Текст книги "Некролог"
Автор книги: Анастасия Гжельская
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
В храме уже собралась толпа страждущих, а прихожане продолжали тянуться в храм и, как бычки, ведомые на бойню, шагали друг за другом нога в ногу, продвигаясь как можно ближе к алтарю и священнику. Сам богослов не произвел на Варю особого впечатления: худощавое телосложение, белесая кожа и едва размыкающийся в молитве рот. Он выглядел поколоченным, не способным стоять прямо под тяжестью своего темного облачения. Паства вторила его словам и бездумно повторяла окончания его возгласов.
Он внушал им скорбь, отрицал их право на радость и удовольствие. Хоть люди и говорили слова благодарности Создателю, они делали это чуть ли не со слезами на глазах, ощущая в себе лишь бессильную злобу друг на друга и праотцов, впервые постигших грех и навлекших на потомков муки изгнания. Каждый из них бился за мир, который своими глазами никогда не видел, которому не мог соответствовать. Покойница слышала множество просьб, адресованных молящимися Богу, но разве она могла слышать то, что воистину предназначено только Ему. Это говорильня – место, куда все пришли ныть и радовать того, Кто их подслушивает.
Варя подошла к колонному ряду и, держась в их тени, направилась в противоположную от алтаря сторону, там располагались скамьи для представителей науки, светской власти, для преуспевших дельцов и деятелей искусства, то есть для всех, кому не пристало тереться и толкаться локтями с грязными бедняками, которые приходили на службу только ради попрошайничества. Первые, обособленные рядом колон лавочки были полностью заняты, а задние ряды практически полностью пустовали. Народ даже не приближался к ним, так как предназначались они для бесноватых, силой доставленных на исповедь, безнадежно больных и слабоумных людей. Если бы не воля Творца, то все этот сброд и вовсе бы не подпускали к стенам храма. Там была Элизабет, она то и дело теребила рукава своего единственного выходного наряда и смотрела на страницы пожелтевшей книги. Выходное платье, надетое прямо на ее голое тело, кололось, было соткано из грубой ткани и сковывало любые ее движения. Оно давно уже было ей не по размеру, корсет сдавливал ее набухающую грудь, а юбка ползла вверх. Она одергивала одежду, боясь случайно опозориться или привлечь к себе лишнее внимание.
Лиза старалась поспевать за всеми молящимися, но не могла прочесть с листа текст, он расплывался и прыгал перед глазами. Она сжала в руках четки, и прижала ладони ко рту, но смирение не наступало. Девушка раньше никогда не позволяла себе быть раздражительной и вспыльчивой, но в тот момент она никак не могла обрести контроль над собой. Она заметно нервничала, но никому не было до нее дела, никто даже не смотрел в ее сторону. Девушка немного успокоилась от этой мысли и позволила себе оторвать глаза от священного писания.
Общие звуки приглушились, и Варя снова услышала мысли послушницы: «Мне душно, моя плоть и мой дух разрываются на части. Словно кто-то наперекор моей воли вторгается в мои мысли и крадет воспоминания. Я не могу вымолвить даже несколько слов, но не без причины сторонюсь этот дикий люд, я совершенно не имею с ними ничего общего. Я пришла сюда не для того, чтобы жаловаться и стонать, напротив, я пришла обещать свое вечное служение Свету».
Элизабет украдкой подняла глаза и осмотрелась. Она знала, что находилась в лоне церкви, где не должна проявлять любопытство к молитвам и надеждам других людей. Но стоило ей лишь зацепиться за человека взглядом, как она понимала его внутренний мир. И она снова и снова взывала к своему былому смирению, но бунтарский дух рвался наружу, на подступах изрыгая потоки бессильного, от того и тошного гнева. Она хотела прекратить думать о происходящем, но ее воля слабела, становилась ненадобной.
Варя видела ее переживания, Элизабет заслуживала собеседника, того, с кем она могла бы обменяться пусть лишь парочкой слов. Ей это было бы достаточно, так как она была лишена всякой возможности видеться со сверстниками, ее отец – Арон, так паромщика звали дома, мало походил на уравновешенного человека. Лизе захотелось начать махать по сторонам руками, прогоняя прочь, как мошкару, дурные мысли.
