Текст книги "Мой дом - пустыня (сборник)"
Автор книги: Аллаберды Хаидов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
5
За ужином Юсуп-ага наконец поел, правда, по мнению заботливой невестки, гораздо меньше, чем надо было, и вся семья уселась смотреть телевизор. Показывали иностранный фильм, на туркменский язык он не был переведен, и Юсуп-ага не понял, о чем на экране идет речь, и, естественно, смотрел его без всякого интереса. Следующая передача – репортаж с завода электроприборов – велась на туркменском языке, но в ней говорилось о вещах столь далеких от старого чабана, что он опять почти ничего не понял.
А «на третье» был хоккей. Три пары глаз уставились на экран с жадным вниманием. Юсуп-ага недоумевал: что там делают эти люди, за чем это они гоняются, будто кошка за мышкой? Таких быстрых, ловких, неутомимых парней он не видел никогда. Но для них ли это странное занятие, похожее на детскую игру? Вот один загнал что-то в сеть. Остальные, ликуя, стали обнимать друг друга. Трое зрителей в комнате тоже возликовали, кто-то крикнул: «Ура!», Дженнет вне себя от восторга обняла деда за шею, но тут же снова вся устремилась к экрану. У Юсупа-ага вконец испортилось настроение. Взрослые мужчины, которым в самый раз пасти овец, пахать землю, делать полезные машины, – заняты детской игрой. А сын, невестка и внучка так увлечены этим зрелищем, что позабыли обо всем на свете. На его вопрос: «Что они гоняют, не живую ли тварь?» – никто не ответил – не услышали его. Старик тихонько встал и вышел на балкон.
С балкона он увидел звезды, давно и хорошо знакомые, как и овцы в зоопарке. Правда, со звездами в городе тоже не все в порядке. Их вроде меньше на небе, и не такие они яркие, как в пустыне. Он не догадался, что виной тому городское освещение.
Все равно звезды есть звезды. Хорошо смотреть на них и мечтать, вспоминать родные места. Только вот на что бы прилечь? Неслышно ступая, Юсуп-ага вернулся в гостиную, где трое с напряженным вниманием следили за происходящим на экране. Он прошел в свою комнату, взял кошму и подушку, вынес на балкон и, притворив за собой дверь, расположился под ночным небом. Если сделать над собой некоторое усилие, вполне можно представить, что лежишь на верхушке бархана, а внизу сопят и вздыхают овцы.
Трансляция хоккейного матча закончилась поздно.
– Где отец? – спросил Бяшим, обводя взглядом комнату.
– Правда, где же дедушка?
Заглянули в комнату Юсупа-ага – его там не было. Нехватку кошмы и подушки никто не заметил. Дженнет помчалась на кухню.
– Здесь его тоже нет!
– Может, он на улицу вышел? – предположил Бяшим.
– Какая улица? Уже ведь поздно! – возразила Майса.
– Ну и что ж, что поздно? А если дедушке захотелось избавиться от груза? – сказала Дженнет.
Отец с матерью не поняли ее, но выяснять, о чем она толкует, было некогда. Бяшим схватил с вешалки пиджак и выскочил за дверь. Старика не было. «Вышел воздухом подышать, решил пройтись, возможно, свернул куда. И заблудился. Дома-то все, как близнецы, похожие, – думал Бяшим. – Где же его теперь искать?»
Из конца в конец пробежал он свою улицу, обследовал и близлежащие. Завидев человеческую фигуру, окликал: «Отец!» Редких встречных спрашивал, не встречался ли им старик в тельпеке. Майса, встревоженная не меньше, чем он, то входила в комнату к свекру, то бесцельно переставляла посуду на кухне. Дженнет сообразила: если выйти на балкон, можно будет наблюдать за тем, как папа ищет дедушку. Она рванула балконную дверь и увидела спящего Юсупа-ага.
– Мамочка! – шепотом закричала Дженнет. – А дедушка на балконе! Спит!
