Текст книги "Дождь (ЛП)"

Автор книги: Аманда Сан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Этот разговор на английском был самым длинным за последние восемь месяцев, если не считать общения с Дианой и ломаных фраз с Юки. И было так странно свободно говорить. Похоже, это будет меня удивлять постоянно.

– Вот, кабинет музыки здесь, – сказала она, остановившись у широких раздвижных дверей. – Порой он занимается в концертном зале, что в конце коридора.

Она указала на другие двери.

– Но, похоже, сегодня он здесь.

Мы слышали из кабинета приглушенные звуки пианино.

 – Большое спасибо, Хана.

Она улыбнулась.

– Не за что. Было приятно поговорить на английском. Я скучаю по Калифорнии. Теперь мне нужно идти на джуку, увидимся позже, ладно?

– Спасибо, – сказала я. – Удачи на дополнительных занятиях.

Она закатила глаза.

– Ага, спасибо, – она улыбнулась и исчезла за поворотом.

Я слушала, как мелодия умолкла, послышался приглушенный разговор. Я прижала ладонь к холодной ручке двери, собираясь отодвинуть ее. Я нервничала, словно проникала куда-то. Но он ведь сам разрешил приходить? Если он занят, я могу подождать в коридоре. Просто нужно показать ему, что я здесь.

Снова заиграло пианино, а с ним и мелодия на скрипке. Музыка прервалась, снова послышался разговор.

Я понимала, что сейчас помешаю меньше всего, и тихо отодвинула дверь. Но стоило шагнуть в комнату, пианино снова заиграло.

Я замерла, испугавшись вида, открывшегося передо мной.

Там был Джун, он сидел в темном кресле и держал в руках скрипку, пальцами он сжимал смычок, готовясь коснуться им струн. На его запястье был черный браслет с серебряными шипами. И никаких следов повязки.

А пальцы Икеды порхали по клавишам пианино.

 

 

Они не сразу меня заметили. Глаза Джуна были закрытыми, он ждал момента, когда присоединится к мелодии пианино. А Икеда сосредоточилась на клавишах пианино, склонившись над ними.

Я и не думала о том, какие у них отношения. И было странно видеть их такими… нормальными.

Икеда играла долгое медленное вступление, время словно остановилось. Джун сидел неподвижно, пальцы едва касались струн. Икеда заиграла громче, и смычок Джуна задвигался, медленно играя на скрипке. А потом он снова ждал, и играло пианино.

Вдруг он включился в игру, они зазвучали вместе. Мелодия была медленной, спокойной и прекрасной, совсем не так я думала о Ками. Как они могли играть такую красивую музыку, но собирать по ночам армию, чтобы убить якудза? Это звучало как неудачная шутка.

Джун взмахнул смычком, все его тело покачивалось в такт музыке. Я была скорее танцовщицей, чем музыкантом, по крайней мере, в Нью-Йорке, но даже я понимала, что у него невероятная связь с инструментом. И было очень приятно видеть, как он играет.

Музыка становилась громче, пианино звучало яростно. И тогда Икеда заметила меня, оглянувшись на Джуна, она увидела, что я стою на пороге. Тишина в кабинете музыки была напряженной и неловкой. Джун открыл глаза, пытаясь понять, почему Икеда перестала играть.

Она сверлила меня взглядом.

– Ты.

– Кэти, – сказал Джун. Он улыбнулся и поднял руку со смычком, чтобы заправить светлую прядь на ухо с серебряной серьгой.

– Твой гипс, – невольно вырвалось у меня.

– Сняли на выходных, – сказал он. – Но мне все еще запрещены нагрузки следующие несколько недель. Так что, видимо, никакого турнира.

– Что ты здесь делаешь? – бросила Икеда. – Тебя не должно быть на территории этой школы.

– Хана провела меня, – сказала я, словно это могло меня защитить. Вряд ли они вообще ее знали. Имя было распространенным.

– Что-то случилось? – спросил Джун. Он отложил скрипку и смычок в футляр.

