Текст книги "Я тебя никому не отдам (СИ)"

Автор книги: Анастасия Франц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23

Александра (Аля)

Вспышка…

Резко открываю глаза. Сначала всё как в тумане, никак не получается сфокусировать взгляд. Перед глазами мутная белёсая пелена, и только спустя время я понимаю, что смотрю в белый потолок. Почему-то я очень слабая, мне трудно долго смотреть, зрение опять подводит меня, и я закрываю глаза. Обонятельные рецепторы улавливают едкий запах медикаментов. Я в больнице?

Но что случилось?

Почему я здесь нахожусь?

Один за другим вопросы проносятся у меня в сознании. Напрягаю все свои силы, стараясь вспомнить отрезок своей жизни и понять, что случилось и как я здесь оказалась.

Вспышка…

Вдруг я оказываюсь стоящей у лестницы, передо мной красивый мужчина в костюме, который смотрит на меня, как на неземное божество. Я в платье, его взгляд скользит по мне, и я понимаю, что ничего не осталось незамеченным. Проходит глазами, словно ладонью проводит, по моим пухлым губам, вниз по подбородку, касается шеи, задевая ключицу, переходя на слегка оголённое плечо. Вздрагиваю, покрываясь мурашками. Я всё чувствую, как будто сейчас, на данный момент, он стоит не внизу, а рядом со мной, разжигая внутри меня пламя, которое невозможно потушить.

Вспышка…

Стою рядом всё с тем же мужчиной. Буквально в считанных миллиметрах от него. На глазах чуть не выступают слёзы, щиплют, но я собираю всю волю в кулак, не позволяю предательским слезам пролиться. Но тут чувствую, как к моему запястью прикасаются осторожно, ведут ладонь вниз, переплетая наши пальцы вместе. И в этот момент мне становится спокойнее, теплее. Рядом с ним я чувствую себя защищённой. Почти забытое чувство…

Вспышка…

Всё тот же мужчина. Только теперь он настолько близко, что его дыхание обжигает мои губы. Внизу живота ощущаю сладкое томление. Резкий рывок – и я пригвождена его сильным большим телом к стене какого-то здания, но сейчас меня это не интересует. Только он. Тот, кто крепко сжимает мою талию своей рукой, притягивая к себе. Он целует меня в губы, срывает стон. Бабочки в животе начинают порхать, ласково щекоча крылышками.

Я таю в его руках, плавлюсь и тянусь к нему, как цветок тянется к солнцу, чтобы забрать у него всё тепло, всё, что он готов мне отдать. И я принимаю всё, но и в ответ отдаю не меньше: прижимаюсь сильнее, запускаю пальчики в шелковистые волосы и, чёрт возьми, мурчу, словно всегда мечтала к ним прикоснуться.

Запах окутывает меня, и я узнаю его. Такой родной… Любимый. Нотки моря, свежий бриз и тот самый таинственный, недостающий ингредиент, что ранее не могла отгадать – аромат антоновских яблок.

Тот самый, что чувствовали мои рецепторы во сне.

Знакомый. Дорогой сердцу. Любимый…

Давид.

Вспышка…

Сознание подкидывает мне новые воспоминания, которые мелькают, словно кадры киноленты. Моё детство. Родной человек улыбается мне своей беззаботной улыбкой – папа. Крепко обнимает и говорит, что всегда будет со мной рядом. Что любит меня, как самое ценное сокровище в этом мире. И что я всегда была его маленькой принцессой, его девочкой.

Картинки одна за другой проносятся у меня перед глазами, причиняя боль – адскую, всепоглощающую, словно меня заживо сжигают на костре, как ведьм в средневековье. А я кричу, надрывая свои связки.

Вспышка…

И меня окутывает страх, боль. Эта вспышка – уже не порождение моего сознания, это фары встречного автомобиля. Из сплошной темноты взгляд выхватывает машину, которая несётся прямо на меня. На нас, потому что в этот момент в автомобиле я нахожусь не одна. Слышу истошный вой клаксона. Я кричу, но голоса нет, меня словно парализовало, а мой

голос забрали. Понимаю, что в эту секунду не должна находиться рядом с этим человеком. Что моё место не здесь, но не могу понять где.

За долю секунды до столкновения страх пробирается в душу, растекается по венам, захватывая всю меня в стальные оковы. Понимаю, что нам не спастись. Не выжить. В последний миг я крепко зажмуриваюсь и инстинктивно поднимаю руки, тщетно пытаясь отгородиться от неизбежного. А потом проваливаюсь в темноту.

Я всё вспоминаю.

Всё.

Пытаюсь пошевелиться, но не могу.

