Текст книги "48 часов"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Низко пригнувшись, я вышел на правое крыло мостика, где наконец смог выпрямиться. Я вынужден был рисковать. Теперь или никогда, поскольку команда уже начала прочесывать судно. Я медленно опустил ящик, привязанный к канату, за борт и стал ритмично раскачивать его вдоль корпуса «Нантсвилла», как это делают моряки, готовясь бросить зонд.

Ящик с ракетами весил около двадцати килограммов, но я не чувствовал его веса. Дуга маятника быстро достигла 45 градусов – практически максимум, на который я мог рассчитывать, если принять во внимание, что отпущенное мне время могло кончиться в любую минуту. Я ощущал – себя, как канатоходец без страховки под дюжиной юпитеров. Когда ящик, описав очередную дугу, достиг наивысшей точки, я выпустил канат и зарылся в сложенный на палубе брезент. Укрываясь, я внезапно вспомнил, что не сделал отверстий в ящике, и теперь мог только ломать себе голову – затонет он или нет. Впрочем, раздумывать об этом было уже поздно, я и так прекрасно представлял, что будет со мной, если он останется на поверхности. На верхней палубе, где-то в семи – десяти метрах от мостика, раздался крик. Я уже подумал, что меня обнаружили, однако через секунду раздался великолепный всплеск, и голос Жака тут же прокомментировал это событие:

– Он прыгнул за борт! Правый борт, за мостиком! Прожектор! Быстро!

Должно быть, отправившись, как ему и было приказано, на корму, он увидел дугообразное падение в воду темного предмета и сделал из этого единственно возможный вывод. Жак был опасным и к тому же быстро соображающим противником: буквально за три секунды он умудрился передать своим дружкам всю необходимую информацию и отдать чёткие распоряжения. Прочесывавшие палубу ребята помчались на мостик, проскочив буквально подо мной.

– Ты его видишь с мостика, Жак?

Имри явно спешил, но голос его звучал спокойно.

– Пока нет, сэр.

– Ничего, сейчас вынырнет. – Я бы предпочел, чтобы он не был так чертовски самоуверен. – После такого прыжка ему долго под водой не продержаться. Крамер, бери двоих – и в лодку! Ищите его около «Нантсвилла». Генри, приготовь ящик с гранатами! Карло, быстро на мостик! Включай правый прожектор.

О лодке я как-то не подумал, но еще хуже были гранаты. Я содрогнулся. Для меня не было секретом, как действует на человеческое тело даже небольшой подводный взрыв: он раз в двадцать эффективнее такого же взрыва на поверхности земли, а мне необходимо было немедленно прыгать в воду. С прожектором было легче – я уже держал в руках кабель от него. Но когда я уже собрался его перерезать, мысль о гранатах остановила меня. С тем же успехом я мог встать во весь рост и крикнуть: «Я здесь, хватайте меня!» Даже если бы я успел после этого дать по башке поднимающемуся ко мне Карло, это ничего бы не дало. Таких ребят два раза вокруг пальца не обведешь. Не тот случай. Ковыляя как можно быстрей, я прошел через рулевую рубку на левое крыло мостика, соскользнул по трапу и, хромая, побежал на нос. Там никого не было.

Я услышал чей-то крик, а минутой позже раздалась автоматная очередь. Это наверняка был Жак со своим стволом. Чего он там увидел? Может, всплыл ящик, и он принял его за меня? Не похоже, на ящик он не стал бы тратить патроны. Как бы там ни было, меня это весьма устраивало, поскольку, пока они уверены, что я, продырявленный, как швейцарский сыр, иду на дно, они не станут искать меня в другом месте.

«Нантсвилл» стоял на левом якоре. Спустившись по канату за борт, я уперся ногами в клюз и соскользнул на якорную цепь. Страшно жалко, что в эту минуту арбитры международных легкоатлетических соревнований не включили свои секундомеры. Я совершенно убежден, что побил все возможные мировые рекорды в спуске по якорной цепи.

