Текст книги "Любовница"
Автор книги: Аманда Квик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Джейн Энн Кренц
Любовница
Пролог
– Ваша последняя любовница произвела настоящую сенсацию в Лондоне, Мастерс. Свет находит ее весьма занятной особой. – Чарльз Трэскотт устроился перед камином, отпил глоток бренди и, прищурившись, хитро взглянул на хозяина дома. – Поскольку самый разгар сезона вы по каким-то непонятным причинам предпочитаете проводить в деревне, я счел своим долгом поставить вас в известность о том, что происходит в столице.
– Вы поступили в высшей степени благородно, бросив свои дела и приехав сюда сообщить мне последние сплетни.
– Это все, что я смог сделать для вас, – ведь сейчас ваше имя на устах всего общества! Уж я-то знаю, как раздражают вас подобные вещи.
Чарльз Трэскотт, распущенный и пресытившийся удовольствиями джентльмен лет тридцати, помолчал, стараясь скрыть снедающее его любопытство.
– Вы ошибаетесь, Трэскотт. Мне абсолютно безразлично, что так называемое общество изберет очередным поводом для сплетен за чайным столом.
Трэскотт был явно разочарован, но далеко не сломлен. В своем настойчивом стремлении заставить Мастерса отреагировать на лондонские сплетни он напоминал избалованного ребенка, желающего во что бы то ни стало раздразнить сидящего в клетке тигра.
– Должен заметить, меня, как, впрочем, и других, очень удивляет, что вы находите возможным мириться с возмутительным поведением этой особы. Всем известно – вы всегда требовали благопристойного поведения от своих пассий! Говорят, это даже входит в свод ваших знаменитых правил.
Маркус Валериус Клауд, граф Мастерс, медленно повернул хрустальный бокал в своих больших грубых руках. Казалось, сейчас его больше всего занимают именно отблески пламени на причудливой резьбе хрусталя.
Несколько месяцев назад Маркуса заинтересовали некоторые свойства света, а именно отражение и преломление светового луча в стекле. Бесчисленные опыты с призмами и зеркалами привели его к новой страсти – телескопам.
Астрономия настолько увлекла Маркуса, что в разгар сезона он покинул Лондон и уединился в одном из самых отдаленных своих имений. Ночное небо над Йоркширом, ясное и чистое, благоприятствовало наблюдению за светилами в отличие от задымленного городского воздуха.
…И так было всегда. Еще мальчишкой в родительском йоркширском поместье Маркус познал бесчисленные увлечения механикой, техникой и научными исследованиями. От рессорного экипажа – к часам, от музыкальных шкатулок – к звездам… Маркус Валериус был одержим страстью к открытиям, изобретениям и постижению законов, которым подчиняются предметы и явления.
Маркус вообще любил законы, в особенности свои собственные. Несколько лет назад он сформулировал для себя свод жизненных правил и всегда следовал им. Правила были просты и недвусмысленны.
Никогда не женись во второй раз.
Никогда не обсуждай свое прошлое.
Никогда не объясняй никому своих поступков.
Никогда не отступай от своей цели и не изменяй принятого решения.
Никогда не вступай в связь с девственницами и чужими женами.
Маркус оторвался от созерцания бокала бренди. Этот Трэскотт никогда особо не интересовал его… Типичный представитель огромного множества распутных лондонских денди – людей, плетущихся на поводу у своих слабостей и страстишек, людей, чьи моральные принципы позволяют обманывать доверчивую невинность и тех, кто стоит ниже их на социальной лестнице.
– Поведай же мне наконец, что сделала эта леди, чтобы заслужить подобные суждения, – деланно безразличным тоном произнес Маркус.
Глаза гостя злорадно заблестели.
– По слухам, она оставила вас и теперь занята поисками нового любовника. Весь свет в напряженном ожидании…
– Не сомневаюсь.
