Текст книги "Прощай, Калифорния !"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Алек Бенсон, возле которого сидел профессор Хардвик, обратил свой беззаботный и даже равнодушный взгляд на этих трех мужчин, затем перевел его на Данна и Райдеров и сказал, обращаясь к Хардвику:

– Вы только посмотрите, Артур, какая нам сегодня оказана честь. Целых три важных господина из ФБР и даже один важный господин из ЦРУ. Можно сказать, устроили настоящий праздник для нашего факультета. Ну, их присутствие здесь я еще могу объяснить, не очень хорошо, но могу. – Он посмотрел на Райдера и Джеффа. – Уж не обижайтесь, но, похоже, вам не место в этой почтенной компании. Вы, извините за выражение, самые обыкновенные полицейские, если, конечно, таковые вообще имеются.

– Никаких обид, профессор, – отозвался Райдер. – Обыкновенные полицейские есть, причем в своей основной массе чересчур обыкновенные. Но мы даже и не обыкновенные полицейские – мы просто-напросто бывшие полицейские.

Бенсон поднял брови. Данн посмотрел на Барроу, тот утвердительно кивнул:

– Сержант Райдер и его сын, патрульный полицейский Райдер, со вчерашнего дня ушли в отставку. По чрезвычайным и личным обстоятельствам. Что же касается данного дела, то они знают о нем больше любого из присутствующих. И они достигли гораздо большего, чем любой из нас. По правде говоря, мы не достигли почти ничего, что и неудивительно, поскольку дело, в сущности, началось только вчера вечером. Кроме того, жена сержанта Райдера и его дочь похищены и удерживаются в качестве заложников этим самым Моро.

– Господи Иисусе! – Бенсон больше не выглядел беззаботным. – Ради бога, простите меня. Искренне вам сочувствую. Скорее, это нам здесь не место. – Он посмотрел на Барроу, считая его старшим из присутствующих. – Как я понимаю, вы находитесь здесь, чтобы выяснить, является ли Калифорнийский технологический институт как представитель других государственных учреждений, и в особенности я как представитель этого представителя, если можно так выразиться, виновным в том, что ввел публику в заблуждение. Или, если говорить прямо, попросту обманул ее.

Даже Барроу не знал, что сказать. Как солидный человек, который всегда узнает при встрече другого солидного человека, он взглянул на Бенсона, чья репутация была ему хорошо известна.

– Могли ли эти сотрясения почвы быть вызваны ядерным взрывом?

– Конечно, могли, но точно сказать нельзя. Сейсмограф не в состоянии определить природу источника землетрясения. Как правило, у нас нет сомнений в характере источника. Мы, а также британцы и французы сообщаем о своих ядерных испытаниях. Что же касается других членов так называемого "ядерного клуба", они не столь общительны. Тем не менее существуют некоторые способы определения источника. Когда китайцы взорвали ядерное устройство мощностью в одну мегатонну – как вам наверняка известно, мегатонна эквивалентна миллиону тонн тринитротолуола, – радиоактивное облако достигло Соединенных Штатов. Это облако было незначительным, прошло на большой высоте и ущерба не нанесло, но засечь его не представляло особого труда. Было это в ноябре семьдесят шестого года. Кроме того, при землетрясении за главным толчком почти всегда следуют толчки меньшей силы. Есть, правда, одно классическое исключение. Как ни странно, все произошло тоже в ноябре семьдесят шестого года. Сейсмологические станции Швеции и Финляндии зарегистрировали толчок небольшой, силой всего лишь четыре балла по шкале Рихтера – у берегов Эстонии. Ученые высказывали различные предположения, в частности, что в этом виноват Советский Союз, что толчок является результатом подземного ядерного взрыва на дне Балтийского моря. Вопрос дискутируется до сих пор. Советы, естественно, никакой ясности так и не внесли.

– Но в том районе мира не могут происходить землетрясения, – вмешался Барроу.

– Я бы не осмелился советовать вам, мистер Барроу, как бороться с преступностью. Это сейсмически активный район, хотя и незначительный.

