Текст книги "Прощай, Калифорния !"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Вы необычайно проницательны, – заметил Моро, – но только отчасти. Если бы мне понадобилось, чтобы люди говорили то, что мне надо, я просто прибегнул бы к помощи моих товарищей. Тогда не понадобились бы ни уговоры, ни ограничение свободы. Как вы считаете, доктор Хили?

Судя по выражению лица, Хили погрузился в уныние.

– Лопес, – со вздохом произнес Моро, – будьте так любезны, займите кабинет.

Лопес улыбнулся, на этот раз как будто в предвкушении чего-то, и прошел в будку, из которой звонил его шеф. Моро с физиками прошел к другой стальной двери, нажал на кнопку, и перед ними открылась еще одна клетка.

Камера была едва освещена, но даже такого освещения оказалось достаточно, чтобы разглядеть старика, сидевшего на полуразвалившемся кресле. У него были спутанные седые волосы, изможденное, испещренное многочисленными морщинами лицо. Поношенная, изодранная в клочья одежда висела мешком на необычайно худом теле. Глаза были закрыты. По всей видимости, он спал. Если бы не едва заметное дрожание рук, можно было бы подумать, что он умер.

Моро жестом указал на спящего человека:

– Узнаете?

Четверо ученых уставились на старика. Наконец Барнетт презрительно сказал:

– И это ваш козырь? Творец вашего весьма сомнительного атомного оружия? Вы забыли, Моро, что я знаком со всеми ведущими физиками-ядерщиками в нашей стране. Я никогда раньше не видел этого человека.

– Люди меняются, – тихо заметил Моро.

Он потряс старика за плечо, тот встрепенулся и, подняв веки, открыл затуманенные красные глаза. Взяв мужчину под руку, Моро помог ему встать и выйти на свет в соседнее помещение – в сборочный цех.

– Возможно, теперь вы его признаете?

– Что за фокусы? – Барнетт внимательно всмотрелся в старика и покачал головой. – Повторяю, я никогда раньше не видел этого человека.

– Печально, как быстро вы забываете своих друзей, – произнес Моро. – А ведь вы его очень хорошо знаете, профессор. Представьте, что он весит на тридцать килограммов больше, что у него гладкая кожа без морщин, а волосы черные, а не белые, как сейчас. Думайте, профессор, думайте.

Барнетт задумался. Неожиданно его взгляд изменился, кровь отхлынула от лица. Он схватил старца за плечи.

– Иисус Всемогущий! Уилли Аахен! Уилли Аахен! Что они с тобой сделали?

– Мой старый друг Энди! – Голос соответствовал внешности: он был слабым и дрожащим, как у старика. – Как приятно снова тебя видеть.

– Что они с тобой сделали?

– Что? Ты же сам видишь. Похитили, – Он задрожал и попытался улыбнуться. – "Уговорили" меня работать на них.

Барнетт рванулся к Моро, но не успел сделать и шага, как огромные ручищи Дюбуа схватили его сзади за руки. Барнетт был мощным мужчиной, а ярость придала ему дополнительные силы, но высвободиться из этой чудовищной хватки он не сумел.

– Бесполезно, Энди, – печально произнес Аахен. – Бесполезно. Мы бессильны.

Барнетт прекратил бессмысленную борьбу. Тяжело дыша, он в третий раз спросил:

– Что они с тобой сделали? Как? Чьих рук дело? Неожиданно рядом с Аахеном, явно по незаметному сигналу Моро, появился Лопес. Увидев его, Аахен невольно отступил назад и взмахнул рукой, как бы защищая лицо, исказившееся от ужаса. Моро, все еще продолжавший держать его под локоть, с улыбкой посмотрел на Барнетта.

– Как вы наивны и неразумны, несмотря на весь свой интеллект! Профессор Барнетт, вы же знаете, что существуют только два экземпляра чертежей "Тетушки Салли", те, что сделаны вами вместе с профессором Аахеном и хранятся в Комиссии по атомной энергии. Можете не сомневаться, они до сих пор там. Следовательно, копии я мог получить только у двух человек, и оба сейчас находятся здесь. Вы меня понимаете?

