Текст книги "Роковой рейд полярной «Зебры»"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

IX

– Прошу прощения за то, что приходится беспокоить вас расспросами, – учтиво начал я, – но в сложившихся обстоятельствах это просто необходимо. Я буду вам крайне признателен за посильную помощь и содействие. Прежде всего, мне хотелось бы знать, что каждый из вас думает по поводу случившегося пожара.

Я надеялся, что вопрос мой прозвучал вполне естественно. А для вящей убедительности еще прибавил, что выполняю поручение Министерства социального обеспечения, которое-де и направило меня сюда, чтобы выяснить подробности происшествия, повлекшего за собой жертвы. Мои слова, похоже, произвели на присутствующих должное впечатление.

– Кажется, я первый заметил огонь, – нерешительно, с ярко выраженным йоркширским акцентом сказал Нэсби, повар с «Зебры». Он был все еще слаб, но уже не так, как вчера. Ему, как и остальным восьмерым полярникам, что собрались в то утро в кают-компании, теплая постель и хорошая пища пошли явно на пользу.

– Было, наверное, часа два после полуночи, – продолжал Нэсби. – Да, где-то около того. Домик уже горел вовсю. А точнее, полыхал, как факел. Тогда я…

– Какой домик? – перебил его я. – Где вы спали в ту ночь?

– В кухне. Она одновременно служила и столовой. Это самый крайний домик с западной стороны, в том ряду, что смотрит на север.

– Вы были один?

– Нет, там еще спали Хьюсон, Фландерс и Брайс. Фландерс и Брайс – наши лаборанты. Хьюсон и я лежали в самой глубине домика, там еще стояли два больших шкафа, напротив друг друга. В них хранилась вся провизия. А Фландерс с Брайсом спали прямо в столовой, в углу, ближе к кухне.

– Значит, у самой двери?

– Вот-вот. Я встал и тут же закашлялся от едкого дыма. Меня здорово повело. Потом я увидел, что огонь прожег восточную стену домика. Я разбудил Хьюсона и побежал за огнетушителем – он висел снаружи, возле двери. Но он почему-то не работал. Наверное, промерз насквозь. Хотя черт его знает. Тогда я снова вбежал внутрь. И тут меня прямо ослепило – в жизни не видел столько дыма. Я кинулся поднимать Фландерса и Брайса – кричал, чтобы они скорее выбирались оттуда. Потом я наткнулся на Хьюсона и велел ему бежать быстрее и будить капитана Фольсома.

Я посмотрел на Хьюсона.

– Вы разбудили капитана Фольсома?

– Я пошел его будить. Но идти пришлось в обход. Весь лагерь полыхал, как один огромный костер. Пламя поднималось вверх футов на двадцать и закрывало проход между двумя рядами домиков. От гари не было видно ни черта. Чтобы не угодить в огонь, пришлось сделать крюк с северной стороны.

– Откуда дул ветер, с востока?

– Не совсем. В ту ночь, кажется, дуло с юго-востока. А точнее – с востока-юго-востока. В общем, я в обход добрался до генераторной станции – она стояла сразу же за столовой, в том же ряду – и оттуда попал в основное жилое помещение. В то самое, где вы нашли нас потом.

– И разбудили капитана Фольсома?

– Его уже там не было. Не успел я выбежать из столовой, как начали взрываться топливные баки в складе горючего – он стоял южнее жилого домика. Загрохотало так, как будто рвались огромные бомбы, – тут и мертвый бы проснулся. Во всяком случае, капитан Фольсом был уже на ногах. Он и вот Джереми, – Хьюсон кивнул на парня, сидевшего за столом напротив, – взяли из спальной огнетушитель и кинулись к домику майора Холлиуэлла.

– Он стоял к западу от склада горючего?

– Вот-вот. Но там уже все полыхало, как в аду. Огнетушитель работал исправно, но толку-то: капитан не мог приблизиться к домику ни на метр – с такого расстояния потушить огонь было просто невозможно. А воздух до того раскалился, что, казалось, – даже пена того и гляди вспыхнет.

– Стоп, стоп, – прервал я Хьюсона. – И все-таки мне хотелось бы знать: как начался пожар?