6
Стремительная, шумная городская жизнь шла своим чередом, а Юсуп-ага никак не мог привыкнуть, найти в ней место для себя. Наоборот, интерес его к городу угасал, а тоска по родному, привычному становилась все глубже. Он замкнулся, почти перестал выходить из дому, постоянным местом его пребывания сделался балкон. Здесь он лежал, дремал, пил чай, снова засыпал или задумывался. Трудно было определить, спит он или бодрствует. В конце концов Майса напустилась на мужа с упреками:
– Что за жизнь у бедного старика! Не могу на него смотреть, душа разрывается. Ничего не ест, никуда не ходит, почти не встает. Разве ты не видишь, что он тоскует? Неужели не можешь придумать, как развлечь отца?!
– А что придумать? Что? – спрашивал Бяшим.– Сходить в кино или в театр его не уговоришь. От загородных поездок отказывается. Зоопарк вроде бы ему понравился, но и туда он больше не желает ходить. Даже телевизор не смотрит...
– Еще бы! Мы же выбираем передачи для себя. А ему не интересно. Я слышала, как он сказал Дженнет: «Я даже согласен штраф заплатить, лишь бы меня не заставляли смотреть ваш хоккей».
– Что же ему показывать?
– Ну, мало ли что! Например, передачу для работников сельского хозяйства – хоть по телевизору увидит своих баранов. Или концерт бахши Сахи Джапа-рова...
– Придется из-за него второй телевизор покупать,
– Шутишь? Напрасно... О, придумала! Надо пригласить в гости стариков, таких же, как он. Пусть общается. Люди одного поколения скорее поймут друг друга.
– А ты умница, моя Майса!
– Тебя это удивляет?
– Не очень.
– Нахал!
7
В квартире Бяшима стали появляться не совсем обычные гости – почтенные яшули. Первый визит состоялся в субботу. Часов в одиннадцать раздался звонок. Бяшим открыл дверь.
– Вы Бяшим?
– Да.
– Здравствуйте. Я отец Кемала.
– О, здравствуйте, Кадыр-ага, входите, пожалуйста!
– Мой сын сказал мне: «К Бяшиму отец приехал жить в городе, сходи к нему, поздоровайся». Вот я и явился.
Увидев, что гость – человек его возраста, Юсуп-ага оживился, повеселел. Майса быстро накрыла стол, и стариков оставили вдвоем.
– Может, усядемся на ковре? – предложил Юсуп-ага. – Когда я пью чай за столом, никакого удовольствия не получаю.
– Не будем нарушать порядки этого дома, Юсуп. Тем более – стол уже накрыт. Ничего, что я назвал вас просто Юсуп? По-моему, вы не старше меня.
– Мне семьдесят три года.
– Немножко старше. Мне семьдесят.
Кадыр-ага знал, что его собеседник, прирожденный кумли (Кумли – житель пустыни), и тоскует в городе, и он должен занимательной беседой развеять эту тоску. Поэтому Кадыр-ага смотрел на ровесника и напряженно думал: о чем бы завести разговор?
– Ровесник мой, я слышал – вы впервые попали в город, это правда?
– Правда.
– Ну и как? Нравится вам здесь?
– Я уподобился человеку, который сел на чужую лошадь, ничего не зная о ее нраве и повадках.
– Со временем привыкнете. Мне тоже сначала казалось, что я с луны свалился, – такое все в городе было чужое и непривычное.
– А вы давно приехали?
– Давненько. В тысяча девятьсот девятнадцатом. На заработки. В то время Ашхабад был похож на большое село. Дома низкие, глинобитные, улицы кривые, узкие. Красная Армия только что изгнала белых. Многие дома были разрушены, улицы перегружены булыжниками, на железной дороге перевернутые вагоны... Советская власть сказала: надо навести порядок, нужны строители. Вот я и стал строителем. Трудился так, что по ночам кости ныли. Много домов я построил. Я человек, уложивший миллион кирпичей!
Внезапно веселое и гордое выражение на лице Кадыра-аги сменилось горестной гримасой.
– Где вы были осенью сорок восьмого года, Юсуп?
– Где ж мне быть? В песках, с отарой.
– Ох, как страшно тряслась здесь земля в сорок восьмом! Дом, который я построил собственными руками, рухнул, едва я успел выскочить.
– Семья-то ваша не пострадала?
