355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ана Мартинес » Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора » Текст книги (страница 8)
Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора
  • Текст добавлен: 26 июня 2017, 12:00

Текст книги "Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора"


Автор книги: Ана Мартинес


Соавторы: Шафик Хандаль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Не знаем.

– Э-э… видите ли, дело в следующем: было бы неплохо, если бы вы смогли прийти проведать нас утром, я был бы очень вам благодарен… вы знаете, как ужасно хотеть выйти… Если бы вы были так любезны…

– Что?! – не поняли полицейские.

Доктор снова в самой вежливой форме попытался попросить их, если они будут дежурными на следующий день, прийти пораньше и вывести нас в туалет. Но так же, как и в первый раз, он повторил свою просьбу в изысканных выражениях. Полицейские, так и не поняв, что он от них хотел, закивали «Да, да», чтобы покончить с этим и уйти.

Мы же еле сдерживались от смеха, видя замешательство подвыпивших полицейских, понять доктора которым оказалось не по силам. И подобные сцены происходили неоднократно.

Как только полицейские ушли, мы принялись хохотать, а доктор недоумевал:

– Что случилось?.. Что случилось?

– Случилось то, что вы окончательно запутали полицейских, когда с ними разговаривали, – пояснил ему Марсело.

– Как это?

– Ну, бедняги ответили «да, да», чтобы показать, что они поняли, хотя в действительности они ничего не поняли.

– Так, значит, они меня не поняли… Вы считаете, они меня не поняли?..

– Ну да. Вы говорили слишком высокопарно.

– A-а, карамба!.. А я-то понадеялся, что они придут завтра пораньше вывести нас, – досадовал доктор Мадрис.

Но надо сказать, что обращались к нему за консультацией довольно часто.

Однажды пришел полицейский по прозвищу Бэби Фейс[9]9
  Детское личико (англ.)


[Закрыть]
с одним своим другом. Конфиденциальным тоном они спросили Мадриса, есть ли какое-нибудь средство для увеличения потенции мужчины. Доктор, приняв серьезный и важный вид, как будто он находился в своей консультации, пустился в долгие объяснения, и, хотя те ничего не поняли, он использовал представившуюся возможность, дабы забыть на время сие пагубное место.

В другой раз пришел капрал Эрнандес, который пожаловался доктору на плохой сон и на то, что он ничего не может удержать в памяти, а в ближайшие дни у него будет экзамен по курсу взрывчатых веществ, который он проходил в «Специальной» вместе с представителями из других служб.

– Я учу, но в башке ничего не остается, – сетовал капрал. – Чувствую себя болваном. А лейтенант Кастильо надеется, что я и Жаба Валенсия будем лучше всех и не позволим себя обойти всяким там. Ведь Гвардия – превыше всего!

Данный курс был частью подготовки, организованной для нижних чинов командного состава с целью борьбы против партизан. Этот Жаба Валенсия был одним из шоферов отдела и пользовался у своих начальников большим доверием.

Капрала очень беспокоил приближающийся экзамен, и вот поэтому он решил проконсультироваться у доктора Мадриса. Тот начал советовать:

– Конечно, есть препараты, которые способствуют улучшению памяти, но необходимы также покой и хорошее питание. Когда очень устаешь, лучше всего отдохнуть, выспаться по крайней мере в течение четырех дней, и, кроме всего, как я уже говорил, хорошо питаться. Вот тогда будет эффект.

– Выспаться! Поспишь тут, если я эту неделю дежурю. Хорошо питаться! А если мы едим то же, что приносим и вам… Не-ет, при нашей здесь работе я не могу следовать вашим советам.

– Тогда запишите название одного тонизирующего средства, – успокоил его Мадрис. Он назвал капралу препарат, и тот ушел.

Спустя несколько дней, сияя от счастья и напевая, капрал явился снова.

