Текст книги "Прощай, Калифорния !"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Эвакуация завершилась к полуночи, но уже задолго до этого на улицах города появились пожарные бригады, машины скорой помощи и полицейские автомобили. Пожары, в основном незначительные, были потушены, раненые отправлены в больницы, а полиция произвела рекордное количество арестов грабителей, которые спешили воспользоваться этой беспрецедентной ситуацией, совсем позабыв о чувстве самосохранения: они с веселой бесшабашностью продолжали тащить награбленное, в то время как полицейские с обнаженными пушками взирали на их деятельность чуть ли не с отеческим интересом.

Сассун выключил телевизор и спросил Калвера:

– И что вы об этом думаете?

– Приходится только удивляться колоссальной самонадеянности этого человека.

– Точнее сказать, самоуверенности.

– Если вам так угодно. Понятно, что он хочет провести встречу с президентом под покровом темноты. Очевидно, "распорядок движения", как он это называет, тесно увязан с прибытием самолета. Моро хочет быть уверен в том, что президент прилетит до того, как он даст инструкции.

– А это значит, что у него есть наблюдатели, размещенные в аэропортах Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. Что ж, в Адлерхейме имеются три независимые телефонные линии, и мы прослушиваем их все.

– Они могут воспользоваться коротковолновой радиосвязью.

– Об этом мы тоже думали и исключили эту возможность. Моро убежден, что мы не имеем представления, где он находится, а в таком случае зачем беспокоиться о ненужных усовершенствованиях? Райдер с самого начала был прав: непревзойденная самоуверенность Моро погубит его. – Сассун сделал паузу. – Мы на это надеемся.

– Кстати, этот Райдер, что он собой представляет?

– Сами увидите. Я ожидаю его через час. В данный момент он на полицейском стрельбище, практикуется с какими-то русскими игрушками, которые изъял у преступников. Характер у него еще тот, так что не надейтесь услышать от него "сэр".

* * *

В 8.30 утра в специальном выпуске новостей было сделано сообщение о том, что Джеймс Малдун, министр финансов, рано утром перенес повторный сердечный приступ и ему была оказана неотложная помощь по поводу остановки сердца. Если бы он не находился в больнице и рядом с его кроватью не стояло соответствующее оборудование, то вряд ли он выжил бы. Когда болезнь отступила, Малдун решительно заявил, что обязательно поедет на западное побережье, даже если его придется вносить в президентский самолет на носилках.

Калвер сказал:

– Звучит скверно.

– Вот и замечательно. На самом деле он всю ночь проспал крепким сном. Мы просто хотим убедить Моро, что ему придется иметь дело с человеком в критическом состоянии, который требует к себе деликатного отношения. И конечно, это отличный предлог для того, чтобы ввести в президентскую делегацию еще двух человек – врача и заместителя министра финансов, который займет место Малдуна в случае, если тот испустит дух сразу по прибытии в Адлерхейм.

* * *

В 9.00 самолет ВВС США вылетел из аэропорта Лос-Анджелеса. На его борту было только девять пассажиров, все из Голливуда, и каждый из них специалист в своем хитроумном ремесле. У каждого в руках был небольшой чемоданчик. Кроме того, на борт самолета был погружен маленький деревянный ящик. Ровно через полчаса самолет приземлился в Лас-Вегасе.

* * *

За несколько минут до 10.00 Моро пригласил заложников в свою особую просмотровую комнату. Телевизоры имелись в каждой комнате замка, но этот телеэкран представлял из себя нечто особенное. С помощью относительно простой проекционной аппаратуры Моро сумел увеличить изображение до размеров сто восемьдесят на сто тридцать пять сантиметров, что в четыре раза превышало по высоте и ширине экран обычного телевизора. Зачем он пригласил всех, было неясно. В те моменты, когда Моро не пытал людей, точнее, не приказывал пытать их, он был способен на некоторую любезность. Возможно, он всего лишь хотел видеть их лица. Или, может быть, желал насладиться размахом своих достижений и ощущением своей непобедимой мощи, а присутствие зрителей всегда увеличивает удовольствие от подобных переживаний. Но последнее было маловероятно, ибо злорадство не являлось неотъемлемой чертой характера Моро. Каковы бы ни были причины приглашения, никто из заложников не отказался прийти. Перед лицом катастрофы, пусть даже не касающейся тебя непосредственно, находиться в обществе других людей гораздо спокойнее.