Раньше, быть может, еще пару недель назад Лиза еще не так сильно боялась своего отца, хоть он и всегда был угрюм и нелюдим. Никто не имел права возразить ему, в противном случае он розгами бичевал усомнившихся в нем пасынков. Только обычно он был немногословен и требования свои никогда не менял, Лиза, как и другие члены их семьи, имела закрытый список разрешенных и нужных действий. Если девушка выходила за рамки дозволенного, Арон либо колотил ее, либо заставлял выполнять уроки чистописания, которые она заканчивала уже в полной темноте, пачкая чернилами бумагу. И даже сидя в церкви, Лиза боялась рассердить отца, и потому старалась не поднимать головы от книги, лежащей у нее на коленях, но тревожные мысли кружили и кружили у нее в голове: «Я – причина этих страшных перемен в моем отце. Мне хотелось бы оградиться – хоть ненадолго остаться одной. Но здесь, среди всех этих слабых и умалишенных людей, я чувствую себя такой одинокой, единственной и всем от них отличной девочкой. Знаю, что нельзя допускать и мысли о том, чтобы заглянуть другому человеку в душу, нельзя из любопытства слушать чужие молитвы и покаяния, тем более что в церкви. Но я хочу лишь осмотреться, считать нескольких людей, познакомиться с ними поближе. Такое чувство, что я единственная, кто может напрямую взывать к Богу о помощи. На пути к Господу образовалось множество посредников, а цель служения Ему искажена трудами лжепророков, которые ныне перед нами святы. Человек никогда не должен просить Спасителя о счастье, Ему противно будет одарять раба Своего грехами и усладами, о которых тот для своего счастья просит. Они же вечно плачутся Ему о том, что правила, которые Он единожды установил, слишком строги, и надобно их смягчить, а то тягостно бытие, дарованное им с рождением. Они собираются в одну компанию, образуют культ, обряды и ритуалы которого становятся все запутанней и помпезней.
Отец будет ждать меня у выхода на улицу или уже около дома? Дома. Он не хочет, чтобы нас видели рядом, стыдится меня. Я не знаю на то причин, но мне больно и уже хочется взять на себя любую вину, только бы все эти мысли хоть на миг исчезли из моей головы. Кто-то приходит по ночам в наш дом, как коршун, пикирует Он от кровати к кровати, садится на ее изголовье и что-то бормочет на своем адском языке».
В воздухе повисло беспокойство, чувство беспричинной тревоги заставляло людей оборачиваться и смотреть на Элизабет. Она заметно занервничала, так как не любила пристальное внимание к своей персоне, это могло разгневать отца да и окончательно испортить ее репутацию ни в чем неповинной девушки. В это время в храм ворвался вольный Слушатель, рыскающий в поисках объекта для дьявольской насмешки. Дух не имел ни имени, ни образа, который был бы постоянен. Он с легкостью менял черты лица, местонахождение, вселяясь в статуи или людей из толпы, ловко скача между ними по рядам. Дух вел себя дерзко, напоказ выставлял Свое пренебрежение к человеку, служившему игрушкой в Его руках.
Элизабет испугалась, ощутив на себе Его обличающий взгляд. Она ведала, что пред ней предстал один из тех, кто проклят Богом, что Он уселся рядом с ней и наблюдал. Ее грудь вздымалась все чаще, а между ног у нее заиграли маленькие искорки, которых она раньше не замечала. Сущность, без тени сомнения в голосе, с лаской произнесла напутственную речь:
– Посмотри на всех, кто окружает тебя. Боятся ли они своих поступков и мыслей, боятся ли они творить зло и судить? Они вгрызаются в жизнь, стремясь оттянуть свою кончину, но они уже мертвы. – Он заглянул ей в глаза. – Но ты не боишься смерти, а ждешь ее, взывая к ней по имени. Ждешь того, что она пойдет тебе навстречу и оборвет нить твоих страданий. Удивительная способность видеть чудовищ, населяющих людские умы, сводит тебя с ума, но все равно хочешь нести Свет своим ближним. Ты заперта в собственной реальности, которая лишь косвенно соприкасается с общим бытием, но ты разделяешь его страдания. И все, к чему прикасается твое сердце, покрыто шипами, ранящими тебя и доводящими до отчаяния. Никто, кроме меня, не слышит твоих криков, тебе не верит и не видит того, что видишь ты. Сама прекрасно понимаешь, что с каждым днем тебе будет ставиться все хуже и хуже, тебе будет все тяжелее и тяжелее. Будут появляться новые оковы, которые неизбежно прикуют тебя к людскому быту, а скорее всего, сломают тебя и превратят в одну из них. В тебе навеки затухнет огонь протеста, и тебя не потревожит мысль о том, что нужно искать большего. Ты боишься того, что смерть не подоспеет вовремя, что ты перестанешь ждать, будешь напугана ее появлением. Прибереги свои силы для дальнейших странствий, не распыляй их на бренное существование, ведь это существование в ограниченном пространстве. Тебя не оставят в покое даже на миг, они всегда будут присутствовать рядом с тобой. Давя на жалость, сочувствие, они будут себя называть твоими близкими и привязывать тем самым тебя к быту, который ты уже не осмелишься бросить.