– Я сдал! – воскликнул он. – А вот другие завалили. Все-таки они никогда не смогут сравниться с нами!

А консультации шли своим чередом: одного интересовало, какое противозачаточное средство лучше, но не таблетки – она их плохо переносит.

– Для этого необходимо пройти тщательное медицинское обследование, тогда только можно решить, какой метод лучше, – советовал доктор.

Другие приходили насчет детских болезней: понос, кашель, насморк и прочее, и сетовали, что на оплату хорошего доктора и покупку таких дорогих лекарств им не хватает жалованья.

Мадрис использовал такие визиты, чтобы также попросить о чем-нибудь:

– Слушайте, а не могли бы вы достать мне несколько газет, пусть даже старых? Пожалуйста.

Он просил «старых», но хотел, конечно, чтобы газеты были за прошлые дни, а не прошлые месяцы. Иногда вожделенные газеты появлялись, и тогда они служили нам источником информации, кроватью, матрасом в холодные ночи, полотенцем, чтобы вытирать лицо, если удавалось умыться, носовым платком в случае простуды, пакетами, предохраняющими ноги от укусов тараканов во время сна, и даже почтой между камерами, когда мы передавали друг другу какие-нибудь небольшие предметы. Был разработан следующий способ передачи: края газеты надрывались, туда вставлялся другой лист и так далее, пока не образовывалась длинная полоска. При определенной сноровке, приобретенной практикой, сей наращенный лист просовывали под дверь и направляли к той камере, куда надо было передать. Подобным образом удавалось пересылать самые невероятные вещи: лепешки, кусочки сыра, немного риса, обрывки других газет, содержавшие что-нибудь интересное, сигареты. Приходившие к нам полицейские иногда курили, и тогда кто-нибудь из нас просил его угостить, и если те были в хорошем настроении, то отдавали уже начатую сигарету, которую надо было курить тут же. Но как только полицейские уходили, обладатель сигареты, сделав несколько затяжек, посылал ее описанным способом другому курильщику. Для этого требовалось немалое искусство: и чтобы газета не загорелась, и чтобы окурок не остался на полдороге. Один раз были переданы даже принесенные на обед головы крабов, которые кто-то из нас есть не стал и отработанным методом послал другим. Как посылающий, так и получающий ложились на пол лицом к двери и наблюдали за направлением движения газеты. Часто требовалось несколько минут, чтобы направить газету в нужном направлении, но, как только это удавалось, все затаивали дыхание, со страхом ожидая, что страницы вот-вот разойдутся и драгоценная передача останется лежать на полпути, в коридоре. Тогда можно было слышать следующее:

– Нет… Двигай левее… понемногу… вот так… Ай! Слишком много… давай еще раз…

Но как только раздавалось «есть!», все облегченно вздыхали.

– Невероятно! Кому сказать – не поверят, – восхищался доктор Мадрис.

Что касается газет, то, прежде чем принести нам, их просматривали и все могущее нас заинтересовать вырезали.

Однажды нам удалось упросить принести газеты на всю группу – по три-четыре на каждого… Но каково же было наше разочарование, когда мы обнаружили, что датировались они прошлым годом. Мы обсудили различные способы избавления от них, дабы попросить снова в надежде, что в следующий раз нам принесут посвежее.

Очень важным для нас был конец недели. Мы всегда считали дни и с нетерпением ожидали, когда же наступит суббота, ибо почти всегда в эти два выходных дня надзор за нами немного ослабевал и мы могли предаваться длинным беседам, не боясь, что кто-нибудь придет и заставит нас замолчать. Темы для обсуждения мы подготавливали заранее, стараясь, чтобы они были полезны для всех. Вот почему однажды мы решили, что в следующий раз среди других обсуждаемых вопросов доктор расскажет нам о значении правильного питания для гармоничного развития человека, хотя могло показаться невероятным, что мы, получая такую плохую еду и к тому же нерегулярно, хотели знать о правильном питании.

