Текст книги "Любовница"

Автор книги: Аманда Квик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 20

Известие о том, что Додгсон с наступлением темноты исчез из Лондона, осталось не замеченным практически всеми, кроме Амелии, которая разрыдалась от радости.

Самой потрясающей новостью, по мнению света, стала помолвка графа Мастерса со своей знаменитой любовницей, миссис Брайт. Известие о помолвке и скором венчании по специальному разрешению мгновенно облетело общество. Любопытствующие, изумленные и искренне желающие счастья молодым – все они устроили настоящую охоту на Мастерса, поджидая его в каждом уголке парка.

Гордо восседая на высоком диване сияющего черного экипажа Мастерса, Ифигиния холодной улыбкой и величественным кивком встречала один любопытный взгляд за другим. Но на все осторожные расспросы и замечания они с Мастерсом отвечали с учтивой вежливостью.

А вопросы этим вечером сыпались на них на каждом балу и на каждом приеме.

На балу у Бинганов к Ифигинии подошел Герберт.

– Не могу осудить их, знаете ли, – сказал он, искоса взглянув на двух матрон с тюрбанами на голове, которые только что закончили расспрашивать Ифигинию. – Известие о вашей помолвке немало удивило общество. Признаюсь, я и сам был ошарашен.

– Я тоже. – Ифигиния улыбнулась Герберту, радуясь, что увидела хоть одно дружелюбное лицо. Зоя с Отисом куда-то исчезли несколько минут назад, а Маркус, помогавший ей справляться с любопытствующими, отошел за шампанским.

Герберт добродушно-ободряюще улыбнулся ей, но в его всегда веселых глазах сейчас была тревога.

– Не обижайтесь, дорогая, но вы уверены, что понимаете, на что идете? Конечно, Мастерс богат и титулован. Но замужество – очень серьезный шаг.

– Даю вам слово, я это понимаю.

– Как близкий друг, знающий вас гораздо лучше, чем Мастерс, умоляю вас все хорошенько обдумать, прежде чем сделать непоправимый шаг. Слышал, будто вы собираетесь обвенчаться по специальному разрешению. Неужели нельзя хоть немного повременить?

Ифигиния изумленно посмотрела на своего собеседника:

– С чего вы взяли, что знаете меня лучше, чем Маркус?

Герберт обвел глазами переполненную залу:

– Я чувствовал это с самого начала, Ифигиния. У нас с вами очень много общего. Гораздо больше, чем вы думаете. Я сказал бы даже, что мы с вами сделаны из одного теста.

– Понимаю, вы хотите быть мне добрым другом, и очень высоко ценю это. – Ифигиния дотронулась до его рукава. – Но вы не должны беспокоиться за мое будущее. Я знаю, что делаю.

– Неужели? – Герберт внимательно посмотрел на нее. – Надеюсь, вы правы, дорогая… Я буду скучать без вас.

– Скучать? Без меня?

– Боюсь, что когда вы обвенчаетесь с Мастерсом, мы сможем видеться гораздо реже.

– Мистер Хоут, вы говорите так, будто меня запрут в женском монастыре.

– Думаю, здесь более уместно слово «гарем», – сказал Мастерс, вырастая из-за левого плеча Ифигинии. Быстро обернувшись, она улыбнулась ему:

– Вот наконец и вы, милорд! А я и не заметила, как вы отошли от буфетного столика.

– И неудивительно. – Не сводя глаз с Герберта, он вложил бокал шампанского в руку Ифигинии. – Вы были слишком увлечены беседой с вашим добрым другом, мистером Хоутом.

Герберт склонил голову в холодном поклоне:

– Добрый вечер, Мастерс. Я лишь передал мои наилучшие пожелания миссис Брайт в связи с ее предстоящим замужеством.

– Спасибо, Герберт, – мягко ответила Ифигиния.