Бода была холодная, но костюм аквалангиста надежно защищал меня. Море слегка волновалось, и чувствовались сильные толчки прибоя, но меня это как раз устраивало. Я плыл вдоль левого борта, почти все время оставаясь под водой, благодаря чему ничего не видел, но и сам оставался вне поля чьего бы то ни было зрения.

Свой акваланг и ласты я нашел там, где их и оставил, – привязанными к лопасти руля. Надеть на себя акваланг, когда море неспокойно, да еще во время прибоя, не такое уж простое дело, но мысль о Крамере и его гранатах придавала мне ловкости. Спешить надо было еще и потому, что впереди меня ждали долгий путь и масса дел.

Шум моторной лодки, кружащей со стороны правого борта «Нантсвилла», то отдалялся, то приближался, но, к счастью для меня, не ближе чем на тридцать метров. Выстрелов я тоже больше не слышал. Было похоже, что Имри отказался от мысли применять гранаты. Поправив грузила у пояса, я погрузился в темную, но такую безопасную глубь моря. Оставалось только определить направление по светящемуся компасу и можно было спокойно плыть вперед. Уже через пять минут я выплыл на поверхность и вскоре оказался на скалистом островке, где, направляясь на «Нантсвилл», спрятал надувную лодку. Отсюда «Нантсвилл» был как на ладони. Он буквально тонул в резком свете; его прожекторы обшаривали поверхность моря, а моторка по-прежнему кружила рядом. Потом я услышал скрежет якорной цепи – они поднимали якорь. Я спустил надувную лодку на воду и достал два коротких весла. Стараясь действовать совершенно бесшумно, я поплыл на юго-запад. Моя лодка пока еще оставалась в зоне действия корабельных прожекторов, но разглядеть черную фигуру в черной лодке на фоне черной воды – это было маловероятно.

Проплыв около мили, я убрал весла и включил мотор. А если точнее, попытался это сделать. Моторы моих лодок всегда работали великолепно, за исключением тех случаев, когда их хозяин оказывался насквозь промокшим, замерзшим и лишенным сил. Они всегда отказывали, когда я особенно нуждался в них. Пришлось снова браться за весла. Это была тяжкая работа. Не могу сказать, что это продолжалось вечность, но месяц – наверняка.

Без десяти три утра я нашел наконец свой катер, свой «Файркрэст».

Вторник: от 3 ч, утра – до рассвета

– Калверт? – голос Ханслета был почти не слышен.

– Я.

Черная фигура Ханслета была едва различима на черном фоне ночи. Черные тучи, плывущие с юго-запада, покрыли все небо, заслоняя звезды. Первые крупные капли дождя начали вспучиваться на поверхности моря.

– Помогите поднять лодку на борт.

– Как там дела?

– Поздней. Прежде всего лодка…

Держа в руке канат от лодки, я поднялся на палубу. Нельзя сказать, что это оказалось легким делом. Одеревеневший от холода, с резкой болью во всех мышцах и совсем онемевшей ногой, я был не слишком бравым парнем.

– Нам надо спешить. Не исключено, что вскоре нам могут нанести визит.

– Так вот оно что… – задумчиво пробормотал Ханслет. – Дядюшка Артур будет восхищен.

Я ничего не ответил на это. Наш шеф, контр-адмирал сэр Артур Арнфорд-Джессон, командор Ордена Бани и обладатель целой коллекции других наград, наверняка не будет в восторге.

Мы втянули лодку на палубу, выпустили из нее воздух, отцепили мотор и отнесли все это на переднюю палубу.

– Найдите два водонепроницаемых мешка и поднимите якорь, – приказал я. – Только тихо. Лучше всего перед поднятием якоря подложить под цепь кусок брезента.

– Отплываем?

– Рассуждая здраво, именно так мы и должны были бы поступить. Но мы остаемся. Просто нужно поднять якорь. Пусть висит у борта.

Когда Ханслет вернулся с мешками, лодка была уже в брезентовом чехле. Я стащил с себя акваланг и упаковал его в один из мешков вместе с резиновым комбинезоном, грузилами, водонепроницаемыми часами и компасом, служащим также измерителем глубины. В другой мешок я сунул подвесной мотор, подавив в себе горячей желание выбросить эту проклятую штуку за борт. Какой-нибудь мотор, конечно, должен находиться на судне, но у нас был еще один – на деревянной спасательной лодке.

