Текст книги "Заклинатель драконов"

Автор книги: Аманда Хемингуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Кто знает? Сила была в ключе – сердцевине Лоудстоуна, но он потерян. – Ей не известно, что Ферн дважды держала в руках этот ключ, что она давным–давно прикасалась к камню Атлантиды. – Сохранилось лишь несколько искр волшебства, но это такая малость! Каждой из двенадцати семей досталось по осколку, но только три пережили падение Атлантиды. Однако этого было достаточно, если в осколках сохранилась магия. Но в скитаниях они все растеряли, сроки их жизней были коротки, мало что из их истории было передано потомкам. Теперь эти драгоценности просто антиквариат, обросший легендами. Далее те, кто ими владеет, забыли, что все это означает.

Ферн с этим не согласна, но свои сомнения она оставляет при себе. Быть может, спасшиеся боялись пользоваться тем, что осталось от камня, вспоминая Атлантиду во всем ее великолепии и жестокости, вспоминая расу людей, обладающих великой силой, людей, рожденных в браках между близкими родственниками, что не было противозаконно, но от таких браков на свет появлялись мутанты и безумцы. Моргас не должна догадываться о том, что Ферн что–то утаивает. Ей надо скрывать свои страхи, делая вид, что она полностью покорилась. Любой, самый незначительный, опрометчивый поступок мог привести к суровым наказаниям. Моргас не поняла бы, что страх есть проявление разума. Она слишком долго живет вне Времени. Сейчас для Ферн наиболее разумным было «бояться»…

А дракон… мы можем им управлять? – спрашивает Ферн.

Это подвластно лишь Заклинателю драконов, – отвечает Моргас.

Разыщи его, – шутит Сисселоур.

Ферн видит его в огне заклинаний – этого мужчину с серым лицом. Сейчас он выглядит моложе, но она сразу узнает его. Он сидит в комнате с книгами: в комнате, не просто наполненной книгами, а построенной из книг. Кусочки голых стен проглядывают кое–где, но строительным материалом служат книги: толстые книги, тонкие книги, старинные манускрипты, безвкусные современные книжки в твердых переплетах. Они так плотно пригнаны одна к другой, что им, кажется, трудно дышать, они лежат горизонтально, стоят вертикально, будто кирпичная кладка, выложенная пьяным строителем. И посреди книг, в деревянном кресле с кожаной обивкой сидит человек, чье лицо сбоку освещает настольная лампа. Половина лица остается в тени, нос кажется сильно вытянутым, узкий рот проваливается в темную яму. Когда он поворачивает голову, то быстро мелькнувший блик света показывает его бледные холодные глаза, в которых отражаются страсть, алчность и отчаяние. Он мог бы быть карикатурой на Заклинателя драконов, пожилого и потрепанного: чернота его кожи потускнела, сила его духа притупилась. Рьювиндра Лай был бесстрашным, безрассудным, беспощадным, безжалостным хищником, не знающим морали, но в этом человеке вся сила съежилась, уменьшилась настолько, что он стал просто нечистой силой.

Он говорит со спинкой кресла, стоящего по другую сторону стола. В огне заклинаний не видно было, есть ли кто–нибудь в этом кресле. Спинка кресла необычно высока, заканчивается полуовалом, ручки кресла так закругляются, что должны обнимать сидящего в нем. Постепенно возник звук', Ферн услышала голос из–за спинки высокого кресла, знакомый холодный голос из Преисподни.

Она слышала этот голос исходящим из каменной глотки, сильный, хриплый, ужасный. Сущность его не изменилась.

– Ты не должен быть амбулантом, – говорит голос. – У амбулантов дух покидает тело и ждет в преддверии ада, пока тело не умрет. Твоя душа должна оставаться в тебе, я только навещал бы тебя иногда, как гость. Ты должен вызывать меня, когда тебе понадобится моя сила. Ты должен вызывать меня и затем отпускать. Я должен быть джинном, над которым ты властвуешь.

