Текст книги "Ненавижу"

Автор книги: Анастасия Монастырская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Эдуард, выходите по-хорошему! – Колобок постарался вложить в эту фразу немного иронии и покровительственного осуждения.

– Зачем?

– Вы провалили это шоу. Будьте мужественными, чтобы это признать. Выходите. Жанна все сделает за вас.

Эдик улыбнулся.

– Сомневаюсь.

– Как бы там ни было, вы уволены, – начал было Колобок, но вдруг сорвался: – Достаньте мудака!

Охрана сделала шаг, но вдруг остановилась. Эдик понимающе кивнул:

– Умные ребятки, хорошие. Где встали, там и стойте.

– Что происходит? – Колобок нервно посмотрел на часы. Рекламная пятнадцатиминутка плавно подходила к концу.

– Проволока, – охранник кивнул на колючую петлю.

– Ну, так возьмите кусачки…

Эдик вдруг рассмеялся:

– Даже Жанна поняла, а ты еще нет… Это не просто проволока, это, дорогой мой, электрический ток. Если хочешь проверить, то проверяй: поджаришься в момент.

– Ты… – побагровев, побелел Колобок.

– Я. Понимаешь, только так можно заставить своих героев рассказать все без утайки, и тем более, без маски.

– Они знали?

– Через пять минут после эфира. Я дал им право выбора – смерть или скандал. Каждый выбрал скандал. Получилось неплохое шоу. Дальше будет только лучше. И знаешь, что меня особенно радует? То. Что ты не сможешь ничего остановить. Для этого тебе придется отключить весь телецентр. Правда, смешно? Отключишь – и твоей карьере конец. Нет – возможно, все и обойдется.

– Там люди!

– Согласен. И что? Если ты не будешь делать глупости, то ничего страшного не случится. Мы сделаем хорошее шоу. Ошибешься – и получишь шесть трупов в прямом эфире. А, может, и больше. Первые ряды, где устроились наши звезды, также находятся в зоне риска.

Колобок молчал, прикидывая возможные варианты, и понимал: ситуация патовая, и ничего нельзя изменить. Ни-че-го.

– Сволочь!

– Я рад, что вы наконец признали мои незаурядные способности. А теперь прошу прощения – эфир.

– Приготовились! Пять… четыре… три… два… один. Мы в эфире!

– Ну, вот наконец, закончилась рекламные откровения наши спонсоров, – Эдик шутливо поднял бокал. – Надеемся, что вы поддержите нашу передачу и купите что-нибудь бесполезное и дурацкое. Но это будет завтра, а сейчас… Сейчас зрители в этом зале зададут нашим участникам все вопросы, которые только смогут придумать. Смелее, друзья мои, смелее!

– Вопрос Вадиму. А почему вы не сказали своему боссу об этом раньше?

– Вы думаете, он бы поверил? Да и что бы я ему сказал: Стас, я люблю тебя, выходи за меня замуж?!

Смех в зале.

– Господин Кожемякин, вы ничего не хотите добавить?

– Только то, что он пидор! Вы, чё, думаете, все так просто? Типа сделаете из него бабу, и я сразу запал? Щас! Да я его на порог не пущу!

– А как ты узнаешь, что это я? – вдруг вкрадчиво, почти по-женски спросил Вадим. – Перемена пола – это полная перемена личности. К тебе приду не я, придет незнакомая женщина, и ты не будешь знать наверняка, что она – это я. А? Об этом не думал? Ведь ты ни одной юбки не пропускаешь, не пропустишь и мою. Я знаю о тебе все, ты – ничего. И в каждой своей бабе ты будешь теперь искать меня. Кто знает, вдруг еще примерным мужем станешь! Уж кто-то, а твоя жена – точно не я.

– Вопрос Семену Петровичу. А что вы испытали, когда узнали, что ваши жена и любовница спят в месте.

– Стыд… и неудобство.

– Стыд, понятно, а неудобство почему?

– У нас квартира маленькая, мне пришлось спать на кухне.

– То есть они в постели, а вы у плиты?

– Примерно так, – после паузы ответил Мазурик. – Знаете, я только сейчас понял, что не хочу никакой мести. Я просто хочу стать свободным. И в первую очередь, свободным от своих пусть и мнимых, но обязательств.

