Текст книги "Притяжение страха"

Автор книги: Анастасия Бароссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Почему их столько на одного? – Юлия повернулась к Карлосу так возмущенно, словно это он был виноват в страданиях невинной твари. – Я думала – матадор бывает один.

– Матадор – один, – спокойно пояснил дон Карлос, явно наслаждаясь и зрелищем, и ее реакцией, – а это – пикадоры.

– Зачем они над ним издеваются?! – выкрикнула Юлия так звонко, что вызвала осуждающе-насмешливые взгляды соседних зрителей.

– Их задача – измотать быка, лишить его сил и ориентации перед выходом матадора…

– Какой же смысл в матадоре, если бык уже без сил? – искренне недоумевала она. – И вообще – почему тогда просто не связать ему ноги, и дело с концом.

Дон Карлос весело расхохотался от такого предложения.

– Ну, они еще должны его этим разозлить.

– Понятно… Не знала, что бойня – это и есть высокое искусство корриды.

Юлии становилось хуже с каждой минутой. С каждой каплей крови, что, струясь по черной вздрагивающей спине животного, падала в песок. Бык шатался, казалось, ноги его скоро подогнутся, а пикадоры все всаживали ему в холку длинные пики с заостренными концами. Они торчали в нем, качаясь от каждого движения. Больше всего это напоминало жуткие садистические картины Босха.

– Почему эти палки не падают? – слабым голосом спросила Юлия.

– У них на концах специальные крючки, которые цепляются за кожу изнутри, – охотно пояснил ее спутник, которого она уже начинала искренне ненавидеть.

– О, Боже…

Несмотря на густую тень, перед глазами все плыло, словно при солнечном ударе. Ладони были такими влажными, что белый платок почти полностью пропитался потом. Причем, она сама не могла определить, от чего больше нервничает – от страха, жалости или бессильного гнева, охватившего ее при виде этой дикой толпы, лениво орущей «Оле!» при наиболее подлом выпаде пикадора.

Самое жуткое, что Карлосу это все явно нравилось! Он, не отрываясь, смотрел на арену, лишь время от времени окидывая Юлию проницательным взглядом. Глаза у него сделались такими светлыми и живыми, что напоминали ртуть, а тонкие ноздри хищно раздувались.

Юлия уже не очень хорошо понимала, что происходило дальше. Как убежали, наконец, пикадоры, как на арене появился нарядный тореро, и как он добил несчастное животное, уже явно мечтающее о смерти. Но это было еще не все. Потом мертвого быка погрузили на какие-то сани, и три черные лошади потащили его, измученного и опозоренного, через всю арену. За трупом тянулся по песку широкий след.

– Так, ну все… – Юлия вытерла платком холодный пот, выступивший на лбу и шее. – Все. Теперь пошли отсюда.

– Нет-нет, – возразил дон Карлос, – все только начинается! Это же был первый бык…

– Первый? – не поняла Юлия.

– Вообще-то их шесть.

Он сказал это так, что Юлия поняла – ей придется испить чашу до дна. Но она не рассчитала силы.

Она хотела закрыть глаза, но не могла не смотреть. А когда смотрела – кровь приливала к голове с такой скоростью, что начинало тошнить. Дошло до того, что после третьего убитого быка, она просто начала терять сознание.

– Я ухожу, – проговорила она с трудом, уже не глядя на Карлоса, который, кажется, все больше распалялся от вида крови, окропившей арену.

– Останься, – посоветовал он, – сейчас будет другой тореро, он гораздо лучше первого.

– Меня не интересует, кто из них лучше разделывает мясо, – медленно отчеканила Юлия. – Я. Ухожу.

– Пожалуйста, останься.

Он так просил, словно было что-то жизненно важное в том, чтобы Юлия непременно досмотрела до конца это смертоубийство.

– Пожалуйста. Еще один бык. Только один. Обещаю – если тебе не понравится, мы уйдем.

– Если?!! – Юлия зашипела как взбешенная кошка. – Если??!!

Но в это время трибуны стали громко приветствовать нового быка. Он был огромный, намного крупнее трех предыдущих.

– Скажи… – задумчиво спросила она, – скажи, а бывает такое, чтобы бык убил матадора?