Ферн понимает, что он лжет. Это слышится в мягком тоне голоса, в построении фраз. Она знает это, и тот, кто его слушает, тоже знает – на его сером лице проступают отвращение, ненависть и тоска. Она видит, что он прячет это знание, выражая лишь ожидаемую от него покорность.

– Вместе, – говорит Эзмордис, – мы овладеем последним драконом и станем хозяевами неба, хозяевами огня и волшебства. Забудь об ужасном оружии современности. С драконом у нас будет бомба, которая умеет думать. Ты мечтал об этом, я знаю – мечтал… Ты должен увидеть свои мечты, оживить память, заложенную в тебе предками. В твоей крови живет искусство, которое так долго было невостре–бовано, но оно в тебе есть, это – твой Дар, ты – Заклинатель драконов. Твое тело постарело, ему необходимы сила и живость. Все это могу тебе дать только я. Пригласи меня войти!

Пригласи меня войти! Древний закон запрещает переходить границу без приглашения, нельзя без зова войти ни в дом, ни в сознание. Дверь должна быть открыта изнутри. Хозяин сам, по своей воле, произносит слова приглашения. Кто создал этот закон – неизвестно. Моргас в своих уроках этого не открыла. Ясно, что ей не хочется признавать существование недостижимой для нее силы, существование правил, которые даже она не может нарушать. Первичные Законы – непреложны. Даже самый слабый находится под их защитой, к нему нельзя ворваться в темноте. Твоя душа – это твоя собственность, ее нельзя украсть. Но она может быть разрушена, или продана, или подарена.

– Пригласи меня войти! – настаивает Эзмордис, и на лице Лая отражаются страхи перед неумолимым возрастом и смертью, жажда осуществить свои мечты. Ферн интересно, что он видит. Он размахивает руками, спорит сам с собой – все это напрасная суета, его битва уже проиграна.

Пригласи меня войти! – будто шепчет темнота, пытаясь удержаться от гипноза.

Очень хорошо! – Ферн слышит, как наконец заговорил мужчина, он почти хрипит, в этом хрипе слышатся и алчность, и сомнения. – С твоей помощью я стану обладателем невообразимой мощи. Я приручу дракона, я получу от этого мира все, чего мне хочется, и буду долго жить и радоваться жизни. Мы договорились. – Он протягивает руку, но ее никто не берет.

Произнеси точные слова. Пригласи меня в твое сознание, в твое тело, в твою душу. Скажи эти слова.

Голод чувствуется в настойчивости, голод, рожденный алчностью. Он кормится бренными жизнями, чтобы наполнить свою бессмертную жизнь, иссушая и отбрасывая прочь своих игрушечных человечков, стараясь все время наполнять свою бессмертную пустоту блеском их душ и теряя их, в конце концов, у входа во Врата. Ферн не может видеть его лица – если вообще есть лицо, которое можно увидеть, – но в этом нет необходимости. Все выражается в голосе, в таинственном присутствии в высоком кресле, которое выросло уже так, что доминирует в комнате. Кресло становится троном темноты, пред которой все опускаются на колени. Однако в его серой ипостаси Ферн видит просто алчность, ужатую до размеров смертного. Теперь они с вязаны ужасной связью – два монстра, огромный и маленький. Мужчина произносит медленно и с предельной осторожностью:

– Приди в мое сознание. Раздели со мной мое тело. Проникни в мою душу.

–Аааах!

Глубокий вздох удовлетворения сменяется жутким визгом, будто кричит такая–то птица из далекой древности. Ферн давным–давно слышала подобный звук, это было в самом сердце шторма, это был призыв из мира, который существовал еще тогда, до появления слов, когда звери, стихии и горло Земли имели только голос, который можно было услышать. Казалось, что плечо сдвинулось за спинку высокого кресла. Человек с серым лицом окаменел. Его глаза расширяются до такой степени, что лишаются век, вены глазных яблок взбухают, щеки проваливаются, рот становится огромной дырой. По коже лица пробегает дрожь. Затем следует последнее сильнейшее содрогание, и все черты лица возвращаются к нормальному состоянию. Он почти без сознания, чуть дышит слегка приоткрытым ртом. Глаза кажутся еще слишком красными на сером лице. Ферн становится дурно не только от ощущения физического проникновения, но от более глубокого ужаса, когда кто–то еще проникает в твои мозги, рыскает среди твоих мыслей, овладевает твоим сознанием. Ферн чувствует такую слабость, которой еще ни разу не испытывала в течение бесконечных часов под Древом.

