Текст книги "Притяжение страха"

Автор книги: Анастасия Бароссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23

ТАЙНИК

То, как она уходила в ночь и грозу с обескровленным Антонио. Как они, в ураган, оборванные и грязные, почти невменяемые, ловили на дороге хоть какую-то машину. Как укушенный Антонио в полубессознательном состоянии и она в вечернем платье ввалились под утро в холл «Дон Жуана», как смотрел на них видавший виды портье – все это осталось в памяти Юлии сбивчивым, рваным сном.

…Они проснулись у нее в номере. Тесно обнявшись, закутанные в покрывало, ледяные от холода, наполнившего помещение с картонными стенами. Что подумал о них портье – лучше не знать. И хорошо, что у нее дешевый отель. В дорогой, их бы, точно, не впустили.

Давно был день, когда они проснулись. Но он не сильно отличался от ночи. Черно-серое небо, плотно затянутое дождевыми облаками, не оставляло надежд на скорое потепление.

Обоих трясло – от промозглого холода и слабости. Это было как жесточайшее похмелье. Как отходняк от недельной пьянки или состояние недолеченной простуды. Пальцы рук и ног оставались ледяными, и был только один способ быстро согреться. Слава богу, в обшарпанном санузле была горячая вода.

Сначала они лежали, уместившись друг напротив друга в тесной ванне. Отогревались, отдавая клубам поднимающегося от воды пара все то, что им пришлось пережить в эту ночь.

Потом она смывала кровь и грязь с волос и тела Антонио. Осторожно очищала раны и ссадины, оставшиеся на нем после встречи с Себастьяном.

Юлия так и не узнала – что он понял из того, что видел? Кажется, он вообще не хотел ничего понимать. Или находился в шоке – таком сильном, что был не в состоянии анализировать события? Как бы то ни было, он ни о чем не спрашивал. Не пытался выяснить, каким образом, она оказалась именно там, где ей грозила самая страшная опасность. Он только смотрел на нее, и глаза цвета горячего кофе наполнялись то страхом, то тоской, то ненавистью. А еще – желанием.

Отдаваясь ему в наполненной горячим паром ванной «Дон Жуана», Юлия мстила дону Карлосу за все то, что было и чего не было, словно хотела в его лице отомстить всему миру за свою вечную неприкаянность, за собственные ошибки. А Антонио мстил ей. За то, что он пережил, оказавшись жертвой с самого детства. И еще – за ее предательство. Знал ли он о нем? Или – только подозревал? Не важно. В любом случае он имел на это право. Может быть, чувствуя это лишь интуитивно, он был груб, даже жесток. И это было к лучшему.

Красное сказочное платье было безнадежно испорчено. И валялось скомканное, мокрое, рваное в углу комнатки, словно растекшаяся кровавая лужа.

Юлия с неожиданным удовольствием снова надела Джинсы и трикотажную кофту.

Антонио пришлось натянуть на себя влажную, грязную, окровавленную одежду.

Ураган чуть утих, но шторм бушевал с прежней силой. Огромные волны, разбиваясь о скалы, заливали открытую террасу «Минервы». С которой, конечно же, давно убрали все столики.

Бушующее море сделалось разноцветным. Вместо обычной, равномерно-матовой, бирюзы оно переливалось, словно перламутр внутренней стороны огромной раковины. Узкая полоса темной лазури у горизонта вливалась в молочно-зеленую, которая потом переходила в широкое, черно-фиолетовое пространство. Ближе к берегу, вода становилась изумрудно-синей, а еще ближе взбаламученный песок и мелкие ракушки взмывали вверх огромными волнами цвета «хаки», отороченными воздушными белыми кружевами. И разбиваясь о прибрежные скалы, выплескивались на набережную.

Холод и ветер были везде и повсюду, от них не было спасения даже на узких улочках городка. И Юлия, подчиняясь властному порыву, потащила Антонио к опустевшей набережной. Она чувствовала, что долго – а, может быть, уже никогда – не увидит этого места. И хотела запомнить…

Пока она заворожено смотрела на море, Антонио стоял позади, чуть поодаль. О чем он думал? Она не знала. Да и не имела большого желания знать его мысли.