Ханслет же включил электролебедку, и цепь начала медленно и ровно подниматься. Операции такого рода обычно сопровождаются большим шумом. Прежде всего скрежещет цепь якоря, проходя сквозь отверстие клюза, кроме того, стучит стопор зубчатой передачи и погромыхивают звенья цени, наматываясь на барабан. Что касается первого источника шума, то тут мало что можно было сделать, но, сняв стопор и намотав на барабан брезент, можно было по крайней мере приглушить остальные звуки. Звук разносится по воде очень далеко, а ближайшие суда стояли на якорях на расстоянии едва ли двухсот метров от нас. Мы, естественно, не искали общества других судов в порту, а расстояние в те же двести метров от Торбэя было для нас не слишком безопасной дистанцией. Но что поделаешь, если дальше дно моря резко опускалось, а наша якорная цепь имела всего сто двадцать метров длины.

Я услышал, как Ханслет нажал ногой на педаль, выключая лебедку.

– Якорь поднят.

– Установите на минутку стопор, а то, если барабан начнет раскручиваться, мне отрежет руки.

Я подтянул оба мешка на нос, связал их канатом и, перегнувшись через борт, привязал другой конец каната к якорной цепи. Переброшенные за борт мешки свободно повисли на цепи.

– А теперь опустим цепь вручную, – сказал я. – Только тихо.

Опустить вручную около восьмидесяти метров якорной цепи, видит Бог, тяжкое дело в любой ситуации. Но в этот раз для моих несчастных рук и позвоночника, да еще при полной общей вымотанности, это было почти непосильным занятием. Все больше болела нога, едва двигалась шея, отказывали одеревеневшие от холода мышцы. Вообще существует множество способов вернуть себе нормальную кондицию, но гимнастические упражнения в нижнем белье, под дождем, ветреной осенней шотландской ночью к ним явно не принадлежат.

Когда этот ад наконец кончился, мы спустились в кабину. Если теперь кто-нибудь захочет выяснить, что прикреплено у нас к якорной цепи на глубине сорока метров от поверхности моря, ему придется сначала отыскать стальной скафандр.

Ханслет закрыл двери каюты и задернул иллюминаторы тяжелыми бархатными шторами. Только после этого он включил небольшую настольную лампу, дававшую немного света, по крайней мере не столько, чтобы его можно было заметить снаружи. Нам не стоило демонстрировать, что мы бодрствуем в такое время.

У Ханслета было смуглое, узкое, всегда мрачное лицо с крупным подбородком и густыми бровями. Сейчас оно ничего не выражало и было абсолютно невозмутимо.

– Вам придется купить себе новую рубашку, – сказал он. – У этой слишком тесный воротничок – оставляет следы.

Я перестал вытираться и глянул в зеркало. Даже в этом полумраке моя шея представляла собой печальное зрелище – опухшая, сизая, с четырьмя отвратительными, почти черными синяками в тех местах, где пальцы душителя особенно глубоко впились в мою плоть. Голубой, зеленый, фиолетовый… Великолепная палитра! Похоже, не скоро это все может пройти.

– Он напал сзади, – объяснил я. – Надо же ему растрачивать силы на уголовщину, когда, захоти он только, у него не было бы конкурентов среди штангистов ни на каких олимпийских играх! Кроме того, у него слишком тяжелые сапоги.

Я повернул к свету правую ногу. Синяк был покрупнее кулака, и если в нем и отсутствовал хоть один из цветов спектра, то было непросто сразу сориентироваться, какой именно. Посередине этого многоцветного излишества красовалась большая кровоточащая рана, к которой Ханслет приглядывался с большим интересом.

– Если бы не резиновый комбинезон, вы бы уже потеряли всю кровь до последней капли. Будет лучше, если я сделаю вам перевязку.

