Текст книги "Притяжение страха"

Автор книги: Анастасия Бароссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Анастасия Бароссо
Притяжение страха

OCR : Призрак; Spellcheck : ilina

Издательства: Астрель, Олимп, 2010

ISBN 978-5-271-25082-8, 978-5-7390-2430-5

Аннотация:

Потеряв жениха, ты встретишь самое прекрасное существо на земле, которое окажется… вампиром. Согласившись пойти на рок-фестиваль, спасешь от опасных «готов» юношу со смертельной дозой героина в кармане. Отказавшись от любви, станешь желанной сразу для двух мужчин! Решив предаться злу, ты сделаешься ангелом, а бессмертный умрет счастливым, вкусив твоей крови…

Юлия не знала, что она – один из «забытых» ангелов, существ, посланных на землю в человеческом облике с единственной миссией. Но как понять, в чем она заключается? Может, в этом помогут башни знаменитого собора? Или доноры вампиров? Фиолетово-черный красавец с серебряными волосами или юноша-наркоман, оказавшийся потомком гениального архитектора?

В любом случае, чтобы это выяснить, нужно сначала отправиться одной в таинственную готическую Барселону. Юлия так и сделала.

И это был ее первый правильный выбор.

Анастасия Бароссо
Притяжение страха

У каждого святого есть прошлое.

У каждого грешника – будущее.

О. Уайльд

ПРОЛОГ

Аминь! Его расчеты оказались верны. Потраченные усилия. Годы ожидания. Гнусные злодейства, разрушенные судьбы и бессонные ночи – привели к результату. Цель всей жизни, бесконечной, мучительной, преступной жизни вот-вот будет достигнута… Зачем – от сознания ли близости победы и того, что последует за ней, разум и сердце переполняют сомнения?

Тело девушки, распростертое на желто-сером песке, цветом почти не отличается от него. Зато составляет занятный контраст с другими телами, лежащими неподалеку, – бронзовыми, красными, золотистыми и терракотовыми, цвета мокко и цвета молочного шоколада.

Вокруг нее дрожит лазурно-аквамариновое сияние. Настолько яркое, что свет его ослепляет, но хочется смотреть – не отрываясь. Как странно и смешно, что никто этого не видит. Он и сам видит это впервые… А она?! Знает ли о своем предназначении? Вряд ли. Судя по заплаканным глазам, искусанному рту и тлеющей в нервных пальцах сигарете – конечно, даже не догадывается… впрочем, ни то, ни другое, ни даже третье не меняет ее сущности.

А значит – все не случайно. Значит, не зря это существо послано ему именно теперь. И он обязательно воспользуется шансом. Отличным шансом – чтобы развеять сомнения.

Кажется, она красива… а по-другому и не могло быть. Что ж. Это не только упрощает задуманное, но и делает его несказанно приятным!

Главное теперь – ни на день, ни на час, ни на миг не выпускать ее из виду…

«…Темное лицо склоняется над ней, медленно и неумолимо приближаясь.

Вот оно уже так близко, что его не видно. Видны только губы – странно бледные на загорелой коже, четко очерченные, идеальной формы. Не влажные и не сухие, не улыбающиеся и не сжатые. Она чувствует неведомое дыхание на своей шее – оно пахнет свежестью, морем и сигарами. Сейчас, очень скоро этот рот поцелует ее, и все изменится. А пока чьи-то прохладные пальцы щекочут кожу на левой лопатке. Или это змея? Обвила скользкими кольцами ее руку и ползет к шее?

Но это уже не важно. Безупречные губы приоткрываются, и она готова приоткрыть в ответ свои. А тело обволакивает знакомая истома, мучительная и сладкая. И с этих губ ей на лицо падает мелкими каплями теплая, соленая, с металлическим привкусом кровь…»

Видно, дьявол тебя целовал

В красный рот, тихо плавясь от зноя,

И лица беспокойный овал

Гладил бархатной темной рукою…

Если можешь – беги, разрывая круги,

Только чувствуй себя обреченной!

