Текст книги "Притяжение страха"

Автор книги: Анастасия Бароссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Надень его… – снова попросил он.

Она уже подносила к шее растянутую в пальцах серебряную нить, как вдруг – сегодня точно был день озарений! – вдруг ей пришла в голову замечательная мысль. Словно завзятая обольстительница из какого-то фильма про красивую жизнь, посмотрев предварительно на Карлоса долгим значительным взглядом, Юлия произнесла:

– Надень ты.

Медленно, и даже как-то нерешительно, он забрал украшение обратно у нее из пальцев. Кажется, сегодня этот дон не на шутку удивлен и позабавлен ее поведением. Только – зачем же так напрягаться?!

Вроде бы неохотно, он все-таки становится позади нее. Окружает шею неощутимым кольцом рук. Неуловимое прикосновение его пальцев и его дыхание на затылке – этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы вдруг остро захотелось приникнуть щекой к его руке, прижав ее к своей шее, потереться, как кошка… Немыслимо даже представить себе такое – но тело само, отдельно от мыслей, уже делает еле заметное движение – еще секунда, и она почувствует его кожу… Дон Карлос, словно почувствовав опасность, быстро отдернул руку. Кулон повис на шее, неощутимой прохладой пощекотав выемку между ключиц. Юлия обернулась, уже зная, как больно будет сейчас, когда она ударится о серебряный взгляд.

– Спасибо… – прошептала она, отважно глядя на него через плечо, – пойдем дальше?

Неужели это прозвучало так двусмысленно? Он странно смотрит на нее. Словно удивлен и на что-то решается.

Резкий порыв ветра срывает нежные цветки с вьюна, оплетшего внутреннюю стену замка. И Юлия с Карлосом оказываются, вдруг, осыпанными дождем из шелковистых ало-красных лепестков. Луна в разрывах облаков все чаще возникает ослепительной золотой брошью.

Когда он смотрит туда – неясная мука накрывает тенью его лицо. Страдание и… гнев. Будто он хочет взглядом испепелить, взорвать, уничтожить живописный южный небосклон. Юлия давит в себе нелепое желание спросить – не она ли причиной таких разрушительных эмоций. И тут происходит нечто ужасное.

– Я провожу тебя до отеля.

Оказывается, так бывает. Чтобы одновременно земля ушла из-под ног, а небо рухнуло на голову со всей тяжестью рока.

Она молчала, потому что не могла говорить – горло сдавили стыд, разочарование и что-то еще, похожее на горе. Она просто стояла и смотрела на него, не в силах ни ответить, ни спросить.

– Я забыл сказать. У меня сегодня еще одно важное дело в Барселоне.

– Дело? – наконец выдавливает она. – Но ведь сейчас… ночь?

– Мои дела не связаны со временем суток…

– И ты, вот сейчас, поедешь в Барселону?!

– Ничего, – он беспечно пожал плечами, – я все равно никогда не остаюсь здесь на ночь… Предпочитаю спать в своей домашней постели.

– Ты… каждый вечер едешь отсюда домой? Но ведь это километров сто!

– У меня быстрая машина.

– Да, не сомневаюсь…

Ветру, в конце концов, удалось разметать упрямую облачность. И теперь лишь жалкие остатки ее рваными клочьями висели по краям неба. В середине его безраздельной хозяйкой властвовала сверкающая, как огромный новенький серебряный кулон, почти полная луна.

– Так я провожу?

Как ему, однако, не терпится свалить отсюда.

– Нет, спасибо.

– Но это вовсе не трудно – даже по дороге. Моя машина рядом с отелем…

– Я пока не хочу в отель.

– Но… сейчас ведь – ночь.

– Да. И у меня по ночам не бывает никакихважных дел.

– Ты предпочитаешь остаться здесь?

– Я еще погуляю. Мне тут понравилось, спасибо за увлекательную экскурсию.

Он растворился в темноте так же стремительно, как и вчера. И это было просто отлично. Еще секунда – и он увидел бы, как недопустимо позорно меняется Юлино лицо.

Глава 13

ЗАМЕНА

Как это назвать – облом? Шок? Или просто – ужас?