Я посмотрела на Икеду. Что ее так злит? Да, ей явно нравится Джун, ладно. Но разве она не знает, что я с Томохиро? Я не была угрозой. И мне не нравилось, как она на меня смотрит.

– Просто хотела поговорить, – соврала я. Не стоит рассказывать все при Икеде. А если она подтолкнет Джуна снова докучать Томохиро?

– Тогда приходи позже, – сказала резко Икеда. – У нас репетиция.

– Все хорошо, – отозвался Джун, поглаживая скрипку. – Все равно запястье начало болеть, – он поднял смычок и ослабил напряжение волос на нем.

– Наруходо, – пробормотала Икеда. Ясно. Она ему не верила, и это мне понравилось. Я ему тоже не доверяла.

– Джаа, – сказал он. – Увидимся позже.

Она закрыла крышку пианино и схватила сумку, после чего промчалась мимо меня. Даже не взглянув.

– Да что с ней такое? – пробормотала я. Но Джун меня услышал и рассмеялся.

– Наверное, это из-за того, что ты сломала мне запястье, – сказал он.

– Видимо, на то была причина.

– Ага, – он закрыл футляр и поставил его рядом с другими инструментами.

– Ты говорил, что играешь, но не упоминал, что это скрипка, – я же ожидала что-то более привычное, например, гитару или пианино.

– Мне нравится ее звучание, – сказал он, пододвигая футляр. Он встал и повернулся ко мне. Светлые пряди выбились и падали ему на лицо, пока он не убрал их. За лето его челка так отросла, что я едва видела его левый глаз. – Когда смычок двигается по струнам, я чувствую, как вместе с ними дрожит мое сердце.

– Ты хорошо играешь, – сказала я. И, почувствовав себя неловко, добавила. – Ты с Икедой.

Он улыбнулся, в комнате стало жарко. Он был красивым, но разве я не должна перестать так на него реагировать? Я была с Томо, а с Джуном были проблемы.

– Мы репетируем для школьного фестиваля. Это был Бетховен. Соната №2 в соль миноре. Я выбирал.

– Красиво, – сказала я. Ему это нравилось, и это было заметно. Как мог этот Джун настолько отличаться от того, что просил Томохиро убить человека? Пусть преступника, но все равно убить.

– Итак, – сказал он. – Ты хотела поговорить?

– Если у тебя есть на это время.

Он сунул руки в карманы и задумчиво покачался с пятки на носок. И снова мило улыбнулся.

– Для тебя время всегда найдется.

Несмотря на мои старания, я покраснела, словно кукла дарума, что продают в сувенирных лавках. Я пришла в себя, когда заметила, как холодны его глаза, словно он всегда думал глубже, чем показывал. Словно я была противником кендо, с которым он сражался. Как она нападет? Как я отвечу? Это заставляло нервничать.

– Пойдем в кабинет рисования, – сказал он. – Я много думал, и мне есть, что тебе показать.

Я вытянула руку.

– Ты ведь не собираешься рисовать? Это опасно, – но он не остановился, а вышел в коридор. Я пошла за ним, закрыв за собой дверь кабинета музыки.

Мимо нас прошла стайка учениц, заметивших мою форму. Интересно, что они подумали.

– Ои, Така-сэмпай! – прокричали они. Он помахал им, они обрадовались. – Какко ии! – лепетали они, обсуждая, как он крут, пока шли по коридору.

Я и забыла, что он знаменитость кендо.

А потом я заметила среди них парня. И узнала его, он был среди Ками в ту ночь.

Джун понял, куда я смотрю.

– Он безобидный. Его рисунки двигаются, но со страниц не сходят.

– О, – так Ками Джуна были не такими и опасными.

– В ту ночь Ками были там для поддержки, – сказал он. – На случай серьезных проблем с якудза, или если бы Юу захотелось задать вопросы.

Он повел меня вверх по бесконечным ступенькам, пока мы не добрались до шестого этажа.

– Твоя школа… ужасно высокая, – задыхалась я.