Видишь, я над тобою кружу,

Это я – фиолетово-черный…

Группа «Пикник» (песня «Фиолетово-черный»).

Глава 1

ПЕРЕМЕНА

Юлия Малеева быстро подошла к окну в своей комнате. И увидела, что прозрачные, серо-лиловые московские сумерки начала сентября слишком резко превратились в ночь.

Это случилось в тот момент, когда стремительная черная тень со скоростью осеннего ветра пронеслась над улицами одного из старых спальных районов.

Как типичная горожанка в свои неполные двадцать шесть лет Юлия все еще напоминает подростка. Фигурой, прической, манерой одеваться, рассеянно-серьезным выражением глаз и неустойчивым состоянием психики.

И сейчас Юлия слишком торопится. Из-за этой спешки движения ее неловки, так что окно не желает открываться сразу. А зажигалка срабатывает лишь с четвертой попытки.

Впервые Юлии так страшно от собственных мыслей.

Оказывается, существует два типа людей. Те, которые позволяют себя употреблять, и те, которые употребляют.

Если ты, воспитана определенным образом и обладаешь подходящими задатками, можно спокойно принадлежать к первому типу и быть при этом счастливой. Но если жизнь, с регулярностью маятника доказывает, что если ты станешь продолжать быть человеком первого типа, то этот маятник будет продолжать колотить тебя по лбу… волей-неволей возникает мысль о том, что пора, пока не поздно, переходить в тип второй.

Ветер, пролетая мимо открытого окна, вскользь стиснул грудь ледяными влажными ладонями. Нагло задрал розовые подолы занавесок и ворвался в темную комнату.

Все против нее.

Вот и теперь. Колючие капли, вылетевшие из сумерек, почти гасят недавно прикуренную сигарету.

– Юленька, ангел мой!

Юлия вздрогнула. И горячий пепел, прежде чем запорошить подоконник, обжег руку. Она сделала еще одну быструю, жадную затяжку.

– Ты ничего не забыла?!

Заботливый голос из-за закрытой двери доносится несколько глухо. Но он все ближе к комнате. Есть вероятность, что мама, невзирая на свою рассеянную интеллигентность, или – благодаря ей, не выдержит и от волнения войдет без стука. Нет, мам, ничего!

Еще одна затяжка обдирает горло. Слишком получилась резкая и глубокая. Зато слезы не пролились – удалось удержать состояние злой сосредоточенности и не превратиться в рыдающий кисель.

– А то вот крем от загара – это очень важно, Юля!

– Я знаю, мама…

Недокуренная сигарета летит в темноту. И разбивается внизу, осветив мокрый асфальт кровавыми брызгами. Юлия быстро закрывает окно – как раз в тот момент, когда открывается дверь в ее комнату. Запах, разумеется, есть, но следов преступления нет.

– Ангел мой… все в порядке?

– Конечно.

Если мама с детства называет тебя ангелом и любит больше жизни, это еще не повод считать себя таковым, а всех остальных – способными на такую же любовь к тебе, Жаль, что это осознание пришло так поздно. Но главное, пришло.

И с чего она взяла, что должна и может соответствовать этому светящемуся, лазурному, воздушно-невесомому образу, созданному мамой в своем, а заодно и в ее, Юлином, воображении?!

Ведь ясно же – и теперь это так очевидно! – что всю жизнь стремилась неосознанно совсем к другому. Если не к прямо противоположному.

Юлия раздраженно нажала на кнопку музыкального центра, прервав на полуслове «Куклу колдуна» – слишком сейчас эта песня в тему. Чересчур. В маленькой комнате повисла жалкая, сиротливая тишина.

Прежде чем уйти, Юлия обвела быстрым, новым, словно чужим взглядом затемненное полумглой знакомое помещение.