Дело в том, что после одного из споров о питательности нашей еды доктор подсчитал количество калорий, которые содержали потребляемые нами лепешки, фасоль и рис. Как он утверждал, количество углеводов, белков и жиров должно быть пропорциональным. Оказалось, что углеводов мы потребляли достаточно, в то время как жиров и белков не хватало, Кроме того, мы хотели знать, сколько калорий требуется человеку, чтобы жить в таких условиях. Ответ Мадраса был следующим: даже при минимальной физической нагрузке количество энергии, растрачиваемой нами, было огромным, так как в атмосфере неуверенности, подавленности, страха и т. д. мы подвергались интенсивной психологической нагрузке. Это нас заинтересовало, и мы закидали доктора столькими вопросами, что он решил прочитать нам целую лекцию.

Все мы настроились на то, что Мадрис проведет ее в ближайшую субботу.

И вот суббота наступила. Утром нам принесли завтрак. Подошло время обеда… и… ничего… Мы поняли, что те, кто должны были принести нам еду, решили «промочить горло» и «перебрали», так как в эту субботу полицейским выдают жалованье (что и произошло на самом деле).

Около половины восьмого вечера они наконец заявились и открыли камеру доктора. Один из пришедших полицейских всегда выказывал ему свою личную неприязнь. Мадрис вышел и поздоровался:

– Добрый вечер.

Невзлюбивший его полицейский сказал:

– Из-за вас я на две недели остался без увольнений.

– Почему из-за нас?

– Да-да. Когда у нас было совещание с лейтенантом, эти сукины дети устроили большой шум, – обратился полицейский к другому.

– Но почему же из-за нас? Это Ваша вина, что Вы не выполняете своих обязанностей, – заявил Мадрис с улыбкой, вспомнив, как недавно он сильно колотил в дверь.

Это разозлило полицейского:

– Но вы лично тоже будете наказаны. Эти два дня я не буду приносить вам еды.

И, выполняя свою угрозу, он не дал доктору тарелку с едой.

Дело в том, что лейтенант Кастильо узнал, что этот полицейский был дежурным в тот день, когда из-за стука в дверь он продержал нас долгое время без еды и не выводил в туалет. Наказали его не только потому, что мы остались без еды, а для порядка – «там хотят иметь только дисциплинированных людей».

На следующий день было воскресенье. В этот день на завтрак в Национальной гвардии давали тамали[10]10
  Пироги из кукурузной муки, завернутые в листья банана и с начинкой из различных специй – Прим. перев.


[Закрыть]
; – женщины, обслуживающие ее персонал, готовили их в субботу, дабы воскресенье оставалось свободным. Нам также приносили тамали, так как в тот день не было ни фасоли, ни лепешек. Этим пирогам мы радовались, ибо они нарушили однообразие нашего питания. И вот назавтра утром полицейские принесли тамали – каждому по штуке.

Вывели всех в туалет, а затем нам, за исключением доктора, вручили тамали. Полицейский пояснил:

– А этому нет, потому что он наказан.

И, обращаясь к Валье – последнему, кого вывели в туалет и который теперь возвращался в камеру, предложил:

– Валье, хочешь еще тамаль?

– Хочу, – обрадовался тот.

Когда полицейские ушли, послышался голос Валье:

– Доктор… доктор…

– Да, Валье… слушаю Вас.

– Ваш тамаль у меня, его дали мне.

– А он завернут в листья? – поинтересовался Мадрис.

– Да, но надо подумать, как его Вам передать.

– О, пожалуйста, я буду Вам очень благодарен.

И они принялись обсуждать, как передать пирог. Попробовали с газетой, но ничего не вышло, так как тамаль был довольно тяжелый.

– Может быть, лучше в полдень, когда я пойду в туалет и оставлю его там где-нибудь в уголке, а Вы его потом заберете, – предложил Валье.

