Текст книги "Употребитель"

Автор книги: Алма Катсу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Глава 18

– Она умирает. Не протянет и до конца дня.

Это был голос Алехандро, и его слова были не предназначены для моих ушей. Мои веки затрепетали. Алехандро стоял у моей кровати рядом с Адером. Оба решительно скрестили руки на груди. Их лица были суровыми.

Вот он и приблизился, мой бесповоротный конец, а я так до сих пор и не поняла, что они собрались сделать со мной, почему Адер решил обмануть меня, заявив о своих чувствах, зачем он потчевал меня своим зельем и не показал меня врачу. Но в то мгновение странности его поведения уже никакого значения не имели: я вот-вот могла умереть. Если им было нужно мое тело – для вскрытия, для каких-то медицинских опытов или для сатанинского ритуала, – теперь им никто не мог помешать. В конце концов, кто я такая? Нищая бродяжка, только и всего. Я даже не их служанка. Я была ниже служанки, я была женщиной, которая позволила незнакомцам делать с ней все, что им заблагорассудится, за кров и пищу. Я бы поплакала о том, что стало со мной, но лихорадка иссушила меня настолько, что слез не было.

Я не могла спорить с заключением Алехандро: я умирала. Не могло тело чувствовать себя так ужасно и продолжать жить. Внутри у меня все горело и ныло. С каждым вдохом мои легкие хрипели, как проржавевшие мехи. Если бы мне не было так нестерпимо жалко ребенка Джонатана, которого я забирала с собой, если бы я не страшилась тяжкого груза совершенных грехов, я бы молила Бога о милосердии и ниспослании мне скорейшей смерти.

Только об одном я жалела: о том, что больше никогда не увижу Джонатана. Я так сильно верила в то, что мы предназначены друг другу, что сама мысль о разлуке с ним казалась мне невероятной. Я не могла поверить, что умру, не имея возможности прикоснуться к его лицу, что он не будет держать меня за руку при последнем моем издыхании. В то мгновение я осознала весь ужас моего положения. Мой конец был близок, а я ничего не могла поделать. Никакие молитвы ничего не могли изменить. А я хотела только одного: увидеть Джонатана.

– Вам решать, – сказал Алехандро Адеру, который все это время молчал. – Если она для вас что-то значит. Донат и Тильда выразились ясно…

– Это не решается голосованием, – проворчал Адер. – Никто из вас не вправе решать, кто может присоединиться к нашей компании. Вы все существуете по моей милости.

Верно ли я его расслышала? Наверное, нет. Все звуки расплывались, разлетались эхом у меня в голове.

– …И служить мне продолжаете по моей милости.

Адер шагнул ко мне и провел кончиками пальцев по моему мокрому от пота лбу:

– Взгляни на ее лицо, Алехандро. Она знает, что умирает, но продолжает бороться. Точно так же выглядел ты, и Тильда тоже… – Он похлопал меня по щеке: – Послушай меня, Ланор. Я собираюсь сделать тебе редкостный подарок. Ты понимаешь? Если я не вмешаюсь, ты умрешь. Так что мы с тобой договоримся… Я готов поддержать тебя в мгновение твоей смерти и вернуть твою душу в мир живых. Но это означает, что ты будешь целиком и полностью принадлежать мне – не только телом. Мне нужно от тебя нечто большее. Мне нужна твоя пламенная душа. Ты согласна на это? – спросил он, пытаясь встретиться со мной взглядом. – Приготовься, – сказал он мне.

Я силилась понять, о чем он говорит, но не могла.

Он наклонился ко мне очень близко, словно священник, готовый выслушать исповедь. Держа в руке серебряный сосуд с горлышком тоненьким, как клюв колибри, он вынул из него пробку, больше похожую на иглу.

– Открой рот, – приказал Адер, но я окаменела от страха. – Открой свой треклятый рот, – повторил он, – или я тебе челюсть размозжу.

Я уже очень плохо соображала и почему-то подумала, что он, наверное, хочет дать мне последнее причастие – все же моя мать была католичкой. Мне хотелось, чтобы мои грехи были отпущены. Я открыла глаза и зажмурилась в ожидании.