– Бывает, – ответил Карлос, – бывает, но – очень редко, – добавил он так, словно сожалел об этой редкости.

И Юлия вознесла искреннюю молитву, чтобы на этот раз именно так и случилось.

Но все было как прежде – по крайней мере, сначала. Все тоже самое, с небольшими вариациями. Она уже как-то спокойно, даже отрешенно наблюдала за страданиями несчастной твари, утыканной десятком пик. И почти равнодушно следила за тем, как всадник на неповоротливой лошади теснит этого красивого сильного зверя все ближе к их трибуне. Так близко, что она уже начала различать извивы струящихся по шкуре красных дорожек. И вдруг случилось нечто неожиданное.

Резкий и сильный порыв ледяного ветра всколыхнул легкие одежды зрителей на первых рядах. Юлия вздрогнула, словно проснувшись от кошмара. Карлос тоже почувствовал это – она заметила, как сжались на коленях его холеные кулаки… В этот самый момент с быком что-то произошло.

Всем было отлично видно, как с черных губ начала обильно капать густая слюна. Ноздри животного раздулись не хуже, чем у дона Карлоса, а глаза сделались бешеными. Все это заняло не больше минуты, и человек, сидящий в седле, конечно, не успел ничего понять. Он даже толком не увидел, как тяжелый бык, резко и удивительно ловко развернувшись, понесся на лошадь. А через секунду и она, и всадник лежали на песке, абсолютно беспомощные в своих тяжелых доспехах! Толпа, как единый организм, глухо вскрикнула и умолкла. А Юлия, мгновенно забыв о прежних эмоциях, смотрела на арену. Причем, понимая, что сейчас на ее глазах погибнет человек, она не испытывала ничего, кроме радостного азартного возбуждения и еще – торжества.

Ему не дали. На арену тут же вышел матадор – видимо, тот, которого ожидал увидеть Карлос. Размахивая розово-алым плащом, он отвлек быка, пока несколько человек тащили сброшенного всадника по песку примерно так же, как недавно лошади тащили убитых быков.

Новый тореадор и вправду был лучше первого. То, что он делал, больше всего походило на красивый, выверенный до мелочей, изысканный танец. Юлия могла бы даже залюбоваться его движениями – очень уж это напоминало другой танец, исполненный здесь недавно, под светом луны. Проблема была в том, что бык, почувствовавший силу, не собирался сдаваться! Со всей энергией долго сдерживаемой ярости, болезненного сострадания и ужаса, Юлия болела за быка.

Потом она не могла вспомнить, как ни старалась, в какой момент в ней произошли такие глобальные изменения. Однако не прошло и нескольких минут с тех пор, как бык ринулся в атаку – а Юлия была уже другим человеком. Все ее мышцы до единой напряглись и дрожали так, будто она перезанималась на спортивных тренажерах. Готовая в любой момент вскочить, она выпрямилась до боли в спине на краешке жесткой скамьи. И даже не замечала, что давно уже кричит, срывая голос, вместе со всеми:

– Оле! Оле!! Оле!!! Ну, давай… Эх, мазила, блин!!! Давай! Давай!!

При каждом виртуозном маневре матадора, душа ее замирала в восхищении. Но при каждом удачном выпаде быка – она готова была визжать от восторга! И визжала, потому что таких выпадов было немало.

Это было уже не убийство тупоголовой скотины на глазах садистически настроенной толпы. Это был бой равных по силе, уму и смелости красивых существ. В конце концов, молитва Юлии была услышана: бык, не обратив вдруг никакого внимания на мелькающую перед мордой красную тряпку, сделал легкое, почти незаметное движение большелобой головой. В тот же миг стройный мужчина в роскошном костюме с золотыми позументами на плечах рухнул ему под копыта неуклюжим, потерявшим ориентацию телом!

– Оле!!! – закричала Юлия, перекрикивая отчаянный стон трибун.

Щеки у нее пылали, сердце билось в висках и шее праздничным набатом.

– Я вижу, тебе понравилась коррида?! – склонившись к ее уху, вкрадчиво прошептал дон Карлос.

– Да! Да!!

