Текст книги "Я тебя никому не отдам (СИ)"
Автор книги: Анастасия Франц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Чувствую осторожное прикосновение к своей руке. Той самой, что вцепилось в пассажирское кресло, и кажется, что вот-вот от него ничего не останется – с такой силой сжимаю пальцы.
Давид легко касается моей руки и переплетает наши пальцы. Потом он нежно, но настойчиво отнимает мою ладонь от обивки кресла.
– Не бойся, – шепчет на ушко. – Я не позволю, чтобы с тобой что-либо случилось, – повторяет те же слова, что и некоторое время назад.
Его шёпот, прикосновение рук успокаивает, и меня понемногу отпускает, становится легче дышать, и я приоткрываю глаза. Поворачиваю голову в сторону сводного брата и сталкиваюсь нос к носу.
– Я тебе это обещаю, Саша, – обдаёт своим дыханием моё лицо, и я киваю, понимаю, что кто угодно, но этот человек не причинит мне боли никогда. Не знаю почему, но я в этом уверена, как в самой себе.
Он ещё не разу не причинил мне ничего плохого, и я доверяю, доверяю ему как никому и никогда. Не считая папы, которого сейчас со мной рядом нет, и я вновь ощущаю знакомую тоску. Потому что в такие дни, а точнее ночи, мне плохо и ужасно не хватает его рядом. Тепла, любви, объятий и моего прозвища “Хвостик”, сказанного тихим ласковым голосом.
Киваю, и мужчина в последний раз на меня смотрит, затем плавно и осторожно трогается с места. Стараюсь дышать глубоко и не паниковать, потому что Давид действительно едет осторожно, пропуская каждую машину, и постепенно паника спадает на нет. Я почти спокойна, хоть всё ещё внутри звенит натянутая струна, которая не даёт до конца расслабиться.
Домой старший брат привозит меня примерно через час, что ещё раз подтверждает, что сейчас он заботится обо мне и не даст повториться тому ужасному случаю, который стёр моё будущее и разрушил мои мечты.
Мы останавливаемся возле большого двухэтажного дома в престижном районе.
Полонский выходит из машины, обходит её и открывает дверь с моей стороны. Молча отстёгивает ремень безопасности и берёт меня на руки. Всё так же осторожно, бережно, словно я действительно для него так много значу.
Чёрт! В моей голове всё переворачивается, и я не могу понять, что я действительно значу для этого человека. Его чувства. Я не могу понять, но и он не говорит. Видно, что я дорога ему, но вопрос в том, как именно дорога: как сестра, за которой нужно присматривать, или же как девушка, которая нужна?
Он закрывает дверь ногой и несёт меня в сторону дома. Мы подходим к двери, и Давид просит достать из заднего кармана ключи и открыть дверь. Выполняю всё то, что просит мужчина, и мы наконец попадаем внутрь.
Пройдя небольшой коридор, следом идём в гостиную, которая оказывается небольшой, но вполне уютной. Здесь расположен только диван из белой кожи с небольшими белоснежными подушками, два кресла и квадратный миниатюрный столик из стекла. Чуть поодаль камин. Правда, он не зажжён, но оно и понятно – хозяина не было дома, поэтому в нём и не полыхает огонь. Но больше всего меня заворожили панорамные окна во всю стену.
Из окна открывается чудесный вид: я вижу высокие деревья, растущие вдоль грунтовой дорожки, ведущей к реке. Река далеко, и отсюда виден лишь её край, зато отлично видно предзакатное небо с поразительно красивыми облакам.
Прямо перед нами в нескольких метрах находится широкая, не крутая лестница. Не такая, как в моём прежнем доме, что мне нравится ещё больше.
– Нравится? – слышу голос рядом с собой.
А я не могу ничего ответить, только лишь киваю, как болванчик, и улыбаюсь.
– Я рад, – отвечает спокойно и смотрит на меня.
А потом делает шаг в сторону лестницы, а я обвиваю крепче его шею и, повернув на него голову, смотрю пристально, стараясь считать каждую эмоцию с его лица. Давид двигается осторожно, медленно, и вот мы оказываемся возле двери. Мужчина открывает её и заносит меня внутрь.
