Текст книги "Булат и злато"

Автор книги: Алла Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Расправа с вождями восстания отнюдь не означала успокоения и установления классового мира в стране. Отряды «воюющих мужиков» разрозненно выступали против феодалов и правительственных войск. Восстанием были охвачены города Подмосковья: Волоколамск, Звенигород, Руза, Можайск, Верея, Боровск, Коломна, Серпухов, Зарайск; области Калужская, Тульская, Рязанская, Орловская, Курская, Брянская; города Северской Украины: Чернигов, Новгород-Северский, Стародуб, Почеп, Комарицкая волость с городами Кромы и Путивль, а также все среднее Поволжье.

Правительство Шуйского боролось с восставшими не только с помощью военных сил. Социальная политика правительства в первые два года правления Шуйского была очень целенаправленной. С одной стороны, он стремился добиться симпатий служилых людей. Если они оказывались в стане восставших, обученные «воинники» придавали стихийному бунту правильную военную организацию. Желая заручиться их поддержкой, Шуйский старался раздавать щедрые денежные и земельные оклады тем служилым людям, кто служил правительству, и сурово наказывал тех, кто уклонялся от службы. Армия вербовалась из помещиков-дворян и «даточных людей» – мобилизованных из числа посадского населения и государственных «казенных» крестьян, а также из крестьян, церковных и монастырских. В качестве одной из форм вознаграждения за участие в борьбе с восставшими правительство разрешало брать из тюрем «на поруки» участников восстания Болотникова, которые становились холопами своих поручителей. С другой стороны, правительство Шуйского старалось привлечь на свою сторону крестьянство. Тем холопам-болотниковцам, которые являлись с повинной, давалась отпускная. Но в целом политика Шуйского была крепостнической, и крестьянское население относилось к ней все с большим и большим недоверием.

9 марта 1606 года было принято Уложение о крестьянах, по которому устанавливался пятнадцатилетний срок сыска беглых крестьян. «Сысканные» крестьяне закреплялись за своими владельцами навсегда. Основанием для «сыска» были писцовые книги, составленные в конце XVI века, в которых были переписаны земли и жители с указанием границ владений дворян – помещиков и крупных вотчинников. Разумеется, крепостническая политика не способствовала установлению классового мира в стране.

Обо всех этих событиях сохранились многочисленные свидетельства. Записки иностранцев, купцов и военных наемников, прибывших в далекую Московию за военной добычей и жалованьем, летописи, различные грамоты: указы, челобитные, описи, сыскные (то есть судебные) дела и многие другие письменные источники рассказали историкам об этой суровой поре нашей истории. Много важных деталей в рассказ добавили монетные клады.

Самое большое количество известных кладов приходится на 1607 год. В 1606 году были зарыты 25 процентов от общего числа зафиксированных в настоящее время кладов времени Шуйского, в 1607 году – 50 процентов, в 1608-м – 21, в 1609-м – 3 и в 1610-м – 1 процент.

Большинство кладов дали 1606–1607 годы, когда в стране бушевала крестьянская война Болотникова. Но ведь и 1608–1610 годы были тоже очень неспокойными. Военные действия распространились на земли к северу и востоку от Москвы: на Новгородскую и Псковскую области, на Среднее и Верхнее Поволжье. Здесь хозяйничали не только казачьи и крестьянские бунтующие отряды, но и иноземные захватчики – поляки и шведы.

Следовательно, на количество спрятанных кладов и распределение их по годам влияла не обязательно военная обстановка. Важно и то, что места находок кладов встречаются не только на тех территориях, где бушевала народная война, но и там, где в эти годы было относительно спокойно. Клады зарывали и во Владимирской, Тверской, Ленинградской, Пермской, Ярославской областях, в северных районах Московской области. Следовательно, монеты прятались не всегда теми жителями, которые оказывались в эпицентре военных событий.