– Мое почтение. – Герберт взял ее руку в перчатке, поднес к губам и поцеловал в ладонь. – Что бы ни случилось, миссис Брайт, я хочу, чтобы вы знали, я всегда буду дорожить вашей дружбой.

Мастерс взял руку Ифигинии:

– Думаю, нам пора ехать к Вилкерсонам. Уже почти полночь, и они ждут нашего визита.

– Да, конечно. – Улыбнувшись на прощание Герберту, Ифигиния последовала за Мастерсом сквозь толпу.

– Признаться, весьма утомительное занятие – вечно натыкаться на Герберта, который ходит за тобой по пятам.

– Сожалею, что он раздражает тебя, но Герберт мой друг, Маркус. И я очень ценю его. – Ифигиния бросила грозный взгляд на Мастерса, ведшего ее под руку вниз по ступеням к ожидавшему их экипажу. – Надеюсь, когда мы поженимся, ты будешь вежлив с моими друзьями.

– Безусловно, дорогая, – с необычной для него, а потому весьма подозрительной кротостью согласился Мастерс. Ифигиния, нахмурившись, посмотрела на него:

– А что это еще за глупость насчет заточения меня в гарем?

– В гарем для одной наложницы, моя сладкая. Уверяю тебя, ты будешь там единственной.

– Звучит заманчиво, – протянула Ифигиния.

– Я тоже так думаю.

В три часа утра, когда Мастерс наконец-то отвез ее домой, Ифигиния едва держалась на ногах. В комнатах стояла тишина. Амелия и прислуга давным-давно спали… Мастерс и Ифигиния тихонько миновали холл, вошли в темную библиотеку. Мастерс закрыл дверь, распустил галстук и зажег свечу на столе Ифигинии.

– Господи, что за утомительный вечер! – Ифигиния стащила с рук белые лайковые перчатки и плюхнулась на стул возле стола. Взметнулись белые юбки – нижние шелковые и атласные верхние… – Можно подумать, ты предложил руку женщине с двумя головами! В жизни не видела столько любопытных взоров и не слышала столько вздохов изумления.

– Самое худшее уже позади.

– Очень надеюсь. – Ифигиния хмуро посмотрела на свои белые юбки. – Первым делом после свадьбы заведу себе новые наряды. Мне смертельно надоел белый цвет.

– Он сослужил свою службу. – Мастерс плеснул себе немного бренди.

– Полагаю, вы правы.

– Это очень рискованное и очень мудрое решение.

– Благодарю вас, милорд. Я и сама очень довольна своим решением. – Ифигиния попыталась выжать подобающую улыбку.

На самом же деле весь вечер ее мучило беспокойство. Грандиозность предстоящего шага оказалась слишком серьезным испытанием для ее нервов.

«…Научите же меня нарушить еще одно правило».

Неужели он действительно хочет вновь научиться любить? Или просто бросил ей вызов, зная, что она не сможет устоять? Нельзя забывать, он чертовски умен…

– Кстати, о нашем браке, – сказал Маркус.

– Да? – Ифигиния смотрела, как он вышагивает по комнате с бокалом бренди в руке.

Мастерс остановился перед статуей Афродиты:

– Утром я намереваюсь получить разрешение, и уже в полдень мы сможем обвенчаться.

У нее перехватило дыхание.

– Так быстро?

Он посмотрел на нее через плечо, проницательный взгляд его был насторожен и задумчив.

– Какой смысл откладывать, верно?

И тут только Ифигиния поняла, что Маркуса, как и ее саму, весь вечер снедало беспокойство… Не странно ли: они так близки и неожиданно заставили друг друга поволноваться.

– Да, – ответила она. Мастерс удовлетворенно кивнул:

– Я дам объявления в газеты.

– Отлично.

Отпив глоток бренди, Мастерс прошелся по библиотеке, остановился перед римским центурионом.

– Мы отлично держались сегодня вечером.

– Все поражены тем, что ты женишься на своей любовнице.