Можно было смело сказать, что все граждане Америки, за исключением занятых сверхважными делами, собрались у телеэкранов, наблюдая за тем же событием. Количество зрителей во всем мире достигало сотен миллионов.

Различные телекомпании, производившие съемку взрыва и его последствий, по вполне понятным причинам старались не рисковать. Как правило, все значительные события, начиная со скачек на Гран-при и кончая извержениями вулканов, снимались с вертолетов, но здесь телевизионщики столкнулись с неизвестностью. Никто не имел ни малейшего представления о том, какова будет сила взрыва и радиация, поэтому телекомпании установили свои камеры на крышах самых высоких зданий на весьма благоразумном расстоянии от берега океана. В результате зрители в Адлерхейме видели только размытые очертания прибрежной части города в нижней части экрана. Если ядерный заряд находился именно в том месте, о котором говорил Моро, то есть между островами Санта-Крус и Санта-Каталина, то основные события должны были произойти на расстоянии по крайней мере в сорок пять километров, что не было непреодолимым препятствием для телескопических объективов. И в данный момент эти объективы были полностью выдвинуты, из-за чего прибрежная часть города оказалась не в фокусе.

День был солнечным и ясным, но в данных обстоятельствах безоблачное небо служило лишь мрачной декорацией для катастрофы, свидетелями которой становились телезрители. Все это играло на руку Моро, так как должно было усилить эмоциональное воздействие предстоящего зрелища. Конечно, грозовое небо, низкие темные тучи, дождь, туман и другие подобные явления природы гораздо больше соответствовали бы обстановке, но зато уменьшили бы общий эффект. Лишь один погодный фактор оказался действительно благоприятным: обычный для этого времени дня и года западный ветер, дувший в сторону материка, сегодня под влиянием фронта низкого давления, двигавшегося с северо-запада, повернул на юг, и в этом направлении ближайшая суша сколько-нибудь значительных размеров находилась на таком же расстоянии, что и Антарктида.

– Обратите внимание на секундную стрелку на настенных часах, – сказал Моро. – Она синхронизирована со взрывным механизмом. Как видите, осталось всего двадцать секунд.

Время – понятие относительное. Для человека, пребывающего в состоянии радостного возбуждения, двадцать секунд – всего лишь краткий миг; для того же, кто находится на дыбе, это целая вечность. Наблюдавшие за происходящим на экране не испытывали физических мучений, но страдали от душевных мук, и эти двадцать секунд показались им бесконечными. Все они вели себя совершенно одинаково: их глаза то и дело перебегали с циферблата часов на экран.

Секундная стрелка достигла цифры "шесть", но ничего не случилось. Пробежали еще одна, две, три секунды – и опять ничего. Все как по команде посмотрели на Моро, который с безмятежным видом развалился в кресле. Он улыбнулся:

– Отбросьте свои сомнения. Бомба установлена глубоко, к тому же вы не учли фактор искривления земной поверхности.

Все взоры обратились на экран, и тогда они увидели это. Сначала на линии горизонта возникла маленькая выпуклость, она стала расти и раздуваться с ужасающей скоростью. Не было ослепляющей вспышки белого света, не было вообще никакого светового излучения, только этот гигантский столб воды и облако водяного пара, которое росло и распространялось до тех пор, пока не заполнило весь экран. Оно было совсем не похоже на атомный гриб, зато очень напоминало своими очертаниями веер, более толстый в центре, чем по краям, нижняя сторона которого располагалась почти параллельно поверхности моря. Если бы можно было посмотреть на это облако сверху, то оно выглядело бы как перевернутый зонтик, но сбоку казалось гигантским веером, раскрытым на 180 градусов и более плотным в центре, там, где взрыв прошел кратчайшее расстояние до поверхности океана. Внезапно этот гигантский веер, занимавший весь экран, съежился почти наполовину.

