Текст книги "Булат и злато"

Автор книги: Алла Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Однако требование о возвращении «Нефедки с товарищи» выполнено не было. Продукция мастера Нефедки широко распространялась не только по Ижорской земле, но и за пределами ее. В кладах монет XVII века очень часто встречаются неказистые, низкопробные и очень легкие копейки, подражающие московским, новгородским и псковским копейкам Михаила Федоровича. В кладе, датированном началом 40-х годов XVII века, из Пулкова Ленинградской области наглядно представлены все монеты, обслуживавшие денежное обращение Ижорской земли. Здесь встречены и шведские риксдалеры, и русские копейки времени Михаила Федоровича, и в очень большом количестве – шведские подделки, как времени оккупации Новгорода в 1611–1617 годах (копейки с именем Василия Ивановича и с буквами РІН НРГІ), так и копейки, чеканенные «Нефедкой с товарищи».

Денежное обращение северо-западной части Русского государства на протяжении всего XVII века было засорено многочисленными подделками.

Датчане на русском Севере

Одна из стран Балтийского региона, соперница Швеции на Балтике, Дания тоже выступила с далеко идущими планами проникновения на русский Север.

Россия, Дания и Швеция обладали спорной территорией на Кольском полуострове. Местное население – саами (или горные лапландцы) были вынуждены платить дань двум, а иногда и трем государствам. Споры о государственной принадлежности саамских погостов между тремя государствами обострились с 80-х годов XVI века, когда датское правительство, основываясь на праве сбора дани с части полуострова, стало требовать передачи в датское подданство всей территории. Русское правительство, в свою очередь, стало требовать передачи датской части – «Кончанской лопи». Конфликт из-за «Лопской земли» достиг особой силы в первые годы XVII века, когда датские власти в Варде перестали пропускать русских данщиков в «Мурманский конец», а русские власти приняли аналогичные меры в отношении датских данщиков. Для России острота конфликта усугублялась тем, что «Мурманский берег» после неудачного исхода Ливонской войны и потери прямого выхода на Балтику был наряду с Архангельском одним из важнейших пунктов, связывавших русскую торговлю с Западом. В годы Смуты шведская сторона попыталась завоевать и подчинить весь Кольский полуостров, но Швеции пришлось довольствоваться только Корелой с уездом. Героическая борьба русского населения Кольского полуострова не дала осуществиться планам шведских интервентов; даже полученную мирным, дипломатическим путем Корелу им пришлось добывать с оружием в руках.

Напряженные отношения на спорных территориях Кольского полуострова привели к тому, что сбор дани обоими государствами сохранялся лишь на небольшой территории трех пограничных погостов (Печенегского, Пазрецкого и Нявдемского). Еще с XIX века существует мнение, что в 1619 году для выплаты дани по разрешению русского правительства в Дании началась чеканка специальных денежных знаков – серебряных монет, по весу, внешнему виду и технике чеканки из проволоки полностью подражавших русским копейкам. Но в отличие от русских, эти монеты (они получили у нумизматов название «деннинги») имели имя не русского царя Михаила Федоровича, а датского короля Христиана IV. На части деннингов имя короля было написано на немецком языке готическим шрифтом (в переводе – «Всемилостливейший Христиан IV король Дании»), на другой части помещалась «русская легенда» – буквы фантастического алфавита, лишь отдаленно напоминавшего русский, составляли надпись следующего содержания: «Христианос шетира королас Деннмарк».

Никто из ученых-нумизматов особенно не задумывался – почему русское правительство, так ревниво относившееся к нарушению монопольного права на чеканку, вдруг пошло на такой беспрецедентный шаг, почему чеканка деннингов, коль скоро она была разрешена, возникла только в 1619 году, хотя острые конфликты между Россией и Данией по поводу «Лопской земли» не прекращались с XVI века, и, далее, почему датчане выбрали в качестве объекта копирования именно русские монеты, хотя с таким же успехом можно было подражать и датским монетам. Не сохранилось письменных источников, объясняющих мотивы чеканки деннингов. Объяснение необходимости их для обслуживания населения «Лопской земли», кажется, придумали сами нумизматы. Мы знаем лишь о существовании королевского указа от 5 апреля 1619 года датскому монетному мастеру Иоганну Посту отчеканить серию деннингов, по материалу и пробе «настолько похожих на русские образцы, что они могли бы пускаться в обращение как русские и быть ходовыми». Чеканить монету предполагалось из расчета 48 деннингов на талер и выпустить всего 72 000 монет. 7 июля 1619 года другой монетный мастер, Альберт Дионис, в Глюкштадте получил привилегию на откупную чеканку монет и в том числе – на чеканку деннингов.