Сама она вспоминала свою первую ночь здесь. Черный лак с напылением «металлик». Пьяный кураж, дающий ложные надежды… А потом еще – синее золото теплого моря. Прохладу и спасение, даруемые водой, и наконец… маленькую бухту. Ночной берег, мокрый песок под спиной. И темное лицо, медленно склоняющееся над ней…

«Трамонтана» была закрыта – что, впрочем, не удивительно. В такую погоду, в маленьком курортном городке, бессмысленно открывать подобные заведения. Но все-таки тревога сжала сердце нехорошим предчувствием.

Поэтому, они почти бежали по мокрым улицам, а потом ворвались без стука в квартирку на втором этаже.

Они не сразу заметили странную реакцию на их появление. То есть – почти отсутствие таковой. Все были здесь, но непривычная тишина царила в доме шумливого сеньора Мигеля.

Даже бесцеремонность, с которой Антонио, втолкнувший Юлию в кухню, продемонстрировал ей содержимое чужого холодильника – доверху забитого пакетами с замороженной кровью и физраствором, осталась незамеченной.

– Не стоит, – поморщилась Юлия, – я уже знаю…

В другое время, это привело бы хозяев в замешательство и выглядело бы несусветной наглостью. А теперь – Хуан только сделал слабую попытку воспротивиться, когда Антонио распахнул дверь в комнату Моники.

Она лежала в разобранной постели. И была словно без сознания. Капельница, уже не нужная, стояла в углу комнаты. Вместо нее у постели на табуретке сидел сеньор Мигель.

– Что с ней? – спросила Юлия, чтобы хоть что-то сказать.

Сеньор Мигель лишь поднял на них выпуклые, слезящиеся глаза, и подбородок его затрясся, мешая говорить.

– Дон Карлос…?! – прошептала она в ужасе, не желая знать ответ.

– Не только, – вздыхает Мигель.

– Себастьян? Он… Он был здесь сегодня?!!

Он кивает. И прячет лицо в толстых ладонях.

– Но почему – она?!!

Юлия кричит, нарушая тишину, окутавшую туманом этот печальный дом. Кричит, с удивлением понимая, что больше не в силах выносить несправедливость жизни. Хуан, успокаивая, словно это у нее, Юлии, случилось горе, кладет ей руку на плечо.

– Мама всегда говорила – что нам, с Хуанитой жить, а папа должен управлять агентством… – просто объясняет он.

– Понятно…

Склонившись над брусничной скатертью, Хуанита, абсолютно безучастная ко всему происходящему, создает очередной шедевр.

Вероятно, вдохновленная непогодой и мистической чернотой за окнами, молча и рьяно, она водит кисточкой по листу бумаги размером почти со стол. Свободная часть его завалена красками, баночками, кистями и карандашами. Она рисует, не обращая внимания ни на кого и ни на что… И ей можно только позавидовать.

Хуан, двигаясь, словно сонный зомби, дает Антонио свою одежду.

Лучше не видеть, как будут смотреться на его высокой, узкой фигуре холщовые брючки и клетчатая рубашка Хуана. Пока он сидит голый, закутанный в колючее одеяло, Хуан мажет какой-то вонючей мазью его ссадины и рану на голове.

О, ужас. Это значит – пока она отдавалась Карлосу в шелках и роскоши, Себастьян выпил всю кровь из Моники и…

Она застонала. Закачалась, сидя на диване. Сжала ладонями голову, раскалывающуюся от тоски и ужасных мыслей. Неразрешимых мыслей.

– Простите, сеньорита… Мы, вас предупреждали сразу… почти сразу.

Сеньор Мигель, как видно, истолковал это ее страдание по-своему.

– Мы не хотели этого, простите. Нужно было сказать вам все еще тогда… мы говорили…

– Да-да, говорили, говорили… Все нормально.

Хуан накрывает их обоих пледами и кормит супом, сваренным из улиток и мидий. Юлия почти не ест. Ее лихорадит – от вида и запаха этой еды. Убожество всего этого теперь, после дома на холме, так бросается в глаза! Каждая мелочь, раньше воспринимавшаяся, как должное, от пыли в углу прихожей до засохшей мухи между оконными рамами. И даже тонкая, почти незаметная трещинка на фаянсовой чашке, из которой она пьет жасминовый чай со слишком резким запахом, от которого уже мутит… Значит, она и вправду монстр. Еще худший, чем он.