Неширокая софа застелена искусственным мехом цвета несуществующего ярко-синего животного. Письменный стол, заваленный обычным хламом. Телевизор в углу. В тумбочке под телевизором диски с любимыми фильмами – «Луна в сточной канаве» и «Интервью с вампиром», «Мечтатели» и «Ускользающая красота», почти полная подборка Висконти. Блок оранжевого «Пелл Мелл», спрятанный на полке за любимыми книгами. Бодлер. Жан Жене. Цвейг. Александр Грин. На одной из стен черно-белые фото. Цой с гитарой. Две «ню» в стиле «Германия сороковых». Полбутылки армянского коньяка в узкой щели за кроватью – хорошо, что мама не убирается с некоторых пор в ее комнате! Да, еще красные свечи и разбросанные по подоконнику черные кожаные феньки вместо обычных девичьих украшений. Затертый плюшевый медвежонок, сидящий на кровати, смешно расставив кривые лапки, только подчеркивает убогую маргинальность всего остального… Это похоже на обитель ангела?!

– Мам, я выйду ненадолго.

А вот еще одно фото. Полгода назад на двадцать пятый день рождения фотографию подарил он. Тот, кто предал ее сегодня так просто и пошло…

За стеклом в узкой металлической раме черно-белая старинная фотография. Действительно, старинная, обозначенный год – 1925. И подпись – SAGRADA FAMILJA… На фото изображено нечто невообразимое. Не удивительно, что ее тогда сразу напугало это изображение! Она даже обиделась на него за такой подарок. Но он сказал, что она ничего не понимает в неоготике. И не поймет, пока не увидит это воочию. Тогда-то они и запланировали эту поездку… Даже сейчас в памяти невольно всплывает определение, вычитанное в Интернете:

«Неоготика – наиболее распространенное направление в архитектуре эпох эклектики или историзма, возрождавшее формы и (в ряде случаев) конструктивные особенности средневековой готики…»

Бред какой-то… Порыв сильный, труднопреодолимый, как редко бывает. Сорвать со стены, бросить на пол, разбить тонкое стекло – так, чтобы острыми звездами разлетелись осколки по всей комнате. Она уже протягивает руку к картинке, где неоготический то ли собор, то ли замок, словно построенный из песка сумасшедшим ребенком, возвышается в центре какого-то заброшенного пустыря… но в последний момент останавливается, так и не уничтожив ненавистный подарок. Вместо этого она хватает несчастного мишку и, невзирая на умоляющий взгляд черных бусинок-глаз, быстро поворачивает его мордочкой к стене.

Юлия быстро одевается – свитер, джинсы, кроссовки. Долго и нервно завязывает шнурки, старательно пряча лицо в полумраке комнаты.

– Да куда ты, Юля, ведь поздно уже?! Тебе бы лечь… а то завтра дорога-то не близкая…

– Ничего, я скоро.

Не вызывая лифта, Юлия мчится вниз по заплеванным ступеням панельной девятиэтажки.

Густой, воняющий кошками и гнилыми помоями липкий сумрак кажется бесконечным, словно лестница в ад. Понять. Лишь бы понять – тогда, наверное, станет легче… Но как понять то, что понять невозможно?

Что это были за слова?! Что за дикая, унизительная отговорка, что за оскорбительная причина: «Ты слишком хорошая для меня…»?!! Как это – слишкомхорошая? Так хороша, что даже плоха?!

Жуткие слова звенят в голове, словно оглушающий колокол, который ни выключить, ни остановить. Звучат, перебивая и гася встревоженный голос мамы, летящий вдогонку:

– А твой… – он завтра за тобой заедет? Прямо к подъезду?! Да?!

Бедная мама. Она ни о чем не догадывается. И всегда ей верит.

– Естественно. Не волнуйся.

…Прозрачные, серо-лиловые сумерки начала сентября сегодня слишком уж быстро превратились в ночь.

Мелкие капли холодными стальными иглами вонзаются в кожу. Все это позволяет надеяться, что встречные прохожие не замечают слез Юлии, пока они позорно и безостановочно струятся по неподвижному лицу.