Что за чёрт?

Руки онемели, но я чувствую свои пальцы, а вот ноги… Не могу. Не получается. Посылаю сигнал в мозг, а уже потом в ноги, пытаясь почувствовать движение, но… Не могу.

Страх, паника накатывает на меня, как цунами сносит, хватаю ртом воздух, чтобы закричать, вырывая из своей души раздирающий крик.

Нет, нет, пожалуйста! Знаю, что надо выдохнуть, успокоиться, попробовать ещё раз. Но не могу, я не в силах сейчас думать. Отпихиваю разум и даю волю эмоциям. Вцепляюсь пальцами в простыню, дёргаю на себя и кричу. Кричу во всё горло, что есть мочи. Желая разбить этот мир, чтобы вернуться в тот, где я чувствую нижнюю часть своего тела, где могу пошевелиться, сделать шаг.

Это всё иллюзия, неправда, этого не существует. Это просто страшный сон – одни из многих, которые мучили меня последние недели. Так я пытаюсь успокоить себя, но быстро оставляю эти жалкие попытки. Нет, это правда.

Что со мной? Осматриваю себя, замечаю больничную обстановку, трубочки капельниц, змеями тянущиеся ко мне. Ярость – порождение моей паники – охватывает меня, и я остервенело пытаюсь выдернуть ненавистную иглу, терзающую мои вены. И у меня это кое-как получается. Но вместе с этим из раны хлещет кровь, тонкой струйкой течёт вниз по руке, но я этого ничего не замечаю.

Я снова пытаюсь встать, хотя бы пошевелиться, но опять ничего не выходит.

Мечусь по кровати, кричу, нет – вою раненым зверем.

Краем сознания отмечаю, как открывается дверь, кто-то врывается в палату, хватает меня за руки, пытается удержать, но я вырываюсь, кричу, но меня держат сильнее, причиняя мне ещё больше боли.

Неожиданно кто-то подлетает к нам, кричит:

– Отпустите! – слышу злой рык рядом со мной и чувствую, как моё правое запястье, измазанное в моей же крови, отпускают, и тут же моё лицо бережно, аккуратно обхватывают большими тёплыми ладонями.

Поворачивают моё лицо так, что я сталкиваюсь с чёрной бездной невероятного взгляда. Именно эти глаза я видела во сне… Они смотрят на меня с мукой, беспокойством, с болью во взгляде, пронзая моё сердце острой стрелой.

Мужские губы что-то говорят, шепчут, но я не могу понять что. Пытаюсь понять.

– Я не оставлю тебя, – тот же голос, что и во сне, который звал меня вернуться к нему. Говорил, что не оставит меня.

Я смотрю на него, но не могу успокоиться. Мне больно. Яростный импульс, охвативший моё тело, не гаснет. Моё тело, душу будто терзают гончие собаки, разрывая жестоко на куски, причиняя боль, от которой я кричу, хватаюсь за руки мужчины, который смотрит, пытается меня успокоить, но я не могу взять под контроль свои эмоции, потому что…

Спаси… Помоги… Кричит моё сознание, а я сама не в состоянии сейчас разговаривать, я могу только кричать – от боли, страха и обиды. Из горла вырывается лишь оглушительный крик, а из глаз текут слёзы, заливая моё лицо.

Чувствую, как крепко хватают мою другую руку, держат, меня пронзает резкая боль, и тут же это чувство исчезает. Не обращаю на это никакого внимания, сосредоточившись на сильных руках, что держат моё лицо, что-то шепчут. А я смотрю на него расширенными от ужаса глазами, умоляя, чтобы он правильно прочитал мой взгляд, чтобы помог, спас меня.

Постепенно силы оставляют меня, я выдохлась. Все чувства притупляются, но с губ всё так же срывается жалобный крик. Только уже тихий. Хриплю.

Делаю вдох, и в меня тут же проникает запах антоновских яблок. Распахиваю глаза. Он.

Давид.

Из глаз текут слёзы боли. Мужчина прижимает меня к своей груди и осторожно забирается ко мне на кровать, прижимая к своей груди, а я как сумасшедшая, не желая от него отодвигаться ни на миллиметр, вцепляюсь пальцами в его тело. Будто боюсь, что если не буду держаться за него, то он исчезнет, и я опять останусь одна. Нет, только не это! Всхлипываю. Его ладонь ложится на мой затылок, запутывается в волосы и начинает перебирать их между своими пальцами.

Я уже не кричу, но тихонько завываю, скулю раненым зверем, хриплю. По щекам всё так же текут слёзы.