Барнетт все еще дышал с трудом.

– Я знаю профессора Аахена. Знаю его лучше всех. Никто не сможет заставить его работать на себя! Никто!

Лопес расплылся в своей вечной улыбке.

– Сеньор Моро, а что, если я дружески поболтаю с профессором Барнеттом в моей комнате? Думаю, десяти минут хватит.

– Согласен. Этого вполне достаточно, чтобы он понял: я могу заставить работать на себя любого человека в мире.

– Не делайте этого, не делайте! – Аахен был близок к истерике. – Ради бога, Энди, поверьте Моро. – Он с ненавистью посмотрел на Лопеса. – Это не человек! Он применяет самые чудовищные, самые невероятные пытки, которые нормальному человеку даже не представить. Ради бога, Энди, не глупите. Этот выродок сломает вас, как сломал меня.

– Вы меня убедили. – Хили шагнул вперед и взял Барнетта за руку, как только Дюбуа ослабил хватку. Посмотрев на Шмидта и Брамуэлла, он снова повернулся к Барнетту. – Трое из нас верят. Безоговорочно. Какой смысл завозить и устанавливать современное оборудование для простого камуфляжа? Мы получили необходимое доказательство. Господи, Барнетт, вы не смогли узнать своего старого друга, которого видели в последний раз недель десять назад. Разве это не доказательство? А те шестеро зомби? Не доказательство ли? – Он посмотрел на Моро. – Наверняка есть и еще. Если эти "Тетушки Салли" подлинные, значит, где-то должен быть готов механизм приведения их в действие. Сделать его можно с помощью часовых или радиоуправляемых взрывателей. Вряд ли вы выбрали часовое устройство – тогда вы должны были бы принять окончательное решение, а это на вас не похоже. Поэтому я делаю вывод, что вы остановились на радиоуправляемом взрывателе.

– Прекрасно, – улыбнулся Моро. – На сей раз вы попали прямо в точку. Следуйте за мной, господа.

Он прошел в небольшую будку, из которой ранее звонил. В одной из ее стен виднелась стальная дверь, справа от нее – отполированная медная пластинка размером двадцать пять на пятнадцать сантиметров. Моро приложил к этой пластинке свою ладонь, и дверь бесшумно отошла в сторону.

За ней оказалась небольшая квадратная комната – два на два метра, У одной из стен стоял металлический столик с радиопередатчиком размером с небольшой чемоданчик. На его верхней крышке под пластиковым покрытием находилась красная пластмассовая кнопка. С одной стороны к столику был прикреплен цилиндр высотой двадцать сантиметров и диаметром вполовину меньше. На одном конце цилиндра была изогнутая ручка, на другом изолированный провод, ведущий к передатчику. Кроме того, передатчик был подсоединен к аккумулятору, стоящему на полу, и к розетке в стене.

– Как видите, устройство чрезвычайно простое, – сказал Моро. – Самый обыкновенный радиопередатчик, предназначенный для совершенно уникальной цели. Он настроен на определенную радиоволну и, кроме того, защищен паролем. Мы также предусмотрели аварийную систему энергоснабжения на случай падения напряжения: у нас здесь имеются аккумулятор и динамо-машина. – Он коснулся пластикового покрытия красной кнопки. – Чтобы управлять прибором, нужно просто снять защитную пленку и нажать кнопку.

Вместе с учеными он вышел из помещения, вновь приложил ладонь к медной пластинке и подождал, пока дверь бесшумно закрылась.

– Здесь, как вы понимаете, кнопка не подойдет, иначе какой-нибудь беспечный человек может случайно нажать на нее.

– Выходит, только отпечаток вашей ладони может открыть дверь? – спросил Хили.

– Вы же не думаете, что эта пластинка – всего лишь усовершенствованная кнопка? Ну а теперь, господа, займемся записью.

– Последний вопрос, – подал голос Барнетт, кивая головой в сторону "Тетушек Салли". – Там есть два пустых держателя. Почему?