Испуганный женский голос спросил:

– Что с ним случилось? Что с ним случилось?

– Ничего с ним не случилось, – благодушно ответил Моро. – Дело в телекамере. Оператор втянул объектив, чтобы картинка поместилась на экране.

Телекомментатор, который бессвязно вещал миру о том, что зрители и сами прекрасно видели, продолжал бормотать:

"Сейчас оно высотой две тысячи четыреста метров. Нет, даже больше. Три тысячи будет точнее. Вы только подумайте: три километра высотой и шесть в поперечнике у основания! Господи, неужели эта штука не перестанет расти?"

– Примите мои поздравления, профессор Аахен, – сказал Моро. – Ваша маленькая безделушка неплохо сработала.

Аахен бросил на него взгляд, который должен был быть свирепым, но таковым вовсе не был. Сломленный дух требует долгого времени на исцеление.

Следующие тридцать секунд телекомментатор молчал, но не потому, что злонамеренно уклонялся от исполнения обязанностей. Просто он был настолько потрясен, что не мог найти подходящих слов для описания своих эмоций. Не часто комментатору выпадает возможность стать свидетелем жуткого зрелища, разворачивающегося прямо у него на глазах. А точнее, ни одному комментатору в мире не выпадало такой возможности. Наконец он немного пришел в себя:

"Дайте, пожалуйста, полное увеличение".

Все исчезло, кроме основания центра "веера". По поверхности океана лениво скользила легкая рябь.

"Вот это, видимо, и есть приливная волна, – разочарованно произнес комментатор. Увиденное явно показалось ему весьма незначительным продуктом для того титанического взрыва, который он только что видел. – По-моему, не слишком похоже на приливную волну".

– Невежественный юнец, – печально произнес Моро. – Сейчас эта волна перемещается со скоростью примерно шестьсот километров в час. Достигнув мелководья, она резко снизит скорость, зато ее высота возрастет обратно пропорционально падению скорости. Боюсь, бедный юноша испытает потрясение.

Через две с половиной минуты после взрыва комнату наполнил оглушительный рев, от которого телевизор готов был разлететься на кусочки. Это длилось примерно две секунды, после чего громкость резко уменьшилась до приемлемого уровня.

"Просим у вас прощения, друзья, – раздался новый голос. – Мы не успели вовремя дотянуться до регулятора громкости. Боже! Такого ужасного грохота никто просто не ожидал. По правде говоря, мы вообще не думали, что будет какой-то шум при подводном взрыве".

– Болван!

Щедрый как всегда, Моро обеспечил свой прием освежительными напитками, и теперь он сделал небольшой глоток "Гленфиддиша". В отличие от него Барнетт приложился к своему виски основательно.

"Честное слово, вот это был удар! – Первый комментатор вернулся в эфир. Он опять замолчал на некоторое время, пока камера продолжала фокусироваться на приближающейся приливной волне. – Мне это не слишком нравится. Волна, возможно, не такая высокая, но я никогда не видел, чтобы она передвигалась так быстро. Интересно..."

Зрители так и не выяснили, что же его заинтересовало. Раздался нечленораздельный крик, сопровождаемый грохотом и треском, и неожиданно приливную волну на экране сменила голубизна неба.

– Его снесла ударная волна. Мне следовало предупредить их об этом. Если Моро и испытывал раскаяние, то очень умело скрывал его. – Могло быть и еще хуже, тогда камера перестала бы работать.

Как обычно, Моро оказался прав. Через несколько секунд комментатор снова вышел в эфир, но он был настолько ошеломлен, что совсем забыл об этом факте.

