Текст книги "Ненавижу"

Автор книги: Анастасия Монастырская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Тетка, можно я к тебе зайду? – звонил он по субботам.

– Заходи. Только если хочешь есть, продукты купи сам, у меня пусто в доме.

Приходил. Аккуратный, ладный, как девочка. Даже размер обуви долгое время оставался как мой – тридцать восьмой. И глаза… Как я любила эти глаза. Оленьи, опорошенные густыми ресницами. Тогда – наивные, потом – циничные.

– Как дела, племянничек?

– В школе или дома?

– Дома – ясен пень, не очень, а в школе?

– Аналогично.

– Тетка, почему люди такие? Нетерпимые. Ведь от того, что мне нравятся мальчики, я не перестаю быть самим собой.

– А почему они тебе нравятся?

– Они… родные. Когда я прикасаюсь к ним, то чувствую, что прикасаюсь к себе. Тебя не коробит?

– Нет.

Коробило, чего уж тут скрывать?! Мы терпимы к сексуальным меньшинствам ровно до того момента, пока этим меньшинством не становится кто-то из твоих близких. Моя подруга, к примеру, долгое время была председателем лиги "За розовый и голубой цвет", а потом совершенно случайно узнала, что ее муж, с кем она собиралась отпраздновать серебряную свадьбу, также весьма активно поддерживает голубой цвет. Теперь в ее гардеробе одежда исключительно красных и черных тонов – цвета агрессивной феминистки.

– Ой, тетка? А это что?

– Боа.

– Можно я примерю.

Потом появилась серьга в ухе, чуть подведенные глаза, но с моим братом не забалуешь – выбил: ремнем, презрением, остракизмом, чуть было не ляпнула – окастризмом.

Через несколько лет:

– Тетка, можно я зайду? Разговор есть.

Пришел. С букетом хризантем, бутылкой вина и тоской в глазах.

– Слышала? Женюсь. Папаша подсобил.

– Слышала. И даже видела – она красавица.

– Тетка, я гибну…

– Почему?

Опрокинул в себя бокал с вином. Облизнул безупречные губы.

– Я не знаю, что с ней делать.

– В смысле?

– В смысле в первую ночь. То есть теоретически знаю, а практически… Вдруг у меня не встанет. Я ведь с женщиной никогда…

Уже потом я задумывалась, он действительно пришел ко мне за этим? Выбрав точно момент, когда Селезнева был на очередной натуре. Подозреваю, что натуру ту звали Марина, но об этом после, после… Он мой племянник, я его тетка. Связаны кровью и родственными узами. В другой момент – никогда. Но когда женщина отвечала за свои слова и поступки? У меня ведь месяца три как секса не было. Селезнев, повторяю, на натурах. А любовники по курортам разъехались, да и не могла я уже конкурировать с молодыми и красивыми. А тут – молодой и красивый. И не чужой. И невинный со вкусом молочного йогурта – воздушный и чуть пряный от солнца и наступающего наслаждения. В конце концов египетские фараоны тоже друг с другом спали, и ничего – вымерли. Надо надеяться от любви.

Господи, я больше него боялась осечки. Язык работал как шальной. Каждую клеточку его тела осязала, нащупывая и раскрывая спящие эрогенные точки. Совершенно невинен! Когда почувствовал нарастающее возбуждение, то испугался: не может быть и тут же замкнулся, окаменев. Но я подбадривала, направляла, торопила, не в силах сдержать свое собственное желание. Ну, возьми меня! Сделай это! Пожалуйста! Не ради себя, а ради меня. Его эго, словно слепой котенок осторожно потерлось: пустишь? А то! И раскрылась, принимая всего, без рефлексий и оглядки. Нет родственных связей. Есть только узы мужчины и женщины. Вошел, застыв… Я чуть повела бедрами, втягивая, заманивая вглубь. Дернулся, испугавшись, – не хочу! Я была начеку: напрягла мышцы, плотно обхватив и не выпуская. Ну, милый? Пожалуйста… Сделай это… Закрыв, глаза качнулся, устанавливая свой собственный ритм, и вторгся зло и яростно. Именно так, как люблю. Ох! Если это и грех, то очень сладкий.