Формулировка королевского указа о чеканке монет, настолько похожих на русские образцы, чтобы они могли пускаться в обращение и быть ходовыми, разительно напоминает формулировку письма шведского короля Густава-Адольфа от 29 июля 1615 года. Уже одно это заставляет думать, что инициаторы чеканки имели одинаковые исходные намерения и общую точку зрения на русские деньги как на удобный объект для различных манипуляций. Это же наблюдение позволяет с большим сомнением отнестись к принятой точке зрения на назначение деннингов.

Сложившаяся после 1613 года русская денежная система предполагала одновременное хождение монет различных весовых систем: трехрублевой и четырехрублевой стопы, а также всех промежуточных, возникавших в 1612–1617 годах. Интенсивный обмен старых денег на новые с наддачей, который осуществлялся русским правительством, имел целью очистить русское денежное обращение и насытить его однородной полноценной монетой. Другой задачей обмена было снабжение денежных дворов сырьем, очень легким в обработке – старые монеты не нуждались в очистке. Шведы, как уже говорилось, немедленно воспользовались возможностью наладить выпуск «воровских» легковесных копеек, подражавших старым монетам. На рынке сложились разные цены на новые, легковесные, и старые, тяжеловесные, деньги, и этим обстоятельством шведские эмитенты воспользовались. Разумеется, была и еще очень существенная выгода от чеканки русских копеек: разница между количеством копеек, получавшихся из одного ефимка (их число колебалось в зависимости от качества серебра), и той ценой, которую платили за ефимок на русском рынке (36–37 копеек до 1612 года, 42 копейки в 1612–1613 годах, 48–50 копеек после 1613 года), шла в карман эмитентов, а не в русскую казну. Следует еще учитывать, что иностранные производители русских денег не очищали талерное серебро и талер не терял в весе при выгорании примесей. Простота технологии чеканки русских копеек стала их дополнительной привлекательной стороной, вполне оцененной интервентами, познакомившимися вплотную с русской денежной системой в годы Смуты. Видимо, не случайно ни поляки, ни шведы в Новгороде не пытались вносить сколько-нибудь кардинальные изменения в русское денежное дело, в глазах европейцев столь непривычное и архаичное.

Наверное, теми же соображениями довольствовались и датчане, организуя чеканку деннингов в 1619 году. Не исключено, что действия шведов в отношении «Нефедки с товарищи» послужили им примером. В отличие от шведов, датчане поручили чеканку королевским мастерам.

Но чем и как объяснить разрешение на чеканку деннингов, полученное от русского правительства? Хотя письменных документов, прямо разрешающих такую чеканку, пока не найдено, однако текст королевских указов не содержит никаких намеков на то, что чеканка носит тайный характер (как это прозвучало, в частности, в письмах шведского короля). Может быть, играло роль то, что на датских монетах стояло имя Христиана IV, сразу выделявшее их из русских копеек? Но в таком случае нуждается в объяснении разрешение обращения в России иноземной монеты, которой становились деннинги.