– ФБР принимает замечание, – сказал Барроу с самой сердечной улыбкой.

– Так что я не могу сказать, взорвал этот Моро небольшое ядерное устройство или нет. – Бенсон посмотрел на Хардвика. – Как вы думаете, Артур, рискнет ли хотя бы один видный сейсмолог нашего штата дать определенный ответ на этот вопрос?

– Нет.

– Ну что ж, вот вам и ответ, каким бы неудовлетворительным он ни был. Хотя, конечно, не это вас интересует. Вы хотите знать, насколько точно мы если угодно, я – определили эпицентр толчка, указав на разлом "Белый Волк", а не на разлом Гарлок, как утверждает Моро. Господа, откровенно признаюсь, я солгал.

Как и следовало ожидать, наступила тишина.

– Зачем? – спросил наконец Кричтон, который никогда не отличался болтливостью.

– Потому что при тех обстоятельствах это казалось самым лучшим выходом. Даже сейчас, возвращаясь в прошлое, я считаю, что поступил правильно. Бенсон покачал головой. – Жаль, что появился этот тип Моро и все испортил.

– Но зачем? – Кричтон был также известен своей настырностью.

– Постараюсь объяснить. Мистер Сассун, майор Данн и двое присутствующих здесь полицейских – простите, бывших полицейских – поймут. Для вас и мистера Барроу это будет потруднее.

– Почему?

Алеку Бенсону показалось, что у Кричтона удивительно ограниченный запас слов, но он воздержался от комментариев.

– Потому что они – калифорнийцы, а вы – нет.

Барроу улыбнулся:

– Калифорния – особенный штат. Я всегда это знал. И что дальше? Полное отделение?

– Да, наш штат особенный, но совершенно не в том смысле. Особенный, потому что это единственный штат в Соединенных Штатах, где каждый разумно мыслящий человек подсознательно, а может быть, и вполне сознательно думает о завтрашнем дне. Не в том смысле, когда он наступит, господа, а наступит ли вообще. Калифорнийцы живут в состоянии страха, или боязливой покорности, или просто покорности. Ими владеет неясная мысль, какое-то смутное предчувствие, что однажды нагрянет большая беда.

– Большая беда? – спросил Барроу. – Вы имеете в виду землетрясение?

– Да, причем катастрофическое. Этот страх окончательно выкристаллизовался в тысяча девятьсот семьдесят шестом году – третий раз за сегодняшнее утро я называю эту дату. Семьдесят шестой был ужасным годом, годом, который заставил жителей нашего штата думать о том, о чем они хотели бы забыть. – Бенсон взял со стола какую-то бумагу. – Четвертое февраля, Гватемала, 7,5 балла по шкале Рихтера. Погибли десятки тысяч человек. Шестое мая, Северная Италия, 6,5 балла. Сотни человек погибли, огромные разрушения, а последовавшее чуть позже повторное землетрясение смело с лица земли те немногочисленные здания, которые остались после первого. Шестнадцатое мая, Советская Центральная Азия, 7,2 балла. Количество смертей и степень разрушений неизвестны – Советы предпочитают молчать, как обычно. Двадцать седьмое июля, Тянь-Шань, 8,2 балла. Погибло шестьсот тысяч человек и семьсот пятьдесят тысяч получили увечья. Трагедия произошла в густонаселенном районе, где расположены такие большие города, как Пекин и Тяньцзинь. В следующем месяце – самый юг Филиппин, 8 баллов. Огромные разрушения, точное количество погибших неизвестно, но исчисляется десятками тысяч человек. Они погибли не только в результате землетрясения, но и от цунами, огромной приливной волны, вызванной им, поскольку его эпицентр находился в океане. Девятое ноября – землетрясение меньшей силы, 6,8 балла, опустошило северные районы Филиппин. Каких-либо конкретных данных мы не имеем. Вообще, ноябрь в том году был особым месяцем: тогда землетрясения произошли не только на Филиппинах, но и в Иране и Северной Греции, было зарегистрировано пять толчков в Китае и два в Японии. Тяжело пришлось и Турции – там погибло пять тысяч человек. И все эти землетрясения, за исключением тех, что произошли в Греции и Италии, вызваны движением Тихоокеанской платформы, которая привела к появлению так называемого "огненного кольца" вокруг Тихого океана. К нам прямое отношение имеет разлом Сан-Андреас, район, где происходит трение северо-восточной оконечности Тихоокеанской платформы с западной частью Американской платформы. Фактически, господа, с геологической точки зрения район, где мы сейчас с вами находимся, на самом деле лежит не на Американской, а на Тихоокеанской платформе. Особого ума не требуется, чтобы понять: в не столь отдаленном будущем мы вообще перестанем быть частью Америки. В один прекрасный день эта платформа унесет западное побережье Калифорнии в открытый океан, поскольку мы находимся к западу от разлома Сан-Андреас, причем, обратите внимание, всего лишь в нескольких милях от него. Разлом проходит под Сан-Бернардино, а оттуда рукой подать на восток. Кроме того, к западу от нас, примерно на таком же расстоянии, находится разлом Ньюпорт-Инглвуд, который явился причиной лонг-бичского землетрясения 1933 года. Почти на таком же расстоянии к северу, может быть чуть-чуть дальше, проходит разлом Сан-Фернандо, который вызвал, если помните, ужасные события февраля 1972 года. С точки зрения сейсмолога, только идиот может жить в районе Лос-Анджелеса. Утешительная мысль, не правда ли, господа?

