Текст книги "Измена. Найти свое счастье (СИ)"

Автор книги: Аля Драгам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 40

POV Захар Одинцов.

Я стою в тамбуре перед палатой и кручу в руках телефон, прислушиваясь к женским голосам. Психологиня старается подбирать слова и говорить мягко, а вот в голосе Лизы намешана и растерянность, и истерика.

Честно говоря, я дико испугался, когда она закричала из уборной. А то, что она никак не реагировала на зов…

Пришлось выбивать дверь. Хорошо ещё, медсестричка была рядом и быстро сориентировалась. А лечащий док тут же нашёл местного спеца, которая вызвалась ждать пробуждения девушки.

Сам я ретировался, потому что рядом стало невыносимо.

Даже отец присмирел, услышав отчёт. А Юрьич развернул такую кампанию, которую хрен свернёшь. Зря батя ему в своё время дал «добро» на любые действия. Очень зря!

Под окнами уже собраны журналисты, давно прикормленные и проинструктированные, что и как писать. На местном канале вечером готовится ролик о чудесном спасении бедной девочки из плена.

История, которую озвучат в эфире, будет умалчивать о деталях. Если получится подвести мразей под следствие, то лишние подробности выйдут боком.

Всё это я узнал буквально двадцать минут назад. И до сих пор перевариваю. Мне не нравится наведённая суета, я жалею Лизу и никак не могу предсказать её реакцию.

Я с удовольствием бы отказался от всех договорённостей и…

И, чёрт его знает… Попробовал бы с ней без обязательств перед батей. Возможно, попробовал. А, возможно, побыл бы ещё рядом и ушёл. Во мне нет ни грамма уверенности, что я вытащу эту историю.

Не после того, как состригал роскошные локоны, а потом обнимал несколько часов подряд, чтобы успокоить и успокоиться.

Я п#здец как устал!

Устал думать, контролировать каждое слово, прислушиваться к ровному дыханию. Задолбался!

И вместе с тем я чётко знаю, что из больницы Лиза поедет ко мне.

Это не прибавляет настроения, ведь я сам себе противоречу. Она бесит меня своими слезами, и вместе с тем мою грудную клетку разрывает от каждого её вскрика и стона.

Что творится, бл#дь? Во что превратился рабочий план «соблазнить и забрать»?

Смахиваю все уведы, посыпавшиеся на телефон, и решительно засовываю его в карман. Распахиваю дверь шире, чтобы Елизавета могла меня увидеть.

– Где моя мама?

Она как раз сжимает в кулаках одеяло и держит его у своей груди как защиту.

Марта, мать её, Игоревна что-то блеет, боясь напугать свою пациентку. Похоже, что прислать её прислали, а ввести в курс дела полностью забыли. Или не знали, так как в личной карте Лизы сухие факты.

– Твоя мать задержана на сорок восемь часов. Для начала.

Психологиня ахает и прикрывает руками рот, округляя глаза.

– Захар Вадимович, что вы? Разве можно так…

– Нужно, – обрубаю. Задолбавшись от внутренней борьбы, тру переносицу пальцем и продолжаю, безжалостно выдавая: – Бывший препод сядет. Надолго. Я позабочусь. Мамай… Точнее, Рудольф… С ним пока сложно.

– А… С… Там был мужчина… Мой…

– Он не твой отец, Лиза. Тебе солгали.

Она опускает голову, но я успеваю заметить несколько маленьких слезинок и робкую улыбку.

Лучше так. Лучше ей не знать, что Александр Суворов действительно был её родным отцом. И был смертельно ранен сотрудниками при оказании сопротивления и попытке к бегству. В материалах дела зафиксирована эта причина смерти. И я надеюсь, Лиза никогда не узнает, что его застрелил майор, сделав несколько прицельных практически в упор.

* * *

– Захар, – мама подходит сзади и, развернув меня, помогает завязать галстук, – мне жаль, что всё так получилось.

Киваю, просовывая руки в рукава пиджака, и одергиваю манжеты.

Я знаю, что маме жаль. Мне тоже жаль потерянную девочку Лизу, которую сегодня выписывают. После встречи в офисе отца я как раз поеду за ней.

– Комната для Лизоньки готова.

– Я видел, мам.