Передо мной оказывается большая кровать, застеленная чёрным шёлковым бельём. С одной стороны дубовый шкаф, с другой дверь – скорей всего, в ванную. Напротив кровати такое же во всю стену окно. Интересно, эта комната его или же…?
Прогоняю мысль из головы, стараюсь не думать о плохом. Мне здесь нравится, чья бы эта комната ни была.
Полонский делает шаг, приближаясь к кровати, и осторожно укладывает меня на неё. Подходит к шкафу, открывает одну дверцу и достаёт оттуда одеяло. Вновь возвращается ко мне, закрывая дверь, и укрывает меня. Улыбаюсь такой его заботе.
– Перекусить хочешь? – спрашивает, и я киваю. – Хорошо. Я тогда закажу. Что ты хочешь?
– Мне всё равно.
Давид кивает и скрывается.
Через два часа нам привозят еду. Едим мы вместе в комнате. Не разговариваем друг с другом. Как только поела, начинаю зевать, хочется прикрыть глаза и отдохнуть душой, как этого не было в клинике. Но в доме сводного брата я чувствую покой.
Давид забирает тарелки, а я, укутавшись почти с головой, прикрываю глаза. Через некоторое время чувствую, как рядом со мной прогнулась кровать, и крепкие и сильные руки меня обняли, притянув к стальной груди. И мне становится так тепло, спокойно. Брат зарывается лицом мне в шею, щекоча своим дыханием, но даже это мне нравится. И я проваливаюсь вместе с ним в сон.
Глава 30
Александра (Аля)
Проснулась я с первыми лучами солнца, которое светило мне прямо в лицо, радуя сегодня хорошей погодой и теплом, которого не так много в последние дни. Открывать глаза совсем не хотелось, но я не почувствовала рядом с собой тёплого тела, которое сейчас мне так было нужно и важно. Меня не обнимали любимые сильные руки мужчины, который за короткий промежуток времени стал для меня самым значимым человеком из всех. Сердце пронзило болью.
Где Давид?
Моей кожи коснулось прохладное дыхание раннего утра, вызывая лёгкий озноб, и я поёжилась, плотнее кутаясь в теплое одеяло, которое сейчас как никогда грело, принося мне тепло и уют. Носом зарылась в подушку, не открывая сонные глаза. Мне хотелось ещё немного продлить этот момент. А ещё лучше ощутить на своей талии сильные руки Давида, который прижимал к своей твёрдой широкой груди. В его руках я ощущала себя в безопасности, зная, что именно с этим человеком мне нечего бояться – он всегда защитит меня от всего плохого.
Мой слух уловил отдалённый звук льющейся воды. Повернула голову в ту сторону, откуда шёл шум. Это оказалась та самая дверь, которую я вчера видела. Давид говорил, что там находится ванная комната. Значит, мужчина сейчас принимает освежающий душ. Как же хочется и мне окунуться в тёплую воду, кожей ощутить струи бодрящего душа.
Прикрыла глаза, вновь вспоминая, что я не могу ничего, потому что калека. А как хотелось бы сейчас встать, тихо открыть эту дверь и тихой мышкой проскользнуть внутрь. Прижаться к теплому мужскому телу, впитывая его запах в себя…
Чёрт! О чём ты вообще фантазируешь, Саша? Тебе не подобает думать в таком контексте о брате, пусть и сводном, но всё же он тебе теперь родственник, а значит, ты не должна думать о том, о чём думаешь.
Тяжело вздохнув, вновь повернулась на бок, уткнувшись в теплую и мягкую подушку носом.
Моё сонное состояние как рукой сняло, что ещё больше раздражало меня. Через какое-то время услышала, что звуки воды затихли, что означало, что Давид закончил процедуру. Я ещё больше закуталась в одеяло. Сердце начало биться быстрее и громче, казалось, звук разносился по всей комнате – так громко оно стучало. Я боялась, что старший брат мог его услышать, поэтому приказывала своему глупому сердцу замолчать, но оно не слушалось. Вновь и вновь отсчитывая удары маленького комочка – моего органа жизни.