"Господи! Моя бедная голова! – Затем последовала пауза, то и дело прерываемая вздохами и стонами. – Прошу прощения, уважаемые телезрители. У меня есть смягчающие обстоятельства. Теперь я знаю, на что это похоже, когда тебя сбивает скорый поезд. Если мне позволено слегка пошутить, то я знаю, кем бы мне хотелось работать завтра. Стекольщиком. Эта ударная волна, наверное, выбила стекла во всем городе. Давайте посмотрим, работает ли наша камера".

Она работала. Как только камеру вернули в вертикальное положение, голубизна неба сменилась изображением океана. Оператор, видимо, поработал с объективом, потому что на картинке вновь возник "веер". Он больше не рос и явно начинал распадаться, постепенно теряя форму. Сероватое облако высотой километра в три медленно уплывало вдаль.

"Вероятно, вода падает обратно в океан. Вы видите это облако, движущееся налево, к югу? Это, конечно, не вода. Интересно, облако радиоактивное или нет?"

– Разумеется, радиоактивное, – сказал Моро. – Но вот это серое вещество не радиоактивно, это распыленная вода во взвешенном состоянии.

Барнетт взревел:

– Ах вы, мерзкий ублюдок, разве вы не знаете, что это облако несет смерть?

– Нежелательный побочный продукт, что поделаешь. Оно рассеется. К тому же на его пути нет никакой суши. Вообще-то компетентным органам, если таковые имеются в этой стране, следует временно запретить там судоходство.

Теперь главный интерес сосредоточился на приближающейся приливной волне. Камера была настроена на ее изображение.

"А вот и она. – В голосе комментатора послышалась легкая дрожь. – Она замедлила свое движение, но все равно перемещается быстрее любого скорого поезда и становится все выше. – На несколько секунд он замолчал. – Выразив надежду, что полиция и армия на сто процентов правы, когда утверждают, что все жители низинных районов города эвакуированы, я, пожалуй, немного помолчу. У меня нет для этого слов, да вряд ли они у кого-нибудь найдутся. Пускай говорит камера".

Он замолчал, и нетрудно было предположить, что сотням миллионов людей во всем мире тоже не до разговоров. Слова не могли донести до разума пугающую необъятность надвигающейся водяной стены, но глаза – могли.

Когда волна находилась уже в полутора километрах от берега, она замедлила свое движение до восьмидесяти километров в час, зато в высоту выросла по крайней мере до шести метров. Это, собственно, была уже не волна, а огромный гладкий сплошной вал, приближающийся к берегу в полной тишине, которая только усиливала впечатление, что надвигается чудовищный злобный монстр, готовый к бессмысленному разрушению. За километр до берега чудовище словно бы подняло голову, на ее верху появилось что-то белое, как будто буруны на гигантском прибое, и с этого момента уровень спокойной воды между приливной волной и берегом стал ощутимо снижаться, как будто воду засасывало в алчную пасть монстра.

И наконец все услышали низкий урчащий рев воды, который усиливался с каждым мгновением и достиг такой мощности, что звукооператор был вынужден выключить звук. За пятьдесят метров до берега прибрежную воду полностью всосало в волну, так что обнажилось дно океана. А потом раздался оглушительный треск, как будто прямо над головой разверзлись небеса, чудовище нанесло удар.

Мгновенно все то, что еще можно было увидеть, исчезло в стене воды, поднявшейся на тридцать метров вверх, и в облаке водяной пыли, взметнувшейся на высоту в пять раз большую. Всей своей неудержимой мощью вода обрушилась на выстроившиеся вдоль побережья здания. Затем стена воды начала падать, хотя облако брызг все еще было достаточно высоким, чтобы скрыть из виду рассасывающийся "веер" водородного взрыва, и наконец приливная волна прорвалась сквозь воображаемую преграду и наложила свои хищные лапы на застывший в ожидании город.

