Текст книги "Еще раз с чувством (СИ)"

Автор книги: Анастасия Быкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

В тот момент, когда Магнус начинает танцевать и притягивает к себе взгляд получше всякого магнита. Заставляет впитывать каждое движение, каждый взмах рукой или плавное покачивание бедрами.

И это так возбуждает, что сжимаются все внутренности.

– Пошел нахуй, Галлагер! – громкий голос Микки врывается в воспалённый мозг Алека, и тот моментально переводит взгляд на тряпку в руках. Кажется, перед тем, как в очередной раз залипнуть на Бейна, он протирал стойку и готовился к вечернему открытию.

– Сам иди нахуй, Милкович, – раздается с другого конца клуба раздраженный голос.

Через мгновение разъяренный Йен, уже облаченный в свой костюм для выступлений, проносится мимо барной стойки и останавливается лишь рядом с Магнусом, приветственно ему кивая.

Эти двое спелись так быстро, что уже через пару недель совместной работы начали готовить общий номер. Публика их обожала.

Алек с Микки их ненавидели.

По крайней мере очень старались это показать.

– Ну и чего ты? – Алек откидывает тряпку в сторону и разворачивается к другу.

Милкович в своих неизменных потертых вовсе не из-за дани моде джинсах, старой клетчатой рубахе и с сигаретой в зубах. Он подносит зажигалку к губам и прикуривает, посылая к черту знак «Курить запрещено».

Нервно проводит рукой по волосам и то и дело бросает на Йена злые взгляды.

– Да блять, ты не представляешь, как же бесит.

Алек кривит губы в усмешке.

– И твоя злость никак не связана с тем, что сегодня его на работу провожал этот… Джексон?

– Джекман, – мгновенно поправляет Микки, а потом осознает, что выдал себя с головой, и разражается тирадой, в которой имя Алека стоит в удивительной близости от матных эпитетов.

Впрочем, к этому уже все привыкли.

– Ну-ну.

– Завали ебало, Лайтвуд.

– А ты хотел, чтобы он вечность ждал того момента, когда ты откроешь миру, что гей?

Кулак Микки приземляется в нескольких сантиметров от руки Алека.

– Я даже не вспомню, что ты мой друг. Такой пизды выпишу, что ходить не сможешь, понял меня? – Микки выплёвывает сквозь зубы. – Лучше смотри, чтобы твоего парня не увели.

Алек вновь бросает косой взгляд на Магнуса и Йена, которые начинают разминаться вместе, и нервно сглатывает.

– Он не мой.

– Ну-ну.

И когда они успели поменяться местами?

– Еще скажи, что тебе плевать на то, что сегодня после выступления он опять побежит к Камилле.

Алек скрипит зубами. Конечно же ему не плевать. Но что он может поделать? Его родители никогда не примут того, что их сын любит парней. А после смерти Макса им и без этого тяжело.

– То-то и оно, друг. Блять, как же заебало, – Микки устало выдыхает и опирается ладонями на барную стойку. Алек хочет также, но вместо этого вновь хватает тряпку и начинает с остервенением тереть и без того чистую поверхность.

– Майя, кексик, включи нам что-нибудь, пожалуйста, – Бейн улыбается через все помещение клуба сидящей за пультом девушке, и та расплывается в ответной улыбке.

Может быть, она тоже немного влюблена в Магнуса.

Алек снова резко отворачивается от танцпола, когда из колонок начинает литься медленная музыка. Бейн с Галлагером одним отработанным движением запрыгивают на подиум.

Может быть, он оглядывается через плечо, потому что не в силах это контролировать.

Может быть, Микки рядом с ним делает то же самое.

Майя знает, что включать. Мелодия медленная и плавно-тягучая, она забирается в самые отдаленные углы клуба, разливается над танцполом, нежно прикасается к танцорам. Алек оглядывается, потому что просто не может пропустить этот завораживающий момент.

Каждый раз, когда Магнус и Йен слышат музыку, они меняются. Сливаются с тактом и превращаются в бит. Становится непонятно, где заканчивается музыка и начинается танец. Все сплетается в одну яркую пульсирующую волну.

