Текст книги "Роковой рейд полярной «Зебры»"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

В дверь постучали – в проеме появилась голова Свенсона. Сказав мне: «Привет вам еще раз», он обратился к Бенсону:

– У нас тут трудности с больничным режимом, доктор, – капитан посторонился и за его спиной мы увидели Нэсби, повара с «Зебры», облаченного в робу старшины американского военно-морского флота. – Ваши пациенты, похоже, прослышали о похоронах. Они тоже хотят присутствовать – те, кто, будем так говорить, в силах стоять на ногах, – чтобы в последний раз проститься со своими товарищами. Я понимаю и разделяю их чувства, но здоровье…

– Я возражаю, сэр, – сказал Бенсон. – Решительно.

– Вы можете возражать сколько угодно, дружище, – послышался из-за спины Нэсби чей-то голос. Эти слова с безупречным лондонским акцентом произнес Киннэрд, радист, тоже одетый в синюю матросскую робу. – Не обижайтесь. Я вовсе не хочу показаться неотесанным грубияном. Но я все равно пойду. Мы с Джимми Грантом работали рука об руку.

– Понимаю вас, – проговорил Бенсон. – Но и вы поймите меня правильно. В вашем состоянии остается только одно – лежать в постели и не вставать. И не надо создавать мне лишние сложности.

– К тому же здесь командую я, – мягко вставил Свенсон. – И вы должны знать: мое слово – закон. Я могу сказать «нет», и все дискуссии на этом закончатся.

– Но вы тоже создаете нам сложности, сэр, – возразил Киннэрд. – Не думаю, что наша дружба станет крепче, если мы начнем бросаться с кулаками на наших же спасателей спустя час или два после того, как они избавили нас от верной смерти. – Он слабо улыбнулся. – И потом, случись такое, наши раны и ожоги вряд ли заживут быстрее.

Свенсон удивленно поднял брови и взглянул на меня.

– Что ж, в конце концов, они ваши соотечественники.

– Доктор Бенсон совершенно прав, – сказал я. – Однако не стоит из-за этого ссориться. Если уж они продержались в этих чертовых льдах около недели, я не думаю, что лишние несколько минут на таком холоде сведут их в могилу.

– Ну, если это и случится, – тяжело вздохнул Свенсон, – пускай пеняют сами на себя.

Если прежде я мог позволить себе усомниться в том, что арктические льды далеко не самое подходящее место для кладбища, в тот день после десятиминутного пребывания на ледяном ветру, я убедился в этом окончательно и бесповоротно. После тепла, окружавшего нас на борту «Дельфина», холод снаружи казался всепоглощающим. И через пять минут все мы тряслись точно в лихорадке.

Стояла кромешная тьма – впрочем, в Арктике такое не редкость. Ветер опять задул с неистовой силой, улегшийся было ледяной шторм поднялся снова. Одинокий луч прожектора лишь подчеркивал призрачную нереальную картину происходящего – сбившуюся в тесный круг группку людей, в скорби склонивших головы над двумя завернутыми в брезент телами, лежавшими под торосом, и капитана. Свенсона, согбенного над Библией и читающего какую-то молитву. Его чуть слышное бормотание тут же подхватывал шквальный ветер и уносил в ночь. Так что из десятка произносимых им слов я, дай Бог, улавливал одно или два. В конце траурной церемонии не было ни оружейных залпов, ни заунывного пения труб – маленькие человечки, похожие на черных призраков, спотыкаясь на каждом шагу, безмолвно и торопливо забрасывали кусками колотого льда облаченные в брезентовые саваны тела своих товарищей. Пройдут сутки, и полярный шторм скрепит незыблемой печатью их ледовые склепы, и будут они вращаться в нескончаемом движении вокруг Северного полюса; а может, однажды, лет так через тысячу, разводье вскроет их последнюю обитель, и они, опустившись на дно Ледовитого океана обретут там вечный покой… Воистину тягостно и горько было думать об этом.