Гигантские потоки воды высотой десять – двенадцать метров, бурля и пузырясь, словно колоссальные водовороты, неся на своих пыточных поверхностях огромное количество неописуемого и неопределимого хлама, ринулись с запада на восток по узким улицам Лос-Анджелеса, сметая на своем пути сотни брошенных машин. Можно было подумать, что город окончательно затоплен и остался лишь в воспоминаниях, но, всем на удивление, оказалось, что это не так, по-видимому, в значительной степени благодаря жесткому контролю за строительством, который был установлен после лонг-бичского землетрясения 1933 года. Все здания вдоль берега оказались разрушены, но город в целом остался невредимым.

Постепенно, по мере повышения уровня суши, потоки воды начали утрачивать свою силу и замедляться, их высота стала снижаться, и наконец, совершенно изнеможенные, они начали с почти непристойным сосущим звуком, напоминающим чавканье, возвращаться в океан, откуда и пришли. Как обычно, за первой приливной волной последовала вторая, но хотя она тоже достигла города, однако была настолько незначительной, что на нее вряд ли стоило обращать внимание.

На этот раз Моро выглядел почти удовлетворенным, когда заметил:

– Надеюсь, это даст им пищу для размышлений.

Барнетт начал осыпать его ругательствами, причем с таким жаром и умудрившись ни разу не повториться, что было ясно: определенную часть своего образования он получил далеко от академических кругов. Внезапно вспомнив о присутствии дам, он схватил свой стакан с виски и затих.

* * *

Райдер хранил стоическое молчание, пока доктор удалял осколки стекла е-его головы: подобно многим другим, в момент нанесения удара он смотрел в окно. Барроу, который уже пострадал от заботы того же самого врача, вытирал кровь с лица. Он принял какое-то стимулирующее средство, которое ему дал помощник, и спросил Райдера:

– Ну и что вы думаете об этой маленькой демонстрации?

– Придется кое-что предпринять, это факт. Есть только один способ справиться с бешеной собакой.

– А каковы наши шансы?

– Лучше, чем когда-либо.

Барроу с любопытством посмотрел на него.

– Мне трудно задавать этот вопрос, но... Вы собираетесь убить Моро?

– Конечно нет. Вы же знаете, нас называют блюстителями порядка. Однако если он только попытается...

– И все-таки мне это не нравится. – Судя по выражению лица Калвера, он действительно так думал. – Я бы очень не рекомендовал этого делать. Очень. Не то чтобы я сомневался в ваших способностях, сержант. Бог свидетель, вы испытанный и надежный человек. Но здесь затронуты ваши чувства, а это очень плохо. И потом, вам уже за пятьдесят. Как видите, я откровенен. У меня есть молодые, опытные, хорошо обученные сотрудники, если хотите – убийцы. Мне кажется...

– Генерал...

Калвер повернулся к майору Данну, который коснулся его руки.

– Я могу лично заверить вас, – тихо произнес Данн, – что сержант Райдер самый эмоционально устойчивый человек во всей Калифорнии. А что касается первоклассных убийц, которые служат под вашим началом, вызовите одного из них сюда и посмотрите как Райдер разделает его под орех.

– Ну... Нет. Я все-таки...

– Генерал, – заговорил Райдер, по-прежнему не выказывая никаких чувств. – Со всей присущей мне скромностью хочу заметить, что на след Моро напал я. Джефф, мой сын, разработал сегодняшний план. У преступников в заложниках находятся мои жена и дочь. У нас с Джеффом есть мотивировка, а у ваших парней никаких мотивов нет. Но что еще более важно, мы имеем на это право. Вы откажете человеку в его праве?

Калвер пристально посмотрел на него, затем улыбнулся и утвердительно кивнул головой.

– Жаль, что по возрасту вас нельзя зачислить в армию.

* * *

Покидая кабинет Моро, Сьюзен Райдер обратилась к его хозяину:

– Как я понимаю, сегодня вечером вы ожидаете гостей?