Даже не повернув головы, Юлия почти отмахнулась от него. Таким жутким, увлекательным, ни на что не похожим было происходящее на арене. Упавший матадор, отполз в сторону, воспользовавшись временным замешательством быка, который не понял, куда вдруг делся его противник. На арену тут же высыпало сразу несколько человек, они разделились на две группы. Трое принялись опасливо бегать вокруг быка, пытаясь его отвлечь, а двое других схватили матадора и под руки повели его к выходу с арены. Он сильно хромал, несмотря на то, что его держали с двух сторон, и прижимал обе ладони к бедру… Заметив кровь на его желто-золотом костюме, Юлия испытала такой прилив азарта и адреналина, что у нее на пару мгновений остановилось дыхание.

– Что происходит? – спросила она, озираясь. – Чего они хотят?

Все зрители разом встали, повернувшись к жюри на центральной трибуне, и хором выкрикивали что-то.

– Они требуют сохранить жизнь быку.

– Такое бывает? – с надеждой спросила Юлия.

– Почти никогда… – с жестокой печалью в голосе ответил Карлос, и вдруг воскликнул:

– Смотри, смотри! Он хочет продолжать!!

Трибуны замолчали, удивленно и почтительно обернувшись к арене.

В полной тишине к ее центру двигался тот самый тореро. Он шел очень медленно, заметно прихрамывая, но осанка его была еще более элегантной и гордой, чем прежде. Он сдержанно поклонился затихшим трибунам, а потом сделал пикадорам, окружившим быка, знак убираться. Через полминуты на желтом круге, разделенном пополам тенью и светом, остались только двое: огромный разъяренный бык, роющий песок черным копытом, и человек. В руке у него была тонкая, не особенно длинная шпага.

Какое– то время, они смотрели друг на друга, словно примериваясь. Юлия кусала платок, давно превратившийся в ее руках в мятую влажную тряпку. Очень медленно, мучительно медленно, человек стал приближаться к быку. Без привычного красного плаща в руках, он выглядел таким беззащитным и слабым… что Юлии очень захотелось закрыть глаза. Во избежание. Но она не успела.

С неописуемой грацией мужчина в желто-золотом костюме приподнялся на носках, изогнув спину, и, высоко подняв руку с оружием, молниеносно ударил им в середину огромного черного лба. Бык постоял немного, удивленно глядя на своего упрямого противника. А потом, словно признавая поражение, рухнул перед ним на колени. И плавно повалился на бок. Не меньше минуты трибуны плыли перед глазами Юлии в абсолютной тишине, прежде чем взорваться оглушительным салютом приветствий.

В этом сумасшедшем море возгласов, объятий и аплодисментов она сидела, не двигаясь, не моргая и почти не дыша, словно парализованная. Что-то непростое, неслучайное и недоброе было в том, насколько точно произошедшее сейчас повторяло сценку, разыгранную на этом же месте ею и Антонио. Неприятно, тянуще заныло сердце, когда она вспомнила вдруг его глаза цвета кофе и его яркие губы, шепчущие перед тем, как уснуть: «Ты мой ангел…».

Воспоминание переросло в страшное предчувствие, почти в уверенность, что с ним что-то не так. Тревога была так сильна, что захотелось сейчас же рвануться и ехать к нему.

– Теперь ты не хочешь уходить? – язвительным вопросом Карлос мгновенно вывел ее из странного, пугающего транса.

– Нет, – Юлия отрицательно помотала головой. Два оставшихся быка дали себя убить до обидного быстро. Или ей так только показалось? Потому что теперь, она хотела видеть это снова и снова. Теперь она жалела о том, что не насладилась вволю первыми тремя боями. Теперь она была безмерно благодарна дону Карлосу за то, что он привел ее сюда.

– Как жаль, что это последняя коррида сезона… – посетовала Юлия, когда они уже встали и под торжественные, праздничные звуки оркестра пробирались к выходу.

– Да… – согласился Карлос, – пока сезон длится, вроде бы и не ценишь – так, одно из многих других развлечений. А стоит ему закончиться, начинаешь ждать следующего…

На улице их ошеломил шум листвы в кронах огромных деревьев, хохочущие, издевательские крики красноклювых попугаев и полный сладковато-острого аромата жареных морепродуктов воздух, который Юлия глубоко вдохнула.