Наклонив головы и пряча лица от ледяных и снежных зарядов, мы спешили вернуться на «Дельфин», в наше единственное убежище. От поверхности льда к верхней части боевой рубки вел двадцатифутовой высоты подъем, образовавшийся из почти отвесных льдин, вздыбившихся после того, как лодку, когда мы пытались пробиться через лед, швыряло то вверх, то в сторону. Хотя с рубки свисали подъемные концы, взбираться по ним было не так-то просто. Веревки на морозе обледенели, превратившись в гладкие струны, и то и дело выскальзывали из рук, снег и острые льдины слепили глаза – все это могло привести к тяжким последствиям. Что, в конце концов, и произошло.

Взобравшись футов на шесть, я протянул руку Джереми, лаборанту с «Зебры», который из-за того, что у него были обожжены ладони, не мог подняться без посторонней помощи, как вдруг у меня над головой раздался чей-то сдавленный крик. Я тотчас поднял глаза и сквозь застилавшую взор снежную пелену увидел, как кто-то, добравшись до самого верха рубки, закачался, теряя равновесие, и рухнул вниз. Я резко рванул к себе Джереми, чтобы падающее тело случайно не зацепило его. Следом за тем послышался глухой удар об лед, а потом, почти в то же мгновение, – громкий хруст.

Представив себе, как сначала ударилось тело, а затем и голова, я поморщился.

Мне почудился еще какой-то звук, но точно сказать не могу. Передав Джереми заботам кого-то из наших, я в один миг соскользнул вниз по обледеневшей веревке, стараясь не смотреть туда, куда только что упало тело. Было такое впечатление, будто оно, рухнув с двадцатифутовой высоты, ударилось не об лед, а о бетонный настил.

Хансен, однако, меня опередил – он уже был внизу и освещал фонариком не одно, как я ожидал, а два распростертых тела. Несчастными оказались Бенсон и Джолли.

Я спросил Хансена:

– Вы видели, как это случилось?

– Нет. Все произошло слишком быстро. Как я понял, поскользнулся Бенсон, он упал прямо на Джолли – это и смягчило удар. Джолли был рядом со мной, когда Бенсон сорвался.

– Выходит, Джолли спас жизнь вашему доктору. Придется привязать их к носилкам и осторожно поднять на борт. Здесь оставлять их долго нельзя.

– К носилкам? Что ж, раз вы так считаете, будь по-вашему. Но они уже вот-вот очухаются.

– Один из них – возможно. Другой еще долго не придет в себя. Или вы не слыхали, как кто-то из них ударился головой об лед? Хрустнуло так, как будто ему проломило череп. И я пока не знаю, кто из них пострадал больше.

Хансен остановил меня. Я наклонился к Бенсону и приподнял капюшон его штормовки. Сбоку, над правым ухом, виднелась глубокая, длиной в три дюйма, рана, успевшая затянуться на лютом морозе кровавой ледяной коркой. Еще бы на пару дюймов ниже – и Бенсон был бы мертв. От столь сильного удара тонкая височная кость треснула бы, как яичная скорлупа. Бенсону повезло, что череп у него оказался крепким. Однако мне не давал покоя резкий хруст, который я услышал, когда он упал.

Бенсон дышал слабо и часто. А Джолли же, наоборот, – глубоко и размеренно. Откинув капюшон его анорака, я стал осторожно ощупывать ему голову и сзади, в области затылка, нащупал небольшое уплотнение. Мне все стало ясно. Джолли оказался на пути сорвавшегося вниз Бенсона, но не прямо под ним, а чуть в стороне, поэтому при падении Бенсон просто сбил его с ног, и он, упав на лед, отделался лишь сильным ушибом затылка.

Через десять минут, привязав обоих пострадавших к носилкам, мы подняли их на борт, где нас с нетерпением и беспокойством ждал капитан Свенсон, и уложили в лазарете. Больше всего меня тревожило состояние Бенсона, потому как Джолли вскоре открыл глаза и стал мало-помалу приходить в себя. Со стоном он попробовал было сесть в койке, но я удержал его.

– О Господи, моя голова! – Джолли то зажмуривался, то размыкал веки, силясь сосредоточить взгляд на переборке, украшенной картинками Бенсона, потом он как бы в неуверенности отводил глаза в сторону.

– Честное слово, чудеса, да и только. Кто же это сделал, старина?

– Что? – спросил Свенсон.

– Свалился на мою грешную голову. Кто, а?

