Текст книги "Употребитель"

Автор книги: Алма Катсу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Теперь самое время рассказать о еще одной странности окружения Адера: похоже, никто из них не имел никакой цели в жизни. Ни о деле, ни о деньгах при мне никто никогда не говорил. Никто не упоминал ни о своей родине, ни о прежней жизни (Алехандро как-то раз сказал мне: «Пусть мертвые покоятся с миром»). Не приходило никаких писем; приносили только визитные карточки от представителей высшего бостонского общества, мечтающих познакомиться с загадочным европейским аристократом. На подносе в прихожей всегда лежала горка приглашений на вечеринки, в салоны, на чай.

Единственным, что интересовало Адера и его свиту, единственным, к чему здесь относились хоть сколь-нибудь серьезно, единственным занятием, наполнявшим их дни, был секс. У каждого члена свиты был друг или подружка для любовных игр – на ночь или на неделю. Это мог быть представитель высшего света, встреченный на званом вечере, а мог – простой лакей. По дому разгуливали толпы женщин. Это были и откровенные проститутки, и дочери из самых блестящих домов Бостона. Никто из придворных Адера никогда не спал один. Правда, мной ни Алехандро, ни Донателло совсем не интересовались. Когда я спросила у Алеха, находит ли он меня привлекательной, он рассмеялся и велел мне не говорить глупостей.

Семейство Адера предавалось поиску удовольствий – да, вот так все было просто. Все, что меня теперь окружало, противоречило тому миру, в котором я выросла, а я росла среди работавших на износ шведов и шотландцев, живших в суровых, негостеприимных краях. Со временем образ жизни Адера и его приближенных стал вызывать у меня отвращение, но поначалу у меня закружилась голова от той роскоши, которой я себе и представить не могла. В Сент-Эндрю все носили домотканую одежду, а мебель в домах стояла грубая, сработанная из сосны. Теперь я жила в окружении прекрасных, утонченных вещей и бессчетных искушений. Я ела и пила такое, о чем прежде не слыхивала, я носила платья и пеньюары, сшитые дорогим портным из великолепных европейских тканей. Я научилась танцевать и играть в карты, мне давали читать романы, в которых описывались удивительные страны.

Адер обожал вечеринки. Он все еще был сенсацией в Бостоне, поэтому мы почти каждый вечер куда-то отправлялись. Он всюду водил с собой свиту и позволял Алехандро, Донателло и Тильде очаровывать бостонцев европейской утонченностью, роскошными нарядами, вывезенными из Парижа, Вены и Лондона, и рассказами о декадентских причудах европейской аристократии.

Но более всего посетителей бостонских великосветских салонов поражала Узра – в те вечера, когда Адер заставлял ее идти с нами. Она выходила из дома, с головы до ног завернувшись в паранджу из бордовой ткани. Как только мы входили в дом, где нас ждали, паранджа падала на пол, и Узра представала в одном из своих нарядов – в тугом лифе из тонкого шелка и многослойной газовой юбке. Ее глаза были густо подведены тушью. Ее оголенную талию, лодыжки и запястья украшали металлические кольца. Шелка, в которые она была одета, были невероятно красивы, но она была почти обнажена в сравнении с другими женщинами, одетыми в платья с кринолинами, чулки и корсеты. Передвигаясь, Узра издавала негромкий звон. Она ходила, опустив глаза, зная, что на нее пялятся, как на зверя в зоопарке. Женщины изумленно и возмущенно прикрывали ладошками губы, а мужчины… воздух пропитывался ароматом их желания. Адер потом насмехался над теми предложениями, которые он получал от бостонцев. Мужчины предлагали баснословные деньги хотя бы за один час с его одалиской. «Будь у них такая возможность, они бы попрощались со своими душами», – говорил Адер, когда мы возвращались домой, садились за кухонный стол рядом с еще не остывшим очагом и распивали бутылку вина.