– Ты голодна? – заботливо спросил дон Карлос.

– Я бы съела целого быка!

Он смерил ее фигурку, одетую в черное, одобрительно-восхищенным, ободряющим взглядом. Бисер и блестки сверкали на солнце так же, как горели в возбуждении глаза. И даже веснушки стали ярче – от волнения она побледнела. Этот взгляд утроил ее кураж, давно бившийся в сердце, не имея выхода.

– Скажи, а что делают с убитыми на корриде быками? Хоронят с почестями?

– Нет! – он хохотнул удивленно. – Разделывают на мясо и продают.

– О… действительно. Чего добру пропадать… Просто отдают в магазины?

– О, нет, такое мясо нельзя продавать в магазинах. Оно необычное.

– Как это? Священное, что ли?

– Почти… – он потешался над удивленным выражением в ее глазах, – да просто считается, что во время боя и, особенно, перед смертью в кровь быка выбрасывается огромная доза адреналина. Некоторые уверены, что такое мясо нельзя есть. Что это, якобы, в разы повышает агрессивность в человеке. А то и вообще – можно отравиться…

– Да? Но ведь кто-то его покупает?

– Есть пара специальных ресторанов, где убитых на корриде быков готовят для любителей. Существуют люди, готовые платить втридорога за возможность полакомиться именно ими.

– Я тоже хочу! – вдруг уверенно потребовала Юлия.

– У них адреналин в крови, – напомнил Карлос.

– Тем лучше.

А вдруг у тебя недопустимо возрастет уровень агрессии?! Что я тогда буду делать?

– Ты ведь обещал загладить вину.

– Вне всякого сомнения.

– Ну вот – тогда можно начинать.

Это был самый роскошный ресторан, в котором Юлии доводилось бывать. Верхний этаж старинного здания на Рамбле представлял собой крытую террасу, то ли стилизованную, то ли, в самом деле, сохранившуюся в неизменном виде с конца восемнадцатого века. По всей вероятности, сегодня кроме них не нашлось желающих отведать священного мяса. А может быть, просто было еще не время для ужина? Как бы то ни было, они были там одни.

– Надеюсь, сегодня мы не станем пить сангрию? – робко предположил дон Карлос.

– Не станем.

– И ты разрешишь угостить тебя хорошим вином?

– И хорошей едой – ты обещал.

Скоро в центре стола стояло огромное плоское блюдо, закрытое слоем тонких, как лепестки розы, полупрозрачных ломтиков вяленого мяса. Они просвечивали на солнце рубиново-алым, когда, поддевая их один за другим, дон Карлос протягивал вилку к Юлиному рту. После каждого куска он клал ей на язык сочащиеся желтым соком кубики дыни. И давал запивать все это густым, терпким, даже чуть солоноватым, как кровь, вином.

Наслаждение, написанное на лице Юлии, делало совершенно лишним его последующий вопрос:

– Нравится?

Он смотрел на нее, как мать смотрит на своего первенца, впервые потянувшего в ротик что-то, кроме молока.

– М-м-м…

– Самый лучший хамон подают в Мадриде, – вздохнул дон Карлос, – но и этот совсем неплох.

– Неплох?! Я готова есть всю жизнь только это… – сообщила она, слизывая очередной кусочек дыни с кончика его вилки.

Юлия сидела напротив садящегося за крыши Барселоны красного солнца. Она щурилась, пряча глаза от слишком ярких лучей. От этого создавалось ощущение, что Юлия подмигивает кому-то за спиной дона Карлоса.

Потом было мясо. Большой, сочащийся кровью бифштекс на простой белой тарелке, безо всякого гарнира и прочих глупостей. Юлия пробовала его с опаской. И с замиранием сердца прислушиваясь к ощущениям. Ощущения подсказывали – явно – этот вкус так сочетается со вкусом вина, что после этого Юлия точно будет знать, что такое гармония. И неявно – что кровь в венах становится необычно горячей. И растут смелость и злость, и буйная, сумасшедшая радость от всего происходящего. Впрочем, возможно – это всего лишь потому, что он сидит напротив, очевидно наслаждаясь ее видом. Глядя на нее, он сам ел с большим аппетитом, чем обычно, будто впервые пробуя знакомые блюда. Она видела – и вкус вина кажется ему лучше, и ветер, гуляющий по террасе, приятнее обдувает кожу.