И ведь она могла бы – нет, и сейчас еще может – ничего этого не видеть! Не чувствовать больничного запаха смерти, не видеть рук сеньора Мигеля, закрывших одутловатое лицо… Не помнить о глазах Антонио.

Она хочет только одного. Хочет вернуться в спальню с черной шелковой кроватью, камином и креслом. К Карлосу, который – и она знает это точно – который ждет ее. Все еще ждет. Тоска, острая и мучительная, сжимает желудок спазмами при одной мысли о силуэте на террасе третьего этажа.

Юлия решительно отставляет в сторону чашку с так и не выпитым остывшим чаем. Что он там сказал – у них только сутки, пока очнется Себастьян?

Только сутки! Большая часть, из которых уже прошла.

Юлия медленно подходит к Хуаните. Стоя у нее за спиной, вглядывается в акварельное изображение.

Там, на плотном шершавом листе разворачиваются жуткие сцены апокалипсиса – такие красивые и величественные, в присущей Хуаните фантастической манере. Они, тем не менее, поражают своей реалистичностью. При этом покой и какая-то безмятежная уверенность не сходят с лица художницы. И это – самое страшное, гораздо страшнее самой картины… Это так страшно, что Юлия немедленно произносит, громко и четко:

– У нас осталось несколько часов!

– О чем вы говорите? – спрашивает Хуан.

А Хуанита, впервые за все это время, поднимает голову от своей незаконченной картины.

Но Юлия обращается не к Хуану. А к Антонио, закутанному в плед, с чашкой дымящегося чая в больших ладонях. И он то, как раз ничего не переспрашивает. Потому что – Юлия знает это – он и без перевода понял, о чем она.

– Мы должны уничтожить чертежи… Хуан, переведи, пожалуйста.

Но Антонио не желает слушать. Не желает понимать то, что говорит ему Хуан, испуганно переводя слова Юлии. Но – понимает. Это видно по тому, как он снова побледнел и невольно втянул голову в плечи.

– Если ты не хочешь, я поеду одна. Только без тебя у меня ничего не получится…

– Quieres de perderse, cymo mi padre?!!40 – кричит он. – A ti sera mas facil de e'ste?!!! [40]

Он трясется и плачет, расплескивая на пол горячий чай.

– Нам не придется лезть на строительный кран, – очень тихо говорит Юлия.

Она достает из заднего кармана джинсов ключ, подаренный Карлосом.

– Что это?

– Ключ от апокалипсиса… То есть – от гробницы Гауди.

– Откуда… – он останавливается на полуслове, и смотрит опять со страхом.

– Не важно…

– Мы погибнем.

– Мы так и так погибнем. По крайней мере – ты. Антонио молчит, глядя на нее с ненавистью, чуть ли не большей, чем та, с которой он глядел на дона Карлоса.

– Выбирай!

– Cymo vas ahora alia a llegai?! [41]– Антонио хватается за этот вопрос, как за последнюю соломинку.

Тогда, Хуанита вдруг бросает рисовать. Встает из-за стола, подходит к тумбочке в крохотном коридоре, что-то достает из выдвижного ящичка. А потом – молча протягивает Юлии ключи. Автомобильные ключи с нелепым брелком в виде человеческого черепа.

Хуан виновато смотрит в окно, где молнии продолжают сверкать и ливень хлещет по тротуарам с удвоенной силой. И произносит, опустив лобастую голову:

– Мой мотоцикл рядом с домом…

– Спасибо, – говорит Юлия, бросая ключи Антонио.

Он встает. Ссутулив плечи, ни с кем не прощаясь, выходит из квартиры.

Юлия, напротив, окинув взглядом комнату с брусничной скатертью и полотняным диваном, улыбается и бросает уже привычное:

– Хола!

Последнее, что она видит – робкая надежда в выпуклых, покрасневших глазах сеньора Мигеля за толстыми стеклами очков.

…Ветер. Ливень. Скорость. Кромешная тьма и слепые огни придорожных фонарей. Машин мало – на шоссе сейчас лишь те бедняги, кого непогода застала в середине пути. А еще рейсовые автобусы, как миражи – то ли несутся, то ли ползут навстречу, каждый раз пугая размерами и слепя дальним светом фар.

