Текст книги "Мой дом - пустыня (сборник)"
Автор книги: Аллаберды Хаидов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Вот и нагромождение камней, но где же родник? «Как он изменил свое русло!» – удивился дедушка Абды, обходя громадные, с верблюда величиной, камни. Он увидел выступ скалы, на который когда-то часто взбирался, но на месте, где некогда горделиво тянулись вверх стройные чинары, не осталось даже их пней. А эта пыльная яма... Неужели только она осталась от источника, в котором резвились белые рыбки?
Старик огляделся, приложив руку козырьком к глазам. Вдали, будто пугало, торчала одинокая арча. И все вокруг нее разграблено, сметено неведомым ураганом. Как ограбленный, стоял и дедушка Абды, тяжело опершись о плечо внука.
Но ведь прозрачный родник, заросли ежевики на его берегах, певучие перепелки, крадущиеся в кустах лисы, – это детство не одного лишь Абды. Арчовый лес – это детство всех его сверстников. Кто же допустил, что уничтожен мир, напоминавший людям об их детстве, способный дарить радость еще многим и многим людям? Родник, заросли ежевики, лес и его звери были украшением села. Они украшали подножие горы, как скверы и парки украшают город, как картина украшает дом.
Так дошли они до подножия Карадага. Холмистые ступени уходили вверх, и Назар с отчаянным визгом начал взбираться по этим ступеням. Вскоре откуда-то сверху, из-за холмистого выступа, послышался его голос:
– Дедушка, залезай сюда, здесь много арчи. Ой, дедушка, и ежевика растет, какая вкусная! Ай, перепелка, перепелка! Смотри, она к тебе полетела!
Но у дедушки Абды не было сил взобраться наверх. Он позвал устало:
– Спускайся, Баллым, упадешь.
А сам все думал, пытался понять, отчего исчез арчовый лес. Как же беззаботны оказались люди, которые не расчистили вовремя русла ручьев, бегущих сверху! Если приглядеться, можно было и сейчас разглядеть извилистые борозды, по которым когда-то бежала вода, чтобы напитать корни деревьев. А потом воды больших дождей устремились в сторону в поисках нового русла. И лес на склоне, утолявший жажду лишь этой водой, постепенно зачах. Но вот и следы топора. Здесь лес просто рубили, не заботясь о том, чтобы вырастить новый.
Назар кричал сверху:
– Мне тут очень нравится, дедушка! Давай поставим палатку, ладно? В этих горах не заблудишься...
Неподалеку пыхтел движок. Рядом с ним, точно курятник белел небольшой домик. Ведя за руку внука, дедушка Абды подошел к домику. Навстречу торопливо выскочил смуглый паренек. Он рассказал, как исчез родник. Для того чтобы в селе было больше воды, здесь пробурили скважину – ее и приводит в действие движок. Из скважины потекла холодная и вкусная вода. Теперь ее стало в колхозе вдвое больше, но в роднике вода стала убавляться, русло высохло и покрылось пылью.
– Да, да, – сказал дедушка Абды, – может быть, родник и невозможно было сохранить. Но скажи, сынок, как вы иссушили арчу на склоне горы?
Паренек посмотрел в сторону горного склона и удивленно поднял брови:
– Арча на горе? Сколько я себя помню, здесь никакой арчи не было.
– Что ты, голубчик. Не только на склонах, но и на равнине рос арчовый лес. Он доходил вот до этого места, где мы теперь стоим. В нем стаями водились куропатки. Где же они?
– Не знаю. Наверно, это было очень давно, до моего рождения. Мне ведь только семнадцатый год пошел...
И дедушка Абды, все сильнее горбясь, пошел прочь от скважины, ведя за руку внука.
Старый Абды слышал и не слышал голос внука. Теперь он думал о том, что нельзя на целые десятилетия уходить от родного дома. Нет, нельзя, потому что и здесь иногда может понадобиться твое слово, твои хозяйские руки.
Стоявший возле движка паренек наблюдал за всеми действиями старика и мальчика.
«Кто это такой и на что ему понадобился лес?– думал паренек... – Хотя... кому не нужен лес? Может быть, и мне было бы тут веселее, не так скучно, если бы это пыльное поле зеленело и на нем пели куропатки».