Магнус и Йен переглядываются, улыбаются друг другу и начинают двигаться. Алеку требуется вся сила воли, чтобы вцепиться в прозрачное стекло бутылки с дорогим виски и смотреть куда угодно, только не на подиум. Он знает, что увидит там.

Две фигуры в одинаковых узких кожаных брюках и с кожаными ремнями на плечах и предплечьях. Волосы уложены лаком, на лицах макияж и шальные взгляды. Они оба слишком любят танцевать, поэтому отдаются музыке всегда полностью, будь то переполненный людьми клуб или лишь подготовка к выступлениям.

Бронзовая кожа соприкасается с алебастровой, черные волосы – с рыжими. Бейн и Галлагер стоят слишком близко друг к другу, скользят ладонями по бокам и призывно ведут бедрами.

Алек не смотрит, но почему-то все равно видит.

Он обожает этот контраст. Обожает то, что танцоры такие разные, но в то же время удивительно похожие и дополняющие друг друга.

Рука сама тянется поправить член, натянувший ткань брюк. Так не должно быть, но почему-то происходит всякий раз.

И ему хочется разъебать стену к чертовой матери, ведь он понимает, что посетители клуба обычно смотрят на Магнуса и Йена такими же возбужденными взглядами.

Рядом с Алеком разбивается стакан. Милкович матерится и наклоняется, чтобы собрать осколки.

Может быть, он при этом все время смотрит на подиум.

– Мы в таком дерьме, Лайтвуд.

Может быть, Микки прав.

========== Часть 18. Саймон/Алек ==========

Комментарий к Часть 18. Саймон/Алек

Вот сейчас будет странно.

Но, наверное, если бы Магнуса не существовало, я бы шипперила именно этих двоих.

Если Вы никак не видите Алека с другими персонажами, то лучше не читайте и не мучайте свою психику:)

Завтра будет милый сердцу Малек.

В его глазах – непонимание и детское наивное желание отмотать время назад, чтобы не слышать этих слов. Слезы готовы брызнуть из глаз, в которых застыл немой вопрос: «Почему?»

– Пожалуйста, – хрипло шепчет он. Даже не сразу осознает, что его губы двигаются. – Пожалуйста, – сам не понимает, зачем повторяет это, ведь знает, что все уже решено. – Пожалуйста… – закусывает губу сильно, до капель крови. Смотрит в голубые глаза напротив и видит там лишь безмолвную ледяную пустыню. Надо же, а раньше и не замечал, что цвет, обычно напоминающий теплое море, может быть таким холодным.

– Я принял решение, Саймон. Завтра же я отправляюсь в Идрис, родители уже ждут меня, – голос Алека срывается. Хотя, возможно, просто кажется. – Так будет лучше.

Льюис сжимает руки в кулаки и буравит взглядом землю под ногами. Боится снова посмотреть на Лайтвуда и обжечься бескрайним холодом.

Не видеть, не смотреть, не представлять.

– Кому лучше будет? – почти неслышно выдыхает он и чувствует, как в висках бьется пульс. Он слишком громкий, и хочется закричать, чтобы заглушить этот звук, но изо рта вылетает только полушепот. – Изабель, которая останется без брата? Джейсу, который потеряет парабатая? Ты же хочешь всю связь с Институтом порвать, полностью. Жизнь с чистого листа, да? – нервный смешок срывается с губ Саймона. – Новая должность, новые друзья, жена, которую подобрали заботливые родители? Кому от этого лучше будет? Тебе? Или, может быть, мне? – он поднимает глаза от земли, вглядывается в родное лицо и осознает, что проиграл. Льюис чувствует, что слезы прочерчивают ровные дорожки на его щеках, но не обращает на это внимания. Лишь резко срывается с места и подлетает к Алеку.

– Пожалуйста, скажи, что это неправда, что ты не покидаешь Нью-Йорк, – Саймон говорит быстро, глотая половину слов. – Не уезжай. Ты нужен здесь. Ты нужен Иззи, Джейсу, Институту. Ты мне нужен. Я люблю тебя, помнишь?

На секунду равнодушие из голубых глаз пропадает.

