Текст книги "Еще раз с чувством (СИ)"

Автор книги: Анастасия Быкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Пухлые губы коснулись зеленой кожи и… ничего не произошло.

Джейс и Изабель непонимающе переглянулись, Саймон, все же доставший телефон, прыснул в кулак, Клэри успокаивающе погладила Вейланда по плечу, а Рагнор широко улыбнулся, щелкнув пальцами:

– Можете бежать в Идрис и подсовывать лягушку Маризе, Роберту или Максу, но я ставлю на то, что вы знаете своего брата не так хорошо, как думаете.

Магнус сделал несколько шагов к Джейсу, все еще не веря в то, что произошло. Случившееся говорило о том, что чувства Алека и Джейса, конечно, очень сильны, но не способны снять заклятие. А это значило…

Бейну хотелось вырвать лягушку из чужих рук и зацеловать ее до смерти, но он все еще не знал, как воспримет это его нефилим, поэтому просто замер рядом с Джейсом.

– Ква, – устало выдохнул Алек и закатил глаза (никто в этой комнате до этого не догадывался, что лягушки умеют закатывать глаза), прежде чем прыгнуть из рук парабатая прямо к Магнусу, успевшему подхватить его в последний момент. – Ква! – уже более требовательно повторил он, глядя в раскосые глаза мага.

Тишину в лофте можно было бы черпать ложкой, если бы не хихиканье Рагнора. Бейн просиял, бросил победоносный взгляд на Джейса и, приблизив лягушку к лицу, нежно коснулся губами ее лба.

В следующую секунду рядом с Магнусом Бейном появился Алек в своем истинном обличии.

Голый Алек.

Но не успели его щеки покрыться румянцем, как, повиновавшись щелчку пальцев, на нем появился шелковый халат. Наверняка из шкафа Бейна.

Но сейчас было не до этого. Быстро оглядев друзей, он прижал Магнуса к себе, целуя сразу глубоко и влажно.

Алек услышал глухой звук падения тяжелого тела и звонкий крик «Джейс!» от Клэри. Саймон подсел на подлокотник кресла к Рагнору, и они вдвоем спрятали лица в ладони, не в состоянии сдерживать смех.

Изабель опустила взгляд в пол. Когда она на Рождество загадывала, чтобы ее брат разобрался со своей личной жизнью, она и представить не могла, чем обернется ее желание.

========== Часть 14. Малек. Стерек. ==========

– О боги, это он! – Стайлз подается вперед всем телом, опирается руками на стол и даже не старается скрыть щенячьего восторга в глазах.

Что-то никогда не меняется.

Солнце каждый вечер скрывается за горизонтом, рыбы все еще не выпрыгивают на берег, в кафетерии пахнет кофе и чипсами, Стайлз Стилински без ума от Дерека Хейла.

Алек Лайтвуд в ответ на это лишь закатывает глаза.

Не то чтобы его это бесило, конечно же.

Да вы что, он с удовольствием еще пару тысяч раз за ближайшие несколько дней послушает о том, какой Хейл великолепный, сильный, красивый, накачанный. Какой у него потрясный пресс, офигенные руки и наверняка большой член.

Последнее, что хочет Алек – это думать о размерах члена Дерека, но разве его кто-то спрашивает?

Дерек проходит мимо их столика и присоединяется к своим друзьям.

Стайлз только в этот момент прекращает попытки поймать воздух напряженными пальцами и усаживает свою пятую точку обратно на стул. Только восхищение из глаз никуда не пропадает:

– Ох, я дышать не могу каждый раз, когда его вижу.

Алек насмешливо приподнимает бровь:

–И как это кислородное голодание тебя не убило такими темпами?

Стайлз, пару секунд назад еще облапывающий в своих мечтах Дерека, переводит взгляд на друга. И весь его вид говорит о том, что Алек сейчас сказал что-то крайне глупое.

– Просто молчи, Лайтвуд. Это такой словесный оборот. А ты – бесчувственное бревно с нулевым эмоциональным диапазоном.

Алек тихо посмеивается себе под нос. Он любит Стилински, правда. И он может слушать о Дереке хоть до скончания своих дней, но считает, что лучше начать действовать, чем разводить пустые разговоры. Иногда ему хотелось записать все слова Стайлза на диктофон, а потом подкинуть запись Хейлу.