«Выбирай хорошее!», «Делай правильный выбор!», «Определись к лучшему!»– рекламные слоганы везде, на каждом углу предлагают выбор. Она всегда старалась выбирать хорошее. В смысле, как учили – хорошее. Только вот – для кого? Для всех? А нужно было, может быть – для себя?!

Спина болит так, что категорически невозможно жить. Так бывает всегда, когда что-то случается. Реакция на стресс. Психосоматическое явление. У всех оно проявляется по-разному. У кого экзема покрывает ладони саднящими розовыми струпьями, у кого псориаз, у кого нервный тик. А вот у Юлии – спина. Будто мышцы в момент предельного напряжения залили в неподвижную гипсовую форму, причем максимально неудобную. Ни распрямиться, ни согнуться. Остается только терпеть. Или выпить.

Восемь часов вечера. Конец рабочего дня, когда в скромном салоне красоты уже не должно быть посетителей. По крайней мере – посторонних.

Юлия, отпихнув плечом тяжелую дверь, не глядя, валится на дерматиновый диван в маленьком затемненном холле. Сипло вдыхает… и только тогда начинает рыдать. В голос, надрывно и горько, со всхлипами и судорожными вздохами, как обиженный ребенок.

– Что еще?! – Зоечка-администратор аккуратно ставит чистую пепельницу на стеклянную поверхность круглого кофейного столика.

– Опя-ать… двадцать пять… – скептически морщится Маня, мастер из мужского зала, потушив в этой пепельнице очередной окурок.

А постоянный клиент Стасик перестает доставать из черного целлофанового пакета бутылки и чипсы. И просто молча, открывает симпатичный, ухоженный рот.

– Лю-юди… – задохнулась Юлия. – Есть… что-нибудь выпить?…

– Да на, на, уже несу… Господи ты, Боже мой… Зоечка, действительно, уже протягивает ей новую, «клиентскую» кофейную чашку, доверху наполненную дешевым коньяком.

Юлия резко запрокидывает голову – словно принимает лекарство. Черты ее дергаются в невольной гримасе не то отвращения, не то горя. Она отдает Зоечке пустую чашку и затихает, спрятав лицо в ладонях.

Минуту или две она сидит так, с неестественно прямой спиной, не шевелясь и не издавая ни звука, пока девчонки и Стасик молча, переглядываются, не зная, что делать. Тогда VIP-мастер Лена Лукашина подходит к Юлии. Опускает руку на мокрое плечо, мелко вздрагивающее под свитером.

– Ну, чудо в перьях, рассказывай… – тихо говорит она.

И, строго нахмурившись, прикладывает палец к губам, когда Стасик пытается начать открывать пиво.

…Минут через тридцать вся компания – то есть весь коллектив, остававшийся к этому часу на работе, сидит в небольшом, на два кресла женском зале.

Здесь интимнее, чем в холле, Стасику срочно нужно обновить прическу и вообще – им так больше нравится.

Если выключить верхний свет и оставить горящими только матовые круглые светильники по бокам двух овальных зеркал, создается впечатление, что находишься в зале какого-нибудь старинного замка. К тому же здесь есть музыкальный центр, который Стасик спешит зарядить диском Сальваторе Адамо.

В одном из парикмахерских кресел перед зеркалом в форме перевернутой капли сидит Юлия. Голова ее опущена, и лицо наполовину спрятано за густой вуалью темно-русых блестящих волос. В руке ее керамическая чашечка с коньяком, в пепельнице перед ней тлеет очередная сигарета.

– Ну и ну-у… – уже не скептически говорит Маня. – Такого еще не было.

– Да, – соглашается Лукашина, – такого еще не было.

– Слов просто нет! – возмущается Зоечка. – Она его из депрессии вывела. Весь год носилась с этим уродом, как с писаной, блин, торбой! Из кризиса среднего, мать их, возраста, вытаскивала, а он… Век живи – век удивляйся.