Родители постарались. Отец проникся горем своего проекта и первым предложил, чтобы мы пожили у них. Мол, девочке будет проще адаптироваться.

Лиза больше не устраивала истерик, принимала все прописанные процедуры и охотно общалась с психологиней.

У Марты получилось найти к ней подход. Решили пока не менять на другого спеца, чтобы не травмировать девчонку.

Вот только… Елизавета не в курсе, что я забираю её. Она не знает, что мать переведена в следственный изолятор по моему звонку. Слишком уж громко при личной встрече орала, что я монстр и растлитель.

Отошла от первого шока и устроила шоу одного актёра. Даже Юрьич был в ахуе от эпитетов, которыми Радоевна нас наградила.

Ну а раз так… Лизе с этой ненормальной рядом точно делать нечего. Влияние сильное, страх перед недомамашей колоссальный. Спасибо Марте, мать её, Игоревне, что раскрыла этот пунктик. Меня он смущал с самого начала.

Подозревал: выпишут и Лиза рванёт к той, которую любит и оправдывает, потому что иначе не умеет. За это пояснение плюсик в карму начинающему психологу. Опыта работы с такими проблемными у Марты кот наплакал, а хватка оказалась бульдожья.

– Я пошёл, мам, – целую её в щёку и, прихватив папку с документами, покидаю родительский дом.

– Сынок, мы с папой уедем вечером. Чтобы вы вдвоём побыли. Слышишь?

– Угу, – отзываюсь, садясь в тачку.

Не стоило, конечно. Думаю, это может спугнуть гостью.

Прикидывая, как всё обставить, доезжаю до офиса. На встреча максимально сосредотачиваюсь. Вопросы обсуждаются острые и важные.

До дня Х осталась неделя. Агитационная кампания должна быть прекращена за сутки до проведения выборов. А сделать нужно очень многое.

Слуцкий воспользовался шумихой и подсуетился, выставив себя жертвой. Естественно, не обошлось без его покровителей, прикрывающих жирный зад.

Скакнул и рейтинг. Всего два процента, но как они сейчас важны для отца.

Он, вытирая пот со лба платком, отпускает из своего кабинета всех, оставляя только меня.

– Не получилось, пап. Зато карму почистил.

Батя фыркает, откладывая в сторону платок.

– За этим не ко мне. Это ты сходи к… как их там? В «Древо счастья» наведайся. Они карму почистят и счета заодно.

– Недолго им осталось.

– Всё равно вылезут. Я тут знаешь, подумал… Покрутил, как всё у нас сложилось. Тебе же нравится Лиза?

Удивлённо поднимаю брови от столько резкого перескока с философии на личное.

– Допустим, – осторожничаю.

– Допустим, – улыбается. – Сидел бы ты рядом столько дней, если бы не нравилась. Смотри вот.

Подвигает ко мне планшет с роликом, поставленным на паузу. Нажимаю кнопку «дальше» и вижу больничный сквер. Молодая журналистка в огромных очках, платке и румяным лицом воодушевлённо вещает.

– Мы находимся на закрытой территории клиники, в которой проходит реабилитацию пострадавшая от рук организованной группировки Суворова Елизавета. Её спаситель не отходит от неё ни днём, ни ночью. Кажется, это любовь, – девица широко и ненатурально улыбается, продолжая: – Нам стало известно, что сын кандидата в губернаторы области Захар Одинцов приготовил для своей девушки сюрприз. Сегодня после выписки молодые отправятся в один из ЗАГСов нашего города, чтобы официально скрепить свой союз. Совет да любовь им, как говорится…

Она говорит и говорит, обещая кадры с нашего бракосочетания и чуть ли не первой брачной ночи, а я пялюсь на отца, как будто вижу его в первый раз.

– Ты… Это шутка такая?

– Не кипятись, сынок, – похлопав меня по руке, он откидывается в своём кресле и снова тянется за платком. – Это запись. В эфир пустим с твоего согласия. И согласия Лизы, конечно, – быстро добавляет. – Брак с тобой своего рода гарантия, что её не тронут. А это мой свадебный подарок.

Наклонившись к ящикам стола, батя выуживает прозрачный конверт. Раскрыв его, я вижу полностью оформленные документы на сеть салонов, о которых мечтал.

– Подумай, сынок. Назад не заберу, даже если откажешься.

Бл#дь!