– Ты могла бы делать то же самое, – сказал он мне как-то раз, когда мы поднимались по лестнице к своим спальням. Его голос звучал ласково, нежно, бархатно. – Мужское желание – могучая сила. Сильного мужчину оно может превратить в ничто. Когда мужчина видит женщину, приводящую его в восторг, он готов отдать за нее все на свете. Запомни это, Ланор: все на свете.

– Отдать все на свете за меня? Ты с ума сошел. Никто из мужчин никогда не стремился к моему обществу, – проворчала я, вспоминая, что Джонатан никогда не мог полностью посвятить себя мне. Мной до такой степени владела жалость к себе, что я была к нему несправедлива, но я все еще была в обиде на моего неверного возлюбленного. Я не избавилась от этой боли.

Адер посмотрел на меня любящим взглядом и сказал то, что мне никогда не приходило в голову:

– Грустно было бы слышать такое о любой женщине, но особенно печально – о тебе. Возможно, все так, потому что ты никогда ничего не просила за свое внимание. Ты не знаешь себе цены, Ланор.

– Не знаю себе цены? Напротив, я слишком хорошо понимаю, чего стою: я простая девушка из бедной семьи.

Адер взял меня под руку:

– Я бы не назвал тебя такой уж простой. К тебе тянет определенных мужчин – тех, которые особенно ценят искренность и свежесть и которых коробит вульгарность: слишком пышная грудь, выпирающая из лифа, слишком широкие бедра – понимаешь?

Я не совсем понимала, к чему он клонит. По моему опыту, мужчин как раз это и влекло к женщинам, а у меня таких форм не было, поэтому я считала, что на всю жизнь обречена на невнимание.

– То, что ты называешь «вульгарным», заставляет меня вспомнить об Узре, а она не оставляет равнодушным ни одного мужчину. И тем не менее мы с ней совершенно не похожи.

– Красота бывает разной, Ланор. Все обожают красные розы, но такая красота слишком распространена, слишком очевидна. А ты похожа на золотую розу. Она более редка, но не менее красива, – сказал Адер, и я чуть было не рассмеялась в ответ на его комплимент.

Я была тоненькой, словно юноша, и почти плоскогрудой. Мои курчавые светлые волосы были жесткими, как репейник. Мысль была единственная: Адер льстит мне с какой-то целью. Но все же это было приятно слышать.

– Так что, если ты доверяешь мне… позволь мне направлять тебя. Я научу тебя, как брать власть над обычными мужчинами. Так, как это делают Алех, Донат и Тильда, – добавил Адер, гладя мою руку.

Возможно, именно в этом была их цель. Возможно, такова была их профессия. Похоже, все они могли кого угодно заставить делать то, что им нужно. Они управляли людьми. Что ж, таким навыком обзавестись было неплохо.

– Но недостаточно только завоевывать своих врагов. Для того чтобы ими управлять, ты должна научиться соблазнять их.

– Считай меня своей ученицей, – сказала я и позволила Адеру увести меня в его спальню.

– Ты не пожалеешь об этом, – пообещал он.

Глава 27

Вот так началось мое обучение искусству соблазнения. Все происходило по ночам в постели Адера. Он твердо вознамерился доказать мне, что я достойна мужского внимания. Мы продолжали посещать званые вечера, где он очаровывал бостонцев, но домой он всегда возвращался рука об руку со мной и каждую ночь ложился со мной в постель. Он баловал меня и дарил мне все, чего я хотела. Мне сшили красивое нижнее белье, корсеты (хотя корсеты мне были не так уж нужны) и лифы из шелка разных цветов, украшенные лентами. Подвязки с отделкой из крошечных шелковых розочек. Все это приводило в восторг Адера, когда он меня раздевал. Я посвятила себя тому, чтобы стать его золотой розой.