***

Саймон приходит к Алеку впервые после того, как Джейс объявляет Клэри своей девушкой. Льюис словно знает, кто именно его поймет и не осудит. Заходит к нефилиму в комнату и замирает на пороге. А Лайтвуд впервые не огрызается и не кидает насмешливо-уничтожающий взгляд. Просто несколько секунд смотрит с какой-то грустью и кивает на стул в углу. В ту ночь Саймон узнает, что переживать горе и просто молчать в компании Александра Лайтвуда на удивление уютно.

Саймон впервые ловит взгляд Алека на себе, когда уже неделю не может прекратить пялиться на него. Смотрит украдкой, но, поймав суровый прищур Лайтвуда, догадывается, что его внимание не осталось незамеченным. Тот даже колкого замечания не бросает. Саймон узнает, что Алек может не быть саркастичной задницей (какое открытие!).

Саймон впервые целует Алека, когда градус алкоголя в крови (обычной человеческой примитивной крови. Саймон ненавидит слово «примитивный») настолько высок, что перед глазами танцуют звездочки. Он поссорился с Клэри, потому что, видите ли, снова не понимает всей этой «великой миссии сумеречных охотников». Но напиваться и приходить к Институту просить прощения у подруги – плохая идея. Потому что Лайтвуд там. Стоит и подпирает спиной дерево, как будто ждет чего-то (или кого-то). Льюис сам не соображает, каким образом он оказывается к нефилиму так близко, что впечататься в чужие губы не составляет труда. В ту ночь Саймон узнает, как сильно Алек Лайтвуд может ударить. И как он может извиняться, губами нежно касаясь ссадины на скуле.

Саймон впервые проводит ночь с Алеком, когда Джейс и Клэри узнают, что они не брат и сестра. Все снова счастливы, а Льюис сбегает с этого праздника жизни и быстрым шагом идет к знакомой двери. Он знает, что должен быть там. Он знает, ведь сегодня ему не было больно при взгляде на то, как Клэри самозабвенно целуется с другим. Льюис с широкой улыбкой открывает дверь и попадает в до боли крепкие объятия: глупым легким не объяснить, что Алек не пытается лишить его кислорода и убить. Просто не в силах скрыть того, как сильно он боялся, что Саймон не придет. В ту ночь Саймон узнает, что Александр Лайтвуд может быть смущенным и страстным одновременно.

***

Лед в голубых глазах начинает таять, и Саймон хватается за это, как за последнюю соломинку.

– Я люблю тебя, слышишь? Люблю, – Льюис понимает, что его не обнимают в ответ, но все равно прижимается ближе. – Люблю. Только не уезжай.

Жесткие сильные руки отцепляют его от груди и вынуждают сделать шаг назад.

Саймон как будто наяву видит злой взгляд Роберта и хлесткую пощечину, которую он отвесил сыну. Видит разочарование в глазах Маризы и гримасу отвращения на ее безупречном лице.

Идеально очерченные губы Алека кривятся:

– Я тебя… не люблю, примитивный.

В душе Саймона что-то резко обрывается с противным хлюпающим звуком.

========== Часть 19. Малек. ==========

Комментарий к Часть 19. Малек.

Немного горяченького

У Магнуса Бейна огромное зеркало во всю стену комнаты. Кажется, когда Алек видит его в первый раз, он даже ничуть не удивляется. А чего ещё стоило ожидать?

– Ты такой пижон, – усмехается тогда он и нежно проводит ладонью по темной макушке.

А потом застывает, потому что понимает, что только что натворил. Тогда они были знакомы всего пару недель, и Алек ещё и представить не мог, чем все это обернется. Не думал, что в итоге они станут…

Кем? Друзьями с привилегиями? Любовниками?

Алек Лайтвуд очень хочет назвать Магнуса Бейна своим парнем, но он знает, что у него нет на это права.

***

У Магнуса Бейна огромное зеркало во всю стену комнаты.

Алек стоит к нему боком, опирается руками о края пошатывающейся тумбочки и не может сосредоточиться ни на одной четкой мысли. Потому что их нет.

Все, что занимает его сознание – это мокрый, горячий, восхитительный язык, который ввинчивается в растянутое терпеливыми пальцами розовое колечко мышц.