Одно ясно. Она опять неправильно себя вела. Так что же – теперь он испугался ее мнимой доступности? Боже, что за дура?!! Какой нужно быть идиоткой, чтобы мужчина, которому ты, вроде как, даже нравилась, оставил тебя вот так, без объяснений и извинений? Оставил со всеми твоими глупыми надеждами, прозрачными планами и невыполнимыми желаниями. Желаниями, которые стали вдруг так сильны – вероятно, от своей невыполнимости, – что пережить это практически невозможно. Бывают моменты, когда даже выпивка не помогает.

В растерянности, граничащей с оторопью, Юлия спускалась по пологой дорожке, оставляя за спиной таинственное очарование замка. Как хотелось забраться туда, на вершины башен! Стоять там вместе с ним, ощущая себя единственной женщиной в мире. Теперь это казалось жизненно важным. Эти башни манили, как недостижимое счастье, которого она недостойна. Мучительное ощущение. Да, недостойна – она понимает это. Но еще понимает, что жить без этого уже не имеет никакого смысла…

Юлия стала переходить узкую дорожку между замком и тротуаром, озираясь вокруг невидящим взглядом, как потерянный ребенок.

– А-а!! Мама!!

Не удивительно, что чуть не угодила под колеса.

Спасибо Богу и этому мотоциклисту, который умудрился вильнуть в сторону в самый последний момент. Не сбил ее с ног, зато сам с треском впаялся в каменную напольную вазу с торчащими в ней шишечками карликовых пальм.

Из ближайшего к вазе ресторанчика выбежал, громко ругаясь и размахивая руками, встрепанный управляющий, а мотоциклист… О, Боже! – Юлия мысленно застонала. Сейчас он станет на нее орать. Потребует денег или полицию. Может, даже побьет – и правильно сделает. Надо было вообще ее задавить на фиг. Чтоб не мучилась.

Мотоциклист соскакивает с седла, не успев толком припарковаться. Срывает черный блестящий шлем с головы. Волосы темными волнами падают на тонкое, бледное лицо…

– Антонио!!

Они бегут друг к другу, не обращая внимания на редкие машины, вопли управляющего и толпу зевак, медленно собирающуюся вокруг места происшествия.

– Julia!!

Они бросаются в объятия друг другу, словно единственные люди на земле, выжившие после вселенской катастрофы.

– Julia, te he encontrado… Те he encontrado… Mi angel… [14]

Они, словно встретившиеся после долгой разлуки возлюбленные супруги, целуют друг другу плечи. Она смеется и, кажется, сейчас заплачет. Он, кажется, тоже. Прохожие невольно замедляют шаг, смотрят на них так, словно это какой-то невиданный перформанс. «Красивая пара!» – слышится за спиной восхищенно-завистливый шепот какой-то русской туристки.

– Iremos [15], – говорит он, совсем как тогда.

И берет ее за руку. И ведет куда-то, поминутно заглядывая ей в лицо, будто не верит своим глазам. Каждый раз, когда он это делает, Юлия начинает счастливо смеяться. Наверное, он думает, что она помешалась. Впрочем, так оно и есть.

Когда он делает это в следующий раз – они уже в темных переулках городка, в злачном месте, напоминающем в миниатюре Готический квартал Барселоны.

Здесь, совсем мало прохожих. А те, что есть – такие же, как они. Юные, шальные и ничего не видящие, кроме самих себя… И поэтому Юлия вдруг останавливается. И берет в руки его взлохмаченную голову и пытается поверить в то, что с ней происходит не сон, обрывчатый, тревожный и дико возбуждающий.

Антонио стоит, привалившись спиной к прогретой солнцем стене. Юлия припала к его высокому телу, положив ему руки на худые плечи, а он обнял ее за спину под джинсовкой, крепко притиснув к себе – как тогда на «Мерсе».

– Ti mi salvamiento… Quiero vivir… Vivir! No quiero morir! Gracias ti… [16]

Она охотно отвечает ему – раз он говорит, что приходит в голову, не заботясь о том, знает она испанский или нет, то она тоже будет! Зачем сдерживать себя? К тому же он все равно ничего не понимает. А потому не подумает, какая она дура или распущенная, или еще что-нибудь. С ним не нужно дрожать за каждую мелочь, за каждый жест и взгляд. Он хочет ее такой, какая она есть. Это стало абсолютно ясно, когда он, опустив ладони, сильно прижал ее бедра к своим.