Обилие кладов, разбросанных более или менее равномерно по территории государства, свидетельствует по крайней мере о двух обстоятельствах. Во-первых, о том что на руках населения имелись деньги. Если бы их не было – не было бы и кладов. Когда после Ливонской войны 1558–1583 годов в конце царствования Грозного в стране наступило хозяйственное разорение и экономический упадок, массы крестьянского и посадского населения вымирали или бежали от голода в хлебные районы. Внешняя торговля была парализована лишением выхода на Балтику, в стране замерла торговля и сократился приток серебра на денежные дворы. Тогда и исчезли монетные клады. Было просто нечего прятать. В 1606–1607 годах в стране деньги были – были и клады. Не смотря на взрыв крестьянской войны Болотникова, хозяйственная жизнь в стране не нарушилась. Главные торговые пути, связывавшие денежные дворы с центрами внешней торговли, были свободны, и серебро беспрепятственно поступало через казну и частных лиц в тигли Московского, Псковского и Новгородского дворов. Собирались торговые пошлины, поступали в казну подати, и все это обусловливало нормальное функционирование денежного хозяйства. Обилие кладов в стране, как уже отмечалось выше, не обязательно следует связывать с военной опасностью.

В 1606–1607 годах кладов стало больше, потому что экономическое положение страны было еще относительно благополучным. В последующие годы кладов стало меньше, потому что начался длительный период хозяйственного разорения. Но все эти годы массовое захоронение кладов было вызвано прежде всего обострением классовой борьбы, той социальной напряженностью, которая ощущалась во всех слоях русского общества на всей территории страны.

Кладам рубежа первого-второго десятилетий XVII века присуща еще одна характерная черта. По сравнению с предшествующими годами они стали гораздо крупнее. Резко возросли суммы, составлявшие клады. В массе своей они выше тех обычных для второй половины XVI – начала XVII века сумм (от 3 до 10 рублей), которые принадлежали в основном крестьянам и посадским людям. Клады времени Шуйского составляют 10–20 рублей и более. Можно привести конкретные примеры таких находок.

В Москве были найдены два клада, один размером в 2545 экземпляров, другой – 3247 экземпляров (соответственно – 25 рублей 4 гривны 3 алтына 4 денги и 32 рубля 4 гривны 2 алтына 2 денги). Оба клада обнаружены на Пятницкой улице (современный район станции метро «Новокузнецкая»). В XVI веке сюда были выселены стрельцы, которые распространили свои дома и дворы в XVII веке на большой территории. В Новгороде, возле стены Новгородского кремля, был найден клад, насчитывающий 5157 экземпляров (51 рубль с полтиной 2 алтына 2 денги). Возле кремлевских стен в Новгороде жили представители феодальной верхушки.

Поскольку в 1606–1610 годах серебряная копейка – основной номинал русской денежной системы – оставалась еще почти неизменной и по весу, и по количеству чистого серебра, и ее ценность заметно не снизилась, как это произошло после 1611 года, остается сделать вывод об изменении социального состава кладовладельцев по сравнению со второй половиной XVI века. Видимо, при Шуйском ими стали в основной своей массе или служилые люди «по отечеству», или верхушка служилых людей «по прибору» (например, стрелецкие головы, сотники), которых правительство усиленно привлекало повышенными денежными окладами.

Восставшие крестьяне и горожане свой гнев в первую очередь как раз и обрушивали на их дома и дворы. Денежные суммы, как наиболее мобильный и удобный вид имущества, сохранить было легче, чем дом и служебные постройки. Думается, этим можно объяснить, в частности, природу большинства кладов времени Шуйского. Деньги выдавались на руки служилым людям чаще и в бóльших количествах, чем в предшествующие годы. Владельцы денег стремились спрятать их в своих поместьях или городских усадьбах. Но воспользоваться деньгами ни они сами, ни их семьи не смогли. Разгоравшаяся с каждым месяцем гражданская война, к которой в 1608 году присоединилась иностранная интервенция, охватила почти всю территорию Московского государства, и в огне Смуты гибли тысячи и сотни тысяч человеческих жизней. Служилые люди – воины – гибли больше других.

Так монетные клады, наряду с письменными источниками, смогли показать один из аспектов внутренней политики правительства Василия Шуйского, которое стремилось удержать феодальное воинство в подчинении денежными выплатами. Клады стали свидетелями того, насколько непрочно и неуверенно чувствовали себя жители Русского государства в годы, когда все шире и шире разрасталась гражданская война.

Глава 4
Тушинский вор

Две власти

Откуда брал царь Василий Шуйский средства для многочисленных окладов служилым людям? Голландец Исаак Масса писал, что в марте 1607 года Василий Шуйский «повелел распродать из казны старое имущество, как то платья и другие вещи, чтобы получить деньги, а также занял деньги у монастырей и московских купцов, чтобы уплатить жалованье несшим службу».