– Миссис Брайт всего две недели как появилась в нашем обществе и уже сумела взять его штурмом. Никто не может поверить, что вы позволили этой женщине натянуть вам нос. Просто невероятно, учитывая вашу… надо сказать, весьма скандальную репутацию.
Маркус слегка улыбнулся, но ничего не сказал.
Неудовлетворенный таким ответом Трэскотт отважился зайти с другой стороны:
– Вы прекрасно знаете, что вас считают самым загадочным, а возможно, и самым опасным мужчиной в Лондоне.
– Загадка и опасность, Трэскотт, всегда живут лишь в воображении зрителей – точно так же, как и красота.
– Слухи о вашем прошлом превратили вас в живую легенду, Мастерс. Естественно, женщина, осмелившаяся дать вам отставку, не могла не вызвать волну пересудов и сплетен.
– Естественно.
Трэскотт сощурил глаза:
– Готов допустить, что леди действительно необычна, необычна даже для вас, сэр. Где вы только отыскали столь обворожительную вдовушку?
– Вы видели ее?
– Конечно! – хмыкнул гость. – Миссис Брайт нигде не остается незамеченной. Без нее не имеет успеха ни один вечер, ни один бал. Ваша любовница, пожалуй, самое обворожительное создание, какое мы видели за последние несколько лет.
– Вы находите ее обворожительной, Трэскотт?
– Безусловно. Здесь все единодушны. Вы же знаете, как ее называют – леди Звездный Свет!
– Неужели?
Трэскотт пожал плечами:
– Ее, конечно, нельзя назвать ослепительной красавицей… Впрочем, вы знаете это гораздо лучше меня. Но в ней есть нечто притягательное, не правда ли? Просто глаз не отвести… Хотя своим прозвищем она обязана прежде всего экстравагантным одеяниям.
– Ах да… Вы имеете в виду ее платья.
Трэскотт снова злобно усмехнулся:
– Вы только представьте себе: последняя любовница самого скандально известного лорда смеет появляться в обществе исключительно в ослепительно белом – непорочная девственница, да и только! Просто возмутительно!
Маркус перестал вертеть бокал и поднял глаза на собеседника:
– Она все еще предпочитает белый цвет?
– Никогда не носит другого, – заверил его Трэскотт. – Настоящая оригиналка… Да, кстати, эти нелепые белые платья, а также ее позолоченный экипаж являются предметом зависти всех лондонских дам. Вам пришлось основательно раскошелиться, не правда ли? Позвольте поинтересоваться, какого порядка сумма вами истрачена?
– Вряд ли я вспомню сейчас. – Маркус перевел взгляд на пылающий в камине огонь.
– Значит, вы купили ей столько дорогих тряпок и безделушек, что белый экипаж и прекрасные белые лошади, в него запряженные, прошли незамеченными для вашего кармана?
– Я не придаю большого значения подобным пустякам.
Трэскотт поперхнулся.
– Наверное, очень приятно быть богатым, как Крез. Не обижайтесь, сэр, но, очевидно, крошка глубоко запустила свои маленькие коготки в ваш карман, прежде чем решила подыскать вам замену.
– Вдовы редко наследуют крупные состояния после смерти своих мужей.
– Говорят, покойный мистер Брайт был намного старше супруги и они жили очень уединенно где-то в Девоне. – Трэскотт бросил пытливый взгляд на Маркуса. – Он, несомненно, оставил ей какую-то сумму, но все в Лондоне уверены, что вдовушка хорошенько поживилась за ваш счет.
– Вы же знаете, как это бывает, Трэскотт. Мужчина должен платить за свои удовольствия.
Гость тонко усмехнулся и, вновь осмелев, сунул руку в клетку с тигром.
– Интересно, как чувствует себя мужчина, когда расчетливая любовница, основательно выпотрошив его карманы, решает подыскать ему замену в постели?
– Мне сложно описать вам свои чувства, Трэскотт.
– Клянусь вам, в Лондоне едва ли найдется хоть один мужчина, который не решил бы сейчас попытать счастья и занять ваше место в будуаре миссис Брайт.
