Текст книги "Черная Скала"

Автор книги: Аманда Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

26

Только взглянув на лицо Джозефа Карр–Брауна, я сразу поняла, что он очень сердит. Он сидел с книгой в кресле–качалке. На мое «Добрый вечер» он ответил вежливого сухо.

– Сэр, – спросила я, – а где же Долли?

– Там, где она должна быть. У себя дома.

Его взгляд был тяжелым и острым, как стекло.

– Она обещала, что будет ухаживать за тетей Сулой.

– А ты обещала, что вернешься на следующий день. Удивляюсь: ты же знала, насколько серьезно больна Сула!

– С ней все в порядке?

– Мы едва не потеряли ее в среду ночью. У нее было что–то вроде припадка, но потом она более или менее пришла в себя. Все тебя ждали. Она все время о тебе спрашивала. Я пытался дозвониться Родригесам, но линия не работала. Завтра я везу Сулу в больницу.

Он встал и ушел.

Сразу после моего приезда появилась надежда на чудо – тетя Сула почувствовала себя значительно лучше, и в течение нескольких дней я верила, что она поправится. Ей уже не нужно было ложиться в больницу. Думаю, даже Джозеф Карр–Браун был поражен тем, насколько улучшилось ее состояние, хотя ни разу в этом не признался. Тетя Сула встала с постели и вымылась; она даже пыталась делать какую–то мелкую работу по дому. Когда она уставала, то садилась в кресло на веранде, и я подставляла ей под ноги скамеечку. Вначале она возражала, чтобы я что–то делала по дому:

– Селия, пожалуйста, прекрати, ты же приехала сюда немного отдохнуть. Хватит тебе суетиться.

Я не сказала, что теперь мне некуда возвращаться.

Я заваривала для нее чай из трав, и она потихоньку, маленькими глотками, пила его в течение всего дня. Я все время держала на плите горячий чайник. От этого в доме появился странный запах, но я уверена, что настои ей помогали. По крайней мере они сбивали жар. Иногда я садилась у ее постели и читала ей отрывки из большой Библии, которую она держала на ночном столике. А иногда мы просто разговаривали.

– Помнишь, как вы нашли в реке гигантскую черепаху, а она оказалась дохлой?

Тетя Сула кивнула:

– Да–да, я помню.

– А как вы кидали в воду монеты и потом ныряли за ними?

– Да, мы все были отличными пловчихами. Следующей была история, как на школьном дворе родился ребенок, и Грейс перерезала пуповину. Но этого тетя Сула уже не помнила.

Потом она закрыла глаза. Ее дыхание изменилось, и я поняла, что она заснула.

Джозеф Карр–Браун навещал нас два–три раза в день. Он всегда входил, не постучавшись, шел прямо в ее спальню и стоял там около кровати, с высоты своего роста глядя на длинную высохшую фигуру – на мою тетю Сулу. Он очень тонко чувствовал ее настроение; иногда он присаживался рядом с кроватью и что–то тихо говорил – так тихо, что, как я ни прислушивалась, не могла разобрать ни одного слова.

Его отношение ко мне сильно изменилось, в нем появилась холодность, которой я раньше не замечала. Однажды, уходя, он вдруг спросил:

– Ты ведь дочь Грейс Д’Обади, я не ошибся?

– Да, сэр. Мою мать звали Грейс Д’Обади. Она умерла.

– Да, – сказал он. – Я о ней слышал.

– Она умерла, рожая меня.

Он отвернулся, как бы говоря, что ему и так хватает разговоров о болезнях и смерти.

В тот же день меня позвала тетя Сула. Ей нужно со мной поговорить, сказала она. Я помогла ей сесть. Она выглядела бледной и изможденной, как будто ее душа уже наполовину покинула тело. Я присела на край постели, она взяла меня за руку.

– Ты так и не сказала мне, почему все время грустишь.

Я опустила взгляд, у нее были длинные тонкие пальцы, ногти оставались по–прежнему крепкими.