Когда она открывает глаза, то замечает, что впервые осталась одна. Сисселоур спит в своей беседке из корней, Моргас, должно быть, вышла из пещеры и наблюдает за тем, как медленно зреют головы. (Ферн знает, что тут где–то есть выход, хотя никогда его не видела.) Огонь заклинаний показынал это видение только для нее. Там, в комнате с книгами, человек что–то говорит, но Ферн не слышит ни звука. Он сильно постарел, наверное, стал таким же, как и его гость, однако видно, что его переполняет неестественная сила. Изображение отодвигается до тех пор, пока человек не оказывается в некоем подобии черной рамы. Он продолжает говорить, и палец его высовывается из рамы по направлению к ней, манит ее, и на заднем плане Ферн па мгновение замечает спину девушки с копной черных волос. Затем изображение тает, исчезает в дыму. В голове Ферн пробегают воспоминания о жизни во Времени. Гэйнор – Гэйнор и телевизор, Элайсон – и человек, которого Гэйнор называла – доктор Лэй. (Доктор Лэй… Рьювиндра Лай?) Гэйнор, ее подруга, – страшно – опасность…

Ферн проникает в дым силой мысли и желания, чувствуя, как растет в ней энергия, как она охватила все ее тело и струится вместе с кровью по венам. Она касается сердцевины колдовства, желая получить ответ. Моргас говорила, что нельзя принуждать огонь заклинаний, но Ферн торопится, запреты нарушены, в ней пробуждается Дар и уверенность в своих возможностях.

– Покажи мне доктора Лэя, – требует она, голос ее понизился до свистящего шепота, чтобы не разбудить Сисселоур. – Я должна знать, что он задумал. Покажи мне судьбу Рьювиндры Лая. Покажи мне дракона!

Но огонь – не дух, не сивилла, которым можно чадавать вопросы. Дым от ее требований лишь уплотняется, вьется вокруг нее. У Ферн слезятся глаза. Перед ней на мгновение возникает другая картина, там нет ни человека с серым лицом, ни чудовища, эта картина, кажется, относится к ее собственной жизни. Бледная фигура лежит на кровати, белые простыни, белые подушки, позади кровати белая стена, и видно спокойное, смертельно бледное лицо с бесцветными щеками и губам. Прозрачные трубочки опутывают тело. В этом теле есть что–то знакомое, но что–то кажется неправильным… Сцена тонет в туманной дымке, магия выходит из–под контроля, и пещера заполняется черным паром. Ферн падает на пол, закрывая лицо руками. И как бомба взрывается огонь заклинаний.

Когда воздух становится чище и дым рассеивается, а огонь заклинаний гаснет, кристалл рассыпается. У Ферн ноги, лицо, все тело – черные. Вскакивает Сисселоур. Она дрожит от ярости.

Я пыталась управлять огнем заклинаний, – объясняет Ферн. – Я не рассчитала сил. Прости.

Что ты видела? – И Моргас уже стоит позади нее. – Что ты пыталась увидеть?

Дракона, – отвечает Ферн. – Рьювиндру Лая. Человека с серым лицом. – Правда всегда безопасней.

И что же ты увидела!

Ничего.

Но теперь она знает, что она видела и почему это показалось ей неправильным. На белой кровати лежала она сама.