– Нужно просто уйти, как настоящий мужчина.

– А куда?

– Снимите комнату, квартиру!

– Как у вас все просто – снимите квартиру, и все проблемы сами собой рассосутся. А здесь, – он ткнул себя в сердце. – Здесь они рассосутся? Ведь это не просто сексуальная связь двух не молодых и уже некрасивых женщин! Они мне мстят, понимаете? Каждая по-своему: жена за все прожитые годы, любовница за то, что эти прожитые годы прожиты не с ней.

– Вы считаете, что они имеют право на месть?

– Не знаю, – Семен Петрович устало потер виски. – До недавнего времени был уверен, что я, в общем-то, не такой и плохой человек. Бывают хуже… Но теперь уже в этом совершенно неуверен.

– Вы считаете, что, уехав, сможете начать новую жизнь?

– Не знаю. Считайте мое желание епитимьей самому себе. Может, мне там будет еще хуже. Может, лучше. Но здесь я не могу совершенно оставаться. Не могу, и все.

– Вопрос Марине. Марина, а ваш муж спит со своей бывшей женой?

– Свечку над кроватью не держала.

– Почему он к ней вернулся?

– Об этом лучше всего спросить у него. Если он вам расскажет, то мне не забудьте сообщить. Самой интересно.

– Марина, вы ревнуете?

– Если ревность – раздражение, то да.

– Почему вы ее сами не убили?

– Все надо делать профессионально. Убийство – не моя профессия.

– Как вы думаете, муж вам устроит скандал?

– У меня на это больше прав, вы не находите?

– Вопрос Светлане Борисовне. Почему вы не подали на своих обидчиков в суд?

– Потому, что не верю в судебную систему. И потом, какой бы срок им назначили? Исправительные работы? Филиппу Бредосовичу их уже назначали раньше, и что? Кто-нибудь видел его с метлой или в строительной бригаде?

– Светлана Борисовна, а почему они так себя ведут? Почему именно с вами?

– Потому, что мы им позволяем так себя вести. Так сказал один очень хороший человек. Потому, что я позволила им это с собой сделать. Это не люди. Это нелюди. Они уверены: что бы ни случилось, публика простит, обласкает, да еще накажет того, кто посмел плюнуть в ее кумира. И они ставят себя выше любого, кто ниже их. Простите, я очень волнуюсь, потому и говорю коряво.

– И все же надо решать проблему законным путем… Ведь есть пленка, есть показания врача…

– Вы говорите о социальном наказании. Но мне оно не нужно.

– Не вам решать.

– Мне! – Светлана Борисовна подалась вперед, щурясь от света. – Я – жертва, значит, мне решать, каким будет наказание. Я хочу, чтобы обоих унизили публично. Чтобы прямо здесь сняли с этого звездуна штаны и высекли. А потом ее, – небрежный кивок в сторону Потутиной.

– Вы думаете, они раскаются?

– Нет, конечно. А кто тут вообще говорит о раскаянии? Напротив, обозлятся. А после шоу натравят на меня свои псов, вон как их шокеры слюни пускают, – она надрывно хихикнула. – Но мне уже не страшно.

– Ада…

– Да?

– Вы до сих пор любите своего бывшего мужа?

– А это так важно? Теперь, когда ничего, кроме жизни, не имеет значения…

– Немного высокопарно.

– Желаю вам никогда не узнать, что именно стоит за этой, как вы выражаетесь, высокопарностью.

– Вы так боитесь смерти?

– А вы? – она облизала губы. – О смерти легко может говорить только тот, кто ее не воспринимает всерьез. Все мы когда-то умрем, но не завтра же… И вдруг ты узнаешь – не исключено, что именно завтра… Первая реакция – ужас. Как же так? Ведь ты ничего не сделал для того, чтобы умереть. И вдруг – смерть. Потом круг за кругом проходишь свой ад: злость, надежду, покорность, смирение и снова надежду, а потом наступает равнодушие… Или не наступает… У кого как. Каждое утро я просыпаюсь и думаю, что следующий день может быть намного лучше этого, но переживу ли я этот лучший день – большой вопрос. Это как если бы быть приговоренной к смертной казни, но не знать, когда она свершится: вчера, сегодня, завтра…

– Но почему бы ни наплевать на все и не прожить оставшееся время на полную катушку?