Алек гортанно стонет и подаётся бедрами назад. Ему даже не стыдно. Румянец на щеках не от смущения, а от дикого возбуждения, которое гонит кровь по венам в несколько раз быстрее, чем обычно. Все его тело горит, все ощущения собираются где-то внизу живота, все мысли только о черной макушке с жёстким ёжиком волос напротив его задницы.

– О Господи, Магс, – голос почти хрипом. Он давно не может контролировать себя. Наверное, с того самого момента, как Бейн втолкнул его в комнату и стащил одежду, по пути раздеваясь сам.

Алек видит Вселенную сквозь черноту закрытых век, когда Магнус длинными пальцами стискивает его ягодицы и разводит их, чтобы в следующий момент медленным, размашистым движением провести языком по мгновенно поджавшейся дырке.

Все тело подрагивает, член с налившейся головкой требует внимания, но Алек держится. Лишь крепче сжимает пальцами края тумбочки.

Наверное, сегодня он доломает ее ко всем чертям.

Магнус знает своё дело. Он уверенными действиями доводит тело любовника до той грани, за которой нет ничего, кроме ослепительно яркого света и горящего пламенной лавой возбуждения. Ласкает, впитывает яркий запах и чуть ли не урчит от удовольствия.

А ещё это гребаное зеркало. Алеку стоит только скосить глаза, чтобы увидеть свое тело с напряженными мышцами, бисеринки пота, скатывающиеся по пояснице и Магнуса, расположившегося на коленях позади его раздвинутых ног. Бронзовая кожа поблёскивает в свете светильников, бугрящиеся мышцы подрагивают, синеватые узоры вен притягивают взгляд. Лицо спрятано между двух светлых упругих половинок.

Алек рвано выдыхает.

На свете нет ничего более эстетически-прекрасного, чем Магнус Бейн.

– Магнус, пожалуйста, – Алеку даже не стыдно, что он хнычет почти как девчонка.

– Что, сладкий?

Магнус – искуситель. Самый умелый в своем роде. Если бы он был демоном, рядом с ним всегда вертелась бы очередь из желающих прикоснуться к этой неземной красоте, увидеть хитрую улыбку, потеряться в миндалевидных золотистых глазах. И наплевать, что ради этого пришлось бы продать свою душу. Алек был бы в первых рядах. Всегда в первых рядах.

До него не сразу доходит, что Магнус обращается к нему и всё ещё хитро улыбается, ловя в отражении его взгляд.

И как он может так хорошо держаться? Почему Алек уже готов упасть на колени и молить о том, чтобы его трахнули, а сам Бейн находит в себе силы улыбаться?

Хотя твердо стоящий член между ног и капельки смазки, блестящие на головке, говорят, что он возбуждён точно так же, как и Алек.

Лайтвуд не может отвести взгляда от этой блестящей головки.

Он лихорадочно-быстро облизывает губы и слышит утробный рык.

Победная ухмылка расплывается на губах, и он переводит взгляд на отражение лица Магнуса. На приоткрытые губы, горящие ярким румянцем щеки и глаза, блестящие от переполняющего возбуждения.

Он не отводит взгляд, когда тихо выдыхает:

– Пожалуйста, возьми меня.

Магнуса не нужно просить дважды.

Он с облегченным выдохом поднимается на ноги, проходится по бокам Алека кончиками пальцев и вызывает тихий стон. Губы прокладывают дорожку поцелуев по позвоночнику. Горячая кожа Алека покрывается мурашками от нежных касаний, а сам он больше не может терпеть. В его груди что-то лопается, и он оборачивается, резко хватает Магнуса за плечи и притягивает к себе.

Губы обрушиваются на губы с таким остервенением, будто они – оазис среди песков и последняя надежда выжить. Хотя, в каком-то смысле так оно и есть. Кожа требует прикосновений, сердце глухо стучит под ребрами и грозится вырваться наружу.

Здравый смысл теряется в волнах непередаваемых ощущений.

Губы у Магнуса мягкие, податливые и до совершенства подходящие губам Алека. Лайтвуд чувствует отголоски своего вкуса, и ему это так нравится, что он не может себя сдержать и глухо стонет прямо в распахнутый рот. По телу проходит вибрация, отдаваясь в грудной клетке.

Магнус тихо посмеивается:

– Такой нетерпеливый.

– Трахни уже меня.