Обычно он отметает эти мысли достаточно быстро.

– Просто пригласи его на свидание и успокойся.

– Что? – Стайлз даже подпрыгивает на стуле от такой дерзкой идеи. Наверняка даже если бы Алек предложил ему напялить пачку и прийти в ней на пары, в его голосе было бы меньше удивления. – Скажи мне честно, ты с ума сошел? Ты хочешь, чтобы я пригласил самого Дерека Хейла?

И почему это имя из уст Стайлза всегда звучит так, будто он говорит о каком-то божестве? Хотя, почему о «каком-то?». О самом главном в его жизни, которому он готов молиться дни напролет и приносить в полнолуние жертвы на алтарь. Ну, жертвы в виде сотен шоколадных батончиков или фирменного яблочного пирога семьи Стилински.

Стайлз все еще остается самым адекватным из всех знакомых Алека. Самым веселым, забавным, умным, любознательным, а благодаря дружбе с малых лет он знает Лайтвуда, как свои пять пальцев. Но стоит в поле зрения появиться Хейлу, как на смену глубокомыслящему, думающему человеку приходит кто-то озабоченный кубиками пресса и мужскими гениталиями.

Молчание за их столиком затягивается. Слышно только, как Стайлз тянет сок из трубочки и причмокивает губами после каждого глотка.

Чтобы заставить Стилински молчать так долго – это надо постараться.

Хотя, он не выдерживает и трех минут. Сминает опустевшую коробочку из-под сока и смотрит на Алека:

– Хорошо. Я приглашу.

Лайтвуд точно не ослышался?

А может ему показалось?

Но нет, Стайлз все еще смотрит и как-то слишком лукаво улыбается.

Тут явно какой-то подвох. И Стилински не заставляет себя долго ждать: улыбается еще шире и пододвигает свой стул ближе, переходя на заговорщицкий шепот:

– Я позову Дерека, если ты позовешь Магнуса.

Магнуса? Магнуса Бейна? Нет, у Алека точно слуховые галлюцинации. Он недоверчиво смотрит на друга, надеясь, что тот сейчас рассмеется и скажет, что пошутил. Но Стайлз молчит. Лишь продолжает усмехаться.

Лайтвуд бросает из-за плеча взгляд на столик Дерека. Рядом с Хейлом, как и всегда, вальяжно расположился Магнус Бейн. Он даже не озаботился найти стул и сидел на краю стола, закинув ногу на ногу. Это тоже относится к тем вещам, которые никогда не меняются.

– Бейна? И кто тут и нас с ума сошел, Стайлз? Он же…

– Ой не надо мне тут. Я же вижу, как ты на него смотришь.

Алек считает, что Стилински очень часто несет какую-то чушь, и это не лечится.

Он смотрит на Магнуса? Еще чего.

Лайтвуд фыркает себе под нос.

Нет, конечно же, он не будет звать Бейна ни на какое свидание. Но вообще-то он мог пригодиться.

***

– Магнус?

– Александр.

Всегда только так. Только полное имя. А Алек позволяет и даже смущенно улыбается, хотя любой другой за «Александра» получал, как минимум, уничтожающий взгляд.

И что Бейн с ним творит?

Лайтвуд берет себя в руки и сгоняет с лица улыбку. Наблюдает, как Магнус плавно ведет плечом, откидывает со лба челку и хитро щурится.

Пижон.

– Посмотрите-ка, кто снизошел до меня. А что без своего дружка?

Как же. Бейн. Бесит.

– А ты без своего? – Алеку самому стыдно за свой ответ. Он никогда не лезет за словом в карман и всегда может остроумно среагировать на самую хлёсткую фразу, но почему-то рядом с Магнусом эта способность улетучивается быстрее испуганной выстрелом куропатки.

Но Магнусу, кажется, все равно. Он иронично улыбается и складывает руки на груди:

– Туше.

Алек нервно сглатывает. Солнечные лучи играют на сильных руках, крепких ладонях и длинных музыкальных пальцах. И не думать о том, что Магнус может делать этими самыми пальцами – непосильная задача.

Взгляд поднимается выше, к рукавам футболки, шее, острым линиям подбородка… И встречается с насмешливым взором карих глаз.