– Силенок не хватает, – горько улыбнулась Ада. – на полную катушку. Да и с кем? Да и как?

– А если бы вам сейчас сказали, что диагноз – ошибка, что у вас никогда не было рака, то что? Ваши действия?

– Наверное, я заплачу. Ничего другого в голову не приходит.

– Вопрос ведущему. Вам не кажется, что вы поступаете аморально?

– В чем это выражается? – быстро отреагировал Эдик. Его глаза подозрительно блестели, на футболке появились влажные пятна.

– Вы собрали людей, которые одинаково нуждаются в помощи, вывалили грязное белье, и при этом четверо из них останутся наедине со своими проблемами. Не стыдно?

– Это вам должно быть стыдно за вашу демагогию! – Эдик тяжело дышал. – Эти люди впервые счастливы, потому что они могут честно и открыто заявить о своих желаниях. У них появился ШАНС. Понимаете, шанс?

– Да, мы очень счастливы, – вдруг подал голос Мазурик. – Счастье особо ощущается, когда сидишь под высоким напряжением. Шаг влево, шаг вправо, и из нас получится симпатичный шашлык. Местами даже очень вкусный. Эдуард, кого вы обманываете? Это шоу нужно прежде всего вам. Мы, это так, предметы антуража, как и эта колючая проволока с высоковольтным напряжением.

– Вы возражаете против смерти?

– На смерть подписывалась она, – Мазурик кивнул в сторону Ады. – У нас другие желания. Вы слишком быстро меняете правила игры, Эдуард. Мы не успеваем подстраиваться.

Руки ведущего задрожали:

– Прелестно! Мои же персонажи устроили бунт. Давайте поаплодируем. Такого поворота в сценарии нет. Не надо подстраиваться, Семен Петрович, потому что вы не знаете настоящих правил. Наше шоу – это импровизация. Смертельная, если угодно. Но зато победитель получает…

– Победитель получает ничего, – Марина налила себе шампанского и смело взглянула на Эдуарда. – Есть у меня такое предчувствие. Странное ощущение, господа, словно нас всех выбрали неслучайно. Мы все связаны. Кем-то или чем-то. И только лишь потому в этой дурацкой игре. Эдуард, а вы уверены, что именно вы – бог, а не марионетка, в руках кого-то более умелого и дерзкого?!

Эдик дернулся. В поисках поддержки он перебирал одно лицо за другим, но участники старательно отводили глаза. В зале раздались смешки и улюлюканье. По ту сторону проволоки бесновался Колобок. Рядом застыла Жанна. Злорадствует? Или жалеет? "Да ты же лох! И всегда был лохом! Слава богу, у нас нет детей, иначе они тоже бы стали лохами!". Где же он допустил ошибку? Все казалось таким простым, понятным и правильным. И вдруг любовно слепленное шоу стало разваливаться на грубые, покрытые трещинами куски.

Лица, лица, лица…

Во рту стало сухо и противно от предчувствия чего-то непоправимого. Он сделал глоток коньяка и вымученно улыбнулся:

– Наше шоу продолжается! Аплодисменты в студию!

Заученные хлопки зрителей. И почему до этого они ему казались искренними? На лицах героев пот, перемешанный с пудрой, страхом и ожиданием скорого финала. Жанна. Колобок. Охрана. Старший держится за кобуру. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Бунт в зале постепенно нарастал. Осознав, что сейчас наступит развязка, зрители инстинктивно подались вперед. Ноздри жадно раздувались, предвкушая скорую кровь и паленое мясо. От этих взглядов, ухмылок, криков Марину била крупная дрожь. Вадим плакал, слизывая досадные слезы. Мазурик вцепился в бутылку с коньяком, словно в единственно возможное спасение. Крупный план этикетки. И кто скажет, что это реклама?! Светлана Борисовна бездумно завязывала узелки на платке: не забыть, не забыть, не забыть… Ада затравленно смотрела на бывшего мужа и в какой-то момент поднялась, чтобы пойти к нему, но вовремя опомнилась. Рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Камеры метались, с трудом улавливая нужный ракурс. Прямой эфир, мать его!