Старик и внук, медленно уходившие в сторону села, уже скрылись из виду, а паренек все размышлял, будто оправдывался, будто почувствовал и себя виноватым:
«Нехорошо... Как же так, не присмотреть за лесом? Разве можно не оказать помощь во время пожара, не спасти утопающего, не приютить птицу с обмерзшими крыльями? А почему же никто никогда не укорил людей, погубивших лес? Почему?..»
Перевод О. Романченко.
САМЫЙ ЛЮБОПЫТНЫЙ КОРСАК
(рассказ)
Найдешь ли на свете пустыню бескрайнее Ак-Мей-дана? Вот уж где, как говорится, ширь да гладь.
Ак-Мейдан простирается так далеко, что ни один из живущих под землей зверей не знает, где она начинается и где кончается. Вы не ослышались, я сказал «живущих под землей». Звери Ак-Мейдана – лисы, корсаки, суслики, тушканчики, мыши – роют в земле норы и вылезают из них лишь после захода солнца.
Корсак проснулся в своей глубокой норе от непонятного шума. Проснулся и открыл глаза. Поначалу он готов был счесть этот шум за голос разыгравшейся в пустыне бури, но в неожиданных звуках было что-то новое, непривычное. Шум доносился со стороны северного входа в нору, а когда поднималась буря, вой ветра и бульканье дождевых капель заполняли все вокруг, врывались в нору через четыре отверстия.
Земля над норой взревела, задрожала, и шум вдруг начал затихать, отдаляясь. Резкий незнакомый запах достиг ноздрей корсака и лишил его покоя. Маленький хищник, который обычно лежал в норе, безошибочно определял, какое животное прошло над его головой, на этот раз перепугался.
Но любопытство взяло верх. Корсак высунулся из норы и зорко оглядел пустыню. С удивлением посмотрел он вслед удалявшейся автомашине и не спустился вниз, пока она не скрылась из виду.
Это новое знакомство вряд ли пришлось корсаку по вкусу. Ведь ему представлялось, что мир устроен очень просто. Все было понятно в этом мире, который весь состоял из одного лишь Ак-Мейдана. Когда опускалось солнце, пустыню поглощала тьма, а когда оно вновь поднималось – в мире становилось светло и горы вдали смыкались с облаками.
Понятными были дождь и снег, щебет пролетавших над головой птиц.
Давно привычным стало для корсака и то, что при его приближении к овечьей отаре люди поднимали крик, а громадные страшные собаки с лаем кидались на него; не так-то легко было увернуться от их острых зубов. И все же это было привычным, потому что и отара, и вкусные ягнята принадлежали людям и собакам. Оттого корсак, юркий, рыже-серый, очень похожий на лисицу, старался охотиться подальше от мест, где паслись овцы. Людям, собакам и их овцам не было дела до зверьков, за которыми охотится корсак. Для него жили на свете суслики и тушканчики. Правда, изредка ему попадались в пустыне и задремавшие птицы. Инстинкт охотника безошибочно вел корсака к цели. Ловкий прыжок – и очень скоро от птицы даже следа не оставалось: корсак съедал ее вместе с костями и перьями.
До сегодняшнего дня пустыня была понятной. До той поры, пока над норой его не промчалась машина, изворотливый хищник не представлял, что в округе может появиться нечто, способное поразить его. Это безводная равнина, где не было ни дорог, ни тропинок, издавна превратилась во владения корсаков и лисиц. Изредка, лишь в дни, когда через Ак-Мейдан гнали отары овец, забредал сюда волк. Это случалось после дождливой зимы: чабаны знали, что в прорытых ими канавах собрались запасы дождевой воды – овцам хватит ее на несколько дней, пока они не доберутся до своих пастбищ, до обильных колодцев с чистой водой.
Любопытного корсака удивляло, что птицы и овцы, ослы и лошади вместо мяса жуют полевую траву. Но еще удивительнее было видеть, как они пьют застоявшуюся дождевую воду. Несколько раз корсак после дождя опускал мордочку в лужицу, но всякий раз с презрением отфыркивался. Он предпочитал любой жидкости теплую кровь и другого питья не искал.