Бенсон посмотрел по сторонам. Судя по всему, присутствующие так не считали.

– Неудивительно, что люди стали все чаще задавать себе вопрос, когда же наступит наша очередь. Мы находимся у самой границы "огненного кольца", и наш черед может наступить в любой момент. С такой мыслью тяжело жить. И все боятся, что прошлые землетрясения ничто по сравнению с тем, что нас ожидает. Насколько нам известно, было только четыре крупных землетрясения, и только два из них превысили силу в 8,3 балла по шкале Рихтера. Это землетрясения, происшедшие в долине Оуэнса в 1872 году и в Сан-Франциско в 1906 году. Так вот, я повторяю, люди боятся событий не такого рода: они уверены, что их ждут чудовищные землетрясения. Таких в истории зафиксировано только два, и каждое из них – силой 8,9 балла, что почти в шесть раз превышает силу землетрясения в Сан-Франциско. – Бенсон покачал головой. – Теоретически возможно даже землетрясение в 10 баллов по шкале Рихтера и даже в 12 баллов, но ученые просто не в состоянии представить себе последствия подобного катаклизма. Те два чудовищных землетрясения, о которых я только что упомянул, произошли в 1906 и 1933 году, первое – в Эквадоре, второе – в Японии. Не буду описывать их последствия вам, господа из Вашингтона, иначе вы сразу поспешите к самолету, чтобы вернуться на Восток, – если, конечно, успеете попасть в лос-анджелесский аэропорт до того, как земля разверзнется у вас под ногами. И Эквадор и Япония находятся рядом с тихоокеанским "огненным кольцом", так же как и Калифорния. Может, очередь за нами?

Барроу сказал:

– Вот теперь мысль о самолете начинает казаться мне вполне здравой. Что же может случиться в результате такого землетрясения?

– Должен признаться, что много размышлял об этом. Предположим, что эпицентр землетрясения – в том самом месте, где мы сейчас сидим. Вы просыпаетесь утром – мертвые, конечно, не смогут проснуться – и видите, что воды Тихого океана плещутся там, где был Лос-Анджелес, а на его месте находится то, что раньше было заливом Санта-Моника и каналом Сан-Педро. Горы Сан-Габриэль рухнут прямо на наши с вами головы. Ну а если эпицентр будет в море...

– Как он может оказаться в море? – Голос Барроу звучал менее жизнерадостно, чем обычно. – Ведь разлом проходит через Калифорнию.