– Здесь нет ничего удивительного.
– Практически все ваши знакомые, особенно ваши карточные партнеры, теперь проводят вечера в обществе этой леди, – продолжал гость. – Лартмор, Дэрроу, Эллис и Джадсон постоянно увиваются вокруг нее. А франты и щеголи, вроде Хоута, вознамерились вовсю забавлять ее – лишь бы их видели рядом с вашей миссис Брайт.
– Некоторые готовы на все ради моды.
– Кстати, о моде, – подхватил Трэскотт. – Обширные познания в античном искусстве превратили многих наших дам в горячих поклонниц миссис Брайт. Вам же известно их последнее увлечение! Вей женщины вдруг бросились украшать свои дома в классическом стиле, и каждая стремится, чтобы ее декор как можно больше соответствовал античному – и самое главное, больше, чем у ее подруг.
– Античность… – задумчиво повторил Маркус.
– Все просто помешались на древности, а ваша любовница, похоже, знает в ней толк. Кажется, она целый год изучала классические образцы в Италии. – Трэскотт покачал головой. – Должен заметить, что я не в восторге от женщин, чрезмерно одаренных интеллектом.
– Ничего удивительного, принимая во внимание ваши собственные способности.
Трэскотт проигнорировал оскорбление.
– Неужели ее возмутительное поведение нисколько не задевает вас?!
– Я нахожу его… – Маркус помолчал, подыскивая нужное слово, – любопытным.
– Любопытным?! И только? Черт возьми, да в этот самый момент ваша бывшая любовница позорит и унижает вас в лучших домах Лондона!
– Возможно, это и не все, что я могу, но зато абсолютно все, что я хочу сказать, Трэскотт. У вас есть еще для меня новости?
Собеседник нахмурился:
– Думаю, этого достаточно.
– Вполне. А теперь вы, без сомнения, захотите откланяться. – Маркус взглянул на часы. – Скоро стемнеет, а ближайшая гостиница находится довольно далеко отсюда.
Трэскотт поджал губы. Если в начале беседы он рассчитывал на приглашение провести ночь в Клауд-Холле, то теперь был жестоко разочарован. Он поднялся:
– Прощайте, Мастерс. Уверен, сегодня вечером вам будет над чем поразмышлять… Не хотел бы я оказаться на вашем месте. Чертовски неприятно, когда любовница выставляет тебя на посмешище.
Трэскотт повернулся и вышел из библиотеки. Маркус подождал, пока за гостем захлопнется дверь. Затем поднялся, пересек комнату и остановился возле окна.
Небо было ясным и безоблачным, золотым закатом пылали угасающие краски весеннего дня. Сегодня будет прекрасная ночь для наблюдения за звездами в новый телескоп.
Маркус намеревался провести остаток месяца здесь, в Йоркшире, но теперь придется возвращаться в Лондон гораздо раньше намеченного срока. Слишком уж было возбуждено его любопытство – сила, почти столь же неодолимая, как и влечение к женщине.
Дело в том, что, вопреки всем лондонским сплетням, у Маркуса сейчас не было никакой любовницы. И уже четыре месяца как он не был с женщиной.
Со своей последней любовницей, сказочно красивой двадцативосьмилетней вдовушкой, они расстались несколько месяцев назад – после того как леди наконец-то осознала, что Маркус действительно не намерен нарушать своего правила относительно второго брака. Взвесив все «за»и «против», прелестница решила разыграть новую, не столь безнадежную партию.
Кто же она, эта таинственная миссис Брайт?
Маркус был заинтригован ее дерзостью. Женщина, осмелившаяся перед лицом всего света выдать себя за его любовницу, безусловно, должна оказаться весьма интересной особой…
Пожалуй, не менее интересной, чем звезды.
Глава 1
Граф Мастерс жив.