Адер провел тоненькой пробкой по моему языку. Я ничего не почувствовала, потому что пробка была крошечной, очень тонкой, но язык у меня мгновенно онемел, и рот наполнился отвратительным вкусом. Вспенилась слюна, меня скрутили спазмы. Адер сжал мои челюсти и прижал меня к кровати. Рот наполнялся кровью, она стала горькой и кислой, смешавшись с мерзким зельем, которое мне дал Адер. Неужели он отравил меня, чтобы я поскорее умерла? Я заливалась кровью и больше ничего не чувствовала. Скорее до моего разума, нежели до слуха, доносился голос Адера, бормотавшего непонятные слова. Но все прочее – в особенности разум – вытеснил панический страх. Мне было все равно, что он говорит и зачем он это делает.

Моя грудь сжалась. Боль была поистине невыносимая. Легкие перестали работать, я не могла дышать. Я чувствовала, что сердце останавливается. Сознание покидало меня. Я умирала. И не только я. Мои руки инстинктивно легли на живот и обхватили небольшой, едва заметный бугорок.

Адер замер. В его глазах я прочла понимание.

– Боже, да она беременна. Что, никто не знал, что она беременна? – проревел он, развернулся на месте и замахнулся на Алехандро, стоявшего позади.

Мое тело умирало все скорее, а моя душа была напугана. Она искала, куда ей деваться.

А потом и души не стало.

Я очнулась.

Конечно же, первым делом я подумала, что вся эта жуть мне просто приснилась, что кризис миновал, и теперь я на пути к выздоровлению. На несколько мгновений эти объяснения меня утешили, но я не смогла отрешиться от мысли о том, что со мной произошло нечто реальное и непоправимое. Сосредоточившись изо всех сил, я припомнила туманные видения – как меня прижимают к матрасу, как кто-то выносит из комнаты большой медный таз, наполненный густой, дурно пахнущей кровью.

Я проснулась на своей нищенской кровати в крошечной комнатушке. Было ужасно холодно, огонь в камине давно погас. Шторы на единственном окне были задернуты, но в щелочку струился серый, хмурый свет, но даже на эту полоску пасмурного света мне было больно глядеть.

В глотке у меня саднило, словно меня заставили выпить кислоты. Я решила пойти поискать воду, но как только приподнялась и села, тут же упала на подушки, потому что у меня сильно закружилась голова. Свет резал мне глаза, я не могла держать равновесие. Я словно бы стала калекой, ослабленной длительной болезнью.

Горло саднило, голова пылала, а все остальное было холодным. Мышцы уже не горели от жара. Я могла двигаться только очень медленно и неуклюже, словно меня несколько дней продержали в ледяной воде. Кроме того, произошло самое страшное. Это я поняла сразу, и мне не нужно было, чтобы кто-то сказал мне об этом: ребенка во мне больше не было. Он исчез.

Мне потребовалось примерно полчаса, чтобы выйти из комнаты. Я медленно встала, долго стояла на месте, потом побрела к двери. Двигаясь крошечными шажками по коридору в сторону спален придворных Адера, я отчетливо, со звериной остротой слышала все звуки: перешептыванье любовников в постели, храп главного дворецкого, задремавшего в бельевой кладовке, плеск воды, наливаемой из гигантского котла, – наверное, кто-то собрался принять ванну.

Я остановилась перед дверью Алехандро. Стояла, пошатываясь, и готовила себя к тому, чтобы войти и потребовать объяснений: что произошло со мной и моим нерожденным ребенком. Я подняла руку, собираясь постучать, но передумала. Со мной случилось что-то очень серьезное и непоправимое. Я знала, кто может ответить на мои вопросы, и решила пойти к нему: к тому, кто капнул яд мне на язык, кто нашептал мне на ухо колдовские слова, из-за кого все стало иначе. К тому, кто, судя по всему, отнял у меня мое дитя. Ради своего утраченного ребенка я должна была быть сильной.

Я повернулась и пошла к концу коридора. Остановившись перед дверью покоев Адера, я была готова постучать, но решила не делать этого. «Я не войду к нему, как служанка, – подумала я, – и не стану просить у него дозволения поговорить с ним».