– Ты, придурок… на фига, ты мне нужен?!! Не уходи, только не уходи… Я тебя не люблю, не люблю…

…Маленький, захолустный бар с привычной вывеской «Бодега» над скромным входом. Там нет яркого света, как в ресторанах для туристов. Там почти нет воздуха и совсем нет свободных мест. Зато там есть таинственный полумрак. И приглушенный хриплый гомон посетителей, которые все друг друга знают, потому что живут в ближайших домах. И огромные куски вяленого окорока, свисающие с потолка. И седой длинноволосый старик в белой рубашке, играющий фламенко на гитаре. И деревянные бочки с краниками, на круглых торцах которых, мелом, от руки, написаны красивые названия: «мускатель», «порто», «херес».

Еще, там есть тесная барная стойка из потемневшего некрашеного дерева. А за ней, самозабвенно виртуозничает с шейкером, удивительно живописный бармен, которого к тому же зовут Ришар.

– Хола, Ришар! – здоровается Антонио, перекрикивая звон гитары.

– О, Антонио, хола! Буэнос ночес, сеньорита…?

– Юлия, – счастливо улыбнулась она.

Ришар пожал ей руку сухими костлявыми пальцами. Это француз – судя по прононсу. Да и по внешности тоже. Потому что испанец-альбинос – это было бы слишком. Белые – почти как у Юлии, только натуральные волосы развеваются вокруг узкого морщинистого лица легким волнистым пухом. Он поставил перед ними две рюмки с чем-то розоватым.

– Esto muscatel, – сказал Антонио. – Los Alcavaranes [17]!

Вино было слишком сладким. Но густым и крепким, в отличие от сангрии, с явственным привкусом живого винограда.

Она тянула его малюсенькими глотками. Щипало горло, как от натурального меда, таким оно было ядреным. Антонио в духоте и темноте бара беспрерывно целовал ей руку. Он не выпускал ее кисть совсем, словно боялся, что она пропадет. Это льстило. Но не только из-за лестного внимания Юлия не отнимала руки, которая скоро затекла и вспотела в его ладони.

Ришар менял перед Антонио третью или четвертую рюмку мускателя, а Юлия все никак не могла осилить свою первую. Слишком сладко. Слишком терпко. Слишком неожиданно и необычно было все это. Голоса вокруг и запах сигар. И почти непрерывный монолог Антонио, который он произносил хрипловатым мальчишеским голосом, глядя ей в глаза. Ему, видно, было все равно, что она ни слова не понимает. А может быть – это даже его устраивало? Потому что, чем дальше – тем больше в Юлии росла уверенность, что он исповедуется ей в чем-то.

– Рогqu no bebes [18]?

Он поднял и поднес рюмку к самым ее губам.

– Не хочу… – она поморщилась, отвернувшись. Антонио провел рукой по ее волосам так бережно, словно боялся помять крылья бабочки, и собрался опять целовать ей руку… Больше такого вынести было нельзя. Сердце билось часто и сильно от духоты, ритма гитары, близости его горячего тела и вида темной вены, пульсирующей у него на шее. И тоска, поселившаяся в ней с уходом дона Карлоса, странным образом только усиливалась от всего этого. Поэтому, она решительно отняла у него свою руку. И не менее решительно, прижавшись губами к губам, просунула сладкий от вина язык ему в рот.

– Tu hotel?… [19]– сказал он хрипло.

– «Дон Жуан», – автоматически назвала Юлия. Антонио усмехнулся. Она уже начала привыкать к такой реакции на это название. Что ж, понятно. Дешево хорошо не бывает. И Ришар, тоже бегло улыбнулся, когда передавал Антонио через стойку связку ключей, после того, как тот что-то прошептал ему на ухо.

Квартира Ришара – как и все здесь – находилась в пяти минутах ходьбы от злачного места. Но они шли несколько дольше.

Потому что через каждые два шага прилипали к стенам домов и друг к другу, принимаясь самозабвенно целоваться… это было сладко и страшно. И – странно. И Юлия смутно догадывалась, что это – и есть первый шаг на пути к женщине-мечте. Женщине-убийце. Женщине – победительнице мужчин.