Безголовый Алек. Как можно было так в открытую пялиться на Бейна?

Он чувствует, как кровь приливает к щекам, и пытается убедить себя, что все в порядке. Ну поймали его за разглядыванием, ну и что? Его это не должно волновать, он же вообще-то по делу пришел.

– Магнус, а если серьезно, где Дерек?

– Я, конечно, не знаю, с чего ты заинтересовался, но он был на стоянке.

Ну конечно же. Кто бы сомневался?

– Угу. И Стайлз тоже там.

Магнус закатывает глаза и понимающе улыбается.

– И когда до этих двоих уже дойдет?

– Поэтому я и здесь. Мне нужна твоя помощь.

***

Идея двойного свидания принадлежит Алеку. Он говорит Стайлзу, что пригласил Магнуса, и не оставляет другу возможности отказаться.

Идея пойти в кино принадлежит Магнусу.

В принципе, все проходит неплохо. Кинозал не переполнен, сюжет фильма интригует, Стайлз без умолку болтает и не дает сосредоточиться на экране. Хотя, может быть, сосредоточиться на экране не дает Магнус, который сидит слишком близко и ненароком несколько раз пробегает по предплечью Алека кончиками пальцев.

Проблема в том, что Стайлз болтает с Лайтвудом, с Магнусом, но только не с Дереком, и создается ощущение, что он поставил себе цель игнорировать и даже не смотреть в его сторону.

Хейл с каждой минутой все сильнее хмурится.

Это случается в тот самый момент, когда они вчетвером после кинотеатра идут к небольшому уютному кафе в конце квартала. Стайлз нелепо машет руками, пытаясь доказать, что конец фильма был совершенно нелогичным, Дерек смотрит в землю и пинает небольшой круглый камень носками ботинок, а Алек и Магнус переглядываются между собой.

Вот в тот момент это и случается.

Магнус резко останавливается, хватает Алека за запястье и притягивает к себе. Лайтвуд даже не успевает среагировать, а его губы уже накрывают требовательным поцелуем.

Он оторопело выдыхает в чужие губы. Его руки непроизвольно дергаются, чтобы оттолкнуть явно сошедшего с ума Магнуса, но останавливаются в последний момент.

Почему?

В следующее мгновение даже мысль о том, чтобы оттолкнуть, улетучивается. Где-то под ребрами рождается тепло и распространяется по всему телу. Почти заставляет задыхаться.

Алек несмело приоткрывает рот и проводит языком по нижней губе Магнуса, не без удовольствия замечая, что тот вздрагивает и прижимается еще ближе. Их языки сталкиваются, ласкают друг друга, слишком грубо и на грани приличий. Но у Алека все тело горит, и последнее, о чем он думает – это мнение окружающих.

Он не может сдержать тихий стон.

Бейн с довольной улыбкой отстраняется от него, и в этот момент он как никогда раньше похож на хитрого кота.

Алека словно окатывают ледяной водой. Он затравленно дышит. Хочет побиться головой об стенку из-за того, что его собственное тело его предало… И одновременно хочет вернуться к этим губам, сминать их своими, страстно, влажно, глубоко.

– Ну и что это было?

– Я хотел заставить их действовать, – как ни в чем ни бывало тянет Магнус.

Алек чертыхается себе под нос. Ну конечно, они с Бейном договорились свести своих друзей, и это просто была часть плана. Необговоренная часть плана.

Можно провалиться под землю прямо сейчас? Ведь если раньше Магнус только подозревал о чувствах Алека, то сейчас…

Хотя стоп. Какие это еще чувства? Он действительно только что подумал о чувствах к главной королеве драмы всея Нью-Йорка? Как вообще можно было?

Даже в мыслях его оправдания звучат, как лепет студента, не подготовившегося к экзамену.

Лайтвуд оглядывается за спину и понимает, что там, где недавно стоял Стайлз, пусто. Дерек тоже исчез из поля зрения, но стоило посмотреть немного вправо… В другой ситуации Алек бы победно улыбнулся, увидев, как Дерек тащит куда-то Стайлза, бесцеремонно схватив его за руку. Но не сейчас.