Моро улыбнулся. Хотя трудно было представить, что такой человек может быть расположен к кому-либо, он явно благоволил к Сьюзен.

– Да, нам оказывают такую честь.

– А нельзя ли... нельзя ли увидеться с президентом?

Моро удивленно поднял брови.

– Никогда бы не подумал, миссис Райдер, что вы...

– Что я? Будь я мужчиной, а не женщиной, я сказала бы, что делать с президентом. С любым. Дело не во мне, а в моей дочери. Она все время говорит об этом.

– Сожалею, но этот вопрос не подлежит обсуждению.

– Какой от этого может быть вред?

– Никакого. Нельзя смешивать дело с удовольствием. – Он взглянул на нее с любопытством. – Вы видели, что я сделал, и все же разговариваете со мной?

– Я не верю, что вы собирались кого-нибудь убить, – спокойно ответила Сьюзен.

Моро был близок к изумлению.

– Значит, я проиграл. Весь остальной мир мне поверил.

– Этот мир с вами никогда не встречался. Как бы то ни было, президент может захотеть увидеть нас.

– А зачем? – вновь улыбнулся Моро. – Не думаю, что у вас с президентом может быть что-то общее.

– Да мне это и не нужно. Помните, что он сказал о вас вчера вечером? Что вы безжалостный преступник, совершенно лишенный всяких признаков человечности. Я ни на миг не поверила в то, что вы собираетесь причинить зло кому-нибудь из нас, но президент может потребовать в качестве предварительного условия встретиться с нами.

– Вы умная женщина, миссис Райдер. – Он осторожно коснулся ее плеча. Посмотрим.

* * *

В 11.00 реактивный самолет приземлился в Лас-Вегасе. Из него появились двое мужчин, которых проводили к одной из пяти ожидавших полицейских машин. Через пятнадцать минут прибыли еще четыре самолета, и еще восемь мужчин были препровождены к оставшимся полицейским машинам. Полицейский конвой двинулся в путь. Всякое движение по пути их следования было перекрыто.

В 16.00 в офисе Сассуна появились три господина, прибывшие из Калвер-Сити. По прибытии их сразу же предупредили, что до полуночи они не должны никуда выходить. Мужчины отнеслись к этому с полнейшим равнодушием.

* * *

В 16.15 в Лас-Вегасе приземлился борт № 1, президентский самолет.

* * *

В 17.30 Калвер, Барроу, Митчелл и Сассун вошли в маленькую приемную офиса Сассуна. Трое джентльменов из Калвер-Сити курили, выпивали и вообще имели весьма самодовольный вид. Калвер сказал:

– Я только что узнал обо всем. Мне никогда ничего не говорят.

Райдер заметил:

– Если моя юная дочь узнает меня, вы думаете, найдется в мире такая сила, которая помешает ей закричать "папа"?

Райдер выглядел сейчас так: каштановые волосы, каштановые усы, каштановые брови и даже каштановые ресницы. Полные щеки с ямочками, на правой щеке – едва заметные следы двойного шрама. Даже нос приобрел совершенно другую форму. Сьюзен прошла бы мимо него на улице, не удостоив его второго взгляда. Впрочем, на своего сына и на Паркера она отреагировала бы точно так же.

* * *

В 17.59 президентский самолет приземлился в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Даже приливная волна не оказала воздействия на массивные бетонные плиты взлетных полос.

* * *

В 18.00 Моро и Дюбуа сидели около переговорного устройства.

– Ошибки быть не может? – спросил Моро без вопросительной интонации в голосе.

– Президентские почести, сэр. Их встретили две полицейские машины без опознавательных знаков и "скорая". По трапу спустились семь человек. Пятерых мы видели вчера по телевизору. Клянусь жизнью. Мистер Малдун, похоже, в очень плохом состоянии. Ему помогали спускаться по ступенькам два человека, которые проводили его до "скорой". У одного из них был чемоданчик врача.

– Опишите их.