– Сразу видно, что вы с Востока. Он проходит по дну Тихого океана к югу от Сан-Франциско, затем через Золотые Ворота, а потом к северу, на материк. Чудовищное землетрясение в районе Золотых Ворот представляло бы научный интерес. Можно сказать сразу, Сан-Франциско перестанет существовать. Скорее всего, даже весь полуостров, на котором он находится. То же самое ожидает округ Марин. Но действительный ущерб...

– Действительный ущерб?! – повторил Кричтон.

– Вот именно. Действительный ущерб нанесут необъятные массы воды, которые ринутся из залива Сан-Франциско. Когда я говорю "необъятные", я это и имею в виду. У нас есть доказательства, что землетрясения вызывали повышение уровня воды вплоть до Аляски на девяносто – сто двадцать метров. Ричмонд, Беркли, Окленд – все пространство от Пало-Альто до Сан-Хосе окажется под водой, горы Санта-Крус станут островом. А что еще хуже – хотя хуже, мистер Кричтон, трудно представить, – будут затоплены две огромные долины, Сан-Хоакин и Сакраменто, являющиеся сельскохозяйственным центром Калифорнии. И это несмотря на то, что значительная часть долин лежит на высоте девяноста метров над уровнем моря. – Бенсон помрачнел. – Я как-то раньше не задумывался но сейчас вдруг понял, что не хотел бы оказаться в это время в столице штата, потому что она прекратит свое существование, как только огромная стена воды устремится в долину реки Сакраменто. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы с коллегами стараемся ограждать людей от информации, наталкивающей на подобные размышления.

– Кажется, я действительно начинаю понимать, в чем дело. – Барроу посмотрел на Данна. – И какие чувства у вас как у калифорнийца все это вызывает?

– Самые печальные.

– Вы согласны с этими соображениями?

– Согласен ли я? Да мне кажется, что профессор Бенсон просто читает мои мысли.

– Должен добавить, – продолжал Бенсон, – существует еще пара дополнительных факторов. Примерно год назад многие стали изучать записи о землетрясениях, о чем впоследствии пожалели. Возьмем северную часть разлома Сан-Андреас. Известно, что в 1833 году там произошло крупное землетрясение, хотя возможности определить его силу в то время не было. Знаменитое землетрясение в Сан-Франциско 1906 года произошло шестьдесят восемь лет спустя. Затем было еще землетрясение в Дейли-Сити в 1957 году, но, с точки зрения сейсмолога, незначительное, силой всего 5,3 балла. А это значит, что уже в течение семидесяти одного года на севере не было ни одного крупного землетрясения. Можно сказать, оно запаздывает. В южной части разлома Сан-Андреас последнее крупное землетрясение произошло в 1857 году, то есть сто двадцать лет назад. Геодезические исследования показывают, что каждый год Тихоокеанская платформа смещается на пять сантиметров на северо-восток в сторону Американской платформы. Когда происходит землетрясение, одна платформа резко сдвигается вперед по отношению к другой – возникает горизонтальное смешение. Например, в 1906 году смещения достигали от пяти до пяти с половиной метров. Если ежегодно происходит пятисантиметровый сдвиг, то за сто двадцать лет создается такое давление, которое может вызвать смещения в шесть-семь метров. Очевидно, землетрясение в районе Лос-Анджелеса, причем весьма внушительной силы, уже давно назрело. Относительно центральной части разлома Сан-Андреас никаких данных нет. Одному богу известно, сколько там могло накопиться энергии. Конечно, эпицентр такого землетрясения может оказаться в любом разломе, например в Гарлоке, втором по величине в штате, где столетиями ничего не происходило.

Бенсон сделал паузу и улыбнулся.