– Вы хотите сказать, что ничего не помните?

– Помню? – раздраженно переспросил Джолли. – Черт возьми, как же я могу… – Он вдруг умолк, увидев на соседней койке Бенсона – тот лежал, распластавшись бесформенной массой под кучей одеял, с перебинтованной головой. – Конечно, конечно. Да, все верно. Это он свалился на меня, так?

– Ну да, а кто же еще? – ответил я. – А вы, наверное, хотели его поймать?

– Поймать? Нет, я даже не пытался. Я даже не успел отскочить в сторону. Все произошло за какие-то полсекунды. Я просто ничего не помню. – Он снова застонал и затем взглянул на Бенсона. – Лихо он упал, а? Должно быть, здорово расшибся?

– Похоже на то. У него тяжелейшее сотрясение. На борту есть рентгенологическое оборудование. Так что скоро я обследую его голову. Вам тоже чертовски не повезло, Джолли.

– Я-то как-нибудь выкарабкаюсь, – буркнул он, опершись на мою руку и усевшись прямо. – Может, вам нужна моя помощь?

– Не нужна, – спокойно сказал Свенсон. – Ранний ужин и двенадцать часов сна для вас, доктор, – таковы распоряжения моего врача. Ужин ждет в кают-компании.

– Есть, сэр. – Джолли натужно улыбнулся, оттолкнулся от края койки и встал, неуверенно покачиваясь. – Двенадцать часов сна – это мне нравится.

Через пару минут нетвердой походкой он вышел из лазарета. А Свенсон спросил:

– Что теперь?

– Надо бы выяснить, кто был ближе всех к Бенсону, когда он поскользнулся, взбираясь на капитанский мостик. Только осторожно. Впрочем, не будет ничего страшного, если вы дадите всем понять, будто Бенсон просто чего-то испугался.

– Что вы имеете в виду? – медленно спросил Свенсон.

– Упал ли он сам или его столкнули – вот что.

– Упал ли он сам или… – Он запнулся на полуслове, потом осторожно продолжил: – Но кому нужно было сталкивать доктора Бенсона?

– А кому нужно было убивать семерых… теперь уже восьмерых людей на «Зебре»?

– Может, вы и правы, – согласился Свенсон и вышел.

Я не был силен в рентгенографии, как, впрочем, и Бенсон, о чем свидетельствовала подробная инструкция, которую он составил для собственных нужд. По этой инструкции я сделал пару вполне сносных снимков. Они, разумеется, вряд ли произвели бы достойное впечатление на членов Королевского фотографического общества, но лично меня удовлетворили во всех отношениях.

Вскоре вернулся капитан Свенсон. Войдя в лазарет, он закрыл за собой дверь.

– Ставлю десять против одного, что вы ничего не узнали, – предположил я.

– Да уж, в нищете вы не умрете, – кивнул он. – Не стоит делать из мухи слона. Так, по крайней мере, посоветовал мне Паттерсон, старший торпедист, а вы ведь знаете, кто он такой.

Я знал, кто такой Паттерсон. Он отвечал за работу и дисциплину всего личного состава лодки, и, как однажды признался мне сам Свенсон, именно Паттерсон, а не он, капитан, был самым незаменимым человеком на борту.

– Паттерсон взобрался на мостик как раз перед Бенсоном, – сообщил Свенсон. – Он говорит, что, когда услыхал крик, тут же обернулся и увидел, как Бенсон уже падал спиной назад. Сначала, правда, из-за темноты и снежных зарядов он не разглядел, кто это был. А еще Паттерсон сказал – ему показалось, что Бенсон одной рукой и коленом уже оперся на комингс мостика, и вдруг его повело назад.

– Странно, почему именно в этом положении Бенсона вдруг повело назад, – проговорил я. – Ведь он, считайте, уже был на мостике. И даже если бы он ненароком потерял равновесие, ему бы все равно ничего не стоило ухватиться за комингс обеими руками.

– А может, он чего-то испугался? – предположил Свенсон. – И не забывайте – комингс обледенел и соскользнуть с него было парой пустяков.

– Что делал Паттерсон после того, как увидел, что Бенсон сорвался, – подбежал к краю мостика посмотреть, что случилось?