Наблюдатель, по-видимому человек весьма опытный, обрисовал прибывших. Последние детали в его описании соответствовали новому облику Джеффа и Паркера. Моро остался удовлетворен.

– Благодарю вас. Возвращайтесь к себе. – Он выключил связь, улыбнулся и посмотрел на Дюбуа. – Мумаин – лучший специалист в этой области.

– Ему нет равных.

Моро взял микрофон и начал диктовать.

* * *

Сассун выключил подслушивающее устройство и оглядел присутствующих:

– Кажется, он вполне доволен своевременным прибытием гостей.

* * *

В 19.30 поступило очередное, на сей раз последнее, сообщение от Моро. Оно гласило:

"Надеюсь, сегодня утром никто не пострадал. Как я уже говорил, в том не моя вина. Приходится только сожалеть о разрушениях, неизбежных в сложившихся обстоятельствах. Полагаю, этого вполне достаточно, чтобы убедить каждого, что я не шучу и всегда выполняю обещанное.

В связи с этим никого не должно удивлять, что мне уже известно о прибытии президентской команды сегодня, без десяти шесть вечера. За ними ровно в девять часов прибудет вертолет. Он приземлится прямо в центре лос-анджелесского аэропорта, место приземления должно быть обозначено сигнальными огнями. Не следует предпринимать попыток проследить направление полета вертолета. Не забывайте, на борту – президент Соединенных Штатов. На этом все".

* * *

В 21.00 президентская команда покорно поднялась на борт вертолета. Некоторые сложности возникли с Малдуном, но в конце концов посадили и его, умудрившись обойтись даже без очередного сердечного приступа. В качестве стюардов выступали два охранника, вооруженные автоматами "ингрэм". Один из них накинул на голову каждому из членов президентской команды черный капюшон, который затягивался на шее веревочками. Президент гневно запротестовал, но его проигнорировали.

"Президентом" на самом деле был Винсент Хиллари, широко известный голливудский характерный актер. Даже без грима он имел сильное внешнее сходство с президентом. Когда гример закончил колдовать над ним в Лас-Вегасе, настоящий президент мог бы встать перед прозрачным стеклом, разделяющим их, и подумать при этом, что он смотрится в зеркало. Хиллари обладал удивительной способностью копировать голоса различных людей. Он оказался поистине незаменимым и с радостью воспринял этот факт.

Начальником генерального штаба стал полковник Гриншоу, недавно вышедший в отставку из "зеленых беретов". Никто толком не знал, сколько людей он убил, а сам он никогда подсчетами не занимался. Правда, было хорошо известно, что его единственное хобби – убийства, в чем он, безусловно, не имел себе равных.

В качестве министра обороны выступал некий Харлинсон, которого прочили в будущем на место Барроу в качестве главы ФБР. Всем своим обликом он больше походил на министра обороны, чем сам министр обороны. Ему было велено быть поосторожнее.

Госсекретаря представлял весьма преуспевающий адвокат, некогда профессор одного из университетов Лиги Плюща. Йохансен понятия не имел о том, как заряжать пистолет, и ничем особенным не выделялся, если не считать ярого патриотизма, которым отличались пионеры-американцы, и потрясающего внешнего сходства с настоящим госсекретарем. Но этого было достаточно, чтобы все высказались за его кандидатуру.

Помощник министра финансов, некто Майрон Бонн, претендовал также на звание ученого и сверхъестественным образом соответствовал описанию, сделанному ранее Райдером. В настоящее время он в муках рождал диссертацию на звание доктора философии, будучи потрясающе эрудирован в избранной области. Диссертация касалась условий тюремного содержания, и в ней предлагалось существенно улучшить их. В этом вопросе Бонн был признанным экспертом – он сидел в камере смертников в ожидании казни. В его пользу при выборе кандидатуры на роль помощника министра говорили три соображения. Во-первых, он утверждал, что и преступник может быть патриотом. Во-вторых, он отличался изумительным сходством с помощником министра финансов. В-третьих, он был известен полиции как самый опасный человек в Соединенных Штатах, неважно, находился он за решеткой или нет. Убийца-рецидивист, он, как это ни странно, был человеком чести.