Эта загадка разъясняется датой начала чеканки деннингов – 1619 годом. Дело в том, что в Европе в 1618 году разразилась Тридцатилетняя война. В войну втянулись постепенно все страны Западной и Восточной Европы. Против стран габсбургско-католического лагеря – Габсбургской империи, Речи Посполитой – выступили Англия, Франция, Голландия, Дания и Швеция. У русского правительства не имелось ни территориальных, ни династических споров со странами Европы, но внешнеполитическая ориентация ее определялась тем, что Империя была союзником Польши, главного врага Москвы. Однако, приняв сторону антигабсбургской коалиции, Россия не забывала о своих претензиях к Швеции, так прочно блокировавшей русскую торговлю на Балтике. В лице Дании, которая мечтала вытеснить Швецию с Балтики, Россия нашла естественного союзника. Впрочем, противоречия между Россией и Данией, вызванные лапландскими проблемами, никак не снимались. Когда в 1618 году Россия обратилась к Дании за денежной помощью в связи с войной с Польшей, Христиан IV ответил отказом, сославшись на то, что Дания и Польша живут постоянно в мире, Польша не отнимала у Дании земель, в то время как московские цари отняли у нее Лапландию. Но заинтересованность России в Дании оказалась более серьезной, чем территориальные споры. Отказаться от Лапландии Россия не могла – уже говорилось, что там проходил торговый путь через Колу на Мурманском берегу. О заинтересованности России в Дании говорят и последующие события. Когда в 1625 году Дания начала военные действия против Империи, Россия оказала ей существенную поддержку. Если Англия, Голландия и Франция поддерживали Данию денежными субсидиями, то Россия предоставила Дании право закупать по крайне низким ценам русский хлеб. Предоставление союзникам дешевого хлеба в условиях десятикратного повышения хлебных цен в Европе оказалось равносильным денежной помощи. Как только Дания вышла из войны в 1629 году, между Россией и Данией произошел разрыв.

Чеканку деннингов с 1619 года в Дании следует рассматривать также как одно из проявлений заинтересованности русского правительства в союзнике против Швеции на Балтике. Впрочем, русское правительство не было в полной мере бескорыстно, разрешая чеканку русско-датских монет, ибо она способствовала привлечению в страну драгоценных металлов. Имя датского короля на монете служило гарантией доброкачественности монет.

Однако иллюзии продолжались недолго.

Прошло немного времени – и датские монетные мастера пошли по пути шведских фальсификаторов. Иоганн Пост в Копенгагене выпустил копейки с именем… Михаила Федоровича, впрочем, пометив под конем свои монеты буквой P – начальной буквой своего имени Post. А за ним пустился Альберт Дионис, который зашел гораздо дальше. Если Иоганн Пост ограничился выпуском копеек с именем Михаила и копейки его имели высокую пробу и вес, превышавший вес копеек четырехрублевой стопы, то Альберт Дионис начал чеканку копеек не только с именем Михаила, но и с именами Бориса, Дмитрия, Василия, а лицевые стороны монет отметил или знаком М, или набором букв HPCI, подражавшим новгородским монетам. Копейки Диониса были к тому же и по качеству серебра, и по весу значительно хуже копеек четырехрублевой стопы.