Трясущимися руками Эдик раскрыл папку и достал пять конвертов. Заторопился, проглатывая слова:

– У каждого из нас есть своя идея-фикс, ради которой мы пойдем на все. Те, кто сейчас находятся на сцене, получили уникальный шанс воплотить ее в жизнь. Или, если быть точнее, воплотить ее в смерть. Потому что сегодня приз нашего шоу – смерть. Итак, кто же стал победителем?! Каждому участнику я вручаю запечатанный конверт. В одном из них – приз. Исполнение вашего желания. Слепой выбор судьбы. Вы можете вскрыть его здесь, можете сделать это позже. И никто, слышите, никто в этом зале, кроме вас, не будет знать, стали вы победителем или нет.

Участники крутили в руках конверты, не решаясь их открыть.

Эдик подошел к самому краю сцены, почти вплотную к колючей проволоке, в руке прыгал бокал с шампанским.

– Ну, что интересно? Кто победитель этого шоу? Вы? Вы? А, может быть, вы? Сидеть! Ни с места! Я сказал: ни с места! Так-то лучше!

Пауза.

– Сидите, суки! Я не все сказал! Если бы вы знали, как я вас всех ненавижу! Но это уже не мои проблемы – а ваши. В этой проклятой стране умирают за то, ради чего стоит жить. За это и выпьем!

Глоток.

Эдик трогательно улыбнулся и опрокинул бокал на антуражную проволоку.

Сноп искр.

Женский визг.

На мгновение – тишина.

Запах горелого мяса.

И снова женский визг.

Тьма в прямом эфире.

Он даже не успел удивиться своей победе – мертвые лишены чувств, желаний и надежд. Но если бы он остался в живых, то определенно был бы рад. Наконец-то, он пришел к финишу первым.

Если бы все можно было начать с нуля, то он бы поступил точно так же…

***

Короткое замыкание еще не есть финал. Но и финал тоже, когда последнее, что увидели зрители – обожженный труп. Зрелище не для слабонервных. А слабонервных оказалось немало. Кого-то стошнило. Кто-то упал в обморок. Кто-то бился в истерике. А кто-то в спешном порядке набирал номер своего адвоката. Кому-то смерть, кому-то возмещение морального ущерба.

Участников шоу вывели через служебный ход. Колобок, впавший в состояние аффекта, попытался было отнять у каждого злополучный конверт, но юристы вовремя остановили: не хватало новых судебных исков. Пусть идут, как есть: и так на горизонте маячит потеря лицензии, от этого хотя бы отбиться. Да и зачем конверты? Шоу закрыто, никто не будет работать на исполнение чужих параноидальных желаний. Со своими бы разобраться. Колобок не сразу внял уговорам, и только, когда на нем повисла плачущая Жанна, обмяк.

– Ты же видела, что он сам, что его никто на это не толкал! Кто вообще разрешил поставить эту проволоку. Найду – убью.

– Успокойся, тебе нельзя волноваться, – сквозь слезы бормотала Жанна.

– Ты видела, у него даже глаза лопнули! А мы это показали! В прайм-тайм! Лучше всякого триллера, мать его… Как я это объясню? Кому я это объясню?!

– Пожалуйста, не надо… Пойдем отсюда, я не могу, не могу, не могу…

– Сволочь! – Колобок заводился все больше, с ненавистью глядя на мертвое тело. – Лежит себе и в ус не дует, потому что усов у него больше нет. У него ничего нет! Сволочь!

– Перестань! – закричала Жанна. – Он же умер! Понимаешь, умер!

Колобок вырвал руку и бросился к сцене. В прыжке перемахнул через заграждение и подбежал к Эдику, висящему на проволоке.

– Не трогай его! Ради бога…

– Бога нет, Жанна, – хрипло дыша, сказал Колобок. – Если он допускает такое, бога нет.

Вблизи мертвого вся его злость испарилась, уступив место сожалению. Бессмысленно как-то все. И это глупое шоу, и этот смертельный демарш, и они в своих детских потугах предотвратить нарастающий скандал.