Лестница, ведущая на третий этаж, была такой узкой и крутой, что невозможно было идти по ней вдвоем. Третьим этажом двухэтажного дома оказалась крошечная мансарда. Всего одна комнатка, метров восемь, не больше. Микроскопический балкончик с такими низкими перилами, что на него страшно выходить. Диван, телевизор, электрическая плитка, стол в центре комнаты, два стула и – все. Хотя, нет! Еще подоконник.

Антонио открыл окно, впустив в комнатку ветер вместе со странным, приятным, но очень резким запахом. Окно выходило во внутренний дворик ресторана-гриль. И дым от горящих дров и прокопченного мяса, поднимаясь вверх почти круглосуточно, пропитал здесь все терпким удушливым ароматом костра.

Подоконник был шириной минимум в метр, и застелен как пледом, мягким махровым полотенцем нежно-голубого цвета. Юлия подумала, что, будь у нее такой подоконник, она тоже использовала бы его и как обеденный стол, и как рабочую поверхность и, главное – как постель. Тем более что за подоконником открывался сказочный вид на черепичные крыши, медные резные трубы и… море!

Пока она любовалась видом из окна Ришара, Антонио стянул с нее джинсовку. А с себя – вообще все. Его нагота смутила и взволновала. Он был так непритворен в своих проявлениях, что это даже немного пугало.

Разумеется, она тотчас оказалась опрокинутой на подоконник. И ветер возбуждающе щекотал обнаженную кожу бедер, когда тонкое бледное лицо с глазами цвета обжигающего кофе медленно склонялось над ней.

Все, чего Юлия жаждала и не смогла вручить загадочному дону Карлосу, она дарила сейчас этому необузданному, открытому, изголодавшемуся юноше. И ничуть не жалела о такой замене.

Он был прекрасен. Нежен, порывист, пылок и еще – ошеломляюще искренен. Он вел себя так, словно живет последние дни на этом свете. А она дана ему, как прощальный подарок, которым он воспользуется по-любому.

Отдаваясь ему, Юлия честно забыла серебряные глаза. Вспомнила только, когда что-то острое больно впилось в кожу на шее – лаская ее, Антонио задел ладонью кулон с летучим мышонком. В этот момент ветер, неожиданно ледяной, заставил покрыться ознобом ее ноги и его спину, уже успевшую повлажнеть.

Звездное небо и море, перевернутое вверх дном, затмила быстрая черная тень. Или – просто потемнело в глазах оттого, что голова свисала с широкого подоконника вниз? Антонио ничего не заметил. Впрочем, сейчас он не заметил бы даже саму смерть, если бы она решила присесть ему на плечи…

Они уснули на неразложенном диванчике, тесно обнявшись, лишь к рассвету. Вернее, это Антонио провалился в сон так, как проваливается крайне уставший человек, словно умер. А Юлия просто впала в невесомое плывущее забытье. В котором сожаление о прошлой несчастной жизни тесно и неразрывно переплелось со страхом будущего. И опустошением в настоящем.

…Она чувствовала себя заботливой матерью, хранящей на груди сон утомленного ребенка. Юлии было знакомо это чувство. Слишком знакомо. И с некоторых пор оно было ей ненавистно. Невыносимо. Ненужно. Бережно, стараясь не дышать, она сняла со своего плеча отяжелевшую голову Антонио.

Юлия обернулась на пороге, прежде чем выйти на узкую крутую лесенку, по которой недавно так поспешно поднималась.

Он лежал на животе, обнимая то место на кровати, где только что было ее тело. Спина чуть поблескивала в рассветной дымке капельками испарины. Юлия попыталась представить, как он проснется. Проснется и не увидит ее рядом. Интересно, какова будет его реакция? Он будет неприятно удивлен? Оскорблен? Или, может быть – рад? Что-то подсказывало ей – ничего хорошего из этого не выйдет, но… Он ведь оставил ее тогда одну в незнакомом городе, да еще подвергнув опасности?! Так почему бы и ей не поступить так же?