Да, овцы, собаки, вода, зной – все было известно корсаку. Все, кроме грохочущего существа, оставившего за собой струйку едкого дыма...
В тот вечер корсак вышел на охоту позже обычного. Он настороженно принюхивался к каждому бугорку. Тонко пересвистывались играющие суслики, тушканчики выпрыгивали прямо из-под носа и мчались к своим норам, но кровь маленького хищника не вскипала боевым азартом. Пока он не выяснит, угрожает ли его жизни грохочущее страшилище, что промчалось у него над головой, он не сможет ни охотиться, ни отлеживаться в своей норе.
Корсак осторожно двинулся в ту сторону, куда днем ушла машина. Вскоре он достиг границы своих владений – дальше хозяйничал другой корсак. В чужих владениях можно укрыться в случае опасности. Туда можно прибежать поиграть, но прийти туда охотиться – это уже непростительная провинность. Даже самый слабенький, неокрепший детеныш корсака выберется из норы и, скаля зубы, с угрозой двинется на пришельца. Поэтому наш корсак, несмотря на голод, бежал только по следу, едва уловимому, не замечая по-прежнему ни сусликов, ни тушканчиков.
Наконец он достиг лисьих владений, а дальше простиралась незнакомая равнина.
Корсак смотрел, смотрел во все глаза. Ноздри его чутко ловили воздух с едва заметной примесью гари.
Впереди звездами мигали огни. Но они казались крупнее и ярче звезд. Было что-то тревожное, раздражающее в том, что они мигали – будто метались из стороны в сторону.
Как мы уже говорили, корсак чувствовал себя хозяином, которому ведомы все тайны пустыни. Хоть и считают лису почему-то всех хитрее, но ей далеко до корсака. Что же касается нашего корсака – он был самым шустрым, изворотливым и любопытным среди своих сородичей. Не будь этого, разве забрался бы он так далеко от своего дома в поисках неведомого чудовища?
Прячась за барханами и низкими иссохшими кустарниками, корсак взобрался на крутой и длинный бархан, края которого уходили в темноту. Он вытянулся и замер, наблюдая за странными огнями. Узкое тело зверька слилось с песчаной поверхностью бархана, голова стала похожа на комок сухой глины, какие валялись тут и там. Но разглядывал корсак не ту машину, что видел днем, а экскаватор. Хищника поразили сверкающие фары экскаватора. Повернись эти сверкающие глаза в его сторону, он не улежал бы на месте, а ринулся опрометью к своим владениям.
Корсак давно уже понял, что в пустыне за ним не угнаться никому, кроме джейрана и черного орла. Но джейраны пугливы, скорее сам корсак погонится за ними. Орел же не любит темноты, по ночам он дремлет где-нибудь на пустынном холмике.
Огни мигали, раскачивались, но не поворачивались в сторону корсака. А люди, понятия не имевшие, что за их действиями наблюдает какой-то зверек, занимались своим делом. Корсак долго смотрел, как зубы ковша экскаватора вонзаются в разрыхленную землю, а потом ковш несет эту землю по воздуху и высыпает то на один, то на другой высокий бархан. Мог ли знать корсак, что это вовсе не барханы, а будущие берега Каракумского канала, между которыми вскоре побежит вода.
Наконец, не видя ничего угрожающего, корсак немного успокоился. По сухому еще руслу он перешел на другой берег канала и подкрался к деревянному домику строителей. Принюхиваясь, обошел его кругом и скользнул в открытую дверь.
Внимание корсака привлек запах колбасы – она свернулась на столе, похожая то ли на необычную змею, то ли на другое незнакомое животное без жала, без острых когтей и зубов.
Вцепившись в колбасу зубами, корсак метнулся прочь, потому что дом был полон незнакомых запахов, а громыхание экскаватора заставляло хищника пугливо вздрагивать.
Выбрав между барханов укромный уголок, корсак с аппетитом съел колбасу. Никогда он еще не пробовал такой вкусной пищи!