Он, состроив гримасу, заговорщически зашептал:

– Порой я пробираюсь в лифт.

– Смелый.

– Я бунтарь, – заявил он. – Возглавляю революцию.

Он явно шутил, но получилось страшновато.

Он раздвинул двери кабинета рисования. Белые столы стояли квадратом, в центре которого был стол поменьше, видимо, на него ставили предметы для срисовывания. У одной стены, под доской, стояли коробки с принадлежностями, а напротив были окна во всю стену. Солнце приближалось к горизонту, и свет его был уже не таким ярким. Я шагнул к окну, восхищаясь видом с шестого этажа. Отсюда теннисный корт во дворе выглядел маленьким.

Я услышала щелчок и, обернувшись, увидела руку Джуна на замке.

– Так нам не помешают, – сказал он. – Нам не нужны происшествия с чернилами в Шизуоке, хватило дракона Юу.

– Я не понимаю, – сказала я. – Если в Японии так много Ками, почему вы прячетесь? Почему в подполье?

Он направился к коробкам с материалами и принялся доставать разные краски на белый стол.

– Несколько причин, – отозвался он. – Во-первых, потому что многие Ками слабее, чем Юу и я. Обычно все доходит только до кошмаров и двигающихся на бумаге рисунков. Но к такому привлекать внимание никто не захочет. Если дети заговорят о таком, их отправят в больницу на обследование, решив, что у них галлюцинации. Во-вторых, потому что мы издавна привыкли прятаться, чтобы выжить.

– Томохиро рассказывал, что Ками ушли в подполье в конце Второй мировой войны, – сказала я.

Джун склонил голову.

– Это отчасти так. Ками-самураи скрылись еще задолго до того, как император отрекся от родства с Аматэрасу во время войны. Это было знаком для тех, кто знал. Это заставило всех думать иначе. Нет, скрываться начали еще Ками из семей самураев. Если ты был угрозой для королевской семьи, тебя устраняли, потому самураи перестали говорить об этом. Тебе ведь известно лишь об императорских Ками, что в родстве с Аматэрасу? Все думают, что это лишь миф, об остальных они забыли. И отсюда вытекает третья причина, по которой мы скрываемся. Мы знаем, что эти способности поднимут панику в Японии и в мире. Люди в такое уже не верят, – он оглянулся через плечо, сжимая в каждой руке баночку с краской. – Когда придет время, и люди поймут, что править должны Ками, мы тут же откроем свои силы.

– То есть, проще захватить Японию, пока никто не видит? – спросила я, закатив глаза.

Он усмехнулся.

– Как-то так. Это для их же спокойствия. Ты ведь помнишь свою реакцию, когда впервые увидела движущиеся чернила?

Плохо дело. Его слова были похожи на правду. Ками вполне могли загнать в угол и отправить в лаборатории, чтобы понять, что это за сила. Они не могли открыть всем свои силы.

Если кто-то узнает, что Томохиро может… Я поежилась. Его могут признать опасным для королевской семьи.

Джун схватил краски и бумагу в охапку и перенес их на стол ближе, опуская со стуком.

– Что означает императорские Ками и Ками-самураи? – спросила я. Он взял пустой стакан и понес его к умывальнику в дальнем углу комнаты. – Они отличаются?

– Императорские Ками связаны напрямую с Аматэрасу, – он надавил на кран, и вода полилась в стакан. – Императоров всегда называли наследниками, это давало им право на трон. Вот только история не так проста, как и люди, – он выключил воду и вернулся к столу, где ждала я. – Дети-Ками начинали проявлять способности и в семьях самураев. Порой это связывали с язычеством, а порой члены императорской семьи объединялись с семьями самураев, чтобы показывать верность. Но когда кланы начали борьбу за власть, обе стороны тоже в это ввязались, – он поставил стакан и придвинул стул, махнув, чтобы я сделала то же самое.

– Война Ками?

Он кивнул, заправив светлую прядь за ухо, чтобы лучше меня видеть.