– Я так и думал, что вы спросите об этом, – с непонятной улыбкой сказал Моро.

* * *

Четверо физиков собрались вокруг стола в комнате Барнетта, размышляя с вполне понятной глубокой тоской о бренди и о будущем.

– Ну что, я ведь говорил? – сказал Барнетт. – Я говорил: "Вы еще вспомните мои слова". Разве я не предупреждал?

Никто ему не ответил. Сказать, по-видимому, было нечего.

– Даже комната с кнопкой может оказаться частью гигантской мистификации, – выдавил из себя Шмидт, готовый ухватиться за несуществующую соломинку.

Никто не отреагировал на это предположение.

– Подумать только, а мы еще говорили, что он не столь аморален, как мог бы быть настоящий безумец, – продолжил Барнетт. – Что если бы он на самом деле был чокнутым, то установил бы свою атомную бомбу на Уилширском бульваре.

И на это никто не произнес ни слова. Барнетт встал.

– Я скоро вернусь, – сказал он и вышел из комнаты.

* * *

Пегги все еще лежала в постели, но выглядела намного лучше, чем при появлении в Адлерхейме. По одну сторону от нее сидела ее мать, по другую Барнетт со стаканом в руке. Свой он забыл у себя в комнате, поэтому, придя к Сьюзен, первым делом направился к бару. Он все еще стоял возле бара, облокотившись о прилавок, устремив на своих слушателей апокалиптический взгляд и пророчествуя апокалиптическим голосом. Армагеддон, ясное дело, не за горами, и темный ангел вот-вот вострубит об этом.

– Можете не сомневаться, дамы, мы пришли к единому заключению, что сидим на верхушке атомного арсенала огромной мощности, который может разнести мир на кусочки, а нас в распыленном состоянии отправить в космос. Здесь находятся снаряды, эквивалентные по мощности тридцати пяти миллионам тонн обычной взрывчатки. Представляете, какой может произойти взрыв?

Наступила ночь молчания, ночь вопросов без ответов. Барнетт мрачно уставился на Сьюзен.

– "Любезный, внимательный, человечный, понимающий" – вот что вы говорили о Моро. А в историю он войдет, скорее всего, как самое хладнокровное и расчетливое чудовище. У него в подземелье – семь сломленных человек, которых он подверг пыткам. Чудовищным пыткам. Вот вам и человечность, разумность. А знаете, где этот любезный господин установил водородную бомбу? Это усовершенствованная версия "Тетушки Салли", совсем пустяковой мощности, всего полторы мегатонны. В семьдесят пять раз мощнее бомб, уничтоживших Хиросиму и Нагасаки. Если такую бомбу взорвать на высоте тридцать пять километров, она уничтожит половину населения Южной Калифорнии, а остальные погибнут от радиации. Но поскольку бомба уже установлена, она может быть где-то на земле или под землей. Последствия будут настолько катастрофическими, что уму непостижимо. И вот я спрашиваю вас, где, по-вашему мнению, этот милый, христоподобный человек мог установить свою водородную бомбу, чтобы ни одна из тварей Божьих не пострадала?

Он продолжал испепелять взглядом Сьюзен, но она не смотрела на него. Не то чтобы избегала его взгляда; просто, как и у других, ее разум онемел от потрясения и непонимания. Она вообще ничего не видела.

– Так что, мне ответить за вас?

Да, это была ночь молчания.

– В Лос-Анджелесе.

Глава 9

На следующее утро количество прогулов на работе достигло высочайшего уровня за всю историю штата. То же самое почти наверняка наблюдалось и в других штатах, а также, хотя и в меньшей степени, в ряде цивилизованных стран мира, так как телевизионное сообщение о возможном атомном взрыве в долине Юкка транслировалось через спутник. Европу это сообщение взволновало не меньше, так как рабочий день уже закончился и большинство европейцев сидели дома перед телевизором.