– Чего ты добился? – тихо спросил Колобок. – Ради чего затеял эту игру? Ты думал, что сможешь сделать лучшее шоу в мире? Что тебя будут боготворить? И ты станешь богатым, знаменитым, сексуально привлекательным? Разве можно быть таким глупым? Ведь ты же знаешь правила? Есть система, и никто не может ее изменить. Никто! Даже если кто-то вздумает умереть, как ты.

– Это нашли в его папке, – охранник протянул конверт. – Адресовано вам.

Деревянными пальцами Колобок разорвал белую оболочку.

"Привет! Тебе понравилось мое шоу? Надеюсь, что да. Я был прекрасен, не так ли?! Теперь расхлебывай последствия! Желаю успеха!".

– Сволочь!

В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Этот Мир земной —

Отражение в зеркале,

Марево теней.

Есть, но не скажешь, что есть.

Нет, но не скажешь, что нет.

Синеси-Найсикино

АЛИСА

Если долго сидеть на берегу реки, то рано или поздно течение принесет труп твоего врага. Дождалась: течение принесло. И даже не один труп. Несколько. Потому, как и врагов и у меня – не один. Много у меня врагов. Как там, в народной мифологии? Порядочная женщина должна иметь своего стилиста, гинеколога, стоматолога, сантехника, коррупционера и много-много маленьких врагов. Чтоб не очень накладно, но при этом бодрило. С кого начать? С какого врага? Все мы родом из детства, так что с детства, пожалуй, что и начну.

***

В то лето мы переехали. Родители решили, что они достигли определенного социального положения, и им подходит только центр, пусть даже придется жить в коммунальной квартире. Наша комната оказалась самой большой – сорок квадратных метров. На двери еще остались золоченые ручки в виде львиных голов с блестящими глазами. Они мне очень нравились. Я часами на них смотрела, обходя одну за другим: у каждой ручки было свое имя.

Эту, к примеру, звали Клошаром. Имя казалось загадочным и романтичным. Клошар. Я не знала, что именно означает это слово, но тогда была уверена – означает только хорошее, ведь именно так мама обращалась к отцу. Тот в ответ лишь усмехался.

– Почему ты стоишь у моей двери?

– Потому, что я хочу туда войти!

– В нашу комнату?! – в голосе было столько удивления, что я рискнула обернуться. Пятнадцатилетний пацанчик, со следами прыщей и выражением неудачника. – Зачем тебе нужна наша комната?

– Потому, что я хочу туда войти!

И ведь вошла. Миновав строгого стража – Клошара. Но была разочарована. Узкий длинный чулок с огромным окном на «носке». Вещи громоздились уродливыми пирамидами, рискуя обвалиться в любой момент. Спертый, кислый запах, в котором доминировали ноты табака и немытого тела. Слева на односпальной тахте храпел старик, в красной майке и тренировочных штанах. На большом пальце правой ноги сидела муха и потирала лапки.

С чувством гадливости я закрыла дверь и почти машинально вытерла ладонь о юбку.

– Насмотрелась?

Пацанчик насмешливо смотрел мне прямо в глаза.

– Это кто? Твой дед?

– Мой отец. Я поздний ребенок.

– А-а… А мама? Она у тебя молодая?

– Она тоже старая, – стараясь выглядеть безразличным, пробормотал он. – Тебя как зовут?

– Алиса. А тебя?

– Эдуард.

– Красивое имя. Так звали какого-то короля. Вот только я не помню, какого, именно.

– Интересное сравнение, в первый раз слышу такое, – в его голосе проклюнулась искренняя симпатия. – Может быть, мы и подружимся.

Может быть… Два подростка, на которых всем наплевать. Как вы думаете, могли мы подружиться? Правильно – подружиться не могли, но втрескаться друг в друга, да. Плевое дело. К тому времени прыщи у Эдика прошли, голос сломался, а у меня вдруг обнаружилась грудь и начались месячные. Мои родители сутками пропадали на работе, его – почти жили в больнице, так что у нас оказалось куча свободного времени и две свободные комнаты на выбор. Остальные соседи жили своими проблемами, не замечая никого вокруг. Первые поцелуи, осторожное путешествие за кромку белых узких трусиков, его хриплое дыхание, и мечты, мечты, мечты… О чем мечтаешь в шестнадцать лет? Да, все должно было кончиться именно так, а не иначе.