Двери легко открылись. Я хорошо знала покои Адера, знала и его привычки, поэтому направилась к горе подушек – ложу Адера. Он лежал под одеялом из соболиных шкурок – неподвижный, словно труп, и широко раскрытыми глазами смотрел в потолок.

– Ты вернулась к нам, – проговорил Адер. Это было скорее заявлением, нежели изумлением. – Ты воскресла.

Я боялась его. Я не могла объяснить того, что он сделал со мной. Я не знала, почему не убежала сразу же, как только Тильда пригласила меня в карету, почему позволила всему этому случиться. Но настало время поговорить с Адером откровенно:

– Что ты сделал со мной? Что стало с моим ребенком?

Адер скосил на меня глаза. Он смотрел хищным взглядом волка:

– Ты умирала от заражения крови. Я решил, что не могу позволить тебе умереть. И ты сама не желала умирать. Я увидел это в твоих глазах. Что же до ребенка… Мы не знали, что ты беременна. С того мгновения, как я дал тебе помазание, ребенку уже ничем нельзя было помочь.

Мои глаза наполнились слезами. Мне столько довелось пережить – меня изгнали из Сент-Эндрю, я осталась жива, невзирая на тяжелейшую инфекцию, но мое дитя у меня так бездумно отобрали.

– Что ты сделал? Как вышло, что я не умерла? Ты же сказал, что ты – не врач…

Адер поднялся с кровати, надел шелковый халат и цепко сжал мою руку. Я не успела опомниться, а он уже вывел меня из комнаты и потащил вниз по лестнице.

– То, что случилось с тобой, нельзя объяснить словами. Можно только… показать.

Адер повел меня в глубину дома. В коридоре нам встретился Донателло. Адер щелкнул пальцами и сказал:

– Идем с нами.

Он привел меня в комнату за кухней, где в огромных котлах готовили еду для толп гостей. Здесь я увидела множество диковинной кухонной утвари: жаровни для рыбы, в которые рыбы укладывались по размеру, всевозможные формы для пирогов и тортов. В углу стоял бочонок с водой для домашних нужд. Вода была темная и явно холодная.

Адер толкнул меня к Донателло и кивком указал на бочонок. Донателло сделал большие глаза, проворно закатал рукав на правой руке и так же быстро, как кухарка хватает курицу, которой суждено быть съеденной на ужин, схватил меня за шею и окунул головой в бочонок. Я не успела приготовиться и сразу вдохнула полные легкие воды. Донат держал меня крепко и отпускать не собирался. Я только пыталась вырваться, надеясь перевернуть бочонок. Я думала, что Донат все же отпустит меня из жалости. Зачем Адер спас меня от смерти, если теперь собрался утопить?

Он закричал на меня. Я слышала его голос сквозь плеск воды, но слов не разбирала. Мне казалось, что прошло уже много времени, но я понимала: это иллюзия. Говорят, что умирающие очень ярко и отчетливо воспринимают каждую из своих последних секунд. Но воздух у меня в легких закончился. В любое мгновение я могла умереть. Я обмякла, замерла от холода и ужаса. Я ждала конца. Мне хотелось присоединиться к моему мертвому ребенку. Мне – после всего, что со мной произошло, хотелось сдаться. Обрести покой.

Донателло выдернул мою голову из бочонка. С моих волос ручьями текла вода – по лицу, по плечам, на пол. Донат заставил меня выпрямиться.

– Ну, что думаешь? – спросил Адер.

– Ты только что пытался меня убить!

– Но ты не утонула, верно? – Он протянул Донателло полотенце, и тот принялся старательно вытирать мокрую руку. – Донат продержал тебя под водой добрых пять минут, а ты жива. Вода не убила тебя. Как думаешь, почему?

Я сморгнула с ресниц капли холодной воды:

– Я… Я не знаю.

Адер зловеще осклабился:

– Потому что ты бессмертна. Ты не можешь умереть. Никогда.