– Мы и сами пытались это выяснить, причем не раз, – устало проговорил доктор Джолли. – Но все дело в том, старина, что на этот счет у нас нет ни малейшего предположения. Точно мы знаем только одно: где именно вспыхнул пожар; если же учесть, что домики в ту ночь загорались со стороны, противоположной направлению ветра, пожар начался в складе горючего. Но как все произошло – остается только догадываться. Однако сейчас я не вижу в этом особого смысла.

– Не уверен. Это как раз очень важно. Знай мы причину пожара, можно было бы принять все необходимые меры, чтобы подобная трагедия не повторилась еще раз. Именно поэтому меня и послали сюда. Хьюсон, вы же заведовали складом горючего и генераторной станцией. Что скажете?

– Ничего конкретного. Не исключено, что это связано с электричеством. Возможно, произошла утечка горючего из топливных баков и в воздухе скопились пары бензина. В складе круглосуточно работали два обогревателя, чтобы постоянно поддерживать температуру на нуле градусов по Фаренгейту: это было необходимо для непрерывной подачи топлива. При коротком замыкании от первой же искры пары бензина могли воспламениться. Но это, конечно, только мое личное предположение.

– А может, возгорание произошло от тлевшей ветоши или непогашенных окурков?

Хьюсон побагровел.

– Послушайте, мистер, свою работу я знаю. Ветошь, окурки… Я всегда следил в оба, чтобы на этом чертовом складе был порядок…

– Не кипятитесь, – остановил его я. – Не надо обижаться. Я только выполняю свою работу. – Я снова обратился к Нэсби. – Что было потом, после того, как вы послали Хьюсона будить капитана Фольсома?

– Я помчался в радиорубку – она стояла на южной стороне, прямо напротив столовой и к западу от домика майора Холлиуэлла…

– А как же те двое лаборантов – Фландерс и Брайс, кажется? вы точно разбудили их, прежде чем выскочить из столовой?

– Боже мой, не помню. – Нэсби весь как-то сжался и сумрачно уставился в пол. – Они погибли. По моей вине. Но вы не представляете, что там творилось. Огонь ворвался через восточную стену – все тут же наполнилось едким дымом – не продохнуть, я ни черта не видел, чуть не задохнулся. Я принялся трясти их обоих и крикнул, чтобы они скорее убирались прочь. Я тряс их и орал, что было мочи.

– Что верно, то верно, – спокойно подтвердил Хьюсон. – Я был рядом и все видел.

– Я не стал ждать, – продолжал Нэсби. – О своей собственной шкуре я тогда не думал. Мне казалось, с Фландерсом и Брайсом будет все в порядке, и они выскочат наружу следом за мной. Я кинулся будить остальных. И… только через какое-то время я вдруг понял, что их больше нет. Но… словом, было уже слишком поздно.

– И вы побежали в радиорубку. А там спали вы, Киннэрд, верно?

– Да, верно. – Его рот искривился. – Я и Грант, мой друг, он умер вчера. Еще там был доктор Джолли, он спал в восточном крыле домика, за перегородкой – там находилась комнатушка, где он исследовал пробы льда и хранил свои причиндалы.

– Значит, это крыло, судя по всему, загорелось первым? – обратился я к Джолли.

– Судя по всему, так оно и было, – согласился он. – Но, если честно, старина, я почти ничего не помню – это был какой-то кошмар. Я чуть не задохнулся во сне. Помню только, как этот парень, Грант, тряс меня и что-то кричал. Не скажу точно, но, кажется, он кричал, что у нас пожар. Не помню, что я ему ответил, но, вероятно, ничего вразумительного, потому как следом за тем он принялся хлестать меня по щекам, причем совершенно не по-джентльменски. Но, черт возьми, это здорово сработало! Я тут же вскочил на ноги, и Грант потащил меня из лазарета в радиорубку. Так что я обязан Гранту жизнью. Чисто интуитивно я вспомнил про сумку-аптечку экстренной помощи, которая у меня всегда под рукой, и прихватил ее с собой.

– А кто разбудил Гранта?

– Нэсби, – сказал Киннэрд. – Он так орал и колотил в дверь, что разбудил нас обоих. Если бы не он, мы с доктором Джолли были бы покойниками. Весь домик наполнился удушливой гарью, больше похожей на ядовитый газ, так что, если бы Нэсби не закричал и не начал барабанить в дверь, мы бы уже точно никогда не проснулись. Я велел Гранту разбудить доктора, а сам бросился открывать наружную дверь.