Я бы солгала, если бы сказала, что в ту пору не думала о Джонатане. Он был моим первым любовником, в конце концов. И все же я пыталась убить любовь к нему, вспоминая о том нехорошем, что было между нами, о том, как он порой больно ранил меня. Я вспоминала, как узнавала о его похождениях с очередной девушкой. Вспоминала, как стояла рядом с ним на холме, и мы смотрели вниз, на кладбище, где хоронили Софию, и я знала, что он думает о ней. Вспоминала, как он целовал Евангелину на глазах у всей общины буквально через несколько минут после того, как я рассказала ему о своей беременности. Я пыталась смотреть на свою любовь к Джонатану как на болезнь, как на лихорадку, от которой воспалились мое сердце и мозг. Эти неприятные воспоминания становились для меня лекарством.

Внимание моего нового любовника помогало мне выздоравливать. Когда я сравнивала этих двоих мужчин, мне казалось, что с Джонатаном я была так счастлива, что готова была умереть от счастья. Я почти забывала о собственном теле. Оказываясь в его объятиях, я словно бы парила в небесах. Это был полный восторг. С Адером все сводилось к чистой чувственности, к потребностям плоти, к возможности унять телесный голод. В то время я побаивалась этого голода, пробужденного во мне Адером. Я купалась в похоти, а Адер не укорял меня за распутство. Его, похоже, радовало то, какой я становлюсь.

Однажды ночью он сказал мне об этом после наших любовных утех, раскурив кальян.

– Судя по всему, у тебя врожденный талант к любовным радостям, – проговорил он, нагло усмехаясь. – Я бы даже сказал, что ты наслаждаешься своими приключениями в спальне. Ты сделала все, о чем я тебя просил, не так ли? И ничто из того, что делал я, тебя не напугало?

Я покачала головой. Адер продолжал:

– Если так, то пора расширить твой опыт, поскольку искусство любви таково, что чем больше у тебя опытных любовников, тем искуснее ты становишься. Ты меня понимаешь?

Я настороженно нахмурилась. Я почувствовала, что он к чему-то клонит. Может быть, он уже устал от меня? Может быть, наша близость была иллюзией?

– Не сердись, – сказал Адер и с поцелуем выдохнул в мои губы наркотический дым. – Я заставил тебя ревновать, да? Ты не должна испытывать такие чувства, Ланор. Теперь ты должна быть выше этого. У тебя впереди новая жизнь, и если не будешь бояться, обогатишь свой опыт.

В тот раз он мне больше ничего не объяснял, но я все поняла на следующую ночь, когда вместе с нами в спальню вошел Донателло. А на следующую ночь к нам присоединилась Тильда. Я возражала, я говорила, что мне неловко заниматься любовью на глазах у других. Тогда мне завязали глаза черной повязкой. Наутро я смущенно посмотрела на Тильду, когда мы встретились на лестнице. Я была в полном восторге от тех радостей, которыми она меня одарила, а она проворчала:

– Это всего лишь спектакль, глупая шлюха.

Сказав это, она быстро ушла с таким надменным видом, что я поняла: да, это действительно был всего лишь спектакль. Наверное, я была наивна, но радости плоти были для меня в новинку. И я просто захлебывалась этими новыми ощущениями. Но очень скоро мне суждено было стать бесчувственной и холодной и к самим ощущениям, и к тому, что происходило с моей душой.

Довольно скоро произошло одно примечательное событие, хотя тогда я и не придала ему слишком большого значения. Все началось с лекции по астрономии и искусству морской навигации в Гарвардском колледже. В то время наука была чем-то вроде развлечения, и порой в колледжах устраивали публичные лекции. Эти лекции посещались так же, как любые другие светские сборища. Считалось особым шиком показать, что ты не просто развлекаешься, а что у тебя все-таки есть немножко мозгов. Словом, Адер такие лекции с удовольствием посещал. В тот день тема показалась мне не слишком интересной. Я сидела рядом с Адером и наблюдала за аудиторией в театральный бинокль. Многих я видела раньше – правда, не всех могла вспомнить по имени. Только я успела подумать о том, что вспоминать имена – занятие пустое, как вдруг заметила Тильду, весело болтающую с мужчиной в дальних рядах. Я видела ее только в профиль, и еще мне была видна спина ее собеседника, но я все-таки догадалась, что он невероятно хорошо сложен.

Я протянула бинокль Адеру.