Но piece de resistance*был, конечно, Малдун, министр финансов. Как и Хиллари, он был актером, и оба за это ночное представление могли претендовать на платинового "Оскара". Потребовались огромные усилия трех лучших голливудских гримеров и шесть часов работы, чтобы сделать из Людвига Джонсона то что он теперь из себя представлял. Джонсон страдал в ходе подготовки и продолжал страдать, ибо даже для человека весом в девяносто килограммов не так-то легко таскать на себе дополнительные тридцать килограммов. С другой стороны, благодаря стараниям тех же гримеров эти тридцать килограммов выглядели как шестьдесят, и за это он был им искренне признателен.

______________

* Основное блюдо (фр.).

Таким образом, по чистой случайности, а не по необходимости, трое из "команды президента" были людьми действия, а еще трое оказались настолько робки, что не могли бы и мухи обидеть. Впрочем, для Рейдера не имело бы никакого значения, даже если бы все шестеро относились ко второй категории. Но так легли карты.

Глава 13

Вертолет стремительно направился прямо на восток, потому что его пилот ошибочно полагал, будто за ним следят с помощью радара. Пролетев некоторое расстояние, он резко свернул на северо-запад и совершил посадку поблизости от города Горман. В этом пункте пассажиров пересадили в микроавтобус, который затем остановился чуть южнее Гринфилда. Там состоялась очередная пересадка, на сей раз в вертолет. На всем протяжении этого пути Малдун испытывал страдания, при виде которых у окружающих разрывалось сердце. Ровно в одиннадцать часов вертолет опустился во дворе Адлерхейма. Правда, никто из визитеров этого даже не понял. Капюшоны с них не снимали до тех пор, пока они не оказались в обеденном, а по совместительству молельном зале.

Их приветствовали Моро и Дюбуа. Здесь же присутствовали и остальные члены неофициального комитета по встрече, но их вряд ли можно было считать таковыми, поскольку они окружили своих гостей, сжимая в руках "ингрэмы". Они были в цивильной одежде: привычные для них белые халаты были сегодня неуместны.

Вопреки всем ожиданиям Моро вел себя почтительно.

– Добро пожаловать, господин президент.

– Предатель!

– Ну же, ну же, – с улыбкой произнес Моро. – Мы встретились с вами для переговоров, а не для взаимных упреков. К тому же как я могу быть предателем, если я не американец?

– Вы хуже, чем предатель! Человек, способный сделать то, что вы устроили сегодня с Лос-Анджелесом, способен на что угодно. Даже похитить президента Соединенных Штатов и потребовать за него выкуп. – Хиллари презрительно усмехнулся, наверняка испытывая при этом несравненное удовольствие. – Я подвергаю свою жизнь риску, сэр.

– Если вы опасаетесь этого, то можете тотчас же покинуть нас. Называйте меня, как вам заблагорассудится, – предателем, негодяем, преступником, убийцей, человеком, как вы выразились ранее, совершенно лишенным всяких признаков человечности. Но моя личная честность, мое честное слово, пусть даже оно принадлежит тому, кого вы считаете международным преступником, – в нем не приходится сомневаться. Вы здесь в большей безопасности, чем в Овальном кабинете Белого дома.

– Ха! – Лицо Хиллари медленно налилось кровью от гнева. Мастерское изображение этой эмоции, которое весь мир считал образцом замечательного драматического искусства, принесло ему широкую известность. На самом деле выполнить этот прием не так уж и трудно: достаточно задержать дыхание и как можно сильнее напрячь мускулы живота. Медленно и незаметно расслабив мышцы, Хиллари так же незаметно восстановил дыхание. Его лицо вернуло первоначальный цвет. – Черт побери, кажется, я начинаю вам верить.