Текст книги "Булат и злато"

Автор книги: Алла Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9
Иноземцы на русском Севере

Московская Английская компания в 1613–1617 годах

Английское купечество, связанное с русским рынком еще со времен Ивана Грозного, когда под его покровительством возникла Московская компания английских купцов, действовало во время Смуты очень осторожно. Московская компания до 80-х годов XVI века занимала монопольное положение в русской внешней торговле. Пользуясь личным покровительством Ивана Грозного, она имела такие привилегии, о которых не могли и мечтать другие западноевропейские купцы. Англичане были единственными, допущенными к русскому денежному делу. Они получили право чеканить монету – русские копейки – из собственного серебра на всех русских денежных дворах (1569 год). Другие купцы, включая и русских, сдавали на денежные дворы ефимки из расчета 36–37 копеек за ефимок, в то время как при перечеканке из каждого ефимка выходило несколько большее количество. Англичане получали на руки эту сумму почти полностью; привилегия освобождала их от уплаты пошлин. Они платили лишь ничтожную сумму «за уголье и мастером за дело». Лишенные привилегии на чеканку из своего серебра после Ливонской войны, англичане отважились чеканить «воровские» копейки, подражающие русским копейкам Ивана IV и Федора Ивановича.

Этой рискованной операцией англичане занимались до Тявзинского мира 1595 года. После него условия русской внешней торговли несколько улучшились и необходимость чеканки «воровских» копеек отпала. Однако монопольное положение англичан на русском рынке было нарушено. Их стали теснить голландцы, французы и купцы стран Балтийского региона.

Смутное время в России показалось предприимчивым английским купцам удачным сплетением обстоятельств, благодаря которым можно было бы не только восстановить прежнее положение Англии на внешнем рынке России, но и пойти значительно дальше – захватить русский Север и овладеть Волжским путем на Каспий.

В 1609 году Томас Чемберлен представил проект английской интервенции в России. Он писал королю Якобу I: «Довольно известно, в каком жалком и бедственном положении находится народ Московии последние 8 или 9 лет… Большая часть страны, прилегающая к Польше, разорена, выжжена и занята поляками. Другую часть со стороны Швеции захватили и удерживают шведы под предлогом оказания помощи». Поэтому, писал далее автор проекта, следует воспользоваться сложившейся ситуацией и захватить русский Север: «Эта часть России, которая еще более всех отдалена от опасности как поляков, так и шведов, есть также самая выгодная для нас и самая удобная для торговли… Россия… должна стать складом восточных товаров Англии». Обсуждались также планы захвата «богатейшего в мире места» – Соловецкого монастыря на Белом море.

Англичане предложили русскому правительству помощь вооруженными силами, чтобы под удобным предлогом вмешаться в русские дела. 24 июня 1612 года в Архангельск прибыла группа английских наемников. Их представитель Яков Шав отправился в лагерь Д. М. Пожарского, чтобы договориться об условиях оказания помощи. Однако после свидания с Пожарским, состоявшегося в августе того же года, Яков Шав вернулся ни с чем. Правительство ополчения решительно отказалось от английской военной помощи и, более того, приказало прибывшим наемникам покинуть русскую территорию.

В течение 1612–1613 годов английский король через представителей Московской английской компании предпринимал осторожные шаги с целью вмешательства в русские дела под любым предлогом. Но фактически английским представителям предоставилась возможность вмешательства тогда, когда самые тяжелые для России времена были уже позади. Англичане выступили посредниками, своего рода третейскими судьями, в переговорах между шведами и новым правительством Михаила Федоровича об условиях возвращения Новгорода России (1615–1617 годы).

За посредничество при переговорах английский посол получил от русских богатые подарки; современники перечисляют их: «золотой кафтан, обшитый лучшим собольим мехом, ценою в пятьсот рублей, к нему высокую черную шапку лисьего меха, пятьдесят прекрасных собольих шкурок, пять тысяч беличьих шкурок, золотую цепь в шестьсот крон и чашу из золота, украшенную рубинами и сапфирами».

Шведы в Новгороде Великом

Шведы вошли в Новгород 16 июня 1611 года. Опираясь на поддержку новгородской верхушки и прямую помощь воеводы Василия Бутурлина, присланного в Новгород правительством Первого ополчения, они заняли город без сопротивления. В 1611 году шведы казались единственной силой, способной противостоять полякам, практически подчинившим Русское государство.