Ничего тут нет удивительного, – Ленка, увлеченно читающая психологическую литературу, может при желании объяснить все. – Это же классика! Мужик испугался ответственности, такое на каждом шагу… Увидел, гад, насколько для Юли все серьезно, и струсил.

– Для нее, всегда все серьезно, – замечает мастер нейл-арта Мариша, печально закусывая коньяк долькой лимона.

– Слишком!

– Да не ответственности он испугался, – подает голос Стасик, поправляя на голове разноцветные полосы фольги. – А несоответствия! Вы его видели вообще? Вот и подумайте – кто он и кто она?! Ей же соответствовать надо, а как? С его-то данными…

– Да. Трудно.

– Вот-вот…

Юлия тихо всхлипнула, подняла голову, чтобы опустошить очередную рюмку и затянуться. Из тусклого, затуманенного дымом зеркала на нее смотрело бледное, заплаканное лицо. Рассеянный желтый свет круглых плафонов и голубое мерцание кварцевой лампы над дверью создают странное, зловещее освещение – как в мистических триллерах.

– Самое страшное – накануне… накануне отъезда. Почему? Ведь я… старалась быть хорошей. Я ведь и вправду столько ему сделала… Почему?! Почему – так?!! Я думала, он меня любит…

– Почему, почему… – мрачно проворчала Лукашина. – Потому что! Кто тебе сказал, что любят – хороших?

– Вот именно, – деловито закивал Стасик, тряся шуршащей фольгой. – Всем ясно – любят вамп!

– Кого? – не поняла Маня.

– Роковых женщин. Стерв, короче, Мань. Тех самых, кто ноги о них вытирает…

– Неужели даже тебе это ясно?! – не удержалась Мариша.

– А то! – Стасик мечтательно закатил глаза.

И заботливо подлил Юлии коньяку. Она автоматически поднесла к губам кофейную чашку, остро пахнущую алкоголем. Подняла взгляд, словно ища у неба ответ на все мучительные вопросы.

Над зеркалом, придавая шик скромной комнате, висит стильный черно-белый коллаж. С него Юлии улыбаются кокетливо, хищно, презрительно, а чаще – равнодушно, женщины-вамп прошлого и нынешнего века, от Марлен Дитрих до Скарлет Йохансон. Вот стервы так стервы – представить, чтобы с любой из них кто-нибудь посмел так поступить… немыслимо!

– И как я родителям скажу? Они-то, наивные, думают, дочка завтра улетает с женихом в Испанию!

– А почему не в Турцию?

– Он всегда очень хотел в Испанию. Говорил, там красиво. И – таинственно.

– Ха! Он хотел в Испанию, а эта… мать Тереза уволилась с работы и на последние деньги купила с ним в пополам дорогущий тур на три недели!

Лукашина с досадой утопила окурок в большой чайной кружке с остатками пива. И принялась нервно стягивать фольгу с волос Стасика.

– Ты уволилась?!! – возопил Стасик. – Зачем?!!

– А кто бы ее отпустил, интересно, по-другому – в разгар сезона?! Когда народ с дач наконец-то в Москву ломанулся?!

Юлия опять глухо зарыдала, захлебнувшись густым сигаретным дымом.

– Тихо, тихо, тихо… – обняла ее за плечи Маня. – Мы все сейчас придумаем…

– Куколка моя, ну что мне для тебя сделать хорошего, а? – схватилась за сердце Зоечка. – Ты только скажи…

Все девчонки, Стасик и даже глянцевые звезды экрана и шоу-бизнеса смотрят сейчас на нее с той же мыслью в глазах и на лицах.

– Лен, – говорит вдруг Юлия ровным, совсем не всхлипывающим голосом. – Подстриги меня.

– О! Хорошая мысль, – с готовностью отзывается Ленка. – Начинать менять жизнь нужно со смены имиджа, я это всем клиенткам говорю… Как будем стричься?

– Вот так.

– Ты… вообще?!!

Но Юлия упрямо показывает пальцем на фото одной из «вамп» в короткой, изысканно «рваной» стрижке.