– Она была заперта?

– Ее как назло заклинило. Впрочем, ничего странного тут не было. Днем, когда обогреватели работали на полную катушку, чтобы поддерживать внутри нормальную температуру, лед снаружи вокруг двери начинал подтаивать. А ночью, когда мы убавляли мощность обогревателей и забирались в спальные мешки, талый лед в расщелинах двери снова замерзал, и дверь оказывалась как бы зацементированной. И так каждую ночь, почти во всех домиках. Так что с утра приходилось обычно пробивать себе путь наружу. Но в ту ночь я, поверьте, вышиб дверь буквально с ходу.

– Что было потом?

– Я выскочил наружу, – сказал Киннэрд. – В клубах черного едкого дыма не было видно ни зги. Я отбежал, может, ярдов на двадцать в южную сторону, чтобы разглядеть, что же происходит. Весь лагерь в самом деле полыхал, как один огромный костер. Когда вскакиваешь среди ночи, полусонный и к тому же полуослепший от копоти, соображаешь туго, но тут я, слава Богу, живо смекнул – единственное, что нас тогда могло спасти, это рация. И я что было духу бросился обратно в радиорубку.

– Все мы обязаны жизнью Киннэрду, – впервые подал голос Джереми, плотный рыжеволосый канадец, работавший на станции старшим механиком. – Не окажись я тогда попроворнее, всем нам была бы хана.

– Да замолчи ты, ради Бога, – проворчал Киннэрд.

– Не буду я молчать, – бесстрастно сказал Джереми. – И потом, доктору Карпентеру ведь нужен полный отчет. Из домика я выбежал сразу же за капитаном Фольсомом. Как уже сказал Хьюсон, мы пытались сбить пламя с домика майора Холиуэлла. Хотя это было совершенно безнадежно, мы должны были попытаться: ведь в огненном плену оказались четверо наших товарищей. Капитан Фольсом крикнул, что пойдет за другим огнетушителем, и велел мне посмотреть, как там в радиорубке.

– Та уже полыхала вовсю. Приблизившись, насколько можно, к двери с западной стороны, я увидел Нэсби – он склонился над доктором Джолли, который, оказавшись на свежем воздухе, сразу же потерял сознание и упал. Нэсби крикнул мне, чтобы я помог ему оттащить доктора Джолли в безопасное место, подальше от огня. Я уже было собрался ему пособить, как вдруг заметил Киннэрда – он бежал прямо к двери радиорубки. – Джереми горько улыбнулся. – Я решил, он совсем спятил, и кинулся ему наперерез. Но Киннэрд крикнул, чтобы я убирался прочь. Я посоветовал ему одуматься, а он заорал, – приходилось именно орать, чтобы перекричать страшный рев огня, – что надо, мол, вытащить портативную рацию, что все топливо сгорело и уже горят генераторная станция и кухня. Он сшиб-таки меня с ног, и в следующее мгновение я увидел, как он исчез к дверном проеме, откуда валил дым и вырывались языки пламени… Я до сих пор ума не приложу, как ему вообще удалось выбраться оттуда живым.

– Это там вы так здорового обожгли лицо и руки? – невозмутимо спросил капитан Свенсон. – Он стоял в дальнем углу кают-компании и до сих пор не принимал участия в разговоре – только внимательно слушал. Потому-то я и попросил его прийти: он ничего и никогда не пропускал мимо ушей.

– Наверное, сэр.