Вскоре после оккупации Новгорода между шведским военным командованием, представлявшим короля Густава-Адольфа, и новгородскими властями был заключен договор. По этому договору Швеция устанавливала протекторат над Новгородом. Власть в городе передавалась шведским военачальникам Якову Делагарди («боярину большому и ратному воеводе Якову Пунтосовичу Делагарди»), Эверту Горну («боярину и ратному воеводе Эверт Карлусовичу Горну»), а также боярину и воеводе Ивану Никитичу Большому-Одоевскому и дьяку («секретарю») Монше Мартыновичу. В число городских властей входил также митрополит Исидор. Договор предусматривал приглашение на русский престол одного из сыновей короля – королевича Карла-Филиппа. До момента венчания удерживался военный протекторат Швеции над Новгородом с сохранением всех особенностей внутриполитического устройства города. Договор шведов с Новгородом предоставлял возможность присоединиться к нему «Владимирского и Московского государства всякого звания людям». В случае их отказа Новгород оставлял за собой право решать свою судьбу самостоятельно. Это был договор о мире и союзе, направленный против Польши.

Правительство Первого ополчения утвердило договор на Земском соборе, состоявшемся 23 июня 1611 года, тем самым приняв обязательство признать шведского претендента на русский престол. Спустя некоторое время русская и шведская стороны обязывались начать совместные действия против поляков и Псковского вора «Сидорки», а Делагарди должен был очистить оккупированные к 1611 году города Ям, Копорье, Гдов, Иван-город и вернуть их в состав Русского государства. В качестве компенсации шведы получали Корелу с уездом и несколько Заневских погостов. В договоре специально оговаривалось, что шведы не должны вступать в Новгородскую землю («в Новгородской земле не стояти и пустошити ратным людям не велети»).

Руководители Второго ополчения были вынуждены подтвердить договор, ибо они тоже видели в шведах единственного и естественного союзника в борьбе против главного врага – Речи Посполитой. Князь Д. М. Пожарский выигрывал время, «чтоб не помешали немецкие люди (то есть шведы. – А. М.) идти на очищение Московского государства, а того у них и в душе не было, что взять на Московское государство иноземца».

После июня 1611 года на северо-западе Русского государства образовались две противоборствующие силы. Новгородцы стремились внести свою лепту в устроение расшатанного смутой Русского государства, опираясь на военную силу шведов, которых они рассматривали не как завоевателей, а как союзников. Им противостояли шведские власти, считавшие Новгород своей военной добычей и плацдармом для освоения и захвата всего северо-запада России. Шведы мечтали о передаче Швеции коренных русских земель – Пскова, Гдова, Ижорской земли, южного Приладожья, Колы и всего Кольского полуострова, Сумы и Соловецкого монастыря, северной Карелии. В случае отказа принять на русский трон Карла-Филиппа в качестве компенсации шведы требовали уступки перечисленных территорий и сверх того – Архангельска, Холмогор, Порхова.

Весть об избрании на русский трон Михаила Романова изменила планы шведов. Начиная с 1613 года они стали склонять правящие круги Новгорода согласиться на унию «Новгородского государства» со Швецией и присягнуть не королевичу, а самому королю.

Шведские войска стали осуществлять планы военного захвата русского побережья Белого моря. Они попытались взять Холмогоры и Сумской острог, но попытка осталась безуспешной. Поднимающаяся партизанская война вскоре парализовала захватнические планы шведов. Все силы военных шведских отрядов уходили на подавление вооруженных выступлений и удержание в подчинении захваченных русских территорий. К 1615 году борьба русского населения против интервентов показала, что ни Новгород, ни Новгородскую землю шведы удержать не смогут. Летом 1615 года шведы сделали последнюю попытку: сам король Густав-Адольф лично возглавил войска, осадившие Псков. Трехмесячная осада оказалась безрезультатной. Это было последнее усилие решить военным путем русско-шведские отношения.

К осени 1615 года начались дипломатические переговоры между правительствами Швеции и России. Переговоры длились более года и проходили на фоне все усиливающейся национально-освободительной борьбы населения Новгородской земли. Новгородцы стремились объединиться с остальной частью России, где медленно, но неуклонно шел процесс «устроения» земли после Смуты.