– Раз уж мы так красиво отдыхаем…

– Чего ты желаешь? – с готовностью отозвался он. – Любой каприз, я готов.

– Здесь можно, наверное, заказать качественную сигару? По-моему, если уж я в Испании, подходящий случай попробовать, а?

– Ты куришь?

Он знал об этом отлично – ведь видел же, хотя бы когда делал свои фотографии! Однако спросил с каким-то обидным, странным удивлением, как будто она говорящий кролик или кошка, которая вдруг еще и курит.

– Да, – с вызовом произнесла Юлия, – а ты, конечно – нет.

– Я бросил.

Ах, вот как? Ну, понятно. Здоровый образ жизни, и все такое прочее… Он ведь явно не мальчик. Но сколько ему лет – сказать совершенно невозможно. Он из тех жутко богатых, замороженных вампиров или инопланетян – как они с подругами в шутку называли некоторых артистов, которые выглядели сейчас точно так же, как когда Юлии, например, было три годика. Просто очень холеный. И думающий о здоровье. В отличие от нее.

– Давно?

– В общем, да… Прилично, – он усмехнулся, – но ты делаешь это с таким удовольствием, что мне захотелось снова начать… Только вот сейчас сигареты, и даже сигары – совсем не те, что прежде, – он сказал это так, будто живет уже сто лет.

– Ну, а я… не собираюсь бросать. Ни курить, ни пить, ни все остальное. Я собираюсь получать от этого, как можно больше кайфа!

Почему он посмотрел с таким недоверием? Сомневается в том, что она сможет получить наслаждение от своих порочных склонностей?

Тем временем им принесли деревянный резной ларчик. И Карлос, деловито порывшись в нем, выбрал большую толстую сигару, обернутую в красную с золотом бумагу.

– Какого цвета у тебя глаза? – спросил он вдруг.

– Не знаю, – Юлия равнодушно махнула рукой, – никакого. Они меняют цвет в зависимости от освещения.

– Кто ты? – без всякого перехода опять спросил он.

– Я не знаю, – в тон ему ответила Юлия.

– Как?! – он сделал преувеличенно удивленное лицо.

– Скорее всего – никто, – она пожала плечами.

– Ты, кажется, не слишком-то себя любишь…

– Совсем не люблю.

– Почему?

Почему тебе это так интересно? Вот в чем вопрос. Он даже перестал играть в невозмутимого дона, забыл вдруг о своем фирменном выражении лица – снисходительной иронии. А просто уставился на нее в упор, ожидая ответа. Только что тут можно ответить?

– Ну, вероятно – не за что.

– Но неужели ты даже не догадываешься о своей истинной сущности?

– У меня нет никакой истинной… сущности, – Юлия раздраженно нахмурилась, – то есть я, тоже меняю цвет. В зависимости от ситуации. И – окружения, – добавила она многозначительно.

– Тогда – кто же ты сейчас?

Она с тоской глядела на его пальцы, которые, повертев толстую сигару, поднесли ее к безупречному рту. Бледные губы сомкнулись вокруг темного основания, вдруг хищно сжав его, когда он поднес к кончику сигары горящую спичку.

– Кажется, сейчас я развратная расчетливая стерва, знакомящаяся на курорте с разными импозантными мэнами…

– Слишком длинно, – поморщился дон Карлос в клубе первого дыма, – а если короче?

– А если короче, – Юлия попыталась изобразить роковой прищур, как у одной из тех красоток на черно-белом плакате в салоне, – если короче, я – женщина-вамп.

– Кто?!! – он чуть не выпустил сигару изо рта. – Ха-ха-ха!!

Эта реакция так не соответствовала задуманному Юлией эффекту, что уголки губ у нее непроизвольно поползли вниз, заставив испугаться возможных неконтролируемых слез.