Он оборачивается к Магнусу с ярко-горящим румянцем на щеках. Хочет отступить хотя бы на шаг назад, потому что в чужих объятиях слишком душно, жарко и немного стыдно.

Но Бейн не дает ему этого сделать, крепче сжимая свои руки на его талии.

– Они уже ушли, – с намеком произносит Алек и снова делает попытку вырваться.

– И что?

Магнус лишь закусывает губу, и это совпадение, что у Алека именно в этот момент перехватывает дыхание.

– Почему ты все еще меня держишь?

***

– О боги, это он!

– Да, Стайлз. Это он. Дерек Хейл. Твой парень.

Алек закатывает глаза. И с чего он вообще взял, что что-то изменится? Он все так же вынужден выслушивать про великолепного Хейла, только теперь в двойном объеме. Но он не жалуется, потому что и сам кое-как сдерживает себя, чтобы не начать воспевать оды Магнусу Бейну.

Хотя одно все же изменилось. Стайлз теперь не думает о том, что у Хейла большой член. Он это знает наверняка.

========== Часть 15. Магнус/Мэттью ==========

Комментарий к Часть 15. Магнус/Мэттью

Нестандартный пейринг. Небольшая зарисовка.

– Мэтт, – Магнус хрипит и двигает бедрами вперёд. Умелый рот на его члене, горячий язык и обжигающее дыхание творят невообразимые вещи. По телу прокатывается волна дрожи, доводя до безумства, и Магнус комкает в кулаках простынь.

Ему даже плевать, что она не шелковая.

– Мэтт, – жар рта и розовые пухлые губы на головке.

Мэттью расслабляет горло и берет глубоко, выпускает изо рта, чтобы насадиться вновь, втягивая щеки.

– Мэтт, – Магнус кончает бурно, изливается в рот любовника и обессилено отпускает простынь из ослабевших пальцев.

Даддарио доводит себя до разрядки двумя рваными движениями ладони. Терпкая, теплая сперма попадает на бедро Магнуса, на смятую простынь, и Мэтт падает рядом.

Матрац глухо скрипит.

Комната 23 в дешёвом мотеле на затерянной между проспектами улочке Бруклина давно стала их вторым домом. Потёртые стены, потёртая мебель. Потёртая жизнь.

Номер, как отражение их душ.

В номерах 22 и 24 за тонкими стенами так же скрипят матрацы, спинки кроватей бьются о стены, страстные стоны разрезают тишину ночи. За окном лают дикие, не прирученные собаки, беснуясь под полной луной. По коридору мимо двери проходит консьерж, шлёпая тяжёлыми ботинками по скрипящему полу.

Спертый воздух смешивается с ароматами секса и забивается в ноздри.

Магнус никогда бы не предположил, что будет спать с мужчиной из другого мира в захудалом мотеле.

Магнус никогда бы не признался, что в этом мотеле он почти счастлив.

Почти.

На большее он не может рассчитывать.

Здесь его хотя бы понимают и дарят необходимый покой.

Потому что Магнус в глазах Мэтта видит тот же холод, в прикосновениях читает ту же тоску, в движениях различает ту же рваность и недосказанность.

Они стоят на краю обрыва и умирают от фантомной боли, сдавившей ребра.

Они одинаковые.

И их души одинаково разделены на две части, из которых им принадлежит лишь одна.

***

Их знакомство начинается в одном из многочисленных баров Нью-Йорка, куда Магнус открывает портал. Точнее, он вообще не знает куда открывает портал. Просто хочет убраться подальше от пронзительных голубых глаз и яркой руны союза на руке. Она причиняет почти физическую боль. Заставляет задыхаться от безысходности и тонуть в безмолвной ярости.

Жизнь проваливается в тартарары вслед за попытками ненавидеть или хотя бы держаться подальше. Вслед за доводящим до хрипа криком, разнесшимся над Бруклином. Вслед за злостью на себя за то, что открыл сердце человеку, которому это не нужно.

Точнее, который никогда не признается в том, что ему это нужно.

В ненаправленном портале можно потеряться. И Магнус думает, что теряется, когда оказывается у барной стойки, за которой сидит… Его Александр. Без единой руны на теле.

Их знакомство начинается с глупой ошибки и боли четырехсотлетнего мага, ничего непонимающих взглядов и нескольких шотов текилы.