В 1606–1607 годах, как уже говорилось, были еще свободны торговые пути, которые шли через Новгород и Псков, через города на Волге и Северной Двине – Ярославль, Кострому, Архангельск и Вологду. В Европу шли русские пушнина, лес, смола, поташ, пенька, лен, кожи, хлеб, воск, сало. Из Европы в Россию поступали серебро и золото, медь, железо, сукно, шелк, бумага, сахар, пряности, вино и оружие. Царская казна покупала «узорочье» – художественные ремесленные изделия, в том числе ювелирные, а также драгоценные камни и прочие предметы роскоши.

Пошлины, которыми облагалась внешняя торговля, взимались западноевропейскими монетами – «ефимками». «Ефимочную казну» привозили в Москву, где она распределялась между денежными дворами: из серебряных «ефимков» (талеров) делались русские серебряные копейки, денги и полушки.

В больших и малых русских городах, многочисленных торговых селах велась оживленная торговля. Приезжали крестьяне с сельскохозяйственной продукцией, ремесленники выносили свои изделия на рынок. Таможенные старосты собирали таможенные пошлины, которыми облагалась внутренняя торговля.

В казну также поступали денежные налоги с сельского и городского податного населения.

Государевы денежные дворы в Москве, Новгороде и Пскове получали заказы на чеканку монет из казенного серебра и от частных заказчиков. Денежный приказ усердно следил за работой денежных дворов. Государственная монета чеканилась по установленным типовым рисункам и надписям – это должно было способствовать выделению «прямых», то есть государственных монет из «воровских», фальшивых, до изготовления которых охотников находилось все больше и больше.

К осени 1607 года положение в стране стало меняться к худшему. В июле 1607 года в Стародубе объявился новый самозванец. Он вошел в историю под именем Лжедмитрия II, или Тушинского вора. В прошлом школьный учитель (в Шклове «дети грамоте учил, школу держал»), он, как полагают историки, был крещеным евреем. Новая самозванческая интрига полностью организовалась группой польских панов: неугомонным Юрием Мнишеком, Меховецким, Ружинским, Вишневецким, Лисовским, Сапегой. Они разыскали нового «Димитрия», по их наущению шкловский учитель объявил себя царем Дмитрием, чудесно спасшимся во время московского восстания 1605 года.

Теперь, летом 1607 года король Сигизмунд III имел возможность и желание поддержать нового самозванца. В июне 1607 года Польша заключила договор с Турцией, по которому крымский хан с санкции турецкого султана должен был оказывать Речи Посполитой вооруженную помощь. С 1607 года начались непрерывные вторжения татар на южные окраины Русского государства. После подавления «рокоша» – шляхетского мятежа против королевской власти, отряды разбитых «рокошан» стали стекаться в Самбор в надежде на военную добычу и славу. Это тоже устраивало Сигизмунда III, так как давало возможность направить энергию и людские ресурсы в нужном для него направлении.

Новая авантюра нашла также поддержку у римского папы: католическая церковь не оставила еще надежды ввести в России католическую религию. Надежды эти теперь связывались с Лжедмитрием II.

Римская церковь не сразу решилась принять участие в новой самозванческой интриге. Кардинал Боргезе писал: «О делах московских теперь нечего много говорить, потому что надежда обратить это государство к престолу апостольскому исчезла со смертию Димитрия, хотя и говорят теперь, что он жив». Но по мере успехов Тушинского вора акции его у католической церкви возрастали. В августе 1608 года тот же Боргезе заявлял: «Димитрий жив и здесь во мнении многих; даже самые неверующие теперь не противоречат решительно, как делали прежде…»

Внешняя поддержка самозванцу сомкнулась с народными волнениями и неутихшим еще пламенем крестьянской войны Болотникова. Участие восставших крестьян придало силу и внутреннюю энергию движению нового самозванца. Лжедмитрий отправился к Туле, где сидел в осаде Болотников с войском. Имя «царя Димитрия» привлекало народные массы, и они присоединялись к польским отрядам. Падение Тулы 10 октября 1607 года заставило Лжедмитрия II в панике повернуть обратно, а затем направиться в те районы, где народное движение приобрело наибольший размах. Зиму он провел в Орле. По всем городам рассылались грамоты от имени «царя Димитрия» с обещаниями вольности всем крестьянам и холопам.