– Императоры боялись, что Ками-самураи попытаются свергнуть их. Потому развязывались сражения, устраивались нападения и даже отдавались приказы о самоубийстве.

Я изумленно взглянула на него.

– Императоры приказывали самураям убить самих себя?

– Харакири, – сказал Джун. – Ты ведь об этом слышала? Императоры могли скрыть истинную причину, заявив, что у них не было чести. Но семьи самураев поняли это. И вдруг дети-Ками перестали рождаться. Странно, да?

– Они скрывали способности, чтобы выжить.

– Некоторые родители пытались свести детей так, чтобы сила Ками в крови сошла на нет. Другие хотели сохранить силу, но им пришлось прогнать детей, чтобы их талант не заметили. Чернила просыпались не в каждом, сложно было понять, кто станет Ками, а кто – нет. Потому чаще всего Ками и не знали, как управлять своими силами. Их никто не учил. Многие семьи и не помнят, что были с этим связаны.

– Но людей в Японии много, – сказала я, – и если чернила так далеко пошли, Ками должно быть множество.

Джун покачал головой, откручивая крышку с банки с красной краской. В комнате запахло акрилом.

– Это похоже на рецессивный ген, понимаешь? Он проявляется в императорской семье и наследниках семей самураев, ведь там шанс выше всего. Но стоит смешать элитные кланы и обычных людей, и чернила начинают пропадать. Они становятся людьми, а не Ками.

Такое он сказал Томохиро той ночью. Чтобы он не думал как человек.

– Откуда ты все это знаешь?

Джун скривился.

– Я из той семьи, что хотела сохранить родословную Ками. Когда я показал силу, меня начали учить.

– Значит, причина, по которой ты с Томохиро сильнее, чем, скажем, Икеда, в том, что вы из семей самураев? – спросила я. Сравнение прозвучало неубедительно, но я не смогла не упомянуть Икеду.

Джун усмехнулся.

– Или из императорской, – сказал он. И капнул красной краской в стакан воды. Там потянулись красные завитки, и вода становилась алой.

– Что ты делаешь? – спросила я. Он не ответил, но схватил синюю краску и добавил ее в стакан. Затем взял желтую и зеленую краску и тоже добавил в воду. Они кружились там, становясь отвратительным коричневым. – Не знаю, что ты задумал, но за такое тебе поставили бы двойку. Это ужасно.

Он закрыл крышечку на последней баночке и протянул стакан мне.

– Выпей.

Я уставилась на него.

– С ума сошел? – может, так и было.

– Пей, – сказал он, раскачивая стакан в стороны.

Фу.

– Нет уж. Ты хоть знаешь, как мне будет плохо? Поверь, приятного в этом мало.

– Точно, – сказал он, опустил стакан и откинулся на спинку стула, скрестив руки.

– Я не понимаю.

– Если ты это выпьешь, тебе будет плохо, – отозвался он. – Тебя возненавидит твой желудок.

–  Да. Все мы что-то узнали сегодня. И…?

– Хорошо, – он покрутил браслет с шипами на запястье. – Предположим, что ты его выпила. Тебе плохо, но после этого ты ведь снова будешь в порядке?

– Не знаю. Я не отравлюсь?

Он рассмеялся.

– Нет.

– Тогда я буду в порядке.

Он отодвинул в сторону стакан с грязной водой и схватил лист бумаги. Достав ручку, он принялся рисовать. Я попыталась заглянуть со своего места.

– Это не… будет нас атаковать?

Джун посмотрела на меня, хмурясь.

– Коваи ка? – спросил он. – Боишься? Неужели у Юу настолько плохо с контролем?

Черт. Даже не пытаясь, я снова выдала ему информацию о Томо.

– Он умеет управлять, – соврала я. – Но о тебе я не знаю. Те змеи, что напали на якудза, были страшными.

Он улыбнулся.

– Но они тебя не тронули, – и он был прав.