Алек не знает, откуда в нем эта решимость, ведь обычно он ведёт себя с Магнусом… как Алек. Стесняется, прячет глаза и покрывается румянцем от любого комплимента. Но желание, охватившее тело, настолько сильное, что срывает предохранители.

– Алек, – Магнус скользит языком по верхней губе и в следующее мгновение заставляет его оторваться от тумбочки, развернуться и положить руки на холодную поверхность стекла.

Лайтвуд затуманенным взглядом проводит по поверхности зеркала. Он видит себя. Припухшие розовые губы, растрёпанные волосы, лихорадочно блестящие глаза. Напряжённые кубики пресса, поджавшиеся пальцы на ногах и крупный член, почти прижимающийся к животу.

Вот сейчас он краснеет. Смущается. Потому что он никогда раньше не думал, что может выглядеть т а к.

– Нравится? – шепот Магнуса обволакивает, достигает самых потаенных глубин тела и отдается под кожей тысячей мурашек.

Голубые глаза, кажущиеся чересчур темными, встречаются с золотистыми. В них мольба, немая просьба хотя бы коснуться, потому что Алек уже больше не может терпеть. Его тело на грани. На грани боли, возбуждения, наслаждения. Все смешивается в его сознании в убийственный коктейль.

Магнус, все ещё не отрывая взгляда от глаз Алека в отражении зеркала, медленно подносит к губам два пальца и берет их в рот, восхитительно втягивая щеки.

И это слишком. Лайтвуд опирается на одну руку, а второй обхватывает свой член и скользит по головке. На его ладони остаётся смазка, поэтому движение получается скользким и до одури правильным.

Он прикрывает глаза от наслаждения.

– Нет, Алек, – теплая рука ложится на его ладонь и отводит от члена, заставляя захныкать. – Дождись, когда я буду в тебе.

Лайтвуд распахивает глаза и вновь ловит взгляд в отражении. Магнус снова облизывает пальцы, а потом ведёт их вниз, к раскрытой и растянутой дырочке. Алек любит так. Лишь на слюну, без смазки и почти больно. Так, чтобы мышцы саднило ещё несколько часов после. А кто Бейн такой, чтобы отказывать ему?

Алек шипит и выгибается, когда сразу два пальца оказываются в нем. Он хочет большего. Нет, даже не так. Ему необходимо большее.

Но эти пальцы так восхитительно сгибаются, что он туго сжимается и громко стонет.

На секунду забывает, как правильно дышать.

Он теряется во времени и не знает, сколько восхитительные пальцы колдуют над ним, в нем. Приходит в себя только когда Бейн делает шаг к нему, и горячая головка скользит между ягодиц.

– Пожалуйста, – снова почти выдох.

И его просьба исполняется.

Магнус входит медленно. Растягивает его и ловит свои ощущения, как ускользающую бабочку. Закусывает губу и купается в восхитительно-тугом погружении в горячее нутро.

Алек стонет. Головка проезжается по бугорку простаты, и удовольствие подходит к грани. Желанная наполненность смешивается с каплей боли, но от этого почему-то ещё лучше. Он прогибается в пояснице, отставляет пятую точку и скользит влажными ладонями по стеклу.

Наверное, если бы не крепкие ладони на его бедрах, он бы упал.

Бейн толкается глубже, входит до самых яиц и замирает на несколько удивительно-ярких мгновений.

А Алек не железный.

Он жмурится, сжимается на члене и вырывает тихий вздох.

Нет ничего лучше Магнуса, движущегося в нем. Бейн выходит и входит обратно на всю длину, резко, больно, проезжая по простате и даря наслаждение.

Колени подгибаются, Алек держится из последних сил, крепко сцепив зубы.

Рука сама тянется к возбуждённой плоти, но ему слишком нужно хотя бы постараться держаться за скользящее стекло, чтобы не расшибить себе об него нос.

Магнус хрипит и вбивается в тело. Оставляет крепкой хваткой синяки на бедрах.

Его не хватает надолго – он настолько возбужден, что кончает уже через несколько резких, рваных толчков, изливаясь глубоко внутрь.

Лайтвуд стонет. Горячая сперма внутри – слишком.