– Как я догадываюсь, это связано с каким–то мужчиной? Бойфрендом?

Я ничего не ответила, но почувствовала, как кровь приливает к лицу.

– Ты не обязана мне рассказывать, если не хочешь.

Я знала, что она говорит искренне: тетя Сула никогда не заставляла ничего ей рассказывать, если чувствовала, что мне не хочется.

– Знаешь, Селия, может быть, в том, что мы иногда так страдаем, есть и хорошая сторона. Это доказывает, что мы способны чувствовать. Это доказывает, что мы способны любить. – Она нежно сжала мою руку. – Мне кажется, сердце можно сравнить с землей. Мы не хотим, чтобы она была сухой и пыльной. Иногда дождь бывает очень нужен – все оживает и начинает расти. Если не сейчас, так в следующий раз. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, – тихо ответила я.

– Люди чувствуют, когда сердце полно влаги. Но конечно, мы не хотим, чтобы началось наводнение!

Тут она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ.

– Я не хочу, чтобы ты боялась. Когда–нибудь ты посмотришь назад и скажешь: я рада, что это произошло, это сделало меня тем, кем я стала. Твои чувства, как компас, сами подскажут тебе, какой путь выбрать.

Позднее в дом залетела маленькая коричневая птичка. Посидев секунду на проигрывателе, она перелетела на окно и устроилась там. У птички были желтые глаза. Она совсем не казалась испуганной и смотрела прямо на меня. Я подумала, уж не знак ли это, что моя тетя скоро умрет.

На следующий день тетя Сула попросила меня ее вымыть. Потом я помогла ей надеть чистую одежду. Она сказала, что хочет выйти на воздух. Стоя на верхней ступеньке, мы смотрели по сторонам. Большой дом вдали, зеленый холм, поросший густой высокой травой, кусочек дороги и ручей.

– Пора косить траву, – заметила тетя Сула. – Надо будет сказать мистеру Карр–Брауну.

Я осторожно свела ее вниз по ступенькам. Я показала ей, как чудесно выглядит ее садик, – она была очень довольна, хотя ничего и не сказала. На лбу у нее выступили крупные капли пота. Она сказала, что рада, что мне нравится ее сад. Перед тем как заснуть, она назвала меня хорошей девочкой.

– Селия, пожалуйста, помирись с Тасси. Не позволяй Роману остаться победителем. Нас уже так чало осталось.

На следующее утро тетя Сула проснулась от дикой боли. Я побежала в большой дом и позвала Седар:

– Скажи мистеру Карр–Брауну, чтобы пришел к нам как можно скорее.

Она покачала головой:

– А его сейчас нет. Он пошел к навесам и вернется только к ланчу.

Я сказала:

– Мне все равно, куда он пошел, быстро найди его и скажи, чтобы он пришел сейчас же! Пока не поздно. Тетя Сула умирает.

Увидев скорчившуюся от боли тетю Сулу, Джозеф Карр–Браун велел мне поскорее собираться:

– Нельзя терять ни минуты.

Я обнаружила, что стою возле шкафа и перебираю ее вещи, не понимая, что надо искать. Мне хотелось плакать, но я знала, что сейчас не время для слез. В конце концов я положила в пакет ночную рубашку, зубную щетку и полотенце. Больше ей сейчас ничего не понадобится.

Один из работников отвез нас в Порт–оф–Спейн. Я сидела рядом с водителем, тетя Сула, укрытая одеялом, лежала сзади. Джозеф Карр–Браун сказал, что не позже чем через полчаса выедет вслед за нами.

– Следи, чтобы она пила воду, нельзя допустить обезвоживания.

В первые несколько минут поездки тетя Сула продолжала повторять, что все нормально и ей не нужен доктор, но не успели мы доехать до Аримы, как она впала в забытье. Когда мы наконец довезли ее до больницы, нянечки не смогли ее разбудить.