Я сидела у камина в спальне Адера. Он дал мне бокал и бутылку бренди, а сам улегся на кровать. Я смотрела на пламя. Бренди я пить не стала. Я не хотела верить Адеру и не хотела ничего получать от него. Если уж я не могла убить его за то, что он лишил меня ребенка, я хотела убежать от него, из его дома. Но пока я плохо ходила, и мои мысли путались от страха. Последние остатки здравого смысла подсказывали мне, что стоит немного задержаться здесь и выслушать Адера.

Рядом с его кроватью стояло забавное приспособление из меди и стекла, трубочек и сосудов. Теперь-то я знаю, что это кальян, но в то время для меня это была чистая экзотика. Диковинка, испускавшая сладкий дым. Адер затягивался из трубки и выдыхал облака дыма к потолку. Наконец он расслабился, его глаза заблестели.

– Ты теперь понимаешь? – спросил он. – Ты теперь не простая смертная. Ты – за пределами жизни и смерти. Ты не можешь умереть. – Он протянул мне мундштук кальяна, но я отказалась. – Не имеет значения, как бы сильно кто-то ни старался убить тебя – стрелой ли, кинжалом ли, ядом, огнем, водой. Тебя могут закопать в землю. Ничто не убьет тебя. Ни болезнь, ни голод.

– Как же это возможно?

Адер снова затянулся из кальяна и задержал в себе дурманящий дым на несколько секунд, а потом выдохнул синеватую тучку:

– Как это происходит, я тебе сказать не могу. Я думал об этом, молился, пытался получить ответ во сне. Какими только зельями я не пользовался… Но так и не добился ответа. Я не могу этого объяснить, и я прекратил поиски ответов.

– Ты хочешь сказать, что не можешь умереть?

– Я хочу сказать, что живу уже несколько сотен лет.

– Но кто в Божьем мире бессмертен? – спросила я, не обращаясь к Адеру. – Бессмертны только ангелы.

Адер фыркнул:

– Вечно эти ангелы, вечно Бог… Почему, как только кто-то слышит голос, он сразу решает, что с ним говорит Бог?

– Ты хочешь сказать, что это дело рук дьявола?

Адер почесал мускулистый живот:

– Я говорю, что искал ответ, но ничей голос мне не ответил. Ни Бог, ни сатана не удосужились растолковать мне, каким образом это… чудо согласуется с их промыслом. Никто не давал мне никаких приказов. Из этого я заключил, что не служу никому. У меня нет повелителя. Мы все бессмертны – Алехандро, Узра и прочие. Я сотворил всех вас, понимаешь? – Последовала новая долгая затяжка, за ней – глоток воды. Адер добавил уже тише: – Ты пережила смерть.

– Пожалуйста, перестань говорить об этом. Ты меня пугаешь.

– Ты привыкнешь к этому и очень скоро перестанешь бояться. Бояться будет нечего. Теперь тебе нужно будет соблюдать одно-единственное правило и повиноваться одному-единственному человеку. Этот человек – я. Теперь твоя душа принадлежит мне, Ланор. Твоя душа и твоя жизнь.

– Теперь я должна повиноваться тебе? Значит ли это, что ты – Бог? – презрительно фыркнула я, вдруг осмелев.

– Тот Бог, которого ты привыкла почитать, отказался от тебя. Ты помнишь, что я сказал перед тем, как ты получила от меня дар? Теперь и навечно ты принадлежишь мне. Я – твой бог. И если ты не веришь мне и желаешь проверить, правда ли то, что я тебе говорю, попытайся противостоять мне.

Эти слова он сказал мне, когда я уже лежала рядом с ним на кровати. Он поднес к моим губам мундштук и стал гладить мои влажные волосы. Я вдохнула тяжелый дым. Дурман окутал меня, успокоил, убаюкал. Мой страх уснул, словно уставший за день ребенок. Я стала расслабленной и сонной, а Адер почти нежно проговорил:

– Объяснений у меня нет, Ланор, но у меня есть история. Я расскажу тебе эту историю. Мою историю. Я расскажу тебе, как все случилось со мной, и, быть может, тогда ты поймешь.

Глава 19

Королевство Венгрия

1349 год

Как только Адер увидел незнакомца, он сразу весь похолодел. У него не было ни малейших сомнений. Он понял, что старик явился за ним.