– Похоже, Тильда нашла себе нового дружка, – прошептала я и указала в ту сторону, где сидела Тильда.

– Гм-м-м… Похоже, ты права, – пробормотал Адер, глядя в бинокль. – Она прирожденная охотница, эта Тильда.

Обычно после таких лекций завсегдатаи светских салонов встречались в ближайшем пабе. Однако Адеру в тот вечер не очень хотелось болтовни за пивом или кофе. Он то и дело поглядывал на дверь. Довольно скоро вошла Тильда, держа под руку молодого человека, с которым мы ее видели в колледже. Он был весьма хорош собой. Красивое лицо (ну разве что чуточку чересчур нежное), острый маленький нос, ямочка на подбородке, роскошные светлые волосы, лежавшие крупными волнами. Рядом с опытной Тильдой он казался юнцом. Конечно, ее нельзя было принять за его мать, и все же разница в возрасте бросалась в глаза.

Они подошли к нашему столику. Адер принялся засыпать молодого человека вопросами. Был ли он студентом Гарварда? (Да.) Его семья жила в Бостоне? (Нет, он приехал из Филадельфии, а в этих краях у него родни нет.) Что он изучал? (Его привлекало естествознание, но родители настаивали на том, чтобы он продолжил семейное дело, то есть юриспруденцию.) Сколько ему лет? (Двадцать.) Услышав такой ответ, Адер нахмурился. Мне показалось странным, что он так непонятно отреагировал на прямой ответ молодого человека. Однако Адер тут же пригласил его отужинать сегодня с нами в особняке.

Скажу откровенно: да, наш повар в тот вечер приготовил седло барашка, но главным угощением был светловолосый молодой человек. Адер продолжал задавать ему личные вопросы. Есть ли у него близкие друзья среди студентов? Есть ли невеста? Молодой человек порой смущался и замолкал. Тогда вставал Алехандро и развлекал всех невинными историями и шутками. Вино лилось рекой. Чаще других подливали вино в бокал гостя. После ужина мужчины угостились коньяком, и все мы перешли в комнату для карточных игр. Ближе к ночи Адер заявил, что мы никак не можем отправить нашего гостя в студенческий кампус в таком состоянии. Если увидят воспитатели, его попросту отчислят из колледжа за пьянство. В общем, Адер уговорил молодого человека заночевать у нас. К этому времени гость едва держался на ногах, поэтому отказаться не смог.

Адер велел слуге помочь гостю подняться по лестнице, а мы собрались около спальни Адера, словно свора шакалов перед ночной охотой. В итоге Адер решил, что мы с ним насладимся обществом молодого гостя. Остальным он велел уйти. Молодой человек был сильно пьян, поэтому без лишних разговоров разделся, чтобы лечь в постель со мной. И вот что любопытно: когда он раздевался, Адер внимательно на него смотрел – однако не с вожделением, как я ожидала, а с каким-то научным интересом. Только в этот момент мы с Адером увидели, что наш гость страдает косолапостью. Одна нога у него была кривая – правда, она не была так уж изуродована, и он носил специальный ботинок, чтобы не слишком сильно хромать. Однако все же это было уродство, и, увидев его, Адер заметно разочаровался.

Он сел на стул и стал наблюдать за тем, как мы с гостем предавались любовным играм. Через плечо гостя я видела разочарованное лицо Адера, его нескрываемое недовольство. Через некоторое время Адер разделся и присоединился к нам. Его ласки немного удивили молодого человека, но все же он их принял, хотя и вскрикивал, когда Адер повел себя более грубо. Мы уснули втроем на одной кровати, сдвинув гостя к изножью.

Наутро, после того как карета увезла нашего гостя, Адер и Тильда о чем-то горячо спорили за закрытыми дверями. Мы с Алехандро сидели в столовой, пили чай и слушали – вернее, старались не слушать их перепалку.

– В чем дело? – спросила я, кивком указав на двери.