Тетя Сула умерла пятого февраля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. У нее оказалась огромная, с девятимесячную беременность, опухоль. Хирург недоумевал, как ей удалось так долго протянуть без какой бы то ни было медицинской помощи.

– Видимо, она была необычайно мужественной. В таком состоянии люди обычно «поют» от боли.

– Поют? – переспросила я.

– Да, – ответил он. – Если вам случится побывать здесь ночью, вы услышите, как пациенты кричат от боли. Иногда это звучит, как пение.

Похороны назначили на субботу. Соломон привез Вильяма из Порт–оф–Спейн, и я была рада, что рядом есть друг. Тетя Тасси не смогла приехать, она сказала, что не успела выехать из Черной Скалы, чтобы попасть на пароход, потому что накануне у Веры и Вайолет в школе был выпускной вечер. Да и сама она неважно себя чувствует, доктор посоветовал ей никуда не ездить. Она плакала в трубку и просила меня опустить цветы в могилу ее сестры. Впервые за три года я слушала ее голос, звучавший тонко и надтреснуто.

– Поскорее приезжай ко мне, Селия. Давай обо всем забудем. Никого, кроме нас, не осталось.

Мне хотелось сказать: «Чего стоят твои слова, если ты даже не можешь приехать на похороны своей сестры?» Но я решила, что настало время забыть о разногласиях.

Джозеф Карр–Браун прочитал отрывок из Послания к коринфянам. По тому как он говорил о тете Суле, чувствовалось, насколько тепло он к ней относился. Он говорил о ее мужестве и стойкости, о том, как преданно она относилась к его семье. Он использовал такие слова, как «благородство» и «достоинство». Сула работала у них больше двадцати пяти лет, и за это время не было ни одного дня, чтобы она хоть в чем–то им не помогла. Ничего из того, что он сказал, меня не удивило. Меня поразило другое: то, насколько опечаленным он был, и то, что его жена, стоявшая рядом с ним, выглядела совсем не грустной. Потом все помолились; Седар спела «Аве Мария». Ее голос подействовал на меня как порыв ледяного ветра. Я знала, что если сейчас расплачусь, то уже не смогу остановиться, поэтому я начала считать ряды разноцветных плиток на полу – сначала слева направо, потом справа налево. Потом все запели «Господь мой пастырь», а когда закончили, то какой–то белый мальчик объявил, что на веранде в большом доме будет подано угощение. Мне не хотелось идти, но я знала, что должна. Ради моей тети.

Вильям захотел взглянуть на домик тети Сулы, поэтому по дороге мы зашли туда. Почему–то я вдруг ощутила невероятную усталость. Я посидела в кресле–качалке, пока Вильям принес мне стакан воды.

– Так вот где ты пряталась, – сказал он, усмехнувшись.

Тем временем Соломон шнырял по комнатам.

– А твоя Сула была стильная дамочка, – сказал он, оглядываясь. Потом он вышел на веранду и закурил.

Рассердившись, я сказала:

– Пойдемте. Нам нельзя опаздывать.

На веранде большого дома стоял длинный стол, окруженный скамейками, и несколько маленьких. Все столы были накрыты скатертями и уставлены подносами с бутербродами, чипсами и сладостями, кувшинами с пуншем и соками. В ведрах охлаждались бутылки пива. Вильям, Соломон и я заняли места за маленьким круглым столом возле сейбы. Подняв голову, я увидела над собой черную паутину ее ветвей; казалось, она простирается над всем двором. Мы все как мухи в паутине, подумала я. Каждый в своей.

Люди собирались небольшими группами и негромко разговаривали. Публика была самая смешанная: молодые и старики, белые и черные. Я узнала детей Карр–Браунов – по крайней мере, я решила, что это должны быть они. Были здесь и совсем маленькие дети – видимо, внуки. Многие из присутствующих выглядели искренне опечаленными, даже малышка Рут, без устали таскавшая туда–сюда подносы с едой. Я подумала, что, должно быть, несмотря на скромность, тетя Сула пользовалась всеобщей любовью.