Глава 41

POV Лиза Суворова.

В руках Марты Игоревны ежедневник, в который она вносит некоторые моменты нашей беседы. Каждый раз что-то записывает. Я даже спросила, что именно, но она показала мне только несколько слов. Объяснила, что помечает для себя ключевые моменты, о которых хочет подумать вечером.

Ей интересно со мной заниматься. Она не раз говорила, что я для неё не «особый случай», а родственная душа.

Марта тоже пережила насилие, но не физическое, а моральное. Её родители держали в самых строгих рамках и даже отправляли в закрытую школу-интернат. Это ужас, конечно. Я не могу даже представить, как там смогла выжить хрупкая девушка. Но, естественно, не спрашиваю.

Когда мы заканчиваем с «обязательной» частью, психолог предлагает разобрать несколько случаев из её практики.

Я сама об этом просила, потому что после нескольких дней в больнице вдруг ясно поняла, кем бы мне хотелось стать. Психологом! Чтобы легко находить общий язык с людьми, чтобы уметь слушать, чтобы иметь возможность помогать попавшим в беду.

И мне хочется поделиться своими мечтами о будущем с Захаром. С нетерпением жду его прихода. Потому что больше ждать мне некого…

– Что ты думаешь об этом? – Марта Игоревна отвлекает от грустных мыслей и ожидания. – Какой совет ты бы дала?

Я перечитываю вводные данные и примеряю историю на себя. Мне становится неуютно во временной шкурке маленькой девочки, из которой родители лепили чемпионку по гимнастике, а их дочери хотелось петь. Всё закончилось ужасной трагедией – девочка получила травму на соревнованиях, не смогла вернуться в спорт, начала пить…

– Я, – начинаю и вдруг застываю, поражённая до глубины души. – Я не знаю.

Шепчу, продираясь сквозь спазм горла, на мгновение сделавшего меня немой.

Это ведь я… Из меня мама всегда лепила что-то, подходящее ей. Совершенно не интересуясь моими потребностями, моими мечтами.

– Нет, – мотаю головой, – знаю. Я бы посоветовала не слушать и понемногу готовиться к тому, что придётся уйти из такой семьи. Хотя здесь же вся суть в уже случившемся, да?

– Уйти? – словно не слыша моего встречного вопроса, Марта Игоревна прищуривает глаза. – И ты собиралась сбежать от своей мамы?

Помолчав, решаюсь открыться.

– Собиралась. Работала курьером в ресторане и копила деньги, только вот…

Развожу руками, показывая стены палаты. Мол, не накопила. Не успела.

– А Захар? Он не предлагал помочь?

Прикусываю губу, недоверчиво смотря на психолога.

– Он же помог.

– Всё это так странно, Лиза. Девушка сына такого человека и вдруг курьер. Неужели Одинцовы не могли предложить тебе место у себя?

Одинцовы? Я понимаю, что сейчас впервые слышу фамилию Захара, но она мне совершенно ни о чём не говорит.

– А что потом сучилось с той девочкой? – не найдясь с ответом, неловко перевожу тему.

Марта Игоревна явно недовольна. Это заметно по поджатым губам и пальцам, перебирающем странички. Но она никак не комментирует, только шевелит губами, перечитывая задачу, которую сама же мне подсунула.

– Отравилась, долго лечилась. Дальше не знаю, я не следила.

Мне жаль, что судьба сломанной девочки остаётся нераскрытой. Было бы здорово, если бы она избавилась от зависимости и смогла устроить свою жизнь. Это ведь в её руках.

– Ладно, Лиза, мне уже пора. И тебе тоже нужно время, чтобы собраться.

Мы встаём одновременно. Ежедневник падает из рук Марты, и я первой наклоняюсь, чтобы его поднять.

На раскрытой чистой страничке видна свежая запись: Одинцов. И много вопросительных знаков вокруг фамилии.

Прощаемся немного скомкано. Я нервничаю, чувствуя за собой вину. Это привычка, вбитая мамой с самого детства: если собеседник остался недоволен мной, значит, именно я сделала что-то не так.

– Расслабься, Лиза, тебе не стоит переживать. Мы же просто поговорили, – словно считывая мысли, Марта касается моих пальцев и забирает свою вещь. – Увидимся на днях. Ты не забыла график наших встреч?