– Не нужны мне никакие перевязки! Предпочитаю большую порцию виски. А впрочем, вы правы. Лучше остановить кровотечение. Наши гости, наверное, страшно удивились бы, если бы им пришлось бродить тут по щиколотку в крови.

– А вы уверены, что они придут?

– О! Приближаясь к катеру, я был почти уверен, что они уже на борту. Я не знаю, кто эти люди там, на «Нантсвилле», но уж точно – не дураки. Они уже наверняка поняли, что я мог добраться до них только на надувной лодке, и наверняка не приняли меня за излишне любопытного местного жителя. Прежде всего потому, что прогулки по палубам стоящих на якорях кораблей не входят в разряд развлечений местных парней. А кроме того, окрестные жители даже в белый день не рискуют выбираться в сторону «Глотки мертвеца», как они это называют, что уж говорить про ночь! Морские карты и навигационные инструкции указывают, что это место крайне редко посещаемо. Впрочем, житель Торбэя никогда не поднялся бы на палубу таким способом, каким это сделал я, никогда не стал бы вести себя там так, как я, и не покинул бы судно таким способом, как я. А если честно, он вообще не покинул бы его. Разве что мертвый.

– Не сомневаюсь. И что из этого следует?

– Следует из этого, что мы не туземцы. Мы сюда приехали. При этом мы не остановились ни в отеле, ни в каком-нибудь пансионате – в такой дыре, как этот Торбэй, слишком легко проследить за каждым. Вывод простой: мы живем на судне. Где оно может быть? На севере от Лох Хаурона? Вряд ли. При ветре в шесть-семь баллов нужно быть сумасшедшим, чтобы находиться там. А значит, судно находится на южном направлении, где-то в канале. Это единственное неглубокое и хорошо защищенное от ветра место на протяжении ближайших шестидесяти километров. В устье канала – порт Торбэй, а «Нантсвилл» стоит в каких-нибудь восьми километрах от него, у входа в Лох Хаурон. Ну, и где бы вы стали искать меня?

– На судне, стоящем в Торбэе. Какое оружие вам дать?

– Никакого. У вас его тоже не будет. Такие люди, как мы, не могут быть вооружены.

– Верно. Биологи не носят в карманах револьверов. Сотрудники Министерства сельского хозяйства и рыбоводства тоже. Чиновники вообще вне подозрений. Значит, будем валять дурака… Впрочем, шеф вы.

– Я бы предпочел не слышать ничего о своем «шефстве». Готов биться об заклад на любую сумму, что перестану быть шефом в ту минуту, когда закончу свой рассказ обо всем, что произошло, дядюшке Артуру.

– Можете не тратить слов, – Ханслет закончил перевязывать мне ногу. – Ну и как?

Я попробовал сделать несколько шагов.

– Получше. Благодарю, но будет еще лучше, если вы откроете наконец эту бутылку. И пожалуйста, наденьте пижаму или что-нибудь в этом роде. Люди, полностью одетые посреди ночи, способны излишне поразить воображение своих визитеров.

Я изо всех сил тер свою бедную голову полотенцем. Один-единственный мокрый волос на моей голове тоже мог произвести крайне нежелательное впечатление на ожидаемых гостей.

Ханслет налил мне изрядную порцию виски, себе гораздо более скромную и разбавил все это водой. Виски славно пошло, как и всегда, когда его пьешь после длительного нахождения в воде и изнурительной работы веслами, особенно если одновременно ты каждую минуту прощался при этом с жизнью.

– Туда я проник без какого-либо труда, – начал я. – Укрылся за мысом Каррар, дождался ночи и на веслах дошел до островка Богх Нуд. Там я оставил лодку. До корабля я доплыл под водой. Это был «Нантсвилл». Ну естественно, у него было изменено название, и он шел под другим флагом. Но хотя с него сняли одну мачту и перекрасили из белого в черный, я сразу узнал его. Еще немного, и я бы до него вообще не добрался. Пришлось плыть против этого чертова течения. Мне это стоило полчаса каторжного труда. Даже вообразить себе не могу, как это можно было бы сделать во время прилива или отлива.

– Говорят, что это самое скверное место на всем западном побережье. И вообще у шотландских берегов.

