Текст книги "Некролог"

ГЛАВА 23. ТОПЬ

Варя постучалась в двери хосписа, но приглашения войти не последовало, и она вошла внутрь здания. Перед ней открылся вид на небольшое помещение, обустроенное в стиле дешевых мотелей: стойка регистрации, автомат с газировкой и маленький засаленный диванчик для посетителей. Ее никто не встретил, но она обратила внимание на то, что в одном из подсобных помещений горел свет. Девушка подошла к двери и увидела лестницу, ведущую в подвал.

Внизу было несколько помещений, связанных одним длинным, узким коридором с бетонными стенами. Каждое помещение было оборудовано под лабораторию по изготовлению наркотиков и взрывчатых веществ. Окна в них были расположены под самым потолком и заколочены досками, над рядом выставленных на столах колб и банок с реактивами болтались петли, в некоторых висели скелетированные или разлагающиеся трупы кошек. Внезапно раздался пронзительный писк таймера, и из кладовой комнаты выскочила растрепанная цыганка, одетая в облегающую тельняшку и кожаные штаны. Варя сразу ее узнала – Тшилаба. В одной руке она держала пойманную за хвост кошку, в другой руке у нее был разделочный нож. Путница с удивлением смотрела прямо на нее, ожидая дальнейшего развития событий. Цыганка ее не видела, она замерла на месте и прислушалась к шагам, доносившимся с лестницы. Тшилаба ударила кошку головой об стол и отшвырнула в сторону ее труп, после она подбежала к кухонному столу и схватилась за пистолет – Beretta 92FS.

В комнату вошел Вурд и двинулся прямо к цыганке. Он наступил на кошачий труп и поморщился:

– Ты так и не избавилась от этих тварей? – Демон улыбался.

– Я не видела Тебя уже сотню лет! – Цыганка бросилась Ему на шею, и Он приобнял ее за талию. – Они повадились лазить сюда со свалки, которую устроили все так называемые беженцы, окончательно превратившие наш район в свинарник.

– Не переживай, я скоро прибуду в Город 1303, и помогу тебе с этим разобраться.

– Взамен проси все, что захочешь! – Она потянулась за сигаретой. – Ты же знаешь, я Тебе ни в чем не могу отказать.

– Ты все так же поддерживаешь оппозицию?

– Зреет переворот, гражданская война. – Цыганка пафосно выдохнула табачный дым.

Она подошла к нему вплотную, прижалась своей круглой грудью к его напряженной руке и продолжила говорить, произнося каждое слово с вульгарной нежностью:

– Кошки буквально повсюду, от них уже не избавишься. – Тшилаба резко вскинула руки, она была перевозбуждена. – Они лезут изо всех щелей, зная, что здесь их ждет верная смерть. Но они все равно лезут! Но Ты, конечно, скитаясь по серым берегам, даже не заметил, как это место стало таким. Ты спросишь, испугалась ли я? Сломалась ли? Да-да, мать Твою! Границы ада сдвинулись и пришли в движение, поглотили этот проклятый город, и мне стало страшно. Вся кровавая масса, которая осталась на земле и воздухе после столкновения с Тьмой, продолжила свое движение, и мне стало еще страшнее. Я видела, как заблудшие души вязли в какой-то густой смоле, тонули в ней и становились частью ее.

Цыганка с большим пылом прижалась к Его телу и стала об него ласкаться, тереться, как одна из столь ненавистных ей кошек. Демон за ее спиной закурил сигарету, а после свободной рукой холодно прижал ее к своей груди.

– Понимаешь, я словно чувствую, как эти вихри танцующего раскаленного воздуха несутся вперед, вбирая в себя все, что простирается на их пути. – Тшилаба склонила перед Ним голову.