Только теперь, вжимаясь в спину Антонио, обхватив его руками изо всех сил, Юлия поняла – тошнотворная поездка в душном автобусе по извилистому серпантину, да что там – даже маленькая неприятность, случившаяся с ней в тот памятный вечер, когда она чуть не испортила обивку роскошного авто – все это рай. Просто рай по сравнению с этой немыслимой сумасшедшей гонкой! Не говоря уже о том, что она вообще впервые в жизни села на мотоцикл.

В ночи, наполненной надрывным ревом двигателя и раскатами грома над взбесившимся морем, они мчатся, сами похожие на призраки. Вода, мерцающими брызгами, летит из-под колес по обе стороны их мотоцикла – как два узких, длинных крыла. Вода больно хлещет в лицо и голову. Хуан, конечно, не предполагал таких экстремальных вояжей – простенький мотоцикл был ему нужен исключительно для передвижений по городку и окрестностям, на минимальной скорости.

– Господи, Господи… Помоги, помоги…

Губы Юлии сами собой, бессознательно, беззвучно и почти безнадежно повторяют эти слова, как некую охранительную мантру. Только однажды она вскрикнула, и голос мгновенно сорвался на визг – когда показалось, что две черные тени пронеслись над дорогой, наперерез несчастному мотоциклу.

Или это просто потемнело в глазах от страха и напряжения? Как бы там ни было, она предпочла просто зажмуриться… И именно в этот момент, они чуть не вылетели в кювет.

Юлия, прижимаясь мокрой щекой к куртке Антонио, тихонько заскулила…

Казалось, что поездке этой не будет конца. Вероятно, дон Карлос силой своего тайного знания удлинил дорогу, сделав ее беспредельной или просто пустив по кругу… И они так и будут мчаться, и мчаться по скользкой блестящей змеиной спине, каждую секунду готовые погибнуть, врезавшись в столб или попав под колеса автобуса… Юлия начала терять силы и впадать в отчаяние, когда впереди показались индустриальные огни спящей Барселоны.

Дальше, все было просто.

Подземный гараж, черная служебная дверь, мокрый тоннель и вот… Прежде чем отворить склеп, Юлия на миг прикрыла глаза. Сжала в кулаки пальцы, онемевшие оттого, что они слишком долго вцеплялись в куртку Антонио. Необходимо было сейчас же отогнать от себя воспоминание о Карлосе, расстегивающем на груди голубую рубашку.

Снова каменная Мадонна, и колонны, и свечи в изголовье гранитной плиты. Только теперь не до смеха. И не до романтики.

– Где этот тайник… ты знаешь?

Антонио ошалело глядит на полированную плиту, не в силах отвести взгляд от могилы прославленного предка. Он выглядит как человек, находящийся под гипнозом. Как человек, готовый вот-вот утратить всякую связь с реальностью, настолько явно переставшей его интересовать, что Юлия кричит, нарушая святость места:

– Где тайник?!!

Антонио, очнувшись, озирается по сторонам. Он что-то бормочет по-испански и подходит к одной из стен крипты.

– La pared justa… La pared justa… [42]– безостановочно повторяет он.

И начинает шарить ладонями по плитам каменной кладки. Это приглушенное бормотание и этот жест – как у слепого, ощупывающего незнакомую поверхность, словно в поисках выхода, которого нет… Он лихорадочно изучает глухую стену, точно замурованный заживо – все это так действует на нее, что к горлу подкатывает тошнота. Или это просто запоздалое следствие их поездки?

– Ну, что?

– Parece, aque… [43]

А дальше, все вообще, до смешного банально. Надо же – как в затасканных голливудских мистических триллерах! Он надавливает на одну плиту, на другую и вдруг, с нудным, режущим слух скрежетом из стены выдвигается камень. Антонио запускает руку в темноту проема… и через секунду достает оттуда длинный, больше полуметра, кожаный черный тубус с золотым тиснением и какими-то надписями. Может, на нем обозначено фирменное клеймо производителя или что-то подобное.

Антонио осторожно отвинчивает крышку тубуса. Внутри видны туго скрученные края плотной бумаги!