И ведь получилось! Пусть и не сразу, но… Удивленно, недоуменно извергся в меня, прижал, слушая как гулко и часто бьются два сердца. Слизнув две слезинки, а потом, перекатившись, замолчал… Странное чувство старой грешницы, совершающей подлость ближнему своему. И не Вадиму, а его будущей жене. Но виновной себя не считаю: только слепая не разглядела бы… И только влюбленная до глупости и бешенства матки решилась бы на эту глпость, на которую решила жена моего племянника – родить ему ребенка. Не себе – а ему.

Жену Вадима я никогда не любила. Потому, что она слишком любила его. Не как женщина, а как жена. Почувствуйте разницу. Ей-богу, изменила бы, ничего бы не случилось, Вадим бы с ней остался. И даже был бы благодарен: не одна сволочь в семье. Сотни людей ведут такой образ жизни, и ничего – счастливы. Что мешало им? Так нет – твоя и только твоя.

С племянником мы умудрились сохранить деликатные отношения: о прошлом всуе не упоминали, при встрече оглаживали взглядом и улыбались – было, и прошло, но помнишь? – Помню. – И ладно. А теперь выпьем за будущее, твое и мое.

Черт, какой это был год? Сразу после дефолта или погодя? Не помню. Вадим только-только занял свою должность, и пришел ко мне с деликатной просьбой:

– Тетка! Играю на бирже! Одолжи денег! Мы все разбогатеем! И ты, и твой Селезнев. Зуб даю.

И я дала. Но не зуб. А деньги. Все, что было у Селезнева, отдала любимому племяннику. В нем была уверенность, а в стране – дефолт. И хотелось легких, ничем не обремененных денег. Хотелось богатства.

Стоит ли говорить, что племянник обманул?! Обратно я не получила ничего: ни процентов, ни первоначального капитала. Рванула к Вадиму:

– Не понимаю, о чем ты говоришь, тетка! Какие деньги? И у тебя есть расписка, заверенная нотариусом?

Чертова интеллигентность, позволяющая верить в ближнего своего, как в самого себя! Передо мной встала проблема, как объяснить мужу потерю нескольких тысяч долларов. 98-й или 99-й? Не помню. Но не так и важно. Я затравленной лошадью металась по городу в поисках денег, но ни у кого их не было. Если бы Селезнев узнал, он бы меня бросил! Все и так к тому ушло, но ускорить процесс, да еще по собственной вине… В тот момент я больше всего не хотела, чтобы он меня бросил. Тридцать восемь. Молодость почти прошла, с морщинами битва продолжается, а на мои мозолистые пятки наступают молодые, зубастые и упрямые, способные разрушить все, что я сумела создать за свою нелепую и такую долгую жизнь.

И я пошла к Колобку…

***

Ему повезло больше, чем мне. Есть такой сорт людей – дети своих родителей. У них с рождения все распланировано, и можно, не напрягаясь, ждать своего звездного часа. В том, что этот час наступит, они даже не сомневаются. И этот факт меня бесит больше всего. Свои школы, свои факультеты, свои MBA, наконец, свои тепленькие местечки. В этом мире нет чужих, пришлых, людей, а если они и появляются, то мгновенно проходят проверку на финансовую вшивость. Цена имеет значение. И это стремление купить как можно дороже, меня также выводит из равновесия. Кто для кого – вещи для нас, или мы для вещей? На этот вопрос «стильные» мира сего неизменно отвечают – мы для вещей. Причем не словом, а делом.

Но что с того? Они по ту сторону социального блага, а я по эту. Колобок был из этих – отмеченных при рождении. Единственный минус – интимная связь со своей секретаршей по имени Жанна. Не смог устоять, уж больно сексапильной оказалась моя бывшая подруга. К тому времени она бросила Эдика, впавшего в продолжительный и безнадежный запой и переключилась на генерального директора самого перспективного телевизионного канала. Подобно Мейерхольду, который сделал из своей жены актрису, Колобок сделал из Жанны довольно неплохую ведущую. К тому же от Зинаиды Райх, никто не видел Жаниных ляжек. А открывать рот по сигналу она и без того умела очень хорошо.