Их знакомство начинается с тихих признаний.

– У него жена.

Заботливый взгляд и нежная улыбка Шелби.

– У него жена.

Яркая помада на губах и прямая спина Лидии.

***

Родные обшарпанные стены, изученные вдоль и поперек все горизонтальные поверхности номера, вызывающее улыбку число “23”.

Завтра Мэтту с утра вставать на съемки, завтра Магнусу открывать портал и возвращаться в свой мир. Они не увидятся еще неделю, но сейчас они вместе.

Они разбиты, но целы друг для друга.

========== Часть 16. Малек. ==========

Комментарий к Часть 16. Малек.

«Книжный вор» каждый раз выбивает почву из-под ног. Но вдохновляет.

Задумывалось, как нечто крохотное, но что-то пошло не так.

Мы просто есть. Ни люди, ни звери. Ни живые, ни мертвые.

Вершители судеб и злой рок. Карающие за грехи и отбирающие жизнь. Но в то же время ничто из этого.

Мы в тенях, в гранях песка, в отражениях или на дне океана под толщей воды. Сотканные из света и несущие тьму. Или наоборот?

И неважно, боитесь вы нас или ждете, мы неумолимо приближаемся к каждому.

***

Магнус один из них. И даже он считает, что в этом описании слишком много пафоса.

***

Алек Лайтвуд благоговейно проводит пальчиками по выведенным буквам и прикрывает глаза одновременно от страха и восхищения. Он еще не может разобрать написанного сам, но знает значение фразы. Папа с мамой иногда читают эту книгу вслух.

***

Впервые Магнус видит его, когда приходит за девочкой лет шести-семи.

За девочкой с удивительно-рыжими волосами.

Бейн смахивает с лица нависшую челку и оглядывается. Вокруг мрачно – серые стены, грязно-коричневые шторы, черный от копоти пол, даже когда-то светлый потолок сливается с темнотой ночи.

Он наверняка бы поморщился от спертого густого воздуха, если бы мог его почувствовать. Но он глубоко вдыхает на автомате и не ощущает ровным счетом ничего. Делает шаг вперед, туда, куда тянет едва ощутимая связь с теплой душой в пока еще живом теле.

Ему не вредят ни осколки, попадающиеся то тут, то там, ни огромные гвозди, торчащие из деревянного, местами прогнившего, пола, но он видит их. Видит и дает волю тоске по ушедшим временам, когда вокруг было куда больше красок, улыбок и ярких чувств. Но люди – странные создания: всегда губят то, что им преподносится на блюдечке, и в итоге сами не понимают, как их действия привели к концу.

Магнус усмехается. «Конец света!», «Мы все умрем!», «Апокалипсис сегодня!» – он слишком хорошо помнит кричащие заголовки газет, края которых трепал ветер, безнаказанно гулявший в заброшенной бакалейной лавке.

Люди чувствовали, что что-то грядет, и старались как можно больше времени проводить со своими семьями. Даже не увольнялись – просто не выходили на работу.

Но можно сколько угодно ждать наступления беды, а она все равно придет неожиданно. Выпрыгнет из-за угла, словно черная кошка, и перебежит дорогу, навсегда меняя ход жизни. Вырвавшуюся из-под контроля болезнь, выведенную в военных лабораториях, не смогли остановить, и она, распространившись слишком быстро, выкосила почти половину всего населения Земли.

Магнус вздрагивает от воспоминаний: слишком много работы для него, слишком много боли для окружающих смертных, копошащихся, как муравьи в своем муравейнике. Только те знают, что делают и куда идут, а эти слепо бредут, на ощупь разыскивая выход.

И души… Много теплых, трепещущих душ, которые сами плыли в руки и растворялись в холодных ладонях, ступая в новое путешествие. Магнус не знает, что там, за гранью. Никто из них не знает. Они лишь мост, застрявший между реальностями, мост, которому иногда нравится представлять, что бы ждало его там. Они не говорят об этом, да и вообще общаться между собой не видят смысла, но Магнус догадывается, что Катарина, прикрывая глаза, мечтает однажды перейти черту. Наверное, Рафаэль тоже.