– Я тебя никогда не оставлю, – слышу совсем рядом с ушком. – Я тебя никогда не предам.

Давид говорит, задевая в моей душе какие-то непонятные струны, переворачивая мой мир вверх дном.

Зажмуриваюсь и только крепче вжимаюсь в тело сводного брата.

Моё тело бьёт крупная дрожь, пытаюсь подвинуться к нему ещё ближе, но вновь не могу пошевелиться. Неожиданно меня пронзает мысль, такая ясная, острая, что я даже зажмуриваюсь от понимания неотвратимой действительности – я парализована. Комкаю ткань рубашки сводного брата в пальцах. С губ слетает вновь крик от осознания того, что я беспомощна и ничего не могу сделать.

Неожиданно всё встаёт на свои места – я в больнице, и я никогда не смогу ходить. Но страшно не это. Вдруг мою душу, всё моё естество пронзает оглушительная мысль – я никогда больше не смогу танцевать! И моя мечта останется только несбыточной мечтой, потому что я не чувствую своих ног, я не могу ходить, я даже не могу стоять. Я калека, чёрт бы побрал! Мои надежды и планы рухнули, в одночасье превратившись в уродливые осколки на холодном полу, в жалкую горстку пепла.

Пальцы сильнее впиваются в ткань рубашки Давида, что кажется, она вот-вот разорвётся, не выдержав моего напора.

Нет, пожалуйста, только не это! Приоткрываю рот, пытаюсь глубоко вздохнуть, но меня вновь и вновь пронзает миллионами острых лезвий, разрывая всю меня на части. Я потеряла всё на свете.

Папа. Тот, кого любила, тот, кто всегда обещал быть рядом – он ушёл, покинул меня, оставив одну.

Хрип слетает с моих губ.

Мечта, которой грезила с самого детства, которой жила, упорно шла к своей цели – стать примой балета, показать всему миру, на что я способна – эта мечта растаяла. Я должна была уехать через две недели в Париж, поступить в лучший университет и исполнить задуманное. Но теперь мне не о чем больше мечтать, нечего больше хотеть…

Нет, нет, этого просто не может быть. Я не верю. Кто-нибудь, скажите, что это всё неправда, это всё иллюзия, кем-то сотворённая. Но реальность никуда не девается, придавливая меня многотонной глыбой, бьёт в самое сердце – я калека, я не смогу уехать, исполнить мечту. Я не смогу сделать абсолютно ничего.

Тёплая рука мужчины опускается на мою талию и приподнимает меня вверх так, что я утыкаюсь лицом в его шею. Вдыхаю запах Давида и понимаю, что понемногу начинаю успокаиваться, приходить в себя, дыша этим мужчиной. Но сердце заходится от боли, что я теперь навсегда останусь прикована к кровати, не смея осуществить свою мечту. Да даже встать, опереться ногами о твёрдый пол, пробежаться босиком по утренней росе, почувствовать её прохладу – мне теперь не дано.

И всё внутри скрючивается в тугой ком, больно сделать движение. А, собственно, я вообще не могу сделать ничего, потому что я калека.

Давид целует меня в щёку, наверное, пытаясь успокоить, но разве это можно сделать?.. Когда твоя жизнь разбилась… Она ничего не стоит, совершенно ничего. Как, впрочем, и я сама никому не нужна. Но я всё равно вздрагиваю, с губ срывается судорожный вздох.

В тишине раздаётся трель мобильного. Понимаю, что это телефон Давида, и ему нужно взять его, но стоит ему только слегка отодвинуться, как я мёртвой хваткой цепляюсь, не желая его отпускать от себя даже на короткое мгновение.

Он мне нужен. Сейчас. Очень нужен.

Не уходи. Не покидай меня. Давид.

Зажмуриваюсь, вцепляюсь за его одежду, всхлипываю.

– Тихо, тихо, моя малышка. Я здесь. Я никуда не ухожу. Я же тебе говорил, – шепчет мне.

Одна рука обхватывает талию, прижимая к себе ближе, а вторая опускается на макушку. Аккуратно начинает перебирать своими пальцами мои волосы, и я вновь затихаю, но не разжимаю свои пальцы, боясь его отпустить – потерять.

Глава 24

Давид

Аля – такая хрупкая, такая маленькая сейчас – лежит около меня, продолжая тихо всхлипывать, по-прежнему крепко цепляясь за мою одежду, не желая меня отпускать от себя ни на миллиметр. Её тело бьёт мелкая дрожь, что мне хочется ещё сильнее укутать её в кокон своих объятий, чтобы согреть эту малышку, мир которой сейчас разделился надвое. Ей кажется, что теперь она станет никому не нужной – но это совсем не так, Саша.

