Текст книги "Мозгоед"
Автор книги: Анастасия Монастырская
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
17 июля-20 июля
Устал от всех… Хочу пожить немного один… – пояснял изобретатель водородной бомбы.
Были такие люди – друиды. Молились почему-то на корточках, регулярно устраивали человеческие жертвоприношения – отрубали пленникам головы, но при этом чувствовали себя абсолютно счастливыми. Выйдет, бывало, друид на полянку, запрокинет голову и – ну молиться своим богам. А потом обнимет дерево в грозу, тут-то его и пронзит природная благодать. Может, потому и вымерли, что слишком верили.
Иногда я им завидовал. Вот как сейчас, например. Куда идти, совершенно непонятно. Дождь стоит стеной, даже ветровка промокла насквозь, в кроссовках привычно хлюпала вода. Есть хочется, сил никаких нет. И в мозгу постоянная мысль: а ну как молния во время грозы? Я где-то слышал, что при прямом попадании молния пробивает человека насквозь и сжигает его. Обожженный труп падает на землю. Даже трупом это уже не назовешь – в нем слишком мало человеческого, начиная от внешнего вида и заканчивая пережаренными внутренностями. Как-то в детстве мои пальцы сунулись в розетку – ощущение не из приятных. Не хотелось бы, чтобы разряд прошил все тело. Брр!
За спиной то и дело раздавались раскаты грома. Я остановился, соображая, куда спрятаться от грозы. Знающие люди советуют: если вы оказались в грозу на открытой местности и не имеете возможности спрятаться в здании или машине, нужно отойти подальше от высоких строений и деревьев-одиночек. Также знающие товарищи рекомендуют избегать холмов и других возвышенностей. А еще лучше во время грозы прятаться в канаве. Вот только где здесь найти мало-мальски пригодную канаву? Может, сесть на корточки, подобно древним друидам? Глядишь, гроза и обойдет стороной.
****
Она так быстро и неожиданно появилась передо мной, что я едва успел затормозить. И кто только назвал эту молнию шаровой? Она была похожа на большую грушу и слегка колыхалась, меняя форму боков. Я с трудом удержался от искушения дотронуться до ее матово-красной светящейся поверхности.
– Не двигайся! – послышался знакомый голос. – Она может войти в твое тело. Она вообще может войти куда угодно. В любое узкое отверстие, а после восстановить свою форму. Но она скоро умрет.
– Откуда ты знаешь?
– Шаровые молнии живут очень мало – максимум, минуту. Главное, не шевелись и смотри. Будет красиво.
Шаровая молния умерла быстро и очень красиво. Сначала в красной сфере возникли темные, замысловато переплетенные нити. «Груша» напряглась, словно готовилась к самому главному выходу в своей жизни – на поверхности появились веселые язычки алого пламени, затем посыпались разноцветные икры. Молния зашипела и, вспыхнув, исчезла, растворилась в дожде.
– Может, теперь развяжешь меня?
– Ну, и как ты здесь оказалась, прекрасное дитя? – спросил я через минуту, когда освободил Ингу от шелкового шнура.
Она отряхнулась, словно мокрая голодная собака, окатив бисеринками брызг:
– Несколько часов сижу, представляешь? Привязали, гады.
– Неужели Март сподобился?
– Он, – кивнула она. – Ну и Боб, конечно, как же без него.
– А Злата?
– А что Злата? Пока жива девочка, но что-то подсказывает – недолго осталось. Будет следующей. Боб и так едва сдерживается. Достала она его, – без тени улыбки ответила Инга. – То плачет, то смеется, то вопросы глупые задает. Март зубами скрипит. Боб то и дело назад оглядывается, словно кто-то за ним по пятам идет. Совсем у мужиков крышу снесло. Ничего не соображают.
– Тебя-то за что?
– За все хорошее, – она спокойно и деловито растирала запястья, на которых отпечатались следы веревки. – Извини за болото, честное слово, не хотела. Вряд ли что-нибудь смогла бы сделать. Тут каждый за себя. Рада, что выкарабкался.