– Эти вихри всегда присутствовали. – Он прижал ее чуть ближе, пытаясь сбавить ее жар, но она начала целовать Его шею. – Это взрывная волна, образовавшаяся одновременно со Вселенной, толкающая ее границы в бесконечном пространстве ее несуществования, все дальше за пределы материи, разума. Ничто не остановит ее движение, оно само по себе является смыслом ее существования – вечное стремление вперед. Мы никогда не увидим горизонта событий, не увидим того, что представляет собой та грань, где существующая материя приумножает себя, открывая перед собой белое полотно небытия. Мы лишь наблюдаем ее хвост, как от кометы – вихри Жизни. Вихри самого ее существования. – Он помедлил, потому что Тшилаба не останавливалась и побиралась рукой к Нему под одежду. – Мы – часть этой же энергии, мы сами такие же вихри, вечно разрываемые встречными потоками. Границы ада, которые поглотил это место, только лишь локальный для нашего существования пример того, что мы разделяем и повторяем в своем разуме все тоже стремление первозданной Вселенной. Мы всегда стремились создать облик бесконечного зла, создать образ боли, который бы превосходил ужас уже нам известных агоний, вынести на неизвестный нам уровень страх, придумать такой, чтобы сознание разрывалось на части. Мы всегда стремимся развивать границы нашего познания, загадывая для себя наперед маршрут, питая энергией взрыва то, что до появления абстрактного мышления еще не существовало.

Она добилась своего, Вурд прижал ее к стене, приподнял над полом, начал снимать с нее одежду. Ее большая упругая грудь выкатилась из-под кофты и упала ему в свободную руку.

– Я это все знаю, точнее, инстинктивно ощущаю. – Она тяжело задышала и начала прикусывать мочку Его уха, Вурд отстранился от нее, продолжая снимать с нее штаны. – Но я боюсь не того, что уже существует, а того, что мне еще только предстоит увидеть. И я не могу не питать это своими мыслями и страхами, нечто словно вытягивает их из меня, пользуется моим незнанием.

– Это заложено Вселенной, вечный поиск знаний, открытий новых пространств для себя, ведь они заполняются жизнью – ее собственной энергией. Мы – лишь способ достижения этой цели. Поэтому не имеет смысла взывать к Ней о помощи, ты одна из ее составных частей – компонент энергетической смени. Это все равно, что молить саму себя о пощаде. Ты же сама себя ни за что не пощадишь? Иначе ты бы уже обрела свое Спасение или Погибель.

– Давай тогда направим наши мысли в верное русло. Сотворим для себя немного заветного блаженства. – Цыганка высвободила Его член из брюк.

Варя не хотела наблюдать за ними, секс с этой женщиной казался ей отвратительным. Она никак не могла понять, что связывало могущественного Демона и голодранку. Девушка вышла из комнаты, снова оказалась в холле первого этажа, она решила осмотреть комнаты, некогда бывшие больничными палатами. Всюду пахло выгребной ямой, выложенный в коридоре линолеум был густо населен мокрицами и прочей кишащей тварью, которая хрустит под ногами. Это место сменило множество предназначений, хоспис успел послужить местом сбора какой-то партии, о чем свидетельствовали листовки, расклеенные на исписанных граффити стенах, также здесь проводились занятия по сестринскому делу и курсы по контролю гнева. А после, это стало одним сплошным притоном. Каждая отдельная взятая палата выглядела как чья-то жилая комната, только, по-видимому, жильцы не отличались своей чистоплотностью и набожностью. За дверьми комнат выставлены мусорные пакеты, грязные ботинки. Вдоль стен тянулась батарея из пустых стеклянных бутылок, внутри которых таинственно играл свет, падающий от лапочек накаливания, без плафона вкрученных в цоколи.