Я всегда был у тебя. Раньше. Сейчас. Потом. Всегда. Всегда я буду в твоей жизни. Ничего не изменилось и никогда не изменится, потому что из твоей жизни я не намерен исчезать. Собственно, и тебе не позволю из неё исчезнуть.

Я совершил ошибку, когда пропал на месяц, полагая, что так будет лучше. Что ты никогда меня не простишь, и я навсегда стану для тебя ненавистным человеком. Поэтому и решил отойти в сторону, но присматривать хотя бы издалека, чтобы знать, что у тебя всё хорошо, и тебе ничего не угрожает.

Но, может быть, если бы я был где-то поблизости, то всего бы этого не случилось? Если бы я тогда – на свадьбе – не поступил безрассудно, не поцеловал её, то, может быть, Саша бы не уехала с тем парнем, не испугалась своих чувств, что, я уверен, были глубоко в ней. И не попала бы в аварию, которая изменила всю её жизнь, разломив её надвое. Как, собственно, и мою, потому что если бы её не стало, то не стало бы и меня.

Может быть, тогда не было бы всего этого кошмара, в котором теперь варится моя малышка, которой страшно и больно.

Я ощущаю всю её боль, страх, что плещется в хрупком маленьком тельце, всеми фибрами души. Этот страх пленил её, сковал по рукам и ногам и никак не хочет исчезать, принося ей ещё больше боли, которую Аля просто не заслужила. Загоняя и меня вместе с ней в тот ужас, что нам предстоит пережить вдвоём.

Саша мечтала о карьере балерины, примы, которая покорит сердца многих – и не только моё, которое, кажется, забрала ещё там, на сцене, когда я впервые её увидел. Хрупкий стан, тонкие руки, изящные запястья. Плавные, грациозные движения. Взмах воздушных, лёгких крыльев – и эта маленькая хрупкая птичка парит в воздухе, словно богиня. Самое лучшее создание Бога на всём белом свете.

Я совершил над собой усилие, загоняя как можно глубже свои страхи и боль. Они не исчезли, просто сейчас я не имею права их показывать. Я всё так же ощущаю остро все эти чувства, что были со мной на протяжении всего этого времени, когда моя Саша здесь лежала без движения. Не открывала свои прекрасные глазки, не улыбалась. Не происходило совершенно ничего, что могло бы хоть на короткий миг принести моей душе успокоение.

Сейчас всё это преумножилось, потому как мне невыносимо больно видеть её такой потерянной, одинокой – хоть она и не одинока, я всегда буду рядом с ней. Потому что несмотря на то, что её матери нет никакого дела до дочери, то со мной это совершенно не так. Мне есть дело. Всегда было и будет. Но больше всего меня страшит наш предстоящий разговор, который совсем не обещает быть простым. Наоборот – он будет сложным во всех планах.

Тяжёлым морально, потому что мне нужно будет подбирать каждое слово так, чтобы не сделать её хрупкому, как хрустальная ваза, сердечку ещё больнее, чем есть сейчас. Нет смысла от неё скрывать то, что она и так поняла, почувствовала. А точнее, не почувствовала нижнюю часть своего идеального тела, которое, несмотря на все последствия, для меня таким и остается. Саша вся соткана из прекрасного. И я должен доказать ей, что так оно и есть. Что это никогда не изменится, в каком бы состоянии она ни находилась.

Мы ещё поборемся! Аля обязательно будет парить на сцене, как и тогда, когда я, заворожённый её хрупкостью, красотой, не мог отвести от неё своего взгляда и как зачарованный смотрел только на неё одну. Не видел ничего и никого вокруг. Только её, парящую над сценой. Моя маленькая хрупкая птичка.

Прижимаю к своей груди ещё крепче, зарываюсь носом в макушку и вдыхаю умопомрачительный запах моей девочки, которая пахнет восхитительно. Пахнет моей первой ранней весной, которую я чуть было не потерял, как последний идиот.

До сих пор свежи воспоминания, навсегда ставшие моим кошмаром: я еду, и передо мной возникает то, чего никак не могло быть – знакомая перевернутая машина. Машина, в которой в данный момент без сознания в тяжёлом состоянии находится моя Саша.

Мой крик боли, рвавшийся изнутри, который я не смог сдержать, стоило только попытаться сделать глубокий вдох. В мои лёгкие будто проник ядовитый газ, отравляя все живые клетки и всего меня медленно, но верно. И я не мог ничего сделать. Я оказался просто бессилен.

А когда услышал голос врача, а точнее, его слова – будто без страховки и каких-либо мер безопасности врезался на бешеной скорости в столб, оглушая себя, своё сознание.