Ифигиния Брайт впервые в жизни едва не лишилась чувств, когда он появился в сияющей бальной зале. Все медленно поплыло перед глазами, и напрасно она пыталась справиться с собой.
Меньше всего на свете ожидала она сегодня вечером, как, впрочем, и любым другим вечером, лицезреть живого и невредимого графа.
Он жив.
Потрясение ушло, и голова ее закружилась от радости и восторга.
Ифигиния никогда не встречалась с Мастерсом, но прежде чем выдать себя за его любовницу, она целых две недели лихорадочно изучала все, что с ним связано.
Самым поразительным результатом ее исследований было то, что Мастерс оказался мужчиной ее мечты, мужчиной, которого она смогла бы полюбить так, как никого прежде не любила. Он был просто создан для нее.
Ифигиния смирилась с тем, что Мастерс навсегда останется лишь героем ее самых тайных мечтаний… Но вот сейчас он здесь, предстал перед ней, полный дыхания и жизни.
…И когда узнает, кто она такая и что натворила, он, конечно, станет презирать ее.
– Милосердный Боже, глазам не верю! – пробормотал лорд Эллис. – Мастерс здесь.
Ифигиния молчала, не в силах оторвать взгляда от высокого сильного мужчины, с небрежной надменностью поднимавшегося по голубому ковру парадной лестницы. Она была потрясена – Мастерс оказался точно таким, каким она его себе представляла. Черноволосый, холодно-высокомерный, привыкший жить по собственным правилам.
Ифигиния не верила своим глазам.
И все остальные, по-видимому, тоже.
В одно короткое мгновение бальная зала погрузилась в молчание. Оглушительная тишина повисла над толпой гостей.
Ифигинии показалось, что эти все роскошно одетые дамы и элегантные кавалеры попались в гигантскую каплю жидкого янтаря, который внезапно застыл, превратившись в прозрачную темницу. Даже пламя бесчисленных свечей в огромных хрустальных канделябрах, казалось, замерло на мгновение.
Со следующим ударом сердца янтарь вновь превратился в смолу и отпустил своих узников. Получив свободу, блестящее общество запорхало, словно стая сверкающих бабочек. Дрожью возбуждения трепетали их безвкусные мишурные крылышки, алчным предвкушением светились огромные фасеточные глаза.
Ифигиния знала, чего с нетерпением ждут гости. Они предвкушают скандал – скандал, который на долгие дни станет пищей для сплетен.
Она знала также, чем вызвано удивление собравшихся – никто не ожидал увидеть здесь Мастерса. Все были уверены, что он еще за городом, продолжает гостить в одном из своих поместий. Никто не ожидал, что он внезапно появится здесь, чтобы встретиться лицом к лицу с бывшей любовницей.
И только Ифигиния и самые близкие ей люди полагали, что граф мертв. Так было написано в ужасном письме вымогателя. Из письма также следовало, что тетя Ифигинии, Зоя, станет следующей жертвой, если не уступит требованиям негодяя.
Но вот Мастерс здесь, во плоти, не только живой, но и вполне здоровый. От него исходила угрожающая сила большого хищного зверя.
Не оставалось никаких сомнений – вымогатель лгал. Он очень мудро воспользовался преимуществом, которое давало ему отсутствие Мастерса в Лондоне, для того чтобы запугать Зою.
Разрываясь между восторгом и отчаянием, Ифигиния следила за неумолимым приближением графа и чувствовала, как все ее столь тщательно разработанные планы внезапно превратились в полный хаос.
Совершенно новая опасность нависла над ней – опасность, грозящая и ей самой, и всем близким ей людям. Мастерс явно не обрадуется, узнав, что у него, оказывается, есть любовница, посмевшая уверить лондонский свет, что ищет графу замену.
Мастерс без труда разделается с ее жалким маскарадом, подумала Ифигиния. Он сорвет с нее маску и выставит перед всем светом ничтожной обманщицей – какой она и была все это время.