– Но тогда, господа, это будет нечто. Чудовище, скрывающееся в разломе Гарлок. Третий фактор: начинают будоражить умы людей выступления известных лиц и уважаемых ученых в печати, по радио и телевидению на эту тему. Стоит ли им открыто говорить о том, что нас ожидает, – это вопрос их личных принципов и совести. Я предпочитаю подобного не делать, хотя, возможно, не прав. Питер Франкен, весьма уважаемый физик, предсказывает, что следующее землетрясение будет гигантских размеров. Он прямо заявляет, что в результате него погибнет от двухсот тысяч до миллиона человек. Кроме того, Франкен считает, что эпицентр этого землетрясения будет находиться в долго молчавшей центральной части разлома Сан-Андреас, а мощность толчков окажется такой, что будут разрушены и Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Говоря его словами, они будут просто "стерты с лица земли". Неудивительно, что по принятию транквилизаторов и снотворного в расчете на душу населения Калифорния занимает первое место в мире. Или возьмем так называемый План спасательных работ в Сан-Франциско. Известно, что шестнадцать полностью укомплектованных больниц в различных районах вокруг города готовы принять пострадавших в случае необходимости. Один ведущий специалист довольно мрачно заметил, что крупное землетрясение большинство из них сразу же разрушит, а если город будет затоплен, то они окажутся просто бесполезными, никому не нужными. Можете представить, какое настроение было у жителей Сан-Франциско, когда они это услышали. Некоторые ученые считают, что Лос-Анджелесу и Сан-Франциско осталось всего лишь пять лет жизни. Некоторые ограничивают этот срок двумя годами, а один сейсмолог заявил, что Лос-Анджелесу осталось существовать всего лишь год. Может, он сумасшедший? Или Кассандра? Нет, это единственный человек, которого все готовы слушать. Джеймс Уиткомб из Калтеха, лучший предсказатель землетрясений, всегда делает это с необычайной точностью. Так вот он утверждает, что землетрясение вскоре обязательно произойдет, хотя эпицентр его необязательно будет находиться в районе разлома Сан-Андреас.

– Вы верите ему? – спросил Барроу.

– Позвольте мне выразиться так. Если бы крыша рухнула на нас, пока мы здесь сидим, я бы вовсе не удивился – при условии, конечно, что у меня было бы время удивляться. Лично я не сомневаюсь, что рано или поздно – скорее рано, чем поздно – от Лос-Анджелеса останутся одни руины.

– А какова была реакция на это предсказание?

– Многие просто пришли в ужас. Некоторые ученые только пожимали плечами и уходили от ответа. В конце концов, предсказывать землетрясения стали совсем недавно, да и точной наукой это считать нельзя. Уиткомба же подвергли судебному преследованию со стороны официальных лиц Лос-Анджелеса, которые обвинили его в том, что своими заявлениями он преднамеренно сбивает цены на недвижимость. Это всем известный факт. – Бенсон вздохнул. – Налицо синдром "Челюстей", хотя я бы просто назвал это жадностью. Помните фильм "Челюсти"? Ни один коммерсант не хотел верить в акулу-убийцу. Или возьмите события, происшедшие лет тринадцать назад в Японии, в местечке под названием Мацусиро. Японские ученые пророчили там землетрясение, указали силу и даже время. Владельцы местных отелей пришли просто в ярость, угрожали бог знает чем, а землетрясение произошло точно по расписанию и именно такой силы, как предсказывали ученые.

– И что же случилось?

– Все отели рухнули. Вот вам и коммерческие интересы. Предположим, что доктор Уиткомб предсказал землетрясение в районе разлома Ньюпорт-Инглвуд. Результатом этого может быть временное закрытие скачек в Голливудском парке – это практически в центре разлома, и нельзя допустить, чтобы десятки тысяч людей оказались в смертельном капкане. Вот проходит неделя, другая, и ничего не случается. Потери начинают составлять миллионы. Можете себе представить, как начнут преследовать доктора Уиткомба? А "челюстной" синдром – родной брат "страусиного", когда суют голову в песок и представляют себе, что вас здесь нет и все скоро пройдет. К такой тактике начинают прибегать все больше и больше людей. А страх во многих районах достиг опасного состояния, близкого к истерии. Позволю себе рассказать вам еще одну историю, не из моей жизни, а просто очень короткий рассказ-предсказание, написанный лет пять тому назад неким Р. Л. Стивенсом. Если я не путаю, рассказ назывался "Запрещенное слово". Краткое содержание: в Калифорнии принят чрезвычайный закон, запрещающий любое упоминание о землетрясении в печати или в общественном месте. Наказание за нарушение закона – пять лет тюрьмы. Дело, кажется, в том, что штат потерял половину своего населения из-за землетрясений: кто-то погиб, кто-то сбежал подальше. Все границы штата блокированы, людям запрещают уезжать из него. Одного мужчину и его девушку арестовывают только за то, что они упомянули слово "землетрясение" в общественном месте. Меня вот интересует, когда у нас действительно будет принят чрезвычайный закон? Неужели тогда, когда истерия достигнет такого же уровня, как в романе Оруэлла "1984"?