Приоткрылась дверь. Я затаила дыхание, замерев под одеялом, притворяясь, что всё ещё сплю. Послышались тяжёлые шаги. Прогнулась вторая половина кровати, что означало, что Давид сел рядом. Моё сердце ускорило свой бег, и казалось, что оно вот-вот выпрыгнет и поскачет галопом.
Не знаю, чего я боялась, но в то же время хотела, чтобы мужчина ко мне прикоснулся, обнял, прижимая к себе ближе. Именно так я хотела встречать каждое утро в этом доме, где живёт дорогой мне человек.
Почувствовала, как одеяло приподнялось, а в следующую секунду меня резко обхватили за талию и впечатали в сильную мускулистую грудь. Я даже ахнула от неожиданности, открыв глаза.
– Притворяешься, что спишь? – услышала рядом с собой родной голос с усмешкой.
– И в мыслях не было, – голос вышел тише с нотками хрипотцы. Видно, ещё не отошла от долгого и сладкого сна.
– Проказница, – весело проговорил Давид и зарылся лицом в мою шею, отчего по коже побежали мурашки.
– Нет. Я просто проснулась, а тебя не оказалось рядом со мной, и я… – я побоялась договорить, что испугалась, что всё это сон и его нет со мной рядом.
– Ты боялась, что всё это сон и меня нет с тобой рядом? – прочитал мои страхи.
Я вжалась в теплое тело сильнее, ища в нём защиту и заботу.
– Да. Я каждый раз боюсь, что ты уйдёшь, и я останусь одна, никому не нужная.
Это был мой страх, самый сильный. Он не сравнится даже с тем, что я теперь не смогу осуществить свою мечту – стать балериной, примой балета. И я всё отчётливее понимала, что важнее моей мечты стал этот мужчина, что сейчас крепко обнимает меня.
– Я никогда не уйду, – руки Давида крепче сжали меня, подтверждая свои слова действиями.
– Давид, – голос стал тише. – Ты мне дорог. Очень, – еле слышно.
С губ так и просились слететь другие слова. Те, что я ещё никому из мужчин не говорила. Но вместо этого я прикусила язык, сказав совершенно другие, но близкие по значению слова.
Осторожно меня развернули, нависнув надо мной. Двумя пальцами Полонский обхватил мой подбородок так, чтобы я посмотрела прямо в его глаза, не отводя их.
– Сашка, – мягко, с теплотой и нежностью Давид произнёс моё имя, его голос словно ласкал каждую букву. – Ты себе даже не представляешь, как нужна и дорога мне ты.
От его слов моё сердце громко и сильно ударило мне в грудь, отчего я ахнула, а в уголках глаз защипало. Но уже не от боли, не от ощущения ненужности, а от теплоты, счастья, слов сводного брата, который стал так важен в моей жизни. Ради которого я готова бороться за то, чтобы встать на ноги, как мне ни было больно. Я готова.
– Давид, – руки приподнялись и обхватили дорогое лицо ладонями. – Я готова бороться, – сказала, смотря прямо в его глаза.
– Ты встанешь, Сашка, – большой палец мужчины переместился на скулу, ласково погладил. – Я тебе обещаю, обязательно встанешь. Обещаю! – и, наклонившись, он поцеловал меня в губы.
Сердце забилось трепетной птичкой, а в животе запорхали бабочки, лаская своими крылышками. Прикрыла глаза, наслаждаясь поцелуем с Давидом, который дарит мне он. Моё тело горячей, жгучей волной захлестнула страсть. Стало жарко. Но вместо того, что отстраниться от мужчины, я ещё ближе прижалась к нему, не желая от него отдаляться.
Давид целовал сначала нежно, осторожно, но поцелуй резко перешёл в страстный. Полонский ел, кусал мои губы, словно ему было мало меня. Словно он пил с моих губ живительную воду. А я не противилась, а только раскрывала всю себя, отдавая частичку себя ему.
С этот момент мне так хотелось остановить бег времени, запечатлеть этот момент, оставить его в своём сердце навеки.