К концу дня они всегда устраивали нечто вроде праздника. Семейство Адера странствовало с бродячими работниками. Как только темнело, они разводили большие костры и радовались той части суток, которая принадлежала только им. Заканчивались часы долгой работы на полях, и люди собирались вместе, делили трапезу и веселились, как могли. Дядя Адера, пока не напивался, играл на простенькой крестьянской скрипке народные мелодии и подыгрывал матери Адера и другим женщинам, когда те пели. Кто-нибудь приносил бубен, кто-то – балалайку. Адер садился с пятью братьями и двумя сестрами, с женами старших братьев. Он был необычайно счастлив в ту ночь, пока не увидел, что с другой стороны к костру подошла Катарина со своей семьей.

Семейство Катарины, как и семейство Адера, странствовало вместе с табором. Некогда они были крепостными крестьянами мадьярского барона, но он их бросил, оставил на растерзание разбойникам. Они бежали из деревень на своих повозках и с тех пор так и жили в фургонах. Нанимались на сбор урожая, рыли канавы, ухаживали за посевами, брались за любую работу. Мадьярское королевство и румынские княжества в те годы враждовали между собой, и кочевников никто не защищал. [14]14
  Здесь и далее: автор неверно представляет себе историческую картину в данном регионе в то время. Румынские княжества Трансильвания, Валахия и Молдавия входили в состав Венгерского королевства на правах автономий и никаких военных действий против короля не вели.


[Закрыть]

Они так давно ушли с обжитых мест, что Адер не мог вспомнить, как спится по ночам в доме, хотя бы в относительной безопасности. Его братья Иштван и Раду были младенцами, когда семья была вынуждена начать кочевую жизнь, и не помнили других, более радостных времен. Адеру было грустно из-за того, что его братья не знают другой жизни, но, с другой стороны, они в чем-то были счастливее родителей и старших братьев и сестер, и их порой удивляло, почему те так часто грустят.

В тот вечер незнакомец появился внезапно. Первое, что бросилось в глаза Адеру, было то, что это глубокий старик – такой древний, что казалось, будто у костра, опираясь на посох, стоит скелет, обтянутый кожей. Кожа у старика была тонкая, как бумага, вся в морщинках, как кожица высохшего абрикоса, и ее покрывали старческие пятна. Его глаза покрывала млечная пленка, но при этом, как ни странно, взгляд старика был удивительно зорким. Его густые седые волосы были заплетены в косу, свисавшую до пояса. Но удивительнее всего была его одежда – из дорогой ткани, румынского покроя. Кем бы он ни был, старик явно был богат и не побоялся среди ночи явиться в цыганский табор.

Он протолкался через толпу людей, стоявших кругом, встал у самого костра и принялся обводить цыган взглядом. У Адера кровь похолодела в жилах. Он ничем не отличался от других мальчиков в таборе: тощий, немытый, безграмотный. Адер понимал, что у старика нет никаких причин выбрать именно его, но предчувствие беды было настолько велико, что он бы вскочил на ноги и выбежал из круга, если бы его не держала на месте мальчишеская гордость: он ничего не сделал этому старику, так с какой стати нужно бежать от него?

Молча обведя круг людей взглядом, старик неприятно улыбнулся, поднял руку, указал на Адера и перевел глаза на его родителей. К этому времени все стихло – и музыка, и смех. Все посмотрели сначала на старика, а потом – на Адера.

Безмолвие нарушил его отец. Он растолкал других своих детей, схватил Адера за руку и рванул к себе с такой силой, что едва не выдернул предплечье из сустава.

– Что ты натворил, мальчишка? – прошипел отец сквозь щербатые зубы. – Вставай и иди со мной! – Он рывком поднял сына на ноги. – А вы чего глазеете? Давайте, рассказывайте свои байки, пойте свои дурацкие песни!

С этими словами он повел Адера прочь от костра. Родные и семья Катарины проводили их взглядами.

Отец остановился в темноте, под деревом – там, где их разговор не услышали бы те, кто остался у костра. Незнакомый старик пошел за ними.

Адер попытался уйти от нависшей над ним беды:

– Не знаю, кого вы ищете, но это точно не я, клянусь. Вы меня за другого приняли.