– А что там дальше произошло? – спросил Барроу. – В рассказе?

– Хотя это и не относится к делу, но герои рассказа попадают в Нью-Йорк, который наводнен миллионами калифорнийцев, умудрившихся сбежать на Восток. В конце концов их арестовывает комиссия по контролю за населением только за то, что они на публике заговорили о любви. Короче говоря, победителей нет. Так же, как и в нашей ситуации. Что делать? Предупреждать, кричать о том, что конец мира вот-вот наступит? Или, наоборот, ничего этого не делать и не доводить людей до страха, граничащего с паникой? По-моему, это решающий фактор. Можно ли эвакуировать три миллиона людей – столько сейчас живет в Лос-Анджелесе – на основе какого-то предсказания? У нас свободное общество. Можно ли закрыть побережье Калифорнии, где проживает десять, а может, и больше миллионов жителей, и в течение неопределенного времени ждать, пока сбудется ваше предсказание? Куда перевезти и где разместить этих людей? Как заставить их уехать, если они знают, что и ехать-то некуда? Здесь их дом, их работа, их друзья. Здесь, и нигде больше. Именно здесь они живут, здесь вынуждены будут жить, и именно здесь им, рано или поздно, придется умирать. И пока они ждут смерти, я думаю, они имеют полное право жить со спокойствием в душе, пусть даже относительным. Вы христианин в темнице Древнего Рима, и вы понимаете, что впереди вас ждут арена и львы, это только вопрос времени. Так есть ли смысл каждую минуту напоминать себе об этом? А вот надежда, какой бы нереальной она ни была, вечна. Такова моя позиция, и таков мой ответ. Я беззастенчиво лгал и собираюсь продолжать в том же духе. И мы будем яростно отметать любые утверждения, что не правы. Я, господа, не лгу, я даю надежду. Надеюсь, я прояснил мою точку зрения. Вы ее принимаете?

Барроу и Кричтон переглянулись, а затем повернулись к Бенсону и дружно кивнули.

– Благодарю вас, господа. Что же касается этого маньяка Моро, то здесь я ничем помочь не могу. Боюсь, это ваш объект. – Бенсон помолчал. – Угрожать взрывом атомной бомбы... Должен заметить, мне, как обеспокоенному гражданину, хотелось бы знать, что он замышляет. Вы ему верите?

– Даже и не знаем, – ответил Кричтон.

– И никаких намеков на его цели?

– Никаких.

– Неопределенность, война нервов, напряженность? Нагнетание страха в надежде, что вы будете действовать опрометчиво и наделаете ошибок?

– Очень возможно, – ответил Барроу. – Вот только у нас нет пока никакой зацепки, чтобы начинать действовать.

– Ах, пока. То есть пока он не взорвет бомбу под моей задницей или в каком-нибудь другом населенном пункте. Если вам станет известно о месте и времени его предполагаемой, э-э, демонстрации, могу ли я рассчитывать на зрительское место?

– Считайте, что ваша просьба уже удовлетворена, – ответил Барроу. – Мы в любом случае собирались пригласить вас. Ну что, господа, есть еще какие-нибудь вопросы?

– Да, – раздался голос Райдера. – Можно ли получить опубликованные материалы о землетрясениях, желательно самые свежие?

Все в недоумении уставились на него. Все, за исключением Бенсона.

– Безусловно, сержант. Передайте библиотекарю вот эту карточку.