Новгородский денежный двор в годы оккупации

Овладев Новгородом, шведы, разумеется, воспользовались тем, что в городе работал денежный двор. Оккупанты застали его «на ходу». Сохранившиеся книги Новгородского денежного двора показали, что накануне шведского «взятия» здесь начался один из обычных денежных переделов. Закончился он уже после утверждения в городе шведской власти.

Условия договора новгородских властей и шведов требовали оставления незыблемым всего внутреннего городского устройства. Это означало сохранение того вида и веса монет, которые чеканились до прихода шведов.

Тем не менее шведы не могли допустить, чтобы на монетах, чеканенных в городе, находящемся под шведским протекторатом, появилось имя Владислава Жигимонтовича. Это было политически не оправдано – ведь поляки были шведскими врагами и польский королевич на русском троне шведами не признавался. Имя собственного претендента – королевича Карла-Филиппа – до его коронации не могло появляться на монетах. Даже если бы шведы решились на такое нарушение норм средневекового права чеканки, они не могли не считаться с мнением новгородцев, вряд ли допустивших подобную бестактность. Шведы на первых порах пребывания в Новгороде очень старались не вызывать какого-либо неудовольствия со стороны новгородцев и в вопросе чеканки монет не могли не учитывать реакции жителей оккупированного города.

Единственно приемлемой политической фигурой в этот момент и для шведов, и для новгородцев оказался свергнутый русский царь Василий Иванович Шуйский. С ним шведский король Карл IX заключил в 1609 году договор о военной помощи, и захват Новгорода в 1611 году Швеция представляла как одно из условий выполнения договора. Василий Шуйский в это время находился в плену в Польше, и его имя стало для шведов и новгородцев своеобразным знаменем в борьбе за влияние на ход событий в Русском государстве.

Так как весовая норма и техника чеканки оставались неизменными, на Новгородском денежном дворе не стали резать новые «снасти». Среди старых лицевых и оборотных маточников времени Шуйского были выбраны наиболее подходящие, и чеканка началась.

Первым выпуском шведской оккупации стали копейки, лицевые и оборотные стороны которых были чеканены при помощи самой поздней пары маточников, употреблявшихся при Василии Шуйском в 1610 году. Копейки с буквами РIН, относящиеся к чекану Василия Шуйского 1610 года, и самые первые выпуски копеек, чеканенных во время шведской оккупации в 1611 году, различить невозможно. И те и другие чеканились по одинаковой трехрублевой стопе.

Однако шведы недолго задержались на полноценной весовой норме. Понижение веса копеек в Москве заставило их сделать то же самое.

Историю чеканки монет при шведах на Новгородском денежном дворе можно изучать не только по монетам, но и по книгам Новгородского денежного двора, сохранившимся за 1611–1617 годы. Документы дали уникальную для русского денежного дела возможность изучить многие стороны денежного производства. Сохранением этих замечательных памятников история обязана шведам. Шведские военные власти, оставляя Новгород в 1617 году, вывезли с собой документацию денежного двора. Сейчас книги Новгородского денежного двора хранятся в государственном архиве в Стокгольме.

Эти книги задали нумизматам загадку, ответ на которую пришлось искать вовсе не в области нумизматики.

В книгах указано, что с 1611 или с 1612 годов и по 1615 год на Новгородском дворе копейки чеканились по 360 копеек из гривенки. Нормативный вес копейки при такой стопе должен составлять 0,57 грамма. Если принимать во внимание, что в мае – июне 1612 года между шведско-новгородскими властями и правительством Второго ополчения велись дипломатические переговоры и обе стороны не могли не быть осведомлены о такой важной стороне государственной деятельности, как чеканка копеек, то следует признать, что в Новгороде было известно и о чеканке в Ярославле монеты, и о той стопе, по которой монету чеканили. В Ярославле чеканили, как известно, по 340 копеек из гривенки. Такая же стопа соблюдалась в это время в Москве. Почему же в Новгороде выбрали столь нерациональное с точки зрения тогдашней метрологии число?

Ответ на этот вопрос можно получить, если вспомнить извечную борьбу Новгорода за свое особое положение среди городов России. Новгород Великий признал власть Москвы и вошел в состав Русского государства в 1478 году, но память о былой самостоятельности еще долго не покидала новгородцев. У них были все основания считать, что город их имеет право на особое положение среди прочих русских городов. За новгородскими амбициями стояла древняя история города, его положение как главных торговых ворот на Запад, богатства новгородского боярства и купечества. Новгородский сепаратизм проявлялся и в большом, и в малом. В частности, за Новгородом оставалось право самостоятельно вести дипломатические переговоры и вступать в договорные отношения с европейскими государствами. Проявлялся сепаратизм и в монетном деле.