Приглушенный разговор двух джентльменов донесся до слуха Ифигинии, и сердце ее бешено заколотилось.
– У Мастерса всегда были железные нервы. – Мертвенно-бледный и тощий, словно призрак, лорд Лартмор поднес к губам бокал шампанского и осушил его одним глотком. – Никогда не думал, что он посмеет появиться в доме, где правит бал леди Звездный Свет. Ведь это чертовски унизительно.
– Клянусь Юпитером, представление становится интересным. – Дэрроу, мужчина средних лет, с приличным брюшком, которое не мог скрыть скверно сшитый фрак, бросил любопытный взгляд на Ифигинию.
Герберт Хоут с трогательной заботой склонился к ней, словно пытаясь защитить. В его обычно веселых голубых глазах сейчас была тревога.
– Я бы сказал, что здесь назревает маленькая неприятность. Думаю, у генералов имелись веские причины, заставившие их изобрести исключительно полезную тактику, известную как «стратегическое отступление». Не хотите применить ее? Я, как всегда, в вашем распоряжении.
Ифигиния попыталась взять себя в руки и успокоиться. Ей было тяжело дышать… Это невероятно. Произошла какая-то ужасная ошибка. Пальцы ее, легко касавшиеся рукава Хоута, мелко дрожали.
– Не говорите глупостей, мистер Хоут. Мастерс не станет устраивать сцену на потеху публике.
– Даже не рассчитывайте на это. – Герберт внимательно наблюдал волнообразное движение толпы, отмечавшее стремительное перемещение Мастерса через залу. – Никто никогда не может предугадать, что он предпримет в следующий миг. Он человек-загадка.
Ифигиния вспыхнула. Несмотря на собственное отчаянное положение, она почувствовала необходимость вступиться за графа.
– Никакая он не загадка. Он пытается оградить свою личную жизнь от постороннего вмешательства, только и всего. Это вполне объяснимо.
– Что ж, как раз вы и сделали его предметом всеобщего обсуждения и весьма преуспели во вмешательстве в его личную жизнь, а, дорогая? Он вряд ли будет признателен вам.
К несчастью, Герберт был, как всегда, прав.
Ифигиния бросила неуверенный взгляд на своего нового друга. Герберт гораздо лучше разбирался в вероломных правилах лондонского общества, все-таки последние два года он плавал в его коварных водах.
Ифигиния познакомилась с Гербертом две недели назад и с тех пор привыкла полностью полагаться на его мнение. Похоже, Хоут знал все обо всех, кто хоть что-то значил в свете. Он постиг все нюансы поведения в узком кругу элитарного мирка – от легкого пренебрежения до полного разрыва.
Сам Герберт считался мелкой рыбешкой в лондонском пруду, однако относился к тем немногим очаровательно галантным джентльменам неопределенного возраста, сумевшим правильно поставить себя в обществе и сделаться одинаково необходимыми как для радушных хозяек, так и для озабоченных недоверчивых мамаш.
Эти джентльмены охотно танцуют с дамами, оставшимися без кавалеров, и пьют чай с пожилыми матронами. Они подносят шампанское дамам, чьи мужья увлечены игрой за карточным столом. Они весело болтают с трепещущими от волнения юными леди, впервые вывезенными в свет. Короче говоря, они исключительно полезны, а посему им всегда удается получить приглашения на лучшие приемы и балы Лондона.
Герберту было уже далеко за тридцать. Привлекательный, румяный, светлоглазый, несколько склонный к полноте, он обладал действительно добродушным и спокойным нравом. Его редеющие светло-русые волосы были подстрижены и завиты по самой последней моде, строгим требованиям которой полностью отвечали и желтый жилет, несколько узковатый в талии, и тщательно завязанный галстук.
Ифигинии нравился Герберт. Он был одним из тех немногих мужчин, кто не пытался любыми путями занять то место, которое, по всеобщему мнению, занимал в ее жизни граф Мастерс. Рядом с Гербертом Ифигиния чувствовала себя в безопасности.