Покойница совершенно бесцельно шла вперед, и даже перестала различать окружавшие ее предметы, постепенно пропадали цвета. Она видела мир в черно-белом цвете, а яркость картинки продолжала стремительно падать. Потом осталась лишь тьма, прерываемая островками белого света, который выглядел как элемент рисунка – блик на черном лаковом фоне. Варя шла уже около десяти минут, а коридор все не кончался. Девушка обернулась назад и почувствовала, будто две стороны узкого коридора, поменялись местами, что перед ней появилась та же самая дверь, что и была до этого – ведущая в другое отделение, а не дверь, ведущая к выходу. Она услышала щелчок, словно кто-то включил ночник у нее за спиной. Варя обернулась, и картинка немного вытянулась вперед, но при этом не изменилась. Путница без резких движений снова сделала поворот, и снова вид остался прежним, что полностью дезориентировало ее в пространстве.

Из-под двери одной из палат медленно просочился в коридор свет, будто кто-то аккуратно разлил пакет молока. Варя решила подойти к двери, но вблизи оказалось, что ее не существует – нет никакой двери, только глухая стена, и свечение пропало. Покойнице почудилось, что она может разобрать контуры отдельных предметов: мусорных пакетов, высохших комнатных растений, только они сами тоже были черного цвета, словно неаккуратно выкрашены тушью. Она начала понимать суть слов, сказанных Вурдом в подвале: человек отрыл ящик Пандоры, в противовес вечному блаженству он создал бесконечно растущий страх.

Варя пошла вперед, ведь не имело никакого значения в какую сторону ей двигаться. Девушка опустила голову и равномерно плыла по коридору, как вдруг нечто коснулось ее руки, и у нее на лбу проступил ледяной пот. Варя повернула в бок голову: картинка обрела прежние цвета, коридор был окутан зеленоватым светом, а сама она находилась практически у дверей отделения интенсивной терапии – в противоположной от выхода стороне коридора.

– Вы не видели его жену? – спросил у нее незнакомый немощный старик, одетый в медицинский халат с прорезью во всю спину, на ногах у него были пожелтевшие тапочки.

Варя повернулась в указанном им направлении и увидела, что дверь одной из палат открыта, она приблизилась к ней, а старик поплелся за ней следом:

– Сестра на вызов не приходит. – Он откашлялся, при каждом его вздохе слышался мучительный скрип, издаваемый каждой его костью, обтянутой почти прозрачной кожей. – Он сейчас отойдет, жену все зовет. Вопил страшно, мы ему рот подушкой закрыли. Может, хоть так он быстрее скопытится.

В палате на проржавевших койках лежали четверо мужчин, в основном старики, но одному на вид было не более пятидесяти лет. Один из них страшно метался по кровати и звал на помощь.

– Да не ходит она к тебе, – раздался хрип. – Не видел ее никто. Понимаешь, не видел!

Девушка зажмурилась, понимая, что сейчас этот страдалец, блюющий кусками собственного мяса вперемешку с остатками зеленой желчи, умрет. Она знала, что это происходит не здесь и не сейчас, это либо призраки прошлого, либо крики, доносящиеся из-за стенки. Некоторые места вечно волочат за собой свою историю, как подол траурного платья.

– Она идет, идет к тебе, еле ковыляет, но спешит, – старик, встретивший Варю в коридоре, принялся успокаивать своего приятеля.

Но умирающий старик уже не слышал его, последние судороги охватили его тело, в агонии он приподнялся над кроватью, а после замертво упал в нее. Варя сделала шаг назад, повернула в сторону голову и увидела, как от малейшего дуновения ветра окружавшие ее призраки превратились в пыль, частицы которой еще долго кружили в воздухе.

Труп оставался лежать на проссаном матрасе, когда в коридор вошла Ведающая, точнее влетела в дверной пролет вороном, но по мере своего приближения к палате она обрела человеческий образ. Ее одежды были настолько длинными, что еще на метр тянулись за ней следом. Все участки ее тела, кроме лица, скрывались под кружевными тканями, а под широкими, ниспадающими рукавами ее платья были бархатные перчатки. Она олицетворяла собой весь пафос скорби и печали – являлась образом трагедии рода людского.