– Я бы предпочел, чтобы мне не представилось возможности сравнивать… Минут десять мне пришлось отдыхать, держась за руль, чтобы отдышаться и набраться сил. Только после этого я смог подняться на борт по канату.

– Вы чертовски рисковали.

– Не так уж сильно. Было темно – хоть глаз выколи. А кроме того, я действовал аккуратно, принимая все возможные меры предосторожности, не совершая главной ошибки многих умных людей, которым часто сдается, что они имеют дело с идиотами. Подтянувшись на канате, я заметил две или три фигуры на корме, а вообще там на борту всего человек семь-восемь. Никого из прежней команды я там не увидел.

– И никаких следов?

– Никаких. Не знаю, живы они или уже мертвы… Счастье перестало мне сопутствовать, как только я оказался на судне. Пока я шел к мостику, мимо меня, буквально в двух шагах, кто-то прошел. Я как можно небрежнее махнул рукой и что-то невнятно буркнул. Тот ответил, правда, не знаю что. Я пошел за ним и услышал, как он, спеша, докладывал по телефону, что только что видел какого-то типа из прежней команды, который, похоже, пытается смыться. К сожалению, я не мог заставить его замолчать, поскольку, разговаривая, он не спускал глаз с двери, а в руке у него был пистолет. С этого момента мне следовало спешить, и я бегом отправился на мостик.

– На мостик?! Зная, что вас уже обнаружили?! Калверт, вам следует обратиться к психиатру.

Дядюшка Артур не будет столь деликатен, как вы. Что поделаешь, у меня не было выбора. Кроме того, я был уверен, что эти типы не будут слишком стараться: раз они приняли меня за беглеца из прежней команды «Нантсвилла», значит, считают деморализованным и неопасным. Вот если бы кто-то увидел меня в мокром комбинезоне аквалангиста, тогда, конечно, он бы мгновенно превратил меня в решето. Но это уже неважно. По дороге я встретил еще одного, но он, к счастью, не обратил на меня внимания. Видимо, покинул мостик до объявления тревоги. Я пробрался на переднюю палубу и укрылся за лебедкой. Минут десять продолжался большой переполох, мостик осветили мощными прожекторами. Наконец они отправились на корму, видимо, полагая, что я туда вернулся. Прекрасно! Я проверил все офицерские каюты возле мостика. Они были пусты. В одной из них, похоже, каюте механика, все было перевернуто вверх дном, а на ковре виднелось пятно засохшей крови. В соседней, капитанской, каюте койка была буквально пропитана кровью.

Их же предупреждали, чтобы они не оказывали сопротивления.

Да, знаю. А потом я нашел Бейкера и Дельмонта.

– О! Так, значит, вы их нашли?

Ханслет не отрывал глаз от пустого стакана. Его угрюмое лицо ничего не выражало. Я бы многое дал, чтобы отгадать его мысли.

– Судя по всему, Дельмонт в последнюю минуту пытался подать сигнал тревоги. Ему было сказано, чтобы он этого не делал, разве только в случае чего-либо чрезвычайного. Значит, он был обнаружен. Его убили сзади – вбили в спину стамеску и затащили в каюту радиста, находящуюся за радиорубкой. Бейкер, видимо, пришел туда позже, в офицерской форме… Последняя отчаянная попытка… Он держал в руках кольт, но смотрел и делился не в ту сторону. В его спине торчала точно такая же стамеска.

Ханслет налил себе еще виски, в этот раз гораздо больше. Для него это был редкий случай. Одним глотком выпив полстакана, он спросил:

– Как я полагаю, на корму ушли не все? Похоже, они оставили делегацию, для того чтобы достойно встретить вас.

– Да, это весьма ловкие люди… Очень ловкие и опасные. Сдается мне, классом повыше нас. По крайней мере, меня. Приветственная делегация состояла всего из одного человека. Зато такого, что второй был бы абсолютно лишним. Я уверен, что это он убил Бейкера и Дельмонта. И так же твердо знаю, что второй раз мне от него тоже не уйти.