Герберт охотно обсуждал с ней вопросы искусства и архитектурных стилей. Она же, в свою очередь, с уважением прислушивалась к его практическим советам, основанным на знании света.
Но сейчас даже Хоут, редко пасовавший перед самой изощренной светской интригой, пребывал в растерянности. Похоже, он не имел ни малейшего представления о том, как предотвратить надвигавшуюся катастрофу.
Ифигиния нервно теребила свой белый кружевной веер, пытаясь остановить бешеную пляску мыслей. Ей оставалось надеяться только на собственный ум. К счастью, она с избытком наделена этим богатством, успокаивала себя Ифигиния.
– Мастерс прежде всего джентльмен. Он не захочет поставить в неловкое положение ни меня, ни себя.
– И тем не менее, дорогая. – Герберт привычно изогнул густую бровь. – Считаю излишним посвящать меня в подробности ваших отношений с Мастерсом. Все в Лондоне прекрасно осведомлены о характере вашей близкой дружбы.
– Не сомневаюсь. – В голосе Ифигинии зазвучали угрожающие нотки, неизменно останавливавшие всякого, кто имел дерзость намекать на ее близость с графом. Ей редко приходилось использовать подобный тон с Гербертом, ибо Хоут обычно вел себя очень деликатно.
Ифигиния не могла жаловаться на лавину предположений и догадок, которые в высшем обществе строили по поводу их отношений с Мастерсом. В конце концов свет пришел именно к таким выводам, к каким она стремилась его подвести.
Все это было частью грандиозного плана проникновения в узкий круг близких знакомых Маркуса. И все шло отлично… вплоть до сегодняшнего вечера.
– Учитывая ваши прошлые отношения с Мастерсом, – продолжал Герберт, – сейчас все задают себе один и тот же вопрос: что будет дальше? Дорогая, мы все уже поверили в то, что вы разошлись. Однако сегодняшнее появление графа свидетельствует об обратном.
Ифигиния сделала вид, что не уловила вопросительной интонации в голосе Хоута. Разве могла она объяснить то, чего сама не понимала?
Отчаявшись отыскать хоть какой-то способ предотвратить беду, Ифигиния попыталась как ни в чем не бывало продолжить разговор. Она вернулась к обсуждению легенды, сочиненной ею в самом начале своей рискованной игры.
– Мастерс прекрасно знает, что между нами все кончено, – если, конечно, он не соизволит извиниться за безобразный скандал, который устроил мне, – спокойно продолжала она.
– Говоря о Мастерсе, никогда нельзя употреблять слово «невозможно», – заявил Герберт. – Однако в данном случае, полагаю, это вполне допустимо. Могу поручиться – никто в зале не в состоянии представить себе графа Мастерса извиняющимся перед женщиной, унизившей его в глазах всего общества.
– Но позвольте, я ничего подобного не делала, мистер Хоут! – ужаснулась Ифигиния.
– Вот как?
Кружевной веер лихорадочно запорхал в ее руках. Внезапно Ифигиния почувствовала ужасную духоту.
– Я только дала ему понять, что нас больше ничто не связывает друг с другом.
– И только он один виноват в этом.
– Пусть так. – Ифигиния перевела дыхание. – Разрыв действительно произошел по его вине. Но я вовсе не собиралась унижать графа перед его друзьями!
Герберт в недоумении посмотрел на нее:
– Продолжайте, дорогая. Но лучше называть вещи своими именами. Вы дали понять, что между вами и графом произошла ужасная ссора, положившая конец вашей близкой дружбе. И не уверяйте меня, будто, появившись в обществе, вы не лелеяли мечты о мести. Все прекрасно знали, что вы ищете подходящую замену вашему бывшему другу.
– Не правда! – Ифигиния откашлялась. – То есть я хочу сказать, что ждала извинений от графа, но не имела в виду… никогда и не думала… не думала вынудить его извиниться.