Каждый раз Давид доказывал мне, как я важна ему, дорога, как нужна, хоть и трудно было в это поверить. Но я почему-то верила каждому его слову, взгляду, каждому действию – и ни капли не сомневалась в нём.
Сейчас казалось, что он всегда был в моей жизни. Все мои восемнадцать лет был рядом, поблизости и присматривал за мной.
Давид оторвался от меня, погладил тыльной стороной пальцев щёку и улыбнулся краешком губ. Вновь быстро, легко прикоснулся к моим губам и отпрянул, но я почувствовала вновь его вкус, от которого пьянела.
Моя душа трепетала рядом с ним, как и я сама. Рядом с ним внутри меня разгорался пожар чувств, и с каждым днём было всё тяжелее сдерживать себя. Хотелось сказать, как он действительно мне дорог, что он значит для меня. Этот ураган из чувств и эмоций, царящий в моей душе, был адресован лишь одному человеку, что прочно укрепился в моих мыслях. И я понимала, что без него моя жизнь потеряет всякий смысл.
Если Давид уйдёт из моей жизни, исчезнет, скажет, что я ему не нужна, то я больше не смогу жить, дышать, мгновенно превратившись в мраморную куклу без души и эмоций. Я знала это наверняка. Знала, что будет со мной, если такое вдруг случится. Но я старалась отогнать от себя все эти мысли, чтобы не притягивать к себе то, чего совершенно не хочу.
Давид слишком важен, нужен мне, чтобы я так просто отказывалась от него, опускала руки, даже не приложив и малейшей силы, чтобы подняться на ноги и попытаться стать для него кем-то намного важнее, чем просто сестра, которой нужна помощь.
– Ну, что, пойдём в душ? – от этих слов глаза мужчины потемнели, приобретая насыщенный чёрный цвет.
– Может, я сама? – попыталась всё же настоять на своём. Я отчётливо представила, как Давид будет меня купать, прикасаясь своими руками к моей обнажённой коже, видеть меня голой, и краска мгновенно прилила к щекам.
– Нет. Не забирай у меня право видеть тебя такой, прикасаться, купать. Я хочу быть ближе к тебе. Настолько, насколько это возможно.
Вместе с этими словами он встал с кровати, откинул одеяло и, взяв меня на руки, понёс в сторону двери в ванную комнату. А я обвила его крепкую шею руками и смотрела на его лицо, впитывая каждую любимую чёрточку в себя, тогда как сердце то замирало, то принималось бешено стучать о грудную клетку.
Глава 31
Александра (Аля)
Нежно, осторожно к моей обнажённой спине прикасаются большие сильные руки. Прикрываю глаза, а по телу проскальзывают мурашки. Чувствую лёгкий поцелуй на своей спине. Прикусываю нижнюю губу, задерживаю дыхание.
Невыносимо тяжело находиться с Давидом в ванной комнате, когда он видит всё моё обнажённое тело. К лицу подступает краска, заливаюсь смущением, но не могу выдавить ни слова, лишь тихое, еле заметное дыхание слетает с моих губ, всё тело пробирает мелкая дрожь, которую трудно успокоить.
То, как сводный брат прикасается ко мне – как к фарфоровой, очень хрупкой куколке, которую боишься разбить, даже взять в руки страшишься, не говоря уже о большем – не позволяет мне собраться с мыслями. Его отношение ко мне – это что-то невероятное. Ко мне так никто прежде не относился, кроме папы, которого уже нет в живых, но память о котором всегда будет жить внутри меня – в моём сердце.
– Ты прекрасна, – тихий шёпот около моего уха, а я начинаю сильнее дрожать, на руках поднимаются дыбом невидимые волоски.
– Давид, – глухой шёпот в ответ, и, кажется, я падаю в бездну, откуда тяжело выбраться, да и хочется ли убегать от этого человека, который делает меня счастливой как никто другой.
Он другой. Совсем. В нём столько всего скрыто, что с первого раза не поймёшь, что скрывается за серьёзным человеком. А там… Там бездна, море чувств, в которое ты хочешь сделать один шаг, прыгнуть в него с головой, но так, чтобы никто тебя не спасал.
