Текст книги "Булат и злато"

Автор книги: Алла Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

К добровольным пожертвованиям и принудительным займам прибавились сборы у иногородних людей нижегородского посада и у Строгановых. Затем руководители ополчения обратились к понизовым и поморским городам с просьбой о помощи. Обращение нашло отклик: «В городах… же слышаху в Нижнем собрания рада быша и свезоша к нему из городов многую казну». Большую помощь финансами и ратными людьми оказывали города и волости Поморья, принявшие активное участие в организации военных сил еще во времена Первого ополчения. Так, в Сольвычегодском уезде брали «даточных» (военнообязанных) людей по три человека с малой сохи (с определенного земельного надела). С черных, частновладельческих и дворцовых волостей Белозерского уезда собирали по 18 рублей и по 6 ратных людей с сохи. От уездов Яренского, Устюжского, Вологодского, Важского, Двинского и других направляли по 50 человек «даточных».

Для обеспечения боеспособности ополчения следовало решить вопрос о жалованье ополченцам, и в первую очередь – дворянам, детям боярским и стрельцам.

Летописные источники часто сообщают о тех денежных выдачах, которыми руководители Второго ополчения привлекали служилых людей. Жалованье давали дворянам «розных городов», а когда в Юрьевец, только что давший «многую казну на подмогу» ополчению пришли «татарове юртовские многие люди», им тоже дали жалованье.

Было определено «верстанье» служилых людей – определение размеров земельных владений, которые должны были получить дворяне. По свидетельству источников, размеры их определили довольно значительные по тогдашнему времени. Однако «верстанье» на первых порах оставалось только на словах, так как Второе ополчение не могло давать земли, еще не отвоеванные у врага. Приходилось довольствоваться денежным и хлебным жалованьем – пока единственной формой вознаграждения ратным людям. В этих условиях запасы наличных денег в казне ополчения приобретали первоочередное значение.

Ярославский денежный двор

Средства ополчения были быстро исчерпаны. «В Нижнем же казны становится мало», – сообщали свидетельства тех лет. Перед Вторым ополчением, так же как и перед Первым, со всей неумолимостью и остротой встал главный вопрос – вопрос обеспечения материальной базы народно-патриотического движения, от решения которого зависела в конечном итоге судьба родины.

Руководители Второго ополчения, как и их предшественники, начали с организации правительственного аппарата. Главной целью деятельности этого аппарата было создание структуры, обеспечивающей регулирование сбора средств и их распределения.

В феврале 1612 года Второе ополчение перебазировалось в Ярославль. Историки называют много причин, вызвавших такое перемещение. Одной из них стали осложнившиеся отношения с руководителями Первого ополчения. После смерти Ляпунова в рядах Первого ополчения очень усилились анархические настроения. Атаман Заруцкий все еще лелеял авантюрную мечту посадить на русский трон «воренка», обеспечив себе и своим сторонникам особое положение в государстве. Его казаки, давно оторвавшиеся от крестьянской работы, помышляли лишь о грабежах и разбоях. Намерение руководителей Второго ополчения собрать в Суздале Земский собор и избрать сообща царя никак не устраивало Заруцкого. Отряды Заруцкого заняли Суздаль, опередив Пожарского. Далее Заруцкий намеревался захватить Ярославль, чтобы поставить под контроль Верхнее Поволжье и дороги на Москву с севера.

Д. М. Пожарский успел занять Ярославль до прихода отряда, посланного Заруцким. Атаман попытался организовать покушение на жизнь командующего. С этой целью в Ярославль были посланы двое казаков, но один из них был схвачен и предан суду. Покушение не удалось.

Одно обстоятельство еще больше осложнило обстановку. Признание в марте 1612 года в таборах Первого ополчения «Сидорки псковского вора» вызвало решительное противодействие руководителей Второго ополчения. Немногим меньше года назад – 23 июня 1611 года – вожди Первого ополчения объявляли о своем намерении призвать на русский престол шведского королевича, Карла Филиппа, сына шведского короля Карла IX. Все метания и противоречия политики руководителей Первого ополчения в таком первостепенной важности вопросе, как кандидатура будущего царя, весьма обострили взаимоотношения двух центров национально-освободительного движения.