– После того как тамаль там пролежит, его надо будет выбрасывать, – заметил Марсело.

– А кроме того, его съедят тараканы – их там видимо-невидимо, – добавил Валье.

Они продолжали искать подходящий способ передачи, но не находили.

Где-то в половине одиннадцатого Валье радостно позвал Мадриса:

– Доктор… доктор…

Все подумали, что он придумал какой-нибудь способ передать пирог.

– Да, Валье?

– Я съел тамаль.

– Ну и как, вкусно? С бобами? – с завистью спросил доктор.

– Ага, вкусно. Я решил: чем пропадет, лучше я его съем.

Наступил полдень, но полицейские не пришли ни вывести нас в туалет, ни дать нам обед.

«Ладно, – подумали мы, – по крайней мере сможем побольше поговорить». Начал Марсело. Он повел разговор на историческую тему: «Англия, ее развитие и упадок». Затем продолжил Валье, который рассказал нам о своей работе поденщиком в Соединенных Штатах. После него доктор принялся классифицировать продукты питания, подробно останавливаясь на каждой группе. Когда же он произнес, что такие продукты, как мясо, молоко, яйца и т. д., богаты белками, голос его начал слабеть и стал тихим.

– Доктор, Вас не слышно. Могли бы Вы говорить погромче? – попросила я.

Он попытался, но громко произнес только первые несколько слов.

Я снова обратилась к нему:

– Я вас не слышу.

Тогда он еле произнес:

– Простите меня, но я ослаб: ведь со вчерашнего обеда я ничего не ел, а разговоры о еде вызывают у меня чудовищный голод. Прямо слюнки текут при упоминании яиц, мяса и вообще всего того, что хочется. Даже думать ни о чем другом не могу.

На этом мы решили прекратить нашу беседу.

Наступил час ужина. Пришли те же самые жандармы, вывели нас по одному в туалет, причем Мадриса последним.

«Друг доктора» – так мы окрестили в предыдущий вечер полицейского, лишившего его еды, – остановил своего напарника, когда тот собирался дать тарелку с едой Мадрису:

– Этому не давай, он еще наказан.

– Ну что ты, брось. Надо дать,

– Нет, он наказан, как и я.

– Слушай, надо дать – не видишь, что он уже давно не ел? – И тот, кто держал тарелку, отдал ее доктору.

Когда происходили вещи, подобные этим, Мадрис вздыхал и говорил:

– Дай бог, чтобы кто-нибудь смог описать все это.

ПОСЫЛЬНЫЕ

Дабы иметь лучшее представление о репрессивных органах, необходимо упомянуть и о посыльных. Как правило, это мальчишки от тринадцати до семнадцати лет, которые подвизаются как во всех полицейских участках в провинции, так и в столице.

Они, крестьянские дети, с раннего возраста вынуждены работать, чтобы помогать родителям или по крайней мере не быть для них обузой. И вот по рекомендации какого-нибудь полицейского они устраиваются работать «на побегушках» в участок.

Там, во Втором отделе, посыльными были Халиф и Канкаске – прозвища, которые полицейские дали двум таким мальчишкам.

Их обязанность состояла в том, чтобы убирать кабинеты и комнаты личного состава, бегать в ближайшие магазины, забирать еду на кухне и приносить ее в отдел, мыть посуду, чистить полицейским обувь, относить их белье в стирку и т. д., а также поддерживать порядок в комнатах у офицеров и оказывать нм особые услуги. Одним словом, быть «на побегушках».

Эти два деревенских мальчика, вместо того чтобы учиться в школе, погрузились в мир насилия, жестокости и коррупции, так не соответствовавший их раннему возрасту и полностью деформировавший развитие последних как личностей.

Из подростков они быстро превратились в маленьких мужиков, говоривших о спиртных напитках, драках, публичных домах и т. д. Жестокость и наслаждение чужими страданиями впитывались ими как следствие примера, воспитания и общения, получаемых ими от убийц, с которыми они жили бок о бок. Им не были знакомы нежность(ласка, хорошее обращение.