Луна спряталась. В пустыне стало еще темнее, чем прежде. Но корсак теперь уже без опаски двинулся обратно к своей норе. Темнота была для него родной сестрой. В темной глубокой норе он родился и вырос. На охоту он всегда выходил после захода солнца, а когда начинало светать, вновь скрывался в своей темной норе.
Мерцавшие вдали огни экскаватора уже не вызывали его опасений. Но неожиданно на горизонте появились два ночных огня, два небольших солнца: они приближались, все увеличиваясь в размерах.
Корсак замер, будто пригвожденный к месту. Эти бегущие огни поразили его, и лишь когда они пронеслись мимо, он услышал уже знакомый грохот удалявшегося чудовища. Так вот каким оно было!
Корсак мчался к своей норе изо всех сил. При помощи лишь одному ему ведомых примет корсак отыскал свою нору, нырнул в нее и улегся, свернувшись калачиком.
На следующий вечер корсак осторожно выглянул из норы, потом уселся у самого входа, но до полуночи не решался выйти на охоту.
Никогда еще не испытывал он такого страха, никогда не видел грохочущих ночных солнц, которые могут мчаться через пустыню.
Корсаки не боялись даже самого волка. Встречаясь с ними, серый разбойник лишь кидал презрительный взгляд и проходил мимо. Однажды на нашего корсака бросился сверху черный орел, но где ему было справиться с увертливым зверьком, вооруженным острыми зубами и когтями!
А теперь корсак до полуночи сидел у норы, как будто он стал трусливее всех животных. Но когда он и решился выбраться на охоту, удача от него отвернулась. Суслики пересвистывались, играли и не поддавались ему. Единственный тушканчик, которого удалось поймать, вырвался из его когтей. Хищник не бросался на свою добычу с прежней яростью. Стараясь первым заметить неведомую опасность, он стал пугливым и настороженным, то и дело озирался по сторонам.
Опасность вынырнула из-за холма. Она с шумом приближалась, и вот уже взгляд корсака скрестился с огненными лучами автомобильных фар. Люди не успели увидеть зверька, метнувшегося в сторону. Сверкнули и погасли в темноте два круглых испуганных глаза. Корсак, полный ужаса, скрылся в первой попавшейся норе...
Мимо Ак-Мейдана протянулся широкий и полноводный Каракумский канал. Люди проложили тут дорогу, построили дома и стали засевать землю. На солнечном Ак-Мейдане особенно хорошо вызревали дыни. Плети быстро разрастались, цвели, давали завязи. Но людям очень мешали суслики, тушканчики, мыши. Грызуны не только поедали созревшие дыни, они норовили забраться в дома, полакомиться хлебом, а то и чем по-вкуснее. Упрямые, нахальные животные! Но корсак уже здесь не охотился. Теперь никакая сила не заставила бы его подойти к человеческому жилью, хотя он на всю жизнь запомнил удивительный вкус и запах украденной колбасы.
Корсак избегал людей, а люди забыли про корсака. Но, может, и не забыли: ведь он помогал им своей охотой, преграждал путь и мышам, и сусликам, и тушканчикам.
Постепенно он привык к соседству воды и домов, грохочущих чудовищ с глазами-солнцами.
Мне кажется, он и по сей день живет на Ак-Мейдане: старый, очень осторожный и приметный своей сединой.
Перевод О. Романченко.
ПЕСНЯ ФАЗАНА
(рассказ)
Мир был погружен в темноту. Дикая курочка-фазан не видела, как ветер раскачивает еще оголенные после зимы ветви деревьев, лишь слышала мерное их поскрипывание. Звук этот не предвещал опасности. Во тьме слабо, будто отражаясь в воде, поблескивали луна и крупные звезды.
Пусть глаза дикой курочки ничего не видят ночью, зато слух у нее безошибочный. Вслушиваясь в несхожие голоса ночи, она мгновенно угадывала, где что происходит.
Вот какой-то хищник вцепился когтями в кору дерева. Курочка тревожно завертела головой. В следующее мгновение она уже взмыла в воздух, а внизу на ветке раздалось тоскливое мяуканье обманутого дикого кота.