– Могла пострадать, да солдаты вовремя подоспели. Как я благодарен этим синеглазым здоровякам! Они помогли мне вытащить из развалин жену и детей... А многие тогда погибли. В Ашхабаде уцелело всего три или четыре здания.
– Значит, этот город построен заново?
– Да, именно. Теперь строят быстро. За считанные часы собирают дом, в котором можно разместить население целого поселка. Леса теперь требуется гораздо меньше, зато стекла нужно много.
– Бяшим говорит, что сейчас век стекла.
– Правильно говорит. Вот в этой квартире не только окна, но и двери из стекла, а бывают дома сплошь стеклянные...
Гость увлекся и стал подробно рассказывать о новых строительных материалах, о современной строительной технике. Юсуп-ага слушал, не все понимал и незаметно для себя задремал. Когда раздался легкий храп, гость потихоньку встал и вышел в другую комнату, где Бяшим, Майса и Дженнет опять смотрели хоккей. Он к ним присоединился.
Старый чабан проснулся так же внезапно и легко, как заснул. Увидел на столе чайники, пиалушки, угощение и вспомнил, что был ведь гость!
«Я заснул, а он ушел. Когда рядом кто-то сидит да еще разговаривает с тобой, заснуть очень невежливо. Правда, в степи это не считается невежливым. Там, если ты задремлешь, собеседник начнет дрова для костра собирать либо повернет отару. Проснешься – он продолжит рассказ. Великое дело вздремнуть на полчасика. И силы возвращаются, и мысль работает лучше». Так пытался оправдать себя в собственных глазах Юсуп-ага. Он действительно легко засыпал, мог уснуть, даже едучи на лошади. Но здесь, в городе, спать укладываются основательно и надолго, да и правила приличия иные. Эх, дурно это, что он захрапел посреди беседы! Наверно, обидел хорошего человека.
Огорченный, даже обескураженный, Юсуп-ага за обедом почти не притронулся к плову, в приготовление которого Майса вложила все свое искусство. Гость, посидев еще немного после обеда, ушел, пригласил Юсупа-ага непременно навестить его.
Дня через два Бяшим познакомил отца с другим стариком. Тот был несказанно рад, что нашелся свежий слушатель, которому можно с самого начала и во всех подробностях рассказать о достижении науки наук – химии.
– Вы уже на пенсии, уважаемый Юсуп?
– Да.
– Это хорошо. А вот мне никак нельзя на пенсию. Много еще предстоит сделать! Перед химией открылись такие горизонты – ой-ой-ой! Мне не го что на пенсию идти – поболеть некогда! Скажите, вы работали в сельском хозяйстве?
– Да.
– В таком случае вам, конечно, знакомы чудеса, совершаемые химией. С помощью химикатов, например, урожаи хлопка...
– Я скотовод, чабан, – перебил энтузиаста химии Юсуп-ага.
– Скотоводам химики тоже оказали немало услуг. У вас имеются пластмассовые домики?
– Как будто бы есть одна такая штука на наших пастбищах, но, говорят, в ней летом жарковато.
– О, теперь мы делаем домики, которые отражают солнечные лучи! В них совсем не жарко, уверяю вас!
Далее химик принялся рассказывать о том, как внесение химических удобрений улучшает травостой на пастбищах. Юсуп-ага хотел ответить, что девственной туркменской пустыне для того, чтоб трава была густой и высокой, ничего не нужно, кроме снега зимой и дождя ранней весной, но промолчал – побоялся обидеть гостя. Когда химик заявил, что теперь нет смысла разводить скот ради кожи, Юсуп-ага с ним согласился. Однако уверение, что надобность в молочном скоте тоже скоро отпадет, ибо молоко будут изготовлять машины, воспринял как странную шутку.
– Да-да, это так, мой дорогой чабан! – настаивал химик. – Более того – скоро и мясо будет искусственное. Конечно, не такое вкусное, как натуральная баранина, но не менее питательное!
Юсупу-ага показалось, что пол уходит у него из-под ног...
На следующий день Юсуп-ага по обыкновению лежал на балконе, погруженный то ли в думы, то ли в дрему, как вдруг внимание его привлекла какая-то несообразность внизу, на улице. Он привстал и вытаращил глаза. Обгоняемый стремительными машинами, по обочине шоссе степенно вышагивал верблюд, ведомый туркменом в тельпеке. Откуда в этом городе верблюд? Юсуп-ага чуть не бегом спустился с третьего этажа и догнал необычную пару.