Силы самозванца росли, и весной 1608 года ему удалось разбить правительственные войска. Однако Москву он так и не взял. В июне 1608 года он расположился лагерем в селении Тушино под Москвой. Началась планомерная осада столицы.

История пребывания Лжедмитрия II в Тушине – одна из самых трагических и в то же время анекдотических страниц Смутного времени. Поляки и вновь активизировавшиеся иезуиты постарались создать у русского населения полную иллюзию того, что именно в Тушине находится «истинный» русский царь с двором. Здесь была создана Боярская дума, в которую входили московские бояре: князья Д. Т. Трубецкой (запомним это имя!), Д. М. Черкасский, А. Ю. Сицкий, П. М. Шаховской и другие. Был патриарх – бывший знатный боярин Федор Никитич Романов, которого Борис Годунов, опасаясь соперничества, постриг в свое время в монахи; теперь он, ростовский митрополит Филарет, был наречен патриархом Московским и всея Руси. Были созданы приказы – словом, воссоздан полностью правительственный аппарат. И даже собственную монету чеканил Лжедмитрий II! Когда в сентябре 1608 года Псков присягнул «царю Димитрию Ивановичу», на Псковском денежном дворе началась чеканка монет с его именем. Для чеканки использовали старые штемпеля времени Лжедмитрия I. Монеты Лжедмитрия II отличаются от монеты Лжедмитрия I по весьма немаловажной детали – они значительно тяжелее монет 1605–1606 годов. Нормативный вес копеек трехрублевой стопы (чеканка 300 копеек из гривенки серебра весом в 204,756 грамма, при которой вес одной копейки составлял 0,68 грамма, или, по метрологии того времени, 4 почки) стал равным 0,72 грамма, или 4,25 почки.

В выпуске копеек повышенного веса тушинским правительством был не только экономический, но и политический расчет. Таким путем оно добивалось популярности у русского населения, смыкаясь с другими демагогическими действиями Лжедмитрия II – дарованием примкнувшим к нему крестьянам и казакам поместий, раньше принадлежавших служилым людям, оказавшимся в лагере Шуйского, а также отпуском на волю холопов и возведением в члены Боярской думы многих «худородных» людей.

Для полного соответствия тушинского лагеря царской резиденции сюда была доставлена, наконец, царица. Марина Мнишек признала в Шкловском учителе своего спасенного супруга. За такую услугу «царь» пообещал своему «тестю» Юрию Мнишеку 300 тысяч рублей и 14 северских городов (Лжедмитрий обещал Мнишеку только 6 городов). Получить дары Мнишек должен был в случае полной и окончательной победы над Шуйским. Для воскресшего «Димитрия» в Польше был составлен наказ. Главною целью этого документа было вовлечение русского государства в унию. В случае вступления в Москву и утверждения на русском престоле «царь Димитрий» должен был предоставить католикам доступ к государственным должностям; охрану собственной персоны формировать только из иностранцев и перенести столицу государства ближе к западным границам.

Получение императорского титула, чего так тщетно добивался покойный Григорий Отрепьев, в наказе обставлялось рядом условий. Вначале доказывалось, что требовать такой титул Дмитрий не может, так как он не достался ему в наследство от предков и его не признает ни один король христианский; для принятия титула необходимо новое венчание, которое патриарх совершить не может, нет и «курфирстов», требующихся при обряде. Но, заключали поляки, царь сможет достигнуть желанного императорского титула через унию.

Руководили всеми делами в Тушине поляки и иезуиты. Современники писали, что они «царем же играху яко детищем».

Так сложились две власти в Русском государстве: царь Василий Иванович Шуйский в Москве и «царь Димитрий Иванович» в Тушине. И тот и другой, стремясь заручиться поддержкой дворян и боярства, раздавали землю и денежные оклады, государственные должности. Многие дворяне и бояре старались получить подачки и в Москве, и в Тушине. Современники метко назвали их «перелетами».