Ведь нельзя ждать извинений от мертвеца!..
– Приходится только догадываться о ваших намерениях, когда вы открыто демонстрировали свету, что дали отставку самому Мастерсу. Все уверены: вы поступили в высшей степени безрассудно, бросив ему вызов.
…Это было частью тщательно продуманного плана превращения в разгневанную любовницу Мастерса, но как могла Ифигиния все это объяснить Хоуту?
– А что касается маленького недоразумения…
– Недоразумения? – Герберт с сожалением посмотрел на нее. – Последние две недели весь свет ломает голову над тем, кто же вы такая – самая отважная женщина Лондона или просто законченная пациентка сумасшедшего дома.
– Я сама себе удивляюсь, – еле слышно пробормотала Ифигиния. Должно быть, она действительно сошла с ума, добровольно поставив себя в такое положение!
– Да будет вам известно, что все это время Лондон был как на иголках, с нетерпением ожидая ответа Мастерса на вашу месть.
– Я уже сказала вам, мистер Хоут, что вовсе не вынашивала планов мщения. Между нами произошла небольшая размолвка, только и всего. Я ждала извинений, не более.
– Так, значит, теперь это уже небольшая размолвка? Совсем недавно речь шла о страшном скандале.
– Такие вещи имеют тенденцию непомерно увеличиваться в устах сплетников, не правда ли?
– Бесспорно, моя дорогая. – Герберт ободряюще похлопал ее по руке. – Но не отчаивайтесь. Я на вашей стороне и готов защищать вас, если Мастерс поведет себя неподобающим образом.
– Звучит обнадеживающе.
Однако она вовсе не чувствовала себя в безопасности. Мастерс каким-то чудом восстал из мертвых – и это грозило огромными неприятностями.
Отповедь Герберта лишь убедила Ифигинию в том, что все раздобытые ею сведения о скандально известном графе оказались чистой правдой. Свет считал его волнующе-опасным и непредсказуемым.
Ходили слухи об одной очень давней дуэли Маркуса, когда он едва не убил своего противника. Были вещи и поужаснее – поговаривали о причастности Мастерса к убийству своего бывшего компаньона, Линтона Спалдинга. По крайней мере после его смерти граф принял управление группой прибыльных инвестиционных фирм, которыми до того руководил Спалдинг.
По слухам, после, смерти своего делового партнера Мастерс прибрал к рукам не только его доходные фирмы. Говорили также, что у него был длительный роман с вдовой Спалдинга, Анной, причем связь продолжается и по сей день, несмотря на второй брак Анны, ставшей теперь леди Сэндс.
Никто не мог знать всей правды об этих и других событиях, поскольку сам Мастерс никогда и ничего не рассказывал. Одно из его железных правил запрещало обсуждать свое прошлое, другое – объяснять кому бы то ни было свои поступки.
Граф Мастерс слыл чрезвычайно замкнутым человеком. И он определенно не относился к людям, способным стерпеть унижение. Ифигиния напомнила себе, что ей уже приходилось попадать в опасные ситуации. В прошлом году они с кузиной Амелией путешествовали по Италии, изучая античные памятники, и поездка не обошлась без происшествий. Она прекрасно помнила отвратительную стычку с уличным вором и другое не менее опасное приключение, когда во время путешествия в Помпею на них напал грабитель.
И все же Ифигиния прекрасно сознавала, что ей доселе не приходилось иметь дело с человеком, обладавшим репутацией знаменитого графа.
Самое главное – оставаться спокойной и выдержанной, подумала Ифигиния. Конечно, она имеет дело с потенциально опасным противником, но разве проведенное исследование не убедило ее в незаурядном уме графа Мастерса?
Если ей повезет, то Мастерс предпочтет принять вызов с присущим ему хладнокровием и здравомыслием. Исходя из собранных о нем сведений Ифигиния почти не сомневалась, что он не позволит своим эмоциям взять верх над рассудком.