Очень долго в знаке Новгородского денежного двора сохранялось полное название города – «Новгород Великий» – НВ. Лишь в 1603 году букву В убрали, и в обозначении города осталось урезанное, «непрестижное» название города – «Новгород» – Н. В 1611 году в «Новгородском государстве», надо полагать, сепаратистские настроения очень усилились. Одним из проявлений их в денежном деле был выбор при расчетах денежной стопы не общерусской денежно-весовой единицы – почки, с весом 0,17 грамма, а почки новгородской, в XV веке составлявшей величину около 0,20 грамма. Уменьшив вес копейки трехрублевой стопы тоже на половину почки, как это сделали в Москве и Ярославле, но почки не общерусской, а новгородской, здесь получили нормативый вес копейки, равный не 0,60 грамма, как в Москве и Ярославле, а 0,57–0,58 грамма, и стопу, равную не 340 копейкам из гривенки, а 360.

Копейки, чеканенные по стопе 360 копеек с буквами РІН, хорошо знакомы нумизматам. По весу они выделяются среди копеек того же типа, чеканившихся при Шуйском по трехрублевой стопе. Вес – единственный показатель, по которому определяются копейки, чеканенные во время шведской оккупации в Новгороде в 1611–1615 годах.

В 1612–1613 годах в Новгороде был зарыт огромный клад. 6684 монеты распределили на три кубышки и спрятали под стенами Новгородского кремля. Самыми поздними в этом кладе являются копейки РІН, чеканенные по стопе 360 копеек из гривенки. Следовательно, клад был зарыт в самом начале шведской оккупации. Основную массу монет в нем составляют старые копейки трехрублевой стопы. Шведские легкие копейки представлены всего 155 экземплярами. Но пройдет еще два года, и в кладе, найденном в Мстинском районе Новгородской области, обычном сельском кладе, состоящем из 398 экземпляров, количество шведских легких копеек возрастет до 337 экземпляров (85 процентов от состава клада). Мстинский клад показал, каким стало денежное обращение через несколько лет шведской оккупаций.

Копейки старого веса были изъяты у населения и переплавлены в новые, легкие шведские копейки. В 1615 году шведы резко изменили политику по отношению к новгородцам. Сказалось это и в денежном деле.

Чеканка 1615–1617 годов

К 1615 году произошли большие и важные перемены. В Москве утвердилась новая династия. Начался процесс восстановления и упрочения государственного порядка после событий Смутного времени. Польский король Сигизмунд III в 1612 году убедился, что вернуть утраченные позиции поляков во внутренней жизни Русского государства невозможно. Шведы начали понимать, что надежды на мирное включение Новгорода и северо-западных земель России в состав Шведского государства не оправдываются. Шведские гарнизоны требовали больших затрат на их содержание, а население все с большей неохотой кормило интервентов. Попытка принудить новгородцев присягнуть шведскому королю не удалась. Шведы убеждали их, что «Новгородское государство слишком мало, чтобы защитить его принцеву милость и себя самого». Новгородцы в ответ на эти увещевания «с великим шумом отказали, что им всем хотя помереть, а королю креста не целовать, а от Московского государства, от государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси отлученным не быть». У шведов не оставалось после такого ответа никаких иллюзий, а на удержание города оружием сил у Швеции в тот момент не было.

Начались дипломатические переговоры с Москвой. Инициативу взяли на себя новгородцы. В январе 1615 года в Москву из Новгорода направилось посольство Киприана с целью упросить московское правительство начать срочные переговоры о мире. Одновременно посольство везло тайную грамоту новгородцев, где они просили простить им прежние «вины». Посольство оказалось успешным. «Вины» новгородцам в Москве простили, и началась подготовка к переговорам.

Между тем в оккупированных шведами областях разгоралась партизанская война. Шведы перестали церемониться с местным населением. Грабежи и насилия порождали отпор. В 1615 году шведские военачальники – Делагарди, Горн и другие – написали королю, что сельское население покинуло обжитые районы и снабжать продовольствием шведские гарнизоны стало очень трудно. Поэтому, заключали генералы, самым разумным выходом из создавшейся ситуации будет оставить Новгород. В начале 1616 года сам король объездил новгородские земли и убедился в правоте своих военачальников.