– О болоте знала?
– Знала, – она равнодушно кивнула и поежилась. – Холодно. Совсем задубела, пока тебя ждала. Можешь считать меня законченной сволочью, но почему-то была уверена, что ты оттуда выберешься.
– А ты, значит, ждала?
– Ну, должен же меня кто-то спасти! Ты, конечно, не принц на белом коне – так ведь и я не королева.
Я пропустил это замечание мимо ушей. На принца точно не тяну. И на его верного белого коня тоже. Что же касается королевского титула, то Инге он явно не светит. Даже если причесать и одеть в хорошие модные тряпки. В общем, квиты. Как поется в старой песне, вот и встретились два одиночества – чудовище и еще раз чудовище.
– Сколько еще идти? – я протянул ей теплую сухую куртку, и она благодарно ее надела, согреваясь.
– Километров десять, не меньше, – подумала Злата. – Дождь еще сутки будет лить.
– Придется найти укрытие, – я беспомощно оглянулся. – Хотя ума не приложу, где здесь можно спрятаться.
– Эх, вы, городские! Пойдем, покажу… – Злата лисой нырнула под широкие лапы ели.
Я последовал за ней.
Внутри оказалась сухая и уютная «пещерка».
– Слушай, а тут сухо.
– Еще бы! Здесь и костер можно разжечь.
Через десять минут мы лежали у небольшого костерка, сжигающего сухие еловые иголки.
– Теперь рассказывай, – потребовал я. – С самого начала.
****
Была у меня пациентка, которая больше всего на свете боялась предать своего мужа. И чем больше она боялась, тем чаще его предавала. Придет, бывало, ножки с порога раздвинет и начнет предавать. Завершилась история весьма печально. Однажды муж обо всем узнал и развелся с ней. Дамочка закончила дни в психушке – никак не могла понять, за что именно он на нее обиделся. Самое смешное, что на ее многочисленные измены мужику было совершенно наплевать. Другое дело, что в постели она слишком много болтала и, в основном, о коммерческих делах своего мужа. Одно дело, когда тебе наставляют рога, и совсем другое, если кто-то посягает на твою карьеру.
– О чем ты думаешь? – Инга согрелась и теперь жадно смотрела, как в котелке булькало странное варево из малиновых листьев и еловых иголок.
– О предательстве.
– Самое время, – невозмутимо кивнула она. – Это нормально. Нас обоих предали, так почему об этом не подумать под шум дождя?! У тебя осталось что-нибудь поесть?
– Плитка шоколада.
– Какая я молодец, что догадалась тебе ее положить! И с котелком угадала! Мой рюкзак эти сволочи забрали, сказали, что мне он больше не понадобиться. Не очень красиво с их стороны, как думаешь?
Она не переставала меня удивлять.
– Так что там с предательством? – спросила, наконец, Инга. – Есть какая-нибудь теория на этот счет?
– А какая здесь может быть теория? Когда нас предают, мы сильно переживаем. Потом, по прошествии времени, предаем других. Как бы в отместку. Но, на самом деле, только для того, чтобы почувствовать себя сильнее и выше тех, кто нас когда-то обидел.
– Хромает твоя теория, док, – Инга пригубила елово-малиновый коктейль. – Предать можно только близкого человека. Когда мы это делаем, то чаще всего не осознаем своего предательства. Мы говорим: «Я делаю это для твоего же блага, почему ты этого не понимаешь?!» или «Ты так и не понял, чего я хочу на самом деле!».
– Разве наши желания – это предательство?
– А как же! – почти восхитилась она. – Какой ты ребенок, док! Именно наши желания и есть предательство!
– Интересная теория.
– Практика! – тихо рассмеялась Инга. – Неужели ты так до сих пор этого и не понял? Каждый раз, когда ты говоришь «хочу», ты предаешь того, с кем ты живешь. Ведь у него совершенно иные желания.