Он возвращается в реальность, где на всей планете не осталось и тридцати процентов ее бывшего населения. Кучка людей, до которых болезнь добирается слишком долго, убивая, но не сразу. Словно издеваясь.

Он преодолевает длинный коридор, проходит мимо четырех спален и тихо проскальзывает в щель полуприкрытой двери самой отдаленной комнаты. Останавливается перед тремя кроватями, на которых спят дети: по четверо на каждой.

Магнус знает такие группки людей. Они гордо именуют себя общинами. По факту же – несколько семей, объединившихся в глупой попытке удержаться за жизнь чуть дольше. Но чем-то это даже хорошо – так не теряется понятие семьи и друзей, дети не начинают дичать, и, наверное, кто-то из родителей даже учит их читать и писать.

Подобие жизни.

На первой же от двери кровати лежат два мальчика: один светленький, прижимающий к себе помятую и заштопанную несколько раз плюшевую утку, второй темненький, даже во сне его брови нахмурены, а в маленьких ладошках он сжимает книгу. И две девочки. У одной из них удивительно-рыжие волосы.

Дальше проходить Магнусу нет смысла.

Он подходит к изголовью и сам не понимает, почему медлит. Опускается на колени и смотрит. Смотрит на умиротворенные во сне лица детей, на гладкие лбы, без намека на морщинки. Смотрит на тех, кто не видел обычной жизни, и уже и не увидит никогда.

Смотрит на плотно сжатые губы темноволосого мальчика и на слишком знакомую книгу в его ладонях. В левом уголке синей пастой выведено «Александру от мамы и папы».

Магнус думает, что эта не та литература, которая должна интересовать в столь юном возрасте.

Девочка сухо и надрывно кашляет. Тянуть больше нельзя. Он встает и протягивает руки, в которые тут же, повинуясь немому приказу, скользит маленькая душа, почти не повидавшая мир.

Он прижимает к груди свою ношу и выходит из комнаты так же бесшумно, как и зашел. Лишь оборачивается на пороге, задерживая взгляд на Александре. Сам не понимает, зачем делает это. Ему вдруг становится грустно, и он словно наяву видит, как наступает утро, и дом наполняется глухими рыданиями и тянущей скорбью тишиной.

Тело медленно остывает.

Дети будут скучать по девочке с удивительно-рыжими волосами.

***

Во второй раз Магнус видит его уже спустя два месяца. Алеку все еще семь. Он играет с Джейсом в комнате на первом этаже.

У него умирает отец.

У Магнуса в груди поселяется иррациональное желание сказать мальчику, что ему жаль.

***

Книгу Алеку вслух теперь читает только мама.

Магнус не подслушивает. Просто проходит мимо и не может удержаться, чтобы не заглянуть в окно.

***

Он сам не замечает, как вдруг становится частым гостем в этом доме не по долгу службы, а просто потому, что хочет быть здесь. Нет смысла говорить, что это не связано с Александром, ведь обычно Магнус не может отвести взгляда от темной макушки, вьющихся на кончиках волос, выпяченного вперед подбородка или высунутого от напряжения языка, когда мальчик чем-то увлекается.

Когда Магнуса вновь тянет в детскую, он впервые не хочет идти туда.

Уже сам привык к каждому из детей, которые все еще разбавляют увядающую жизнь на планете яркими красками.

За прошедший год здесь умерли лишь двое: Валентин – отец той рыжей девочки, не вынесший потери, и Ходж Старквезер, бывший в общине за старшего. За ними приходила Тэсса.

У Магнуса чувство дежавю, когда он проходит мимо четырех спален и заходит в самую дальнюю комнату, только на этот раз не останавливается перед тремя кроватями, а сразу проходит дальше, к спящему в объятиях своей сестры кучерявому мальчику. Тот причмокивает губками во сне – совершенно не выглядит больным, и это, наверное, одна из самых страшных черт этого вируса – он убивает изнутри, без каких-то внешних проявлений. Никто не знает, когда человек уйдет.

Мальчика зовут Саймон. Его очки с треснутыми стеклами лежат на покосившейся тумбочке, старающейся во что бы то ни стало удержать равновесие на оставшихся у нее трех ножках.

Магнус не медлит, протягивает ладони к хрупкой фигурке, слушает последний вдох и грустно улыбается, чувствуя, как освободившаяся от болезни душа касается кончиков его пальцев.