Работа Новгородского денежного двора продолжалась все эти годы. Надо отдать должное шведскому военному командованию – в течение 1612, 1613, и 1614 годов оно смогло удержать стабильную весовую норму из расчета 360 копеек из гривенки, хотя в Москве и Ярославле с осени 1612 года перешли к чеканке по четырехрублевой стопе. Причины такой «добропорядочности» шведских оккупантов лежали прежде всего в экономических возможностях Новгородского двора. Во время шведского присутствия новгородское купечество получило свободный доступ к балтийской торговле. Большие заказы на чеканку монеты поступали как от частных лиц, так и от военного шведского командования и самого главнокомандующего Якова Делагарди. Далее нужно учитывать, что новгородско-псковский ареал денежного обращения в годы оккупации оказался практически в полной изоляции, так как военные действия и партизанская война свели к 1615 году почти на нет торговые сношения Новгородской земли с остальными русскими городами. На новгородско-псковской территории пока обнаружены всего три клада времени шведской оккупации, причем состав их резко отличается от синхронных им кладов с других территорий Русского государства: они представлены фактически одними новгородскими или псковскими монетами. Зато мы не встречаем новгородских и псковских монет в кладах, зарытых за пределами территории, оккупированной шведами.

Изменение в 1615 году направленности шведской политики, то есть отказ от намерения мирным путем включить Новгород в состав Шведского королевства, немедленно сказалось на денежном деле. В марте 1615 года вес новгородской копейки снижается – из гривенки начинают чеканить не 360, а 390 копеек. Весовая норма копейки при такой чеканке составляла 0,52 грамма; он снизился по сравнению с весом копейки трехрублевой стопы на три четверти новгородской старой почки (около 0,15 грамма). Изменился и внешний вид копеек – для лицевой стороны ее был использован старый лицевой маточник времени Лжедмитрия I с датой НРГI (Новгород 113 = 1605 год), для оборотной – старый оборотный маточник с именем Василия Ивановича.

В выпуске копеек, начиная с 1615 года, явственно сказалось новое отношение шведского командования к Новгороду. Во-первых, уже само сочетание датированного 1605 годом лицевого маточника с именем царя Василия Шуйского, который начал царствовать с 1606 года, свидетельствовало о небрежном отношении к чеканке и нежелании соблюдать хоть какие-то правила русского денежного дела. Во-вторых, вес их стал гораздо ниже нормативного и явно уменьшился не на три четверти, а на целых две старых новгородских почки (вес копеек при этом оказался равным не 0,52 грамма, что соответствовало бы норме, а 0,48 грамма).

И наконец, видимо в 1615 году, шведское командование обратилось к чеканке фальшивых монет. Фальшивые монеты эти были особого свойства. Извлечение выгоды из выпуска их основывалось на массовых операциях по выкупу старых копеек трехрублевой стопы. За них давались новые копейки четырехрублевой стопы. Все копейки, доселе находившиеся в обращении, несшие имена Ивана, Федора Ивановича, Бориса Федоровича, Дмитрия Ивановича, Василия Ивановича и даже Владислава Жигимонтовича, то есть копейки, чеканка которых происходила из расчета 300 копеек из гривенки, население обязывалось менять на новые, с именем Михаила Федоровича, чеканенные по четырехрублевой стопе. На руки сдатчики получали наддачу по 10 новых копеек на рубль старых. Операции по обмену происходили во всех городах Русского государства.

Когда весть об этом докатилась до Новгорода, здесь, как уже говорилось, уменьшили вес копеек, приблизив его к норме четырехрублевой стопы, и тоже начали обмен старых копеек на новые. Тогда же началась чеканка фальшивых копеек, подражавших монетам трехрублевой стопы. Чеканка велась на Новгородском денежном дворе, следовательно, ее никак нельзя отнести к «воровству» отдельных злоумышленников. «Воровскими» снастями была пара наново вырезанных маточников: лицевого с буквами ПС и оборотного с именем Дмитрия Ивановича, но с ними вместе в работе оказался старый новгородский оборотный маточник с именем Василия Ивановича. Это свидетельствует о том, что чеканка фальшивых копеек велась с ведома и, видимо, по распоряжению официальных властей. Вес «воровских» копеек, конечно, стал намного ниже нормативного веса копеек трехрублевой стопы. Выгода от чеканки таких копеек была очевидна – легковесные копейки менялись на легковесные же, но с наддачей, согласно установившемуся порядку обмена старых копеек трехрублевой стопы на новые, четырехрублевой стопы. В казну шведского командования шла двойная прибыль.