– Простите, простите… – поспешно пробормотал дон Карлос, очень стараясь вновь стать серьезным, – Прости меня! Просто…

– Я не похожа на вамп? – угрожающе спросила Юлия, глядя прямо в серебряные радужки.

Уголок красивого рта опять дернулся – только на миг – в позыве смеха. А потом выражение его лица сделалось неожиданно нежным.

– Ты похожа на ангела.

Они смотрели друг на друга в молчании, пока она решала, как ей нужно расценивать это заявление – как оскорбление или, как комплимент.

– Так значит я – ангел-вамп.

С этими словами Юлия вынула из пальцев дона Карлоса тлеющую сигару. И, набрав в рот густого ароматного дыма, принялась безмятежно пускать вверх маленькие аккуратные колечки.

– А ты? – спросила она, разглядывая его из-за завесы дыма. – Кто ты такой?

– Ну, это очевидно! – расцвел он своей ослепительной улыбкой. – Богатый бездельник, снимающий на досуге одиноких туристок!

– Кажется, мы друг другу подходим?

– У нас есть отличный шанс это проверить…

Его необычные волосы в дневном свете, затопляющем террасу, отливают белой начищенной сталью. А его глаза, его бесподобно выразительные глаза… она вдруг поняла, резко и ясно, как озарение – они же ничего не выражают! Вообще. Но – парадокс, именно из-за этого они кажутся непередаваемо красноречивыми… это как… как новые духи «Сислей»! – вспомнила вдруг Юлия свою прогулку по «дьюти-фри». Три аромата под номерами: «Один», «Два» и «Три», и каждый может дать им свое собственное название. Такая концепция.

Она содрогнулась от предположения, что все его многозначительные взгляды, тревожащие и манящие, – всего лишь плод ее собственного больного воображения.

Потом, после сигар, десерта и двух рюмок старого портвейна с ассорти из сыров, они спустились в подвал того же дома.

– Здесь танцуют фламенко, – пояснил дон Карлос. В полутемном зале царила несколько мистическая и откровенно эротическая атмосфера, немного страшная, возбуждающая и притягивающая. У Юлии, хоть и не привыкшей к таким местам, не возникло сомнений – здесь собралось изысканное, избранное общество. Она присвистнула с невольным восхищением.

– Я думала, такое начинается в разгар ночи!

– У некоторых людей разгар ночи бывает в любое время суток… Потанцуем?

Когда же он пригласил ее, неожиданно выяснилось, что она почти не может двигаться в танце. Слишком скованными получались движения, слишком заторможенными – жесты. Вот уж точно – как кол проглотила!

Дон Карлос остановился, вдруг посерьезнев.

– Болит спина? – он, скорее, не спросил, а сообщил ей об этом.

– Откуда ты знаешь?

– Вижу, – просто ответил он.

– Это… так видно?

– Не всем.

– А. Так ты – врач.

Он странно усмехнулся. Словно хотел нехорошо пошутить, но передумал.

– В некотором роде. По крайней мере, я могу попытаться тебя вылечить.

Он снова встал за ее спиной – как некогда в маленьком уютном замке.

Только теперь он не боялся дотронуться до нее. Напротив. Его ладони, не холодные и не теплые, не влажные и не сухие, не трепетные и не грубые – такие, какими сама хочешь их ощущать, – уверенно легли на плечи Юлии.

Он или сильно обольщался на счет своих целительских способностей, либо это и не входило на самом деле в его планы. Спине ничуть не стало легче от этих прикосновений. Она даже заболела еще сильнее. Зато от них случилась масса других вещей. Ладони и ступни сделались очень теплыми, а потом – горячими. Словно крохотными острыми иголочками закололо глаза и губы. Дыхание сделалось поверхностным, стало вдруг трудно глотать. И еще – она все-таки сделала это. Наклонив голову, порывисто прижала щекой его руку. Которую он, на этот раз, и не думал убирать.

Волоски на шее снова трепещут от беглого, неритмичного дыхания. Оно тоже, как и его руки, не имеет никакой температуры. И Юлия предпочитает думать, что оно обжигающее.

– Ты не боишься… – проговорил он ей в затылок, – а вдруг я маньяк?

– М-м-м… – она нежно потерлась щекой о бархатную смуглую кожу.