– И покрась так же. Прямо сейчас.

– Только не я.

– Да ты что, рехнулась?! – взвилась Маня. – Через мой труп! Чтобы я позволила из твоей гривы этакую осветленку сотворить? Да еще Лукашинской собственной рукой?!

– Юль, знаешь что… ты подожди до завтра, – осторожно посоветовала Лукашина. – Только до завтра. Утро вечера-то мудренее. Проснешься, посмотришь… и если не передумаешь – я, конечно же, в полном твоем…

Ленкин профессиональный тон, которым она обычно разговаривает с особенно неадекватными клиентками, мог бы помочь и теперь. Но при слове «завтра» глаза Юлии потемнели. Ее глаза-хамелеоны меняли цвет в зависимости от освещения и настроения Юлии. Теперь они вдруг сделались темно-серыми с каким-то дьявольским, изумрудным отливом.

Никто и опомниться не успел – с такой стремительностью она схватила с полочки ножницы. Стасик только громко сглотнул, а из руки у нее уже свисала блестящей змеей длинная волнистая прядь, срезанная с макушки.

– Упс… – сказал Стасик.

– Лен. Сделай, как прошу, пожалуйста… Нет? Ну, ладно, тогда я сама, – и Юлия снова поднесла руки к голове.

– Отнимите у нее ножницы, быстро! – завопила Маня. – Она ж психическая, не видите?! Еще зарежет кого…

– Да подстриги ты ее, Лен, – посоветовала Мариша. – Подстриги, волосы не зубы…

Еще через час все те же, сидя все там же, только в чуть более расслабленных позах, снова смотрели на Юлию. Но уже не с жалостью. С гораздо более разнообразными чувствами.

– Красотка… – восторженно протянула Зоечка. – И кому достанешься?!

– Не думала, Малеева, что тебе так блондинистый цвет пойдет, – одобрительно удивилась Маня.

– Это потому что он не блондинистый, – поправила ее Лукашина. – Не блондинистый, а кипенно-белый.

– Даже с голубоватым отливом! – восхитился Стасик.

– Сам ты с голубоватым отливом. Я же говорю – кипенно-белый, как лист бумаги. Такого эффекта очень трудно добиться на темных волосах, – гордо пояснила Ленка. – Это круто, – заключила она.

– Юлек, а давай я тебе сейчас маникюр ярко-красным лаком сделаю – таким, знаешь, совсем вампирическим?! И педикюр – тоже!

– Давай… – согласилась Юлия.

Она смотрела в зеркало, видела себя и не узнавала.

С этой рваной короткой стрижкой, выполненной Ленкой с редким вдохновением и всегдашним мастерством, с этим действительно крутым – по-другому не скажешь! – цветом волос, стильно уложенных пахучим гелем… Совсем иначе смотрелись покрасневшие веки и серо-зеленые глаза-хамелеоны в темных, слипшихся от слез ресницах. И небольшая родинка над левой бровью, и особенно – распухший, потерявший от слез четкие контуры, яркий рот… Что-то в этом было… демоническое. И порочное. И в то же самое время – беззащитное. То, что, как инстинктивно вдруг почувствовала Юлия, не может не изменить теперь ее жизнь.

– Ну вот, успокоилась, слава тебе, Господи… – обрадовалась Маня. – Теперь – к делу. Я лично с начальством поговорю, чтобы тебя обратно взяли.

– Не-ет, – Юлия задумчиво помотала головой.

– Правда, Юлька! Мы все поговорим. Да твои клиенты в шоке были, когда мы им эту новость сообщили, ты же – классный косметолог! Значит, так – завтра выходишь на работу.

– Нет.

– Хорошо, нет, так нет, – согласилась дипломатичная Лукашина. – Действительно, недельку отдохни, приди в себя. А мы пока тут почву подготовим…

– Нет!!

Юля залпом допила коньяк. И так хлопнула пустой чашкой по полированной полочке перед зеркалом, что в соседнем кресле вздрогнула, задремавшая было, Зоечка.