Он рисовал, и я заглядывала через его левую руку, которой он пытался прикрыться. Его линии были грубее, чем у Томохиро. Томо рисовал медленнее, линии получались плавными. Джун же делал это резкими и уверенными движениями.

Он рисовал стакан воды, он даже не успел закончить, а вода уже раскачивалась, с каждым штрихом капельки стекались по стенке стакана.

Когда он закончил, то поднял бумагу и коснулся поверхности ладонью. Изображение казалось размытым, мне стал не по себе, я отвела взгляд. Я чувствовала себя так же, когда смотрела, как рисует Томо. Было что-то особое в том миге, когда рисунок переставал быть просто рисунком, а становился чем-то большим. Чем-то живым.

Когда я подняла взгляд, стакан воды все еще оставался на листе, но Джун сжимал копию в руке. Края стакана были неровными, были заметны штрихи, а в воде кружились черные линии, словно туда капнули чернила, и они смешивались с водой. Но сама вода не была похожа на нарисованную.

– Пить хочешь? – спросил Джун.

Я недоверчиво уставилась на него. Я ведь понимала, что такой напиток вполне может убить.

Он должен был понять, что я думаю, из-за бледности на моем лице. Он поднял свободную руку и помахал ею.

– Я нарисовал воду, а не яд, – сказал он. – Может, тебе и станет плохо. Но потом все будет в порядке.

Я неуверенно коснулась стакана. Если бы его нарисовал Томохиро, я бы порезалась. Это я понимала. Но стакан Джуна был гладким на ощупь, был похож на обычный. Почему из-за таких мыслей я чувствую себя виноватой?

– Дело в том, – сказал он, – что если ты выпьешь что-то, из-за чего тебе станет плохо, то велик шанс, что тебе станет потом лучше. Но если плохо станет не только тебе? А если из стакана выпьет, скажем, беременная?

Мои глаза расширились, я прижала ладонь ко рту. Я понимала, о чем он говорит. Голос дрожал.

– Думаешь, моя мама выпила чернила, когда была беременна мной.

– Если кто-то выпьет чернила, то не получит способности Ками, – сказал Джун. – Даже если ввести в кровь. Но если чернила попадут в тело, что только формируется, то… тело может подумать, что так и должно быть.

– О, боже.

Джун заговорил тихо и мягко.

– Кэти, когда тебе было десять или одиннадцать… ты замечала тогда, что чернила на тебя реагируют?

– Нет, – сказала я. – Я ничего не замечала, пока… – голос оборвался. – Пока я не приехала в Японию. Когда я прибыла, то почувствовала, что внутри словно что-то шевелится. Самолет… попал в зону турбулентности, но я готова поклясться, что он дрожал в такт с моим пульсом. Это же случилось и в Сунтабе, и когда я увидела, как двигается рисунок Томо.

– Понятно, – сказал он. – Чернила спали, пока не попали сюда. Пока не почувствовали вокруг других Ками. Их нельзя назвать живыми, но… это сила, данная Аматэрасу. И эта сила притягивает подобную, как магнит. Это обычные люди назвали бы притяжением, призванием в жизни. Ками же призваны, чтобы защитить Японию.

– Но как чернила попали к моей маме? – об этом даже думать было страшно. Я дрожала и положила руки на стол, чтобы успокоиться.

– А тетя? – спросил Джун. – Она разве не присылала подарки из Японии?

Я покачала головой.

– Она уехала в Японию, когда мне было восемь. Мама тут никогда не была. Диана так и не смогла убедить ее побывать здесь, вряд ли она была здесь до моего рождения. Она не любит выезжать из страны, – то есть, не любила. Я все еще не могла думать о ней в прошедшем времени.

Джун отвел взгляд.

– А твой папа? – спросил он, крутя пальцами серебряную серьгу. Я заметила, что он так делает, когда нервничает.

– Я даже его не видела, – сказала я. – Он бросил маму до моего рождения.

– Сасуга, – отозвался он. – Как и ожидалось.

– Что?

– Ничего, – сказал он. – Просто… мой отец был бездельником.