– Ты когда-нибудь делала это?

– Нет. Эдик, не надо, я боюсь…

– Не бойся. Я знаю, как… тебе будет хорошо.

Юбка, взметнувшись, накрыла мне лицо. Его неуклюжие пальцы сначала что-то сделали с моим бельем, потом принялись за одеревеневшее тело. Он рухнул сверху, прямо между моих раскинутых ног. В бок впилась пружина от дивана. Стало трудно дышать.

– Мне больно! Что ты делае…

Сильная ладонь запечатала рот. Инстинктивно я выгнулась, принимая, и…

И все… раскаленный штырь, раздирающий надвое.

Было так много крови, что он и сам растерялся.

– Черт! Диван! Ты не знаешь, чем ее оттирают?

Я мертво молчала, покачиваясь от ненависти к тому, без которого еще полчаса назад не мыслила своего существования.

– Уходи…

– Крошка… – он сделал попытку погладить меня по голове. Но в глазах Эдика не было ни сострадания, ни жалости, а только… да, пожалуй, что раздражение. Я ей всего себя отдарил, а она…

– Я – не крошка, не детка и не куколка. Я – Алиса. Запомнил? А теперь уходи, очень тебя прошу.

Родители ничего не заметили. Отцу дали квартиру, и нужно было срочно переезжать. Диван, по молчаливому согласию, было решено оставить в старой комнате. В новый интерьер он совершенно не вписывался. Как Эдик совершенно не вписывался в мои ближайшие планы.

Так, что получается? Получается, я решила ему отомстить из-за неудачной дефлорации, которая к тому же случилась так давно, что уже и не вспомнить? Глупая причина, не находите? Хотя, быть может, кому-то она показалась бы очень весомой. Ну, скажем, отсутствие месячных, подпольный аборт, бесплодие и, как следствие, ненависть ко всем этим козлам, которые заманили маленькую принцессу в дебри реальной жизни и отобрали у нее драгоценную горошину. Ничего такого не было: тот эпизод вскорости позабылся, чего не сказать об Эдике. Смешно, но я по нему очень скучала. А со временем даже придумала достойное оправдание: от страсти можно не только голову потерять. Но позвонить не решалась, вроде, как это он должен был мне первым позвонить, ну и пусть, что не знал телефона. Любил бы – выяснил.

А дальше? А дальше временной провал в четыре года. Ничего и никого интересного. Честное слово, никого и ничего! А потом институт кинематографии, факультет сценаристов, вечернее отделение. Поступила, надо сказать, с трудом, без блата не обошлось. Но когда спишь с человеком четыре года, может он сделать для тебя небольшое одолжение и замолвить словечко, кому надо. На дневное его связей и моего пыла не хватило, но на вечерний – оказалось вполне. Так сказать, прощальный подарок. Мой милый Колобок собрался жениться, и молоденькая экзальтированная любовница ему была ни к чему. У него теперь был свой семейный ад, точнее, Ада. Так вот…

Вошла в второго сентября в аудиторию и замерла: на галерке сидел Эдик. В модном вельветовом пиджаке. Сколько времени прошло, многое позабылось, а вот этот пиджак до сих пор помню. И нейлоновая рубашка под ним. Он очень потел, но делал вид, что так и надо. Ну, что там рисует воображение? Слезы, сопли, поцелуи? А ни фига! Он меня не узнал. Вообще. Я его – да, он меня – нет. Словно и не было в его жизни девочки Алисы, которой, кстати, он мог исковеркать жизнь. Ну, это так, к слову. Но ведь обидно, да?