Магнус выскальзывает из него. Размеренно дышит и опускается на колени, толкая Алека в бедро. На большее сил просто не хватает.

Лайтвуд понимает и так. Разворачивается на непослушных ногах и обессилено упирается спиной на запотевшее, ставшее тёплым стекло.

Бейн смотрит на него сверху вниз, словно Алек – лучшая в мире награда. Он оглаживает взглядом длинные ноги, пресс и сильные руки, а потом подаётся вперёд и накрывает губами крупный член, проводя языком по головке и слизывая смазку.

И Алек кричит. Ему достаточно одного только жара рта, чтобы кончить. Он бурно изливается, и Магнус глотает все до последней капли.

Алек выпадает из реальности. Оргазм такой оглушительный, что даже вес своего тела начинает казаться слишком большим и невыносимым. Лайтвуд съезжает вниз по скользкому стеклу.

***

– Алек?

Они уже пришли в себя и даже смогли переместиться на кровать. Голова Лайтвуда лежит на животе Магнуса, и он невесомо поглаживает бедро любовника.

– Да?

– Мои родители приезжают вечером.

Алек замирает на секунду. Он не должен быть здесь.

– Эм, я, пожалуй, пойду, – он знает, что это просто секс, не надо об этом напоминать.

– Куда это? – Бейн удивлённо приподнимает брови и хватает дёрнувшегося Алека за плечо. – Мама с папой давно хотят познакомиться с моим парнем.

– С твоим кем?! – голос Алека мог бы посоревноваться со звуком извергающегося вулкана. Магнус даже хмурит брови от такой громкости.

– Александр. Мы спим вместе уже месяц, ходим в кино на последний ряд, пьем в кафе коктейли из одного стакана, а Изабель, кажется, начала считать меня членом вашей семьи. Даже не думай, что сможешь сбежать от меня. Мы встречаемся, – совершенно безапелляционным тоном.

Лайтвуд несколько раз моргает, пока до него не доходит смысл сказанных слов. Может быть, он сейчас немного похож на какую-нибудь глупую блондинку.

У Магнуса Бейна зеркало во всю комнату. И сегодня в нем отражается счастливое лицо Алека Лайтвуда.

========== Часть 20. Малек. Стерек. ==========

Комментарий к Часть 20. Малек. Стерек.

Немного Стерека, немного горячих Малек-стонов.

Может восприниматься, как продолжение предыдущей зарисовки по ним, а может, как отдельная история.

– Алек, ну пожалуйста. Я клянусь тебе, что это последний.

– Ты говорил это уже три раза.

– Ну правда последний! Шестой эпизод, дальше там просто нет.

Лайтвуд тяжело вздыхает. Большие оленьи глаза Стайлза глядят на него слишком умоляюще.

И почему он никогда не может ему сопротивляться?

Он вообще-то не против «Звездных войн», но устраивать марафон из четырех фильмов за один день – даже для него перебор.

Но Стайлзу скучно.

Дерек и Магнус уехали совсем недавно, у них впереди ещё целая неделя командировки, а Алек уже готов лезть на стену. И не только потому, что скучает по своему мужу.

Он скучает по Магнусу тихо. Звонит по вечерам, нагружает себя работой и старается не думать о любимом.

Стайлз скучает громко. Наверное, не осталось ни одного знакомого, соседа или обычного прохожего, который бы не знал, что у Стилински уехал муж. Телефон Дерека разрывается от миллионов сообщений за час, большинство из которых – просто смайлики. Веселые смайлики, грустные смайлики, плачущие смайлики, красные сердечки, жёлтые сердечки, синие… Иногда Стайлз выстраивает их по цветам радуги.

Ещё у них на кухне к холодильнику прикреплен огромный календарь, где Стайлз вычёркивает красным маркером дни, проведенные без Дерека.

Но в будние еще как-то терпимо. Работа отвлекает Стилински хотя бы ненадолго, а вот в выходные хуже всего.

Большой дом, в котором они живут вчетвером (оказывается в том, что брат женат на твоем лучшем друге, а ты женат на лучшем друге брата есть свои преимущества), вычищен до блеска. Броуди уже не держится ни на одной из своих четырех лап и прячется под кроватью, когда Стайлз снова изъявляет желание с ним погулять. Холодильник на кухне забит приготовленными на неделю ужинами.