Программа Второго ополчения на этот счет была весьма определенна: «Маринки и сына ея, и того Вора, который стоит под Пъсковым до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, также что и литовского короля». Относительно шведского королевича ополчение пока предпочитало не высказываться со всей определенностью, поскольку в шведах оно видело возможного союзника в борьбе с поляками. Столь же щекотливым был вопрос о польском королевиче, официально признанном русским царем. Его признавала Боярская дума, его именем писались указы, его продолжала поддерживать некоторая часть русского населения. Поэтому имя Владислава не называлось в перечне тех, кого «не хотели» видеть на русском троне участники Второго ополчения, хотя именно его свержение и изгнание поляков было главной целью патриотов.

Другим и далеко не последним основанием для перебазировки в Ярославль стали соображения экономические. Ярославль был одним из важнейших центров внутренней и, что особенно важно, внешней торговли. Он стоял на пересечении торговых путей между Архангельском и Москвой, на пути в Сибирь, в Астрахань, на Кавказ и в страны Азии. Еще с XVI века в Ярославле размещались конторы английских, голландских, а позже и других иноземных купцов. В годы Смуты Ярославль стал практически единственным активно действующим центром русской торговли с Западом, поскольку северо-западные города и Смоленск оказались отрезанными от Москвы военными действиями. Богатые ярославские купцы – Григорий Никитников, Михаил Гурьев, Надея Светешников, Василий Лыткин вносили средства в казну ополчения, принимали энергичное участие в его деятельности. Доходы в виде таможенных пошлин в талерной монете, получавшиеся с иноземной торговли, сбор «пятой деньги» с богатых «прожитков и промыслов» ярославцев приносили в казну ополчения значительные средства. И наконец, обилие в городе искусных мастеров-серебряников, хорошо организованное производство ювелирных изделий и память о работе денежного двора, который был закрыт только в самом конце XV века, также оказали влияние на решение правительства избрать Ярославль своим опорным пунктом.

О пребывании Второго ополчения в Ярославле летопись сообщала: «Ярославцы же их прияша с великою частию и приносоша дары многия. Они же не взяша у них ничево и, быв в Ярославле, начата промышляти, како бы им итти под Московское государство, на очищение. К ним же начата из городов приезжати многие ратные люди и посацкие люди привозити на помочь денежную казну…»

За четыре месяца пребывания Второго ополчения в Ярославле были созданы и оформлены правительственные учреждения, в точности воссоздавшие структуру государственного аппарата. В городе официально действовало временное правительство, возглавлявшееся князем Пожарским и «выборным человеком» Мининым. Из представителей местного духовенства во главе с бывшим ростовским патриархом Кириллом образовался Совет всей земли. Минин и Пожарский с их ближайшими сподвижниками получили от Совета полномочия ведать не только военными, но и гражданскими делами. Постепенно в Ярославле создались приказы: Разрядный, Поместный, Дворцовый, Сибирский, Посольский приказ Казанского дворца, а также денежный двор.

За время пребывания в Ярославле ополчение собрало большие силы и средства. Оно смогло подчинить своей власти значительную часть государства к востоку от Москвы.

Летопись описывает множество эпизодов, по которым можно судить о воздействии на изголодавшихся и отчаявшихся служилых людей слаженной, упорядоченной деятельности правительства ополчения, высокого нравственного уровня его руководителей. Это резко отличалось от разбойной стихии, царившей в таборах Первого ополчения, отсутствия там порядка и «правды». Так, ратные люди украинских городов приходили под Москву к Трубецкому, под знамена Первого ополчения, но Заруцкий начал чинить им многие притеснения. Украинские ратники послали в Ярославль своих людей, двух человек, которые, увидев в Ярославле «милость Божию и строение ратным людям», заплакали, не в силах вымолвить ни слова, вспомнив все утеснения от казаков. Они просили ополчение идти под Москву не мешкая, чтобы «им досталь от казаков не погинути». Князь Дмитрий Пожарский и другие ратные люди, знакомые с ним раньше, с трудом узнали посланцев и тоже заплакали, «видя их такую бедность». «И даша им жалованье: денег и сукон и отпустиша их вскоре и приказаху к ратным людям, что идут на них. Они же, пришед под Москву, возвестиша своей братье. Они же тому ради быша. Заруцкий же хотяше их побити. Они же едва утекоша…, а Украинския люди побегоша вси по своим городам».