Монолог оборвался, и Варя открыла глаза: бесплотный Дух исчез, оставив за собой лишь след из маковых лепестков и дегтя. Внезапно собралась гроза, и молния попала в церковь – она вспыхнула, как спичка, и быстро прогорала. Элизабет, как и другие прихожане, побежала к выходу и вышла одной из первых, Варя же осталась сидеть на лавочке и смотрела, как пламя охватывает все вокруг. Но оно ее не ранило и не тревожило. Ее взгляд застыл на статуе ангела с холодными и влажными губами: крыша над ним провалилась, и он стоял под ливнем, озаряемый светом молний. Огонь не подступал к нему, и никакие балки, сорвавшись с потолка, не могли разрушить грот, в котором он нашел свое убежище. В дыму стали пропадать очертания предметов, и Варя закрыла глаза, в тот же миг воздух применился и стал холодней, зловонней. Покойница вернулась на болота, где все также было заволочено дымом.
Хильда, мать Элизабет, стояла во дворе и истошно вопила. У Вари защипало глаза, и она перевела взгляд на воду, в тихой глади которой отражалось происходящее на берегу: глава семейства выволок на улицу детей, они упирались как могли и кричали, но все это было бесполезно. Он обложил дом кучами хвороста и соломы и поджег их. После Арон схватил свою жену за руку и подволок ее к одному из деревянных столбов, врытых в землю у них в палисаднике. Варя насчитала шесть столбов: братьев было трое, оставалась Элизабет и Хильда, кому предназначался последний шест, она не знала и не могла предположить. Мальчишки побежали к маме, но она велела им вернуться, бежать в лес и прятаться, Арон без раздумий кинул ей под ноги факел, и языки пламени молниеносно охватили подолы ее платья.
На тропе, ведущей по холму, появился силуэт Элизабет, она вся промокла под дождем, и ее золотистые локоны растрепались и волочились за ней по лужам. Она пыталась согреться, обхватив саму себя руками, ее зубы стучали, а по лицу стекали слезы. Девушка снова ходила к гадалке, это было понятно сразу – креста на ее груди не было, она держала его в руках, не успев надеть до возвращения к отцу – на горизонте было пламя, и она была уверена в том, что их дом горит, а потому спешила, как могла.
Но Варе показалось поведение Лизы странным: она видела, как огонь вцепился в ее мать и истязал ее до последнего стона, но девушка не шелохнулась с места – стояла как вкопанная, и на лице у нее не было гримасы ужаса, смятения – оно выражало только спокойствие, холодность, присущую Вурду.
Отец бегал по двору, вытирая о траву окровавленные руки: один из его сыновей все– таки попытался бежать, и он догнал его с топором в руках и убил. Оставшихся двоих сыновей он растащил к столбам и крепко-накрепко связал. Вытерев руки, Арон отдышался, но снова в пал в истерику и закричал:
– Очисть – очисть! Пусть эта боль станет искуплением их греха. А если не было греха, то пусть они вознесутся, как возносятся невинно убиенные. – Арон озирался по сторонам и заметил Лизу, теперь он говорил, глядя ей прямо в глаза: – Ты забрал меня у них. Уволок прочь, не оставил им ни единой надежды. Впервые вступая на порог моего дома, Ты крался в ее спальню, как вор. С недавних пор Ты возомнил себя здесь хозяином. Но они последовали за мной, покорились моей воле, а не Твоей, потому что я привел их к Спасению. И теперь они навсегда останутся в моей светлой памяти, а о Тебе я навсегда позабуду. Я перестану знать Тебя, сотрутся мгновения нашей первой встречи. Прошу, пусть исчезнет память о том дне, когда Ты обольстил мою дочь, клеймил ее позором смертного греха и приблизил ее встречу со Смертью. Но ничего! Я испепелю все, чего касалась Твоя могучая тень. Восставший против любых оков, Ты сносишь свое бытие, я снесу свое. Не стой на моем пути!