Первые угрозы «доброте» копейки

Успехи самозванца и переход на его сторону значительной части русского правящего класса объяснялись прежде всего крайней непопулярностью царя Василия Шуйского. Во второй половине 1608-го – начале 1609 года целовали крест «царю Димитрию» почти все города к северу, востоку и западу от Москвы. 2 октября 1608 года отпал от Москвы Псков. Это была очень чувствительная потеря для московского правительства, тем более ощутимая, что вместе со Псковом присягнули Лжедмитрию II и псковские пригороды. Богатый город, через который шла торговля с Западом, город с налаженным денежным производством стал служить Тушинскому вору. В октябре – ноябре 1608 года к Лжедмитрию II перешли Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Кострома, Балахна, Устюг, Вологда, Тотьма, Владимир, Галич, Суздаль, Шуя, Гороховец, Муром, Арзамас. Москва была отрезана от крупных торговых центров Севера и Востока, от торговых путей, связывавших Москву с Западной Европой. Иностранные и русские купцы, получившие товары в Архангельске во время летней навигации 1608 года, оказались запертыми в Вологде, ставшей богатейшим складом зимой 1608/09 годов.

По всей территории тушинских владений рыскали отряды польских наемников и казачьи разъезды. Они выполняли военные планы тушинского командования, целью которого было окружение Москвы и прекращение допуска в столицу продовольствия и прочих товаров. Однако полностью окружить Москву им не удалось. На пути их встала сильнейшая крепость – Троице-Сергиев монастырь. Защитники его выдержали осаду, продлившуюся с сентября 1608-го по январь 1610 года. 16 месяцев монастырь сковывал значительные силы противника и не давал перерезать путь из Москвы на север. Пытаясь отрезать Москву от южных городов, тушинцы направились к Коломне и Рязани, но под Коломной встретили стойкое сопротивление.

Чтобы привлечь симпатии горожан, самозванец рассылал покорившимся ему городам грамоты, где хвалил их за присягу своей особе, обещал дворянам и всем служилым людям царское жалованье, деньги, сукна, поместья, освобождение от податей. Но польские сподвижники Лжедмитрия II добились того, чтобы в каждый такой город направились по поляку и русскому с новыми грамотами, согласно которым города облагались сильными поборами.

Жители Ярославля послали в Тушино 30 тысяч рублей, обязались содержать 1000 человек конницы. Несмотря на пожертвования, горожан грабили. Тушинцы врывались в дома знатных людей, в лавки богатых купцов, брали товары без денег, оскорбляли и грабили прохожих. Грабили и крестьян.

Тушинский «царь» получал слезные жалобы от своих подданных: «Царю государю и великому князю Димитрию Ивановичу всея Руси бьют челом и кланяются сироты твои, государевы, бедные, ограбленные и погорелые крестьянишки. Погибли мы, разорены от твоих ратных воинских людей, лошади, коровы и всякая животина побрана, а мы сами жжены и мучены, дворишки наши все выжжены, а что было хлебца ржаного, и тот сгорел, а достальный хлеб твои загонные люди вымолотили и развеяли: мы, сироты твои, теперь скитаемся между дворов, пить и есть нечего, помираем с женишками голодною смертью, да на нас же просят твои сотные деньги и панский корм, стоим в деньгах на правеже, а денег нам взять негде».

Если в течение осени и зимы 1608–1609 годов силы тушинского правительства значительно возросли, то положение Шуйского в осажденной столице стало отчаянным. Страшны были голод и нужда в продовольствии, но еще страшнее было то, что нечем было платить служилым людям. На денежных дворах не хватало серебра, так как весь летний запас «ефимочной казны» из Архангельска вместе с прочими товарами оказался блокированным в Вологде. В грамотах, направлявшихся городам, оставшимся верными Москве, говорилось: «Иноземцам, наемным людям найму дать нечего, в государевой казне денег мало, известно вам самим, что государь в Москве от врагов сидит в осаде больше году; что было казны, и та роздана ратным людям, которые сидели с государем в Москве».

Правительство Шуйского решилось искать выход в самом испытанном и безотказном средстве – порче монеты. Разумеется, этот способ был и наиболее опасным по последствиям, и руководители финансов понимали это. Поэтому, решившись на первое, очень незначительное ухудшение качества копейки, они рассматривали его как временную меру.

Изучение копеек 1608 года, чеканенных на Московском денежном дворе, показывает, что они стали чуть-чуть легче. Вместо весовой нормы, равной 0,68 грамма, копейка стала иметь вес 0,64 грамма. Вес копейки уменьшился ровно на одну четвертую часть почки (0,04 грамма). Почка, наиболее мелкая метрологическая весовая единица в Древней Руси, по весу была равна самой мелкой денежной единице – полушке (0,17 грамма). Конечно, снижение веса одной копейки на 0,04 грамма кажется мизерным. Но при очень больших масштабах чеканки ничтожная величина могла вырасти в довольно значительное количество сэкономленного монетного сырья – серебра.