Другой эпизод рассказывает о приходе к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, стоявшему тогда в Ростове, делегатов от казаков, с тем чтобы уговорить его идти под Москву, «не мешкая». Но пришли они не для того, говорит летопись. «Придоша же для розведывания, нет ли какова умышления над ними: чаяху на себя по своему воровству какое умышление. Князь же Дмитрий же и Кузьма их пожаловали деньгами и сукнами и отпустиша их опять под Москву…»

Следует признать создание в Ярославле денежного двора одним из важнейших и наиболее эффективных действий, сыгравшим значительную роль в ходе дальнейшей национально-освободительной борьбы. Регулярная чеканка собственной монеты была надежным и стабильным источником для выплаты денежного жалованья ополченцам. В то же время она приносила постоянный доход казне. Положение Ярославля как перевалочного пункта на пути следования ефимочной казны из Архангельска в Москву обеспечивало регулярное снабжение сырьем денежного двора. Но, пожалуй, наиболее важным следствием организации ополченского денежного двора стал морально-политический аспект, который приобретала чеканка монеты в тот исторический момент.

Когда правительство ополчения обращалось ко всем русским людям с призывом объединиться для борьбы с иноземными захватчиками, оно обещало ополченцам выплачивать «корм и казну». Первое ополчение, как известно, распадалось «без жалованья и с стужи». Второе ополчение не могло не учесть этот жестокий урок. Выдача регулярного жалованья временным правительством в Ярославле должна была иметь мобилизующее воздействие более всех призывов и агитационных грамот.

Монеты Второго ополчения

Монеты являлись не только носителями материальных благ. Они выполняли также прокламативные, пропагандистские функции.

Эфемерный чекан Первого ополчения, организованный весной 1612 года, возвещал, что программой его является поддержка законного царя Дмитрия Ивановича, а экономической базой – город Псков. Об этом свидетельствовали буквы ПС, обозначавшие знак Псковского денежного двора, и легенда, гласившая: «Царь и великий князь Димитрий Иванович всея Руси».

Как бы ни недолог оказался чекан Первого ополчения, ярославское правительство было вынуждено считаться с ним. Монеты Второго ополчения должны были представить программу, позволявшую четко отмежеваться от действий подмосковных таборов, объединить и собрать вокруг правительства Второго ополчения все патриотические силы страны, воодушевленные общим стремлением изгнать интервентов и стабилизировать внутриполитическую обстановку. Решающее значение здесь придавалось имени царя, которое по обычаю помещалось на монете.

От чьего же имени следовало чеканить монету на Ярославском денежном дворе? Ведь чеканка монет могла осуществляться только от имени законного царя, кем бы на самом деле он ни являлся. Совет всей земли, как именовало себя ярославское правительство, и в собственном сознании, и в сознании современников был временной властью, главной и конечной целью которой было восстановление в стране законного правительства. Решаясь на выпуск собственной монеты, ополчение должно было найти форму и способ дать понять соотечественникам, что оно не узурпирует монопольное право на чеканку монет, и в то же время достаточно полно и ясно раскрыть свою политическую программу.

Второе ополчение нашло такой способ. Его эффективность проявилась в успехе ярославского выпуска. На лицевой стороне монет, там, где обычно ставился знак денежного двора, поместили буквы ЯР с маленьким выносным «с» над ними. Буквы читались как начальные от слова «Ярославль». Такого денежного двора русское население второй половины XVI – первого десятилетия XVII века не знало. Буквами с/ЯР Совет всей земли оповестил о политическом и экономическом центре народно-освободительной борьбы, созданном в Ярославле. Монеты, несущие обозначение этого города, как бы свидетельствовали о том материально-экономическом потенциале, которым располагало ополчение. В то же время знак с/ЯР сразу выделял монеты Второго ополчения из числа ходячих монет – копеек с именем Владислава Жигимонтовича, или совсем не имевших знака (монеты Московского денежного двора), или с буквами НРД (Новгородский денежный двор), псковских копеек с именем Дмитрия Ивановича и с буквами ПС, а также копеек, чеканившихся шведским командованием в оккупированном Новгороде (копейки с именем Василия Ивановича и с буквами РІН на лицевой стороне).