Отец смотрел прямо на Элизабет, но не видел в ней своей дочери. Варя вмиг осознала, что произошло с ней, и ей хотелось, чтобы девушка ее услышала: «Я сама стояла на пороге, у каждого он свой. Стараниями врачей муки моего пребывания среди живых были продлены. Не знаю, вернулась ли моя душа в тело, или же просто оно рефлекторно ожило. Все мои действия вполне могли быть лишь мышечными подергиваниями и выражать собой лишь симптомы, столбняка. Но это не отменяет того, что я единожды, как и ты, оступилась, заблудилась на своем пути. Я тоже обещала себе, что дойду до конца, и я не уверена, что сдержу свое слово. Но ты написала, что готова ползти на брюхе, стараться из-за всех своих сил дотянуться до тишины. Я не смею судить тебя, то, что я до сих пор с Ним, не дает мне права оценивать твою жизнь. Я верю, что ты старалась изо всех сил, сделала все, что могла. Чувствую тот ветер, что бил тебе в лицо. Даже там, на разбитой скале, ты почувствовала себя ненужной, униженной. Шагая вниз, ты понимала, что тебя ничего не ждет, никому даже там ты не нужна. Ты накрутила себя еще сильнее, взвела курок? Довела себя до края, чтобы, хватило смелости шагнуть вперед? Я верю, что не сама ты себя довела. В тебе нашел отголосок вечный плач. Твоя душа, как и некогда моя, оплакивала все человеческие муки и беды. В своем плаче ты доходила до остервенения, врывалась в кладовку своего подсознания. Ты кидалась словами, рвала свое нутро, резала себя каждой обидой, чтобы быстрее иссякнуть. А запас сил, амбиций, воли к жизни, казался неисчерпаемым. Элизабет, как долго длится твое падение или полет? Коснулась ли ты земли? Разбилась ли… Боюсь спросить, ты умерла?»
Арон не тронул Элизабет, сперва он хотел расквитаться со сводницей-колдуньей, жившей по соседству внизу на склоне холма, ближе к чаще леса, а потому он сперва отправился за ней, подумав, что Элизабет некуда бежать. Но девушка побежала в лес, а там к скалам, и потому Варя была уверена в том, что, не выдержав увиденного, не желая носить Его ребенка, она покончила с собой, спрыгнув вниз.
Вдруг Варя почувствовала резкий рывок, и нечто отбросило ее в сторону берега. От былого пожара не оставалось и следа, разве что трава во дворе была выжженной, и местами на окнах осел нагар. Старик встал на пригорке и молча наблюдал за происходящим. Демона видно не было, но всюду слышался Его голос:
– Я искренне желал этого ребенка, после гибели моей семьи мне нужно было что-то, чему я могу посвятить свое дальнейшее существование. Вот только, ты все испортил.
– Моей вины нет в том, что погиб Свет, питавший душу моей единственной дочери – Лизаньки. – По щекам старика катились слезы. – Ты забрал ее у меня!
– Она тебе никогда не принадлежала, и все, что я забрал у тебя, была только память о ней, которую ты и сам просил забрать, и то я только что тебе ее вернул. Не моя вина в том, что все воспоминания о ней такие горестные, а твоя. Ты не можешь меня упрекать только за то, что я Демон! Судят за помыслы и деяния, а все, что мне было нужно, так это прикоснуться к Свету, которого я навечно лишен.