Со всем этим Стилински справляется так быстро, что невольно возникает вопрос, а не Флеш ли он. Впрочем, вопрос быстро отпадает, потому что после любого занятия Стайлзу снова становится скучно. И тогда он пристает к Алеку.

За сегодняшний день они успевают поиграть в приставку, сходить в кино на новые “Звёздные войны”, а потом прийти домой и устроить марафон классических эпизодов: с четвертого по шестой.

Алеку кажется, что у него уже слезятся глаза, но Стайлз смотрит на него так умоляюще, что он находит в себе силы лишь обречённо кивнуть.

– Ура! – Стилински подпрыгивает на диване и потирает руки. – Я тогда на кухню за попкорном, а ты переключай.

Алек с сомнением смотрит на три тарелки из-под попкорна, которые они со Стилински успели слопать. Он почти уверен, что так питаться нельзя. Его поражает, что повёрнутый на здоровом питании друг так беспечен.

Может быть, вместе с собой Дерек увез какую-то часть Стайлза?

«Угу, мозг» – услужливо подсказывает внутренний голос, и Алек усмехается своим мыслям.

Стайлз возвращается ещё с двумя тарелками – с карамельным и солёным попкорном. Он берет по паре штук из разных тарелок и засовывает их в рот. Алек даже не удивляется. Привык, что от друга можно ожидать всего, чего угодно.

На экране летают корабли, Альянс повстанцев борется с Галактической Империей, Лея узнает тайну своего рождения, а Энакин возвращается на светлую сторону. Попкорн заканчивается ещё на первой трети фильма, а Алек к нему даже не притрагивается.

Внезапно телефон рядом с ним разрывается трелью звонка, и Стайлз шикает на Алека, чтобы тот “выключил свою адскую трубку и не мешал смотреть”.

Только это показательное выступление остаётся без реакции – Алек уже не обращает внимания на друга. Он не может сдержать улыбку, потому что на экране высвечивается “Магнус”. Лайтвуд быстро вскакивает с места и выходит на кухню, по пути отвечая на звонок.

– Магнус?

– Александр, – голос Бейна хриплый, и он скорее выдыхает это имя, чем говорит его.

Алек напрягается. В голове возникают сотни картин того, что могло произойти с его мужем так далеко от дома. Япония, конечно, не самая опасная страна в мире, но все же.

– С тобой все хорошо?

– Не хорошо, сладкий. Очень не хорошо. Я скучаю по тебе. Я люблю свою работу, но не тогда, когда она забирает тебя у меня так надолго, – в трубке раздается гортанный стон.

По телу Алека проходит невидимая волна, потому что он слишком хорошо з н а е т эти стоны.

Стоны не отвращения, не боли.

А дикого возбуждения.

– Магс? – его голос становится на несколько октав тише и тоньше.

– Просто говори, Александр. Пожалуйста, – просит сквозь зубы, потому что на большее просто нет сил.

А Алек не может вымолвить ни слова. Его воображение слишком ярко рисует Магнуса, который лежит на кровати и одной рукой держит телефон, а другой проводит по члену, обхватывает поджавшиеся яйца, а потом скользит влажными от смазки пальцами в ложбинку между ягодиц.

Лайтвуд не то что говорить, он дышать не может. Все его мысли, чувства и эмоции тянутся вниз живота. Кровь приливает к члену, и тот моментально напрягается.

Силы находятся только для того, чтобы прислониться к дверце холодильника.

Прерывистое дыхание в трубке совершенно не помогает.

– Александр, – почти умоляющий шёпот выбивает всю почву из-под ног.

Рука сама касается пояса домашних штанов, и надо приложить все усилия, чтобы не забраться под него и не обхватить плоть дрожащими пальцами.

– Магс, – так же хрипло – Я так скучаю по тебе. Наша кровать… Наша кровать слишком большая для меня одного. Твои любимые атласные простыни кажутся не такими мягкими, когда я сплю на них один. И каждый вечер перед тем, как закрыть глаза, я представляю тебя. Обнаженного, возбужденного и стонущего подо мной.

– Пожалуйста, – глухой голос в трубке не оставляет ни единого шанса.