– Адер велел нам постоянно искать привлекательных мужчин. Красавцев. Мы должны приводить их к нему. Что тут скажешь… Адер обожает красивые лица. Но его интересует только истинное совершенство, понимаешь? И насколько я понимаю, тот молодой человек, которого нам привела Тильда, оказался далек от совершенства?

– У него косолапая нога, – ответила я.

Правда, я не понимала, что тут такого. Лицо у гостя было очень красивое.

Алехандро пожал плечами:

– Ах, вот оно что.

После этого он стал деловито намазывать маслом горбушку хлеба. А я размешивала ложечкой сахар в чашке чая и размышляла о странных пристрастиях Адера. Мне показалось, что он насиловал этого юношу словно бы в наказание за то, что тот его разочаровал. Мне было неприятно об этом думать.

Я наклонилась к столу и сжала руку Алехандро:

– Помнишь наш разговор несколько недель назад? О моем друге? О моем красавце-возлюбленном? Обещай мне, Алехандро, что ты не расскажешь о нем Адеру.

– Как ты могла подумать, что я способен на такое? Я никогда бы так не поступил с тобой, – оскорбленно проговорил Алехандро.

Теперь я знаю, что он тогда просто искусно притворялся. Он был прекрасным актером, этот Алехандро. Мы все были обязаны находиться рядом с Адером, но у Алехандро была особая роль. Он должен был утешать несчастных и неуверенных, убаюкивать внимание жертвы, чтобы она не заметила, что вот-вот последует удар. В то время я считала Алехандро хорошим, а Донателло и Тильду – злыми и вредными, но теперь-то я знаю: у каждого из них была своя игра, своя задача.

Но тогда я ему верила.

Глава 28

Я стала с большим интересом относиться к тем, с кем жила под одной крышей. Очень скоро я поняла, что они – слаженно работающая стая, и у каждого из них – своя цель. Каждый играл свою роль с легкостью, которая приходит только к тем, кто набил руку на своей работе. Выслеживание жертвы, отвлекающие маневры, безжалостное нападение. Схватить за загривок и прижать к земле. Так было с косолапым студентом, так было со многими неудачниками в карточной игре. Троица приспешников Адера была подобна гончим псам, которых он держал на длинных поводках. Адеру нужно было только отпустить их, и они бросались в бой, твердо зная, что должен сделать каждый из них. Я стала четвертой гончей. В этой стае я была новенькой и свою роль пока не слишком хорошо поняла. Алехандро, Донателло и Тильда втроем представляли собой прекрасно настроенный инструмент, и они не желали давать мне место в своре. Похоже, они думали, что я их разделю, помешаю их холодному изяществу и неотразимой мощи. Мне это было безразлично: я не имела никакого желания присоединяться к ним.

Я ожидала, что из-за особого отношения Адера ко мне остальные псы будут кусать меня сзади, но, к моему изумлению, ничего подобного не происходило. А ведь я почти наверняка заменила кого-то из них на месте фаворита и доверенного лица. И все же никто из них не расстроился. Не чувствовалось ни толики ревности. Никто, кроме Алехандро, со мной, можно сказать, не общался. Теперь все трое отдалились от меня, но опять-таки в этом не было враждебности. Они кружили поодаль от меня и Адера, а соединялись мы только тогда, когда отправлялись на званые вечера и балы, и в это время нас окутывал туман деланой веселости. К примеру, когда мы с Тильдой смотрели друг на друга, я порой замечала, как мрачно сжаты ее губы и сдвинуты брови, и все же это не было похоже на ревность. Донателло, Алехандро и Тильда порхали по дому, словно бессильные привидения.

Как-то раз поздно вечером я решила спросить об этом Адера. В конце концов, он бы скорее сказал мне правду. Я дождалась момента, когда Адер возьмет бутылку бренди и бокалы и поведет меня в спальню, где слуги помогли мне расстегнуть корсет и распустить волосы. Адер налил бренди в бокалы, и я сказала:

– Я хотела кое о чем спросить тебя…

Адер прилично отпил из своего бокала и только потом протянул мне мой:

– Я так и думал. В последнее время ты стала рассеянной.