Одна и та же мысль была в их взглядах, когда они посмотрели друг на друга ошалевшими глазами – да и как могло быть иначе? Сжечь! Уничтожить прямо здесь и сейчас! Только вот – есть ли у кого-нибудь из них зажигалка? Ирония судьбы – они хлопают себя по мокрым карманам. И еще не успевают осознать своего фиаско, когда вдруг ощущают порыв ледяного ветра, от которого небольшое помещение мгновенно наполняется убийственным холодом.

А в следующий момент Юлия чувствует, что элементарно не может дышать.

– Ну, что – теперь ты потанцуешь со мной?!

Она узнала голос Себастьяна. Его руки – холодные и жесткие, словно сталь, с безжалостной силой вдавили Юлию в такую же холодную и твердую, абсолютно каменную грудь вампира. И продолжают вдавливать. До тех пор, пока не останавливается дыхание.

Она была почти без сознания, когда ее с пугающей скоростью влекли вверх по винтовой лестнице, ввинчиваясь тошнотворной спиралью в мрачное грозовое небо.

Глава 24

ВЫБОР

Ветер свирепствует. Рвет с креплений рекламные растяжки над улицами, извещающие туристов и население об очередных празднествах «Сардана», назначенных на октябрь. И ливень, словно вселенский потоп, заливает Барселону.

Черное небо кажется еще чернее от огней, горящих внизу. От неонового света витрин, фонарей и рекламы. И от подсветки, искусно подчеркивающей величественную красоту ночной SAGRADA FAMILIA .

Волосы Себастьяна и Стефании развеваются, словно гривы взбесившихся гнедых коней.

Какой пронизывающий холод… Мокрая одежда облепила тело ледяной тяжестью. Словно в помощь железным рукам, которые все так же сдавливают грудную клетку.

Юлия приходит в себя от ветра, хлещущего по щекам.

И слышит, как Себастьян кричит что-то Антонио, который неестественно выгнулся в таких же, видимо, стальных, как у Себастьяна, руках Стефании. Во мраке, почти не видно их лиц. Только темные силуэты и светящиеся белки глаз.

Сквозь свист ветра прорывается голос Себастьяна, а потом она с ужасом видит, как Антонио протягивает вперед руку с зажатым в ней тубусом.

– Нет!!!

Она хочет крикнуть это, но не может. Голос не вырывается из стиснутой груди, а только жалобный хрип, который никому не слышен, даже ей самой, обдирает горло.

Но, словно эхо непроизнесенного ею слова, усиленное в десятки раз, над площадью SAGRADA FAMILIAгремит другой голос:

– No!!!

Черная тень на миг укрывает мраком огни реклам и сияние подсветки.

И в этот миг, напротив них, на другом конце плоской обзорной площадки на вершине башни… появляется еще одна фигура. Серебро волос и серебро взгляда. И властная мощь голоса, что грохочет, не страшась свиста ветра.

– Остановись! – приказывает он.

– Вряд ли… Даже не надейся… – обещает Себастьян Юлии на ухо, а потом кричит в мерцающую огнями темноту:

– Дон Карлос! Добро пожаловать! Я снова делаю за тебя твою работу!

Он вдруг приподнял Юлию от пола и потряс ее в воздухе перед собой. Словно она была тряпичной куклой с плохо пришитой к туловищу головой, болтающейся на некрепких нитях.

– Посмотри, как успешно, я воплощаю в жизнь твои планы!

– Что ты знаешь о моих планах – ты, жалкий вампир?!

Звук его голоса, несомненно, обладает магической силой – а иначе, почему руки Себастьяна дрогнули, ослабив стальное кольцо вокруг ее тела? Это дало Юлии возможность глотнуть влажного воздуха, остро пахнущего озоном… Облегчение от этого вдоха, наполнившего легкие – ничто по сравнению с радостью, наполнившей Юлию при одном только звуке этого голоса.

– Тварь, живущая лишь благодаря мне и крови бедняг, купленной за деньги, данные мной! С кем ты себя равняешь? Я – исчадие ада, тот, кто сам себя проклял и тем самым стал одним из избранных существ, обладающих истинной властью. А ты существуешь лишь по милости женщины, не пожелавшей смириться с твоей смертью… Ты не способен даже оценить шанс, данный тебе!