Отважно и старательно она вызывала в памяти решение, пришедшее в самолете и утвержденное на балкончике «Дон Жуана». И испытала жестокое, незнакомое удовольствие, когда тихо прикрыла за собой дверь мансарды.

В полном одиночестве, продрогнув от росы, Юлия шла по рассветному городу. Ночь уходила. С одной из башен замка у нее за спиной слетела быстрая черная тень.

На табло в холле отеля светилось время – четыре часа утра. Хорошо, хоть знакомого портье не было за конторкой…

Засыпая, Юлия чувствовала – что-то в ней поменяется после этой ночи. Тело ее трепетало от счастья… но почему же тогда, так тоскливо было у нее на душе?

Утопая в глубоком, темном как морская бездна, утреннем сне, она уже понимала, что по уши увязла. Только – в чем? В любви? В тайне? В криминале и мистике? Или в очередных иллюзиях – еще более опасных, чем прежде?

И еще какая-то докучливая ответственность, которой она не хотела и даже страшилась, придавила спину тяжелым одеялом сомнений…

Глава 14

КОРРИДА

После этой ночи кое-что поменялось. Не то чтобы Юлия стала более злой. Более скверной. Или – более циничной. Но впервые в жизни, проснувшись, не испытать мучительных угрызений за все былые неудачи, непродуманные решения и непутевые поступки – разве это не значит измениться?

Давно перевалило за полдень. Она проспала завтрак и, может быть, обед тоже. Но не торопилась подниматься с постели. Напротив. Внимательно и чутко вслушиваясь в отголоски сладкой, почти болезненной истомы, поселившейся в теле, она готова была еще сколько угодно времени лежать почти без движения. Лишь изредка, глубоко вздыхая, менять позы – с ленивой на еще более ленивую.

Вспоминая то, что происходило всего несколько часов назад, она испытывала отчетливую благодарность к Антонио, оказавшемуся таким нежным и главное – таким своевременным любовником. Вероятно, аутотренинг, который она периодически мысленно проводила, дал результаты?

И как дивно, как легко жить, не укоряя себя ни за вчерашнее безнравственное поведение, ни за сегодняшнее бесполезное времяпрепровождение! О прогулке с доном Карлосом, закончившейся ничем, она старалась не думать вовсе – как о чем-то неприятном и неважном. И – тоже несомненный признак обновления – это почти удавалось.

Горячо поздравив себя с началом новой жизни, Юлия позавтракала – а заодно и пообедала – прямо в постели, принеся туда персики, шоколад, цукаты и бутылку минералки из холодильника. Приятно есть сладости, запивать их ледяной водой и сознавать, что за окнами давно кипит жаркий суетливый день, в котором ты не участвуешь осознанно и с удовольствием. Есть в этом что-то богемное, что-то аморальное, что-то… что заставило Юлию вскочить с кровати и начать лихорадочно рыться во вчерашних покупках.

Выбор был очевиден. Купленная в рукодельной лавочке туника из тончайшего черного батиста, щедро расшитая на груди бисером и пайетками. Материал был полупрозрачным, и вниз пришлось надеть черный топ на тонких бретельках и купленные вместе с туникой узкие холщовые брючки. Туника доходила Юлии до колен и в таком сочетании сильно напоминала индийский хид-жаб, выполненный в стиле «голливудский гламур». «То, что доктор прописал!» – усмехнулась Юлия, стоя у зеркала. В сочетании с босыми ступнями, ярко-красным лаком и белыми волосами, гладко зачесанными назад, все это выглядело более чем эффектно. Не говоря уже о том, что костюм был откровенно вечерним, а за окном ярко сияло послеполуденное солнце. Дополняли наряд темные очки на пол-лица и соломенная шляпа с мягкими широкими полями.

Будет, наверное, романтично, если она заявится к Антонио в таком виде после утреннего исчезновения… Только вряд ли он все еще торчит в мансарде. А если и нет – что с того? Можно будет заглянуть в бар к Ришару, провести дегустацию его многочисленных бочонков. А еще – Юлия пришла в восторг от этой идеи – еще можно будет появиться в «Трамонтане» с известием, что все, от чего ее так упорно предостерегали, все-таки случилось. И она совсем не будет возражать, если это случится опять!