Но в Калифорнии прогулы приняли тотальный характер. Даже в учреждениях сферы обслуживания, на транспорте и в полиции недосчитались большинства сотрудников. Этот день мог бы стать великим для преступников, в особенности для грабителей и воров, если бы они тоже не сидели дома, как законопослушные граждане.

По разным причинам: то ли из осторожности, то ли из лености, то ли зная о недосягаемости долины Юкка, то ли просто привыкнув следить за происходящим по телевизору, но большинство калифорнийцев в то утро решили ничего не предпринимать. Те же, кто все-таки отправился в горы (таковых оказалось не более двух тысяч), были остановлены армией, Национальной гвардией и полицией, которые нашли свою задачу – удерживать граждан на расстоянии пяти миль от эпицентра взрыва – до смешного легкой.

Среди присутствующих наблюдателей были крупнейшие ученые штата, главным образом те, кто занимался проблемами атомного оружия и землетрясений. Хотя, если говорить точнее, смотреть-то им было не на что, ведь еще за тридцать лет до этого события стали в точности известны все возможные последствия взрыва атомного заряда мощностью до восемнадцати килотонн – масштабы взрыва, сила ударной волны и воздействие радиации. Многие из них по вполне понятным причинам никогда ранее не видели атомного взрыва. Движимые благословенным (а может быть, проклятым) ненасытным любопытством, характерным для ученых всех времен, они просто хотели увидеть, как взорвется бомба. Конечно, можно было остаться дома, но истинный ученый должен быть на исследовательском полигоне, или он не ученый.

Среди тех, кто не страдал таким любопытством, были майор Данн, продолжавший работать у себя в конторе, и сержант Райдер, остававшийся дома. Даже на вертолете путь туда и обратно составлял восемьсот километров, что представлялось Данну потерей ценного времени, отпущенного на расследование. Для Райдера это представлялось потерей времени, отпущенного на размышления, и хотя он больше не считал это время таким уж ценным, все-таки это было лучше, чем совсем не думать. Джефф Райдер вначале собирался отправиться в долину Юкка, но, когда отец попросил не тратить время впустую из чистого любопытства, а лучше помочь своей семье, с готовностью согласился. Правда, позднее Джефф решил, что у его отца довольно странное представление о помощи, ибо сам он абсолютно ничего не делал. Джеффу было поручено напечатать на машинке подробный отчет о ходе расследования, со всеми деталями, даже самыми незначительными на первый взгляд, и с изложением содержания всех разговоров. Джефф, известный своей отличной памятью, попытался сделать это как можно лучше. Он лишь изредка с осуждением поглядывал на отца, который, казалось, только лениво перелистывал литературу по землетрясениям, полученную от профессора Бенсона.

Примерно без десяти десять Джефф включил телевизор. На экране появились голубоватые дали равнодушной однообразной пустыни. Зрелище было настолько непривлекательным, что телекомментатор попытался компенсировать это воодушевленным рассказом о том, что здесь сейчас происходит, – героическая, но обреченная попытка, потому что ничего особенного не происходило. Он проинформировал зрителей, что камера установлена в долине Француза, на расстоянии примерно восемь километров к юго-западу от объявленного места взрыва, – как будто кого-то волновало, где установлена камера. Он сказал, что, поскольку атомное устройство почти наверняка находится на значительной глубине, не стоит слишком надеяться на появление огненного шара, – об этом говорили уже не раз за последние часы. Присутствующие, продолжал он, должны использовать светофильтры – это было понятно последнему дальтонику. Наконец телекомментатор сообщил, что уже без девяти минут десять, как будто он единственный в Калифорнии имел часы. Похоже, он еще много чего мог сказать, но это был бы всего лишь земной разбег к событию, претендующему на вселенский масштаб.

Джефф сердито посмотрел на отца. Райдер не глядел на экран и, возможно, даже не слышал, что там говорится. Он больше не листал книги, а каким-то невидящим, немигающим взглядом уставился на одну-единственную страницу. Наконец положил бумаги на стол и направился к телефону.

– Ты что, забыл? – сказал Джефф. – До взрыва осталось всего тридцать секунд.

– Ах, да.