– Жив-здоров, братец?
– Салам, яшули.
– Как ты оказался здесь со своим верблюдом? Человек посмотрел на него удивленно. Юсуп-ага поспешил объясниться:
– Я не горожанин, братец, приехал издалека, из песков. Твой верблюд напомнил мне родные места, вот я и погнался за вами.
– А в городе не так уж мало людей, которые держат верблюдов. Главным образом, из-за чала. Вам, наверное, известны, яшули, целебные свойства этого напитка? Многие больные лечатся им.
– Ты сам-то городской?
– Я уже давно здесь живу. Мы поселились на окраине ради этой вот верблюдицы.
Беседуя так, они добрались до одной из центральных магистралей.
– Мне нужно перейти через эту улицу. А вы куда направляетесь, яшули?
– Да никуда. Я живу вон в том высоком доме, мимо которого ты прошел. Увидел тебя с балкона и спустился.
– Пойдемте к нам, яшули. Почаевничаем. Свежий чал у нас тоже найдется. Побеседуем. Мы хоть и в городе живем, а почти что сельские.
– Я бы пошел, да боюсь заблудиться, не найду ведь обратно дорогу.
– Ну, это пустяки, яшули. Обратно мы вас до самого дома проводим.
И Юсуп-ага принял приглашение.
Они стояли у перехода, ожидая, когда уменьшится поток машин, но он вроде не собирался уменьшаться. Рискнуть? Рискнем. И они повели верблюдицу через дорогу. Тут откуда ни возьмись мотоциклист вылетел, словно пуля из ружья. Чтобы не наехать на верблюдицу, резко отвернул в сторону, но со скоростью не совладал стукнулся о бетонный барьер, сооруженный для защиты от селей, и снова отлетел к середине улицы, где и упал. Чтобы не наехать на него, резко затормозил тяжелый грузовик, водитель, шедшей сзади «Волги», не ожидал этого и стукнул об него свою машину. Образовалась пробка. Новые друзья поспешили увести верблюдицу обратно. Даже перешли с проезжей части на тротуар. Появились работники ГАИ, и началось выяснение причин дорожной катастрофы. Водители столкнувшихся машин кричали каждый свое, лежавший на асфальте мотоциклист со стоном сел и попытался дать показания, но лейтенант-автоинспектор не стал его слушать («Вас спрошу после, вы нуждаетесь в услугах врача!»), а попросил двух рослых парней отнести пострадавшего к машине «скорой помощи», которая из-за образовавшейся пробки не могла подъехать к. месту столкновения.
– Брат мой, уйдем отсюда. Я еще не видел такого базара машин, ей-богу, голова идет кругом, – сказал Юсуп-ага.
– Нам теперь нельзя уйти, – ответил новый знакомый, – нас не отпустят.
– Кому до нас дело?
– Автоинспектору.
– Кто он такой? Я с ним не знаком.
– Вон тот лейтенант. Он следит за порядком на дорогах. Ему понадобятся свидетели. Он должен выяснить, кто виноват. А мы с тобой свидетели.
– А кто виноват?
– Скоро узнаем.
– Товарищи, кто видел это происшествие с начала до конца? Помогите мне, пожалуйста, – говорил меж тем автоинспектор.
Пятеро пионеров дружно подняли руки. Они рассказали лейтенанту, что целый квартал шли за людьми, ведущими верблюда («Вон того!»), видели, как те стояли, ожидая, пока машин станет меньше, чтобы перейти улицу, как наконец повели верблюда через дорогу, а тот не хотел идти, еле тащился, и в это время из-за поворота выехал мотоциклист. Чтобы не налететь на верблюда, мотоциклист свернул... И далее совершенно точно, в правильной последовательности, были пересказаны все действия участников происшествия. В заключение один из ребят сказал, что успел сфотографировать верблюда в момент перехода улицы.
– Можете проявить! – Он протянул лейтенанту свой фотоаппарат.
Лейтенант подошел к владельцу верблюда, и, козырнув, сказал:
– Я сотрудник ГАИ, лейтенант Мергенов. Имеете ли вы при себе документы, удостоверяющие вашу личность?