– Еще один вопрос, профессор, – заговорил Данн. – Относительно вашей Программы предотвращения землетрясений. Существуют ли способы уменьшить в какой-то степени масштабы разрушений, вызванных землетрясением, которое, как я понимаю, неизбежно грядет?

– Если бы мы этой проблемой начали заниматься лет пять тому назад, то, возможно, ответ был бы положительным. К сожалению, мы только-только начинаем. Понадобится три-четыре года, чтобы получить первые результаты. Нутром же я чувствую, что чудовище ударит первым. Оно уже там, на пороге, ждет своего часа.

Глава 7

В половине одиннадцатого Моро вернулся в свой кабинет. Дюбуа прекратил наблюдение через экран и сидел теперь за письменным столом Моро, обрабатывая записи при помощи двух магнитофонов. Он выключил магнитофоны и поднял глаза.

– Обсуждение закончилось? – спросил Моро.

– Двадцать минут назад. Теперь они обдумывают что-то другое.

– Скорее всего, как остановить нас.

– Что же еще? Я уже давно перестал их слушать. Им не удастся остановить и пятилетнего дебила. Они вообще не способны связно говорить, а тем более разумно мыслить.

Моро подошел к экрану и включил динамик, расположенный прямо над его головой. Все четверо ученых сидели, точнее, развалились вокруг стола, поставив бутылки перед собой, чтобы не утруждать себя хождением к сервировочному столику. Сейчас говорил Барнетт. Его лицо покраснело то ли от алкоголя, то ли от гнева, то ли от того и другого вместе, и каждое второе слово было невнятным.

– Да пошло все это к черту! К такой-то матери! А то и дальше! Нас же четверо! Вы только посмотрите на себя! Лучшие мозги в стране! По крайней мере, так считается. Лучшие ядерные мозги! Неужели мы не в состоянии, господа, неужели у нас не хватит ума, чтобы придумать, как обойти, точнее, поломать дьявольские махинации этого чудовища Моро? То, что я предлагаю...

– Да заткнитесь вы, – прервал его Брамуэлл. – Мы эту речь слышим уже по четвертому заходу.

Он налил себе водки, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Хили сидел, упершись локтями в стол и прикрыв глаза руками. Шмидт уставился в бесконечность, явно затуманенную джином.

Моро выключил динамик и отвернулся.

– Не знаю, кто из них больше пьян – Барнетт или Шмидт. Я сказал бы, что они в общем-то в своем привычном состоянии. А вот Хили и Брамуэлл меня удивили. Они не такие пьяные, как остальные, но все же не похожи на себя. Все семь недель, что находятся у нас, эти двое были довольно умеренны в выпивке.

– В течение этих семи недель они не получали такого удара по психике. Да и вообще никогда не испытывали такого потрясения.

– Думаешь, они знают? Хотя, конечно, излишний вопрос.

– Подозревать начали сразу, а через пятнадцать минут были уже уверены. Остальное время пытались найти хоть какую-нибудь ошибку в схемах, но не смогли. А ведь всем четверым известно, как делать водородную бомбу.

– Ну ладно, продолжай обрабатывать записи. Сколько времени это займет?

– Еще минут двадцать.

– А если я тебе помогу?

– Десять.

– Тогда минут через пятнадцать мы нанесем им очередной удар. Они сразу протрезвеют, пусть и не до конца.

Через пятнадцать минут четверых ученых ввели в кабинет. Моро лично усадил каждого в глубокое кресло, а на столик сбоку поставил по стакану. В комнате присутствовали также два помощника в белых одеждах, потому что Моро не знал, какой реакции можно ожидать от физиков. Помощники всегда успеют выхватить "ингрэмы", спрятанные в складках одежды, и направить на ученых, если те вздумают вскочить со своих мест.

– А теперь, – сказал Моро, – вот "Гленфиддиш" для профессора Барнетта, джин для доктора Шмидта, водка для доктора Брамуэлла и бурбон для доктора Хили.

Моро считал, что главное – лишить людей уверенности в себе. Когда они вошли в кабинет, Барнетт и Шмидт были мрачны от злости; Брамуэлл был задумчив, а Хили как будто ощущал неясные опасения. Теперь же все четыре лица выражали подозрение, смешанное с удивлением.