Стало, даже немного жаль Антонио, не обнаружившего ее рядом поутру. Но Юлия быстро отогнала подальше эти сожаления. Решив для разнообразия вообще не ходить сегодня на пляж, – раз такое дело! – она вышла из номера без каких-либо определенных планов.

Первым, кого она увидела в прохладном холле отеля, был тот самый портье, уставившийся на нее как баран на новые ворота.

Вторым – дон Карлос.

Сидя нога на ногу за пластиковым столиком нижнего бара, он почти сливался с окружающим интерьером, выполненным исключительно в белых и светло-кремовых тонах. Увидев Юлию, выходящую из лифта, он отложил свежий номер El Mundo. Встал и двинулся ей навстречу.

Это было так неожиданно, что Юлия не успела удивиться. Только подумала, что жизнь начинает вдруг подбрасывать приятные сюрпризы, стоит лишь на нее посмачнее плюнуть.

И еще отметила про себя, что белые льняные брюки и шелковая рубашка цвета слоновой кости идут ему не меньше, чем точно такой же, только черный, наряд.

– Доброе утро, – сказала Юлия, удивляясь своему спокойствию.

– Утро?

Дон Карлос с недоверием взглянул на электронное табло, показывающее половину второго.

– Ты совсем заспалась, – не то с издевкой, не то с укоризной заметил он, – уже давно день.

– Да, – легко согласилась Юлия, – я поздно легла… То есть – рано.

А вот пусть думает теперь, что хочет. Пусть спрашивает – почему да отчего она вдруг так поздно уснула – все равно не дождется ответа. Пусть гадает, что могло с ней случиться ночью в стенах старого замка, после того как он кинул ее там одну на произвол судьбы. Тем более – того, что произошло на самом деле, ему и не снилось!

Но он ничего не спросил. Только окинул ее уже привычным испытующе-насмешливым взглядом.

– Ты сегодня выглядишь… – он вдруг замолчал.

– Как?

Как представительница богемы? Как принцесса? Как безвкусная русская туристка? Как дура? Ну, давай, говори!

– Как женщина после ночи любви.

Я и чувствую себя так! – хотелось выкрикнуть в его спокойное холеное лицо. Но Юлия только улыбнулась, как довольная кошка.

– Ты сердишься? – неожиданно искренне спросил Дон Карлос.

– Еще как, – не менее искренне ответила Юлия, продолжая улыбаться.

– Я рад, что, несмотря на это, ты решила надеть мой подарок, – он дотронулся пальцем до смешного серебряного мышонка на ее шее.

– Я его просто не снимала, – сказала Юлия, убирая его руку.

– И… он не мешал тебе спать?

– Только однажды… – ответила Юлия, вспомнив болезненное ощущение, от которого осталась еле заметная царапина между ключиц, – но это было даже приятно.

Кажется, не стоило этого говорить. Дон Карлос отвернулся к окну с таким видом, словно ему глубоко не интересна не только Юлия с ее ночными приключениями, но и сама жизнь.

– А ты… уже переделал все свои важные дела?

– Не все, – сказал он серьезно, – не все… Осталось еще одно – самое важное.

– Какое?

– Вернее, два… Во-первых, напоить тебя кофе. Ты ведь, наверное, хочешь кофе?

– Очень!

– Дос кортадо, порфавор… – бросил он официанту.

Они вдвоем уселись за тот же столик. И через минуту, перед Юлией благоухал ароматным паром нежнейший кофе с каплей молока. Поставив перед ней полную чашку, официант поспешно убрал со стола две пустые. Вот интересно – сколько он уже здесь торчит? А впрочем, это его проблемы. Юлия с наслаждением глотнула обжигающий напиток.

– А во-вторых? – спросила она.

– А во-вторых, я должен непременно загладить свою вину перед тобой.

– Да?

Любопытно – и как же ты станешь это делать? Снова кормить чесноком? Рассказывать детские сказки? Преподносить в дар дешевые украшения? Его ответ удивил – как всегда.

– Я приглашаю тебя на корриду.

– На корриду?! – Юлия зажмурилась от удовольствия, допивая крепкий вкусный кофе. – А если я не хочу на нее идти?