– Да, – устало сказал Свенсон. – Он говорит, что, когда Бенсон упал, на самом верху мостика, в радиусе десяти футов, не было ни души.

– А он видел, кто поднимался десятью футами ниже, вслед за Бенсоном?

– Этого он сказать не может. Не забывайте, там, внизу, было темно, хоть глаз выколи. Да и потом, в ярком свете прожектора на мостике Паттерсон все равно бы ничего не увидел. Кроме того, у него просто не было времени разглядеть, что там случилось: ведь он тут же кинулся за носилками, еще до того, как вы с Хансеном спустились к Бенсону. Паттерсон не из тех, кому приходится напоминать, что нужно делать в критических ситуациях.

– Значит, тут у нас полная неясность?

– Полная.

Я кивнул, подошел к стоящему напротив шкафу и вернулся с двумя рентгеновскими снимками – они еще не успели высохнуть, и я держал их за металлические зажимы. Поднеся снимки к свету, я пригласил Свенсона взглянуть на них.

– Бенсон? – спросил он и, увидев, как я кивнул, стал рассматривать снимки более внимательно. Наконец он спросил:

– А что это за полоска-трещина?

– Вот именно. Так что, как видите, его явно хватили по голове чем-то тяжелым.

– Как он теперь? Наверно, в коме? Когда к нему вернется сознание?

– В коме, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда придет в сознание?… Может, скоро, а может, через год или два. Но будем надеяться, это произойдет дня через два или три, хотя твердой гарантии дать не могу. Может, у него кровоизлияние в мозг. Не знаю, я не нейрохирург. Судя по кровяному давлению, дыханию и температуре тела, мозговая ткань у него не задета, так что теперь вам известно столько, сколько мне самому.

– Вашим коллегам это бы не понравилось, – чуть заметно усмехнулся Свенсон. – Ваше невинное признание в собственном невежестве отнюдь не способствует укреплению ореола таинственности, которым вы себя окружили. Как остальные ваши пациенты, те двое, что остались на «Зебре»?

– Я осмотрю их после ужина. Не исключено, что их нужно будет перенести на борт уже сегодня. А пока я хочу попросить вас об одном одолжении. Не могли бы вы дать мне на время в помощники вашего торпедиста Роулингса. И, надеюсь, вы не будете против, если я введу его в курс дела?

– Роулингса? Да зачем он вам? И почему именно он? На «Дельфине» немало достойных офицеров и старшин, и вес они, можно сказать, цвет американского военно-морского флота. Выбирайте любого. Потом, я предпочел бы не разглашать наши секреты матросам, раз уж их нельзя знать даже офицерам.

– Но ведь это же не какая-то профессиональная тайна. И субординация тут совершенно ни при чем. А Роулингс как раз тот, кто мне нужен. Он смышленый, проворный, умеет держать язык за зубами. Кроме того, если убийца заподозрит, что мы его вычислили, – хотя, надеюсь, этого не случится, – он не будет ждать угрозы от простого матроса, потому как он уверен – мы не стали бы посвящать в свои дела рядового члена экипажа.

– И все-таки для чего вам нужен Роулингс?

– Чтобы по ночам дежурить возле Бенсона.

– Бенсона? – бесстрастно спросил Свенсон, хотя при этом, как мне показалось, глаза его чуть заметно сузились, выражая смутную догадку. – Значит, по-вашему, он упал не случайно?

– Не знаю, честное слово. Я только предполагаю, и моя просьба – всего лишь дополнительная мера предосторожности. Ведь если это, и правда, не была роковая случайность, значит, кто-то непременно попытается убрать Бенсона еще раз.

– Но какую угрозу для убийцы может представлять Бенсон? – упорствовал Свенсон. – Готов поспорить на что угодно, Карпентер, Бенсон просто не мог знать имя настоящего убийцы. Если бы он знал, то уж давно бы мне все рассказал. Это уж как пить дать.

– Возможно, он что-то увидел или услышал, но сначала не придал значения. Возможно, убийца это понял и испугался, что Бенсон рано ли поздно его раскроет… А может, я и впрямь сгущаю краски: в конце концов, Бенсон действительно мог сорваться случайно. И все же я еще раз прошу вас дать мне в помощники Роулингса.