Райдер вернулся на свое место и равнодушно уставился на экран.

Телеведущий теперь говорил напряженно-истерическим, задыхающимся голосом, столь характерным для комментаторов на скачках, когда они пытаются к концу забега окончательно завести публику. В данном случае был бы уместнее спокойный, ровный голос: предстоящее событие было настолько значимым, что возбуждать к нему интерес представлялось излишним. Комментатор приступил к обратному отсчету, начав с тридцати. По мере уменьшения чисел его голос звучал все более драматично, как вдруг что-то нарушилось. Атомное устройство взорвалось на четырнадцать секунд раньше назначенного срока. Видимо, у комментатора и у Моро часы шли по-разному.

У людей, привыкших видеть атомный взрыв на экране, дома или в кино, людей пресыщенных и уставших наблюдать за ракетами, взлетающими с мыса Канаверал к Луне, визуальный эффект этой последней демонстрации научных достижений вызвал разочарование. Правда, огненный шар оказался больше, чем предсказывали: бело-голубая вспышка была такой интенсивной, что многие тотчас зажмурили глаза. Но столб дыма, огня и пыли, взметнувшийся в небо Невады (голубизну которого подчеркивали светофильтры телекамер) и постепенно принимавший грибообразную форму, точно следовал предписанному сценарию. Для жителей бассейна центральной Амазонки подобное титаническое содрогание наверняка возвещало бы конец света. Для более просвещенных жителей Запада подобные суждения остались в прошлом, а многие, прежде всего жители отдаленных тихоокеанских атоллов, даже не удосужились наблюдать за происходящим.

Но все это происходило не на тихоокеанском атолле, и Моро отнюдь не преследовал цель устроить для калифорнийцев развлекательное зрелище, чтобы разогнать скуку повседневной жизни. Это было хладнокровное предупреждение, зловещая угроза, еще более страшная из-за неопределенности, неотвратимости и невообразимости несчастья, которое может случиться по прихоти того, кто разместил и задействовал ядерное устройство. Собственно говоря, это было намерение показать, что есть человек, у которого слова не расходятся с делом, что он не шутит и имеет не только желание, но и средства для осуществления своей угрозы. Как бы там ни было, Моро добился того, что страх заполз в сердца большинства рационально мыслящих калифорнийцев, и с этого момента весь штат говорил, по существу, только об одном: когда и где этот непредсказуемый сумасшедший собирается нанести очередной удар и каковы его мотивы. Если уж быть точными, эта тема была у всех на устах только в течение девяноста минут. Для того чтобы привести эту часть Калифорнии в состояние панической тревоги, нужно было бы предъявить им что-то более определенное и конкретное.

Райдер встал.

– Что ж, сомнений нет – он человек слова. Надеюсь, ты не жалеешь, что сэкономил кучу времени, не поехав на это шоу? Потому что это, собственно говоря, все. Ну, правда, люди какое-то время не будут думать о налогах и о последних вашингтонских дрязгах.

Джефф ничего не ответил. Вряд ли он вообще что-либо слышал. Он неотрывно следил за тем, как расползается грибовидное облако над пустыней, и вслушивался в слова комментатора, который с почти благоговейным страхом описывал происходящее во всех деталях, хотя и без него все было прекрасно видно. Райдер покачал головой и поднял телефонную трубку. На его звонок ответил Данн.

– Что-нибудь есть? – коротко спросил Райдер. – Не забывайте, линия прослушивается.

– Появилась кое-какая информация.

– Из Интерпола?

– Появилась кое-какая информация, – повторил Данн.

– Давно?

– Полчаса назад.

Затем Райдер позвонил Паркеру и договорился с ним встретиться в конторе Данна через полчаса. Повесив трубку, он сел и немного поразмышлял над тем фактом, что и Данн, и Паркер настолько верили в реальность угрозы Моро, что даже не сочли нужным обменяться мнениями о происшедшем. Наконец Райдер вернулся к своему чтению.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Джефф выключил телевизор. С некоторым раздражением посмотрев на отца, он сел за стол, отпечатал несколько слов, а затем ехидно спросил:

– Надеюсь, я тебе не мешаю?