Ферн задумалась, лежа на своем соломенном тюфяке. Рядом Моргас храпит так, что дрожит земля. Сисселоур шипит и свистит, как закипающий чайник. Они здесь существуют физически, во плоти, их тела нуждаются во сне. Но ее тело спит где–то еще. Девушка, которую она видела, – это не прошлое и не будущее, это настоящее. Фигура на больничной кровати, которую поят и кормят через трубочки, жива и терпелива. Ее тело функционирует, как вместилище разума. Возможно, поэтому не полилась кровь, когда Моргас порезала ее запястье. Кровь пролилась где–то еще. Однако Моргас знает правду – разумеется, знает. И она все–таки ждала появления крови? Что сказала Сисселоур? «Ее защищают…»? Около кровати могут быть многие: друзья, семья, медицинские сестры. (Такие подруги, как Гэйнор, которой в опасности, Ферн знает, можно доверять.) Хотя все они так далеко, но память жива. Если же они берегут ее и заботятся о ее теле, то она тем более должна побеспокоиться сама о себе.

Она должна найти путь назад.

По крайней мере, в нее никто не вселился. «Мы спасли тебя», – сказала Моргас, имея в виду Эзмордиса, и Ферн кажется, что она слышит себя в другом измерении, где она призывает его, издевается над ним: Эзмордис! Эзмордис! Появись! Глупость, конечно, но если Моргас сберегла меня, заключает Ферн, то сделала она это лишь ради собственных целей, не для меня. Я соберу угольки своей ненависти и буду их заботливо, заботливо нянчить. В темноте под Древом, где нет никаких эмоций. Мне необходимы ненависть, смелость, надежда, любовь подобны радужным привидениям, ярким фантомам из мира тепла и жизни. Здесь мне остается только ненавидеть. Ненависть делает тебя сильным. Ненависть найдет дорогу назад.

Теперь она знает, что может не спать, может бесшумно двигаться по пещере. Ее душа, вероятно, кажется некоей субстанцией во плоти, но это лишь иллюзия. Ее ступни касаются земли, но не надавливают на нее. Моргас все еще не догадывается, что она обнаружила истинную сущность своего статуса здесь. Моргас рассматривает Ферн, как свою ученицу, слишком старательную и так упорствующую в желании постичь всю науку, что у нее нет времени думать о себе; слишком наивную и слишком запутавшуюся в магии заклинаний, чтобы задавать вопросы и что–то обсуждать. Считается, что Ферн впитывает слова учительницы и следует по проложенной ею дорожке. Ферн играет свою роль.

В темноте перед рассветом Моргас поднимается и в одиночестве бродит по пещере, удивительно легко двигаясь при ее громоздком теле, кажется, что она, не прикасаясь к земле, почти парит в воздухе. Огонь заклинаний не горит, и неверный свет светлячков заставляет плясать ее тени, падать на пол и стены отдельными теневыми брызгами, которые живут своей собственной жизнью. За ней следует ее шепот, шипящее эхо чуть запаздывает, вырываясь из–под корней. Ферн слышит свое имя, оно очень отчетливо звучит посреди бормотанья, оно произносится даже со страстью. Ферн отодвигается в дальний угол пещеры, где спутанные корни создают непроглядную тьму. Громко звучит слово–команда: «Inye!» Моргас взмахивает рукой, и появляется свет, свет без свечей. Над аркой тьма рассеивается, и открывается туннель, ведущий наверх. Моргас так велика, что ей, должно быть, трудно пробраться в это узкое отверстие, но мягкая масса ее плоти покрывается вдруг рябью и меняется. В одно мгновение Моргас протискивается в дыру и исчезает. Ферн следует за ней, и вот она вышла из пещеры.