На оборотной стороне ярославских монет поместилась легенда: «Царь и великий князь Федор Иванович всея Руси». Ярославское правительство остановило свой выбор на имени царя Федора Ивановича, сына Ивана Грозного, умершего за четырнадцать лет до описываемых событий. Имя Федора Ивановича, последнего Рюриковича окружал ореол святости, в глазах современников он был последним законным царем, имевшим все права на престол по праву рождения. В «Повести о честном житии царя и великого князя всея Русии», принадлежавшей перу первого всероссийского патриарха Иова, сторонника и сподвижника Бориса Годунова, современники читали патетическое обращение к только что умершему царю Федору Ивановичу: «О великий государь наш царь и великий князь Федор Иванович всея Русии, похвала и красота Русская! Камо отходиши, солнце светозарное, нас же, раб своих сирых, оставляеши и свой царьский скифетр и превеликий престол самодержавного твоего царьствия по себе кому вручаеши?» Причиной смуты и всех бед, постигших Русскую землю в первом и втором десятилетиях XVII века, современники считали насильственное пресечение «благочестивого корени» – царской династии Рюриковичей, последними представителями которой на царском столе были царь Федор Иванович (1584–1598) и наследник престола – малолетний царевич Дмитрий Иванович, «царское последнее сродствие», чью «неповинную кровь» пролил злодей Борис Годунов в 1591 году. Иов восклицал: «Ныне же Божиими пречистыми судьбами благочестивый царь и великий князь Федор Иванович всея Русии ко Господу отъиде, грех же ради всего народа православного християнства по нем царьского его корени благородных чад не остася…»

Имя Федора Ивановича на ярославских монетах придавало им законную силу: они чеканились «на государево имя». В то же время это имя становилось политическим лозунгом, декларирующим программу ополчения – избрание царя из числа православных государей, русского по происхождению, имевшего право на царское место по рождению.

Следует сказать, что и здесь правительство Второго ополчения умело и к месту использовало уже наметившуюся к этому времени традицию русского денежного дела: во время междуцарствий помещать на монетах имя последнего Рюриковича.

Такая практика началась еще в 1598 году, когда после кончины Федора Ивановича в течение девяти месяцев правитель Борис Федорович Годунов осторожно, но целенаправленно добивался русского трона. Все эти месяцы денежные дворы продолжали чеканить монету от имени уже почившего царя. Но даже и после коронации Бориса какое-то время продолжалось использование имени Федора на монетах, пока новый царь не почувствовал себя достаточно уверенно на троне. Есть веские основания считать, что денежные дворы обращались к имени Федора Ивановича в летние месяцы 1605 года, когда Москва готовилась принять на царство «брата» царя Федора, Лжедмитрия I, и весной 1606 года, в промежуток между царствованиями Лжедмитрия I и Василия Шуйского (новейшие исследования С. В. Зверева и А. М. Колызина).

Но, конечно, только на монетах Второго ополчения имя Федора Ивановича обрело в полной мере значение политического лозунга, объединявшего все патриотические силы страны.

Очень важным моментом денежной политики ярославских властей стал также выбор весовой нормы. Весной 1612 года в стране чеканились копейки Московского денежного двора с именем Владислава Жигимонтовича по стопе, составлявшей 340 копеек из гривенки (вес копейки составлял 3,5 почки, или 0,60 грамма). В Новгороде шведы выпускали копейки по стопе, равной 360 копейкам из гривенки (весомая норма копейки составляла 0,58 грамма). Помимо новых монет, в стране обращались старые копейки трехрублевой стопы (весовая норма 0,68 грамма, или 4 почки). Недолго выпускались тяжеловесные копейки Лжедмитрия III в Пскове (280 копеек из гривенки с весовой нормой 0,72 грамма, или 3,25 почки).

Опыт показал, что чекан в Пскове оказался несостоятельным не только из-за политических и экономических обстоятельств, неблагоприятных для Псковского вора «Сидорки» и поддерживавшего его правительства Первого ополчения. Неоправданно высокий вес копеек Лжедмитрия III исключил возможность хождения их наравне с остальными неполноценными копейками, наводнившими русский рынок с конца 1611 – начала 1612 года. Вместе с копейками трехрублевой стопы тяжеловесные монеты Лжедмитрия III изымались из обращения, прятались, превращаясь в бесполезное сокровище, выпадали в клады.