По времени выпуск деннингов связывается с одним любопытным эпизодом в истории торговых отношений России и Дании. Как уже говорилось, указ короля о начале чеканки деннингов в Копенгагене, адресованный монетному мастеру Иоганну Посту, датирован 5 апреля 1619 года, Альберту Дионису – 7 июля того же года. А в марте 1619 года в Копенгагене была образована торговая компания, в число членов которой наряду с видными копенгагенскими купцами входили и король Христиан IV, и монетный мастер Иоганн Пост. Компания намеревалась торговать на севере России без посредничества русских купцов; торговую факторию они хотели основать в районе Пустозерского острога на реке Печоре. В мае 1619 года король направил в Москву послание, где сообщалось: «Некоторые копенгагенские граждане намерены послать уполномоченного на Печору, чтобы завязать с окрестным краем торговые отношения». Король также сказал о намерении поставить на Печоре купеческий двор, учредить контору и просил русское правительство оказать датским купцам помощь и покровительство. Но экономическая политика правительства Михаила Федоровича преследовала прямо противоположные цели – не допускать на внутреннем рынке непосредственных торговых контактов иноземных купцов с местным населением, чтобы торговая прибыль не попадала только в руки иноземцев. Поэтому ответ королю от 12 июля 1619 года гласил: «В Печору с моря корабельного хода нет, место там пустое и пристани для пустоты и лихого проезду быть невозможно». Датским купцам предлагалось ездить в Архангельск и торговать там на общих основаниях с прочими иноземными купцами под контролем царской таможенной службы. Отказ царского правительства Печорская компания, видимо, сочла за благо понять буквально и решила опровергнуть страхи русских о невозможности устроить пристань на Печоре из-за «пустоты и лихого проезду». «На свой страх» датские купцы снарядили и послали суда на Печору, поставив во главе торговой экспедиции Климента Блума и английского наемника – «англичанина датской службы» Марледука (в русском варианте – Клим Юрьев и Матюшка). Об этом сообщено в письме короля от 2 октября 1619 года, а в ответном письме Михаила Федоровича русская сторона официально заявила, что снимает со своих людей ответственность за возможное несчастье с датскими торговыми людьми, которые на свой страх отправились в этот рейс. Действительно, как показала дальнейшая переписка (март 1620 года), судно датчан потерпело крушение. Датских торговых людей задержали, товары и все имущество описали. Товары согласно описи состояли из сукон, котлов, мелких металлических изделий, сушеной рыбы, железного дела, винных ягод, чернослива, мехов. По мнению царских чиновников, все имущество корабля нельзя было отнести к категории товаров – его сочли снаряжением экспедиции. Поэтому они сделали вывод, что Климент Блум и Марледук приходили на корабле без товаров в Пустозеро «как бы лазутчеством». К тому же Климент Блум провел зиму в Коле и говорил там «непригожие речи», а когда его отправили в Архангельск, он предъявил королевскую грамоту с неполным царским титулом. В июле 1621 года датчане были отправлены обратно в Данию, и царь Михаил Федорович просил больше «датских людей на Пустозеро впредь не пускать». В августе 1623 года в «Кильдим-остров и в Кольское становище» пришли 6 датских военных кораблей, которые стали грабить царскую казну, хлебные запасы и имущество частных людей «за Климов живот Юрьева». В оправдание своих действий король заявил, что эта военная экспедиция не смогла возместить всех убытков экспедиции Климента Блума, и потребовал «доплатить ему остальное».

Такова краткая история Печорской компании и ее неудачной попытки пробиться торговать на русский Север, минуя посредничество русских купцов. Со второй половины 20-х годов началась интенсивная торговля русским хлебом с Данией в порядке субсидий со стороны русского правительства, и история с экспедицией Блума была забыта.

Чеканку в Дании русско-датских копеек с 1619 года, видимо, следует рассматривать в контексте всех событий первых десятилетий XVII века.

Может быть, предназначение русско-датских монет для денежного обращения Лапландии и разрешение русского правительства на их чеканку использовались предприимчивыми датскими купцами как благовидный предлог? Возможно, монеты с именем Христиана IV действительно направлялись в Лапландию. Но монеты с именами русских царей ожидала иная участь – они могли предназначаться специально для Печорской компании, намеревавшейся торговать в глубине России.

Существовала еще одна тонкость, которую следует обязательно учитывать при оценке попыток чеканить «русские» копейки зарубежными правительствами. С развитием колониальной торговли в странах Западной Европы получила распространение чеканка так называемых «токенов» – денег, специально предназначенных для колониальной торговли, подражающих туземным монетам, однако с существенными отличиями от них. Свои токены, например, чеканила знаменитая Ост-Индийская компания. Не исключено, что чеканку русско-датских копеек с именем Христиана IV следует относить к категории токенов, выпускавшихся датской Печорской компанией. Участие в компании таких высокопоставленных членов, как король, должно было способствовать разрешению эмиссии. Присутствие монетного мастера в числе компаньонов создавало реальные возможности для организации чеканки. Но если выпуск токенов с точки зрения международного права не являлся противозаконным актом, то этого нельзя сказать о выпуске монет, буквально копирующих денежные знаки чужой страны. Поэтому русское правительство могло дать свое разрешение на выпуск деннингов с именем Христиана IV; появление же в центрах русской внешней торговли – в Архангельске, Коле, Новгороде – копеек с именами русских царей, но чеканенных вне русских денежных дворов, должно было вызвать резкий протест русского правительства.