Отец отвесил ему пощечину:

– Что ты сделал? Курицу украл? Картошку или лук выкопал на поле?

– Клянусь, – прошепелявил Адер, схватившись за щеку и указав на старика. – Я его знать не знаю.

– Может быть, тебе есть в чем себя винить, – проговорил старик презрительно, словно перед ним были попрошайки или воры, – но твой мальчишка ни в чем не виноват. Я выбрал твоего сына, чтобы он работал на меня.

Надо отдать должное отцу Адера. У него возникли подозрения:

– Какой вам от него прок? Он ничего не умеет. Может только в поле работать.

– Мне нужен слуга. Мальчик с крепкой спиной и быстрыми ногами.

Адер почувствовал, что его жизнь круто и нехорошо меняется:

– Я никогда не прислуживал в доме. Совсем не знаю, что делать…

Вторая отцовская пощечина заставила Адера умокнуть.

– Учись ценить себя хоть чуточку больше, – буркнул отец. – Всему сможешь научиться, хоть ты и неуч.

– Он мне сгодится, я точно знаю. – Старик медленно пошел по кругу около Адера. Он оценивал его, словно коня, которого привели на продажу конокрады. За стариком тянулся шлейф запаха. Пахло чем-то сухим, дымным, вроде благовоний. – Особый умник мне не нужен, а нужен мне тот, кто будет помогать дряхлому старику по хозяйству. Но… – Тут его глаза стали узкими, как щелочки, и враждебными. – Я живу не так близко отсюда, второй раз не приду. Если твой сын хочет работать у меня, он должен уйти со мной сейчас же.

– Сегодня? – в страхе спросил Адер. У него пересохло горло.

– Я готов заплатить, чтобы возместить тебе потерю рабочих рук, – сказал старик отцу Адера.

Стоило Адеру услышать эти слова, и он сразу понял, что пропал. Отец от денег не откажется. К этому моменту подошла мать. Она стояла чуть поодаль, в тени, отбрасываемой деревом, и нервно мяла в руках подол юбки. Адер отошел к матери, и они вдвоем ждали, пока старик и отец торговались. Как только они сошлись в цене, старик отправился к своей лошади, а мать Адера бросилась к мужу.

– Что же ты делаешь? – вскричала она, хотя и знала, что муж своего решения не изменит. Спорить с ним было бесполезно.

Адеру было нечего терять, поэтому он крикнул отцу:

– Что ты со мной сделал, отец? Неведомо кто является в табор, и ты продаешь ему одного из своих детей! Что ты про него знаешь?

– Как ты смеешь мне дерзить? – рявкнул отец и одним ударом сбил Адера с ног.

К этому времени успели подойти остальные дети, но предусмотрительно встали подальше. Им не впервой было видеть, как отец бьет кого-то из них, но все же они были напуганы.

– Ты слишком глуп и не разбираешься, что для тебя лучше, – продолжал свирепо отчитывать Адера отец. – Этот человек явно не бедняк. Ты станешь слугой богача. Будешь жить в доме, а не в фургоне, и в поле тебе батрачить не придется. Если бы старику нужны были еще слуги, я бы попросил его взять еще кого-нибудь. Может быть, Раду. Уж он бы кочевряжиться не стал, не упустил бы своего.

Адер поднялся с земли. Ему стало стыдно. Для порядка отец отвесил ему подзатыльник:

– Иди собирай свои пожитки, попрощайся со всеми. Не заставляй себя ждать.

Мать Адера пытливо посмотрела на мужа:

– Ференц, что тебе известно об этом человеке? Почему ты доверяешь ему нашего сына? Что он рассказал о себе?

– Известно мне вполне достаточно. Он графский лекарь. Живет в доме, в поместье графа. Адер будет прислуживать ему семь лет, а потом сам решит, уйти или остаться.

Адер подсчитал в уме: через семь лет ему исполнится двадцать один год – то бишь пройдет полжизни. А ему не терпелось пойти по стопам старших братьев – жениться, обзавестись семьей… Короче – стать мужчиной. Став слугой, он не сможет ни жениться, ни иметь детей. Самое золотое время жизни будет упущено. Когда он получит свободу, то уже будет немолод. Какая женщина захочет его тогда?