Он оборачивается и замирает, натолкнувшись на взгляд ярко-голубых глаз проснувшегося Александра.

– Ты ведь жрец, да? Как в моей книжке.

Магнус ведет плечами. Жрецы, приспешники смерти, дети сатаны – как только их не называли… Признается сам себе, что «жрец» нравится ему больше всего, и проверяет тонкую ниточку связи, идущую к душе Саймона в его руках. Он точно не мог ошибиться, так почему же Александр видит его?

– Я буду скучать по нему, – шепчет мальчик, которого, кажется, эта ситуация совсем не удивляет. – Саймон постоянно носился со своими старыми книжками с картинками. Мой папа называл их комиксами.

Магнус молчит. Подозревает, что сам является виновником того, что Алек видит его, ведь желания имеют очень коварную черту – сбываться. Он не позволяет себе заговорить с человеком. Переминается с ноги на ногу, чувствуя, как душа в руках тяжелеет.

Мальчик встает с кровати и аккуратно, чтобы не скрипнул пол под ногами, подходит к Бейну, останавливаясь в метре от него. Протягивает руку, но не касается.

– Тебе надо идти? – поднимает глаза на яркий свет души и щурится.

Магнус медленно кивает головой, начиная чувствовать жжение в пальцах.

– Тогда иди, – Александр отступает и освобождает проход к двери. Поджимает пальцы на ногах, когда Магнус проходит мимо. Прежде чем за Бейном закрывается дверь, он вдруг окликает его: – Мы ведь скоро встретимся снова?

Магнус оборачивается и снова кивает.

***

Маленькие розовые пяточки, пухленькие щечки и палец во рту. Максу Лайтвуду полтора года, и он – последнее, что оставил после себя Роберт.

В детской нет никого, кроме малыша в кроватке и склонившегося над ним Магнуса. Яркое солнце проникает сквозь заколоченные окна и грязные шторы, сейчас раздвинутые в разные стороны. Кто-то из детей играет внизу, кто-то помогает родителям по дому, кто-то бегает на улице.

А кто-то заглядывает в раскрытую дверь и подходит к Магнусу, с интересом наблюдая за ним:

– А я думал, что у вас должна быть черная длинная ряса и коса через плечо.

Бейн фыркает. Его забавляет представление людей об их внешнем облике – плащ, коса, морщинистая кожа и длинный скрюченный нос с бородавкой на самом кончике.

– Ты же здесь не потому, что пришла моя очередь? – мальчик подходит еще ближе, останавливаясь рядом с кроваткой и бросая взгляд на мирно спящего брата.

Магнус качает головой и проводит тыльной стороной ладони по щеке малыша, спящего на почти белых простынях. Алек резко поднимает голову.

– Но… Но почему? Почему не я? Он ведь такой маленький, – он непонимающе смотрит на Магнуса, и, сам не осознавая, старается закрыть Макса собой.

Бейн медленно опускает взгляд.

Максу Лайтвуду никогда не исполнится два года.

***

Изабель и Джейс умирают с разницей в пару дней.

Магнус возвращается каждую ночь и сидит рядом с тихо плачущим мальчиком, впиваясь ногтями в колени от желания провести рукой по худому плечику и успокоить.

Алек ложится так близко, что наверняка почувствовал бы ткань брюк Магнуса, если бы тот был осязаем.

***

Вопрос «Теперь моя очередь?» Магнус слышит ровно двадцать три раза.

Алеку исполняется восемнадцать.

Последней уходит Мариза.

***

Магнус медленно ступает по прогнившим доскам опустевшего дома. Он знает, куда ему идти. Его тянет к последнему живому здесь человеку.

– Ну теперь-то точно моя очередь, – криво усмехается Александр, зарываясь пальцами в волосы. Он смотрит на Магнуса голубыми глазами, немного нервно, но все же улыбается, старается показать, что ждал.

Бейн и врагу бы не пожелал остаться последним из всей своей семьи.

С каждой смертью и с каждым вопросом: «Теперь моя очередь?» из Александра словно уходила жизнь. Каждый раз его улыбка при виде Магнуса становилась все шире и шире, пока не пропадала от осознания, что тот вновь пришел не за ним.