– Я буду умолять тебя это сделать, – он ничуть не смутился, как видно, ждал подобной реакции, – я скажу, что ты обязательно должна это увидеть. Я буду заверять, что тебе это очень понравится… Даже признаюсь, что ради этого жду тебя здесь уже больше трех часов.

Вот это да. После такого признания Юлия готова была идти с ним даже на тараканьи бега. Но она молчала, продолжая намеренно наслаждаться ситуацией. В конце концов – не все коту масленица. С каким удовлетворением она бы встала сейчас из-за столика, небрежно заметив, что такие зрелища ее не интересуют. Если бы только он не был так великолепен.

– К тому же – это последняя коррида сезона! – Карлос вдруг умоляюще нахмурил красивые брови. – Обещаю – я искуплю свою вину… Кровью, – вдруг мрачно добавил он, – если хочешь.

– Хочу! – засмеялась Юлия, не в силах больше притворяться.

Одной из особенностей Юлии было то, что она абсолютно не разбиралась в автомобилях. Просто потому, что совершенно не интересовалась ими, не водила и не собиралась когда-нибудь учиться. Нет, она могла, конечно, отличить «Жигули» от иномарки. Не более того. Но даже она догадалась, что машина, стоящая рядом с отелем, роскошна.

Дон Карлос учтиво открыл перед Юлией дверь, и она с удовольствием уселась в кресло, обтянутое белоснежной мягчайшей кожей.

Ехать в автомобиле дона Карлоса было отдельным удовольствием. И на какое-то время, Юлия полностью отдалась этому удовольствию. До тех пор пока ей не надоело молчать.

– Скажи… Ты знаешь, что-нибудь о Гауди? Целую минуту он вел машину, не меняя ни позы, ни выражения лица. Только его взгляд, следящий за дорогой, стал более пристальным. И, хоть Юлия все это время ожидающе смотрела на Карлоса, он ничем не показал, что собирается отвечать. Может, он ее не услышал? Юлия открыла рот, собираясь повторить вопрос. Именно в этот момент он сказал, четко и убедительно выговаривая каждое слово.

– Я знаю о нем все.

– Все?!

– Абсолютно.

Опешив от такой самоуверенности, Юлия замолчала. Тогда Карлос оторвался от дороги – чтобы взглянуть на нее, с любопытством приподняв брови.

– Я в свое время был увлечен им до фанатизма, – идеальный рот искривился в ироничной усмешке, – и потратил уйму времени на изучение всего, что связано… с этим человеком. Ты даже не представляешь – сколько! – он снова стал смотреть на дорогу. – Тебя он тоже интересует?

– Д-да… – не очень уверенно кивнула она, испугавшись вдруг того, что может узнать от этого непостижимого мужчины.

– В какой связи?

– В связи с историей, которую нам рассказали вовремя экскурсии – что-то про проклятие и про проданную душу…

Он молчал, никак не реагируя, только слегка ухмыляясь.

– И еще – в связи с Собором Святого Семейства. Честно говоря, я до сих пор в шоке… Помнишь, ты ведь тоже там был в тот день? Зачем – если ты все об этом знаешь?!

– Я знаю все о… Гауди…

Ей показалось, что ему отчего-то трудно произносить это имя, словно простое буквосочетание, заключенное в нем, не давалось ему.

– Я знаю все об этой легенде, как и о массе других подобных. Я знаю все обо всех его творениях, о его жизни, судьбе, истории… Даже о том, чего ты не подозреваешь. Но узнать все о гении, заключенном в соборе, – невозможно! Поэтому я часто прихожу туда… вот уже очень много лет.

– Хочешь постичь? – догадалась Юлия.

– Да, – как будто с неохотой согласился он.

– Но ведь это – невозможно.

Короткий взгляд из-под нахмуренных бровей заставил ее быстро добавить:

– Ты сам сказал…

Он молчал. Низкорослые, стелящиеся по каменистой розовой почве смешные пальмочки проносились мимо с такой скоростью, что Юлия боялась смотреть на спидометр.

– Так, значит, тебе понравился Собор Святого Семейства?

– Если честно, он меня убил.

Юлия произнесла это с таким неожиданным чувством, что только теперь сама поняла, как ей хотелось все это время поделиться с кем-то своим недавним потрясением.