– А вы отчаянный малый и вполне заслужили бесплатную экскурсию в Букингемский дворец! – гневно выпалил Киннэрд. – А как насчет моего друга? Как насчет Джимми Гранта? Может, и ему заодно сходить в Букингемский дворец? Ну теперь, он, бедняга, уже ничего не сможет… Когда я вернулся в радиорубку, он все еще был там – сидел за главным передатчиком и посылал сигналы SOS на нашей постоянной частоте. На нем уже дымилась одежда. Я стащил его со стула и крикнул, чтобы он хватал никелево-железистые батарейки, сколько сможет унести, и выбирался наружу. Сам я схватил портативный передатчик и коробку с батарейками, благо она оказалась под рукой, и пулей выскочил в дверь. Я думал, Грант бежит следом за мной, но попробуй разобрать, что происходит у тебя за спиной, когда кругом бушует огонь и с оглушительным грохотом взрываются цистерны с горючим. Не побывав там, даже невозможно себе этого представить. Я отбежал подальше от рубки, спрятал рацию и батарейки в безопасном месте и кинулся назад. Нэсби все еще приводил в чувство доктора Джолли, и я спросил его, выскочил ли Джимми Грант. Он сказал – нет. Я снова бросился к двери… в общем, это все, что я помню.

– Я оглушил его, – с мрачным удовлетворением объяснил Джереми. – Сзади. Я был вынужден.

– А я готов был тебя прикончить, когда очухался, – угрюмо сказал Киннэрд. – Хотя ты и спас мне жизнь.

– Это уж точно, братишка. – Джереми скорчил гримасу. – В ту ночь я, кажется, только и занимался тем, что колотил кого ни попадя. Нэсби наконец привел доктора Джолли в чувство и вдруг как закричит: «Где Фландерс с Брайсом? Где Фландерс с Брайсом?» Это те двое, что спали в столовой вместе с ним и Хьюсоном. К тому времени из жилого домика успели выскочить еще несколько человек, но через минуту-другую выяснилось, что ни Фландерса, ни Брайса среди них нет. Тогда Нэсби как ошпаренный рванулся к двери в столовую, откуда вырывались огромные языки пламени. Когда Нэсби поравнялся со мной, я сшиб его с ног, и он грохнулся об лед. – Джереми покосился на Нэсби. – Прости меня еще раз, Джонни, но ты тогда совсем сдурел.

Нэсби потер челюсть и вымученно усмехнулся.

– До сих пор ощущаю. Но, видит Бог, ты был прав.

– Затем появились капитан Фольсом и Дик Фостер – тот тоже спал в главном жилом домике, – продолжал Джереми. – Капитан Фольсом сказал, что использовал все огнетушители, имевшиеся в лагере, но они все замерзли. Узнав, что Грант в радиорубке и вот-вот сгорит заживо, он вместе с Фостером собрался ему на выручку – у них обоих были с собой мокрые одеяла. Я попробовал их остановить, но капитан Фольсом приказал мне не соваться не в свое дело. – Джереми едва заметно улыбнулся. – А когда капитан Фольсом приказывает, тут уж нечего сказать, приходится подчиняться.

– Они с Фостером накинули на головы мокрые одеяла и скрылись в радиорубке. Капитан Фольсом появился через несколько секунд, на руках он нес Гранта. Я в жизни ничего подобного не видел – они оба горели, как два факела. Не знаю, что случилось с Фостером, но он так и не вышел. К тому времени крыши домика майора Холлиуэлла и столовой обвалились. А подойти близко к полыхавшим вовсю остовам никто из нас не решился. Да в этом и не было необходимости. Майор Холлиуэлл и те трое, что были вместе с ним, а также Фландерс с Брайсом, которые остались в столовой, скорее всего, были уже давно мертвы. Доктор Джолли вот считает, что они мучились недолго – задохнулись от дыма еще до того, как до них добрался огонь.

– Ну что ж, – медленно проговорил я, – получить более полное и ясное представление о пережитом вами страшном кошмаре я, признаться, и не рассчитывал. Значит, к домику майора Холлиуэлла, по вашим словам, нельзя было приблизиться ни на фут?

– Не больше, чем на пятнадцать футов, да и то с риском для жизни, – просто сказал Нэсби.

– А что было дальше?

– Я взял командование на себя, старина, – ответил Джолли. – Хотя командовать было и не нужно – все, что надо, мог сделать только я один: я имею в виду – оказать первую помощь пострадавшим. Я велел всем оставаться на льду и ждать, пока огонь не потухнет и не исчезнет опасность, что еще что-нибудь взорвется. Потом мы укрылись в главном жилом домике, и там я начал осматривать всех, кто пострадал больше всего. А Киннэрд, хотя ожогов у него было не меньше, чем у других, мне помогал, да еще как. Тех, кто не мог ходить, мы внесли в домик на руках и уложили на пол. Грант был в ужасном состоянии, и уже тогда стало ясно, что он долго не протянет.