– Селия могла бы здесь жить припеваючи. Не понимаю, чем ей так нравится Порт–оф–Спейн. – Соломон вытянул ноги. – Ладно, им же хуже. Кто–то теряет, кто–то находит. – Подняв стакан, он допил содержимое. – Зато нам очень повезло, что она у нас есть, правда, Вильям? Как и доктору Родригесу. – И он подмигнул мне.

Дальше все пошло в том же духе. Не знаю, почему Соломон в тот день так много пил. Правда, никто не замечал, что он пьян, потому что он весьма умело это скрывал. Но я–то знала. И когда его заметили на втором этаже, где он якобы любовался ценным серебряным подносом, я понимала, что это неспроста. Соломон как раз крутился под дверью хозяйской спальни, когда оттуда вышла миссис Карр–Браун. Было очевидно, что он что–то замышляет. Видимо, она спросила: «С кем вы пришли?», и он ответил: «С Селией», а потом спросил, есть ли у нее в комнате туалет, потому что он «вот–вот лопнет». Поэтому, хоть я и пробовала заступиться за него перед Джозефом Карр–Брауном, я понимала, что у того есть все основания сердиться.

– Ты испугал мою жену, – сказал Джозеф Карр–Браун. – Что тебе понадобилось наверху?

Тень насторожился и встал рядом с хозяином.

– Что–то ее очень легко испугать, – самым беспечным тоном отозвался Соломон.

Собака подняла уши и раздвинула губы, обнажая клыки. Соломон цыкнул на Тень, пес грозно зарычал, из его рта потекла слюна. Я никогда не видела его таким.

– Собаки меня не раздражают, – ни к кому не обращаясь, заметил Соломон.

– Возможно, они тебя не раздражают. Зато ты раздражаешь меня, – вспыхнул Джозеф Карр–Браун. Он придержал Тень за ошейник.

Тут вмешался Вильям:

– Пойдем, пойдем, – сказал он и взял брата за руку, а я сказала, что уже поздно, а им еще предстоит долгий путь.

– И чтобы я больше никогда не видел тебя на своей земле, ты понял?

Соломон поглядел на Джозефа Карр–Брауна так, словно готов был его ударить. Потом Вильям оттащил его в сторону, что давно уже пора было сделать. Я услышала, как Соломон кричит, что еще покажет этому гребаному белому таракану.

Позднее, когда все уже разошлись, я подошла к Джозефу Карр–Брауну, который сидел на ступеньках и курил. До сих пор я ни разу не видела его курящим. У его ног неподвижно лежал Тень. Я спросила, нужно ли мне помочь освободить домик тети Сулы.

– Насколько я могу судить, тетя Сула не любила выбрасывать вещи. – Я постаралась, чтобы это прозвучало беззаботно.

– Не нужно. Я возьму пару помощников, и мы все сделаем. – Он добавил, что все, что я выберу из ее вещей, он пришлет мне в Порт–оф–Спейн. – Когда ты уезжаешь?

– Еще не знаю, сэр. Если можно, я хотела бы остаться еще на пару дней.

Два дня спустя под дверью тети Сулы появилась записка:

Завтра мы с Долли и Седар придем разбирать дом.

Дай мне знать, каковы твои планы. ДКБ.