– Ты не любовница. – Мастерс поставил бокал на столик. – Ты моя невеста. Все сплетни мгновенно угаснут, как только мы поженимся.

Ифигиния раскрыла том «Иллюстраций классических древностей», лежащий на ее столе.

– Ты уверен?

– Абсолютно, – невесело улыбнулся Мастерс. – Брак все расставит на свои места.

Вспомнив обстоятельства первой женитьбы Маркуса, Ифигиния поморщилась:

– Да уж…

– Он погасит еще не успевший разразиться скандал. Он превратит волнующие слухи в скучнейшие разговоры за чайным столом. Иными словами, Ифигиния, как только мы поженимся, мы тут же станем ужасно скучными особами в глазах света.

Ифигиния пристально посмотрела на него:

– Уж не потому ли вы решили жениться на мне, сэр? Я скорее вернусь в Дипфорд, чем выйду замуж для того, чтобы избежать угрозы скандала.

– Нет, – ответил Мастерс. – Я не поэтому решил жениться на тебе. Просто ты единственная женщина, которая может спасти меня от превращения в механического человека.

– Маркус! – Ифигиния была потрясена его сравнением. – Ты не можешь всерьез говорить это!

– Однако я говорю всерьез. – Он помедлил, как человек, решивший прыгнуть со скалы в бурное море. – Ты нужна мне для того, чтобы я не стал жертвой собственных правил, Ифигиния.

Она почувствовала, как острые когти его давней муки разрывают ее тело… Она знала, чего стоило Маркусу это признание.

Несомненно, он нарушил еще одно свое правило.

Вскочив на ноги, Ифигиния бросилась к Мастерсу, обняла его, обхватила ладонями его суровое лицо.

– Маркус, слушай меня внимательно. Тебе не грозит опасность превратиться в механического человека. Ты горячий, страстный мужчина, исключительно глубоко и тонко чувствующий.

– Ты так думаешь? – Безнадежное отчаяние исчезло из его голоса. Мастерс усмехнулся:

– Что ж, в таком случае нам лучше не откладывать свадьбу. Я не уверен, что мои утонченные чувства выдержат испытание ожиданием.

– Нет, конечно. – Встав на цыпочки, Ифигиния прижала губы к его улыбающимся губам. – К чему напрасно подавлять твою горячую, страстную натуру?

– Да и твою тоже. – Мастерс крепко-крепко обнял ее, страстно поцеловал… И длился этот поцелуй до тех пор, пока, сладко вздохнув, Ифигиния не начала слабеть в его объятиях.

– Я люблю тебя, Маркус, – прошептала она ему в шею. Она не была уверена, что он услышал ее, но, подняв голову, увидела, что глаза Маркуса сияют светом древнего янтаря.

– Я заеду за тобой завтра в три. Надеюсь, ты будешь готова.

Она улыбнулась:

– Мне надеть белое?

– Можешь надеть что угодно. – Мастерс неохотно отошел от нее, взял со стола шляпу. – Или вообще ничего. Спокойной ночи, Ифигиния. Не дождусь завтрашней ночи. Можешь себе представить, мы впервые займемся любовью в постели!

– Как бы у вас опять не случился приступ, милорд.

На следующее утро за завтраком Амелия объявила:

– В пять Адам вернется, и мы поедем кататься в парк. Как ты думаешь, Ифигиния, что мне надеть?

Ифигиния, нахмурившись, читала колонку сплетен в утренней газете. Статья, на которой она остановилась, пестрела знакомыми «миссис Б.»и не менее знакомыми «лорд М.». Новости о предстоящем венчании были поданы весьма лукаво:

«Сегодня утром весь свет взбудоражен известием о том, что лорд М. решил нарушить свое самое знаменитое правило…»

– Что ты говоришь, Амелия?

– Я спросила, не поможешь ли ты мне подобрать что-нибудь подходящее для поездки в парк.