– Нет.
– Ничего. Сейчас мы составим акт, затем вам придется следовать за мной.
– Если можно, я вам здесь все расскажу, товарищ лейтенант. Зачем мне куда-то тащиться с верблюдом? Я хорошо видел происшествие, и вы по моим показаниям быстро установите виновного.
– Боюсь, что виновный – это вы, гражданин...
Возвращаясь вечером с работы, Бяшим увидел возле своего дома верблюда, окруженного детьми. Он не придал значения этому не совсем обычному явлению, быстро поднялся к себе на третий этаж. Отец встретил его вопросом:
– Сынок, ты знаешь, где поселок Пахта?
– Знаю.
– Придется нам сегодня туда пойти.
– А что мы там потеряли?
– Видел верблюдицу около дома?
– Видел.
– Забота о ней висит на моей шее. – И Юсуп-ага рассказал сыну о том, что произошло днем.
– Эта поездка, разумеется, не входила в мои планы. Но раз надо, съездим. Только поужинаем сначала. И закажем грузовое такси. Если пойдем пешком, таща за собой верблюда, до утра провозимся, а на машине управимся за двадцать минут.
– Верблюд – за ночь, а машина – за двадцать минут?
– Вот именно. – Во-первых, колоссальная разница в скорости, во-вторых, придется подолгу стоять на каждом перекрестке, а перекрестков встретится много.
Юсуп-ага еще покачивал недоверчиво головой, когда раздался звонок у двери. Бяшим открыл.
– Не здесь ли живет яшули по имени Юсуп-ага?
– Это мой отец, входите, пожалуйста.
– О, ты ли это пришел, братец?– радостно вопросил Юсуп-ага. – Проходи, почетным гостем будешь. Благополучно ли завершилось то дело?
– Не совсем.
– Так я и думал. Этот парень – как его? – с самого начала был очень суров.
– Я действительно виноват. Все случилось из-за моей медлительной верблюдицы.
– Тебя оштрафовали?
– Пока нет. Если я одним штрафом отделаюсь, сочту себя везучим.
– А что? Может быть и хуже наказание?
– Все зависит от мотоциклиста. Если он не очень пострадал, то и мне не очень влетит.
– А я собирался вести твою верблюдицу к вам в Пахта.
– Вот и вам из-за меня беспокойство. Пропади эта верблюдица пропадом, весь день мучаюсь с ней. Я уже побывал дома и приехал с сыном на мотоцикле. Он внизу ждет. Пойдемте к нам, яшули. Сын по окраинам поведет верблюдицу, а я вас на мотоцикле доставлю в поселок.
– Нет-нет! – Юсуп-ага даже головой затряс. – Ни за что не сяду на мотоцикл. Пусть твой сын на нем едет, а мы с тобой пешком пойдем по окраинам и верблюдицу домой доставим не спеша.
8
Погостив два дня у новых знакомых, Юсуп-ага вернулся к сыну в отличном настроении. Однако скоро от этого настроения не осталось и следа. Старик вновь загрустил, помрачнел. Опять он часами не покидал балкона, лишь изредка ненадолго спускался вниз размять ноги. И попытки сдружить его с каким-нибудь ровесником-горожанином ничего не выходило. Слишком различны интересы, слишком непохож жизненный опыт. Как правило, Юсуп-ага почти ничего не понимал из того, что гости, специально для него приглашенные, рассказывают. Он стеснялся и скучал. К тому же у него появились головные боли, которые день ото дня все сильнее мучили его. Хуже всего, что они сопровождались слабостью. Человек, у которого совсем еще недавно было железное здоровье, который мог с утра до ночи без устали ходить по пустыне, теперь еле волочил ноги. «Что это? – уныло думал Юсуп-ага. – Конец жизненного пути?»
В один из теплых февральских дней он опять сидел на балконе. Слабый ветерок доносил до него запах влажной земли и свежей травки. Эти слабые ароматы он улавливал чуткими ноздрями даже сквозь бензиновую вонь и гарь из труб расположенного неподалеку завода. А сегодня к милым запахам прибавился еще один, прямо райский. Юсуп-ага никак не мог сообразить, что же это так благоухает. Маки? Нет, не тот аромат, да и откуда макам взяться, сейчас их даже в пустыне еще нет.