Никто не видел, как я выезжала из конюшни. Развернувшись, я стала медленно подниматься по склону холма, мимо какаовых рощ, туда, где, как я знала, начинался лес. Деревья в лесу сегодня казались еще огромнее, чем всегда, они полностью закрывали небо и не пропускали свет. Длинные щупальца лиан готовы были вот–вот захлестнуться вокруг моих ног или шеи. Обнаружив извилистую дорожку, я предоставила Мило свободу. От земли, влажной и скользкой после полуденного дождя, исходил резкий запах сырости. Впереди показался ручеек, и я, вспомнив предупреждения Джозефа Карр–Брауна, попыталась остановить Мило, но не смогла. Бодро протрусив к самому широкому месту, он остановился и так низко погрузил голову в воду, что я испугалась, что вот–вот съеду вниз по гладкой шее. Даже звуки сегодня были необычными – какое–то шипение, шелест, щелканье, которые я не могла распознать. Стайка птиц внезапно вылетела из кустов с таким шумом, что я чуть не свалилась с лошади. Когда Мило наконец напился, он неторопливо прошел через кусты, вернулся на тропинку и потрусил назад, к солнечному свету.

Подъехав к первому ряду грейпфрутов, я остановилась в тени и слезла с лошади. Я почти задремала, когда услышала стук копыт. Открыв глаза, я увидела Джозефа Карр–Брауна на Сифере, направлявшегося к апельсиновой роще. Но, заметив Мило, он резко повернул и галопом подскакал ко мне.

– Сэр, я приехала проверить деревья, – сказала я, поднимаясь с земли. – Грейпфруты в порядке. Я осмотрела листья и кору, нигде нет белых пятен.

Рыжая шкура Сифера поблескивала на солнце. Я добавила:

– Я еще не успела проверить апельсиновые деревья.

– Я предупреждал тебя: я терпеть не могу, когда кто–то без разрешения берет лошадей. Ты взяла Мило, не спросив меня.

Он спрыгнул с лошади и начал очищать с брюк грязь.

– Вы подумали, что его взял Призрак Солдата?

Его лицо оставалось серьезным.

– Я полагал, ты собираешься вернуться в Порт–оф–Спейн. – Он достал носовой платок и вытер лоб. – Мне казалось, там тебя ждет работа. Разве не поэтому ты уехала, когда Сула была так больна?

– Мое место уже отдали другому человеку. Птичка–кискаду пропела: «Чё он грит? Чё он грит?»

– Я слышал, что Родригесы тебя выгнали. Порт–оф–Спейн кишит слухами.

– Это неправда. Миссис Родригес не в своем уме.

И снова: «Чик–чирик! Чё он грит?»

– Неужели ты думала, что когда его жена уедет, ты станешь следующей миссис Родригес? – Он произнес это с оттенком сожаления, и мне вдруг стало стыдно. Но затем он добавил: – Селия, я не думаю, что Тамана – подходящее место для тебя. Если бы не Сула, ты бы никогда сюда и не приехала. Здесь живут люди, которые любят деревню.

– Я буду работать не покладая рук, – сказала я, но не успела произнести эти слова, как поняла, что это бесполезно.

– Держись подальше от Соломона Шамиэля; все знают, что это опасный тип. – Его глаза стали темно–синими, как море вдали от берега, там, где ходят корабли. – Селия, у тебя впереди целая жизнь, попытайся не растратить ее попусту, попробуй чего–то добиться.

На следующее утро в Порт–оф–Спейн должен был ехать грузовик. В кузове громоздилась гора грейпфрутов, и Джозеф Карр–Браун сказал, что я могу сесть впереди. Водителя прозвали Молчуном, потому что он был глухонемым. Я порадовалась, что мне не придется с ним разговаривать. Он благополучно довезет меня до города.

Джозеф Карр–Браун смотрел, как мы отъезжаем. Неподалеку вдоль забора курятника выстроились Рут, Таттон и Долли. Таттон помахал на прощание, у него были грустные глаза, как будто он знал, что больше никогда меня не увидит.

На вершине холма на створке ворот качалась Седар. Когда мы проезжали мимо, она остановилась, выпрямилась, а потом склонилась, как дерево на ветру.

27

Молчун высадил меня возле порта. Оттуда на трамвае я доехала до центра. Сойдя на углу, я медленно пошла по улицам Саванны. Скоро должен был начаться карнавал, везде висели флаги и вымпелы, тут и там стояли карнавальные повозки, рабочие носили доски, из которых должны были сколотить помост для выступлений. Все было покрыто рыжей пылью. Тем временем солнце начало клониться к закату, было до смерти жарко.