ГЛАВА 27. ПРОЩАНИЕ
Варя не хотела верить своим ощущениям и интуиции, которая говорила ей, что Вурд опасен и намерен ей навредить. Она заняла оборонительную позицию – встала на ноги, и когда обернулась к берегу, то увидела Демона, стоящего прямо перед собой. На его шее и жилистых руках проступили черные вены, глаза горели безумным пламенем, за спиной у Него были кожаные черные крылья, покрытые татуировками и шрамами. Одной ладонью Он закрыл ей рот и нос, вторую руку положил ей на глаза, от чего они с чудовищной силой заболели. Покойница увидела сцены пыток, которым в аду подвергаются души грешников. Целый конвейер по производству боли на ее глазах пришел в движение, его механизмами управляли искалеченные уродцы, которые достаточно быстро перемещались на четвереньках и дрались между собой за право истязать вновь прибывших жертв. Людские души существовали здесь, будучи абсолютно голыми, истощавшими и дряблыми. Им было противно смотреть друг на друга, и каждый из пленников мучился от того, что в аду все равны и нет ни в чьих страданиях исключительности.
Варя увидела девушку, чьи нервные окончания лежали на самой поверхности прогнивающей кожи, ей было больно шевелиться или касаться чего-либо, но она с остервенением карабкалась вверх по цепям, стремясь сбежать, а другие грешники, как крабы, пытались стащить ее обратно на дно ведра. Девушка видела окровавленную дыбу, пресс, прочие орудия инквизиции и слышала вопли, заглушающие даже шум вечно извергающихся вулканов. По отвесным склонам передвигались сущности низшего порядка, паразиты. Они имели множество цепких лап и длинные хвосты, собирались в стайки и о чем-то спорили между собой, издавая нечленораздельные звуки лишь отдаленно похожие на человеческую речь.
Варя воспротивилась гнету и хотела вырваться из удушающих объятий Демона, прокусить зубами Его кожу, растерзать до смерти. Но ей было это не под силу, Он, совершенно не утруждаясь, повернул ее к себе спиной и толкнул вперед:
– Садись в лодку! – прорычал Вурд.
– Куда мы плывем? – закричала Варя, уже не контролируя свои эмоции.
Вместо ответа Он вновь толкнул ее в сторону лодки, и обратился к старику:
– Я заранее заплатил тебе за дорогу к Городу 1303, отдал тебе душу твоей дочери, так ведь? – Вурд посмотрел на старика. – И теперь, когда между нами нет никаких обид и недомолвок, ты мог бы мне еще кое-чем помочь.
– Я знаю, зачем Ты на самом деле сюда пришел, – забыться, но я не стану Тебе в этом помогать. – Старик приблизился к пристани. – Люцифер строго-настрого велел мне всякий раз, когда Ты придешь, гнать Тебя прочь. И в этом Он прав, какой смысл наказывать Тебя и изгонять, раз Ты в один присест можешь обо всем забыть.
– Садись в лодку! – Он вмиг оказался рядом с паромщиком и схватил его за ворот рясы. – Я не могу позволить себе терять время, в Городе 1303 меня ждут великие дела, возможность начать новую жизнь, получить заветное Спасение!
– Твое проклятье вечно! – Старик противился Ему. – Тебе его не снять и не начать жизнь сначала, просто схватив за ляжку новую девку. Тебе не удастся вновь привлечь к себе взор Господа Бога нашего. Ты можешь забыть, а Он никогда! И я никогда не забуду, моя дочь Тебе тоже этого не простит.
– Не говори за нее! Все, с кем я имел дело, прощали мне все наперед, зная, кто я такой и зачем пришел! – Вурд посмотрел на Варю, она тихо плакала.
– Ты предаешь память обо всех, кто Тебя любил, обо всех, кто пал жертвой Твоего проклятья и ненависти!
– Полагаю, нам не зачем распыляться и произносить ненужные слова, ими все равно ничего не изменить, и я не желаю вечно скорбеть о содеянном. – Демон ухмыльнулся. – А потому я предлагаю тебе достойную плату за твои услуги. Отведи меня на мои болота – в царство вечных льдов, и закуй там мои тревоги и боль прожитых дней и поражений.
– О какой плате идет речь? Что Ты можешь предложить мне из того, чего у меня еще не было? Ты не один странствуешь по болотам, ко мне и другие Демоны обращались, пусть не столь могущественные, как Ты, но они отдали мне трех Ведающих, – Старик указал на клетки с воронами.
– Небольшой сувенир для твоей дочери, память о которой теперь всегда с тобой, – Вурд лукаво улыбался.
– О чем идет речь? – старик был заинтригован.
Высоченная тень схватила Варю под руки и кинула на землю перед Вурдом, Он не стал помогать ей встать, а напротив, уперся ногой между ее лопаток и вдавил в сырую землю. Покойница чувствовала жар в груди и то, как ее позвоночник и ребра выгибаются под тяжестью веса Его ступни. Он наклонился к ней и прошептал:
– Ну же! Пойми наконец, что тебе некуда от меня бежать, что никто не придет тебе на помощь! Разозлись, прояви себя!
Но Варя не злилась на Него, напротив, она Его жалела. Демон почувствовал это и решил подлить масла в огонь:
– Это я убил Аню! – Демон рассмеялся, но в Его смехе Варе слышалась лишь горечь утраты. – Я забрал твою жизнь, а до этого постоянно следил за тобой, примерялся!
– Я знала это, и потому всегда пыталась предстать перед Тобой в лучшем свете, – прошептала Варя и поморщилась от боли, Вурд наступил на нее сильнее.
– Долго еще это будет продолжаться, мне тошно тут стоять! Мы двигаемся в путь или нет? – разгневался паромщик. – Можешь ее не истязать, мне не нужна зареванная девчонка.
– Это не просто зареванная девчонка, да и не ее саму я тебе предлагаю. – Вурд поднял Варю с земли и толкнул в сторону лодки. – Поговорим об этом по дороге.
– Это уже не будет иметь никакого смысла, поднимайтесь на борт! – пробормотал старик.
– Греби в сторону льдов, иначе я обращу тебя в пыль! – Вурд рассвирепел и наставил на него указующий перст.
– Ты не посмеешь этого сделать!
– Ни Бог, ни Дьявол не придут к тебе на помощь! Не скоро обнаружится то, что тебя больше нет!
– Но никто больше не сможет Тебе помочь, кроме меня! Погубив меня, Ты, может быть, навечно лишишься возможности очиститься!
– Я как-нибудь с этим смирюсь, – Вурд рассмеялся.
– Не смиришься!
– Постой, ты же сам сказал, что я, возможно, не найду другого способа забыться, но ты не знаешь этого наверняка.
– Как и Ты, а потому и не смиришься.
– Шайн, как ты думаешь, нам стоит сейчас отправиться на Север?
– Я недостаточно страдала, чтобы что-то советовать тебе, – простонала Варя и поднялась на лодку.
– Она согласна, а по дороге мы с ней немного поговорим, и ты увидишь насколько ценно мое предложение!
Старик немного помедлил и взялся за весло:
– Мое время – вечность, как и ваше. Так что мне не составит труда доставить вас туда, куда Ты просишь, но помогать Тебе забыться я не стану до тех пор, пока Ты не заплатишь мне.
Лодка, медленно покачиваясь на волнах, отплыла от берега: ворлак тяжело дышал, старый дуб весь стонал, скрипели клетки с птицами, все звуки казались Варе очень громкими и сводили ее с ума. Но больше всего ее пугал тяжелый, давящий взгляд Вурда, сидящего напротив нее и смотрящего ей прямо в глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций, Варя не могла прочесть, что Он чувствует или замышляет, но Он уже не был прежним покровительствующим ей духом, созданный ею самой, обман рушился, и она была не в силах ни на что повлиять.
Вокруг них было зеленое, зыбкое и ядовитое болото, воды которого то и дело вздымались, бурлили, выделяли облака зловонных испарений. В нем постоянно мелькали какие-то страшные чешуйчатые твари, норовящие взобраться вверх по столу дуба и разграбить тянущийся за ним плот, но старик умело стряхивал их веслом обратно вводу. Вурда за сапог схватила женская перепончатая рука с длинными, острыми когтями. Вместо того чтобы скинуть напавшую на Него сущность, Демон схватил ее за руку и потянул на борт, когда из воды показалась женское личико, Он заглянул твари в глаза, и прошептал:
– Убирайся отсюда и сестер своих уводи, да поживее, пока я не проголодался, и болото не окропилось вашей кровью. – Он разжал руку и скинул русалку обратно в воду.
– Не надо! – внезапно для самой себя взмолилась Варя. – Не старайся казаться и быть хуже, чем Ты есть на самом деле.
– Чем я есть на самом деле? – Вурд нагло ухмыльнулся. – Разве может быть хуже, чем уже есть сейчас? Разве что сам Дьявол превзошел меня в своей злобе и мятежности духа, в своих амбициях и муках совести, которая уже сделалась садистом и только наслаждается при каждой новой возможности истязать меня. – Вурд пододвинулся к ней вплотную и уперся ей в грудь лбом и рогами, как бы слегка склонив перед ней голову. – Я всегда говорю, что не надо идти за мной, пытаться быть рядом со мной, потому что и я сам не ведаю, насколько для вас опасен. Многое из того, что я сотворил, уже успело забыться.
– Но Ты говорил, что никогда прежде не совершал ничего подобного, что Ты все помнишь и потому ведешь дневник. – Варе хотелось верить в то, что это лишь игра – Его временный образ, который Он берег для встречи с паромщиком.
– Я солгал тебе. Дневник я веду только потому, что не хочу терять возможность что– то вспомнить, чтобы не забыть хронологический порядок вещей, и не более того. – Вурд поднял голову, Его глаза горели черным светом, тонущим в тумане. – Я много о чем врал тебе, точнее, во многое ты сама поверила, не требуя подтверждения или опровержения своих домыслов. Все, что мне нужно было делать, чтобы ты пошла за мною – молчать.
– Все, что Тебе нужно, Ты всегда можешь получить, просто попросив меня об этом! – Варя положила руку Ему на руку, но Он ее скинул. – Неужто Ты не видишь глубину моего сердца и не чувствуешь мою любовь к Тебе!
– Все, что я чувствую – бездна, сосущая у меня под сердцем. В ней тонет абсолютно все, кроме нескончаемой ненависти, сожалений и тоски! Что мне до твоей любви, если она обернется для нас горем, о котором я позабуду, а ты нет? Я чувствовал, что люблю тебя, но это чувство погибло в смятении между выбором – быть мне с тобой или же оставаться свободным зверем, которому нечего терять.
– Зачем так скверно со мной поступать, за что? – Варя не знала, куда деваться. – И не пытайся выдать свое равнодушие ко мне за благие помыслы, они у Тебя низменные, а потому Ты никогда не дотянешься до Света – Тебе важно лелеять все то, что кроется во Тьме, потому что то же самое кроется в Тебе самом.
– Ты ни в чем не повинна! Это и сгубило тебя, будь твое сердце ожесточено, хладно, то ты ни за что бы не пролила Свет на такого, как я.
– А какой Ты на самом деле? – Варя вцепилась пальцами в кору дерева так, что до крови сломала два ногтя. – Что мне сейчас, с разбитым сердцем, нужно узнать о Тебе, прежде чем в нем закипит ненависть и железо не закует его изнутри, делая мое сердце подобным Твоему?
– Я равнодушен к тебе, как мы это уже поняли. – Вурд откинулся назад и закурил. – Все, что меня действительно волнует, так это я сам. У меня впереди целая вечность, как и у тебя, только она открылась мне раньше, а потому я уже могу судить о том, как бывает трудно себя чем-то занять и на что-то отвлечься. У каждого из нас еще столько впереди путей, миров, горизонтов, что глупо держаться за руки всю дорогу. Мне понравилась твоя лиричность, словно ласточка в моих руках, но твоя привязанность уже излишняя. Я мог бы сожалеть о том, как с тобой обошелся, как передал тебя в дар, но не стану – мне вот-вот предстоит забыть об этом, как и обо всем другом – тошном, слезливом и суетном.
– Моя жизнь все тянулась и тянулась, а я все плакала и плакала… – она бормотала себе под нос. – А Владислав, пожалуй, прошел бы все миры со мной за руку.
– А ты хотела бы этого?
– Не знаю.
– Так и не узнаешь, в этом мы с тобой похожи! Нами движет жажда познания, измерения, пробы, но это невозможно в постоянстве.
– Я это понимаю, просто мне хотелось, чтобы у нас с Тобою все было дольше и всего было больше. К примеру, утро, которое ты мне обещал.
– Я сдержал свое слово, у нас было то самое утро, никто не виноват в том, что оно не длилось дольше – ты просила лишь о нем.