Он у меня в выписке, но я на всякий случай переписала на листочек, который лежит на прикроватной тумбе.

– Помню, – выдыхаю, потому что чувство вины мне не нравится. Оно лишает той лёгкости, которая неожиданно появилась.

Все удивляются, почему я не бьюсь в истерике, а я… Я как будто освободилась от тяжёлого ярма и учусь дышать полной грудью.

Конечно, я думаю о маме. Но блокирую чувство жалости, воспроизводя её холодное выражение лица и резкие слова, когда тот мужик вытаскивал меня из машины.

Она знала, куда отправляла дочь. Знала и не попыталась остановить.

Проводив Марту, прохожусь по палате, собирая свои вещи. Их практически нет, поэтому у меня очень много свободного времени. Захар приедет только в два часа, а сейчас одиннадцать.

И я устраиваюсь на диване, который обычно занимает он, и включаю свой телефон. Его, как и мою сумку, забирали сотрудники полиции, но вернули мне.

Несколько секунд сомневаюсь, а потом всё-таки вбиваю в поисковую строку три слова.

Одинцов Захар Вадимович.

Смотрю на множество выпавших ссылок и кликаю по первой.

Глава 42

POV Захар Одинцов.

Уже тридцать минут я сижу в салоне машины на парковке перед клиникой. Папка с бумагами брошена на соседнее сиденье и мозолит глаза.

Щелчком откидываю окурок в приоткрытую форточку и наблюдаю за его полётом. Он теряется в жухлой траве, а мне хочется бросить туда же папку и «потерять» её вместе с напутствием отца.

Он не давит и принимает любое решение, только это выбор без выбора.

Я, конечно, могу встать в позу и отказаться, только какое будущее принесет такая позиция?

Отец подготовился. Он и без нашей с Лизой регистрации поднимет свой рейтинг. Инфоповодов миллион: спасение девушки, благородная помощь, борьба за справедливость. Специалисты очень красиво обставили случившееся, а закрытые комментарии только подогревают интерес электората.

Люди готовы идти за таким лидером, который доказывает делами.

Мне кажется, Юрьич счастлив подобному исходу и потирает ручки, предвкушая неплохой куш. В сумме с его наследством он сможет обеспечить себе прекрасную старость, прикупив домик на курорте и взяв молоденькую девочку на содержание. Сейчас это модно.

Да или нет?

Нет или да?

Нажимаю пальцами на глазные яблоки через веки и моргаю, восстанавливая зрение. Перед глазами сначала расплываются круги, а затем изображение становится чётким.

Мой план прост. Надо обговорить с Лизой. Если она готова, мы поедем и распишемся с ней.

Но я почему-то заранее уверен, что она сходу меня пошлёт с таким предложением.

Делать нечего. Засовываю папку в бардачок, скрутив в рулон. Она не помещается, и я психую. Примяв угол, умещаю в тесное пространство и, проверив наличие пачки сигарет в кармане, покидаю нагретый салон.

Осень набрасывается пронизывающим ветром и тяжёлыми каплями дождя. Они редкие, но крупные и какие-то серые, как и весь пейзаж.

Прикуриваю, чтобы отсрочить разговор. Затягиваюсь глубоко и выпускаю дым, глядя себе под ноги. Рисую носком ботинка неровный узор на опавших листьях, продумывая, с чего начать свои объяснения.

Наметив несколько вариантов, с сожалением делаю последнюю затяжку и тушу огонёк о край мусорки.

На одном дыхании поднимаюсь в отделение. Беру бахилы, надеваю их на мокрые подошвы. Они рвутся. Я психую.

Откидываю испорченные, берусь за другие.

– Не надо. Я уже вышла.

Лиза стоит сзади меня. Я не слышал её шагов, но чётко улавливаю печаль в голосе.

– Привет, – оборачиваюсь, комкая синий целлофан. – Заждалась?

– Да нет. Мне было, чем заняться.

– Марта? – догадываюсь? – Вы, кажется, с ней сдружились, да? Мне уже начинать ревновать?

Вроде бы шучу, но Лиза не улыбается. Её глаза всё такие же серьёзные.

– Что-то случилось?

Подхожу вплотную и поднимаю её лицо, удерживая острый подбородок. Она осунулась и стала ещё бледнее. Неровно обрезанные волосы завились на концах, придавая ей совсем юный вид.