А его семья? Где они окажутся через семь лет? Ведь они были кочевниками и постоянно переезжали в поисках работы и укрытия от ненастий. Никто из них не умел читать и писать. Он ни за что не сможет разыскать их. Потерять семью – нет, это было немыслимо. Пусть они были изгоями, пусть все на них смотрели свысока, но как он выживет без родных, когда старик отпустит его?

С губ матери Адера сорвался крик. Она не хуже сына понимала, что сулит им долгая разлука. Но отец от своего не отступался:

– Так будет лучше! И ты сама это понимаешь. Погляди на нас – мы едва сводим концы с концами. Лучше Адеру будет самому о себе позаботиться. Одним ртом меньше.

– Значит, мы все для тебя – обуза? – взвыл Раду.

Он был на два года младше Адера. В семье он был самым нежным и плаксивым. Подбежав к Адеру, он обнял его и залил слезами рваную рубаху брата.

– Адер уже мужчина, он должен идти своей дорогой, – сказал отец, глянув на Раду, а потом добавил для всех: – Ну все, хватит этих рыданий. Адеру пора собираться в дорогу.

Адер уселся позади старика, как тот ему велел. Они ехали всю ночь. Конь у старика оказался на удивление хорош. Такой конь сделал бы честь рыцарю. От ударов его копыт содрогалась земля. Адер понял, что они скачут на запад, в глубь румынских земель.

К утру они проехали мимо замка графа, у которого работал лекарь. Ничего красивого в этом замке не было. Он предназначался для обороны, был приземистым и крепким. Вокруг квадрата крепости врассыпную расположились крестьянские дома и загоны для овец и коров. Во все стороны раскинулись засеянные поля. Старик и Адер ехали еще минут двадцать по густому лесу и наконец поравнялись с небольшой каменной башней, почти целиком скрытой за деревьями. Камни на вид казались сырыми, они покрылись мхом, густо разросшимся, потому что ему не мешало солнце. Адеру эта башня показалась больше похожей на темницу, чем на жилище. Он даже двери не смог разглядеть.

Старик спешился и велел Адеру расседлать коня, а потом войти в башню. Адер постарался подольше провозиться с могучим жеребцом. Он снял с него седло и уздечку, напоил, вытер вспотевшие бока коня сухой соломой. Но более медлить было нельзя. Адер взял седло и вошел в башню.

Из-за густого дыма внутри почти ничего не было видно. В очаге горел огонь, а дым мог выходить только через единственное узкое окошко. Оглядевшись по сторонам, Адер увидел, что башня представляет собой одну большую круглую комнату. У двери на соломе спала женщина. Она была лет на десять старше Адера, высокая, с мускулистыми руками. В ней не было почти ничего женственного. Рядом с ней расположились все орудия ее труда: старый, обшарпанный стол, миски, грубые деревянные ложки, глиняные горшки, ведра, плоские спилы деревьев, служившие тарелками, кувшины с вином и пивом. На крюках, вбитых в стену, висели гирлянды красного перца и чеснока, а также привязанные к веревкам колбасы и жесткие караваи ржаного хлеба.

В глубине комнаты, у дальней стены, стоял стол с множеством бутылок и банок, кипой бумаг, чернильницей и перьями. Помимо всего этого, на столе лежали диковинки, которых Адер раньше ни разу не видел: это были книги в деревянных обложках. Около стола стояли корзины, а в них лежали странные предметы, собранные в лесу: пыльные сухие корешки, шишки, пучки крапивы и других трав. Адер заметил, что у стены начинается лестница, уводящая вниз – наверное, в подпол.

Старик неожиданно оказался рядом с Адером. Он пристально посмотрел на крестьянского мальчишку:

– Наверное, ты хочешь узнать мое имя. Меня зовут Ивор сель Рау, но ты будешь называть меня просто «господин».