– Может, чудовище? Монстр?

И вдруг – словно его слова обладали гипнотической силой – ей стало по-настоящему страшно. Откуда-то пришла дикая мысль, что такое вполне возможно.

– Но ты ведь тоже не знаешь – кто я.

Она сказала это недостаточно уверенно. Ее не покидало чувство, что он лучше нее знает, кто она.

– Да, – без всякого выражения в голосе согласился он, – не знаю.

Его ответ лишь подтвердил ее смутную догадку. Будто он знает ее. Знает, кто она. Какая она. И не только. Это бесит. Пугает. И – заводит.

Она отважно поворачивается к нему. Теперь лицо ее в опасной близости от его глаз. От взгляда, так легко высвобождающего, выводящего наружу ее низменные инстинкты, спрятанные от посторонних и от самой себя. И она рада этому, как ребенок, которому разрешили запихнуть в рот сразу все жвачки, что были в упаковке, вместо того чтобы мусолить их в день по полпластинки. В таком случае, даже если он монстр… Пусть. Ведь, если подумать – сама-то она кто?

– Ну, вот – мы оба можем представлять друг для друга ужасную опасность… Разве это не здорово?!

Он никак не воспользовался возможностью, которую она предоставила, стоя вплотную, подняв подбородок. Наоборот – мягко отстранился, будто смущенный ее наивностью и смелостью. Но это уже не важно. Потому что сейчас она уже не сомневается в том, что сегодня ей удастся завлечь в мягкие, прочные, опасные – сплетенные из отравленного шелка сети, этого роскошного, таинственного, самоуверенного самца. Обольстить. Влюбить в себя. И – бросить, как ненужную тряпку. Реабилитировав себя перед самой собой. Дав себе тем самым шанс. Шанс на жизнь.

Пусть пока думает, что это он здесь главный. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

…За окнами машины снова мелькали, но уже не с пугающей, а с радующей бешеной скоростью те же самые пальмочки, кипарисы и сосны. Только теперь, в сине-черной бархатной темноте ночи, они выглядели ожившими демоническими тварями из страшной и захватывающей сказки.

Вот уже, наверное, с полчаса Юлия смотрела то в окно, то на руки Карлоса, сжимающие руль. На то, как играют мышцы под смугло-оливковой кожей, на рисунок вен, замысловатый и точный, как на полотнах Микеланджело… И не могла больше выдерживать это молчание, в котором так слышно было ее желание, наивное и неприкрытое, будто это оно звенело гитарным перебором в колонках.

– Может, все-таки расскажешь об этой легенде? На что намекала экскурсовод? Мне интересно.

– На что она могла намекать? – пренебрежительно спросил дон Карлос, не отрывая взгляда от темной дороги. – Она знает об этом, не больше любого школьника…

– А ты? Что знаешь ты? Ну, пожалуйста! Ты ведь сегодня заглаживаешь вину.

– Еще не загладил? – вскинулись брови, создав морщины на гладком лбу.

– Не совсем, – кокетливо улыбнулась Юлия, – вот, когда ответишь…

– Хорошо. Как тебе такой вариант – Гауди продал душу дьяволу… по разным причинам. Но, продавая, он не знал задумку нечистого. А она заключалась в том, что когда будет достроена Саграда Фамилия – мир перестанет существовать. Подходит?

– В каком смысле? – не поняла Юлия, у которой от волнения, вызванного мыслями о том, что будет, когда они доедут до места, начинала неприятно кружиться голова.

– В том самом, – мрачно сказал дон Карлос, – в смысле Апокалипсиса.

– А… А-а-а…! Вот в каком… А что?! Давно пора. Машина так резко вильнула в сторону, что Юлия не успела ухватиться за поручень и чуть не повалилась на Карлоса. Ничего удивительного – если учесть, что он вовсе не смотрел на дорогу. Потому что во все глаза он смотрел на нее. Она глупо улыбнулась.

– Что такое? Хи-хи…

– Ты… это… серьезно?

– Ну, разумеется.

Юлия остро чувствовала охватывающий ее иногда, особенно при опьянении, мрачный кураж. Приступ стремления к саморазрушению, заставляющий злоупотреблять всем, чем только можно. Посылая к черту благие мысли о вреде и аморальности.