Варя не могла оторвать от нее взгляд, в складках одежды Ведающей гнездились крули, которые вскоре стали появляться повсюду и, как мошкара, кружили под потолком. Девушка понимала, что ей следует бежать, ведь она стояла прямо перед Ведающей, которая уже должна была ее увидеть, но признаков заинтересованности в ней не подавала – смотрела куда-то вперед, словно Вари и вовсе не существовало на ее пути.

– Дайте же наконец пройти! – рявкнула у Вари за спиной медицинская сестра, толкающая впереди себя столик с медикаментами, и тотчас прошла сквозь нее в палату, где только что умер пациент.

Варя решила выйти в холл, и перед ней снова простирался уставленным мусором коридор ночлежки. Ведающая тоже куда-то испарилась, как и испарился труп, находившийся за дверью обжитого кем-то номера.

– Посторонитесь! Я спешу-спешу! – раздался странный мужской голос у Вари за спиной, признаться, он звучал как женский.

Позади нее был Габриэль Заблоцкий, вырядившийся, как заботливая бабуля: платье с мелким кружевом и узором в виде белых ромашек на светло-голубом фоне, аккуратная шляпка с синей лентой, чулки, натянутые на непомерно толстые и волосатые ноги, чешки с низким каблуком. Он суетился, как курица-несушка, и пытался прорваться в комнату, рядом с которой стояла Варя. Заблоцкий оторопел и сперва сделал вид, что не узнает ее:

– Вы не видели моего покойного мужа? – Он посмотрел Варе в глаза и стер тушь, стекающую по его пухлым щекам. – Мне казалось, что он снова кричал во сне и звал меня, как в тот раз, когда я не успела приехать…

– Я только что видела его – он умер, – с наигранным сочувствием произнесла Варя.

– Варвара Николаевна, вы ли это? – изумленно сказал Габриэль и поставил руки в боки. – Я думал, что вы умерли и попали в рай! Какая неприятная неожиданность встретить вас здесь.

– А здесь это где?

– В Городе 1303, в районе А10. – Заблоцкий присел на край кровати. – Да еще и в логове Тшилабы. Зачем вы сюда пришли?

– Я не знаю, как здесь оказалась.

– А, понятно! Вы так и скитаетесь по следу этого вашего Демона. Ну, герой– любовничек же Он! Сам небось притащился к моей цыганочке, а вас за собою приволок, свидетелем решил вас сделать.

– Ничего подобного, я скорее сама пришла. Думаю, Он хотел отделаться от меня в заснеженной степи или оставить меня ждать Его возвращения, а я зачем-то поперлась за Ним.

– Он водит вас через болота? Демон пытается, что-то вспомнить или забыться, – пробормотал себе под нос Заблоцкий.

– Там не было болота, только снег и ветер.

– Должно быть, Его болота скованы льдом. Демон заморозил их, чтобы тени прошлого не беспокоили Его. Но зачем Он решил вновь ступить на этот лед, я не знаю…

– Как движется восстание?

– Оно все меньше меня интересует, всю основную работу по его организации взял на себя ваш приятель – Сигма. Он – толковый парень, знает свое дело и до крайности одержим идеей захвата в заложники Нины. Мы сейчас придерживаемся выбранного им курса. – Габриэль был в прострации. – Но меня больше волнует состояние Тшилабы, ей становится хуже, она уже не может выносить это место, и ничто не скрашивает ей жизнь, даже мое присутствие рядом.

– Она не ощущает вашего присутствия. Она же мертва и ничего не чувствует. – Варя посмотрела на свои руки.

– Нет, она чувствует.Усталость, тоску, отчаяние, но не мою любовь. Демон украл свет, питавший ее жизнью, делавший ее способной переживать приятные, хорошие эмоции, а не только болезненные и плохие. Это Он умертвил ее, истощил и заразил своим гневом, не дает ей смириться и принять эту реальность. Он тревожит ее мыслями о чем-то лучшем, но пока ей недоступном. Но я-то знаю, что ничего лучшего сейчас попросту нет!

– Демон совсем не так плох, как вы о Нем отзываетесь!