Шведские «воровские» копейки

Но почему мы, собственно, так настойчиво повторяем, что инициаторами чеканки фальшивых копеек выступали шведы? Разве не могли бы заняться этим прибыльным делом сами денежные мастера новгородского двора? Однако есть веские доказательства, вполне отрицающие их причастность к денежному «воровству». Во-первых, на Новгородском денежном дворе шведы наладили строгий и неукоснительный контроль за чеканкой, который несколько разнился с формами контроля, принятыми на русских денежных дворах. Об этом свидетельствуют сохранившиеся книги новгородского двора за 1613–1617 годы. Когда Новгород в 1617 году был освобожден от Шведской оккупации, в царском указе, направленном на Новгородский денежный двор, специально оговаривалось требование воссоздать прежнюю систему документации монетного производства. И во-вторых, мы имеем личное свидетельство короля Густава-Адольфа о пристальном внимании шведской власти к чеканке монет в Новгороде и недвусмысленные намеки на то, что из чеканки следует извлечь максимум прибыли.

Как известно, король Густав-Адольф находился в военном лагере, раскинувшемся под стенами осажденного Пскова. Сохранилось письмо короля от 28 июля 1615 года, направленное в Новгород, Якову Делагарди, и от 29 июля – шведскому казначейству в Стокгольм. В обоих письмах речь идет о чеканке монет на Новгородском денежном дворе.

В письме к Делагарди король просил прислать в лагерь под Псков с нарочным «несколько чеканенных в последнее время московских денег», а также те монеты, которые выпускались в это время «на монетных дворах Московии» и которые он намеревался «послать в Швецию как образцы». В следующем письме руководителю Государственного казначейства и Счетной конторы содержалась подробная инструкция относительно организации прибыли от чеканки копеек. Во-первых, давалось распоряжение о закупке «двух или трех бочек золота» («бочка золота» была счетным понятием, соответствующим 100 000 серебряных риксдалеров) для чеканки копеек. Необходимость наладить чеканку копеек в России объяснялась тем, что это даст возможность сократить расходы на содержание гарнизонов: «Мы можем с замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками». Копейки должны были чеканиться «из хороших риксдалеров» и должны быть «так же хороши или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве». Выражалась надежда на то, что новые копейки, изготовленные шведами, найдут широкое применение «не только по всей России наравне с другими, но и в Польше, и в Литве, а также в Данциге, Риге и прочих приморских городах». Определялась цена копеек – 42 копейки за риксдалер (заметим сразу, соответствующая той, по какой в это время покупали талер – «ефимок» – в Москве).

Распоряжение короля о чеканке копеек, подражавших русским, было нарушением монопольного права царской власти на чеканку копеек. Король фактически отдавал приказание о массовом выпуске фальшивых денег. То обстоятельство, что они по качеству не только должны были оставаться такими же, как русские, но и «даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве», нисколько не меняло этого факта – чеканка копеек вне государевых денежных дворов считалась с точки зрения русских властей преступлением. Не меньшим преступлением против экономических законов Русского государства явилось стремление распространять эти копейки за пределами России – как известно, русская монета имела хождение строго в пределах Русского государства. Недопущение вывоза за границу драгоценных металлов в любой форме, в том числе и в виде монеты, было одним из краеугольных принципов политики меркантилизма, которой придерживалось русское правительство.

Нельзя сказать, чтобы король не понимал этого. Видимо, не случайно он просил в письме сохранить в тайне, что закупаемые талеры пойдут на чеканку монеты. Письмо короля содержало еще одно указание, высказанное в очень осторожной форме: не стесняться в выборе средств, позволявших максимально поднять доходы от чеканки. Письмо заключается пожеланием, «чтобы монетная чеканка производилась чем больше, тем лучше, тем большую выгоду мы будем иметь от нее. Так что мы надеемся, что получим то, что просим для Ставки, и сможем таким образом содержать в большинстве мест наши войска без особых вспоможений из Швеции. Но на все это требуется время и терпение. Так где же еще мы сможем найти подобные выгоды? И мы предоставляем вам все полномочия в настоящем деле, в чем подписываемся. Густав-Адольф».