– Ладно, берите. – Свенсон встал и улыбнулся. – Я не хочу, чтобы вы мне в сотый раз зачитывали приказ из Вашингтона.

Роулингс явился через пять минут. Одет он был в светло-коричневую рубашку и брезентовые штаны – форму, вполне достойную образцового матроса-подводника. Впервые за все время нашего знакомства он не одарил меня приветливой улыбкой. Он даже не взглянул на лежавшего в койке Бенсона. Лицо его, лишенное всякого выражения, несло печать выдержки и хладнокровия.

– Вы посылали за мной, сэр? – «Сэр» не «док».

– Садитесь, Роулингс.

Он сел, и тут я заметил, что один из накладных карманов его штанов как-то странно оттопыривается. Кивнув на карман, я спросил:

– Что у вас там? Штаны-то ваши чудные не порвутся?

Роулингс даже не улыбнулся.

– Я всегда ношу с собой один или пару инструментов, для них и приспособлен карман.

– Позвольте-ка взглянуть.

Поколебавшись немного, Роулингс пожал плечами и не без труда извлек из кармана тяжелый блестящий стальной трубный ключ. Я взвесил его в руке.

– Странный вы малый, Роулингс, – сказал я. – Вы что думаете, череп у человека сделан из бетона? Одно легкое прикосновение к голове этой штуковиной – и считайте, что обвинение в умышленном убийстве у вас в кармане.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо спросил он.

– Я говорю о том, что, когда капитан Свенсон, лейтенант Хансен и я были сегодня днем в лаборатории, а вы с Мерфи торчали снаружи, вы, верно, не упустили случая припасть ухом к двери и услышали больше, чем следовало. Стало быть, вы, очевидно, в курсе того, что заварилась какая-то каша, но какая именно – не знаете. Вот вы и решили – береженого Бог бережет. Отсюда и ключ – верно?

– Верно.

– Мерфи тоже в курсе?

– Нет.

– Я офицер военно-морской разведки. В Вашингтоне обо мне знают. Хотите, чтобы капитан лично за меня поручился?

– Да нет. – Роулингс впервые улыбнулся. – Но я слышал, как вы угрожали капитану пистолетом… С другой стороны, вы разгуливаете, где вам хочется. Должно быть, вы и впрямь чисты.

– Вы слышали, как я угрожал капитану и лейтенанту Хансену пистолетом. Но затем вас отослали. А потом вы что-нибудь слышали?

– Нет.

– На «Зебре» убиты трое человек. Двое застрелены, один зарезан. Их тела сожгли, чтобы скрыть следы преступления. Остальные четверо сгорели заживо. Убийца – у нас на борту.

Роулингс не проронил ни слова. Он сидел потрясенный, с широко раскрытыми глазами, лицо у него было бледное как мел. Я рассказал ему все, что уже знали Свенсон и Хансен, и предупредил, чтобы он был нем как рыба. В заключение я прибавил:

– Доктор Бенсон тоже серьезно пострадал – не исключено, что на его жизнь кто-то покушался, но зачем – одному только Богу известно. Во всяком случае, мы этого не знаем. Если это была умышленная попытка, она не удалась – пока.

Быстро оправившись от первого потрясения, Роулингс невозмутимым, как и прежде, голосом спросил:

– Значит, наш приятель может еще что-нибудь натворить?

– Вполне возможно. Никто из членов команды, за исключением капитана, старшего помощника и меня, сюда не зайдет. Ну, а если все же кто-нибудь сунется, вы вправе поинтересоваться, что ему здесь нужно…

– Может, перед этим обмотать ключ бинтом, док, – ярдов десять хватит?

– Вполне. Только, ради Бога, не перестарайтесь. Бейте сверху и правее, аккурат над ухом. Можете сесть за этой ширмой – там вас никто не заметит.

– Что-то тоскливо мне сегодня и одиноко, – пробурчал Роулингс. Он сорвал оберточную бумагу с бинта и начал наматывать его вокруг ключа, поглядывая прямо перед собой на обклеенную комиксами переборку. Со старым Мишкой-Йоги разве поговоришь? Ну да ладно, может, кто-нибудь сегодня вечером и разделит со мной компанию.