На глаз такое незначительное понижение веса определить невозможно. Это было на руку инициаторам ухудшения монет – ведь в глазах населения монеты сохраняли стабильную ценность, хотя на самом деле копейки 1608 года содержали меньшее количество серебра. Но если с точки зрения правительства население не могло догадаться об ухудшении монет, то для чиновников финансовых ведомств, напротив, нужно было дать четкие критерии, по которым различались полноценные и ухудшенные монеты: ведь они строили государственный бюджет и исчисляли доходы с учетом истинной ценности всех монет, поступавших в обращение. Поэтому на Московском денежном дворе по решению Денежного приказа монеты с более легким весом стали получать едва различимые особенности в оформлении. Отличия эти мог заметить только очень опытный глаз. По-прежнему на копейке изображался всадник с копьем, а на другой стороне помещалась надпись: «Царь и великий князь Василий Иванович всея Руси». Но чуть-чуть стали крупнее буквы надписи, а мачты букв – чуть толще, чтобы выделить новые копейки с облегченным весом. Сборщики податей и таможенных сборов, ориентируясь на особенности надписей, могли различать старые и новые копейки. Такое выделение монет ухудшенного качества или пониженного веса едва заметными изменениями элементов оформления в средневековом денежном деле практиковалось чаще всего тогда, когда ухудшение монет считалось временной мерой и его старались скрыть от населения. Видимо, предполагалось также, что при более благоприятном стечении обстоятельств будет возобновлен выпуск полноценной монеты и ухудшенные монеты будут без труда выделены и изъяты из обращения.

Денежный приказ

За первым посягательством на «доброту» русской копейки в 1608 году, по всей видимости, стояла ожесточенная и бескомпромиссная борьба центрального органа, ведавшего денежным делом в стране, – Денежного приказа с фискальными службами, озабоченными пополнением государевой казны любыми способами.

О деятельности Денежного приказа, который был образован в 1595–1596 годах, можно судить только по данным монет, так как каких-либо следов его делопроизводства пока не найдено. Кто стоял во главе Денежного приказа с 1595-го по 1610 год – тоже неизвестно. Но несомненно, что руководители русского денежного дела проводили очень продуманную и целенаправленную политику, целью которой было полное очищение его от пережитков феодальной раздробленности, увеличение объема чеканки за счет расширения сырьевой базы при сохранении неприкосновенным качества монеты – ее веса и пробы. Такая политика проводилась неукоснительно, начиная с последних лет царствования Федора Ивановича, и наиболее последовательно – при Борисе Федоровиче Годунове. В его царствование были подготовлены условия для выпуска стандартных по оформлению монет, которые к тому же должны были отличаться высоким художественным и техническим уровнем. Для достижения этой цели на Московском, центральном денежном дворе, одновременно выполнявшем функции Денежного приказа, опытные мастера, первоклассные резчики по металлу («матошного дела резцы») резали маточники, а отсюда их рассылали на два других двора – Новгородский и Псковский. Предполагалось сосредоточить в дальнейшем всю чеканку в Москве, чтобы единый центр осуществлял контроль над чеканкой и распределением готовой продукции, над снабжением сырьем, над качеством монеты. Преждевременная смерть царя Бориса Годунова, который, видимо, лично вникал и в вопросы денежного дела, этой важнейшей отрасли государственной деятельности, и последующие затем годы Смуты прервали планомерное развитие денежной политики. Завершение преобразований в денежном производстве пришлось уже на 20–30-е годы XVII века, когда историческое развитие Русского государства потребовало иных новаций в организации монетной чеканки.

В годы царствования Лжедмитрия I и Василия Шуйского, когда Смутное время стало сказываться на экономике государства, Денежный приказ неукоснительно следил за «добротой» русской копейки. Весовая норма и проба монет строго соблюдались, на Новгородский и Псковский денежные дворы посылались маточники стандартного образца. И когда в 1608 году Денежному приказу все-таки пришлось уступить, снижение веса копейки произошло только на Московском денежном дворе. Ни Новгородский, ни Псковский дворы на «доброту» копейки не посягнули, и, надо думать, за этим стояла воля Денежного приказа.