Из меня такой послушной ведущей не получилось. По разным причинам. Хотя когда-то Колобок и предлагал. Но, попробовав, я отказалась. Да, известность, да, зарплата намного больше, но и риск-то какой. Вон Светлану Орлову как продвигали – звезда! Ни больше и не меньше. Народ с ума с ходил – какая она правильная, молодая и красивая, но Светлана умудрилась перейти дорогу своему коллеге – Александру Придзорову. Уж не знаю, насколько наш телевизионный гуру был связан с криминалом, но Светку заказали. Вот только киллер из порядочных оказался: не могу, говорит, кого угодно, но только не ее – такую правильную, молодую и красивую. Светка подумала и сама ушла: ей ребенка воспитывать, а эфир, глядишь, и переживет.

Ведущий – только на первый взгляд красивая оболочка, говорящая кукла. Как иногда удивляешься, узнав, что говорящая кукла и свое мнение имеет, и не только имеет, но готова его высказывать.

Жанна не высказывала. Воспроизводила только то, что от нее хотело услышать руководство. А я так не могу, о чем заблаговременно и поставила Колобка в известность.

Но именно к Колобку и пошла в надежде обрести эти чертовы деньги. Ведь легче дает тот, у кого они есть? Так? Ну-ну, каждый по-своему убеждается в справедливости или ложности данного тезиса. "Как же у меня болели коленки после проб! – писала Мерилин Монро в своем дневнике, – И рот становился совершенно деревянным. Я пыталась сложить губы в трубочку, но они не поддавались – чужие, испачканные, опухшие от постоянного трения о чей-то жадный орган. Я приходила домой и плакала, глядя на себя в зеркало. Не правда, что красота – проклятие. Проклятием может быть только судьба. Мне иногда кажется, что кто-то там, наверху, откушав небесной манны, решает наши жизни. И мы ничего не можем изменить. Остается только надеяться, что манна будет несвежей, и свое решение этот кто-то отложит на завтра, потому что сегодня у него будут совсем другие проблемы".

Мой рот тоже был деревянным. И почему они так уверены, что оральные ласки доводят нас до оргазма?! Еще! Еще! Еще! Твои волосы накручивают на локоть, дергают, прижимают голову к паху, тесно-тесно, чтобы рот сплющился, растворился в мужском органе. Коленки горят, особенно, если ты перед этим не сняла колготки. Покорно приникаешь, осязая запах несвежего белья, немытых гениталий. Он направляет твои движения, сознательно замедляя развязку. И снова трудишься, сжимая и разжимая неподвижные губы, заглатывая в себя, а потом выталкивая этот огромный, эгоистичный орган из себя. И думаешь: черт подери, когда же ты кончишь?! И, наконец, когда твой измученный рот заполняет горячая горькая сперма, ты делаешь еще одно усилие: глотаешь, подавляя рвотный рефлекс. Почему? Потому, что так надо. Так положено. Так прописано во всех порнофильмах, которые ты смотрела украдкой или, напротив, совершенно открыто. Теперь остается всего ничего, как улыбнуться и сказать «спасибо» за сладостные минуты.

Интересно, знала ли Жанна, что наши пути-дорожки вновь пересеклись?! Только на этот раз мы перепутали сценарии. И теперь я была той самой разлучницей-соперницей, чье либидо билось в унисон с чужим либидо. За наши обеденные перерывы Колобок мне щедро заплатил. Видимо, мой рот произвел на него совершенно неизгладимое впечатление. Так что я вернула деньги и довольно быстро, а Селезнев даже ничего и не заподозрил.

Но Вадику спускать подобные игры я не собиралась. Пришла в офис и потребовала долг. Он в ответ рассмеялся: уймись, тетка, а то хуже будет! Из помещения фирмы меня вывели с охраной. Впрочем, та не лютовала особо, так, пара синяков на руках.:

– Интересный у вас племянничек! Пидор, а принципы имеет!

За пидора – отдельное спасибо.