Чтобы узнать, не нужно ли дедушке чего, на балкон вышла Дженнет.
– Посиди со мной, дитя мое.
Дженнет села.
– Чувствуешь какой-нибудь запах?
Дженнет принюхалась.
– Запах бензина?
– А еще?
– Больше ничем не пахнет.
– Да ты принюхайся хорошенько.
Минуты две девочка добросовестно втягивала носом воздух.
– Ничего не чую.
– Я бы сказал – благоухают цветы, но что может цвести в такое время?
– А-а-а! Знаю, что! Это миндальное дерево! – Дженнет свесилась с балкона. Вот посмотри, дедушка! Сюда смотри, под стену. Видишь?
Старик, перегнувшись через перила, увидел под самой стеной дерево в бело-розовом цвету.
– Да, еще одна весна пришла... – Юсуп-ага глубоко вздохнул.
– Дед, почему ты все время вздыхаешь? С тобой случилась беда?
– Беда? Не знаю, дитя мое... Сижу – ничего, встану – голова начинает кружиться, вот-вот упаду... Дала бы ты мне крепкого чаю.
Дженнет отправилась на кухню. Пока грелась вода, она перемыла посуду и почистила пылесосом ковер в гостиной. Потом, заварив чай в любимом дедушкином небесно-голубом чайнике, понесла его на балкон.
На балконе она едва не выронила чайник – так поразил ее вид старика.
– Что с тобой, дедушка?
Юсуп-ага жестом попросил поставить возле него чайник. Дженнет, тщательно перемешав чай, налила его в пиалу и подала деду.
– У тебя очень красное лицо. Выпей чаю, легче станет.
А сама ускользнула к соседям в от них позвонила в «скорую помощь». Вернувшись на балкон, увидела деда лежащим на спине. Особенно пугали раскинутые руки.
– Дедушка!!
Юсуп-ага приоткрыл глаза.
– Дитя мое...
Дженнет опустилась возле него на колени и стала поить чаем, держа в одной руке пиалу, другой приподняв голову старика.
Он пил с жадностью, потом сказал, что хочет вздремнуть. В это время у двери позвонили. Дженнет побежала открывать.
– Дедушка, к нам врач пришел! – крикнула она из коридора. – Проходите, больной там, на балконе,– сказала она Оруну Оруновичу, ибо это был он, а сама вышла на лестницу.
Там никого не было. Возле дома тоже никого. Как же так? Врач «скорой помощи» пришел один, без медсестры и даже без халата? Дженнет вернулась в квартиру.
Увидев друга, Юсуп-ага заторопился встать, но не смог.
– Лежи, лежи, дорогой! – Орун Орунович прошел на балкон и сел на кошму.
– Я соскучился по тебе, – тихо сказал Юсупага. – Почему ты шесть месяцев не показывался?
– Вот пришел рассказать, где я пропадал эти шесть месяцев, – Орун Орунович весело улыбался, а сам внимательно разглядывал Юсупа-ага. Явно сдал старый чабан, лицо осунулось, румянец слишком яркий, нездоровый, и такие измученные глаза. Бедняга чем-то болен. – Тоскуешь, наверное, по своим барханам и овцам?
– Э-э, я, кажется, отгулял свое... В ногах совсем силы нет, голова постоянно болит, а погляди-ка на мои руки. – Руки старика дрожали. – Разве они удержат чабанскую палку?
На глаза Юсупа-ага навернулись слезы. Врач сделал вид, что не заметил этих слез. Он предложил старику перебраться в гостиную, уложил его там на диван, потом открыл чемоданчик, который постоянно носил с собой, вынул стетоскоп и аппарат для измерения давления. Не переставая улыбаться, сказал:
– Сейчас произведем настоящий врачебный осмотр и узнаем, чем дышит наш друг кочевник.
Закончив осмотр и помогая старику одеться, Орун Орунович как бы между прочим задавал вопросы.
– Бывает так, что у тебя по телу словно мурашки бегают?
– Да.
– В ушах звенит?