Руками Давид проводит по обнажённой спине, намыливая её гелем с освежающим ароматом сирени. В ванной витает запах первой весны. Он касается плеч, проводит по рукам вниз, переплетая наши пальцы.
– Моя маленькая хрупкая девочка. Я хочу заботиться, оберегать тебя и всегда быть рядом с тобой. Никому никогда не дам тебя в обиду, что бы ни было. Ты мне веришь? – каждое его слово отдаётся где-то внутри, глубоко-глубоко, отчего становится трудно дышать, сказать слово.
– Давид, я верю тебе как никому и никогда, – поворачиваю голову и целую в колючую щёку, трусь об неё носом, вдыхая умопомрачительный, любимый запах цитруса, свежего бриза и антоновских яблок.
Мой любимый запах, от которого я точно сойду с ума.
– Ты самый дорогой мне человек, и я… Я живу и борюсь ради тебя, – выдыхаю последние слова, зажмуриваю глаза, боясь увидеть реакцию Давида на мои слова.
Несмотря на его отношение, на все его поступки, я всё ещё боюсь, что он оттолкнёт меня, скажет, что я ему не нужна так, как он нужен мне. Внутри тлеет, всё больше разгораясь, страх быть отвергнутой единственным человеком, который мне нужен в этой жизни. Но даже если мои чувства хоть наполовину взаимны, выдержим ли мы всю эту гонку, преодолеем ли препятствия, которые преподнесла мне жизнь?
И этот страх ещё больше не даёт мне сосредоточиться на здесь и сейчас, хотя все плохие мысли нужно гнать как можно дальше. Но ничего не получается. Я забываю все страхи лишь на время, а потом, когда понимаю, что я в инвалидном кресле, а Давид здоровый, взрослый мужчина, которому в принципе ни к одному месту со мной возиться, а надо бы устраивать свою жизнь и заниматься своими делами – страх с новой силой поднимается в моей душе, омрачая моё неуклюжее счастье. Тем самым причиняя боль, с которой тяжело справиться.
Я всё никак не привыкну к своему состоянию – каждый раз порываюсь встать, что-то сделать, куда-то пойти. И каждый раз с ужасом и горечью вспоминаю, что я теперь инвалид, что теперь мне необходимо учиться жить заново, мириться со своим состоянием. Это тяжело. Пока Давид рядом со мной, мои страхи на время отступают, но стоит ему оставить меня в одиночестве, в голову помимо моей воли начинают лезть ужасные мысли.
Я стараюсь бороться, пытаюсь быть сильной, несмотря на то, что всё тело болит, ранит меня, не даёт полноценно жить и быть рядом с родным человеком свободной, а не скованной, разбитой куклой. Неполноценной.
– Аля, мы с тобой обо всём поговорим, – говорит Давид и, больше на меня не взглянув, берёт лейку и смывает большими сильными ладонями с моего тела всю пену, а я молчу.
Потому что сейчас мне нечего сказать. Да, собственно, что сказать, если он сейчас не оттолкнул, но и не притянул к себе ближе? Мы словно стоим на одном месте. Давид не делает шаг вперёд, а я… Я не могу ходить, не могу сделать ни шаг вперёд, ни шаг назад. Мне только и остаётся стоять на месте и ждать ответа Давида – сестра ли я ему или же всё же он смотрит на меня как на девушку, которая ему нужна.
Боже, как всё запутано, и ты не знаешь, как выбраться из всей этой ситуации. Где свет, где то будущее, о котором я так мечтала? С появлением этого человека в моей жизни, а потом после аварии – я поняла, что всё это будущее мне не нужно, если его не будет рядом.
Я не знаю, как бы сложилась наша жизнь, если бы не авария. Наверное, я бы уехала в Париж учиться, может быть, стала примой через несколько лет, а Давид женился на ком-нибудь, да даже на этой Лане, которая так и вилась вокруг него.