– И потом на несколько дней и ночей вы остались без пищи?

– Вот именно, старина. И без тепла, не считая запасных ламп Кольмана, мы нашли их в уцелевших домиках. С помощью этих самых ламп мы умудрились растопить немного льда, вот и все. По моему указанию все должны были лежать, закутавшись, кто как мог, чтобы сохранить тепло и энергию.

– Несладко же вам пришлось, – обратился я к Киннэрду. – Добытое потом и кровью тепло вы теряли через каждые два часа, когда передавали в эфир сигналы SOS.

– Не только мне одному пришлось несладко, – сказал Киннэрд. – От холода я страдал не больше других. Доктор Джолли настоял, чтобы все, кто был в силах, время от времени сменяли меня за рацией. Это было несложно. Все, что от них требовалось – это посылать наши позывные и внимательно прослушивать эфир. Когда проходило сообщение, я тут же мчался на метеостанцию. На самом деле связь с радиолюбителем из Бодо установил Хьюсон, а Джереми вышел на траулер в Баренцевом море. А уж после, естественно, за дело брался я. Кроме того, я всегда рассчитывал на помощь доктора Джолли и Нэсби, так что особых трудностей не было. Хассарду, когда он через несколько дней оклемался, тоже пришлось поработать радистом – ночью во время пожара он чуть не ослеп.

– А вы, доктор Джолли, все это время, значит, командовали? – спросил я.

– Нет, Боже упаси. Состояние капитана Фольсома вызывало серьезные опасения лишь в первые сутки, когда ему стало легче, он вновь принял командование на себя. Ведь я всего лишь врач, старина. И на роль предводителя, эдакого лихого супермена, совсем не гожусь.

– Вы и так действовали как нельзя лучше. – Я оглядел всех собравшихся. – Так что, не окажись рядом доктора Джолли, который буквально выходил вас, хотя работать ему пришлось далеко не в самых подходящих условиях, быть бы большинству из вас калеками на всю оставшуюся жизнь. Что ж, на этом все. Должно быть, вам не хотелось бы пережить такую ночь еще раз. Я думаю, мы вряд ли сможем установить истинную причину пожара – похоже, это один из тех многочисленных случаев, который любая страховая компания квалифицировала бы как не подвластное человеку стихийное бедствие. И я убежден, Хьюсон, что пожар произошел не по вашей вине, и вы, пожалуй, совершенно правы: тут речь, скорее всего, идет о самовозгорании. Но, что бы там ни было, мы получили слишком дорогой урок и теперь всем стало ясно – склад с горючими материалами нужно ставить на расстоянии не менее ста ярдов от лагеря.

Разговор на этом закончился. Джолли поспешил в лазарет, где его ждала напряженная работа: ему надо было обработать ожоги и сменить повязки у наиболее пострадавших, осмотреть Бенсона, сделать ему рентген и наложить новый гипс на лодыжку Забрински.

Я вернулся к себе в каюту, открыл чемоданчик, достал небольшой бумажник, после чего, снова заперев чемоданчик, отправился в каюту Свенсона. Я заметил, что сейчас он улыбался уже не столь часто, как при первой нашей встрече в Шотландии. Взглянув на меня так, будто он давно ожидал моего прихода, Свенсон без лишних предисловий начал:

– Если тех двоих, на станции, уже можно переносить, я хочу, чтобы их немедленно доставили на борт. Чем скорее мы вернемся в Шотландию и передадим это дело в руки закона, тем спокойнее будет у меня на душе. Я предупреждал – ваше расследование ничего не даст. И только один Бог знает, сколько еще пройдет времени, прежде чем на кого-то из нас снова будет совершено покушение. Господи, Карпентер, ведь убийцу уже ничто не остановит.

– Уясните себе три вещи, – сказал я. – Покушений больше не будет – почти наверняка. Это – во-первых. Во-вторых, правосудие к расследованию этого дела, как вы выразились, допущено не будет. И в-третьих, сегодняшний разговор состоялся с пользой – из числа подозреваемых можно вычеркнуть, по крайней мере, троих.

– Наверное, в отличие от вас я что-то упустил.