Не исключено, что Денежному приказу в борьбе за сохранение высокого качества русской копейки приходилось выступать против самого царя Василия Ивановича Шуйского. Прямых свидетельств письменных источников не сохранилось, да такие события вряд ли могли оставить след в феодальном делопроизводстве. Но ряд косвенных намеков современников и, конечно, сами монеты дают веские основания для таких предположений.

Современники часто укоряли царя Василия Шуйского в сребролюбии и корыстолюбии. Дьяк Иван Тимофеев, оставивший записки о Смутном времени, укорял царя за то, что тот прожил с блудницами все серебро из казны и не постеснялся «ради своего развратного жития» перелить в деньги священные серебряные сосуды из церквей и монастырей. Видимо, непопулярность Василия Шуйского послужила причиной того, что действительную нужду в серебре, которую остро испытывала казна, современники приписали «скотскому житью» злополучного царя. Военная обстановка требовала все большего количества денежных средств для оплаты служилых людей и наемников, а пути доступа серебра на денежные дворы с 1608 года были перекрыты. Тогда действительно пошли в ход серебряные сосуды и ювелирные изделия, которые приносили на денежные дворы частные заказчики. Казна же поступала с гораздо большим размахом. Шуйский занимал деньги у церкви и в монастырях. Троице-Сергиев монастырь в несколько приемов дал ему 20 235 рублей.

Ухудшение монеты в 1608 году было, по-видимому, в ряду поисков средств не последним действием.

Переход к денежным откупам

Акция по выпуску облегченных монет вряд ли могла быть очень эффективной. Судя по тому, что сохранилось небольшое количество легких копеек 1608 года, выпуск их не мог быть обильным. К тому же ухудшение копеек коснулось только веса, не затрагивая пробы. Поэтому если при выпуске копеек нормативного веса из одного «ефимка» – талера весом около 29 граммов после очистки в процессе плавки от посторонних примесей получалось 38 копеек, то в 1608 году из того же талера при прежней технологии чеканки получалось около 40 копеек. Разница была не так уж велика. Эффект был бы больше, если бы больше были масштабы чеканки, но при сокращении сырьевой базы в 1608 году такого случиться не могло. К тому же, как уже говорилось, монеты ухудшенного веса чеканились только в Москве, так как Денежный приказ, вероятно, не хотел выпускать из-под своего контроля эту деликатную операцию.

Твердая позиция Денежного приказа и строжайший контроль над денежным производством, осуществляемый им, могли толкнуть отчаявшегося царя на ряд рискованных действий.

Спустя 380 лет монеты разоблачили царя Василия Ивановича Шуйского.

Несколько лет назад во время археологических раскопок в Пскове был найден клад монет времен Шуйского. Состав клада датирует время его захоронения осенью – началом зимы 1608 года. Это было время, когда Псков 2 сентября 1608 года «отложился» от Москвы и целовал крест на верность «царю Димитрию Ивановичу», Тушинскому вору. Тогда же Псковский денежный двор начал чеканку копеек с именем Дмитрия Ивановича и тушинская казна стала пополняться доходами от собственной чеканки.

В кладе были обнаружены две крайне любопытные и не менее загадочные монеты. На первый взгляд они ничем не отличались от весьма распространенного типа псковских копеек Бориса Федоровича Годунова, с буквами ПСРЗ, что расшифровывается как «Псков. 107», то есть 1599 год. Но при внимательном изучении этих копеек бросалось в глаза не столько сходство их с популярным типом, сколько отличие: другим был рисунок всадника, другой была и надпись. При всем сходстве с копейкой ПСРЗ копейки из клада отличались еще и жесткостью линий; впечатление было такое, будто некто старательно и механически скопировал оригинал. Но еще более отличал копейки клада от подлинных копеек ПСРЗ вес: две монеты весили 0,58 и 0,59 грамма. Это был очень большой отрыв от нормативного веса копеек ПСРЗ, колеблющегося вокруг 0,68 грамма. В коллекции Исторического музея нашлись еще 32 копейки, являвшиеся точной копией копеек клада, но, к сожалению, без паспорта, позволявшего судить об их происхождении. Вес музейных экземпляров также колебался вокруг 0,60 грамма.