– Вовсе нет. Сколько страниц ты уже напечатал?

– Шесть.

Райдер протянул руку и взял напечатанное.

– Через пятнадцать минут мы направляемся на встречу с Данном. Поступила какая-то новая информация.

– Какая?

– Ты, кажется, забыл, что один из прихвостней Моро подключился к нашему телефону?

Разобиженный Джефф продолжил печатать, а Райдер начал читать его отчет.

* * *

Заметно посвежевший после хорошего ночного отдыха Данн сидел вместе с Делажем и Лероем, когда появились Райдер, Джефф и Паркер. Делаж и Лерой выглядели не столь свежими: видимо, им некогда было отдыхать. Данн подтвердил это, кивнув в сторону своих помощников:

– Вот двое преданных агентов, которые думают, что их босс уже на пределе. И это чертовски верно. – Он хлопнул ладонью по стопке бумаг, лежащих перед ним. – Всю ночь по крохам собирали информацию. Кое-что представляет определенный интерес. Кстати, что вы думаете о спектакле, устроенном нашим приятелем Моро?

– Впечатляет. Что там у вас нового?

Данн вздохнул:

– Вы правы, сержант Райдер, радости светской болтовни сейчас не для нас. Есть сообщение от Деймлера. Помните такого?

– Начальник охраны на атомной станции в Иллинойсе?

– Да. У вас отличная память.

– У Джеффа она еще лучше. Я просто прочитал его отчет. Ну так что?

– Деймлер сообщает, что Карлтон связан с какой-то группировкой. Кажется, я уже говорил, что мы предпочитаем получать информацию из первых рук, так что наш агент допросил сына домохозяйки Карл-тона. Нельзя сказать, чтобы парень очень нам помог: сам он посетил всего одно или два собрания терпеть не может подобной болтовни.

– И как они себя называют?

– "Дамасские апостолы". Больше ничего о них не известно. Как религиозная организация они не регистрировались. Самораспустились всего через шесть месяцев.

– Они придерживались какого-то религиозного учения? В смысле, была ли у них какая-нибудь идея и проводились ли богослужения?

– Богослужений не проводили, а вот идея у них действительно была. Грозили вечными муками христианам, иудеям, буддистам, синтоистам – то есть, насколько я понял, всем, кто не с ними.

– Короче говоря, ничего оригинального. Кстати, мусульмане в этом перечне есть?

Данн взглянул на лист с отчетом.

– Как ни странно, нет. А что?

– Любопытно. Этот парень смог бы узнать кого-нибудь из них?

– Сильно сомневаюсь. Дело в том, что "дамасцы" ходили в плащах, масках и остроконечных ведьминских колпаках, как у куклуксклановцев, только черного цвета.

– Видимо, у них есть что-то общее. Насколько я помню, Ку-клукс-клан не проявляет особой любви к евреям, католикам и чернокожим. Больше они ничем не выделяются?

– Нет. Правда, мальчишка сказал нашему агенту, что среди них есть самый высокий человек, какого ему когда-либо приходилось видеть, настоящий гигант, ростом около двух метров, с грудью, как у ломовой лошади.

– Не заметил ли он чего-нибудь особенного в их речи?

– Судя по тому, что сообщает наш агент, этот парнишка – настоящий идиот.

– Но Карлтона идиотом не назовешь. Интересно, правда? А что слышно о Моро?

– Кое-что насчет его акцента. Мы получили ответы от этих, как их там, лингвистов со всего штата. Пришло уже тридцать восемь писем, и они все прибывают и прибывают. И каждый специалист обязательно ссылается на свою репутацию. Что самое главное, двадцать восемь из них решительно высказываются за то, что он родом из Юго-Восточной Азии.

– Вот как? И никто не может более точно указать место его рождения?

– Нет. Это самое большее, на что они способны.

– Но все равно интересно. А что слышно из Интерпола?

– Ничего.

– У вас есть сведения о городах, с которыми контактировали "дамасцы"?