Денежные подставы – не редкость. И происходят они исключительно из-за того, что мы доверяем ближним своим. Если родственник, друг, то деньги даются просто так, без всяких расписок, и тем более нотариусов. Но сто тысяч не есть сто рублей, и давая в долг, ты всегда рискуешь. Я давно уже не доверяю никаким дружеским отношениям, замешанным на деньгах. У дружбы нет цены. И лучше не брать и не давать в долг, а взявши – возвращать как можно скорее. Возможно, если бы Вадим не вернул долг, то я бы его простила. Племянник все-таки! Но ему наших разговоров показалось мало…

Селезнев вернулся, точнее, впал в квартиру, избитый и окровавленный.

– Кто?!

– А я знаю? – спросил Селезнев, выплевывая крошево зубов и крови в раковину. – Подошли и сказали: забудь о долге. Все равно не получишь. Какой долг? Я в жизнь ни у кого не брал? И тем более не просил вернуть! Может, ошиблись?

– Тебе в больницу надо.

– Мне выпить надо. Нет, ну какие сволочи эти бандиты! Знают же, что голливудскую улыбку у нас делаю по голливудским ценам и все равно бьют по зубам. Ну, не сволочи, а?

Наутро я позвонила племяннику:

– Зачем?

– Исключительно для профилактики, тетя. Надеюсь, ты все поняла?

– О тебе – все. Слушай, Вадим, а ты никогда не задумывался о том, что бог порой бывает чрезвычайно внимательным, как и дьявол: к тебе еще все вернется. Бумерангом да по темечку.

– А я язычник. И в бога не верую.

***

Я даже не нашлась, что ответить. Да и не до ответов было, честно говоря. Фильм о маленьком человеке, попавшем в элитарное общество, вдруг снискал успех. Большой успех. Это потом была Рублевка и русская версия голливудской истории про Золушку, но сначала – Селезнев и его фильм. Канны сразу сказали «да», «Оскар» выдвинул на премию, ничего, правда, не обещая.

Пришла слава.

Что происходит с человеком, который в одночасье стал знаменитым?! Я тысячу раз задавала себе этот вопрос, но так и не смогла найти ответа. Как варианты: у него едет крыша, он заболевает звездной эпилепсией, он мнит себя самым-самым и он обязательно начинает хамить.

Селезнев начал с последнего – стал хамить, причем очень зло и ядовито. По сути, нарывался на скандал. Давал интервью, а потом звонил в редакции и грязно ругался: дескать, я этого не говорил, мои слова извратили. И редакции извинялись, публиковали странные и пространные опровержения, от чего Селезнев еще больше матерел и пускал звездную пыль из своего анально-душевного отверстия.

Когда я поняла, что у него любовница? Смешно, но только, когда он подал на развод. А до этого совершенно не догадывалась. Повторяю, не до того было. У подруги – развод случился. С тем самым, при мысли о котором мой рот мгновенно деревенеет. Раньше полы мыла и в магазин ходила, теперь утешала. Повышение, однако!

– Слушай, а ты с моим ведь спала? – как-то совершенно спокойно спросила Ада.

Интересно, оральный контакт приравнивается к сексу? Я лихорадочно соображала, что там по этому поводу постановили американские сенаторы, не пережившие закапанное платье Моники Левински.

– Я знаю, что спала, – все также спокойно констатировала Ада. – И как, понравилось?

– Нет.

– Пошла вон.

Я так и не поняла, за что она меня выгнала, за то, что я переспала с ее мужем или за то, что мне не понравилось?! Но ведь если вдумать, мне не нужен был секс, мне нужны были деньги. Стоп! Так можно докопаться и до проституции. Но было обидно и почему-то очень больно. За нее. За меня… за нас.

– Ада…

– Пошла вон, шлюха!

Ой-ой-ой, какие мы чистые и принципиальные! Не трогать немытыми руками. Я ведь действительно хотела помочь, а меня пнули… Сейчас я думаю, что была неправа, но тогда обида захлестнула по самую макушку: выскочила из подъезда и в тапочках по снегу… Наткнулась на Колобка:

– Ты откуда?

– Оттуда!

– И как она?

– Выгнала!

– Тебя?

– Меня!

– За что?

– А ты будто и не догадываешься… Зачем сказал?

– К слову пришлось.