Курочка опустилась на ветку тутовника, но сон уже был потревожен. Как знать, а вдруг дикий кот по запаху отыщет и это новое убежище намеченной жертвы?
Но дикий кот не появился. Едва начало светать, курочка покинула тутовник и оказалась в поле, где прошлый год была посеяна люцерна. Чутко прислушиваясь, птица прошлась по полю, но она улавливала только свист ветра. Тогда она стала щипать траву.
Найдешь ли что-нибудь вкуснее люцерны, которая убереглась от морозов под клочьями прошлогодней травы, а весной пробивается первыми сладкими ростками? Вчера тут проходила корова с теленком. Вот здесь она разворошила, истоптала траву, учуяв, должно быть, запах пробивающейся люцерны. Но запах был слишком слаб, и корова увела теленка на берег озера кормить прошлогодним сухим чаиром.
Курочка разгребла сильными лапками песок и клевала сочные стебли.
И вдруг до нее донесся голос фазана-петуха. Курочка поспешно проглотила травинки, которые держала в клюве, а больше уже не клюнула. Вчера она отозвалась на этот призыв, но пока сквозь кустарники и заросли она добиралась до фазана, совсем рассвело. Со стороны пустыни медленно выплыл всегда готовый к нападению черный орел. Курочка видела: свесив голову, орел дважды облетел то место, откуда неслась песня фазана, однако его самого, как видно, разглядеть не сумел. Орел улетел, но и курочке пришлось убираться восвояси.
А сейчас она может успеть.
Курочка полетела в сторону деревни, опустилась за околицей на полуразрушенную глиняную ограду и тихо закудахтала. Так уж получилось, что природа не наделила ее громким голосом. Но и этого нежного кудахтанья всегда было достаточно, чтобы фазаны слетались к ней, кружили рядом, расправив крылья, красуясь ярким опереньем: густо-зеленый цвет перьев соперничал с белоснежным, а грудь каждого фазана пылала огненно-красным пухом, будто раскаленные угли в очаге.
Таковы были красавцы фазаны, но курочка давно уже бродила и летала в одиночестве. Прошла долгая зима с той поры, когда она на берегу старого арыка разгребла снег и клевала корешки прошлогодних трав вместе с горделивым петухом. На них кинулся отощавший шакал – он прятался в заброшенном арыке, и, видно, приметил издали пламеневшее на снегу оперение петуха.
Фазан взлетел вверх с пронзительным криком, заполнившим, казалось, всю округу. В когтях у шакала осталось одно-единственное алое перышко. Но курочка не знала конца трагедии, а потому терпеливо дожидалась возвращения петуха.
Ослепленный страхом и болью, фазан ударился крыльями о телеграфные провода и камнем рухнул на землю. А курочка в это время летела к роще, всегда служившей им укрытием.
Назавтра она пролетела над старым арыком. Пестрая груда перьев на снегу поведала ей о случившемся, но если бы даже курочка умела думать, вряд ли она смогла бы понять, как это шакал угнался за взлетевшим в небо фазаном.
С тех пор курочка не встречала ни одного фазана. И вот вчера снова прослышалось пение. И курочка долго кудахтала, но петух больше не отозвался, а сегодня он опять с самого утра победно возвестил о себе. Отчего же он не показывается?
Прохаживаясь у старой ограды, курочка привычно разгребала лапками землю и при этом чутко прислушивалась.
Так, в глухих зарослях под оградой провела она целый день. Едва начало темнеть, она лениво взлетела и прикорнула на ограде среди комьев засохшей глины, сама похожая на один из них. Она дремала, но уши ее привычно ловили каждый подозрительный шорох...
И наступило еще одно утро. Курочка открыла глаза, встряхнулась... и в ту же минуту поблизости запел фазан. Казалось, самозабвенная эта песня разлилась в воздухе, достигла ближней горы и эхом окатилась обратно. Птица смотрела на белый дом, стоявший ближе других. Взошло солнце, расцветило землю, вспыхнувшую счастливо под его лучами, а курочка все смотрела на белый дом.
Откуда знать ей, дикой птице, чем заняты люди? Откуда знать ей, о чем они говорят, думают, спорят? Может быть, они помимо неустанных забот о своих посевах, о скоте, тревожатся еще о судьбе леса, озер, пернатых?