Прощаясь с Роулингсом, я уже загодя пожалел того, кому вздумалось бы разделить с ним компанию, будь-то убийца или кто другой. В то же время я понимал, что такая мера предосторожности необходима. Однако, оставив Роулингса охранять Бенсона, я совершил ошибку, потому что поручил ему охранять не того, кого нужно.

В тот день случилась еще одна беда; все произошло так быстро, просто и неотвратимо, что ни у кого не возникло и тени сомнения в том, что это действительно нелепая случайность.

Вечером за ужином я объявил, что завтра, часов в девять утра, с разрешения капитана Свенсона начну осматривать пострадавших, потому что у многих из них ожоги были сильно запущены и уже начали гноиться, так что придется постоянно промывать им раны и как можно чаще менять повязки. Кроме того, мне предстояло сделать рентген Забрински, ведь у него была сломана лодыжка. Поскольку медикаментов в лазарете изрядно поубавилось, я спросил капитана, где еще Бенсон мог хранить лекарства. Свенсон позвал старшего вестового Генри и попросил проводить меня в кладовую медицинского имущества.

В тот же вечер, часов около десяти, когда я вернулся на «Дельфин», после того как осмотрел двух полярников, оставшихся на «Зебре», Генри провел меня через опустевший теперь центральный пост к трапу, который спускался вниз вел в рубку инерциальной навигационной системы и в примыкавший к ней отсек радиотехнической службы. Открепив зажим на тяжелой квадратной стальной крышке люка, расположенного в дальнем углу отсека радиотехнической службы, и подняв с моей помощью крышку – она весила добрых сто пятьдесят фунтов, – Генри начал тянуть ее на себя, пока не сработал вертикальный запор и крышка не была закреплена намертво.

В глубине люка виднелась вертикальная железная лестница, она вела на нижнюю палубу. Генри начал спускаться первым, чтобы включить внизу свет. Я полез следом за ним.

Кладовая медицинского имущества, несмотря на крохотные размеры, была оборудована столь же великолепно, как и остальные помещения на «Дельфине». Благодаря педантичности Бенсона у каждого предмета тут были свои место и ярлык – и меньше чем за три минуты я нашел все, что мне было нужно.

Я поднялся по лестнице первым; ухватившись рукой за последнюю ступеньку, я протянул другую руку вниз, чтобы принять у Генри сумку с медикаментами. Поставив сумку на верхнюю палубу, я схватился свободной рукой за скобу на нижней стороне крышки люка, чтобы подтянуться и вылезти наверх, в отсек радиотехнической службы. Но не тут-то было. Прежде, чем я успел сообразить, в чем дело, стопятидесятифутовая крышка стала падать прямо мне на голову – очевидно, удерживающий ее запор ослаб и открылся сам собой.

Я быстро нырнул обратно в люк, чтобы крышка не ударила меня по голове, а левую руку убрать не успел – запястье оказалось зажатым между крышкой и комингсом люка, и я повис в воздухе. Однако под весом тела рука все же освободилась из мертвого капкана, и я рухнул на нижнюю палубу. В первый миг мне показалось, что меня огрели огромной кувалдой, в следующее мгновение я потерял сознание.

– Должен вам сказать начистоту, старина, – услышал я голос Джолли, когда я очнулся. – Скрывать что-либо от коллеги бессмысленно. Вы чуть было не лишились левого запястья. У вас сломаны средний палец и мизинец, средний – аж в двух местах. А с тыльной стороной, боюсь, вообще дело дрянь – сухожилия у мизинца и безымянного пальца срезало напрочь.

– Что это значит? – спросил Свенсон.

– А то, что на левой руке у него теперь осталось три пальца, включая большой, – прямо ответил Джолли.

Свенсон чуть слышно выругался и обратился к Генри.

– Боже мой, ну как ты мог забыть, что нужно всегда глядеть в оба, ты, опытный подводник! Ты же прекрасно знаешь – запоры на крышках надо проверять самым тщательным образом. Так почему ты этого не сделал?