Плата, которую им выдавали, складывалась из суммы, что набирали полицейские, сбрасываясь по два колона в месяц. Это превращало ребят практически в рабов на службе у тех, кто пользовался их услугами. Грубость, с коей отдавались им распоряжения, свидетельствовала о плохом к ним отношении: «Халиф, сукин сын, подь сюда… Этот щенок совсем обнаглел!», «Сбегай, принеси-ка мне… Быстро – считаю до трех», «Дерьмо собачье, где вы там шляетесь?»

Подобное обращение их ожесточало, воспитывало по образу и подобию старших, что очень важно, ибо полиции нужны именно такие: способные с легкостью и в любой момент причинить страдания другому и наслаждаться этим.

Одним из любимых занятий Канкаске было прятаться от постоянных поручений полицейских на третьем этаже. Здесь, когда в коридорах находились похищенные полицией люди, он развлекался тем, что, словно опытный истязатель, бил их, дергал за волосы, обливал водой, оскорблял. Однажды он уснул на одной из коек, предназначенных для новых похищенных. В это время в помещение заглянул полицейский, который и обнаружил Канкаске. Он разбудил его и доложил Кастильо.

Обоих – Канкаске и Халифа – наказали арестом на одну ночь. Их поместили в самой темной камере.

После этого случая то ли Канкаске убежал, то ли его прогнали – не знаю, но мы о нем больше ничего не слышали.

Остался один Халиф. Вместе с полицейскими он приносил нам еду. Как мне казалось, несмотря ни на что, в душе у него еще осталось какое-то уважение к женщинам, возможно из-за отсутствия материнской любви. Мне он иногда приносил то конфетку, то какие-нибудь фрукты. Так, раз я поела даже нансе и маслин в меде. Все это он передавал мне вместе с едой, рискуя быть строго наказанным в случае, если бы об этом узнали. К сожалению, такие проявления человечности вскоре исчезли. Среда, в которой он находился, сыграла свою роль.

Неоднократно полицейские насмехались над ним, говоря, что мать его была гулящая, и т. д. Этим они подначивали, добиваясь от него всего, что угодно. Когда же цель достигалась, мальчик пыжился, стараясь казаться взрослым, и «выдавал» приблизительно следующее:

– Ладно, капрал, в следующую субботу пойдем к бабам? У меня будут гроши, так что я плачу.

Школу он бросил, ибо прислуживание полицейским времени на учебу не оставляло.

Халиф любил, когда мы его упрашивали. Если к нему обращались с просьбой о небольшой услуге, он с важным видом говорил: «Посмотрим…», хотя речь шла всего-навсего о том, чтобы принести лишнюю лепешку или помыть наши тарелки, дабы не привлекать тараканов.

ПОПЫТКИ СКЛОНИТЬ К СОТРУДНИЧЕСТВУ

Для получения информации полиция прибегает к самым различным средствам: предлагают неслыханные суммы денег, используют шантаж, пытают, угрожают родственникам и т. д. Зная о противоречиях, существующих между революционными организациями, и разжигая дух соперничества между похищенными борцами, они пытаются извлечь выгоду из создавшегося положения.

Однажды меня привели к лейтенанту Кастильо. Войдя в кабинет, я увидела его в компании с приехавшим Гараем. Вдвоем они просматривали иллюстрированный военный журнал.

Увидев меня, Гарай протянул руку и поздоровался:

– Привет, малышка Фина! Как дела?