– Я знаю, и ни в чем Тебя не обвиняю, ни о чем более не прошу. Да и никогда нельзя было Тебя о чем-то попросить, я заигралась.
– Ты злишься на меня? – заискивающе и пока еще извиняясь спросил Демон.
– Нет, – холодно, но искренне ответила Варя.
– Тогда я продолжу и скажу тебе кое-что еще. – Он глубоко затянулся и выдохнул дым. – Все, кроме меня, говорили тебе правду и пытались тебя предостеречь. Но ты и сама это знала, просто не хотела их слушать и верить им. Это я толкнул в петлю Тшилабу, когда устал от нее, и она уже сыграла свою роль, – Он засмеялся. – Это я привел к власти и сверг Нину, потому что она утратила свое былое свечение, на которое я летел, как мотылек. Более того, моя сумасшедшая сестра – Агата, как и все безумцы, видит истину – не существует никакого Гектора, это я казнил свою семью, уличенную в попытках отыскать новое счастье и выйти на Свет, чтобы опровергнуть догадки Дьявола и временно заставить Его поверить в мою преданность Ему! Я хотел выиграть время, позабыв, что у меня в запасе целая вечность.
Варя начала замерзать, температура воздуха резко упала, и изо рта у нее пошел пар. Она посмотрела за борт и увидела, что навстречу лодке плывут толстые льдины, а паромщик веслом ломает тонкую пленку льда, местами сковавшую застоявшуюся воду.
– Не переживай, – ласково сказала Варя. – Ты скоро все это забудешь, как страшный сон.
– Вот за что я люблю и ненавижу свет! Жертвенность! Ты искренне желаешь, чтобы мне стало легче, а ведь я бегу от праведного, заслуженного наказания и не смилуюсь над тобой! – Он нежно двумя пальцами взял ее за подбородок и почти поцеловал, но остановился.
Варя толкнула Его в плечи, хотела встать, но завалилась набок и снова села. Ей безумно хотелось любой близости с Ним, и пусть словами Демон не ранил ее, она сама себе сотню раз их повторяла, и знала наперед все сказанное Им до мелочей, но отобранный поцелуй – пренебрежение, породили в ней искру ярости. Она развернулась, а вместе с ее корпусом развернулись и ее сияющие крылья: каждое перышко переливалось от синего к зеленому, а в отсутствие света казалось полностью черным. Паромщик резко развернул лодку и прокричал:
– Я приму твой дар, Саммаэль! – Он закричал громче: – Я согласен.
Вурд зло посмотрел на Варю и протянул вперед руку, чтобы схватить ее, но она увернулась от Него и взлетела в небо. Она неумело и отчаянно махала крыльями, но набрать безопасную высоту и скорость не смогла – Ангел смерти вихрем поднялся следом за ней и схватил ее за ногу, подтянул к себе.
– Тебе некуда бежать! – Его голос зазвучал повсюду. – Ты на бескрайних болотах.
Демон прижал Варю к своей груди и закрыл ее своими крыльями, они парили в сером облачном небе и постепенно снижались к промерзшей земле. Девушка смирилась, и единственное, о чем она хотела думать, это было Его горячее тело и темное свечение, которое исходило от Него. Она закрыла глаза и открыла их, только когда они повалились в снег, усыпанный лепестками алого мака, упавшими вместе с ними с небес, – часть их все еще парила у них над головами и оседала на землю. Вурд быстро поднялся на ноги и навис над Варей, она с трудом подняла голову и жалобно посмотрела Ему в глаза, но в них не было пощады и сочувствия. Демон вынул из-за пазухи зазубренный нож и развернул жертву к себе спиной, одной рукой Он обхватил ее крылья и принялся пилить их у самого основания. Они бились и трепетали в Его руках, Варя истошно вопила и хваталась руками за колкий, обжигающе холодный снег, но Он продолжал кромсать ее ножом. Паромщик сошел на берег и близился к ним – девушка видела его мутный, темный силуэт, мелькающий во вьюге и взметенных кровавых лепестках. Мученица услышала громкий хруст, и ее боль стала нестерпимой, словно Демон вытягивал наружу ее позвоночник, ломая при этом весь оставшийся скелет. Она потеряла сознание, упав лицом в снег.