Видали?! К слову пришлось, а нашей многолетней дружбе конец. Нет, я ни в чем себя не оправдываю, сама виновата, но в тот момент мне действительно очень хотелось помочь зареванной Адке, но не могла, потому что этот козел брякнул о том, о чем порядочные люди молчат. Ведь в конце концов, не ко мне он уходил. Так почему она меня выгнала? Потому что блудливый пенис ее мужа оказался у меня во рту, а я даже не подавилась?!

Потом Колобок, так и не рискнувший забрать свои последние вещи, утешал меня в ближайшем кафе. Я сидела в белых тапочках и ревела от того, что совершаю второе предательство – пью коньяк за счет бывшего мужа своей подруги, а рядом стоит коробка с новыми дорогими сапогами. Натуральная кожа, натуральный мех. И перед выходом на улицу я их надену, оставив тапочки в кафе. Почему-то судьба этих тапочек не давала покоя. Может, Адке они были очень дороги?!

Так увлеклась чужой судьбой, что пропустила свою.

***

Селезнев все чаще ездил в какие-то сомнительные командировки и посещал не менее странные конгрессы на тему: «Что мы знаем о сексуальных меньшинствах?» или «Спасем малые народы Севера от больших народов Юга». И на тех, и на других и на третьих ему было совершенно начхать, другое дело, что почетному участнику предоставляли номер люкс со всеми удобствами. А уж с кем разделить эти самые удобства – такая проблема перед моим супругом никогда не стояла.

Тут я не соглашусь с Адой, измена всегда начинается в мозгах. Другое дело, что мужские и женские мозги совершенно по-разному устроены. Чего-то в наших, женских, извилинах все-таки не хватает, чтобы понять, почему рано или поздно любой мужик пускается налево. Что он в ней нашел?

Я ведь сначала думала, присосалась какая-то топ-моделька – ножки от ушей, глаза с поволокой и зеленые от контактных линз, и естественно белокурая грива наращенных волос. Не угадала. Такая, как все. Иногда может быть очень красивой, чаще – совершенно никакой, ножки, ручки, попка, грудки – все в меру, без изысков. Но ведь запал. На секс? Но ведь и я, в отличие от Ады, не отказывала. Захочешь – сразу же. Нет, тут другое было. Любовь? Или то, что она рискнула родить ему ребенка. Сына. И ведь что удивительно, ни на минуту мыслишки не возникло, что не от него. Ни на секунду. Его ребенок, и точка. А когда засомневалась, впервые в жизни ударил. И снесла. Простила. Ему – простила. Ей – нет.

***

Ну, ладно, ладно, вам только волю дай, и вы меня в травле ни в чем не повинной дамочки обвините! А с другой стороны – чем еще мне заняться, когда еще немного, и скоро пятьдесят. Несколько лет до юбилея. Впору итоги подводить. А что подводить, собственно? Ничего нет: ни мужа, ни детей, ни красоты, ни тем более здоровья. Курю как загнанная лошадь. И вдруг, совершенно случайно встречаешь ту, у которой все есть – и муж, и ребенок, и молодость, и здоровье. За тем и пришла на телевидение, чтобы обо всем рассказать. Похвастаться.

– Добрый день, я – Марина Селезнева.

– Алиса, – в последний момент проглотила собственную – нашу общую – фамилию.

И никакой паники в глазах. Даже мысли нет, что я – это я. Может, дура? Пожала твердую прохладную ладошку и едва удержалась от вопроса: как с мужем-то моим живешь, милая?

– Вы мне покажете вопросы? А то я в первый раз на телевидении. Очень волнуюсь. И как правильно сесть, а то у меня на коленке синяк. Муж вчера поставил. Вы только не думайте, – смущенно смеется. – Нес до кровати и уронил.

Да, Селезнев, таких физических подвигов я от тебя совершенно не ожидала. Ну, просто Иван Поддубный, это он, кажется, тяжести на ярмарках таскал?!

– Не волнуйтесь, никто не увидит вашего синяка (могла бы и черные колготки нацепить, дура!). Что касается вопросов, то сейчас придет наша ведущая Жанна и обо всем вам расскажет.

Жанна сразу поняла, сведя два и два, и получив пять. Метнула взглянул в мою сторону – кто героиню отбирал, я возвела очи вверх – Колобок и выбирал, его Селезнев попросил, а Селезневу на нашем телевидении мало. Кто отказывает.