– Все мы неплохи, только поступаем по-разному, кто-то хуже, а кто лучше. А так мы все одинаковые, целостные, богоподобные существа, которым должно наполнять мир теплом и светом, а не губить Его вопреки воле Творца, кем бы Он ни был.

– Если бы не Вурд, то Тшилаба отправилась бы в ад за то, что покончила с собой!

– Это Он должен отправиться в ад за то, что она покончила с собой. Не подговори Демон ее к этому, она, быть может, была бы еще жива. – Щеки Габриэля стали пунцовыми.

– А раз Тшилаба уже сделала это, то ей следовало бы повиноваться воле судьбы и пройти свой путь до конца – принять муки ада. Но Демон лишил ее возможности жить своей душой, Он распорядился ею прежде, чем это сделал Создатель или она сама. Есть только два пути постигнуть вечность, оторваться от мира чисел и пространств, это прейти к бесконечности или поставить точку, вы не можете сделать ни того ни другого.

– Как бы там ни было, вы все равно не праве вмешиваться ни в мою, ни в ее жизнь.

– Варя посмотрела ему в глаза.

– Вы говорите совершенно одинаково. Это меня и пугает, лишает всякой надежды на то, что хотя бы моей любимой цыганке удастся хоть как-то от Него спастись, но, видимо, прежде это никому не удавалось сделать. Жаль, что она не слушала меня, когда я говорил ей, что даже один, сперва кажется, невинный взгляд, одно легкомысленное прикосновение может навсегда вовлечь душу в объятья греха.

– Но зачем Ему, по-твоему, это все нужно? Я не вижу причин для жестокости, которую ты описываешь.

– Демон видит перед собой вечное, безысходное существование, которое Он пытается скрасить, утолив свою жажду жестокости. Он желает распоряжаться чужими судьбами, делая вид, что это приносит Ему пользу или успокоение, но вечное пламя, бушующее в Его сердце, не погасить, сколько крови на него не лей.

Заблоцкий снова взялся за исполнение роли горюющей вдовы и упал на колени перед кроватью, причитая:

– Мы так и не смогли попрощаться… – Он зарыдал.

Варя отстранилась от него и, испугавшись его слез, поспешила вернуться к Вурду. На первом этаже по-прежнему никого не было, а в подвале горел свет. Путница спустилась вниз по ступеням и оказалась в коридоре, который на этот раз выглядел немного иначе: стены сдвинулись друг к другу, оставляя совсем узкий проход, лампы моргали, а с потолка свисали огромные веревочные петли, раскачавшиеся от сквозняка. В том же помещении, где и была, стояла Тшилаба: она взобралась на стол и примерялась к петле, в которую собиралась прыгнуть.

– Я не смогу вновь пройти через расставание! – Она плакала и смотрела на потолок. – Мне не выдержать и дня без Тебя, Любимый мой. Ты только обещаешь вернуться и быть со мной, но Ты не сдержишь данное мне слово. – Она рассмеялась и сразу же притихла. – Кто мы есть на сегодняшний день? Гастролеры, скачущие по аренам цирков и театральным подмосткам. Зато мы востребованы публикой – многие из наших зрителей пытаются выследить нас или подкараулить из-за угла. В большей степени наш успех основан на умении выступать экспромтом, а также на отсутствии в нас жалости к себе и публике. Мы демонстрируем не просто зрелищные и понятные им номера, а добиваемся эффекта полного присутствия, чтобы никто не оставался непричастным к нашему действу.

Цыганка сделала шаг, и вокруг ее шеи стянулась удавка, узелок которой уперся ей в затылок и не давал дышать. Ее тело забилось в конвульсии, и Варя поспешила к ней на помощь, подхватила снизу ее за ноги и попыталась приподнять, но у нее ничего не выходило. Тшилаба обмякла, и ее тело повисло в петле: руки опали вдоль тела, ноги вытянулись и парили над полом. Варя отошла от нее в сторону и посмотрела ей в лицо: глаза были закрыты, рот разинут, язык выпал за линию зубов, а щеки втянулись внутрь.