– Конечно! – убежденно повторила она. – Если за столько веков никому не удалось сделать этот мир хоть чуточку лучше… Может, кому-нибудь удастся его грамотно уничтожить?

Почему ее слова произвели такой эффект? Она впервые видела этого вальяжного дона взволнованным! Кажется, она произнесла жуткое богохульство… Ну, извините. Никак не предполагала, что он такой верующий.

– Ты сейчас точно понимаешь, что ты говоришь? – с сомнением и какой-то странной надеждой спросил он.

Это уже бесило не на шутку. Имеет она право на собственные мысли?! Пусть даже они противоречат дурацкой морали, общественному мнению и суждениям всяких там донов?!

– Еще как понимаю, – Юлия гордо вскинула голову.

От этого движения она закружилась еще сильнее. И Юлия поняла, что мир исчезнет гораздо раньше, чем будет достроен знаменитый Собор. Во всяком случае – для нее. Потому что Карлосу, видимо, окончательно надоело смотреть на дорогу.

Он не отрывал от Юлии взгляда, и, более того, ей показалось… От этого застучало в висках. И сердце поднялось к горлу. Ей показалось, что он сейчас, прямо вот так, не останавливая машину, ее поцелует. Беспокойство и жажда этого поцелуя были так сильны, что она зажмурилась и… лучше бы она этого не делала.

Холодный пот удивительно быстро намочил батистовую тунику на спине, потек двумя тонкими струйками по бокам. Ладони онемели. А к горлу подкатило ужасное ощущение. То самое.

– Останови…

Он не слышал. Он был словно в шоке. С каким-то радостным изумлением он разглядывал Юлию, и в его матово-серых глазах бесновались крошечные угольно-черные чертики. А впрочем, ей, наверное, опять кажется… Но он тянется к ней, все ближе и ближе! Она явственно представила, что сейчас случится с его белым салоном. А заодно с брюками и шелковой рубашкой.

– Останови… Останови, пожалуйста!!

Она открыла дверь, не дождавшись, когда машина полностью остановится. И чуть не упала, вылетая из нее на каменистую обочину над обрывом. Споткнувшись, схватила рукой изогнутый шершавый ствол сосны и согнулась пополам… Боже, какой позор… какой стыд… Такого не было с детства, с тех пор, как ехала из Крыма с родителями, перед этим наевшись жирного шашлыка в придорожном кафе…

– Юлия, осторожно!

О нет. Неужели он вышел из машины?! Не только. Он еще и стоит прямо за ней – наблюдая всю эту красоту… Как погано… но теперь уже все равно… Бесконечными, безостановочными позывами свивало желудок, выворачивало буквально наизнанку, все время, пока он держал ее за талию, чтобы она не скатилась вниз по пологому склону. Ну, прямо сценка у сельской дискотеки! Только пайетки сверкают излишне богемно при свете фонаря, под которым ее тошнит и тошнит, не останавливаясь, со всеми соответствующими звуками и запахами.

За пять минут из нее вышло все – все! Пряный хамон и мясо убитого быка, и безумно дорогое вино, и даже запах изысканной сигары – все это перемешалось с кислым желудочным соком, и теперь растекалось перед ней красной лужей с неэстетичными комками. И он… он все это видел.

– Вот, возьми.

Дон Карлос протягивал ей тот самый кипенно-белый платок, который она терзала на корриде.

– Спасибо.

Когда Юлия выпрямилась, она была цвета этого платка. А чувствовала себя невесомой. Ничего не чувствующей. И – неживой.

– Прости, я неосторожно вел…

– Да ладно…

– Нет! Я идиот. Как ты?

Она отпрянула от его руки, когда он хотел галантно поддержать ее под локоть. Он казался таким удивленным и расстроенным, что его даже стало жаль. Он, опять такой невозмутимый, такой совершенный стоял здесь весь в белом и еще извинялся… Чертова дура. Решила изобразить из себя то, чего нет и в помине. А орешек-то оказался не по зубам… в буквальном смысле – не смогла переварить своего счастья! Ха-ха!!