Ифигиния подняла голову от газеты и заметила надежду и ожидание в глазах кузины. Улыбнувшись, она сказала:

– У нас с тобой практически один размер. Можешь надеть мое шафранно-желтое платье и бледно-желтую накидку к нему. Этот цвет очень пойдет тебе.

Амелия округлила глаза:

– Но ты сама еще ни разу не надевала ни желтого платья, ни накидки.

– Прими их с моим благословением. – Ифигиния отложила газету в сторону.

– Спасибо…

– Не за что. Нам обоим нужно как можно скорее проехаться по магазинам. Тебе необходимы яркие платья, а я смертельно устала от белого.

– Но этот цвет очень идет тебе.

– Благодарю за комплимент, но белоснежные наряды слишком быстро надоедают. Ума не приложу, почему в эпоху античности им отдавали предпочтение. – Ифигиния помолчала. – Ты выглядишь ужасно счастливой, Амелия.

– Я и в самом деле счастлива. – Она робко улыбнулась, как будто и сама удивилась этому. – Знаешь, я долгие годы не чувствовала себя такой… такой свободной! Подумать только, я всегда ужасно боялась снова встретиться с Додгсоном… А когда это все-таки произошло, то испытала только отвращение и брезгливость.

– Вот и правильно. Было очень приятно увидеть лицо этого негодяя, когда он понял, что ты вправе запретить ему вступить в инвестиционный фонд.

– Как ты думаешь, не грех, что я испытываю такое удовлетворение от своей мести?

– Не будь глупенькой. Ты требовала возмездия и справедливости – и вполне заслужила чувство удовлетворения.

– Адам говорит, что Додгсон, вероятно, уже не сможет поправить своего финансового положения, – заметила Амелия. – Видимо, ему теперь не выкарабкаться.

– Вот уж кому не собираюсь сочувствовать. И довольно об этом!.. Не могу передать тебе, как я счастлива видеть, что ты любишь мистера Мэнваринга. Он-то влюбился в тебя по уши с первого взгляда, поверь.

– Думаю, я все чувствовала… Я всегда очень тепло относилась к нему, но по известным причинам не позволяла себе признать это. Но вчера, после столкновения с Додгсоном, после его полного поражения, я вдруг ощутила себя свободной – свободной подарить сердце Адаму. – Амелия улыбнулась:

– О, Ифигиния, сегодня я чувствую себя такой счастливой!

– Вот и отлично. Значит, поможешь мне справиться с прегадким приступом предсвадебной паники.

– Паника?! У тебя? Ифигиния, не хочешь ли ты сказать, что волнуешься из-за свадьбы?

– Кажется, да. Напомни мне захватить нюхательные соли перед поездкой к алтарю. Если я унижусь до того, чтобы лишиться чувств у ног Маркуса, я возненавижу себя на всю оставшуюся жизнь.

– Ушам своим не верю… Даже не знаю, что и сказать. Ты всегда казалась мне такой уверенной в себе! Вот уж не думала, что и ты можешь страдать от нервов!

– Я еще никогда не выходила замуж, – напомнила ей Ифигиния. – Но Маркус-то уже однажды женился. И если я нервничаю, то вообрази только, что должен сейчас испытывать он!

Через полтора часа в еще большем волнении, чем прежде, Ифигиния вошла в свою библиотеку, надеясь хоть немного отвлечься… Она села за стол, выдвинула ящик, достала несколько листочков бумаги. Потом закрыла ящик, взяла в руки перо.

Но откуда взять вдохновение, вот в чем вопрос…

Перочинным ножиком Ифигиния чуть-чуть заострила кончик пера. Но отложила перо в сторону, ее рассеянный взгляд перешел на каменные фрагменты статуй, привезенных в прошлом году из Италии.

Ничего не помогало. Она могла думать только о том, насколько изменится ее жизнь благодаря специальному разрешению на брак.

«…Научите же меня нарушить еще одно правило…»

Неужели Маркус мог снизойти до того, что попросил научить его любви? Ифигиния не смела поверить в это. Но если она все-таки ошибается?