– Притянуто за уши. Сразу контраргумент: ты хочешь секса, и твой партнер хочет секса. В чем предательство?
– Ты хочешь анального секса, а он, извини, она – настроилась на оральный секс. Если вы придете к компромиссу – к «миссионерской» позе, то предадите друга, но если кто-то настоит на своем…
– Тем самым он предаст другого.
– Схватываешь на лету. Продолжим?
Интересное предложение.
– Попробуем! То есть если ты во сне случайно перекатываешься на половину кровати своего партнера, ты его предаешь… Ведь ты нарушаешь его интимную зону, его личное пространство.
– Несколько утрируешь, но в целом находишься на правильном пути. Любые отношения – всегда предательство. Когда влюбляешься в хорошего парня, то ждешь от него чего-то особенного, не похожего на то, что ты испытывала раньше. То же самое происходит, если влюбляешься в женщину. Но и там сплошной обман. Обман есть предательство. Ты чувствуешь себя уязвленной, обманутой, преданной… Ты чувствуешь себя всего лишь женщиной…
И тут я ее поцеловал. Не знаю, как это получилось, но я ее поцеловал. Язык скользнул в сладкую впадину рта, пахнущую хвоей и малиной. Но что удивительно – она ответила на поцелуй. Пусть не слишком умело, но ответила. Я касался жемчужного ряда зубов, исследуя ровные и безупречные выступы, потом кончик языка скользнул к ее небу. Дыхание Инги было прерывистым и теплым.
– Я и сейчас тебя предаю?
– Конечно. С той самой секунды, как прикоснулся ко мне, – прошептала она. – Только не останавливайся. Предавай меня дальше. Пока что мне это нравится. Помнишь, я спросила тебя, хочешь ли ты со мной переспать? И ты ответил…
– Я спросил: а тебе оно надо? Признаю свою ошибку. Был тогда не прав. Сейчас исправлюсь.
Я впервые занимался сексом с лесбиянкой, но мне было холодно и одиноко. Мы лежали на ковре из мягких еловых игл и нежно ласкали друг друга. Маленькая грудь с острым, словно защищающимся соском. Я втянул его губами. Инга застонала.
– Тебе нравится?
– Теперь уже нет, но продолжай.
Рука исследовала шершавую пустыню живота. Пирсинг в пупке, справа шрам, не очень заметный, но почему-то мне нравилось касаться его подушечками пальцев. Несовершенство всегда привлекает больше, чем красота.
Теперь чуть ниже – за кромку ажурных трусиков. Какая пошлость, Дэн! Инга не носила нижнего белья, и я беспрепятственно скользнул к ее вагине. Сухая. Как Сахара. Как Гоби. Как выжженная Африка за полгода до муссонных дождей.
– Ты не хочешь…
– Нет, я не хочу, – еле слышно ответила она. – Но продолжай предавать меня. Ради себя.
Черт бы побрал этих дурочек, решивших, что им нравится мазохизм! Но что есть учение Леопольда Мазоха в сравнении с маркизом де Садом?! Ничто.
Пуговица на джинсах расстегнулась сама собой. Молния разошлась. Она так настойчиво хотела, чтобы я ее не жалел, что я не собирался терять время на прелюдии и прочие условности. Как можно быть лесбиянкой, не познав мужчину?! Сначала почувствуй разницу, потом сравни.
Дождь… Огонь… Тепло тела…
– Сними джинсы.
– Ты…
– Сама!
– Ты хочешь, чтобы я прошла это унижение до конца?
– Я хочу, чтобы ты приняла меня до конца! Но джинсы ты снимешь сама. Я – не Март.
Она торопливо и очень неловко освободилась от одежды. М-да… Все иллюзии в прошлом. Ничего, чтобы поразить мое воображение! Но я слишком голоден и разозлен, чтобы ночью искать себе другую женщину в лесу.
– Раздвинь ноги! Шире…. Приподними бедра…
Я послюнил палец и смазал им член. Терпеть не могу сухих баб, они становятся влажными, только когда ты в них кончаешь. Но эта была как пустыня Сахара – горячая, сухая и шершавая. Рядом с Ингой я чувствовал себя зулусом, исполняющим ритуальный обряд дефлорации.
– Я хочу тебя.
Слушать приятно, подвох очевиден. Ни фига она меня не хотела и только все больше сжималась – мои прикосновения вызывали в ней гадливость.
– Ты тампонами пользуешься?
– Конечно.
Уже хорошо. Значит, отверстие существует, и мои шансы обнаружить его увеличились на одну сотую. Я продвинулся еще на пару миллиметров. Дерево в болоте и то вело себя подвижнее, чем Инга. А, гори все ясным пламенем! Рывком я насадил ее на себя. Она вскрикнула и забилась, пытаясь вырваться. Но всей птичке пропасть, коль увяз коготок. Ассоциация не совсем уместна, но кто в такие минуты думает о метафорах. В такие минуты делом надо заниматься, делом!
Впрочем, надолго меня не хватило. Еще несколько конвульсий, и я блаженно откатился в сторону, едва не угодив в костер. Инга даже не пошевелилась.
– Ты в порядке?
Можно сказать, что и так. Она была в глубоком обмороке. Бедра залиты темной вязкой кровью. Я тоже был весь в крови. Вечер переставал быть томным. Неужели я ее порвал? На ум тут же пришло еще одно неуместное сравнение: как Тузик грелку. Да нет, вроде дышит. Сомлела девочка – ягодку сорвали. И чего берегла, спрашивается?
Я вылез и встал под дождь. Всякая тварь после соития бывает печальной, кроме женщины и петуха. Ведь зарекался иметь дело с девственницами. Достаточно вспомнить, чем закончилась предпоследняя такая история. Пришла ко мне на прием нежная девочка-фиялка. Глаза, как крылышки стрекозы. Волосы – локонами. Фигурка – что надо. А в сумке стопка любовных романов. Ищу, говорит, идеального мужчину, чтобы отдать ему свою чистоту и невинность. Вы не думайте, доктор, я замуж за него не пойду, просто хочется сделать такой драгоценный подарок. Спрашивается, при чем здесь я? А при том, что я должен ей помочь определиться с выбором: претендентов оказалось штук двадцать, и все на обложках, в жарких объятиях с полуобнаженными красавицами. Разложили мы на столе всю эту библиотеку и стали выбирать: «Рыцарь без гульфика», «Робкий поцелуй в борделе», «Страсть в монашеской келье», «Магия чресел» и прочие словесные изыски. В общем, того, что без гульфика я отверг сразу. Фиг у него там чего после скачек осталось. Монах тоже не пришелся ко двору. Остановились на волооком красавце – турецком варваре Бодун-беке, спасающим красавиц из сералей.
– Вот твой суженый, – я ткнул Бодун-беку прямо в глянцевый глаз. – Иди и делай с ним, что хочешь.
Девочка-фиялка ушла, но скоро вернулась – опухшая от слез и сомнений. Оказалось, что она бешено ревнует суженого к красавицам из сераля.
– Здесь только три страницы, где он мне не изменяет, – рыдала она. – Первая, последняя и «Для заметок». Сделайте хоть что-нибудь!
Пришлось сделать любвеобильному Бодун-беку любовный приворот. Девочка ушла воодушевленная – теперь он принадлежал только ей. Две недели я прожил спокойно, как вдруг она вернулась:
– Он опять мне изменяет, но на этот раз с моей подругой. Вы можете мне помочь?
А как? Избавиться от подруги? Мы опять сделали приворот. Но Бодун-бек никак не мог подавить свои сексуальные аппетиты. И тогда девочка-фиялка смертельно на него обиделась:
– Я отомщу ему! Я отдам драгоценный дар своей невинности другому человеку. Вам!
Наверное, это нарушение врачебной этики. Наверное, не нужно было соглашаться. Тем более, особого удовольствия я так и не получил. Но я согласился – пожалел девочку. И хлебнул по полной – она стала ревновать меня. Пришлось перепоручить фиялку более компетентным коллегам. Но ей это уже не помогло.
Я вернулся в нашу импровизированную берлогу. Инга по-прежнему была в полной отключке. В ее сумке я нашел влажные салфетки и кое-как обтер бедра, живот и ноги. Интересно, сколько можно валяться в обмороке?
– Столько, сколько нужно, – слабо отозвалась Инга.
– Ты разве слышишь мои мысли? – испугался я.
– Идиот! Ты все время говоришь вслух.
– Ты как? Жива?
– Знаешь, секс с женщинами намного безопаснее, чем секс с мужчинами. И не так больно.
Интересное замечание!
– В первый раз всегда бывает больно…
– Я не про тело.
– Неужели про душу?
Нет, ну что ты будешь делать! Сейчас она еще разговор про любовь заведет.
– Ты относишься к сексу как…
– Как к сексу.
– А я воспринимаю его как любовь. Только не смейся, пожалуйста.
– Я и не смеюсь. Извини, спать хочу.
И ведь действительно заснул.
21 июля
Чингисхан был добрым. Он мог убить всех людей в покоренных странах, но он убивал только тех, кто ему сопротивлялся.
Когда я проснулся, Инги рядом не было. Не оказалось ее и поблизости – видимо, решила уйти, чтобы избежать некрасивой сцены. Хотя какой смысл выяснять отношений, если отношений изначально нет. Заодно Инга прихватила мой рюкзак. В качестве извинения оставила половинку шоколадки – очень трогательно с учетом того, что я сладкое не люблю.
Дождь закончился. От вчерашней бури не осталось и воспоминания – солнце палило, как обычно, и, как обычно, хотелось пить. Хоть бы записку оставила. А то ведь спросят потом, что с ней сталось, а я и не знаю.
Почему обратная дорога всегда намного короче и быстрее? Вопрос риторический. Может, на обратном пути больше думаешь, а потому и не замечаешь, как быстро летит время. Конечно, я скот последний! Даже ласкового слова Инге не сказал, набросился и чуть не разорвал. Представляю, как ей сейчас больно, обидно и плохо. Впрочем, вру – совершенно ни представляю. Спасибо тебе боже, что сделал меня не женщиной.
Человеческие отношения – большая загадка. Был у меня пациент, Казанова, каких еще поискать. Когда женился в пятый раз на умнице и красавице, друзья вздохнули с облегчением. Дескать, угомонился. Через год – как гром среди ясного неба: развожусь! И почти сразу: женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки! И на ком? А На своей жене, но только от первого брака. Та, не будь дура, поставила условие – свозишь на отдых на хороший курорт. И сын тоже поставил условие: хочу курточку, как у Рэмбо, а если не купишь, скажу маме, что ты плохой папа и нам не подходишь. Ну, ладно, свозил он их на курорт. Отдохнули. Вернулись. «Где моя курточка?» – спрашивает сын. Обегал всю Москву – нет курточки. Попросил друзей в Питере поискать – и там такая же проблема. А тут еще и производители подножку подставили – курточки «как у Рэмбо» вообще сняли с производства. Так и не женился мой пациент в шестой раз на первой жене. Сын свое обещание сдержал.
Интересно, куда направилась Инга? Загадка не давала мне покоя. Собственно, вариантов всего два: либо в Москву, либо обратно в лагерь. Возможно, сейчас мы даже шли параллельно друг другу. Если так, то она просто не хотела меня видеть, что, в общем-то, вполне объяснимо для девушки, потерявшей накануне самое дорогое.
Смешно, если мы с ней подойдем к воротам в одно и то же время. Я ни минуту не сомневался, что Боб, Март и Злата находятся уже в лагере. Боб специально увязался, чтобы убрать нас с Фимой с «поля». Теперь опасность угрожала всем остальным.