– Просто в этом не было нужды, сэр. – Еще никогда Генри не выглядел столь подавленным и несчастным. – Я услышал щелчок и для верности подергал крышку. Она прочно сидела на запоре – это точно. Могу голову дать на отсечение, сэр.

– Да как же она могла сидеть на запоре? Ты только посмотри на руку доктора Карпентера! Боже мой! Ну сколько раз можно повторять – инструкции нужно соблюдать неукоснительно!

Генри молча уставился в пол. Джолли, который по понятным причинам выглядел не лучше моего, сложил свои инструменты, посоветовал мне отлежаться пару дней, выдал пригоршню каких-то таблеток и, устало пожелав всем спокойной ночи, направился к трапу, ведущему из отсека радиотехнической службы, где он возился с моей рукой. Свенсон сказал Генри:

– Ты тоже свободен, Бейкер. – Я впервые слышал, чтобы к Генри обращались по фамилии, – значит, Свенсон действительно поверил, будто старшина совершил серьезное преступление. – Завтра утром я решу, что с тобой делать.

– Насчет завтра не уверен, – проговорил я, когда Генри ушел. – Может, послезавтра. Или через пару дней. Тогда вы сможете принести ему свои извинения. Как, впрочем, и я. Мы оба должны извиниться перед ним. Крышка действительно была закреплена намертво. Я сам проверял, капитан Свенсон.

Свенсон уставился на меня холодным, бесстрастным взглядом. Спустя мгновение, он тихо спросил:

– Неужели вы думаете?…

– Кому-то пришлось рисковать, – сказал я. – Хотя, по правде говоря, особого риска тут не было – почти весь экипаж сейчас спит, и, когда все это случилось, на центральном посту не было ни души. Сегодня вечером в кают-компании кто-то услышал, как я просил у вас разрешения спуститься в кладовую медицинского имущества. Вскоре после ужина все отправились спать. Не спал только один человек – он терпеливо дожидался, когда я вернусь с «Зебры». Потом он тихонько прошел за нами вниз: ему повезло – в это самое время лейтенант Симс, вахтенный офицер, торчал на мостике и считал звезды на небе, так что центральный пост злоумышленник миновал беспрепятственно. Затем он открепил фиксирующий запор так, чтобы при этом крышка люка оставалась в вертикальном положении. С его стороны, конечно, то была чистая авантюра – откуда он мог знать, что я полезу в дверь первым? Впрочем, не совсем, он знал – Генри из вежливости обязательно пропустит меня первым. На это он и рассчитывал. Однако ж наш таинственный приятель просчитался – он надеялся, что крышкой меня зашибет насмерть…

– Сию же минуту пойду и выясню, чьих это рук дело, – заявил Свенсон. – Должен же быть хоть один, кто видел мерзавца. Кто-нибудь наверняка слышал, как он встал с койки…

– Не стоит тратить времени понапрасну, капитан. Мы имеем дело с очень умным противником – он просчитывает наперед каждый свой шаг. К тому же один неосторожный вопрос – и поползут слухи, они спугнут его, он ляжет на дно и достать его оттуда будет совсем непросто.

– В таком случае я посажу всех, к чертовой матери, под замок, и пусть там и сидят, пока не вернемся в Шотландию, – мрачно проговорил Свенсон. – Тогда уж точно не будет никаких неприятностей.

– Тогда-то мы уж точно не узнаем, кто убил моего брата и остальных шестерых – теперь уже семерых. Но кто бы это ни был, нужно, чтобы он сам выдал себя с головой.

– О Боже, дружище! Но не можем же мы сидеть сложа руки и ждать, пока он что-нибудь еще натворит, – с вполне понятным возмущением сказал Свенсон. – Что вы-то предлагаете делать?

– Начнем все сначала. Завтра же утром опросим всех уцелевших с «Зебры». Попробуем выяснить подробнее, как произошел пожар. Просто уточним кое-какие факты. И, думаю, узнаем немало интересного.

– Вы полагаете? – Свенсон покачал головой. – А я в этом сомневаюсь. Сильно сомневаюсь. Поглядите на себя. Совершенно очевидно, дружище, что он или они знают или догадываются, что вы у них на хвосте. И теперь будут держать ухо востро.

– Значит, вы считаете – на меня покушались именно поэтому?