Туннель проложен между огромными корнями, покрытыми наростами, корни похожи на руки упавшего гиганта, который скребет ими землю. Здесь тьма не такая густая, словно начинается рассвет или то, что здесь является рассветом. Вокруг все опутано корнями, причудливым пейзажем из бугров, холмов, впадин, уступов, созданных этими конечностями Древа. Где–то наверху возвышается ствол, почти не видный в тумане. Это серая стена, исполосованная, покрытая корой, это огромное, едва различимое в тусклом свете привидение. Впервые Ферн начинает осознавать всю необъятность Древа. Сисселоур говорила ей, что за этим Древом простирается лес, который невозможно пройти. Путник, забредший туда, заболевает, и его уже никогда не найти. Там бывают только большие птицы. Но не важно, что простирается за Древом, оно само наполняет мир, оно само – мир. Оно стоит вне реальности, между измерениями, его корни пьют соки из глубин бытия, его верхние ветви достигают звезд. Ферн ощущает себя столь же ничтожной, сколь ничтожна тля у ее ног.

Впереди темным пятном на сером фоне видна Моргас. Очертания ее фигуры в разлетающихся одеждах все время меняются. Ферн не отстает от нее и, внезапно испугавшись того, что не сможет вернуться назад, оглядывается, чтобы запомнить расположение корней у входа в пещеру. В этом месте так просто затеряться. Она спешит догнать Моргас, иногда на четвереньках преодолевая холмы и бугорки нижней части Древа, постепенно взбираясь по наклонному корню к стволу. Ведьма уже далеко впереди, она то и дело скрывается из виду. Когда ее долго не видно, Ферн инстинктивно старается догнать ее, вдруг решив, что Моргас пытается от нее скрыться; в какой–то момент Ферн была очень близко от нее и даже спряталась в ямку, пытаясь раствориться в сумраке.

Моргас явно замедляет движение, останавливается и рассматривает нижние ветви, до которых легко дотянуться. Ферн дотрагивается до листьев, похожих по форме на листья дуба, хотя эти много больше размером, они собраны большими купами и слегка шелестят, хотя ветра нет. Моргас интересуют большие шары, размером с яблоко, которые прячутся в листве на большом расстоянии друг от друга. И тут внезапно Ферн догадывается, что это такое. Эти фрукты, растущие на Древе, будут раздуваться и, созрев, примут определенную форму и очертания. Это – головы мертвых.

Ферн внимательно рассматривает шары, но не дотрагивается до них. Она испытывает ужас, смешанный с любопытством. Но ужасу здесь не место – Древо этого не понимает. Фрукты пока еще маленькие и твердые, слегка неопределенных очертаний, на них только намечаются глазницы и носы. На чуть более зрелых легкими штрихами обозначены будущие губы и веки, вдавлинки ноздрей и завитки ушей. Последними появятся волосы. Моргас рассказывала ей, что у многих даже вырастает шея, но на этом все и заканчивается, будто бы Древо пытается воссоздать целое тело, но ему не хватает на это то ли желания, то ли жизненных соков. Еще слишком темно, чтобы различить цвета, но преимущественно большинство фруктов еще очень бледные, только темные вены наполнены соками Древа и хорошо видны. На некоторых головах можно различить легкие оттенки коричневого, бронзового, розового или золотого.

Постепенно Ферн понимает, что Моргас разыскивает определенную голову, даже на такой ранней стадии она может ее распознать, но видно, что не находит. Заинтригованная поведением Моргас, Ферн теряет бдительность, и ведьма, которая двинулась в обратный путь, чуть не натыкается на нее. Отступив в сторону, Ферн проваливается в углубление между корнями. Моргас проходит мимо и наконец видит это. Тонкая ветка свисает так низко, что скрывается за выступами корней, и одинокий фрукт зреет в тайнике, упрятанном от посторонних глаз. И этот фрукт – черного цвета.

Сначала Ферн думает, что фрукт испорчен, но потом видит, что кожа его гладкая и блестящая. И тогда она понимает, что это может быть. После некоторых колебаний она отправляется вслед за ведьмой, запомнив место, чтобы потом найти его.