Данн бросил взгляд на Лероя. Тот кивнул.

– Филиппин там случайно нет?

Лерой просмотрел список.

– Нет.

– Попробуйте обратиться в Манилу. Попросите их проверить район Котабато на Минданао.

– Это еще что такое?

– Минданао – большой южный остров в составе Филиппин. Котабато приморский город. Правда, Манила вряд ли интересуется тем, что происходит в Котабато, – дотуда почти девятьсот километров по прямой линии и почти полторы тысячи, если ехать по дорогам и на паромах. И все-таки попытайтесь.

– Хорошо. – Данн сделал паузу. – Вам известно что-то такое, о чем не знаем мы?

– Нет. Просто смутные догадки, основанные на абсурдной предпосылке, и мне не хотелось бы выставлять себя законченным дураком. Что насчет Левинтера?

– Только две вещи, причем одна из них необычайно странная. Если помните, в его записной книжке есть телефонные номера самых разных людей, с которыми он вряд ли стал бы поддерживать личные или профессиональные отношения вне зала суда. Инженеры, токари, бурильщики на нефтяных вышках. В общей сложности сорок четыре человека. Барроу по причинам, известным только ему самому, – он так же скрытен, как и вы, – поручил с каждым из них побеседовать агенту ФБР.

– Сорок четыре агента? Это очень много.

– В ФБР всего примерно восемь тысяч сотрудников, – терпеливо объяснил Данн. – Если Барроу решил подключить к какому-либо делу полпроцента своих сотрудников, это его право. Он может выделить и четыреста сорок человек, если захочет. Главное-то в том, что двадцать шесть из этих агентов сделали удивительное, я бы даже сказал, поразительное открытие: двадцать шесть человек из списка как в воду канули. И ни жены, ни дети, ни родственники, ни друзья исчезнувших понятия не имеют о том, где они могут быть. Никто из пропавших не собирался уезжать. Что вы на это скажете?

– Что ж, это тоже интересно.

– Все время только интересно да интересно! И это все, что вы можете сказать?

– Ну, как вы сами сказали, это чертовски странно.

– Послушайте, Райдер, если у вас есть какое-то предположение, если вы что-то утаиваете...

– То есть препятствую осуществлению правосудия?

– Вот именно.

– Знаете, Данн, мне казалось, я законченный дурак. Теперь я вижу, что вы тоже.

Наступило молчание, недолгое, но весьма неприятное.

– Ну ясное дело, я препятствую осуществлению правосудия. Сколько членов вашей семьи Моро держит в заложниках?

Вновь последовало молчание.

– Я собираюсь потолковать с нашим другом Левинтером. Точнее, он будет говорить со мной. Ясно как день, что именно он предоставил Моро этот список и что Моро либо купил этих людей, либо захватил силой. Ваши двадцать шесть агентов могли бы принести пользу, выяснив, нет ли у кого-то из этих двадцати шести людей преступного прошлого. Левинтер заговорит, как пить дать.

Холодную ярость, прозвучавшую в сдержанном голосе Райдера, почувствовали все присутствующие. Джефф облизал губы и посмотрел на отца таким он его еще не видел. Паркер уставился в потолок. Делаж и Лерой повернулись к Данну. Данн взглянул на свою руку, затем провел тыльной стороной ладони по лбу и произнес:

– Возможно, я был немного не в себе. Возможно, мы все тут немного не в себе. Впрочем, сейчас не время для извинений. В следующий раз вы обвините нас в том, что мы кучка никчемных трусов. Но, черт побери, сержант, никто не имеет права переступать рамки закона. Верно, у Левинтера был список, включавший двадцать шесть человек, которые исчезли. Но подобные списки могли быть и у многих других людей, причем по вполне безобидным причинам. Вы действуете на основе предположений, у вас нет никаких улик, ни прямых, ни косвенных, связывающих Левинтера и Моро.

– Мне не нужны улики.

Данн снова уставился на свою руку.

– Вы только что в присутствии троих представителей власти заявили о том, что собираетесь прибегнуть к насилию, чтобы заполучить необходимую вам информацию.