– Я хотела… поговорить про других, – робко проговорила я, не зная, что еще сказать.

– Не проси меня прогнать их. Я этого не сделаю. Возможно, тебе хочется проводить со мной все время, но я не могу оставлять остальных без дела. К тому же для нас крайне важно быть вместе. Никогда не знаешь, в какой момент мне понадобится помощь одного из них – того, кто знает о своих обязанностях. Настанет день, и ты это поймешь.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты их прогонял. Мне просто интересно, Адер, чье сердце разбито из-за того, что ты проводишь столько времени со мной? Кто из них острее страдает от потери твоего внимания? Я смотрю на них, и мне неловко из-за… Почему ты смеешься? Я вовсе не собиралась тебя смешить.

Я думала, что он улыбнется в ответ на мой вопрос. Ну, может быть, мягко отчитает за глупые мысли и заверит, что никто на меня не в обиде, что все остальные некогда были его фаворитами и понимали, что эта милость не вечна и что гармония семейства не пострадала.

Но такой реакции я от Адера не ждала. Его смех был не добрым, а жестоким:

– От потери моего внимания? Так ты, стало быть, полагаешь, что они сидят наверху и горько рыдают из-за того, что теперь ты, а не они – звезда моих очей? Позволь мне немного рассказать тебе о тех людях, с которыми ты живешь под одной крышей. Ты имеешь право знать о них, поскольку связана с ними навечно. И тебе лучше держать с ними ухо востро, моя дорогая. Не стоит ждать, что они всегда будут поступать с тобой так, как было бы лучше для тебя. Ты ведь о них ничего не знаешь, верно?

– Алех мне немного рассказывал, – пробормотала я, опустив глаза.

– Готов об заклад побиться: ничего важного он тебе не рассказал, а уж тем более – ничего такого, из-за чего ты бы стала думать о нем дурно. Что он рассказал о себе?

Я уже начала сожалеть о том, что завела этот разговор:

– Только то, что он из хорошего испанского рода…

– Из очень уважаемого рода. Пинхейрос. Можно даже сказать, что это великое семейство, но сегодня в испанском городе Толедо днем с огнем не сыщешь ни одного Пинхейроса. Знаешь, почему? Ты когда-нибудь слышала об Инквизиции? Алехандро и вся его семья были схвачены агентами Святого суда. Их допрашивал сам великий инквизитор, Томас де Торквемада. [15]15
  Томас (Томаззо) де Торквемада (1420–1498) – основатель испанской инквизиции, первый великий инквизитор Испании.


[Закрыть]Мать Алехандро, его отца и бабушку, его младшую сестренку – всех бросили в темницы. Выбор у них был такой: покаяться в грехах и перейти в католицизм или остаться в застенках, где им грозила скорая смерть.

– Почему же он не принял католицизм? – вскричала я. – Чтобы спасти свою жизнь – неужели это было бы так ужасно?

– А он так и сделал, – кивнул Адер и подлил себе бренди, после чего встал перед камином, и его лицо озарили языки пламени. – Он сделал то, чего от него потребовали. Обстоятельства были таковы, что отказаться было бы глупо. Инквизиция гордилась своей способностью ломать людей: они возвели это в ранг науки. Алехандро держали в такой тесной темнице, что ему приходилось сворачиваться калачиком, чтобы там поместиться. Всю ночь он слышал вопли и молитвы других узников. Скажи, кто бы сохранил рассудок в таких условиях? Кто бы не сделал то, чего от него требовали, лишь бы спастись?

На несколько мгновений стало тихо. Только поленья потрескивали в камине. Я молилась, чтобы Адер не продолжал свой рассказ. Мне хотелось сохранить свое представление об Алехандро – милом, участливом, и не знать, на какие эгоистичные поступки он способен.