Но вмиг глаза Тшилабы распахнулись, она схватилась руками за петлю и постепенно начала из нее высвобождаться. Странница не выдержала этой сцены и побежала наверх, а цыганка прокричала ей вслед:

– Выдержу! Я еще выдержу! – Она завопила и смела со стола все колбы. – Ты же знаешь, что я сильная!

Оказавшись у стойки регистрации, Варя немного отдышалась и открыла входную дверь хосписа. Навстречу ей подул холодный ветер, несущий с собой хлопья белоснежного снега. В пурге девушка не могла разглядеть того, что находилось за порогом, но перешагнула его, подчиняясь неизбежности.

Покойница повалилась на снег, понимая, что не в силах самостоятельно выбраться с Его болот, всевозможные эмоции нахлестывали на нее одна за другой: гнев, ревность, радость быть с Ним. Она находилась в состоянии аффекта и уже не разбирала, где и что говорит. Варя обратилась к Демону, призывая Его на помощь, прося не бросать ее:

– В густых клубах дыма исчезают из вида мертвецы, что бродят вокруг нас в поисках места своего будущего захоронения. Их судороги, рефлекторные сокращения вызывают у нас лишь отвращение. Мы затерялись в юности, ушли в загул в компании Есенина и, будучи пьяными в умат, забыли свой багаж, когда, горячо прощаясь с доктором Живаго, покидали старенький трамвай. Мы растворились в одном из дней моей двадцатой осени, как растворился морфий в шприце сельского врача. А промозглый ветер шептал нам, что ошибочно наше предположение, будто все люди обладают одинаковой способностью чувствовать.

Вурд не приходил, а Варя все продолжала говорить, чтобы уже хоть как-то согреться и не потерять рассудок:

– Я никогда не стану Тебя одергивать, успокаивать или отговаривать от чего-либо. Не стану просить подробных комментариев или вступать со мной в долгие дискуссии. Знаю, как бывает трудно открыть рот и выдавить из себя хотя бы стон. – Она успокаивала саму себя. – Наше состояние всегда пограничное, мы должны уметь многое прощать. Прощать другим, но не себе. Невозможно расстаться с источником боли, а что может наполнить ею душу больше, чем скорбь. Я слышу внутри своей головы, как меня вспоминают, за что-то благодарят или хают. А я хотела бы, чтобы они все забыли о моем существовании. Отпустили меня хотя бы на миг, а не притягивали меня к себе, словно не ведая, что я – проклятье. Но это невозможно, я же не могу отпустить Тебя, перестать думать о Тебе. Вот и они не могут перестать думать обо мне лучше, чем я была на самом деле. – Варя подняла глаза к небу. – Как я к Тебе отношусь? Как к существу, которое не причинило мне никакого зла, ничего у меня не отняло и ничем не обидело. Но в то же время, быть может, Ты – навязчивая идея, в реальность существования которой я поверила.

Варя проснулась в прежнем месте, рядом с ней, укутавшись с рогами под одеяло, спал Вурд. За окном был быстро растущий рассвет, солнце спешило начать и завершить положенный ему круг, чтобы как можно быстрее миновать эти земли. За дверью раздавались едва различимые шаги, Агата, как мышь, металась по залу, собирая им в дорогу все необходимые вещи, ожидая их скорейшего отбытия. Всю ночь ее одолевали встревоженные незваными гостями тени, которые рыскали по этажам в поисках источника энергии. Агата не могла позволить себе уснуть в часы бессонницы своей матери.

Девушка поняла, что Вурд во время сна соблюдал с ней определенную дистанцию, которую ей захотелось нарушить, прикоснувшись губами к Его плечам, но она остановилась, так этого и не сделав. Ей не было известно, что из себя представляет сон Демона, Варе не хотелось его нарушать. Она закрыла глаза, расслабила тело, ей было достаточно тепла, хранимого Вурдом под одеялом.