Правительство Второго ополчения, организуя собственную чеканку, не должно было повторять эту ошибку, хотя, разумеется, оно отлично понимало политическую выгоду, следовавшую за выпуском высококачественной тяжеловесной монеты. Но недаром все исследователи истории Второго ополчения отмечают, что своими успехами оно в немалой степени обязано практической сметке, трезвому уму и организаторским способностям «выборного всей земли человека» Козьмы Минина. В организации собственной чеканки правительство Второго ополчения следовало уже известной традиции вслед за Тушином и правительством Первого ополчения. Однако правительство второго ополчения добилось гораздо больших успехов в чеканке собственной монеты. Нет сомнения в том, что Козьма Минин имел прямое отношение к организационным вопросам чеканки, и не без его помощи денежное производство удалось наладить таким образом, что оно оказалось не только жизнеспособным, но и в высшей степени эффективным.

Одним из главных факторов высокой эффективности ярославского чекана был правильно выбранный размер весовой нормы. В Ярославле решили пойти вслед за Москвой, где с 1611 года была принята стопа в 340 копеек из гривенки с весом копейки 0,60 грамма (3,5 почки). Первый выпуск ярославских монет имел точно такую же весовую норму. В дальнейшем политика ярославского правительства оказалась очень гибкой. Когда осенью 1612 года в осажденной Москве поляки снизили вес копейки еще на полпочки и выпуск монет стал осуществляться по четырехрублевой стопе, Ярославский денежный двор последовал за этим понижением. Там тоже стали выпускать монеты по четырехрублевой стопе, с той разницей, что вес ярославских копеек оказался более выдержанным в пределах весовой нормы. Ярославские выпуски не только вписались в денежную систему, обслуживавшую обращение в 1612 году, но на фоне пляшущих весовых норм копеек московского чекана и новгородских копеек, чеканившихся по более низкой, чем в Москве, весовой норме, стали выгодно выделяться своим внешним видом и стабильной, выровненной весовой нормой.

Загадка ярославского чекана, или

Кто резал маточники?

Ярославскому правительству было много труднее, чем тушинскому или правительству Первого ополчения – ведь в его распоряжении не имелось налаженного денежного производства, каким был Псковский денежный двор, усердно служивший обоим самозванцам. Начинать приходилось практически на пустом месте.

Монеты рассказывали, как шла организация чеканки в Ярославле. Других источников об этом примечательном эпизоде в истории национально-освободительной борьбы пока не найдено.

К услугам ярославского денежного производства были искусные мастера-серебряники, которыми славился Ярославль. Они умели делать совершенную по формам и орнаментам бытовую и церковную утварь, великолепные ювелирные изделия. Мастера-художники создавали изысканные рисунки. Их они переносили на сосуды, церковные оклады и другие ремесленные ювелирные изделия. Но монеты делать они не умели. Они не умели как следует закалить маточник, чтобы он смог выдержать многократное тиражирование путем оттиска с него изображения и надписей на штемпели. Они не могли сделать достаточно прочные штемпели, выдерживающие сколько-нибудь длительную эксплуатацию. Хотя среди ярославских серебряников встречалось немало явно талантливых художников, о чем красноречиво говорят сохранившиеся изделия ярославских мастеров, резать рисунки и надписи на маточниках они тоже не умели. Для такой работы требовались особые навыки. Необходимо было разместить довольно сложный рисунок на крохотной рабочей поверхности, диаметр которой не превышал полутора сантиметров. Нужно было следить не только за тем, чтобы рисунок поместился полностью, с соблюдением всех пропорций и деталей, но и за тем, чтобы линии рисунка и надписей имели равномерное заглубление, не слишком глубокое и не слишком мелкое. Недаром, как уже отмечалось, профессия «матошного дела резца» была самой высокооплачиваемой на денежных дворах, и не на всех денежных дворах эти мастера имелись. Все остальные операции по производству монет – плавка серебра, вытягивание серебряной проволоки, изготовление из нее заготовок для монет и, наконец, сама чеканка, – не представляли большой сложности для местных мастеров, так как они широко применялись в золотом и серебряном деле.