– Не дури, Юль. Путевки, конечно, уже не сдать, да и хрен с ними, с деньгами, новые заработаешь!

– Это у нее, между прочим, последние были, – прошептала Зоечка. – На черный день…

– Вот он и наступил! – нервно засмеялась Мариша.

– Я… полечу… – упрямо обещает Юлия своему отражению, к которому не может привыкнуть.

– Одна?! Ни языка, ни страны не зная?

– Деточка, да в твоем состоянии в булочную рядом с домом выходить опасно…

Юлия молча, помотала головой, не отрывая глаз от зеркала. Слушая голоса подруг, она, казалось, видит там что-то, чего не видят другие. И это что-то настолько важно, что все прочее уже не имеет значения.

– Юленок, подожди нас! Через полмесяца у Ленки отпуск, а там и Зоечка подоспеет – поедем вместе, как всегда, в Турцию – оттянемся, всех порвем на британский флаг…

Губы Юлии дернулись, задрожали, и уголки их горько и неудержимо поползли вниз.

– Не могу я ждать. Если еще хоть на день останусь в Москве, наверное, что-нибудь с собой сделаю. Уж лучше – так.

– За это надо выпить, – предложил Стасик.

Он налил всем – кому пива, кому коньяка. Они выпили. Помолчали. Подумали. Какое-то время в маленьком зале слышен был только нежный рычащий напев Сальваторе Адамо.

– А может, это и правильно… – задумчиво прищурилась Лукашина.

– Правильно, конечно правильно! – поддержал Стасик. – А какое место в Испании?

– Барселона, – мрачно ответила Юлия.

– Ой! – простонал Стасик. – Барселона! Это же мой любимый город! Я когда-то в молодости там так зажигал… Он такой, знаешь…

– Какой?

– Мистический!

– Мистическо-пидерастический, – подтвердила Маня, и добавила:

– Верно, верно, поезжай, развейся. А твойеще пожалеет, локти свои съест…

Юлия робко провела рукой по белоснежным волнам волос. И проговорила медленно и отчетливо, обращаясь к трогательно-порочной незнакомке, глядящей на нее из зеркала:

– Он. Для меня. Не существует.

Тишина, повисшая в комнате после этих слов, прозвучала еще более зловеще, чем сами слова. Только через полминуты онемевшая от неожиданности Маня первой нарушила затянувшуюся паузу:

– А вот это правильно! Горжусь тобой, девочка моя! – воскликнула она нарочито бодро.

– Ха! С таким Юлькиным настроением… да с такой прической в этой Барселоне ни одного живого мачо не останется… – усмехнулась Ленка.

– Юлек, кукла, оставь в живых хоть одного – ради меня! – попросил Стасик.

– Ладно. Одного оставлю… ради тебя.

Юлия резко повернулась к нему на крутящемся кресле.

– Только за это ты завтра отвезешь меня в аэропорт.

– Завтра? Да, но… завтра я встречаюсь с Жорочкой…

В глубине устремленных на Стасика, изящно встряхивающего свежей укладкой, глазах-хамелеонах вспыхнуло опасно-зеленое пламя.

– Хорошо-хорошо, – поспешно пробормотал Стасик.

И покорно поставил назад только что открытую бутылку пива.

Они еще долго сидели в прокуренном парикмахерском зале, плача, смеясь, допивая коньяк и слушая страстно-томного Адамо.

В темных зеркалах отражались ярко-красные огоньки их сигарет. Юлия еле заметно вздрогнула, увидев боковым зрением выпрямившийся в своем кресле незнакомый силуэт.

Прозрачные сумерки начала сентября теперь уже окончательно превратились в ночь.

А за ночной чернотой стеклянных витрин салона мелкий дождик незаметно превращался в затяжной ливень. И совсем уже осенний ветер сдергивал с тополей успевшие пожелтеть в холодном августе листья, чтобы гневно втоптать их в придорожную московскую слякоть, предварительно потрепав по мокрым тротуарам…