– Сейчас мы посмотрим, – Себастьян крепче сжимает грудь Юлии, заставляя ее хватать ртом воздух, – может быть, я окажусь способным хоть на это?!

Одной рукой Себастьян откидывает голову Юлии назад. Еще немного, и он бы сломал ей шею… И лучше бы он это сделал. Белые клыки, длинные и острые, как иглы – все, что видит Юлия перед тем, как закрыть глаза.

Все произошло в долю секунды.

Антонио дернулся в руках Стефании, горестно застонал… и вдруг, почувствовав неожиданную свободу, чуть не упал на колени.

Он не понял, каким образом он и Стефания оказались стоящими поодаль, чуть позади Себастьяна. А просто все это время, она незаметно двигалась сюда, и вот теперь – отпустила его. Дон Карлос отлично видел все это.

Себастьян не успел обернуться, держа в руках теряющую сознание Юлию, когда Антонио кинулся – а точнее, Стефания резко толкнула его под ноги Себастьяну. Не выпуская из рук тубуса, в который вцепился мертвой хваткой, он ударил его под колени. На секунду ноги Себастьяна подогнулись, и этого хватило, чтобы он ослабил хватку. Юлия перегнулась бесчувственной марионеткой через его руку.

В это миг дон Карлос, как всегда молниеносно, выбросил вперед правую ладонь. И тонкий луч металлического цвета, острый, как скальпель, и яркий, как лазер, ударил в Себастьяна. Подобное уже было тогда, в доме на холме. Голова Себастьяна откинулась назад. Но он устоял – благодаря расстоянию, а может быть, ярости, поддерживающей его. Правда, он забыл о Юлии.

Не чувствуя ног, Юлия медленно осела на пол. Антонио схватил ее, и они откатились в сторону, к стене. К той самой стене, прижавшись к которой Стефания отчаянно закричала. И замерла с расширившимися от ужаса и горя глазами.

Дон Карлос, не спеша, приближался к Себастьяну.

– Что ты знаешь о моих планах, глупец?! Тебя не хватает даже на то, чтобы правильно воспользоваться данной тебе второй жизнью… Ты был обречен умереть молодым. Ты хотел этого всегда, не правда ли? Так получи свое.

– Нет!!! – крик Стефании разорвал ткань ночи, висевшую над сводами Собора.

Дон Карлос и Себастьян взлетели одновременно. Но Себастьян не смог бы, даже если бы захотел, причинить вред своему противнику. Он бросился на Карлоса не как на врага. Так самоубийца бросается вниз с крыши высотного здания или прыгает под колеса грузовика. С минуту они парили в тесном объятии над сводами неоготического строения, в свете луны, пробивающейся сквозь тучи. А потом – все было кончено.

Снизу было заметно, как дон Карлос, словно охотничья собака, вгрызается в горло мужчины, которого держит в руках. А потом… нет, не прекрасный Себастьян, а мертвое тело бесчувственным мешком стремительно полетело вниз, на строительную площадку у стен вечно незаконченного собора.

Стефания с горестным криком кинулась следом.

Дождь с ненасытной алчностью заливал то место, где только что стояла эта красивая, влюбленная, несчастная девушка.

Теперь, их только трое на площадке. Подсветка собора, реклама, огни строительных кранов и луна, мерцающая сквозь тучи, – позволяют видеть маленькие фигурки двух людей, прижавшиеся друг к другу, и вампира, удовлетворено улыбающегося, глядя на все это.

– Ну, что ж… Себастьян был, не так уж неправ, – говорит дон Карлос уже спокойно и даже несколько скучно, – он только недальновиден и примитивен… Вот теперь мои планы осуществились в действительности! Причем так они осуществились значительно вернее… И ты, – он посмотрел на Юлию долгим непонятным взглядом, – ты была послана мне не случайно… Все не случайно в этом мире, правда? Теперь – ты понимаешь?

– Кажется – да. Это ты спас меня?

Она имеет в виду ту, первую ночь. То, как она тонула. И свой призрачный полет над ночным морем.