Как и следовало ожидать, первым не вытерпел Барнетт:

– Как, черт побери, вы узнали, что мы пили?

– Мы очень наблюдательны и любим угождать гостям. А еще мы заботливые. Мы подумали, что ваши любимые напитки помогут вам преодолеть потрясение. Впрочем, к делу. Что вы думаете об этих чертежах?

– А не пошли бы вы к черту!

– Мы все с ним встретимся рано или поздно. Я повторяю свой вопрос.

– А я повторяю свой ответ.

– Вам все равно придется ответить, вы же понимаете.

– И как вы собираетесь заставить нас говорить? Пытками? – Грубость Барнетта переросла в презрение. – Мы ничего не можем сказать вам о том, чего не знаем.

– Пытки? Господи, конечно нет. Я мог бы... хотя вы мне обязательно понадобитесь позднее. Но пытки? Хмм. Такое мне и в голову не приходило. А тебе, Абрахам?

– Нет, мистер Моро. – Дюбуа задумался. – А ведь это мысль.

Он подошел к Моро и что-то зашептал ему на ухо. Моро сделал вид, что он просто шокирован.

– Абрахам, ты же меня знаешь. Я не воюю с невинными.

– Мерзкий лицемер! – хрипло выкрикнул Барнетт. – Вот зачем вы привезли сюда женщин!

– Мой дорогой друг...

– Очевидно, это какая-то бомба, – устало произнес Брамуэлл. – Возможно, схема атомной бомбы. Такая мысль сразу появилась у нас в связи с вашим пристрастием к краже ядерных материалов. Но мы понятия не имеем, сработает она или нет. В этой стране сотни физиков-ядерщиков. Но тех, кто может изготовить, именно изготовить такую бомбу, буквально единицы. И мы не входим в круг избранных. Лично я ни разу не встречался ни с кем из тех, кто в состоянии спроектировать водородную бомбу. Наша работа преследует исключительно мирные цели. Когда нас с Хили похитили, мы работали в лаборатории над вопросами получения электричества. Барнетта и Шмидта, насколько нам известно, взяли на атомной станции Сан-Руфино. Господи, да никто не делает водородных бомб возле ядерного реактора!

– Очень умно, – чуть ли не одобрил Моро. – Вы быстро соображаете. Ну ладно, хватит. Абрахам, прокрути все, что мы записали. Сколько времени это займет?

– Тридцать секунд.

Дюбуа нажал на кнопку быстрой перемотки и стал следить за счетчиком. Наконец остановил пленку, нажал на выключатель и сказал:

– Первым идет Хили.

Голос Хили: "Значит, сомнений у нас нет?"

Голос Шмидта: "Никаких. Я понял, что это такое, едва заметил эту чертову схему".

Голос Брамуэлла: "Схема, материалы, обшивка, взрыватель. Все имеется. Ваше окончательное заключение, Барнетт?"

Последовала пауза, затем раздался голос Барнетта, какой-то вялый и глухой: "Вы простите меня, господа, но мне необходимо выпить. Это "Тетушка Салли", точно. Примерно в три с половиной мегатонны, то есть в четыреста раз мощнее бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Господи, а ведь мы с Уилли Аахеном упились шампанским в ту ночь, когда закончили работу над этой бомбой!"

Дюбуа выключил звук.

– Я абсолютно уверен, – заявил Моро, – что вы, профессор Барнетт, сможете в случае необходимости вспомнить все детали этой разработки. Так что вы весьма полезный человек.

Четыре физика сидели как будто в забытьи. Они были настолько поражены, что никак не реагировали на происходящее.

– А теперь посмотрите сюда, господа, – сказал Моро.

Он подошел к экрану, нажал какую-то кнопку и осветил комнату, в которой ученые изучали чертежи. Затем он взглянул на физиков – без всякого триумфа, даже без заметного удовлетворения. Казалось, Моро совершенно не интересуют их чувства.