Долгое знакомство с нумизматическими памятниками позволяет исследователям безошибочно определить – профессиональный резчик делал маточник или дилетант. Первый выпуск ярославских копеек не оставляет сомнений в том, что маточники для них резал опытный и очень искусный «матошного дела резец». Одной парой маточников было тиражировано большое количество штемпелей, которыми отчеканили большую часть известных в настоящее время ярославских копеек с именем Федора Ивановича и знаком с/ЯР. Мы видим на монете изящное изображение всадника, ловко вписанное в круг. Все части рисунка соразмерны и пропорциональны, детали тщательно прорисованы – кафтан, перетянутый поясом, высокие сапоги, перехваченные у колен и у щиколоток, плащ за спиной всадника, седло и попона коня, конские ноги (несмотря на миниатюрность, изображены копыта). Даже лицо всадника – волосы, нос, бороду – можно разглядеть на этой великолепной миниатюре. Так же искусно сделана надпись – буквы четкие, одинаковой толщины, равномерной высоты и, что не так-то часто можно наблюдать на русских монетах, вся надпись полностью вписывается в площадь монетного поля.

Помимо совершенно одинаковых копеек, число которых в настоящее время превышает 300 экземпляров, встречаются другие ярославские копейки. Что они чеканены в Ярославле – сомнения нет, однако вид их резко отличается от первого выпуска. Это тоже четкие, рельефные монеты, но рисунок всадника непропорционально велик, голова всадника и ноги коня не умещаются на монетном поле, буквы надписи тоже велики, и начертания их угловаты. Рисунок и надпись на монете выдают руку непрофессионала.

Нумизматы насчитали семь разных изображений всадника и семь разных начертаний надписи. Это значит, что для чеканки монет использовались семь отдельных лицевых и семь оборотных маточников. Самих монет сохранилось совсем мало. В коллекциях нескольких музеев и в монетных кладах пока найдено всего немногим более десятка таких монет.

Но как ни различны между собой при беглом взгляде ярославские копейки первого и последующих выпусков, нельзя не заметить, что последующие выпуски явно копируют первый. Особенно выдает сходство крупная точка, представляющая собой одновременно украшение конской попоны и композиционный центр рисунка.

Впрочем, на копейках первого выпуска эта точка тактично размещена под коленом всадника, в глаза не бросается и заметна лишь при внимательном разглядывании. Остальные элементы изображения всадника – плащ, одежда, головной убор очень напоминают рисунок копеек первого выпуска. Именно с них механически было скопировано изображение лицевой стороны.

Наблюдения могут свидетельствовать только об одном. Для первого выпуска ярославских копеек использовалась пара профессионально сделанных маточников, достаточно искусно выполненных и прочных, что позволило снять с них большое количество штемпелей-чеканов, при помощи которых была отчеканена большая группа монет. Но затем с монет первого выпуска копировались новые лицевые и оборотные маточники, а первая образцовая пара почему-то больше не использовалась. Новые маточники оказались непрочными, поэтому за короткий срок пришлось приготовить семь пар.

Первая, образцовая пара ярославских маточников обнаруживает удивительное сходство с монетами, чеканившимися на Московском денежном дворе при Василии Шуйском и в более поздний период, в 1613–1620-х годах, когда русским царем стал уже Михаил Федорович Романов. Общий стиль рисунка, наличие характерной композиционной точки под коленом всадника выдают одну руку, один почерк мастера-резца. Это означает, что весной 1612 года на Ярославском денежном дворе работал мастер Московского денежного двора. Можно также предположить, что пара образцовых маточников, резанных мастером Московского денежного двора, каким-то образом очутилась на Ярославском денежном дворе. Как бы то ни было, но связь Ярославского и Московского денежных дворов не подлежит сомнению. Данный факт представляется многозначительным и заслуживающим объяснения, если учесть конкретную историческую обстановку весны 1612 года и военное противостояние Ярославля, где расположился центр национально-освободительной борьбы с интервентами, и Москвы, где засели интервенты, под властью которых находился Московский денежный двор в Кремле.

Чтобы объяснить это загадочное явление, нужно вернуться в Москву 1612 года.