– Просто… раздавил.

– То есть? Объясни! – вдруг потребовал дон Карлос.

– Мне показалось… Нет. Я уверена…

Юлия старательно подбирала слова. Вдруг стало очень важно, чтобы именно он разделил ее эмоции по этому поводу.

– Я уверена, что в этом… здании сосредоточена сама жизнь и… – она запнулась от его внимательного взгляда, -…и смерть.

– Что ж, – заметил он холодно, если не зло, – я рад совпадению наших вкусов.

– Тогда расскажи мне об этом!

Глаза Юлии засверкали в полумраке салона от невольного возбуждения. Которому было суждено погаснуть так же внезапно, как и разгореться.

– Рассказ об этом… – он помолчал, угрюмо сдвинув брови, словно подбирал более мягкое выражение, – рассказ об этом занял бы слишком много времени… К тому же, – добавил он обидно, – к тому же тебе не нужно об этом знать.

Это было сказано так, что и пню стало бы ясно – продолжения не будет. Так небрежно и так убежденно, что порыв Юлии возмутиться, обидеться, потребовать объяснений угас, не успев разгореться. И она ограничилась тем, что, капризно надув губки – как истинная кокетка, – отвернулась и стала смотреть в окно.

Здание корриды Монументал де Барселона днем выглядело совсем не так, как ночью. Снаружи. Ну а внутри – тем более!

Чаша трибун, доверху заполненных нарядным, шумным народом, напоминала бурлящий котел. В котором щедро облитое карамелью солнца варилось экзотическое, праздничное блюдо. Этот огромный котел был накрыт ослепительно-голубым шатром неба, а надо всем, отдаваясь мощной вибрацией в лавочках трибун и в сердцах присутствующих, звучал торжественный пасадобль. Нарядный оркестр занимал целую площадку над одним из входов, и, не умолкая, исполнял великолепную музыку, слепя глаза любопытных блеском начищенных литавр и труб. Коррида – как стало понятно Юлии – это действительно интересно. И красиво. И… страшно.

Зараженная всеобщим возбуждением и все-таки несколько страшась предстоящего зрелища, Юлия, автоматически двинулась к лестничному проходу между трибунами.

– Не нужно подниматься! – окликнул ее спутник. – У нас самые лучшие места.

Кто бы сомневался. Лучшими местами оказался первый ряд. Сразу за щитами, отгораживающими арену от зрителей.

– Здесь никогда не сидят туристы, – с гордостью в голосе сообщил довольный собой и окружающей обстановкой дон Карлос.

– Почему? – наивно поинтересовалась Юлия.

– Слишком дорого, – просто ответил он, – а еще – во избежание.

Почему– то не захотелось выяснять -во избежание чего.

– Та сторона называется «сол», а эта – «ла сомбра» – тень. Поэтому здесь самые дорогие билеты. Кстати, вот возьми, – он вложил ей в руку белый полотняный платок. – Пригодится.

Только сейчас Юлия заметила, что в то время как одна половина круга находилась в приятной тени, другая парилась на жарком солнце. Ее широкополая шляпа была здесь не нужна, но Юлия все равно надела ее, кокетливо сдвинув чуть набок – так она выглядела совсем гламурно. И ощущала себя, по меньшей мере, роскошной дамой полусвета при спутнике-аристократе. Ей было так хорошо, как не было очень давно. А возможно – никогда не было. И, конечно, она не могла предположить, что очень скоро ей будет совсем плохо.

…Когда на арене появился мосластый черно-пегий бык с тонкими прямыми рогами, это было еще ничего – даже забавно. Когда вслед за ним туда неспешно выехал всадник на лошади с такой тяжелой попоной, что она – в смысле, лошадь, еле стояла на ногах – это было даже смешно. Но вот потом… потом все стало ужасно.

А главное – так близко! Она сразу поняла, почему на эти места не пускают приезжих туристов. И очень за них порадовалась. Чего не могла сказать о себе. Потому что это ужасно, когда на твоих глазах трое или четверо здоровых мужиков методично, планомерно и хладнокровно втыкают в живое существо острые предметы. Причем существо это практически беззащитно.