...На общее собрание колхозников пришел учитель биологии. Председатель колхоза выступил с отчетом. А когда разговор об итогах минувшего года и задачах на будущее, казалось бы, закончился, слово попросил учитель. Начал он издалека:
– Люди, вы тут про многое говорили, а я пытался проникнуть в самую суть ваших речей. Говорили вы о деньгах, которые заработаны вами в этом году. О деньгах, какие получит колхоз на следующий год. Но согласитесь, вы вели разговоры главным образом о том, что затрагивает ближайшие ваши интересы. Говорили вы о межколхозных дорогах: пора, мол их ремонтировать. Вы желаете водить свои машины по ровному шоссе, где зимой нет грязи, а в жару – пыли. Очень хорошо! Водите автомобили по чистым дорогам. Только, прошу вас, давайте подведем еще один итог...
И тут учитель напомнил колхозникам, что вокруг села и дальше за селом, где начинается пустыня, водились некогда джейраны. Старики, слушая, закивали согласно. А сейчас джейранов нет... Собравшиеся задвигали стульями, начали смущенно переглядываться. Верно, не стало в округе джейранов, и все вроде бы и привыкли к этому, и вроде бы виновных нет.
Напомнил учитель и о птицах – разве не становится их с каждым годом все меньше?
– В нашем селе многие девушки и женщины носят поэтичное имя – Сульгун. Так мы, туркмены, называем прекрасную птицу – фазана. Но скажите, люди, куда же девались наши фазаны? Последнего в прошлом году растерзал шакал. Мы с ребятами нашли только горстку перьев на берегу старого арыка... Вспомните, разве не были мы безжалостны к птицам? Мы стреляли фазанов, ловили капканами, морили голодом, оставляли на съедение хищникам. И вот мы уже давно не слышим, как фазан песней своей возвращает приход нового дня...
Учитель закончил. И люди, которые только что с гордостью говорили о своей работе, радовались своим успехам, вдруг загрустили.
Однажды утром учитель биологии проснулся, разбуженный заливистым криком фазана. Учитель вышел из дому, чтобы своими глазами увидеть красного петуха, который пел где-то поблизости. Где он может прятаться? Конечно, там, за околицей, в зарослях. Но в небе кружил черный орел, и фазан не появился.
Та же песня разбудила учителя и на другой день. Он сразу направился к полуразрушенной ограде, туда, где сидела дикая серая курочка.
Испугавшись идущего в ее сторону человека, птица взлетела и опустилась в сотне шагов на пашню. Учитель обрадовался, но и удивился. А где же петух, который только что пел так весело и задорно?
День шел за днем, но петух не показывался. Курочка уже перестала бояться людей. Сначала осторожно, потом все смелее она клевала ячмень, который люди приносили и разбрасывали у старой ограды.
Непонятны серой курочке людские дела и характеры, однако самым непонятным стало для нее то, что фазан-петух, каждое утро возвещавший о рассвете, о красоте мира, прячется во дворе и не желает показываться.
А в белом доме не было фазана. Там жил со своими родителями мальчик, который научился подражать пению самых разных птиц. Это его голос достигал высокого обрыва и эхом отзывался обратно.
В доме этого мальчика, в домах, где жили его друзья, старшие много рассказывали о колхозном собрании, о выступлении учителя.
Они грустили об утерянных богатствах, другие сетовали на собственную нерадивость. А после о том же самом говорили друг с другом ребята, они уже видели перед собой маленьких птенцов, которых начнут выхаживать всей школой. Лишь бы позволили, только бы привезли их в колхоз. Родители вначале удивились этой просьбе, потом задумались и наконец пообещали.
Об этом вот обещании и напоминал взрослым мальчик, живший в белом домике. Задорная песня каждый день повторяла людям, что, кроме всех очень важных и очень нужных задач, у них есть еще одна: вернуть серой курочке, которая поселилась на краю села, ее сородичей. Ведь если человек чего-то по-настоящему захочет, он становится всесильным волшебником.
Перевод О. Романченко.