Дом Родригесов – во всяком случае, парадная дверь – был заперт, ставни закрыты. С веранды была убрана вся мебель. Дом выглядел нежилым. Я подошла к задней двери и услышала звук льющейся воды. Длинное лицо Марвы появилось в кухонном окне.

– Ты? – произнесла она с такой интонацией, словно увидела привидение. Уперев руки в костлявые бока, она встала на пороге. – Ты прекрасно знаешь, что не можешь здесь находиться.

– Доктор Родригес сказал, что я могу оставаться в доме, пока не подыщу что–нибудь другое. – Потом я спросила: – Вильям тут? – и опустила сумку на землю.

– Он подрезает ограду. Ему еще много чего надо сегодня сделать, так что не трогай его.

Я сказала:

– Я и забыла, какая ты вредная.

Марва пожевала губами.

– Лучше не забывай, потому что доктор Родригес сегодня будет звонить, и когда он спросит меня, что нового, я ему скажу.

Увидев меня, Вильям бросил на землю садовые ножницы и быстро пошел мне навстречу через газон. На нем были комбинезон и ботинки, и от этого он казался еще выше.

– Я уже беспокоился, – сказал он, вытирая лоб. – Боялся, что ты останешься в Тамане. Тогда мне пришлось бы поехать туда за тобой. – Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– Тамана не для меня. Там должны жить люди, которые любят деревню.

– Остановишься здесь?

– Не знаю. – Внезапно мной овладели злость и отчаяние. – Ненавижу Марву.

– Пойдем со мной домой. – Он произнес это как нечто само собой разумеющееся. – Я уже говорил, у тебя есть дом в Лавентиле.

– А как быть с твоей матерью? Наверняка она обижена на меня за то, что я ни разу ее не навестила.

– Я поговорю с ней и все улажу.

– А Соломон?

– Его это не касается. Пусть говорит, что хочет.

Я предпочитала отправиться в Лавентиль, чем оставаться с Марвой.

– Ты уверен?

– Как в том, что это небо у нас над головой, – и он показал на небо. – Хочешь, я помогу тебе собраться?

И пока Марва стояла над нами, как надсмотрщик, мы быстро покидали все мое имущество – юбки, платья, блузки, книги, туалетные принадлежности – в коробки. Я удивилась, увидев, как много вещей у меня скопилось за это время. Большая часть одежды досталась мне от Элен Родригес. Я сняла со стены картинки, фотографии голливудских звезд, открытку с видом Саутгемптона, которую я взяла у тети Тасси, карту Англии с чернильной отметкой. Мы с Вильямом вынесли коробки к воротам.

– Ну и куда же ты направляешься? – поинтересовалась Марва, шаря глазами по комнате, которая, если не считать кровати, выглядела точь–в–точь как в тот день, когда я здесь поселилась. – На Тобаго?

– А вот это уже совершенно не твое дело.

– Сама знаешь, в Порт–оф–Спейн тебе теперь не найти работы. – Затем она обратилась к Вильяму: – Мне казалось, у тебя полно дел? Нужно полить сад.

Он только повел глазами:

– Увидимся завтра утром, Марва.

Обернувшись, я увидела, что Марва выставила в дверях перевернутую метлу, белую от соли – обеах, который должен был помешать мне вернуться.

Однажды я видела, как тетя Тасси сделала то же самое – когда она боялась, что ее первый муж вернется в Черную Скалу, чтобы украсть близнецов.

– Марва, ты можешь не волноваться, – сказала я. – Ноги моей больше не будет в этом доме.

Я предложила Вильяму подождать Соломона в парке, но он сказал, что нет смысла терять столько времени, и поднял руку, останавливая такси. Еще через минуту мои вещи погрузили в багажник старой американской машины, и мы уехали.