– Вы знаете, я немного поправилась после родов, но врачи говорят, что удивительно быстро вошла в норму. Хотите посмотреть фотографии?

Смотрим. Это не она дура, а я. Дура, что не родила. Кто бы мог подумать, что Селезнев в такую медузу превратится. Губы в трубочку: "Усу-муси-пуси, это чей такой мальчик? А это папин мальчик!".

– Алиссо, ты в порядке? – на всякий случай спрашивает Жанна. – Хочешь, я ее урою во время эфира?

Киваю. Но с другой стороны – а что мне это даст? Профессиональный телеведущий и непрофессиональный герой – неравные позиции. Проигравший всегда известен. И все равно – хочу.

Еще одна сигарета.

– Ой, а вы не дадите прикурить?

– У вас мало времени до эфира. А еще гримироваться надо.

– Зачем? – совершенно искренне удивляется. – У меня прекрасный цвет лица. И тональный крем. И помада. А ваш гример только уродует, я по телевидению видела.

– О чем говорить будете?

– И об этом меня спрашивает редактор программы? – усмехается она.

Охолони, девочка, охолони, а то ведь и я могу зубки показать.

– Тема программы – личное счастье, но откуда знаю, в чем оно, ваше личное счастье?!

Улыбается.

– В свободе, – совершенно по-детски шепчет она. – Но об этом говорить не буду. Муж не поймет. У каждого должно быть свое личное пространство, если угодно – интимная зона, переступать через которую нельзя. Свобода, когда ты чувствуешь себя раскованно и непринужденно, когда не отчитываешься в собственных поступках и желаниях.

– А он?

– И он тоже. Ведь он также имеет право на собственную свободу.

– Но ведь так недалеко и до измены, – провоцирую я.

– Измена начинается в голове, – аккуратный ноготок с золотистой линией нейл-арт постукивает по молодому и безупречному лбу. – Открою страшную тайну: изменяет каждый! В смысле мысленно.

– Неужели? – Эх, Селезнев, Селезнев, какое счастье ты себе выбрал на собственную голову! И не только на голову….

– Конечно! – откровенным взглядом она о провожает ведущего программы "Вокруг света за 80 дней", Максима Сухорокова. – Какой камуфляж! Вот смотрите, он прошел, и я подумала, что совсем не против с ним переспать. Измена?

– Откуда!

– Ничего подобного измена! Потому, что когда сегодня вечером я буду заниматься сексом со своим мужем, то буду представлять это небритое животное в камуфляже. М-м… Мне пора, зовут…

Я закурила вторую сигарету. Разве о таких вещах станешь говорить незнакомому человеку, тем более на телевидении? Нет, конечно, при условии, если ты обладаешь начатками разума и… Черт, она знала, кто я! Более того, это была целиком ее инициатива попасть на телевидении!

Трясущимися руками я набрала номер Селезнева:

– Что твоя жена делает в моей программе?

– Она очень хотела, Алиссо! Очень! После родов девочка практически никуда не выходит, вот я и решил ей сделать подарок.

– Селезнев, побойся бога, какая она девочка после родов!

– Очень пошло, Алиса! Не ожидал, – укорил бывший муж и дал отбой.

Сделала, сука! Я почти с восхищением смотрела на нее. Похоже, моего бывшего мужа впереди ожидают сплошные сюрпризы.

Эфир…

Лицо ведущей крупным планом, но слева, потому, что справа она как прыщавая лепешка, намазанная тональным кремом.

– Итак, тема сегодняшней программы – личное счастье. Наша первая героиня – экс-декан института культурных отношений Стефания Иванова. Стефания, в чем состоит ваше личное счастье?

Рыжеволосая женщина в очень смелом гипюровом костюме улыбнулась:

– Зачем так официально? Зовите меня Эфа.

– Как угодно, – согласилась Жанна. – Эфа, и все же, в чем состоит ваше личное счастье?

– В путешествиях. После того, как меня освободили от занимаемой должности, я поняла, что на работе свет клином не сошелся. И вообще наша жизнь – это эмоции. Если их нет, то и жизни, как таковой нет.

– Вы замужем?

– Нет.