При мысли об этой чертовке сердце наливается кровью. Я не знаю, что их связывает сейчас. Чувствую, как будто иду по зыбкому песку – один неверный шаг, и я утону, и уже спасти меня никто не сможет.
Это страшно, будто ты идёшь во тьме наощупь к цели, но всё никак не можешь подойти ближе. Вот и сейчас я чувствую себя именно так, потому как один неверный шаг – и я погибну, упаду вниз в бездну. Только вот не в родную тьму глаз Давида, а действительно в глубокую яму, из которой, увы, мне не выбраться.
Полонский сосредоточенно меня купает, не оставляет без внимания ни малейшего участка моего тела, проходясь сильными руками. Внутри по-прежнему всё замирает, поднимается жар, с которым трудно бороться, но я обрубаю себя на корню.
Закончив все процедуры, мужчина берёт большое махровое белоснежное полотенце, обмокает им мою спину, грудь, а потом, завернув меня в него и взяв на руки, выносит из ванной комнаты. И всё это проделывает молча, но сосредоточившись на своём деле. Заносит в комнату и укладывает на кровать, на которой мы сегодня спали вместе.
Обнажённые ноги, выглядывающие из-под края полотенца, мокрые, и как только они касаются мягкой кровати, я хмурю лоб.
– Давид, кровать будет мокрая, – да и само полотенце тоже сырое.
– Ничего страшного, я потом поменяю, – заверяет он меня, отчего я ещё больше свожу брови вместе.
Мне приятна его забота, всё то, что он для меня делает, но сейчас я для него большая обуза, с которой очень трудно приходится. Да, сводный брат это не озвучивает, но я-то вижу, понимаю это, и от этого ещё больше раздражаюсь. Понимаю, что ему трудно, я это вижу по его лицу, которое нахмурено ещё больше, чем моё.
Мужчина делает шаг от кровати, а я успеваю словить его за руку. Полонский оборачивается, пристально смотрит, а потом разворачивается ко мне лицом и приседает возле кровати на корточки. Захватывает мою руку, что удерживала его, в свои две и подносит её к своим губам. Целует. Не отводит от меня потемневшего взора, от которого внутри вновь разгорается пожар.
С этим всё сложнее бороться. Понимаю, что Давид притягивает меня как мужчина. Даже вспомнив те чувства при первом столкновении с ним – внутри меня бушевал шторм с теми чувствами, которые чувствует взрослая женщина к мужчине. Он меня заинтересовал, привлёк моё внимание. Я хотела, чтобы я так же его привлекала, как и он меня.
Я это понимала где-то глубоко внутри себя, но отгораживалась ненавистью к нему из-за того, что по вине его отца умер мой. Сейчас понимаю, что эта была лишь оболочка, маска, за которой скрывались истинные чувства к Давиду.
– Что случилось?
– Давид, скажи, я для тебя обуза? – мне сложно поверить в его ко мне интерес как к женщине, как бы мне этого ни хотелось.
– Что за чушь ты сейчас говоришь? – голос мужчины становится твёрдым, но он меня не пугает. – Ты опять придумала себе то, чего в помине нет. Я тебе говорил, что ты никогда не была для меня обузой и не будешь. Я хочу быть с тобой рядом, разве этого мало?
– Нет, – мой голос тихий, поворачиваю голову в сторону, смотрю огромное панорамное окно и глубоко дышу, пытаясь сдержать все чувства.
– Ты мне очень дорога, – продолжает Давид, а я слушаю, но никак не реагирую.
– Я верю, Давид, – отвечаю так же тихо, как и прежде.
Да, действительно, нужно довольствоваться малым. Ценить то, что у тебя есть, а не просить то, что тебе не в состоянии дать, подарить.
– Всё хорошо, можешь не беспокоиться, – пытаюсь выдавить из себя улыбку, хоть и получается это, мягко говоря, не очень.
Давид целует вновь мои пальцы и, отстранившись, вновь выходит из комнаты, оставляя меня один на один со своими мыслями. Да, он сказал, что я ему важна, дорога и что никогда не была для него обузой, но это не то, что, наверное, хотело услышать моё глупое сердце, которое отчаянно, но безответно полюбило.