– И все-таки в этот раз ушли. Значит, счастье пока не покинуло вас.

Увы, оно покинуло Бейкера и Дельмонта, и я знал, что Ханслет винит в этом меня, так же, как позже это сделает Лондон. Я тоже винил себя. Впрочем, мне не на кого было переложить ответственность.

– Дядюшка Артур… – начал Ханслет. – Вы не думаете, что…

– К чертям дядюшку Артура! Плевать я на него хотел! Вам не приходит в голову подумать; что я сейчас ощущаю?!

Меня охватила такая злость, что на лице Ханслета, впервые на моей памяти, что-то такое отразилось. Однако в этом не было и тени сочувствия.

– Вернемся к «Нантсвиллу», – сказал он. – Теперь, когда судно опознано и мы знаем его новое название и флаг… А кстати, какие?

– «Альта Фиорд», под норвежским флагом. Однако это не имеет особого значения.

– И все-таки мы должны послать дядюшке Артуру радиограмму и…

– И наши гости застанут нас в машинном отделении с наушниками на головах… Вы с ума сошли?

– Вы так уверены, что они придут?

– Да, уверен. И вы тоже прекрасно знаете, что придут. Вы же сами об этом сказали.

– Я сказал, что, если придут…

– Если придут… Если придут… Боже мой, они же не знают, как долго я находился на их судне. Я мог провести там много часов. За это время я мог узнать их фамилии и запомнить лица. На самом деле я не узнаю ни одного из них, а их фамилии и имена, скорее всего, ничего не значат. Но они-то этого не понимают. Они вполне могут вообразить, что в эту минуту я держу в руках микрофон и передаю их данные Интерполу. А вероятность того, что по крайней мере некоторые из них уже увековечены в картотеках, очень велика. Это вам не мелкая рыбешка. Слишком высокий класс. Хотя бы часть из них, несомненно, хорошо известна в Интерполе.

– В таком случае они совершили ошибку. Сообщение уже могло быть передано.

– Никаких ошибок! Они ликвидируют единственного человека, который может против них свидетельствовать, и нагонят время.

– В таком случае я иду за револьверами.

– Исключено.

– Но тогда, Бога ради, бежим!

– Нет.

– Вы понимаете, что я требую этого?

– Да.

– Бейкер и Дельмонт… Вспомните о них.

– Ни о ком другом я и не думаю. А если вы желаете смыться – прошу!

Он осторожно поставил стакан на столик. Этой ночью Ханслета было не узнать: он проявлял свои чувства. Второй раз в течение, десяти минут! Вид у него был не слишком бодрый. Потом он снова взял стакан и улыбнулся.

– Калверт, вы просто не понимаете, что говорите, – тон у него был вполне дружелюбный. – Ваша шея и затылок… Впрочем, так оно, наверное, и бывает, когда человека душат и его мозг достаточно долго не получает кислорода. Кто вас защитит, если ваши приятели явятся сюда по вашу душу? Сами вы не в состоянии драться даже с игрушечным медвежонком.

– Простите меня, – сказал я искренне.

Я работал с ним, наверное, десяток раз на протяжении последних десяти лет и должен был знать, что единственное, чего он не в состоянии сделать, – это бросить товарища в трудную минуту.

– Что вы говорили о дядюшке Артуре? – спросил я. Теперь, когда мы знаем, где находится «Нантсвилл», дядюшка мог бы распорядиться выслать сюда какой-нибудь военный корабль, чтобы следить за ним с помощью радара…

– Мы знаем только, где он находился, когда я его покидал. Они подняли якорь, когда я отплывал. К. рассвету корабль может оказаться в ста морских милях от известного мне места, причем в любую сторону от него.

– Значит, мы вынудили их бежать? Дядюшка Артур будет в восторге, – он тяжело опустился в кресло, потом глянул на меня. – Но нам известен его новый облик, ею название и флаг.

– Я уже говорил, что это не имеет никакого значения. Завтра он будет выглядеть иначе. И называться тоже. Станет какой-нибудь «Хокомарой» из Иокогамы и будет идти под японским флагом, перекрашенный в зеленый цвет и с другой мачтой.