– Он ушел?

– Типа того. Сейчас его уже нет.

– Прости, – сказала я. – Моя мама тоже умерла.

Этого он явно не знал, и я напомнила себе, что мы вообще не знали друг друга. Так почему мне казалось, что мы все знаем?

– Мне жаль, – сказал он.

– Сердечный приступ год назад. А что случилось с твоим папой?

Глаза Джуна стали еще темнее и холоднее, чем обычно. Он убрал руку от серьги и сжал ее в кулак. Он ничего не сказал.

Я понимала эту боль. Я хотела дотянуться до него, как дотянулся до меня Томо. Смерть, может, и случилась давно, но рана Джуна оставалась открытой. Он с ней не справился.

Я положила ладонь на его запястье, и он удивленно посмотрел на меня.

– Я хочу помочь. Я тоже через это прошла.

Он всегда держал себя в руках, и я еще ни разу не видела его таким потрясенным.

– Якудза, – сказал он. – Это из-за якудза.

Боже. Тогда понятно, почему он хотел их уничтожить. Я помнила, что он сказал, когда банда Ишикавы пыталась мне угрожать. Джун выбил кинжал и остановил нападение. Он сказал тогда, что не любит бандитов. Что уже пересекался с ними.

– Мой папа был Ками, – сказал он. – Он работал на Ханчи.

Мои глаза расширились.

– Ханчи хотел, чтобы Томо работал на него.

Он кивнул.

– Мне тоже предлагали. Но я ни в коем случае этого не сделал бы. Они разрушили нашу жизнь. Нам с мамой пришлось переехать к ее родителям. У нас не осталось ни дома, ни машины, ничего.

– После смерти твоего папы? – поняла я. Он кивнул, закрыв глаза. Его кожа под моими пальцами была горячей. Я хотела его обнять, но это было бы странно. А если он не так это поймет? Потому я держала его за запястье, пока он сидел и молчал.

– Те подонки, – сказал он мрачным тоном. – Потому я и хотел чернилами разобраться с ними. Чтобы они больше никому не навредили.

Я понимала его страдания, его стремление к справедливости. Но не могла согласиться со способом достижения цели, но у этого хотя бы была причина.

– Забудь, – сказал он, подняв голову. Он снова взял себя в руки. – Куда важнее сейчас, мы почти поняли, как ты связана с чернилами. Дальше нужно понять, как ими управлять.

– Управлять? – спросила я. – Но я ведь не Ками.

– Вполне себе Ками. Хоть и искусственно получившаяся.

– Жутковато, – сказала я, он рассмеялся.

– Прости, – сказал он. – А мне это кажется классным. Твои рисунки не двигаются, но ты можешь управлять чернилами.

В кабинете становилось темнее, его освещал лишь закат.

Я взглянула на часы.

– Ой. Диана будет гадать, куда я пропала. Я должна была вернуться домой еще полтора часа назад.

– Гомэн! – извинился он. – Я могу тебя подвезти.

– Нет, спасибо, – пролепетала я. Не хотелось, чтобы он узнал, где я живу.

– Хотя бы до станции, – сказал он. – Пока мы не убедимся, что якудза оставили тебя в покое, ходить в одиночку по Шизуоке, да еще и ночью, опасно, не так ли?

Он был прав. Да и выглядел он уже менее пугающим. Вряд ли он снова попытается что-то с нами сделать. У него была своя причина, хотя все было запутанно. Но его цель можно было назвать хорошей.

– Спасибо, – сказала я. Мы убрали баночки с красками на место, он зачеркнул рисунок стакана. Нарисованная вода оставляла черные следы в раковине, когда мы ее вылили.

– Мазуи, – сказал он, пытаясь убрать следы. Он отвернулся и скривился, высунув язык.

Я рассмеялась. Не смогла сдержаться.

– Хочешь пить? – я попыталась передразнить его голос.

– Я знал, что ты не станешь пить, – сказал он. – Иначе я и не спрашивал бы.