– Дети есть? – не унималась Жанна.

– Нет. А вы полагаете, что для личного счастья женщине необходим муж и дети? – вопросом на вопрос ответила Эфа. – У меня было три мужа, от третьего брака достались дети. Но не могу сказать, что они составляют мое счастье. Для меня главное – это свобода. Возможность ни перед кем и ни о чем не отчитываться. Я, как кошка, всегда падаю на четыре лапы и хожу сама по себе.

– По данным социологических опросов, каждая вторая женщина мечтает вырваться из оков повседневности. Так, к примеру, удалось экс-редактору журнала "Петербург по-женски". Поприветствуем: Анастасия Смирнова!

В студии под заготовленные аплодисменты появилась вторая героиня. Поцеловавшись с Эфой, она уселась в кресло.

– Вы знакомы?

– Немного, – ответила Эфа. – Встречались… Скажем так, в книжных кругах…

– Я всегда говорила, что Петербург – маленький город, – воскликнула Жанна. – Кто-то из классиков, кажется, это был Достоевский, сказал, что на берегах Невы возможна даже встреча автора и его героев. Но вернемся к теме нашего разговора…

– Анастасия, вам было тяжело уходить из журнала?

– Очень. Но пришлось, – Анастасия поправила брошь из перьев на лацкане белого пиджака. – Во многом я согласна с Эфой. Нам очень долго внушали, что женское счастье – это, прежде всего, семейное счастье, слегка разбавленное работой. Но сегодня это не всегда и далеко не так. Чтобы почувствовать себя счастливой, совершенно не обязательно каждый год рождать по ребенку и печь блины на ужин, не обязательно и пахать на работе в надежде, что твои усилия заметят и оценят должным образом.

– Так что вы предлагаете?

– Найти золотую середину. Почему наши женщины сегодня несчастны?

– Потому, что их подавляют мужчины…

– Это совсем не так… Женщины несчастливы потому, что находятся в плену ложных иллюзий. С детства им внушают, что они должны выйти замуж и родить детей, в юности – что они должны сделать карьеру, став постарше – он и выходят замуж, рожают детей и одновременно делают карьеру, и при этом впадают в состояние физической и психологической фрустрации. Об эмоциях я и не говорю… Личное счастье – понятие эфемерное. Гораздо важнее – ощущение собственного комфорта, гармонии. Не факт, что если вы родите ребенка, то будете счастливы. И не факт, что карьера принесет вам удовлетворение. Здесь нет универсальных советов и рецептов. Ищите свою формулу благополучия.

– А если на вас наседают знакомые, родственники…

– Пошлите их на три буквы, – улыбнулась Анастасия. – Как я это сделала со своим начальником. И вам сразу станет легче.

– Привет ему передать не хотите?

– Да я и так ему передала… Впрочем… Саша, в скором времени жди налоговую… ребятки сильно заинтересовались женским вопросом в Петербурге…

– А вот это чисто по-женски! И мы приглашаем в студию нашу третью героиню, Марину Селезневу. Которая в противостоянии – семья или карьера – выбрала семью. Встречаем!

Встретили! Бурными и непродолжительными аплодисментами.

Марина скользнула в кресло, и тюкнула ноготком в микрофон. Где-то поверху ойкнул звукорежиссер.

– А кто вам сказал, что я выбрала семью?

– Но вы же вышли замуж, родили ребенка, – растерялась Жанна, перебирая карточки с вопросами: неужели что-то напутала и ошиблась.

– Допустим, вышла, допустим, родила. И?

– Теперь сидите дома.

– Кошмар какой-то! – почти искренне возмутилась Селезнева. – Если женщина родила ребенка, то обязательно должна засесть дома. В засаде.

– Но вы же его кормите?

– А вы откуда знаете?

– Но вы же с ним гуляете?

– А няня на что?

– Но вы же не работаете!

– С трудом у начальника на ваше шоу отпросилась. И то, только потому, что ценный кадр.

В то время, как героини перемигивались в операторами, Жанна судорожно соображала, как выйти из создавшегося положения. Камеры лихорадочно показывали зрительный зал.

– Марина, я вижу, что вы сильная. Уверенная в себе женщина, вы состоялись и в профессии, и в личной жизни. О чем вы мечтаете?