Так оно и случилось. В 1618 году русское правительство заявило протест членам шведского посольства Стенбука о недопустимости чеканки подделок под русские копейки русскими денежниками, насильно вывезенными в Швецию. А в 1620 году по торговым городам и в первую очередь – в Архангельск, центр русской торговли с Западной Европой – был разослан царский указ. В указе говорилось о появлении в Архангельске и других городах, где велась торговля с Западом («в украиных городах»), монет, которые привозят иноземные купцы. Эти деньги, сделанные «на русской московской чекан», иноземцы и давали за товары, и «променивали», то есть меняли на старые деньги. Привозные монеты, говорится дальше в указе, сделаны или из низкопробного серебра, или просто «стальные, лише посеребрены с лица», однако на них иностранцы меняют русские высокопробные серебряные деньги и вывозят за пределы России. Русским торговым людям запрещалось под страхом смерти менять старые деньги с иностранцами; старые деньги приказывалось привозить в Москву и менять в казне с «наддачею нового дела деньгами». Иностранным же купцам – «немцом» – велено было сказать, чтобы они впредь «таких денег на московской чекан не делали и в наши городы не привозили». Фальшивые деньги, полученные у «немцов», следовало изымать, запечатывать печатью таможенников и, «перепечатав», возвращать владельцам.

В указе 1620 года упор делался на то, что привозные деньги «не згодятца ни к чему», так как они сделаны из низкопробного серебра или вообще не из драгоценных металлов. Но нумизматические исследования показали, что датские монеты, особенно те, которые делал мастер Иоганн Пост, чеканены из высокопробного серебра. Да и копейки Альберта Диониса, хотя они и более низкие по весу и качеству серебра, чем современные им копейки Михаила Федоровича, низкопробными все же не назовешь. Однако нет сомнения, что в указе 1620 года говорится в первую очередь о датских и, видимо, шведских подделках. Указ был направлен прежде всего против нарушения монопольного права чеканки монет вне русских денежных дворов. В одной из более поздних редакций указа, который неоднократно повторялся в первой половине XVII века, говорится именно об этой главной причине запрещения привозных денег: «Денег своего дела привозить в Московское государство не пригоже, ни в котором государстве того не ведется, чтобы делать деньги на чужой чекан иного государства».

Всякого рода «непрямые» деньги, изготовленные за рубежом, были следствием непосредственного знакомства иноземцев с русской жизнью. Примитивная техника чеканки, широкий диапазон колебаний веса отдельной монеты в рамках счетной единицы – рубля, архаическая структура денежной системы – наличие практически единственного реально существовавшего номинала (копейки), обслуживавшего всю систему, и в то же время использование в качестве единственного монетного металла высокопробного серебра, – все это делало русскую денежную систему легкой добычей для фальшивомонетчиков, как отечественных, так и зарубежных. Даже короли, как мы только что убедились, не могли удержаться от соблазна.

Заключение

Есть такая старинная русская поговорка: «Алтыном воюют, алтыном торгуют, без алтына горюют».

Это житейское наблюдение, сформулированное в емкой и точной форме народной поговорки, имеет гораздо более глубокий смысл, чем подтверждение общепризнанного представления о великой силе денег.

Претенденты на царскую власть, возникавшие в годы социальных потрясений и гражданской войны в России в первом десятилетии XVII века, старались использовать монету как один из наиболее действенных и надежных инструментов внутренней политики. Каждый из трех самозванцев чеканил монеты с именем Дмитрия Ивановича – законного царя правящей династии. Монеты закрепляли право занимать царский трон. Они придавали законную силу тому, чье имя читалось на монете, они говорили подданным о силе власти, гарантировали политическую и экономическую стабильность. Если претендент на трон имел возможность выпускать полноценную монету в достаточном количестве – это было сильнейшим аргументом в его пользу в той политической борьбе за власть, которая велась между различными воюющими друг с другом группировками. Монеты были зеркалом и мерилом возможностей претендентов.

Монеты стали мощным средством организации народного сопротивления иностранным захватчикам и консолидации патриотических сил вокруг правительства Второго ополчения, руководимого Мининым и Пожарским. Правильный, точно рассчитанный принцип оформления монеты, ее веса и пробы сыграл огромную положительную роль в приближении экономической и военной победы над врагом.

Закончим свой рассказ об истории русской монеты в Смутное время еще одной старинной поговоркой: «Алтын сам ворота отпирает и путь очищает».