Она встала, рассеянно вышла из-за стола – просто невозможно было усидеть на месте. На глаза попался том «Иллюстраций классических древностей». Не зная, чем себя занять, Ифигиния взяла его в руки, собираясь поставить на место в шкаф.

Лениво полистала, отыскивая любимые сцены…

Крошечная капелька черного воска темнела на странице двести три… Очевидно, она случайно попала на страницу, где засохла и осталась незамеченной.

Ифигиния долго не сводила глаз с темного пятнышка.

Некто, кто знает всех и вся в свете.

И тут наконец ее осенило.

– Вы уверены в этом, Беркли? – Сидя за своим столом, Маркус огромным усилием воли заставлял себя сохранять спокойствие. Серьезное научное исследование должно проводиться вдумчиво и тщательно. Нельзя допускать сюда эмоции, ибо они могут привести к ложным выводам.

Он позволил Ифигинии убедить себя в необходимости нарушить правила, которым до недавнего времени подчинялась вся его жизнь. Но это вовсе не значит, что с той же легкостью позволено нарушать строгие правила науки.

И тем не менее Маркус испытывал давно знакомое волнение – еще бы, ведь он сделал потрясающее открытие! Все было исполнено на славу, подумал он. Логично. Тщательно. И вот теперь последний штрих – и все встало на свои места.

Он не мог дождаться, когда наконец расскажет все Ифигинии.

– Да-да, совершенно уверен! – Беркли перекладывал листочки, пристально всматриваясь в них сквозь очки. – Вильям Барн продал свою собственность тому же лицу, что воздвигло надгробный памятник на Ридингском кладбище. Имя этого лица Г. X. Итон.

– И он сын Элизабет Итон, погребенной в склепе?

– Да. – Беркли поднял глаза. – Но два года назад, прежде чем выйти в свет, он отказался от своего последнего имени. Потому-то мне и потребовалось столько времени, чтобы все выяснить… Так что, если бы вы не приказали разузнать, кому принадлежит музей, я бы никогда не докопался до истины.

И тут раздался стук в дверь библиотеки. Маркус, досадливо поморщившись, обернулся:

– Войдите.

Ловелас открыл дверь. Ифигиния в белом утреннем платье и шляпке с цветами нетерпеливо подпрыгивала за его спиной.

– Миссис Брайт хочет видеть вас, милорд, – объявил Ловелас, как будто не замечая, как она бешено размахивает руками, пытаясь привлечь внимание Маркуса.

Тот усмехнулся:

– Просите.

Ловелас посторонился. Ифигиния стремительно ворвалась в библиотеку. В руках она тащила огромную книгу в тяжелом кожаном переплете.

– Маркус, ты никогда не поверишь, что случилось! Кажется, я знаю, кто наш вымогатель. Понимаешь, я нашла пятнышко черного воска вот в этой книге, которую давала читать…

– Герберту Хоуту? – спокойно спросил Маркус.

– О Господи! – Ифигиния застыла, ошеломленно вытаращив глаза. – Как ты угадал?

– Я никогда не гадаю, дорогая. Я строю научно обоснованные гипотезы.

Густые сумерки окутывали узкую улочку. Свет луны слабо освещал окна дома номер два по Фарли-стрит. Маркус осторожно просунул лезвие ножа между окном и подоконником.

– Будь осторожен! – шепнула Ифигиния. Обернувшись, она быстро осмотрелась – нет ли здесь еще кого-нибудь, кроме них.

– Я всегда осторожен.

– Маркус, ты злишься?

– Поверь, я вовсе не собирался провести брачную ночь, взламывая апартаменты Хоута!

Он аккуратно надавил на нож – и рама подалась.

– Я мечтал о гораздо более интересных занятиях, мадам.

– Скорей! – Ифигиния откинула капюшон своего плаща. В темноте смутно чернел погашенный фонарь, который она предусмотрительно захватила с собой. – Уверена, мы найдем и печать с фениксом, и черный воск!