– Разумеется. И это тоже, было не случайно. Ну а когда я увидел вас вместе, – он, скривив красивые губы, кивнул на сжавшегося в комок Антонио, -…когда я увидел вас вместе на Арене корриды, это все решило… Это была судьба. Или, скорее – ее насмешка, как всегда. Но без тебя, он еще неизвестно когда додумался бы достать чертежи из тайника. А то и вовсе – додумался бы вколоть себе смертельную дозу наркотика и убежать от расплаты, как сделал когда-то его гениальный предок…

Голос его растекается по пространству площадки, затягивает все вокруг плотным черным бархатом, непроницаемым для какого бы то ни было света.

– А теперь, – он обращался исключительно к Антонио, – теперь, ты отдашь мне чертежи.

– Нет!

– Отдашь, не сомневайся… И даже, возможно, сам попросишь меня взять их.

– Нет.

Антонио смотрит на Юлию – словно ища у нее поддержки или одобрения. И в его глазах цвета горячего кофе она видит решимость и смелость. И улыбается.

– Отдашь!

– Нет! – говорит уже Юлия.

Ее голос тверд и звонок, потому что Антонио держит ее в объятиях. А она – обнимает его. Они сидят на влажном полу, тесно прижавшись, друг к другу. И ничто на свете не может разорвать это единение.

– Нет? – переспрашивает дон Карлос, недоверчиво прищурившись, – ты уверена?

– Уверена.

Она крепче сжала руку Антонио. Скорее для себя, чем для него. Чтобы вернее почувствовать тепло, человеческое тепло, идущее от его ладони.

– Даже после того, как я расскажу ему о нас?

– О… нас?

– Да, – дон Карлос мечтательно прикрывает глаза цвета хирургической стали, – о нас с тобой. О том, как ты целовала меня. Как умоляла сделать тебя такой же, как я. Как хотела быть со мной вечно, о том, как была моей ночи напролет, и тебе было мало…

Юлия окаменела, не в состоянии представить себе такого вероломства. Такого… ужаса. Но, вероятно, так было суждено. В смысле – на роду написано, испытать и познать в жизни именно это. Что ж… По крайней мере – это логично. И – справедливо. Да и как, она могла ему помешать?

В течение следующих нескольких минут дон Карлос говорил, обращаясь к Антонио. Его голос звучал подобно воде. Он шелестел и шептал, вливаясь в душу отравленным дождем. А то вдруг принимался хлестать водопадом, заставляя вибрировать барабанные перепонки, а сердце разрываться от муки… По мере того, как он говорил, Антонио сжимался, съеживался все больше в кольце ее рук. Потом, когда дон Карлос замолчал, он кинул на Юлию дикий взгляд. И она увидела, как что-то погасло в глазах цвета горячего кофе.

– Антонио… пожалуйста.

Он отскочил, выпустив из рук ее руку.

– Adios… [44]

Плавно – точно в замедленной съемке, не отрывая от нее изумленного взгляда, он все дальше отходил назад… и вдруг, споткнувшись обо что-то, неловко упал на спину.

– Антонио!!

– Может, ты скажешь ему, что все это неправда? Попробуй. Думаю, он тебе поверит. Он ведь всегда, тебе верит.

Тогда Юлия поступила как сеньор Мигель. Она просто закрыла лицо руками.

Антонио отшвырнул тубус, словно это была ядовитая змея. И он покатился по каменному полу к ногам дона Карлоса.

Тот поднял его неспешно. И долго, словно удивляясь прозаичности момента, разглядывал черный футляр, в котором хранилась его мечта.

Юлия видела, как Антонио, поднимаясь на ноги, снова пошатнулся. Она шагнула вперед, чтобы поддержать его, но он так на нее взглянул, что ей пришлось остановиться.

Тогда, она повернулась к Карлосу. Глаза-хамелеоны сейчас, из-за ночного освещения и гнева, охватившего Юлию, были почти черными. Правда, сама она не подозревала об этом.

– Поздравляю… – прошипела Юлия, сверкая темными зрачками не хуже Себастьяна, – теперь твое желание сбудется. И тебе больше некому будет завидовать.

– Да, – кивнул он, – мои расчеты оказались верны.

– Отлично. Надеюсь, мы тебе больше не нужны?