Но как их остановить? Невозможно же ворваться в лагерь и закричать: всем на пол, руки за голову! Хотя есть мастера, которым таким нехитрым способом удавалось брать по три банка в день. Но я к ним не принадлежу. К сожалению. Был бы телефон – в милицию позвонил. А так остается надеяться на эффект неожиданности: не ждали? а вот он я! всем на пол, руки за голову!
Иногда мысль бывает материальной. Я даже не понял, что произошло, когда получил удар по затылку. Рухнул на землю и последнее, что услышал:
– Живучий, гад!
22-24 июля
Не пытайся обмануть жизнь, она может вернуться и повториться сначала.
– Опять его тошнит!
– Переверни, а то захлебнется!
– Невелика потеря!
– Кому как!
– Эй, ты нас слышишь?.. Опять в полной отключке.
Я слышал, но не мог пошевелиться. Время от времени терял сознание, потом не без сожаления приходил в себя. Оказывается, даже в совершенной пустоте люди живут. Правда, не слишком долго и очень хреново. Черт, как же голова болит, даже мозгоеду поживиться нечем…
– Черт, он мне теперь ботинки облевал!
Мелочь, а приятно…
25 июля
Жизнь – игра. Задумана хреново, но графика – обалденная!
– Очнулся?
Я с трудом повернул голову, рядом сидела мрачная Инга.
– Думала, ты в летаргию впал – почти три дня без сознания. НА морса попей – сама делала.
Морс был холодным, кислым и вкусным.
– Где я?
– В лагере. Где ж еще?! Они пока не решили, что с тобой делать.
– А с тобой?
– А что со мной? Я – сошка мелкая. Уйду – никто не заметит. Шоу закончилось, Дэн, – в голосе Инги мелькнула грусть. – Вчера сняли последние кадры – награждение победителей. «Прямой» эфир тридцать первого июля, как Гоша и обещал.
– Гоша… Он…
– Не надо, Дэн, я знаю. Я видела, как его в тот день увозили, и поняла, что он уже не вернется. Слишком многое выплыло наружу. В том числе, и по его вине.
– Значит, его никто уже не найдет…
Она кивнула в ответ.
– А что с остальными телами?
– Их нет. И никто не говорит, куда они делись. Бунгало тоже нет – сожгли.
– Ни следов, ни доказательств.
– Мы слишком долго отсутствовали, они успели.
– Так кто же победил в шоу?
– Не знаю пока. Организаторы решают, кто вызовет больший восторг у зрителей. А чтобы потом не переснимать, засняли всех по очереди. Плюс цветы, аплодисменты, счастливые улыбки. Мне вот машину подарили.
– Поздравляю!
– И тут же отобрали – спонсор даже покататься не дал. Но по контракту в каждом интервью я должна рассказывать, какая классная у меня машина… Из всех пар только Боб и Злата остались. Но могут отдать все одиночке – в знак скорби и сочувствия. Это же телевидение.
– Неужели кому-то нужен этот приз?
– Приз – только на словах. Победитель получает ничего. Ну, или почти ничего – двухкомнатную квартиру в Москве. А здесь будет частная психиатрическая клиника для знаменитостей.
– Идиот! – прошептал я. – Ведь все и так было понятно: расположение зданий, их странная архитектура. Так вот, что они мне напоминали с самого начала – больничные корпуса!
Инга улыбнулась и погладила меня по голове:
– У тебя здесь большая шишка.
– А кто хозяин частной клиники?
– Ай-ай-ай, Дэн! – Инга, завидев визитера, вздрогнула и сразу же отошла к стене.
Я же почему-то не удивился.
– Пока ты по лесу бегал, я все думал, что ты со мной в кошки-мышки играешь. Даже интересно стало, что предпримешь. Но, выходит, переоценил тебя. Получается, ты меня в расчет изначально не принимал?
– Здравствуй, Никита. Как поживаешь?
Никита взглянул на Ингу и скомандовал:
– Пошла вон!
– Зачем так грубо?
– Бессмысленная девка, – он довольно потер руки. – Стоит ли обращать на нее внимание. Ну, что поговорим?