– Совершенно напрасная трата времени! – Маркус перекинул ногу через подоконник. – Мы и так знаем, что Хоут вымогатель.

– Но нам нужны доказательства! Неопровержимые улики, такие, как воск и печать.

– Ты отлично знаешь, что мы притащились сюда вовсе не для сбора улик! Просто тебе приспичило доказать мне правильность своей гипотезы!

– Да, она ничуть не хуже твоей! Я не сомневаюсь, что смогла бы и без тебя вычислить Герберта! – Подхватив полы плаща и юбок, Ифигиния закинула на подоконник затянутую в чулок ногу.

Не сводя хмурого взгляда с ее изящных ножек, Маркус думал о том, как они будут выглядеть, запутавшись в простынях его огромной постели…

«Позже, – пообещал он себе. – Ифигиния теперь моя, и это самое главное. Можно расслабиться. Она моя, она принадлежит мне с той самой минуты, как мы обменялись клятвами перед алтарем. Она моя жена».

С чувством глубокого удовлетворения он обхватил новобрачную за талию и легко пронес в окно. Ну какая еще женщина могла бы потребовать провести брачную ночь, обшаривая стол вымогателя? Нет, его Ифигиния – самая настоящая оригиналка!

Маркус решил позволить себе немного снисходительности – теперь-то она точно принадлежит только ему!

Он совершенно не одобрял сумасбродного плана обыска комнат Хоута, но убедил себя в том, что по крайней мере это безопасно. В конце концов, Герберт человек светский, а значит, его не будет дома до самого рассвета. Маркус знал также, что слуга Хоута имеет обыкновение коротать вечера в ближайшем трактире.

– Задерни занавески! – тихо приказала Ифигиния, зажигая фонарь.

Маркус повиновался. Обернувшись, осмотрел комнату. Уютно. Воплощение скромного приюта небогатого молодого человека. Письменный стол в углу, ряды книжных шкафов вдоль стены. Кресло с изогнутой спинкой возле холодного камина. На столике рядом полупустая бутылка бренди и хрустальный бокал.

– Похоже, Хоут не вкладывает грязные денежки в обустройство своего гнездышка, – заметил Маркус.

– Нет, но зато у него фраки от Уэстона, а недавно он обзавелся еще и собственным экипажем! – сообщила Ифигиния, быстро осматривая стол Герберта. – Не забывай о музее доктора Хардстаффа – он наверняка стоил целое состояние!

– Еще памятник на Ридингском кладбище. – Маркус выдвинул ящик бюро и увидел кипу чистых, свеженакрахмаленных галстуков.

– Трудно поверить, что человек, совесть которого отягощена убийством и вымогательством, мог выстроить такой грандиозный памятник своей матери… Ага-а-а! – присвистнула вдруг Ифигиния.

– Что означает твое «ага-а-а»?

– То, что стол не заперт. – Она начала деловито копаться в верхнем ящике.

Маркус прошелся по комнате.

– Терпеть не могу изрекать прописные истины, но спешу напомнить: если ящик не заперт, значит, в нем нет ничего важного для хозяина.

– Ерунда! Ничегошеньки это не значит! Просто Герберт не считает черный воск и печать опасными уликами.

– В таком случае он гораздо глупее, чем я думал. – Маркус нахмурился, увидев, коробочку с воском в руках Ифигинии. – Ну?

– Красный воск, – разочарованно протянула она. – Но может быть, где-то есть еще одна коробка! И печать…

Однако двадцать минут самого тщательного обыска не дали никаких результатов – ни воска, ни печати с фениксом нигде не было.

– Не понимаю. – Стоя посреди комнаты, Ифигиния озадаченно постукивала об пол носком туфельки. – Они же должны быть где-то здесь!