Чеканка монет по стопе 390 копеек из гривенки в Новгороде, по данным книг Новгородского двора, зафиксирована в марте 1615 года. Письма короля датированы концом июля того же года. Вполне возможно, что именно после получения соответствующих инструкций шведские власти использовали предоставленные им полномочия в достижении максимальных доходов от чеканки и снизили нормативный вес копеек с 0,52 до 0,48 грамма (именно такую практическую весовую норму имеют копейки НРГI), а также приступили к выпуску копеек, подражавших выпускам монет трехрублевой стопы.

С начала 1616 года в селе Дедерино начались переговоры между русской и шведской сторонами при участии посредников – представителей Англии. Переговоры длились более года. Требования шведов постепенно снижались; в частности, сумма в 200 000 рублей, которую требовала шведская сторона с России, в конце концов превратилась в 20 000 рублей «деньгами готовыми, ходячими, безобманными серебряными новгородскими» (то есть копейками. – А. М.). В феврале 1617 года был заключен наконец Столбовский мир со Швецией. Шведы возвращали России Новгород, Старую Руссу, Порхов с уездами, Сумерскую волость и Ладогу; Гдов с уездом оставался еще некоторое время у шведов. Но в их руки переходила вся Ижорская земля с городами Ямом, Копорьем, Орешком, с русским побережьем Балтийского моря. К Швеции переходил правый берег реки Наровы с Ивангородом. Россия оказалась полностью отрезанной от Балтийского побережья. Перед русской торговлей на Западе появился прибалтийский барьер. Свободными оставались для русских купцов только побережье Баренцева и Белого морей. Монопольное право на посредническую роль в русской торговле получали города Ревель, Рига, Нарва, Дерпт, Стокгольм, Выборг. В шведскую казну стали поступать значительные доходы от обложения всей балтийско-русской торговли.

Не довольствуясь теми долговременными прибылями, которые сулил шведской стороне Столбовский договор, шведы, как уже говорилось, получили единовременно в качестве контрибуции 20 000 рублей русскими деньгами. Но и этого показалось мало.

Ижорская земля, где торговые отношения были весьма развиты, перешла в шведское владение. Однако русское местное население не желало пользоваться иноземной монетой – шведскими риксдалерами и их фракциями, хотя было хорошо знакомо с ними как с одной из разновидностей товаров – монеты здесь продавали и покупали, как серебро. Выход шведы нашли самый простой. Они вывезли с Новгородского двора целую станицу – артель денежников во главе со старостой Нефедкой («Нефедку с товарищи») и заставили их чеканить русскую монету. Условия мирного договора предусматривали «никаких дел и книг и иного ничего не вывозить и людей сильно не вывозить». Шведы действительно оставили на денежном дворе все старые маточники в неприкосновенности (о чем свидетельствовала опись, составленная в 1617 году на Новгородском денежном дворе), но остальные условия договора беззастенчиво нарушили: вывезли людей, печать Новгорода Великого, документы. Естественно, они также вывезли с денежного двора все компрометирующие их улики: книги, затем оказавшиеся в Стокгольмском архиве, где они хранятся по настоящий день, и пару маточников, предназначенных для организации чеканки фальшивых копеек трехрублевой стопы. Так как в составе вывезенной станицы не оказалось резчика монетных чеканов, шведы захватили с собой чеканы, снятые с маточников, которыми непосредственно чеканили монеты. Чеканы были переделаны на имя Михаила Федоровича, и ими «Нефедка с товарищи» начали чеканить «в Свее» (в Швеции) деньги. Об этих незаконных действиях шведских властей говорилось во время прибытия посольства из Швеции, явившегося в Москву в 1618 году для ратификации Столбовского договора. «…Искони не бывало, что государю вашему денги чеканить в своем государстве великого государя нашего царского величества имянем, мимо своего королевского имяни», – заявили шведскому посольству. В Москве потребовали, чтобы «государь свейский Густав-Адольф король по договору полномочных своих послов Якова Делагарди с товарищи ноугороцкого государства печать и денежные чеканы и денежных мастеров и иные дела, что будет после договору из Великого Новагорода и из иных городов вывезено, сыскав, велеть прислать назад».