Адер запрокинул голову, залпом допил бренди и устремил взгляд на огонь:

– Он предал свою сестру. Инквизиторы хотели использовать кого-нибудь в назидание другим. Они хотели продемонстрировать зло, обитающее рядом. Хотели найти повод очистить страну от евреев. И тогда Алехандро сказал им, что его сестра – колдунья, нераскаявшаяся ведьма. Инквизиторы забрали его четырнадцатилетнюю сестренку, а его отпустили. Вот тогда-то я и нашел его. Он бродил по улицам и причитал, как безумец, сокрушаясь о содеянном.

– Это ужасно.

Я, вся дрожа, закуталась в соболиное одеяло.

– Донателло, когда его арестовали за содомию, предал своего господина. Предал человека, который подобрал его на улице, накормил и одел, а потом изображал его на флорентийских фресках. Этот человек обожал его, воистину обожал, а Донат предал его, глазом не моргнув. И я был бы полным дураком, если бы ждал от него другого отношения ко мне.

Теперь Тильда. Она опаснее всех. Она родом из далекой северной страны, где зимой солнце выходит на небо всего на несколько часов. Тильду я встретил в одну из таких ночей на дороге. Ее облили водой и выгнали на мороз. Дело вот в чем: она полюбила богатого мужчину из соседней деревни. Мешало ей только одно: она уже была замужем. И как же она преодолела это препятствие? Она убила своего мужа и двоих детей. Она их отравила, думая, что никто не поймет, что это дело ее рук. Однако крестьяне из ее деревни все поняли и решили ее казнить. Она должна была замерзнуть насмерть, и к тому моменту, когда я ее нашел, Тильда уже была полумертвая. Волосы висели сосульками, на веках и коже – хрусталики льда. Она умирала, но при этом сумела посмотреть на меня с неприкрытой ненавистью.

– Хватит! – взмолилась я, с головой закрывшись теплым одеялом из звериных шкурок. – Я больше ничего не хочу знать!

– Человек познается по-настоящему, когда близка его смерть, – зловеще выговорил Адер.

– Это несправедливо. Человек имеет право сделать что угодно, лишь бы остаться в живых.

– Что угодно? – Адер вздернул брови и фыркнул. – Как бы то ни было, мне показалось, что тебе стоит знать, что относиться к этим людям с сочувствием не стоит. Под внешней красотой и изящными манерами прячутся чудовища. И каждого из них я выбрал не без причины. Для каждого из них есть место в моих планах… но ни один из них не способен любить никого, кроме себя. Без особых раздумий они бы предали тебя, если бы это сулило им какую-то выгоду. Пожалуй, они даже изменили бы данной мне клятве, если бы посчитали, что предательство сойдет им с рук. – Адер скользнул под одеяло, прижал меня к себе. В его прикосновениях была странная тоска. – Вот что восторгает меня в тебе, Ланор. Ты жаждешь любви и умеешь любить. Ты хочешь отдать свое сердце кому-то, а если отдаешь, то хранишь поразительную верность этому человеку. Я думаю, ради мужчины, которого ты любишь, ты готова на все. И тому, кто в один прекрасный день завоюет твое сердце, очень повезет. Мне бы хотелось думать, что, быть может, повезет мне.

Он долго гладил мои волосы, а потом заснул, а я лежала рядом и гадала, много ли известно Адеру о Джонатане и насколько верно он читает мои мысли. От рассказов Адера меня знобило. Я не могла понять, как можно было наделять бессмертием таких недостойных людей, как можно было на веки вечные окружить себя убийцами и трусами – тем более если он ждал от них верности. Но какие бы планы ни были у Адера на мой счет, я этого пока не знала.

А самым ужасным – мне даже думать об этом было страшно! – был вопрос о том, почему он избрал меня, почему сделал членом своего извращенного семейства. Наверное, он увидел во мне что-то такое, что подсказало ему, что я похожа на остальных; возможно, он прочел в моей душе, что я настолько люблю себя, что была способна довести другую женщину до самоубийства, чтобы завладеть тем, кого она любила. Что же до его слов о моей любви к нему… никогда бы не подумала, что такому, как Адер, нужна чья-то любовь… и что такая женщина, как я, способна любить чудовище. Адер крепко спал, а я дрожала в его объятиях всю ночь.