Мы остановились у его шкафчика в гэнкане, чтобы взять дополнительный шлем и забрать обувь.

– Я порой подвожу Икеду домой после репетиции, когда она не берет свой мотоцикл, – объяснил он. Я не могла понять их отношения – он называл ее по фамилии, она его – по имени, но это было не мое дело. Его черный мотоцикл стоял позади стоянки для велосипедов. Солнце быстро садилось, воздух был холодным. Все-таки осень решила наступить.

Я села за ним, обняв его руками за пояс. Это было неловко. Эта близость смущала и завораживала.

«Прекрати, – говорила я себе. – Да, он красивый. Но ты не одна. Забудь».

Было глупо вообще так себя чувствовать. Я просто за него держалась, чтобы не упасть с мотоцикла. Он это знал, я тоже это знала.

 Джун завел мотоцикл, мы поехали по улице. Хорошо, что я сидела за ним, ведь ветер оказался еще холоднее, когда мы помчались. Путь проходил мимо замок Сунпу, я смотрела на его белые стены, которые освещали фонари у моста. Мы проехали мимо полицейского участка, конечно, Ками выбрали себе это место.

Я не могла забыть, как мы с Томохиро ударили шинаем запястье Джуна, какой звук при этом слышался.

«Да что я творю?» – подумала я. Но, может, с помощью Джуна мы с Томо все же одолеем чернила.

У меня не было выбора.

Это немного облегчило чувство вины.

Я слезла с мотоцикла, когда Джун приехал на станцию. Воздух покалывал холодом пальцы, когда я убрала руки с его пояса. Он был теплым, а я теперь осталась без этого тепла.

– Уверена, что дальше доберешься сама? – спросил он, поднимая визор шлема. Я едва слышала его за гудением двигателя мотоцикла.

Я кинула.

– Еще раз спасибо.

– Я серьезно, Кэти. Я не враг. Я беспокоюсь о тебе и Юу. Приходи в Катаку в любое время, ладно? И у тебя есть мой номер.

Я кивнула.

– Спокойной ночи, Такахаши, – сказала я. Это звучало странно, и заметила это не только я.

– Такахаши? – повторил он. Улыбался он натянуто. – Теперь я Такахаши?

– Не в том дело, – я покраснела. – Просто… разве правильно… называть тебя Джуном?

– Это тревожит тебя? – спросил Джун. – Или это тревожит его?

Я дрожала. Это было так глупо.

– Кэти… не нужно думать об этих формальностях. Икеда зовет меня Джун. Почти все в школе так меня зовут.

Икеда была не лучшим примером. И Хана, и те ученики в коридоре Джуном его не называли.

– Слушай, – сказал он. – Мне нравилось, когда меня так называли, когда я занял высокое место в прошлогоднем турнире. Но Такахаши… я сразу чувствую себя кендоука, понимаешь? Все эти репортажи, статьи в газетах, слава и взгляды. Я словно теряю часть себя, словно люди забывают, какой я. Потому Такахаши мне не нравится. Это не настоящий я, – он улыбнулся, его глаза сияли. – Потому мне нравится, когда меня называют Джун. Тогда это точно я, понимаешь?

– Понимаю, – сказала я, обрадовавшись. Он воспринял это не так, как Томо.

– Отлично. И не нужно переживать из-за этого. Я прошу всех так обращаться. Мне так нравится.

– Хорошо, – кивнула я. Слава богу, что все решилось.

Джун отпустил руль мотоцикла и вернул светлую прядь в шлем. Он замер на миг, а потом склонился ко мне. И улыбнулся.

– Если его это тревожит, то пусть это будет нашим секретом.

Вся моя уверенность пошатнулась. Его глаза сияли, когда он смотрел на меня. Я оттолкнула это чувство, радость от общего секрета. Нет, вину.

Он подмигнул и, опустив визор шлема, умчался прочь.