– Да нет. Просто я узнал нечто такое, что вам было неизвестно. Например, что под полом в лаборатории хранятся около сорока никелево-железистых батареек в отличном состоянии, хотя ими уже пользовались.

– Вот оно что, – мягко проговорил Свенсон. – И вы вроде как забыли мне рассказать.

– При такого рода обстоятельствах я предпочитаю никому ничего не говорить, пока не удостоверюсь, что человек, которому я собираюсь сообщить нечто важное, будет мне полезен.

– Таким образом, вы, должно быть, завоевываете себе уйму друзей и на стольких же людей оказываете влияние, – сухо заметил Свенсон.

– Все не так-то просто. Итак, кто мог использовать батарейки? Только тот, кто время от времени покидал основной жилой домик, чтобы посылать в эфир сигналы бедствия. Значит, капитан Фольсом и близнецы Харрингтоны автоматически исключаются – никто из них не мог выйти из жилого домика, потому что им это было просто не по силам. Так что остаются Хьюсон, Нэсби, доктор Джолли, Джереми, Хассард и Киннэрд. Вот вам и весь выбор. И один из них – убийца.

– Да, но зачем им были нужны эти запасные батарейки? – спросил Свенсон. – И раз у них были эти самые батарейки, зачем они рисковали жизнью, полагаясь на старые, которые уже сели? Какой, по-вашему, в этом смысл?

– Смысл есть во всем, – уклончиво ответил я, после чего достал свой бумажник и разложил перед ним несколько удостоверений. Он взял их, внимательно изучил, после чего я убрал все обратно в бумажник.

– Ну вот, кажется, теперь все ясно, – спокойно сказал он. – А то все крутимся вокруг да около, верно? Я имею в виду правду. Оказывается, вы у нас из военной разведки. А вернее – контрразведки. Состоите, так сказать, на правительственной службе? Что ж, я не собираюсь поднимать шумиху по этому поводу, Карпентер. Я еще вчера понял, кто вы такой, никем другим вы быть просто не можете. – Свенсон взглянул на меня в спокойном раздумье. Ведь парни, вроде вас, сами никогда не раскалываются, покуда не припрет. – Однако вытекающий из этой фразы логический вопрос он не задал – промолчал.

– Я решил поговорить с вами по трем причинам. Вы человек, вполне заслуживающий доверия. И мне бы очень хотелось, чтобы вы были на моей стороне. Потом, то, что я вам сейчас скажу, вы все равно рано или поздно узнали бы сами. Вам когда-нибудь приходилось слышать о спутниковой или ракетной телекамере слежения системы Перкина-Элмера Роти?

– Сразу и не выговоришь, – пробормотал он. – Нет.

– А о системе «Самос» [4]4
  «Самос», от англ. Samos (Satellite and Missille Observation System) – система наблюдения (за поверхностью Земли) со спутников и ракет; спутник «Самос» предназначен для ведения фоторазведки стратегических наземных целей.


[Закрыть]или спутнике «Самос-III»?

– Системе спутникового и ракетного наблюдения? – он кивнул. – Слышал кое-что. Только какое это имеет отношение к мерзавцу, совершившему злодейские убийства на дрейфующей станции «Зебра»?

И тогда я принялся объяснять ему что к чему. Свенсон слушал меня очень внимательно, не прерывая, а когда я закончил, он откинулся на спинку стула и кивнул:

– Кажется, тут вы совершенно правы. Вопрос только в том, кто этот негодяй. Мне просто не терпится взять его под строгий арест и приставить вооруженную охрану.

– Вы что, собрались прямо здесь надеть на него наручники?

– Боже правый! – он уставился на меня. – А вы как бы поступили?

– Не знаю. Во всяком случае, как-нибудь по-другому. Я не стал бы его трогать. Думаю, наш приятель – лишь звено в длинной цепочке и, если мы дадим ему в руки побольше веревки, он не только затянет петлю на своей шее, но и приведет нас к остальным звеньям этой цепочки. Кроме того, я почти уверен, что он действовал не один: как известно, капитан, у всякого убийцы обычно есть сообщник.