Что сказать об Узре? Не надо было обладать особым зрением, чтобы увидеть, что она не похожа на остальных членов семейства Адера. Она как бы парила выше других. Не сказать, чтобы остальные о ней забывали, но она не обсуждалась. Никто не ждал, что Узра присоединится к нам, когда мы собирались выпить и поболтать поздно вечером, вернувшись со светского раута. Она никогда не завтракала и не обедала с нами в столовой. Но порой мы слышали ее легкие шаги над головой или за стеной. Казалось, это скребутся мыши.

Время от времени Адер звал ее в спальню, и она присоединялась к нам, поджав губы и опустив глаза. Она уступала, но не участвовала. Потом, бывало, она находила меня, когда я была одна, и просила меня расчесать ее волосы или почитать ей. Так она давала мне понять, что не винит меня за все, что произошло в постели Адера, или, по крайней мере, прощает меня за то, что я ему покоряюсь. Как-то раз Узра раскрасила мое лицо так, как было принято у нее на родине – жирно подвела углем веки и нарисовала черточки до самых висков. Затем она нарядила меня в одну из своих полупрозрачных одежд так, что были видны только мои глаза. Должна сказать, вид у меня получился весьма экзотичный.

Иногда она бросала на меня странные взгляды, словно пытаясь обратиться к моей душе, найти способ что-то мне сказать. Предупредить меня. Но я думала, что предупреждать меня нет нужды. Я знала, что Адер – опасный человек и что, если я буду слишком близка с ним, это грозит большой бедой моей душе и разуму. Я считала, что знаю, где пролегает граница, и думала, что сумею вовремя остановиться. Как же это было глупо с моей стороны…

Иногда Узра приходила в мою комнату и обнимала меня так, словно хотела утешить. Несколько раз она заставила меня встать с кровати, чтобы показать мне свои потайные местечки в доме. Теперь я понимаю: она делала это для того, чтобы я знала, где спрятаться от Адера, когда это мне потребуется.

Тильда вела себя иначе. Однажды, без всякого предупреждения, она схватила меня за руку, раздраженно вздохнула и, не обращая внимания на мои вопросы, решительно повела в одну из комнат, которыми пользовались редко. Там рядом с камином стоял небольшой столик, а на нем – склянка с чернилами, несколько игл, разложенных веером, и довольно грязный старый носовой платок. Тильда села на стул, убрала за уши пряди волос. Она даже не смотрела на меня.

– Сними корсет и лиф, – спокойно распорядилась она.

– В чем дело? – спросила я.

– Это не просьба, дура ты эдакая, – процедила Тильда сквозь зубы, вынула пробку из склянки с чернилами и вытерла платком запачканный палец. – Адер приказал. Мне нужна твоя оголенная рука.

Стиснув зубы, я все сделала, как велела Тильда. Я видела, как ей нравится командовать мной. Я села на табурет напротив нее. Она сжала запястье моей правой руки и резким рывком повернула руку так, чтобы к ней была обращена тыльная сторона предплечья. Затем надавила на мою руку так, как кузнец сжал бы между колен копыто лошади, собираясь ее подковать. Я с опаской смотрела на Тильду. Она выбрала иглу, окунула в чернила и кольнула мою нежную белую кожу.

Я вздрогнула, хотя укол был не слишком сильным:

– Что ты делаешь?

– Я тебе сказала: Адер приказал, – проворчала Тильда. – Я выколю знак на твоей коже. Это называется татуировка. Как я понимаю, ты никогда не видела татуировок.

Я не отрывала глаз от черных точек. Их уже было три… четыре… Тильда работала быстро. Эти пятнышки были похожи на «мушки», какими женщины порой украшают лицо. Чернила немного расплывались под кожей в месте укола. Прошел примерно час, и Тильда успела нарисовать на моей руке существо, похожее на змея. Еще минута – и я поняла, что она изображает дракона. В это самое время в комнатку вошел Адер. Он встал около столика, склонил голову и стал наблюдать за работой Тильды. На рисунке проступившие чернила смешались с моей алой кровью.