Каждый раз, когда Магнус приходил просто так, Алек словно это чувствовал. Подгибал под себя ноги, сидя на маленькой детской кровати, где когда-то он помещался с Изабель, Клэри и Джейсом, и ждал, когда Бейн сядет рядом. Он мог часами рассказывать что-то, не ожидая ответа, мог просто молчать, мог проводить ладонями в миллиметрах от тела Магнуса, убеждая себя, что чувствует покалывание в ладонях не из-за самовнушения. Мог просто плакать, выплескивая всю боль, что охватывала сердце.

Алеку восемнадцать. И он очень красив.

– Твоя очередь, – соглашается Бейн, и смотрит в удивленно распахнутые глаза Алека. Это первый раз за все время, когда он говорит с человеком.

– Наконец-то, – расслабленно выдыхает Александр и прежде, чем Магнус успевает опомниться, оказывается рядом и припадает губами к губам.

Бейн замирает. Он может поклясться, что ощущает что-то, легкое прикосновение ветра, хотя такого просто не может быть.

– Ты был единственным, к кому я мог привязаться, – шепчет Александр и прикладывает к своим покрасневшим щекам холодные ладони, а потом смотрит с вызовом. – Давай уже.

Магнус понимающе улыбается. Он вытягивает ладони вперед и затаивает дыхание. Время Алека пришло, но что будет делать он сам без своего мальчика?

– Пора, жрец.

Тело Алека падает к ногам Бейна, а его душа, на удивление прохладная, приятная, ласковая тоненькой струйкой скользит вверх. Магнус едва успевает подхватить ее.

Ему слишком хорошо и больно одновременно. Ему никогда не было так сладко держать в руках чью-то душу, и он не сразу замечает скатывающиеся по щекам слезы.

Он должен развернуться и уйти. Алек прожил сложную жизнь, и, как никто, достоин перейти за черту, где ждет его семья, но Магнусу наплевать. Пальцы жжет, душа тяжелеет, но он не хочет отпускать ее от себя.

Магнус Бейн – чертов эгоист.

Внезапно жжение пропадает. Тело охватывает легкость, и он чуть не вскрикивает.

– Что ты делаешь, Александр? – шипит он, удерживая пытающуюся ускользнуть из рук душу. – Что ты делаешь? – повторяет он, но все оказывается напрасным. Теплый свет отделяется от ладоней и струится вверх, в стороны, окружая Бейна, чтобы в следующий момент собраться в комок и удариться в грудную клетку.

На этот раз Магнус кричит. Выгибается дугой и кричит, царапая грудь. Слишком горячо, слишком больно, слишком хорошо…

Боль отступает так же резко, как и появилась.

– Ты же не думал, что сможешь так легко избавиться от меня? – раздается знакомый голос в голове, в самой сердцевине черепной коробки.

– Тебя ждут родственники за чертой, а ты…

– А я решил остаться с тобой, – Магнус практически видит, как Алек усмехается. – Они есть друг у друга, а сейчас я буду у тебя. Всегда. За твоей спиной.

Магнус Бейн не вытирает мокрые дорожки на щеках. Он чувствует прикосновение к плечам, пояснице, чувствует пробежавшие по спине мурашки, но, оборачиваясь, натыкается на пустое место.

Алек всегда будет с ним. Голосом в голове, покалыванием по всему телу и теплом, распространяющимся от самого сердца.

– Хей, Магнус, я теперь знаю, как тебя зовут. И я люблю тебя.

========== Часть 17. Малек. Галлавич. ==========

Алек не смотрит на Магнуса Бейна. Не смотрит. Может быть, только чуть-чуть.

Может быть, протирая круглые бокалы, он изредка бросает взгляд на темную шевелюру. Может быть, выставляя на стойку рюмки для очередной порции текилы, он выискивает в толпе стройную фигуру. Может быть, когда Магнус танцует, Алек разворачивается лицом к стеллажам с алкоголем, чтобы ловить в отражениях его силуэт.

Может быть, это немного похоже на болезнь.

Все рушится ещё в тот момент, когда Бейн в свой первый рабочий день поднимается на подиум. В тот момент, когда Алек осознает, что черные кожаные штаны – самая сексуальная вещь, которая только может существовать на свете.