– А воздушная разведка? Мы бы могли…

– Пока мы ее организуем, пройдет столько времени, что летчикам придется обследовать уже двадцать тысяч квадратных миль морской поверхности. Вы слышали последнюю метеосводку? Низкие тучи, мгла. Самолеты придется вести на небольшой высоте, что снизит коэффициент их полезного действия процентов на девяносто. Во время дождя, при плохой видимости, у них не будет даже одного шанса из тысячи различить судно. Впрочем, если бы им даже это удалось, какой смысл? Самое большее, пилот мог бы помахать им крыльями.

– В нашем распоряжении целый флот. Пилот сможет немедленно вызвать военные корабли.

– Какой флот? Средиземноморский? Или дальневосточный? В этих водах нет ни одного военного корабля. Пока сюда доберется какой-нибудь корабль, «Нантсвилл» смоется в неизвестном направлении. Но представим себе даже, что они догнали бы «Нантсвилл». И что дальше? Затопить его с помощью орудий, зная, что в трюмах, скорее всего, заперто двадцать пять членов прежнего экипажа?

– А группа захвата?

– Имри будет ждать их с автоматами, направленными в заложников из команды судна. В такой ситуации он даже может позволить себе вежливо и мирно поинтересоваться, что ребята из группы захвата собираются делать.

– Ладно, я лучше пойду надеть пижаму, – устало и безнадежно сказал он, но у порога обернулся. – Но если «Нантсвилл» смылся, эти парни смылись на нем. Так что, возможно, нам не следует ожидать гостей. Вы об этом не подумали?

– Нет.

– По сути дела, я тоже не верю в это.

Они заявились в двадцать минут пятого. Все было обставлено совершенно легально, официально и спокойно. Они пробыли у нас сорок минут, и, даже когда они отплыли, я не был уверен, те ли это люди, которых мы ждали.

Ханслет вошел в мою каюту на носу катера, зажег свет и потряс меня за плечо.

– Проснитесь, сэр, – громко сказал он.

Я не спал, но, конечно, разыграл маленькую комедию. Прежде чем открыть глаза, я долго зевал и постанывал. Но в каюте оказался один Ханслет.

– В чем дело? Что происходит?.. О, Господи! Сейчас ведь четыре утра.

Сам ничего не понимаю, – раздраженно ответил Ханслет. – На борту полиция. Они хотят видеть вас по важному делу.

Полиция?! Вы действительно сказали «полиция»?

– Так точно, сэр. Придется вам встать. Они ждут вас.

– Полиция у нас на борту? Я бы хотел…

– Бога ради, сэр! Вставайте. Извините, но сколько последних рюмочек вы выпили, ложась спать? Их четверо: двое полицейских и двое таможенников. Утверждают, что дело очень срочное.

– Надеюсь, что действительно срочное. Посреди ночи! За кого они нас принимают? За почтовых грабителей? Вы сказали им, кто мы? Ладно, ладно, уже иду.

Ханслет вышел. Через тридцать секунд я уже стоял рядом с ним в салоне. Кроме нас там находилось действительно двое полицейских и двое таможенников. Старший из полицейских встал. Это был высокий, крепко сбитый сержант лет пятидесяти. Он холодно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на пустую бутылку из-под виски, с отвращением глянул на грязные стаканы и снова уставился на меня. Он явно не любил богатых мореплавателей, этих благополучных паразитов, которые слишком много пьют вечером, а утром вылезают из своих кают с красными опухшими глазами и спутанными волосами. Просто не выносил богатых, изнеженных яхтсменов в красных шелковых халатах, разрисованных китайскими драконами, этих туристов с шейными платками из самых дорогих магазинов Лондона. Честно говоря, я тоже терпеть не могу таких людей и не выношу шелковые шейные платки, но, черт побери, должен был я чем-то прикрыть свои синяки!

– Вы владелец этого судна, сэр? – спросил меня сержант.

Он говорил вежливо, с прелестным шотландским акцентом, но слово «сэр» явно потребовало от него усилии.