– А что, разве тут могут быть какие-то другие причины?

– Да, но ведь Бенсона тоже чуть-чуть не угробили…

– Это еще как сказать. Я имею в виду – случайно это произошло или нет. Впрочем, случайность здесь не исключена.

– Вполне возможно, – согласился я. – А может, и нет. Если хотите знать мое мнение, все эти несчастные случаи вовсе не связаны с тем, что убийца якобы догадался, будто мы его подозреваем. Как бы то ни было, давайте подождем до завтра.

Была уже полночь, когда я вернулся к себе в каюту. Старший механик заступил на вахту, а Хансен спал, и я решил не включать свет, чтобы ненароком его не разбудить. Сняв ботинки, я, не раздеваясь, лег на койку и укрылся одеялом. Я не спал. Не мог уснуть, и все тут. Левая рука от локтя и ниже болела так, как будто побывала в медвежьем капкане. Дважды я доставал из кармана снотворное и болеутоляющее, что прописал мне Джолли, и оба раза убирал обратно.

Мне ничего не оставалось, как просто лежать и думать. И первая мысль, в которой я утвердился однозначно, заключалась в том, что на борту «Дельфина» есть некто, кому явно не по душе иметь дело в представителями медицинской профессии. Поразмыслив еще с полчаса и устав от всякого рода догадок, я тихонько встал с койки и прямо в одних носках направился в лазарет.

Я проскользнул внутрь и прикрыл за собой дверь. В углу отсека горел красный ночник, и я, хоть и с трудом, разглядел лежащего на койке Бенсона. Я включил верхнюю лампу и, заморгав от внезапно хлынувшего на меня потока яркого света, взглянул на ширму в другом конце лазарета. За занавеской ничто не шелохнулось. Тогда я сказал:

– Только уберите руки с ключа, Роулингс, а то они у вас, верно, так и чешутся. Это я, Карпентер.

Занавеска резко ушла в сторону – за нею показался Роулингс: в руке у него был огромный ключ с обмотанным бинтами набалдашником. На лице Роулингса читалось явное разочарование.

– Я ожидал увидеть другого, – с укором проговорил он. – Я уж думал… Боже мой, док, что у вас с рукой?

– Не спрашивайте, Роулингс. Наш таинственный приятель постарался сегодня вечером. Думаю, он хотел вывести меня из игры. Вот только не знаю, надолго ли. И ему почти повезло. – Я поведал Роулингсу обо всем, что со мной произошло, и потом спросил:

– У вас есть человек, которому вы полностью доверяете? Впрочем, я уже знал, что он мне ответит.

– Забрински, – без колебаний заявил Роулингс.

– Не могли бы вы бесшумно прокрасться к нему в каюту и так же тихо, никого не подняв на ноги, привести сюда?

Как бы оставив без внимания мой вопрос Роулингс сказал:

– Но ведь он не может передвигаться, и вы это прекрасно знаете, док.

– Тогда принесите его на руках. Сил у вас, я думаю, хватит.

Роулингс усмехнулся и вышел. Минуты через три он уже вернулся с Забрински. А минут через сорок пять я, велев Роулингсу отдыхать, отправился обратно, к себе в каюту.

Хансен по-прежнему спал. Он не проснулся даже тогда, когда я включил боковое освещение. Корчась от боли, я медленно, с трудом влез в меховые штаны, отпер ключом свой чемоданчик и достал «люгер», а также пару запасных обойм к нему и сломанный нож, который капитан Свенсон нашел в топливном баке тягача. Сунув все это в карман, я вышел из каюты. Проходя через центральный пост, я сообщил вахтенному офицеру, что иду осмотреть двух полярников, оставшихся на «Зебре». Натянув на поврежденную руку меховую рукавицу, чтобы избежать лишних вопросов с его стороны, я спокойно двинулся дальше.

После тщательного осмотра пострадавших, я убедился, что с ними все будет в порядке. Пожелав двум матросам из команды «Дельфина», дежурившим возле них, доброй ночи, я вышел из домика, но направился не на лодку, а в пристройку, где стоял тягач, и засунул пистолет, обоймы и сломанный нож обратно в топливный бак. И только после этого вернулся на борт.