Немного погодя, показывая на одну из рассматриваемых им страниц, добавил:

– Подойди поближе и взгляни сюда. Ты знаешь, что это такое? Нет? Не знаешь? Ну вот, – протянул он разочарованно, – а я-то полагал, что бойцы Революционной армии народа лучше разбираются в военных вопросах. Приглядись – это граната. А сейчас я тебе покажу настоящую, – и из черной сумки, лежавшей на столе, достал серебристого цвета гранату. – Смотри, ведь это не заводская, а самодельная. А ты знаешь, кто их делает?.. Так вот, это ребята из Народных сил освобождения. У них есть люди, умеющие делать такие вещи. И мы поймали их.

Потом он достал гранату от гранатомета, сделанную из того же алюминиевого материала, и сказал:

– Смотри, как здорово. А у вас ведь ничего такого нет, не так ли?.. Нет, я просто хочу сказать, что бойцы Народных сил освобождения поумнее вас.

В другой раз он принес документ о системе телевизионной и микроволновой связи Национального управления телевизионной связи Сальвадора, дал мне его прочитать, сказав при этом:

– Видишь, у вас нет таких способных техников. Это опять люди из Национальных сил освобождения.

Так, отзываясь о Революционной армии народа и этим задевая мое самолюбие, они надеялись выудить у меня хоть какую-нибудь полезную им информацию.

Еще одной, обычной для них уловкой были вымышленные узы родства или дружеские связи с семьей похищенного, с тем, чтобы таким образом пробудить в нем надежды на жизнь и спасение и легче добиться сотрудничества. В начале ноября 1976 года я вдруг узнала, что лейтенант Гарай, оказывается, был «знаком» с одной из моих тетушек, а иначе говоря, он имел ко мне расположение, так как в какой-то степени был связан с нашей семьей по отцовской линии, и что только благодаря его вмешательству я еще оставалась жива. За этими откровениями последовало:

– Послушай, тебе уже пора начать сотрудничать с нами. Если сделаешь так, то я обещаю, что через каких-нибудь несколько месяцев мы тебя отправим учиться за границу. Но прежде ты должна нам помочь. Как говорится, долг платежом красен.

В следующий раз лейтенант Гарай, достав из своей сумки какие-то бумаги, сказал:

– Возьми и почитай. Потом мне скажешь, настоящие они или нет, – и протянул два листа бумаги. Один из них я сразу же узнала: это был плакат, выпущенный партией в январе 1975 года. Плакат, называвшийся «Винтовка рождает власть», был выполнен черной краской на красном фоне и изображал фигуры людей с поднятыми вверх винтовками. Обратная сторона листа была чистой.

На обороте этих плакатов Революционная армия народа помещала свои сообщения о проведенных операциях и распространяла их среди народа. Вот один из этих плакатов Гарай и дал мне почитать. На обратной стороне его было написано адресованное какой-то семье письмо с угрозой кого-то убить в том случае, если в течение восьми дней не будет выполнено требование об уплате 100 тыс. колонов.

Когда я закончила читать, Гарай, наверняка наблюдавший за моим лицом, сказал:

– Его убили… потому что семья не заплатила. Мы нашли тело совсем недавно на дороге в Кесалтепеке. А сверху лежало это письмо.

– Нет, – заметила я. – Убеждена, что это сделали уголовники, а не революционеры.

– А почему ты так решила?

– По манере изъясняться и по количеству орфографических ошибок. Кроме того, было распространено 5 тыс. таких плакатов, и каждый мог бы воспользоваться ими с любой целью.

– Я подозревал, что это не было делом ваших товарищей. Тогда кто же мог воспользоваться вашим именем?

– Не знаю.

– Прочитай другое письмо. То, что снизу.

Это письмо было адресовано некоему инженеру Авиле. В нем сообщалось, что за всеми членами его семьи, включая родителей, следят и, если он не заплатит 80 тыс. колонов, они будут убиты.

Письмо было написано в нарочито революционном тоне, но содержало угрозы, несвойственные революционным организациям.

Оба эти письма со всей очевидностью свидетельствовали о том, что обычные уголовники, стараясь запутать следы, воспользовались нашими плакатами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю