможность. Как я рассуждал ранее, мне хотелось бы много-много денег: я бы покупал все, что душе и телу угодно, перевез бы Монику из Ливерпуля в Лондон, обзавелся бы квартирой, машиной, не учился бы и не работал. Вот это была бы жизнь… Только из-за своего тщеславия я совсем забыл о таких важных вещах, как простое человеческое счастье, здоровье и последнее, что может спасти это прогнивший мир, – чистая любовь.
Любовь мне не была нужна, со здоровьем был полный порядок, ну а счастье я находил в таких вещах, как выпивка, вечеринки, девчонки и полная свобода от обязательств. Как же я ошибался… Тогда я еще не подозревал, что только светлая любовь смогла бы изменить меня в лучшую сторону, что важнее здоровья нет ничего на свете и счастье не в алкоголе и доступных девицах, а в том, чтобы жить в гармонии с собой и окружающим миром, делать что-то хорошее, чтобы очищаться изнутри, помогать людям и не сеять зло. Я понял это слишком поздно, ну а в те минуты, когда я лежал с книжкой в руках, я думал совсем иначе.
Дверь в мою комнату открылась. Это была Моника. Я удивился ее визиту, но мое удивление было очень даже приятным. Отложив книгу на грудь, я перевел все свое внимание на пришедшую ко мне девушку.
– Не спится? – задал я тупой, но естественный вопрос.
– Можно сказать и так… Мама ушла на свидание. Она была такая красивая и счастливая сегодня, – Моника мягко улыбнулась и, пройдя чуть глубже в комнату, присела на краешек кровати.
– Да, твоя мама вообще привлекательная женщина. Была бы она еще хорошей матерью и хозяйкой…