В таком образе я триста раз обошёл бы её стороной, потому что сейчас Елизавета Суворова больше похожа на школьницу.

– Всё нормально. Ты отвезёшь меня домой?

– Да, но… Нам надо поговорить, – отпускаю лицо и беру холодную ладонь. Грею своим дыханием, продолжая гадать, что повлияло на Лизино настроение.

Она всегда (всегда!) встречала меня улыбкой и ярким блеском глаз. А сейчас её снова выключили.

– Твоя мать пыталась связаться?

Это бред, конечно. Мне или отцу сообщили бы первым. Но кто знает, на что пойдут стоящие за всей ублюдочной схемой. Могут и надавить через мать.

– Нет. Всё в порядке, правда.

Лиза облизывает губы, а я смотрю на них и тоже… хочу облизнуть. В больничном коридоре, среди запахов медикаментов, хочу вжать её в себя и по-настоящему поцеловать.

Глубоко вдохнув, прогоняю все свои «хочу». Не время. Не место.

– Если не хочешь, не рассказывай. Поехали?

Кручу в голове подготовленные варианты. Всё не то.

Абсурдно же будет, если я скажу: «Давай поженимся?»

Попахивает женским сериалом. Лизе это не зайдёт.

– Да. Спасибо, – отрывистыми фразами отзывается она. – Ты сможешь отвезти меня домой?

– Конечно, – хватаюсь за эту мысль. Там, в привычной обстановке, мы сможем поговорить.

Раньше я склонялся к маминому совету рассказать всё. Сейчас этот совет неприемлем. Принципиальная девочка не поймёт и не простит.

Так и мучаюсь до самого её дома, мечась между голосом совести, разума и эгоизмом. Пока побеждает, наверное, совесть.

Но всё меняется, стоит нам войти в подъезд и остановиться перед входной дверью в квартиру Суворовых.

Она облита какой-то дрянью, похожей на клей. А поверх кривых клякс выведены красные корявые буквы: «Сдохни, сука».

Глава 43

POV Лиза Суворова.

В дичайшем ужасе отшатываюсь и попадаю сразу в руки Захара. Он внимательно изучает дверь квартиры.

Пройдясь ладонями по предплечьям в попытке успокоить, прячет меня за свою спину.

– Дверь открыта.

– Не трогай, – прошу неуверенно. – Если там кто-то есть?

– Вряд ли. Могли вскрыть, а потом оставить послание. Сомневаюсь, что кто-то сидит в засаде с таким красноречивым приветствием. Сейчас позвоним, конечно…

Он на самом деле достаёт телефон и набирает какого-то абонента явно по памяти. Я вижу, что он не листает контакты, а нажимает цифры виртуальной клавиатуры.

Коротко передаёт увиденное и говорит мне, что нужно подождать.

Обернувшись, привлекает к себе и снова гладит. Молча.

Я же просто дышу.

Во мне нет слёз и иных чувств. Выжженная пустыня и пепел – вот всё, что осталось внутри.

– Ребята быстро подъедут.

Я пожимаю плечами. Мне всё равно.

Если надо ждать, я буду ждать, ведь идти мне некуда.

Без понятия, как быть с пропусками в вузе. Конечно же, справка есть и даже дни с запасом. Пока что меня выписали только из больницы, порекомендовав не посещать никакие места.

И тот самый майор, он тоже очень просил быть осторожной и по возможности воздержаться от походов даже в магазин.

И эта забота приятна, если бы не существенное «но»: на что мне жить и на что ходить в магазин?

Своих денег у меня нет. Только накопления на аренду комнаты. И те где-то в недрах жилища, в которое ещё нужно попасть.

Устало выдохнув, освобождаюсь из рук Захара и присаживаюсь на ступеньку. Прислоняюсь щекой к холодной стене и прикрываю веки.

– Лиз?

– М?

– Ты какая-то странная сегодня.

Хмыкаю. Странная, да.

– На дверях написано, почему я странная.

– Нет. Ещё раньше заметил. Ты не хотела, чтобы я приезжал?

Мотаю головой.

– Нет. Не хотела.

Не смотря на него, чувствую, как растёт напряжение. Он возвышается, подавляя ростом и статусом. Статусом…

Я, как только прочла несколько строк по первой ссылке, решила, что сошла с ума. Захар Одинцов и сын влиятельного бизнесмена – один человек.