И кто сказал, что дважды в одну и ту же реку не входят? Мы не то, что вошли, влетели. Угар, страсть, только теперь по-настоящему. У него – опыт, и у меня – опыт. Если сложить, то получится хороший секс, но и только. Когда я поняла, что люблю Эдика и готова прожить подле него в тени, варя борщи и стирая грязные носки. Я даже рискнула бы родить, хотя, признаться, детей никогда не любила. Но… не сложилось. Мы спали вместе, иногда ночевали друг у друга, но он меня не любил. Иногда мне вообще казалось, что Эдик не способен на сильные чувства, разве что, они не касаются его очередного «проэкта», он так называл все, что делал. Будь то сценарий к фильму или работа дворником в соседнем подъезде. Впрочем, утро с метелкой – в те дни было редкостью, Эдику исключительно, фантастично везло. Его сценарии принимали на «ура». Мои запарывали и отдавали какому-то бездарю на переработку. Его приглашали в люди. Я же, как правило, коротала вечера дома, помешивая в кастрюльке никому не нужный борщ. А потом Коробкова пригласили на телевидении. В штат. В отдел документалистики, который вскоре переименовали в отдел журналистских расследований. Знакомые давились от зависти, я почти искренне радовалась – повезло. Эдик отрастил бородку, сменил вельвет на модную тогда замшу и обзавелся перстнем-печаткой. В сексе он был теперь тороплив и неряшлив. Делал дело и исчезал.

– Слушай, зачем я тебе нужна? – спросила я как-то, выпив лишнего.

– То есть как это зачем? – удивился он.

– Любить ты меня не любишь, хотеть – не хочешь, зачем я тебе нужна?

В глубине души я очень надеялась на то, что мои слова будут тут же опровергнуты, неуверенность – низвергнута, а отчаяние – побеждено. Но ничего такого не произошло.

– Наверное, мне с тобой удобно, – сформулировал наконец Коробков. – Иногда мне даже кажется, что я знаю тебя очень давно.

– Тебе не кажется… Мы с тобой действительно давно знакомы, – подсчитав, добавила: – Вот уже десять лет.

– Крошка…

– Я – не крошка, не детка и не куколка. Я – Алиса. Запомнил? А теперь уходи, очень тебя прошу.

Молчание. Он с любопытством провел пальцем по моей пылающей щеке:

– Надо же… Действительно не узнал. Блестящая игра, Алиса. Отличное шоу. В кои то веки шоу – это не я, шоу – это ты. Мои аплодисменты.

Только в этот момент я поняла, что потеряла его – окончательно и бесповоротно.

– Подожди!

Лестница насмешливо повторила наши шаги: его – стремительные, и мои – отчаянные. Не догнала.

С тех пор я его почти не видела, зато каждую неделю прилипала к телевизору.

– Впервые пресловутый "шекспировский вопрос" возник в середине 18 столетия, – Эдик, облаченный в старинный английский костюм, виртуозно зажигает свечи. В жестах – сознательная эротика, во взгляде – жажда непознанного. – Тогда в руки английского архивариуса Джозефа Грина, страстного поклонника Шекспира, попало завещание поэта. Грин, дрожа от нетерпения, углубился в неразборчивые каракули. Но с каждой минутой его восторг угасал. Прежде всего, архивариуса поразили неграмотность и убожество стиля, плюс всепоглощающая жадность Вильяма Шекспира, который, подсчитав всю утварь доме (вплоть до солонки), ни словом не обмолвился о судьбе своих произведений. Ознакомившись с историческим документом, Грин задался закономерным вопросом: "А был ли Шекспир?"

С тем же выражением на лице "я знаю все, но вам все равно не скажу!" – Эдик бредет по узкой улочке, надо полагать, что улочка английская, из самого, что ни на есть Лондона. Да и прикид Коробкова подводит к такой мысли: клетчатое кепи, элегантная куртка, чисто английский зонтик. Как денди лондонский одет… Ну-ну, не на ту напали. Знаю я эту улочку. Полгода назад Эдик на ней блевал, перепив шампанского с водкой, а я его держала, чтоб в свою блевотину не рухнул. Пижон хренов!

С того дня и началась эта детективно-литературная история. В дальнейшем шекспироведы разделились на два враждующих лагеря. Одни придерживаются мнения, что Вильям Шекспир – это реальный человек, который жил в стыке двух веков, играл в театре, писал гениальные пьесы, счастливо женился и, наконец, скончался в возрасте 52 лет. Другие приводят доказательства того, что Вильям Шекспир – всего лишь безграмотный и прижимистый торговец солодом, чье имя было использовано в качестве литературного псевдонима. Кем использовано? Почему? И вот тут-то мы снова заходим в тупик. – Эдик действительно заходит в тупик, упираясь в кирпичную стену. Шарит по ней секунды две, а потом укоризненно поворачивается к зрителю:

…В свое время литературоведы называли сразу несколько человек, которые могли скрываться под псевдонимом Вильям Шекспир. Среди них чаще всего звучали имена Фрэнсиса Бэкона; графа Рэтленда; королевы Елизаветы и короля Иакова. В качестве возможного соавтора Елизаветы упоминался ее фаворит, казненный за государственную измену граф Эссекс. Были версии, что под маркой Шекспира творили сразу несколько скучающих аристократов. Этакая группа духовных единомышленников: один разрабатывал сюжет, другой творил, третий икал эффектную концовку… Смотрите наше специальное расследование на следующей неделе. С вами был Эдуард Коробков.

Вечером раздавался привычный звонок.

– Смотрела?

– Конечно, милый. Это было прекрасно.

– Как я их, а?

– Ты их всех сделал, вот только…

– Что, только? – мгновенно нахмуривалась трубка.

– Я так и не поняла, кто же скрывался под именем Шекспира.

– Да я и сам не знаю! – бип-бип-бип.

Лукреция Борджиа и Григорий Распутин, Иуда Искариот и Понтий Пилат. Передачи Эдика смотрели и обсуждали, их критиковали и ими же восхищались. А потом у Коробкова началась звездная болезнь и его отправили в Мексику.

…Наверное, у многих людей рано или поздно появляется сумасшедшая мечта отправиться на поиски сокровищ, – загорелый Эдик облаченный с заграничный костюм сафари, ослепительно улыбался во весь экран. – Я – не исключение. Опасности, возникающие на пути, как правило, только подстегивают страсть к приключениям. Майякские города подходят для этой цели как нельзя лучше: джунгли, гремучие змеи, проклятья давно усопших жрецов-язычников, катакомбы и пещеры и в довершение всего залежи золотых и нефритовых статуэток и прочих "предметов культа". Носок элегантного ботинка отшвырнул гремучую змею. Подозреваю, что она была дохлая, но кадр получился очень эффектным. Панорама древнего города. Эдик беседует с местным населением, заигрывая с юными красотками. – Наверное, поэтому за последние сорок лет Центральная Америка неоднократно переживала набеги контрабандистов. Еще в шестидесятых годах ХХ века археологи забили тревогу: в Европе и Америке чуть ли не легально действовали несколько крупных компаний, занимавшихся распродажей художественных ценностей, вывезенных из Месоамерики. Затем уникальные вещицы выставлялись на аукционах, откуда уходили в частные коллекции. Так, за полмиллиона долларов в свое время была продана золотая маска, украденная из храма Кохунлич. За ней последовали и другие предметы старины. В конечном итоге любители легкой наживы уничтожили около двадцати майякских городищ. При этом ученые зачастую прибывали на место раскопок гораздо позже грабителей и заставали лишь жалкие остатки былого великолепия. Помимо этого, существовала и другая опасность: отправляясь в путешествие, исследователи порой попадали в магические капканы, выбраться из которых можно было лишь с помощью жрецов, служителей культа ягуара…

О-ля-ля! Как же без диких кошек. Несколько ягуаров скалятся в камеру, Эдик стоит на каком-то валуне, покрытым мексиканским мхом, в руках его тонкий длинный хлыст. Позер! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

– Ягуар для майя считался священным зверем. Ему поклонялись, ему приносили человеческие жертвы. Согласно одной из легенд, от связи божественного ягуара и смертной женщины и возникло первое племя ольтмеков, от которого впоследствии произошли майя. Чтобы добиться расположения своего прародителя, они строили огромные пирамиды, которые украшали изображениями ягуара. К примеру, на древнейшей пирамиде в Ла-Венте ученые насчитали восемнадцать масок пятнистого зверя. Тут же находятся и массивные ягуарьи головы, каждая из которых весит двадцать с лишним тонн. Базальтовая стела, украшающая город, еще тяжелее – ее вес оценивают в сорок тонн. До сих пор остается загадкой, как жителям Ла-Венты удалось доставить и установить эти глыбы. – Кто бы сомневался?! Он, конечно же, пытается свернуть эти глыбы, пыхтит, потом разводит руками, демонстрируя собственную беспомощность. Но только физическую беспомощность, господа, только физическую!