– Я представляю, как ты стоишь на коленях, прогибаешься в пояснице и умоляешь трахнуть тебя. Как я медленно вхожу, растягиваю и понимаю, что я нигде не чувствовал такого удовольствия, как в тебе.

Бейн тихо охает. И этот звук буквально прошибает, Алек уже не может сдерживать себя и лишь оттягивает резинку брюк и трусов, чтобы пережать член у основания.

– Магс, – сдавленный стон. – А иногда я представляю, как ты трахаешь меня. Как твои умелые пальцы погружаются внутрь, сгибаются, растягивают и готовят к большему.

– Ты трогаешь себя? – даже не вопрос, а утверждение.

Алек знает, что громкий стон, когда пальцы проходятся по дырочке уретры и размазывают смазку, лучше любых слов. Он уже просто не может сдерживать себя и приспускает брюки, освобождая член из плена ткани.

– Сладкий… Боже. Во мне два пальца, но этого мало. Я хочу не мои, а твои пальцы. Я хочу твой член внутри себя. Я так люблю, когда ты вбиваешься в мое тело и оставляешь синяки на бедрах. Они и сейчас еще не сошли. Алек, – несколько секунд в трубке раздаются лишь приглушенные стоны. – Когда я вернусь, пообещай мне, что оставишь новые. Синяки, засосы. Я хочу знать, что принадлежу тебе.

Лайтвуда выгибает от одних этих слов. Глаза закрываются сами по себе из-за обжигающего возбуждения. Он толкается бедрами вперед, двигается навстречу плотно сжатому кулаку, проводит пальцами по узору вен. Вспоминает, что Магнус делал точно так же в ночь перед отъездом.

Он представляет, как оставит на теле мужа десятки своих отметок, чтобы подтвердить, что он принадлежит ему. После пяти лет отношений и двух лет брака все эти собственнические замашки должны были бы уже пройти, но этого так и не произошло. Но Магнус не возражает.

Алек двигает рукой по члену практически на сухую. Почти больно, но ему плевать, потому что от вздохов и стонов из динамика сносит крышу.

– Алек, я сейчас… Александр, – имя вылетает криком. Раскатистое «р» и тянущиеся гласные, а затем тяжелое дыхание.

Лайтвуд чертыхается. Он хочет в и д е т ь, как кончает его муж.

– Александр, – кажется, Магнус сорвал голос, потому что звучит сейчас очень тихо, но это вызывает еще большую дрожь по телу. – Мой горячий мальчик. Я люблю тебя.

Ох, Бейн прекрасно знает, как на Алека влияют нежные слова. Как он покрывается мурашками от трепещущего «Александр» и выгибается от «Я люблю тебя».

– Я хотел бы взять тебя в рот прямо сейчас.

Это признание, как последняя капля.

Тело содрогается в предоргазменных судорогах и буквально резонирует от переполняющей дрожи. Пальцы на ногах поджимаются.

Алек выплескивается себе на руку белесой спермой, краем сознания подмечая, что несколько капель упали на пол.

Он гортанно стонет, когда из гостиной доносится Имперский марш.

– Боже, – Лайтвуд все еще прижимает ладонь к члену, старается успокоиться после вспышки наслаждения, но его грудь содрогается от смеха.

Это получилось действительно эпично.

– Сладкий? – разморенно спрашивает Магнус. – Все хорошо?

– Да, просто Стайлз смотрит…

– О, не объясняй.

Алек смеется и уже хочет взять салфетку, вытереть себя, да и вообще привести тут все в порядок, как со стороны двери раздается топот ног по паркету. Лайтвуд не успевает среагировать, когда в дверном проеме оказывается Стилински.

– Хей, чувак, ну ты тут застрял что ли? Там фильм почти… – он замирает с распахнутым ртом, а потом резко отворачивается и хватается рукой за косяк двери.

Алек стремительно краснеет.

– Не говори мне, что вы тут… О Боже! – Стиайлз тоже краснеет. Кончики ушей становятся пунцовыми. Кажется, что даже его спина смущается и в то же время недовольно смотрит на Алека.

– Но у тебя же…фильм, – Алек и сам понимает, что его оправдания похожи на лепет младенца.