– Звенело. Но когда ты пришел, перестало звенеть.
– Мурашки тоже скоро перестанут бегать. Прими-ка вот это.
Впервые в жизни Юсуп-ага проглотил лекарство. Орун Орунович потребовал, чтобы старик лег в свою постель. Тот послушался. Врач положил ему под голову две подушки.
– Раньше у тебя бывало такое состояние, как сейчас?
– Две недели назад было похожее. Но я выпил чайник чая, и все прошло.
Пронзительно задребезжал звонок. На этот раз в дверях стоял человек в белом халате и с ним была медсестра.
– Вызывали «скорую помощь»?
– Да, – ответила ничего не понимающая Дженнет. – А разве...
– Почему никто не встретил машину? – перебил ее врач. – Где больной?
Дженнет проводила его и медсестру в комнату дедушки. Врач спросил у Оруна Оруновича:
– Вы больной?
– Нет, я врач-геронтолог. – Орун Орунович назвал свою фамилию. – Вовремя пришел в гости. Необходимая помощь больному уже оказана. – Он повел рукой в сторону Юсупа-ага.
– Что с ним?
– Гипертонический криз.
Из уважения к гостям Юсуп-ага хотел встать, но Орун Орунович попросил его ради всех святых не двигаться. Поскольку состояние больного явно приближалось к норме – цвет лица, пульс и прочее, – работники «скорой помощи» уехали. Орун Орунович остался. Он решил дождаться Бяшима.
Тот пришел в положенное время вместе с женой – они работали в одной смене. Пока все ужинали и пили чай, Юсуп-ага оставался в постели, врач не позволил ему подняться.
– Благодари судьбу, мой дорогой пустынник, что дело не закончилось инсультом.
Юсуп-ага не знал, что такое инсульт, но Бяшим и Майса знали, поэтому испугались не на шутку.
– Гипертонический кризис мог закончиться инсультом? – спросила Майса.
– Не кризис, а криз, – поправила Дженнет.
– Да, вполне могло случиться кровоизлияние в мозг, – мимолетно улыбнувшись девочке, ответил зрач.
– А что надо сделать, чтобы криз не повторился? – спросил Бяшим.
– Этого вопроса я жду уже два часа. Но прежде, чем ответить на него, следует, пожалуй, объяснить причину возникновения криза. У здорового человека гипертонического криза произойти не может, значит, остается констатировать наличие у вашего отца гипертонической болезни. Факт печальный. Откуда у него гипертония, хотите вы спросить? Причин для этого немало: психическая травма, постоянно подавленное настроение, постоянное присутствие факторов, вызывающих волнения, опасения, и как результат – слишком большая нагрузка на нервную систему... Да можно еще долго продолжать! Первым толчком была пресловутая пенсия. У чабана с шестидесятилетним стажем вырвали из рук чабанский посох и сказали: «Дальше живи, ничего не делая». А подтекст был такой: как-нибудь прокормим тебя своим трудом, от тебя же самого теперь не много проку. Думаете, легко было вашему отцу такое пережить? Никогда он не был иждивенцем.
– Если все дело в этом, мы можем и в городе подыскать ему работу, – сказала Майса. – Сторожем, садовником,– словом, что-нибудь легкое, по силам ему.
– Не обольщайтесь, уважаемая. Сторож магазина, садовник в маленьком дворике – это не для вашего старика. Ему нужно его любимое дело, до мелочей знакомое, работа, в которой он как бы всемогущий.
– Вы видели когда-нибудь, как чабаны, согнувшись в три погибели, сидят у костра в тридцатиградусный мороз?! – запальчиво воскликнул Бяшим. – Я не хочу такой участи для моего престарелого отца!
– Для вас это было бы действительно тяжело, возможно, даже гибельно, но не для него. Его организм отлично закален и приспособлен переносить и стужу и зной.
– Теории, доктор! Кабинетная логика!
– Вот это называется – с больной головы на здоровую. Это ваша логика кабинетная, оторванная от конкретности данной ситуации.
– Хорошо. Еще один вопрос. Вы видели, как живут в селе? Даже в самых благоустроенных, богатых селах?
– Видел.