Почти не сомневалась.
Она увидела, как Герберт беспокойно сдвинул брови, вглядываясь в толпу. Она услышала резкий щелчок – и, опустив глаза, поняла, что нечаянно сломала изящные спицы своего белого веера.
И тут же толпа расступилась перед нею. Послышался и тут же резко оборвался истеричный женский смех. Мужчины посторонились. Даже Герберт отступил на несколько шагов назад.
Ифигиния стояла в полном одиночестве посреди переполненной бальной залы.
Маркус, граф Мастерс, остановился прямо перед ней.
Ифигиния продолжала не отрываясь изучать свой сломанный веер, поэтому прежде она увидела его руки.
В зале граф был единственным джентльменом без перчаток.
В кругу, где нежные, изящные, ухоженные руки считались одним из важнейших достоинств мужчины, Мастерс позволял себе демонстрировать руки закаленного в боях воина. Большие и сильные, они выдавали человека, идущего по жизни своей дорогой.
Внезапно Ифигиния вспомнила, что Маркус унаследовал свой титул всего пять лет назад, причем отнюдь не с прибыльным наследством. Маркус не родился богатым и влиятельным. Всего он добился сам.
Она оторвала взгляд от мускулистых рук графа и быстро подняла глаза.
Лицо Маркуса напоминало профили, отчеканенные на старинных золотых монетах. Сильное, неумолимое, до грубости надменное – это было лицо древнего воина. Он пристально разглядывал Ифигинию, и глубокий ум светился в его янтарных глазах.
Волосы его были темными, почти черными. Серебряные нити сверкали во вьющихся прядях, зачесанных назад с высокого лба.
Ифигиния встретилась глазами со сверкающим взглядом графа. Чувство какого-то внутреннего понимания и узнавания пронзило ее. Что-то подспудно тлевшее несколько недель в ее душе вспыхнуло, разгораясь в яркое пламя.
Перед ней стоял мужчина, в которого она влюбилась безо всякой надежды когда-нибудь встретить. Он был точно таким, каким она его видела в мечтах.
Ифигиния понимала, что собравшиеся затаив дыхание ждут ее реакции.
– Милорд, – прошептала она так тихо, что один лишь Мастерс мог услышать ее. – Я так рада, что вы живы.
И, моля Бога, чтобы ее предположение оказалось верным – и в своих действиях граф будет руководствоваться любопытством, – она, прикрыв глаза, начала грациозно падать в притворный обморок.
Мастерс подхватил ее, прежде чем она достигла пола.
– Очень мудро, миссис Брайт, – шепнул он ей на ухо. – Мне было интересно, как вы выпутаетесь из щекотливой ситуации.
Ифигиния не смела открыть глаза. Маркус поднял ее высоко вверх, она оказалась прижатой к груди графа. Его руки были сильными и жесткими. Она испытывала странное чувство безопасности и покоя в его объятиях. Запах, исходивший от него, возбуждал весьма необычные ощущения. Ифигиния оказалась застигнутой врасплох неожиданным чувственным. наслаждением. Никогда она не испытывала ничего подобного. Робко приподняв ресницы, она увидела лишь подол своего белого шелкового платья, пенным каскадом струившегося вниз с черного рукава графского фрака.
Маркус легко нес ее через бальную залу к дверям.
– Прошу дать мне пройти, – приказывал он оказавшимся на его пути. – Моей доброй знакомой необходим глоток свежего воздуха.
Толпа плавно расступалась перед ним.
Изумленный шепот сопровождал торжественный вынос Ифигинии из переполненной залы.
Маркус вынес ее на улицу. Не останавливаясь, спустился с широких ступеней огромного особняка вниз, где его ожидал сверкающий черный экипаж, запряженный парой черных коней.
Лакей в черной ливрее распахнул черную дверцу. Маркус внес Ифигинию в карету. Дверца захлопнулась.
Черный экипаж тронулся и покатился по ночному Лондону.