– По-вашему, их двое? Вы полагаете, на борту моего корабля – двое убийц? – Капитан сжал губы и стиснул рукой подбородок. Затем решительно покачал головой. – Нет, убийца может быть только один. И если так, если я узнаю, кто он, я немедленно его арестую. Не забывайте, Карпентер, нам предстоит пройти сотни миль подо льдом, прежде чем мы выйдем в открытое море. Мы не в состоянии денно и нощно следить за всеми шестерыми. Существуют тысячи способов вывести корабль из строя, и любой, кто хоть мало-мальски знаком с устройством подводной лодки, способен сделать такое, что всех нас погубит. То, что еще можно исправить в открытом море, подо льдом неминуемо приведет к гибели.

– А вы не учли тот факт, что, если убийца задумает что-то сделать с нами, он подпишет смертный приговор и самому себе?

– Я не до конца разделяю вашу веру в его благоразумие. Все убийцы немного чокнутые. Если они готовы убивать, какие бы побуждения ими ни руководили, значит, в них нет ничего человеческого – это ненормальные люди.

– Что ж, – сказал я с сомнением в голосе. – Возможно. – Наверное, вы правы. – Однако я не стал уточнять, в чем именно. – И кого же вы подозреваете в первую очередь, капитан?

– Будь я проклят, если знаю. Я прислушивался к каждому слову, сказанному сегодня утром. Я наблюдал за лицами тех, кто говорил, и тех, кто молчал. С тех пор я думаю об этом ежечасно – но, черт возьми, у меня нет ни одной зацепки… Может, Киннэрд?

– На роль подозреваемого он подходит больше, чем другие, не так ли? И только потому, что он опытный радист. Но за пару дней можно кого угодно обучить азбуке Морзе. И после этого, даже не имея ни малейшего представления об устройстве радиопередатчика, он сможет, пусть медленно, неуверенно, передавать в эфир и принимать информацию. Любой из них мог более или менее легко пользоваться рацией. А тот факт, что Киннэрд – опытный радист, вполне возможно, свидетельствует даже в его пользу.

– В таком случае, кто перенес никелево-железистые батарейки из радиорубки в лабораторию? – настаивал на своем Свенсон. – Только Киннэрд имел к ним прямой доступ. Не считая доктора Джолли: ведь он работал и спал в том же домике.

– Значит, подозревать следует Киннэрда или Джолли?

– А что, разве нет?

– Ну да, разумеется. Особенно если учесть, что консервы, которые я нашел под полом в лаборатории, мог туда спрятать Хьюсон либо Нэсби – ведь они спали в столовой, где хранились все продукты, не говоря уже о шарах-зондах и баллонах с водородом, которые мог припрятать Джереми или Хассард, метеоролог и лаборант: ведь только они имели прямой доступ к этим аппаратам.

– Правильно, давайте всех валить в одну кучу, – с досадой проговорил Свенсон. – У нас и так концы с концами не сходятся, а вы только еще больше запутываете дело.

– Я ничего не запутываю. Просто хочу сказать, что, допуская одну возможность, не следует пренебрегать другой, равно как и причинно-следственными связями. Кроме того, в пользу Киннэрда говорит очень многое. Он рисковал жизнью, когда вернулся в радиорубку за портативным радиопередатчиком. Он шел на верное самоубийство, когда пытался проникнуть туда еще раз, чтобы спасти своего помощника Гранта; он бы наверняка погиб, если бы Джереми его вовремя не остановил. Вспомните, что случилось с Фостером – он следом за тем проник в радиорубку, укрывшись мокрым одеялом, и больше не вышел оттуда.

И потом, с какой стати Киннэрду было упоминать про никелево-железистые батарейки, раз он сам их и спрятал? А он ведь упомянул. Ведь это он велел Гранту вынести из радиорубки запасные батарейки, которых там уже не было; Грант искал долго, но так ничего и не нашел, только здорово обгорел, отчего потом и умер. И последнее: Нэсби сказал, что дверь радиорубки обледенела так, что ее пришлось чуть ли не вышибать. Но, если б Киннэрд несколькими минутами раньше устроил поджог, дверь по времени просто бы не успела заново покрыться льдом.

– Сбрасывая со счетов Киннэрда, – медленно проговорил Свенсон, – вы так или иначе должны исключить и доктора Джолли. – Он усмехнулся. – Не могу себе представить человека вашей профессии, доктор Карпентер, который вдруг решил бы гробить людей, вместо того, чтобы их спасать. Гиппократу бы это явно не понравилось.