– Совсем не обязательно! – Маркус с нетерпением ждал, когда они наконец смогут уйти отсюда. Конечно, приятно идти на поводу у молодой жены, но всему же есть предел! – Он может носить их с собой или хранить в потайном сейфе. Существует множество мест, где легко спрятать подобные мелочи.

– Я знаю, где он хранит эти мелочи! – У Ифигинии вдруг загорелись глаза. – В музее доктора Хардстаффа!

Маркус застонал:

– Уверяю тебя, совершенно незачем обыскивать музей! А вдруг там сейчас проходят восстановительный курс несчастные пациенты?

– Непременно стоит попробовать! – Ифигиния погасила фонарь и направилась к окну. – Перестань брюзжать, Маркус! Ты же знаешь – у нас вся ночь впереди.

– Слава Богу! – Он быстро окинул взглядом темную комнату: не оставить бы где-нибудь следов своего присутствия. – И я очень бы хотел большую часть этой ночи провести в постели.

Ифигиния, подхватив плащ и юбки, перекинула ногу через подоконник.

– Как ты можешь ворчать?! Мы и так проведем там большую часть своей жизни!

Его сердце радостно забилось. Большую часть жизни рядом с Ифигинией!..

Как и в прошлый раз, улица позади дома номер девятнадцать по Лэмб-Лайн была темна и пустынна. Ступеньки, ведущие к задней двери, скрипели и вздыхали под тяжелыми шагами Маркуса, осторожно шедшего впереди Ифигинии.

Страшное чувство тревоги не отпускало его – чего не было раньше, возле дома Герберта.

Поднявшись на площадку, Маркус толкнул дверь. Она легко отворилась – точно так же, как и в прошлый раз. Волосы зашевелились у него на голове…

– Маркус? – Ифигиния остановилась на нижней ступеньке и подняла глаза. – Что-то не так?

– Стой где стоишь. Я пойду первым. – Он снял фрак и перекинул его через плечо. Ночной холодок пробрался под тонкий батист нарядной сорочки, но Маркус даже не заметил этого. Неожиданно ему захотелось почувствовать себя более свободным в движениях. – Давай сюда фонарь.

– Но, Маркус…

– Жди меня здесь, Ифигиния. Ясно?

К огромному его облегчению, она послушалась. Взяв фонарь, Маркус шагнул в темный холл. Там стояла глубокая, жуткая тишина. Похоже, богини мужской силы нынче отдыхают… Маркус прошел через холл в комнату, где перед сценой стояла огромная кровать.

Осторожно приоткрыл дверь. Свет фонаря выхватил обрывок прозрачного занавеса. Значит, экран не починили с тех пор, как Сэндс в ярости сорвал его с колец…

– Видишь что-нибудь? – шепотом спросила с порога Ифигиния.

Маркус резко обернулся:

– Черт возьми, Ифигиния! Я же приказал тебе ждать снаружи!..

И тут послышался зловещий звук шагов по деревянным половицам. Маркуса охватил ужас.

– Ифигиния, беги! – Он поставил фонарь и бросился к двери.

Но было уже слишком поздно.

Из темноты за спиной Ифигинии вдруг вынырнула чья-то рука и схватила ее за горло, заглушив тихий крик ужаса.

– Ни шагу больше, Мастерс. – Ограждаясь Ифигинией, как щитом, Герберт Хоут двинулся в комнату. Холодно блеснул ствол пистолета в его руке. – Или я убью вас.

– Отпусти ее, Хоут. – Маркус остановился. Неохотно шагнул назад, встал возле фонаря. – Ты зашел слишком далеко, и сегодня этому должен быть положен конец.

– Согласен, – зловеще ухмыльнулся Хоут. – Но поскольку именно я создал все сцены этой пьески, то я напишу и эпилог. Думаю, обществу больше понравится нечто мелодраматическое. Ну, скажем, так: знаменитая леди Мастерс убивает мужа, застав его в музее доктора Хардстаффа в брачную ночь. По-моему, неплохо!