– Разве кто-нибудь упоминал о насилии? Все будет похоже на сердечный приступ. Кстати, вы говорили, что хотите сообщить мне две вещи о Левинтере. Какая вторая?

– Господи Иисусе! – Данн вытер рукой пот со лба. – Делаж, расскажите лучше вы. Мне необходимо подумать.

– Ладно. Э-э... – Делаж выглядел не лучше своего начальника. – Мисс Айвенхоу, если это ее настоящее имя... ну, секретарша Левинтера... она заговорила. В общем, связь с Женевой действительно имеется.

Все это сильно смахивает на научную фантастику, но если хотя бы половина из этого правда, то становится страшно. Наверное, это все-таки правда, если большинство стран мира – а точнее, тридцать самых главных сидят сейчас в Женеве на конференции по разоружению и обсуждают эту проблему.

– У меня все утро свободно, – заметил Райдер.

– Простите. В общем, дамочка заговорила, а поскольку в ее словах не было никакого смысла, мы связались с УЭИР, а те – с одним из помощников доктора Дюррера. Просмотрев запись разговора с мисс Айвенхоу, тот сразу понял, в чем дело. Он специалист по этому вопросу.

– Утро у меня свободно, однако день занят.

– Намекаете, что пора переходить к делу? Короче, он написал рапорт.

– Секретный?

– Нет. Немного формальный, но... В общем, вот он: "В течение длительного времени считалось, что любая ядерная война, даже в ограниченном масштабе, приведет к гибели миллионов людей. Примерно два года назад Агентство по контролю над вооружениями и разоружению пришло к выводу, что причиной миллионов смертей может стать не сама ядерная война, а другой фактор. В результате большого количества ядерных взрывов, исчисляемого в мегатоннах, может начать разрушаться озоновый слой, защищающий Землю от смертельного ультрафиолетового излучения Солнца. Большинство людей полагают, что озон – это то, чем они дышат на морском берегу. Озон – это аллотропное состояние кислорода, молекула которого состоит из трех атомов вместо двух. Озон может ощущаться на морском побережье вследствие электролиза воды, а также после грозы в результате электрических разрядов в атмосфере. Но в своем естественном состоянии этот газ существует почти исключительно в нижних слоях стратосферы, на высоте от пятнадцати до пятидесяти километров. Интенсивное тепло, выделяющееся в результате ядерного взрыва, приводит к соединению в атмосфере молекул кислорода и азота. Атомное облако выбрасывает эти окислы азота вверх. Они реагируют с озоновым слоем, и в результате хорошо известной химической реакции трехатомные молекулы озона превращаются в двухатомные, то есть в обычный кислород, который абсолютно не защищает от ультрафиолетового излучения. В озоновом слое образуется дыра, через которую прямые солнечные лучи достигают поверхности Земли. Два эффекта остаются невыясненными. Во-первых..."

Зазвонил телефон, и Делаж прервал чтение. Лерой снял трубку, молча выслушал, поблагодарил звонившего и положил трубку на место.

– Не понимаю, зачем я его поблагодарил. Звонили с местной телестанции. Похоже, Моро кует железо, пока горячо. Собирается сделать новое заявление в одиннадцать часов, то есть через восемь минут. Оно будет передаваться всеми теле– и радиостанциями штата. Не удивлюсь, если и в других штатах тоже.

– Что ж тут удивительного? – произнес Данн. – Это утро все хорошо запомнят. Интересно, почему сперва не согласовали с ФБР? Разве нам не должны сообщать?

Райдер хмыкнул:

– Вы их упрекаете? И это после того, что сделало ФБР, чтобы остановить сегодняшний атомный взрыв в Неваде? Теперь это вопрос общенационального значения, а не только ФБР. С каких это пор вы заимели право объявлять военное положение? Наверное, не только телевизионщики, но и все жители этой страны считают, что ФБР может идти куда подальше. – Он перевел взгляд на Делажа. – Итак, что там насчет первого "невыясненного эффекта"?