Демон заворочался во сне и поморщился, издав глубокий стон, исходивший прямо от сердца, – Ему снился кошмар. Варя решила поделиться с Ним своими мыслями, и, чтобы не тревожить Его еще больше, она рассказывала Ему все это так, будто это была колыбельная на ночь. Слова лились из нее единым потоком, как вода: гулко, угрожающе, с силой. А Демон, как ей казалось, не обращал на них никакого внимания, просто положил голову ей на руки и делал вид, что все еще спит, чтобы не пришлось с ней соглашаться. Сначала Варя гладила Его волосы, а потом перестала – знала, что Он насторожен и что это отвлекает Его от важных мыслей. Она все говорила и говорила, и лучше Ему было ее остановить, но Он не сделал этого:

– Мир превратился для меня в какой-то бетонный куб, внутри которого вошкаются люди. И я стою вовне, за пределами их ограниченного пространства и вижу их пороки, слабости. Слышу, о чем они просят и кого они об этом просят. Такое чувство, что они обо всем просят меня, а мне нечего им сказать, разве что мне насрать. В глубине души я стремлюсь лишь к тому, чтобы это все меня никак не касалось. Но мне отведена жуткая роль – проводить Тебя в последний путь. Мне довелось узнать о том, что человек, всю жизнь, искавший свою смерть, находит ее в столь не подходящее время и в столь нелепой форме. Я последняя женщина в Твоей жизни, уж точно затмившая всех предшествующих. Мой облик будет стоять у Тебя перед глазами, даже когда они навеки закроются и остекленеют. Я – отпечаток на Твоей судьбе, и раньше Ты никого подобного не встречал. Ты должен мне пару монет за то, что я помогаю Тебе уйти.

Варя договорила и вышла в сад, а Вурд окончательно проснулся только к обеду. Его мучало похмелье, что свидетельствовало о том, что Его бренное тело частично оставалось живым, ну, или все еще было пригодным для жизни. Выйдя в зал, Он сел у камина, молчал, потом попросил принести Ему стакан воды, а Агата принесла ему еще и куриного бульона, за что Он тотчас проникся к ней особой нежностью. Пообедав, Вурд начал приходить в себя, осмотрелся по сторонам и поздоровался с Варей. Ему потребовалось уйма времени, чтобы раскачаться и завершить подготовку к странствию, Он, делая какие-то пометки в истрепанном дневнике, невнятно бормоча себе что-то под нос, прокладывал их дальнейший маршрут. Демон старался как можно меньше напрягать свои больные извилины, так как понимал, что предугадать все Ему не удастся, что-то обязательно пойдет не так.

– Представь себе паутинку, сжатую в шар, – Он внезапно заговорил. – Между каждой ее нитью остается одушевленное пространство, которое находится в вечном движении и взаимодействует с внешним для него миром. Передача всей информации происходит по этим нитям, именно они связывают все существующее воедино, не позволяют ничему хаотично двигаться и рассыпаться. Даже эта сигарета, – Вурд закурил, – имеет сотни нитей, которые делают ее частью материального мира. Чашка бы не разбилась об пол, если между полом и чашкой не было бы обратной связи – программы потенциального взаимодействия. Чашка летит со стола, и нить между ней и полом стремительно сокращается, в результате мы видим последствия такого взаимодействия – разбитая чашка и невредимый пол, передавший полученный импульс дальше по таким же нитям, связывающим его со стенами и фундаментом. Видя систему этих нитей, распутывая их клубок, можно перемещаться внутри их пространства и времени, значительно сокращая дистанцию от точки А до точки Б. И сегодня мы начнем наше путешествие по этой «сети».

– Счастливого пути, – буркнула Агата.