Дон Карлос склонил голову набок, словно в глубоком раздумье. Постепенно на лице его появилось выражение, могущее обозначать одновременно как веселье, так и мрачную издевку.

– Напротив.

Он неторопливо, царственной поступью подошел ближе, держа, как скипетр, чертежи Гауди. Именно эта надменность в нем всегда так бесила Юлию.

– Мои планы увенчались успехом…

– А зачем, кстати, было так трудиться? Уничтожать весь этот смешной мир, если можно самому себя убить – многие так и делают, между прочим…

– Да, но ты забываешь, что я бессмертен.

– Фу, какой эгоизм! Ради себя любимого заставлять умирать всех… и, главное, всех еще не рожденных!

– Я, возможно, оказываю им огромную услугу.

– Возможно. Это правда.

Наконец, он остановился напротив нее. И смотрел теперь только на нее, потеряв всякий интерес к Антонио, который прижался к стене неподалеку.

– И ты была абсолютно права, Юлия. У тебя отличная интуиция! Ты ведь сама сказала – это место, где совершаются выборы…

– О чем ты?

– Вот он, – Карлос указал рукой на Антонио, – он уже сделал свой выбор… И Себастьян… И Стефания! Осталась только ты.

– Я?

Предчувствие чего-то, еще более ужасного, чем она могла себе вообразить, заставило Юлию задать этот вопрос дрожащим от холода и трепета голосом:

– Что тебе нужно?!

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, не моргая – словно смертельные враги или любовники, встретившиеся после бесконечной разлуки. Ничего не понимающий Антонио, наблюдая эту сцену, инстинктивно отодвинулся еще на шаг в сторону.

– Так вот – у тебя есть шанс им помочь! Этим нерожденным, о которых ты так беспокоишься. И этому… Мигелю, разорившему свою семью, обрекшему собственных детей на донорство вампирам… И этого – он указал рукой на Антонио, – который согласен всех уничтожить из-за того, что сам несчастен. Ты, всем им, можешь помочь… И они будут продолжать все это делать… Хочешь?

– Хочу.

– Почему?

– Потому, что я люблю этот мир…

– Разве достоин любви мир, в котором даже ангелы мечтают быть вампирами?!!

– Да!

– Хорошо… Сделай свой выбор.

Дон Карлос вытягивает вперед руку. Из его ладони в пол ударяет пламя. И горит, как костер, взвиваясь длинными языками.

– Я сейчас же, своими руками уничтожу их. Уничтожу цель, к которой стремился несколько столетий!

Юлия смотрит на него, пытаясь понять – он был сумасшедшим всегда или же тронулся рассудком только что, не выдержав накала эмоций?

– Ты ведь хотела быть такой, как я – правда? Обладать магическими знаниями и тайной властью и… всем таким? Короче говоря – ты хотела быть вампиром – так будь же! Тебе достаточно лишь дать мне себя укусить – и, я обещаю, ты получишь все то, о чем мечтала…

– А ты?

– А я… сожгу чертежи прямо здесь на твоих глазах.

– А как же твое желание?

– У меня останется нечто другое. Та, в чьем присутствии, у меня возникает только одно желание – жить вечно! Вместе с этим кошмарным миром… Выбирай!

Юлия смотрела на него, не веря тому, что слышит.

– Ты еще сомневаешься? Посмотри на него! Вот он уже сделал свой выбор… в отличие от своего гениального предка он согласен уничтожить все только потому, что его женщина спала с другим… Вот она – цена человечества, о котором ты печешься. Все люди таковы.

– Не все.

– Нет?! Так, может – ты другая?

– У тебя есть шанс это доказать.

Перед глазами Юлии вдруг отчетливо встали страшные сцены апокалипсиса с последней картины Хуаниты. И это выражение покоя на ее лице… Словно стараясь отогнать от себя тяжелое видение, тянущее вниз, как гиря, привязанная к ногам, она крикнула, что было сил:

– Я люблю этот мир!

– Тогда спаси его!!

Она делает шаг навстречу Карлосу. Потом еще один. И еще. В расплывчатом, размытом фокусе – будто сквозь воду, перед ней мерцает такое яркое в ночи пламя костра. И позади, остается Антонио, вскинувший руку в инстинктивном предостерегающем жесте.