И тут она посмотрела на меня. Камера дернулась за взглядом, но тут же вернулась в привычный круг.

– Не впасть в скуку. Забыть про быт. И померяться с силами с человеком, которого я искренне уважаю.

Она сказала!

***

Можно, конечно, по-детски среагировать: она первая начала! Я вообще ее не трогала. Можно, но не буду, хотя. Конечно, она первая начала.

После эфира я ее спросила:

– Чего тебе от меня надо?

И она искренне ответила:

– Чтоб тебя не было. Ты мне мешаешь. Одним фактом своего существования.

И мы начали эту дурацкую, совершенно бессмысленную войну, которая привела к тому, к чему она привела. Для начала я заявила права на Селезнева. В конце концов, расстались по-дружески, без склок и скандалов, почему бы мне не пригласить бывшего мужа на чашечку кофе и испорченный пылесос?!

Марина быстро включилась в игру. Селезнев приходил ко мне выжатый, как лимон. Выпивал чашечку кофе и падал замертво. Постепенно к сломанному пылесосу добавились сломанный компьютер, холодильник, кран в душе и защелка в ванную. Запасы кофе стремительно кончались.

Я сделала ход конем: на полставки устроилась в ее рекламное агентство. Подтянула страх знакомых, рассказала про product playsment, нашел парочку выгодных клиентов, и дело пошло. Марина также удвоила свои рекламные усилия. Но до поры до времени я одерживала твердую победу, если не количеством, то, по крайней мере, платежеспособностью своих клиентов.

Знала ли я о том, что она хочет меня убить? Глупый вопрос. Разумеется, знала. Но особо не дергалась: хотеть, еще не значит действовать. Однажды, правда, Маринка сорвалась. Аккурат после того, как начальник посоветовал ей равняться на таких, как я. Дернула плечиком, убежала, но через полчаса остыла, заглянула в наш – общий кабинет.

– Алиса, вы чай будете пить?

– Буду, – про себя еще удивилась, а с чего это мы сегодня такие добренькие? Удивилась, но значения не придала.

И ведь сама принесла на блюдечке вместе с фигурными печенюшками. А через полчаса у меня живот схватило. С секретом чаек-то оказался. Два литра молока, активированный уголь и на карачках в служебном сортире, в обнимку с унитазом. К вечеру вроде бы полегчало. А на чай с тех пор вообще смотреть не могу: желудок мгновенно узлом сворачивается.

Марина ведь даже больше меня испугалась, словно это я ее, а не она меня отравила. Мы ни словом не обмолвились, но еще пристальней стали следить друг за другом. Все очень просто: я хотела, чтобы не было ее, она – чтобы меня. О чувствах и желаниях Селезнева никто не спрашивал, не до того нам было, друг с другом бы разобраться.

Причем, что самое удивительное: если бы встретились в других условиях, то могли бы стать подругами. Не думала, что когда-то стану героиней набившего оскомину сюжета – ОН, ОНА и еще раз ОНА. Только в жизни все получается гораздо банальнее, словно сценарий писал графоман-пьяница: строчки налезают одна на другую, и тебе не понять, чем все закончится и когда ЭТО ВСЕ закончится.

Я ведь до сих пор этого дурака люблю. И всегда любила. Стоило разойтись, как поняла: с Селезневым может быть очень сложно, но без него еще сложнее. Любовь, взращенная на чувстве собственности. Изо дня в день это странное пограничное состояние и смутная надежда, а вдруг сегодня электронная ласточка выдаст в графе «Входящие» то самое, заветное. Письмецо в конверте, погоди, не рви… и тогда можно набрать номер, сказать всего лишь одно слово. И сразу все будет. Молчание. Одиночество. Ночи. Вместе. Напополам. И главное, что не будет никакой Марины, я даже с его ребенком была готова примириться, но не с ней…

Почему он приходил ко мне? По любому поводу бросал свои дела и бросался на зов. И всегда его принимала: пьяного, небритого, пахнувшего чужими – не моими и не Мариниными – духами. А в голове все чаще крутилась фраза: ты можешь сделать мою жизнь лучше, но сделать ее хуже, я тебе не дам.