– А я вовсе не сбрасываю со счетов Киннэрда, – возразил я. – Но мне также не хотелось бы навешивать на него бездоказательное обвинение в убийствах. Что же касается морально-этической стороны дела применительно к представителям моей профессии, я мог бы назвать вам десятки имен великолепных врачей, которые по тем или иным причинам оказались на скамье подсудимых в Оулд Бейли [5]5
  Оулд Бейли – центральный уголовный суд в Лондоне.


[Закрыть]. У нас нет ничего и против Джолли. В событиях той ночи он не участвовал: единственное, на что у него хватило сил, – это выйти, едва держась на ногах, из радиорубки, после чего он упал на лед и пролежал в бесчувствии до тех пор, пока не закончился пожар. Конечно, Джолли мог что-нибудь натворить и до того, как начался пожар. Но он не покидал домик – об этом свидетельствует обледеневшая дверь. Кроме того, если б Джолли что-то замыслил, Киннэрд с Грантом непременно бы это заметили, поскольку кровать Джолли стояла в дальнем конце радиорубки, и, чтобы выйти из домика, ему пришлось бы пройти мимо них, не говоря уже о том, что, прежде чем вынести батарейки, он должен был сначала их взять, а сделать это незаметно было просто невозможно. К тому же в пользу Джолли говорит еще один факт, причем совершенно очевидный. Хотя я по-прежнему считаю, что Бенсон упал не случайно, мне, однако, трудно понять, как к этому мог быть причастен Джолли: ведь он тогда стоял на льду, возле корпуса лодки и еще только собирался идти наверх. Но самое странное – почему он не отскочил в сторону, когда на него рухнул Бенсон, и принял весь удар на себя?

– Вы строите безупречную линию защиты для Джолли и Киннэрда, – сказал Свенсон.

– Вовсе нет. Я лишь говорю то, что на моем месте сказал бы любой адвокат.

– Хьюсон, – медленно проговорил Свенсон. – Или Нэсби, повар. Или они оба. Получается чертовски странная штука, вам не кажется? Они оба спали в дальнем конце восточного крыла столовой, куда огонь перекинулся в первую очередь, и все же умудрились выскочить наружу, тогда как двоим другим, – Фландерсу и Брайсу, так? – которые спали в средней комнате, спастись не удалось – они задохнулись? Нэсби сказал, что он тряс их и кричал что было сил. Но он мог это делать хоть всю ночь, без всякого результата. Возможно, к тому времени они уже были без сознания или мертвы. Может, Фландерс с Брайсом видели, как Нэсби или Хьюсон или они оба выносили запасы продовольствия и их заставили замолчать. А может, им заткнули рот еще раньше. И не забудьте про пистолет. Его спрятали в бензобаке тягача – странное место, не так ли? Только не для Хьюсона, верно? Ведь он – водитель тягача. Следовательно, он вполне мог сунуть пистолет в бензобак, когда ушел будить капитана Фольсома. Он говорит, что ему пришлось сделать большой крюк, чтобы не попасть в пламя, которое, по его словам, уже бушевало вовсю, хотя Нэсби утверждал, что, когда он шел в радиорубку, пожар еще не успел разгореться во всю силу.

А вот вам еще одна, на мой взгляд, странная штука: Хьюсон сказал, что баки с горючим на складе начали взрываться в тот момент, когда он шел к основному жилому домику. Но, если они взорвались только тогда, как могло случиться, что все домики к тому времени уже были охвачены огнем, причем пять из них сгорели дотла? Потом, во время пожара, Хьюсон особенно не перетрудился: единственное, что он сделал, так это пошел предупредить о случившемся капитана Фольсома, который и без него уже все знал.

– Ну что ж, капитан, а вы, в свою очередь, успешно выступили в роли обвинителя. Однако, не кажется ли вам, что ваши доводы против Хьюсона слишком легковесны? Неужели умный человек оставил бы после себя столько улик? Вы, очевидно, полагаете, что в довершение всего ему следовало бы проявить героизм и участвовать в тушении пожара, чтобы привлечь к себе внимание?