 

 

От станции идти было холодно и одиноко. Я могла бы позволить Джуну подвезти меня, но это было бы странно. Конечно, сейчас он вел себя хорошо, но я не могла забыть случившегося. И мне совсем не нравилось, что у нас появился общий секрет. Где вообще теперь граница, за которую нельзя заходить?

Зазвенел кейтай в сумке, и я вытащила его. Два сообщения и пропущенный вызов от Томохиро. Я нажала «перезвонить», словно мне нужно было срочно доказать, что я не делала ничего запрещенного.

Минуту я слушала гудки, а потом Том взял трубку.

– Моши мооооош, – ответил он.

– Эй, дурачок, – сказала я на английском.

– А?

– Забудь, – я переключилась на японский. – Что случилось?

– А… ты знала, что я и дурак, и идиот?

Я улыбнулась.

– Ага.

– Ои, – сказал он. – Могла бы и притвориться, что это не так.

– Прости. Конечно, ты не дурак.

Он скованно рассмеялся.

– Ладно, дело в том, что я снова все испортил. То, что я сказал в Нихондайре… Я рад, что ты осталась. Просто…

– Боишься? – предположила я. Он не ответил, но я не удивилась. Он не хотел этого признавать. Гордость, как и говорила Юки. – Я тоже боюсь, Томо. Когда ты упал, когда я снова увидела у тебя тот взгляд… Я не хотела, чтобы ты опять проиграл Ками, понимаешь?

– Понимаю. Мне нужно держать себя в руках.

– Верно. И если хочешь, чтобы я тебя не трогала, ладно. Это лучше, чем превращаться в неуправляемого монстра, да?

Молчание.

Черт. Я перестаралась.

– Томо, я не это имела…

– Все в порядке, – сказал он. – Я монстр, Кэти. Но мне надоело убегать.

– Может, скоро тебе и не придется, – отозвалась я. Он начал говорить, но прервался. – Что случилось?

Он вздохнул.

– Шиори на второй линии.

Ревность разгорелась во мне. Я не могла ее сдержать.

– Не страшно. Ответь ей.

– Нет, – сказал он. – Я хочу говорить с тобой, Кэти.

Я улыбнулась. Было немного неловко радоваться такому, но я радовалась. Я не могла это сдержать.

– Но если… у нее проблемы?

Я добралась до здания и прошла в теплый подъезд.

– Мне все равно уже пора идти. Опаздываю на ужин. Ответь ей.

– Точно?

Я не могла позволить Шиори запугать меня. Я не доверяла ей, но верила Томо. Я была в нем уверена.

– Точно.

– Ладно, – сказал он. – Увидимся на тренировке завтра, – раздалась тишина, я попыталась думать о другом.

Я ехала на лифте, думая о том, как контролировал рисунок Джун. Томохиро тоже так может. И я должна ему помочь.

Я уставилась на свои руки, поворачивая ладони. В моих венах текут чернила. Всегда там были.

– Тадаима, – крикнула я, открыв входную дверь. Я сбросила туфли и ступила на приподнятый пол.

– Кэти, – отозвалась с кухни Диана. – Ты поздно.

– Прости, – сказала я. – Заболталась после уроков, – я слышала, как что-то жарится. Вкусно пахло рисом и яйцами, пока я шла к кухне.

– Тебе повезло, что я тоже пришла поздно, – говорила она с лопаткой в руке. – Ужин только готовится, – рис в кастрюльке был смешан с грибами энаки и курицей, томатным соусом, а на сковороде жарился омлет.

– Омурайс? – спросила я.

Диана улыбнулась.

– Тебе же нравится?

– Спасибо, – сказала я. Как же хорошо, что я осталась с Дианой. Она всегда замечала важные мелочи. Я смотрела, как ловко она выкладывает рис на одну половину омлета и накрывает его другой половиной.

Я открыла шкаф и вытащила тарелки.

– Раз уж ты успела вовремя, тебе первый, – сказала она, беря тарелку. Она быстро наклонила сковороду, и омлет сполз на тарелку. Он лишь немного раскрылся, я взяла салфетку и сцепила края.