Покидая особняк, Варя была одета почти как Ведающая, Вурд строго-настрого велел ей не скидывать покровы с волос, постоянно держать их закрытыми от чужих глаз. Он взял с собой припасы воды и еды и бережно упаковал в газеты свои рукописи – от сырости. Путники вышли за пределы города, по дороге между собой не общались, каждый пытался настроиться на дальнейший путь. Варя насторожилась, в ней возникло почти забытое чувство тревоги, она снова вступила во внутренний диалог и была этому удивлена. Ей показалось, что голоса в ее голове навеки замолчали, ее недавно приобретенная целостность снова начала рассыпаться на части: «Вот Ты и стоишь передо мной, мой Демон, одержавший вверх над моим телом, вселившийся в мой разум. – Варя посмотрела на Вурда, чтобы убедиться в том, что Он не следит за ходом ее мыслей. – Теперь я могу осмелиться посмотреть в Твои глаза. Но, как видно, не могу осмелиться заглянуть внутрь себя. Раньше я во всем могла винить Тебя, это Ты меня пугал, не давал мне переступить через порог кладовки подсознания, узнать себя получше. Но сейчас я понимаю, что монстр, которого мне действительно нужно бояться, затаился в омуте моей собственной личности. Мне стоит взглянуть ему в глаза, научиться взаимодействовать с ним или даже управлять им, но я боюсь. А боюсь того, что, обнаружив его, столкнувшись с ним лицом к лицу, я вижу в нем саму себя».

Варя не желала больше думать об этом, но эти мысли приходили ей в голову сами собой, ей не удавалось их прогнать: «Я боюсь осознать, что вся ответственность за совершенные плохие поступки и жуткие мысли лежит на мне самой, что я не ведомая каким-то демоническим созданием, не одержима. С другой стороны, что-то рвется из моей груди наружу, что-то вечно рыщет в поисках новых сил».

Они подошли к небольшому ручью с кристально чистой водой.

– Твоя единственная задача безукоризненно следовать за мной. – Вурд вошел в ручей. – Двигаться нужно будет быстро, так что не теряй бдительность и ни на что не засматривайся. Малейший разрыв нашей связи приведет к тому, что маршрут оборвется, и мы, скорее всего, никогда не сможем выбраться из болот, а может, и найти друг друга. Помни, не вступай в контакт с тенями, связь с ними – верный способ заблудиться, остаться в одиночестве. И моли всех богов, чтобы сон моего разума ничто не нарушило, в особенности внезапный визит Ведающих.

Варя посмотрела в свое отражение в воде. Ее глаза снова стали ледяными, опустели, а вместе с тем излучали таинственное белое свечение. Девушка понимала, что в пути с ней может случиться нечто ужасное. Она впервые ощутила, что болота – реальность, что они материальны, как и населяющие их тени. Тень – это вырванные газетные заголовки, обрывки человеческой памяти и личности, остающиеся после ее полного распада. Тень – это выцветавшая фотокарточка.

Вурд коснулся ветви ивы, свисавшей у него над головой, как вдруг между Его пальцами и листками проявилась едва уловимая бирюзовая нить, связавшая их воедино. Варя подняла голову и увидела, что между каждой ветвью деверева, его корнями и травой, произрастающей вокруг него, появились такие же нити, образовывавшие между собой нечто вроде кровеносной системы, по которой двигалась жизненная сила – энергия.

– Дай мне руку, – Вурд протянул ей ладонь. – Не разжимай ее до тех пор, пока мы не сделаем остановку, пока я сам тебя не отпущу.

Варя с прежним трепетом протянула Ему руку, а после в поисках покровительства и защиты прижалась к Нему бедром. Ее глаза закрылись сами собой, и яркая вспышка света озарила все вокруг. Девушка не ощущала своего тела и словно скользила по водной горке, где все смешалось воедино. Вскоре она не могла отличить себя от травы и сосен, по жилам которых проходил их путь. Они пользовались этим свечением, чтобы добраться от одного предмета до другого, от растения к растению, от птицы, слетевшей с ветвей, до камышей, в которых она гнездилась.