– По-вашему, сельский дом может сравниться с нашей квартирой? Открыл один кран, буквально чуть рукой шевельнул – потекла чистейшая в мире холодная вода, открыл второй – вода горячая. А канализация и, простите, теплый, чистый, удобный туалет? А светлые комнаты, в которых зимой тепло, причем без гари, копоти и золы, а летом прохладно? Почему я не должен хотеть, чтобы мой работяга отец пользовался наконец благами подлинного комфорта?
– Он об этих благах и не подозревал и, естественно, не мечтал о них. Они ему, честно говоря, ни к чему. Кроме того, как бы ни были ценны эти блага, они не в состоянии компенсировать для таких, как ваш отец, издержек городского бытия.
– Что вы имеете в виду? Какие издержки?
– А вот такие. Стремительный темп жизни – раз. Теснота, многолюдье везде – в доме, на улице, в троллейбусе, даже в зоопарке – два. Круглосуточный неумолчный шум, который мы с вами уже не замечаем, мы с вами, но не человек, всю жизнь проживший в безмолвии и покое пустыни. Это три. Далее. Каждый день на него обрушивается водопад информации, которую он совершенно не в состоянии усвоить и переварить. По-вашему, это не создает нервного напряжения? Наконец, несметное количество автомобилей и прочего транспорта просто-напросто держит его в страхе. Мне говорили, что он даже по тротуару ходит с опаской, словно по джунглям, где при каждом шаге можно наступить на змею. Мне передали его собственные слова: «Жить в этом доме все равно что в гнезде птицы, которое притулилось на гнилом суку».
– От кого вы это слышали? Кто так подробно осведомлен о нашей семье?
– Дженнет.
Мать обернулась, чтобы отругать дочь, но ее не оказалось в гостиной. Она ушла в комнату Юсупа-ага, чтобы быть при нем в случае чего. Шутка ли – у дедушки гипертонический криз и могло даже быть кровоизлияние!
– Не браните девочку. Она у вас очень смышленая. И отзывчивая к тому же. Можете обижаться, но малышка Дженнет кое-что поняла раньше вас.
– Значит, вы утверждаете, что отец не может жить в городе? – Бяшим все еще колебался, не решаясь сделать вывод.
– Да. Я утверждаю, что в городе дни его сочтены. Если хотите, чтобы ваш старик еще долго ходил по земле, отправьте его назад в колхоз. И не просто в колхоз – на чабанский кош. Там от его недуга не останется и следа.
Бяшим тяжело вздохнул и понурился. В это время отворилась дверь и тихонько вошла Дженнет.
– Где ты была? – спросила мать.
– Возле дедушки сидела.
– Как он?
– Спит. А я сидела около него с закрытыми глазами и видела пустыню, ясно, как в кино.
– Интересно! – Орун Орунович и впрямь был заинтересован. – Расскажи-ка, детка, какой ты увидела пустыню.
Просить себя Дженнет не заставила.
– Пустыня состоит из мельчайших кусочков камня величиной с кончик иголки, – с жаром начала она. – На каждом квадратном метре миллиарды таких твердых кусочков. Эти твердые кусочки называются песком. Песок, хотя он из камня, мягкий, как бархат. От малейшего ветерка поверхность пустыни начинает пылить. Меж холмов и барханов во все стороны бегут длинные узкие тропинки. Они ведут от колодца к колодцу. В пустыне пасутся отары овец и табуны лошадей. А чабаны играют для них на камышовых дудках... Я еще видела разные картины, но сразу не вспоминается.
– Ну, все это она слышала от дедушки! – Майса усмехнулась.
– А вот и нет! Дедушка рассказывал про пустыню, но мне привиделось много такого, чего он не говорил и никто не говорил.
– Вздор! Откуда же тогда взялись твои видения?– В голосе Майсы зазвучали раздраженные нотки.
– Ну как ты не понимаешь, мама! Мы ведь происходим из рода кочевников. Бабушка, в честь которой меня назвали Дженнет, тоже жила в песках. И хотя я там никогда не была, я знаю, как выглядят те места, где они кочевали. И вообще все знаю про их жизнь. Откуда знаю, не могу объяснить, но знаю! И сама я тоже буду кочевницей, – твердо закончила Дженнет.
Никто ей не возразил.