Мои руки до сих пор дрожали от страха, сковавшего всё моё нутро, стоило только увидеть ад, разворачивающийся у меня перед глазами. Это было невыносимо больно. Ощущать страх, боль, которыми буквально была пропитана девушка, что вырывалась из цепких рук, мечась как загнанный зверёк по кровати, ничего не понимая.

В её огромных, перепуганных глазах плескалась паника – всепоглощающая, необъятная, захватившая всё её сознание.

Сердце просто колошматит об рёбра.

Набираю побольше воздуха в лёгкие и выдыхаю:

– Малыш, – говорю с нежностью в голосе, и Аля вздрагивает, сильнее вцепляется в меня. – Ты же понимаешь, что нам надо с тобой поговорить, – глажу её по волосам, говорю тихо, аккуратно, боясь спугнуть и сделать ей хуже. Настолько сильно боюсь её реакции на наш разговор. Но он нам нужен, поэтому медленно, постепенно пытаюсь достучаться до неё.

Саша молчит, ничего не отвечает, и это меня пугает. Аккуратно опускаю вторую руку на её талию и бережно отодвигаю от себя, желая заглянуть в её глаза. Моё сердце пропускает мощный удар, сокрушительным электрическим разрядом пронзая всего меня. Глаза расширяются от шока и страха. Трудно дышать. Даже больно. Физически. Морально.

Мой взгляд мечется по хрупкой куколке, падает на её руки. Я замечаю её правую руку, по которой тонкой струйкой течёт кровь.

Резко переворачиваю её на спину, отчего малышка вскрикивает и вся тут же сжимается в комок. Зажмуривает глаза и тяжело дышит. Это немного отрезвляет. Опираюсь двумя руками о кровать, нависая над Алей.

Чего ты боишься, малышка?.. Меня?

Хочется этот вопрос задать вслух, но отчего-то не решаюсь.

Не надо. Я никогда тебя не обижу и не дам в обиду никому другому. А тот, кто это уже сделал, поплатится за это.

Быстро оглядываю её вторую руку – крови нет. Но это ни черта не успокаивает, только сильнее разжигает внутри меня адский пожар, что вспыхнул в один миг, стоило только заметить на её правой руке кровь.

Тут же ощупываю всё это тело, внимательно осматриваю, чтобы не пропустить возможные повреждения, боясь, что она могла как-то причинить себе вред. Этот страх сильнее и мощнее пробирается внутрь меня, раздирая своими мощными, большими лапами.

Тяжело дышу, прикрываю глаза, выпуская изо рта судорожный вздох. Аккуратно, чтобы не спугнуть, тяну на себя запястье её повреждённой руки, чтобы посмотреть, что случилось.

Понимаю, что ничего с собой она не могла сделать, потому как кроме иглы, что была вколота в её вину, ничего не было. Но даже эта мысль не даёт мне успокоиться. Мне и моему сердцу, что не поддаётся разуму, а только больше сжимается в стальные оковы, боясь за свою девочку. Она давит, не позволяет здраво мыслить.

Подношу руку к себе ближе, рассматриваю. Понимаю, что кровь сочится из-за наскоро выдернутой иглы. Это нестрашно. Беру с тумбочки у кровати ватный тампон, аккуратно зажимаю ранку и сгибаю её руку в локте. Сейчас главное – остановить кровь.

Наклоняюсь к притихшей и, кажется, не дышащей девушке и тихо произношу:

– Как это получилось?

Малышка распахивает свои большие бездонные глаза, впиваясь в меня взглядом точно так же, как ещё некоторое время назад цеплялась за мои вещи, и смотрит. А я впитываю каждую её эмоцию в себя, что видится в этих красивых омутах.

Аля молчит, не произносит ни звука. Только слышу, как бешено бьётся её сердце, и вижу, как она смотрит на меня. И я не могу отвести от неё своего взгляда.

Опускаю голову вниз, сталкиваюсь своим лбом с её. Прикрываю глаза.

– Прошу, не произноси сейчас того, что хотела произнести… – голос дрожит, срываясь на судорожный шёпот, я не договариваю.

Горло сдавило, горечь подступает к самому краю. Я боюсь сказать это слово, что режет меня, не жалея, без анестезии.

В тишине комнаты слышу её тоненький голосок, что так давно не слышал. Я так соскучился по нему.

– Я тебе нужна? – голос тихий, дрожит, в нём слышится неприкрытая боль.

Она вся буквально пропитана этой болью.

Замер. Знаю, сейчас она ждёт от меня ответа. И от него зависит всё.