Он снял тяжелый плащ с капюшоном и стал греть руки у огня. Затем лекарь рассказал, что он из рода румынских помещиков, последний мужчина в своем роду. В один прекрасный день ему предстояло унаследовать фамильный замок и все состояние отца, но еще в молодости он решил сделать карьеру и отправился в Венецию изучать медицину. Несколько десятков лет он служил графам, князьям и даже королям. Его долгая карьера подходила к концу. Сейчас он работал придворным лекарем графа сель Батрина, румынского вельможи, владельца того замка, который они миновали по пути. Лекарь объяснил, что нанял Адера не для того, чтобы обучать его искусству целительства. Адер был нужен ему для сбора лекарственных трав и прочих компонентов для мазей и эликсиров. Кроме того, пареньку предстояло выполнять разные поручения по дому и помогать кухарке Маргарите.

Старик порылся в комоде и нашел старое рваное одеяло из грубой шерстяной пряжи:

– Устрой себе лежанку из соломы у огня. Когда Маргарита проснется, она даст тебе поесть и скажет, что делать. Постарайся отдохнуть, поскольку к вечеру, когда я проснусь, ты мне понадобишься. Да, кстати: не удивляйся, что Маргарита не станет с тобой говорить и не будет тебя слушать. Она глухонемая от рожденья.

С этими словами старик взял зажженную свечу, стоявшую на кухонном столе, и побрел к темной лестнице. Адер исполнил приказ старика. Он улегся на солому у очага и успел заснуть еще до того, как свет от свечи старика пропал в лестничном колодце.

Разбудила Адера возня кухарки. Когда он встал, Маргарита замерла и уставилась на него. Адера она совсем разочаровала. Женщина оказалась еще хуже, чем тогда, когда спала. Она была не просто некрасива – уродлива. Мужиковатое лицо, широкие плечи и бедра, никакой талии. Она подала Адеру остывшую кашу и воду. Когда он поел и попил, Маргарита отвела его к колодцу и жестами показала, чтобы он набрал воды. Точно так же она велела ему наколоть дров и натаскать воды для кухни и скота. Потом Маргарита сложила белье в деревянную лохань и принялась за стирку, а Адер улегся на солому и, вспомнив о совете старика, решил вздремнуть.

Ему показалось, что он только успел смежить веки, а Маргарита уже принялась трясти его за плечо. Адер открыл глаза. Кухарка указывала в сторону лестницы. Свечерело, и старик проснулся. Кухарка принялась зажигать свечи. Вскоре старик медленно и тихо поднялся по лестнице. В руке у него был огарок свечи – той самой, с которой он ушел к себе рано утром.

– Ты встал? Это хорошо, – сказал лекарь, прошаркав мимо Адера. Он прошел к своему столу и покопался в бумагах, на которых было что-то написано на странном языке. – Разведи огонь, – приказал старик, – и принеси котелок. Я сегодня должен приготовить отвар, и ты мне поможешь.

Не глядя на своего нового помощника, лекарь принялся возиться со склянками, каждая из которых была накрыта вощеной тканью и завязана бечевкой. Каждую склянку старик подносил к свету и читал надпись на ярлыке. Несколько баночек он отставил в сторону. Как только котелок прогрелся над пламенем, Адер помог старику отнести склянки к очагу. Присев в сторонке, он стал смотреть, как старик берет из баночек щепотки содержимого и бросает в котелок. Некоторые листья и травы, высушенные и истолченные в порошок, Адер узнал по запаху, но содержимое других склянок было загадочно. Коготь летучей мыши? Или, может быть, мышиная лапка? Петушиный гребень? Три черных пера – но какой птицы? Из одной склянки, достав плотно пригнанную пробку, старик вылил в котелок несколько капель густого темного сиропа, имевшего отвратительный запах. Наконец он опрокинул в котелок кувшин воды и повернулся к Адеру:

– Следи внимательно. Как только проварится хорошенько, загаси огонь, продолжай мешать и смотри, чтобы варево не пригорело. Оно должно стать густым, как смола. Понял?

Адер кивнул:

– А можно спросить, для чего это зелье?

– Нет, спрашивать нельзя, – буркнул старик, но, подумав, добавил: – Со временем узнаешь, когда поумнеешь. А теперь я ухожу. Следи за котелком, как я тебе велел. Из башни не выходи и не спи.

Старик снял с крючка плащ и выскользнул из башни.