Надо быть слепоглухонемым, чтобы не знать о Вадиме Одинцове! Но о его ребёнке я слышала впервые…

Точнее, о двух. Упоминался ещё один сын, живущий заграницей. Я не полезла смотреть фотографии, потому что информация меня оглушила.

Захар…

Многое встало на свои места: как нашёл, почему так странно реагировал на автобус, откуда узнал, куда меня везут. С его возможностями это всё можно отследить, наверное, по щелчку пальцев.

Естественно, я расстроилась и растерялась. Кто он и кто я?

А сейчас, стряхнув первые эмоции, начинаю рассуждать. Он не обязан был рассказывать. Может, скрывал специально, чтобы не ошибиться.

В книгах, которые я украдкой читала, за богатыми мужчинами шла настоящая охота. В жизни ведь также?

– Извини, – ругаю себя и открываю глаза. Нет у меня прав быть недовольной.

Я должна молиться за него. За то, что спас.

Молиться…

Кривлю губы, будто на них попала кислота. Сразу во весь рост вижу фантом незнакомого мужчины, а следом за ним Рудольфа. Мне кажется, они связаны. Это мои умозаключения после бесед с полицейскими.

– Извини за что, Лиза?

Я встаю, чтобы быть ближе.

– За всё. Я не должна была так себя вести и за это прошу прощения.

Озвучить не решаюсь: если не открылся, значит, не время, да?

– Ты меня пугаешь, если честно.

– Я себя сама иногда пугаю. Сейчас особенно.

Мне и легче становится и тяжелее одновременно. Путаюсь в чувствах.

К страху примешивается нечто тёплое, согревающее. Захар рядом, и мир уже не такой враждебный.

– Не знаешь, долго ещё?

И вместо ответа на заданный вопрос внизу раздаётся хлопок двери и шаги.

Захар подбирается и одним рывком отодвигает меня на несколько ступеней выше. У него получается так легко, будто я ничего не вешу.

Поднявшись на этаж, мужчины в камуфляже здороваются с ним и тихо переговариваются. Меня тоже спрашивают. Я, к сожалению, помочь не могу: всё время пробыла в больнице. Мама не возвращалась сюда, по словам Захара. А других близких людей, которым мы доверяли ключи, нет. Или я с ними не знакома.

Дальше действие любого боевика переносится в мою реальность.

Люди в форме рассредоточиваются по этажам, проникают в квартиру и всё в ней проверяют.

Главный, отличающийся ростом и эмблемами, выходит к нам и подзывает к себе Захара.

– Чисто. Зайди.

Я тоже дёргаюсь, но меня тормозят.

– Елизавета, вам лучше этого…

В меня как бес вселяется. Подныриваю под локтем и буквально вбегаю в прихожую. Ту самую, где я ежедневно мыла полы, потому что мама ненавидела грязь.

– Лиза!

Перешагиваю оторванные куски обоев, разбросанные флаконы и прочие мелочи, на которые не обращаешь внимания в обычной жизни.

В маминой комнате на кровати лежит разбитое зеркало. Я отражаюсь в его осколках десятками лиц. Протягиваю дрожащие пальцы и неосторожно режусь о неровный край.

Порванные вещи бесформенными кучами громоздятся у окна. Кто-то порезал даже шейные платки, обожаемые матерью.

Наверху одной из куч брошен мой жираф. У него оторвана голова. Её я нахожу под батареей со следами земли.

Не тронуты только цветы. Их два. Они стоят рядом на подоконнике, прикрывая собой такую же надпись, как и на двери.

– Сдохни, – читает Захар и присвистывает. – Что думаешь на этот счёт?

– Я? – уточняю и понимаю, как глупо выгляжу. Конечно, он общается не со мной.

– Думать будут другие. Если хочешь моё мнение, что-то искали и не нашли. Зная, кто стоит за спиной девочки, вряд ли бы стали шутить таким способом. Поднимай своих, Захарыч. И забирай Лизавету, пока всё не выясните.

Я как раз раскрываю свой тайник в игрушке. Вынимаю механизм и нащупываю пустоту.

Трясу жирафа, трясу, а их него выпадает только малюсенький кусочек наполнителя.

И тут меня прорывает.