Становится светлее. Здесь нет ни свежести, ни сияния истинного рассвета, просто тьма постепенно уходит, начинается легкое движение света от серого к нормальному освещению дня. После мрака пещеры цвета кажутся очень яркими, даже без сияния солнца, они слепят глаза. Земля окрашена в разные оттенки коричневого, листья – такого глубокого зеленого цвета, какой бывает поздним летом, на них красные прожилки, потому что соки Древа – красные. Каждый холмик покрыт травой, на корнях стелется мох. Там и сям краснеют мухоморы (о том, как ими пользоваться, рассказывала на своих уроках Моргас). Воздух наполнен утренним щебетом птиц, хотя ни одной Ферн не видит.

Ферн чувствует себя очень незащищенной, ее поймал дневной свет, она больше не тень среди теней, она явно не на своем месте, чужая в этом мире. Она следует в том направлении, куда идет Моргас, но очень осторожно, стараясь держаться подальше от ведьмы. Когда та совсем пропадает из виду, Ферн впадает в панику, пока не обнаруживает гигантский выступающий из земли корень, а за ним и вход в туннель. Она спускается в узкий темный лаз и пугается странного ощущения спокойствия и расслабленности, возникшего от того, что она наконец вернулась в пещеру.

Моргас уже поджидает ее: жирные, мягкие руки хватают свою жертву мертвой хваткой. Ферн прижата к стене, огромное тело накрывает ее, наваливается с такой силой, что все косточки хрустят, а ребра давят на сердце. Сжатые легкие почти не могут дышать.

– Ты что это делаешь? – Горячий красный рот придвигается к лицу Ферн, слова вырываются из яростных красных губ. – Кралась за мной по пятам, как шпион. Зачем ты преследовала меня? Зачем ты пошла за мной?

Борьба не имеет смысла. Ферн смотрит на ведьму так, будто только что проснулась или вышла из транса.

– Ты звала меня, – говорит она хриплым голосом. – Ты звала меня… и я пришла… но я не могла тебя догнать. Я потерялась среди корней, ты была все время впереди, а я никак не могла приблизиться. Как во сне…

Она выглядит так, будто ее грубо разбудили. Моргас хорошо знает, что наделенные Даром очень многое узнают из снов или в полусонном состоянии, она припоминает, что могла произнести имя Ферн. Ферн чувствует, что уловка удалась, Моргас не подозревает лукавства и обмана в своей ученице. Она готова поверить в то, что случайно произнесенное имя может прозвучать как призыв, что плененная душа настолько восприимчива к приказам своей повелительницы.

– Значит, – продолжает она уже спокойнее, —теперь ты полностью принадлежишь мне. Ты идешь за мной, даже если я только пробормотала твое имя, при этом ты спишь. Это хорошо. Это очень хорошо. Я дам тебе новое имя, не Фернанда, не Морган, это будет имя для будущей жизни. Моркадис. Ты – моя сестра–близнец, сотворенная моими руками. Твои тело и душа теперь мои.

– Отправляйся в свою кровать, – говорит Моргас, и Ферн подчиняется.

Лежа на соломенном тюфяке, притворяется сонной. Внутренне она очень спокойна. Ненависть горит в ней ярким огнем, наполняя ее странным спокойствием, где никто не может потревожить мысли они неприкосновенны, и чисты, и остры как стальной клинок. Ей нужна Моргас. Она должна выучиться всем техническим приемам, перенять все ее искусство, все знания. Она должна больше узнать о драконе, о серолицем докторе Лэе, об опасности, которая грозит ее друзьям и всему роду человеческому, живущему во Времени. А потом она должна уйти назад – обратно в реальность, к жизни, к себе.

Я приму имя, которое выбрала для меня Моргас, и, когда моя сила отшлифуется, она поймет, чего она добилась. При всей ее мудрости, она не умна. Ослепленная своим величием, пойманная в ловушку своего собственного «я», она надумала развивать мой дар и использовать его в своих целях. Но я расту, независимо от нее, и, когда я действительно стану Моркадис, колдуньей Моркадис, я брошу ей вызов, и она будет уничтожена. Ферн никогда, в ее человеческой жизни, не приходила в голову мысль о том, чтобы убить другого человека. Однако здесь решение принято, оно так же определенно, как судьба. Однажды она убьет Моргас, Записано.