– Если я узнаю, какого черта вы тут делаете, может, и отвечу, – заговорил я на повышенных тонах. А может, нет. Частное судно, сержант, это то нее самое, что и частный дом. Вы вообще не имеете права подниматься на борт, не имея санкции прокурора! Или вам неизвестны законы?

– Ему известны законы, – мягко вмешался один из таможенников, маленький человечек, уже в четыре утра гладко выбритый. – Будьте благоразумны. Сержант не имеет никакого отношения к. этому делу. Это мы вытянули его из постели три часа назад. Он просто оказал нам услугу.

Я проигнорировал его и продолжал обращаться только к сержанту:

– Сейчас глубокая ночь. Что бы вы сказали, если бы четверо неизвестных явились в ваш дом в такую пору?

Я знал, что рискую, так разговаривая с ним, но именно это мне и было нужно. Если они те, кого я опасался, а я – тот, за кого они меня в таком случае принимают, – вот тогда я бы не мог отважиться так разговаривать с ними. А ни в чем не повинный человек просто не мог не нервничать в такой ситуации.

– У вас есть какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность?

– Я не должен удостоверять свою личность! Я сержант Макдональд, начальник полицейского участка Торбэя вот уже восемь лет. Можете спросить любого в Торбэе – меня там все знают.

Если он действительно был тем, за кого себя выдавал, то не следовало удивляться его реакции. Скорее всего, еще никто никогда не просил его удостоверить свою личность.

– А это рядовой Макдональд, – кивнул он в сторону своего коллеги.

– Ваш сын? – спросил я, заметив сходство. – Это прекрасно – идти по стопам отца.

Я еще не был уверен, что он действительно полицейский из Торбэя, но напряжение уже пора было несколько разрядить.

– Все ясно, господа сопровождают таможенников, а таможенники не нуждаются в санкциях прокурора. Таможенные правила мне известны. Полиции тоже очень бы хотелось иметь такие права, которыми располагаете вы, обратился я теперь к таможенникам. – Заходить куда угодно, осматривать что угодно – и при этом никаких дурацких разрешений!

– Вы правы, сэр, – ответил младший таможенник, блондин среднего роста, слегка полноватый и говорящий с акцентом, свойственным жителям Белфаста. Так же как. и его товарищ, он был одет в голубой, форменный плащ, на нем были коричневые перчатки, фуражка с козырьком и форменные брюки с безукоризненной стрелкой. – Однако мы никогда так не поступаем. Мы предпочитаем сотрудничество и потому сначала задаем вопросы.

– Короче говоря, вы хотите обыскать судно. Я не ошибаюсь?

– Нет, сэр.

По по какой причине? – в моем голосе звучало изумление, я ведь не мог знать, что они собираются искать. – Если мы выбираем сотрудничество, я, наверное, могу получить какие-нибудь разъяснения?

– Несомненно, – вежливо ответил старший таможенник. Прошлой ночью был украден грузовик с товаром на сумму более двенадцати тысяч фунтов. Это было в вечерних известиях. По имеющейся у нас информации украденное было доставлено на небольшое судно. Мы полагаем, что оно направилось куда-то на север.

– Почему вы так думаете?

Простите, сэр, но я не могу ответить вам на этот вопрос. Мы уже проверили три порта и двенадцать судов, три из них в заливе Торбэй. Мы работаем уже более пятнадцати часов, – голос его звучал крайне дружелюбно. Мы вовсе вас, сэр, не подозреваем. Мы просто исполняем свою работу.

– Вы что ж, проверяете все суда, плывущие с юга? – спросил я. – А также те, которые, по вашему разумению Могут плыть оттуда? А вы не подумали, господа, что судно с краденым товаром на борту не рискнуло бы идти через канал Кринан? Ведь те, кто входят в него, автоматически попадают в пробку часа на четыре. Судно, которое вы ищете, скорее всего, должно было обогнуть мыс Кинтайр. Мы здесь уже со вчерашнего дня. Пришли пополудни. Только очень быстрый катер сумел бы добраться сюда за такое короткое время.

– Но у вас, сэр, как раз очень быстрый катер, – заметил сержант.