Текст книги "Введение в христианское богословие"

Автор книги: Алистер МакГрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 43 страниц)

Всемогущество Божье

Никео – Цареградский символ веры начинается уверенными словами «Верую в Бога, Отца всемогущего…» Вера во «всемогущего» Бога, таким образом, представляет собой существенный элемент традиционной христианской веры. Что же означает «всемогущество» Божье? С точки зрения здравого смысла, можно определить всемогущество следующим образом: если Бог всемогущ, то Он может сделать все, что угодно. Конечно же, Бог не может создать квадратный круг или круглый треугольник; это было бы логическим противоречием. Однако, идея о божественном всемогуществе, похоже, подразумевает, что Бог может сделать все, что не влечет очевидное противоречие.

Более коварной проблемой становится следующий вопрос: "Может ли Бог создать камень, который нельзя поднять?". Если Бог не может создать такой камень, то идея о божественном всемогуществе представляется опровергнутой. Однако, если Бог может создать такой камень, тогда Он не может сделать другое – а именно, поднять этот камень. В обоих случаях следует, что Бог не всемогущ.

Такие логические изыскания представляют некоторую ценность, поскольку они проливают свет на трудности, с которыми сопряжены попытки описания Бога. Одним из важных правил христианского богословия является четкое определение значения терминов. Слова с одним значением в светском контексте, часто могут иметь другое, более тонкое и имеющее нюансы богословское значение. Как мы увидим ниже, отличным примером этого правила служит термин "всемогущество".

Определение «всемогущества»

Исследуем определение "всемогущества", рассмотрев некоторые доводы, приведенные К. С. Льюисом в его знаменитой книге "Проблема боли". Льюис начинает с постановки проблемы, которую он формулирует следующим образом: "Если Бог благ, то Он хочет сделать Свои творения совершенно счастливыми, а если Бог всемогущ, то Он может сделать то, что Он хочет. Однако, Его творения несчастливы. Поэтому, Бог не достаточно благ и/или недостаточно могуществен. В этом заключается проблема боли в простейшей ее форме".

Что же имеется в виду под словами, что Бог всемогущ? Льюис утверждает, что это не означает, будто Бог может делать все. После того, как Бог решает сделать что‑либо определенное, или повести себя определенным образом, другие возможности исключаются. "Если вы сказали: "Бог может дать Своим творениям свободную волю и в то же время ее удержать", то вы ничего не сказали о Боге: бессмысленные сочетания слов не станут осмысленными только потому, что вы присоедините к ним 2 других слова: "Бог может". Остается истиной, что для Бога возможно любое дело: внутренняя невозможность не есть дело, а нечто не существующее реально".

Следовательно, Бог не может сделать то, что невозможно логически. Однако, Люис идет дальше: Бог не может сделать ничего, что не соответствует Его природе. Не просто логика, утверждает он, но сама природа Бога не дает ему делать определенные вещи.

Этот вопрос убедительно изложен Ансельмом Кентерберийским в его работе "Proslogion", когда он рассуждает о природе Бога. "Как можно быть всемогущим и в то же время не иметь возможности делать все? Но как можно делать все и в то же время не быть испорченным, не лгать, не делать истинное ложным?… Или способность делать это служит выражением не силы, а бессилия".

Иными словами говоря, некоторые качества могут быть истолкованы как результат отсутствия силы, а не ее наличия. Рассмотрим, например, вопрос: "Может ли Бог согрешить? Христианское богословие склонно игнорировать этот вопрос как абсурдный. Характерным можно считать ответ Фомы Аквинского: "Грех означает отсутствие действий. Поэтому, способность согрешить означает неспособность предпринять какие‑то действия, что несовместимо со всемогуществом. Бог не может согрешить именно потому, что Он всемогущ".

В этой связи, однако, следует упомянуть еще об одном сложном вопросе, который подвергся исследованию таких авторов, как Вильям Оккам. Он касается "двух сил Божьих".

Две силы Божьи

Как может Бог действовать абсолютно надежно, не будучи подвержен внешней силе, которая заставляет Его действовать определенным образом? Этот вопрос вызвал жаркие споры в Париже в XIII в. в связи с определенной формой детерминизма, связанной со взглядами Аверроэса. С точки зрения Аверроэса, надежность Бога основана на внешнем воздействии. Бог вынужден действовать определенным образом и, поэтому, действует надежно и последовательно. Такой подход, однако, вызвал серьезные подозрения у многих богословов, которые видели в нем грубое отрицание божественной свободы. Но как же можно сказать, что Бог действует последовательно, если это не происходит под внешним принуждением.

Ответ, данный на этот вопрос такими авторами как Дунс Скот и Вильям Оккам, можно свести к следующему: надежность Бога в конечном итоге коренится в самой божественной природе. Бог действует надежно не потому, что кто‑то заставляет Бога действовать таким образом, а из‑за сознательного и свободного божественного решения действовать именно так.

Рассматривая первую строку апостольского символа веры – "Верую в Бога, Отца всемогущего" – Оккам задается вопросом, что же точно имеется в виду под словом "всемогущий" (omnipotens). Это не может означать, утверждает он, что Бог в настоящее время может делать все; имеется в виду, что Бог когда‑то имел такую свободу. В настоящее время Бог утвердил миропорядок, который отражает любящую и праведную божественную волю – и этот порядок, однажды утвержденный, останется таковым до конца времен.

Для обозначения этих двух понятий Оккам использует два разных термина. "Абсолютная сила Божия" (potentia absoluta) обозначает выбор, который стоял перед Богом до того, как он выбрал определенный образ действий или миропорядок. "Предопределенная сила Божия" (potentia ordinata) обозначает то, как обстоят дела сейчас, что отражает порядок, установленный самим Творцом. Это не два возможных варианта, которые стоят перед Богом сейчас. Это два различных момента в великой домостроительстве спасения. Нас интересует предопределенная сила Божья – то, каким образом Бог упорядочил Свое творение в настоящий момент.

Это разграничение представляется очень важным, хотя и сложным. Ввиду этого, рассмотрим вопрос подробнее. Оккам приглашает нас рассмотреть две различные ситуации, в которых можно говорить о "всемогуществе Божьем". Первая из них заключается в том, что перед Богом стоит целый ряд возможных вариантов действия – например, сотворить мир или не сотворить мир. Бог может выбрать осуществление любой из этих возможностей. Это абсолютная сила Божья.

Однако, после этого Бог делает свой выбор и приводит их в бытие. Теперь мы находимся в области предопределенной силы Божией – области, в которой сила Божия ограничена самим божественным решением. Суть рассуждений Оккама сводится к следующему: решив осуществить эти возможности, Бог также решил не осуществлять другие. Избрание одного означает отказ от другого. После того, как Бог решил сотворить мир, возможность не сотворить мир была отклонена. Это означает, что существуют дела, которые Бог когда‑то мог сотворить, однако, сейчас Он их делать не может. Хотя Бог мог бы решить не сотворить мир, Он сознательно отверг эту возможность. Это отрицание означает, что эта возможность более неосуществима.

На первый взгляд, это приводит к парадоксальной ситуации. Из‑за божественного всемогущества, Бог сейчас не может делать все. Воспользовавшись божественной силой, Бог ограничил круг возможностей. С точки зрения Оккама, Бог не может делать все. Бог сознательно ограничил Свои возможности. Является ли это противоречием? Нет. Если Бог действительно способен делать все, тогда Он может избрать сделать что‑то и остаться верным своему выбору. Это понятие о божественном самоограничении, исследованное Оккамом, представляет большое значение для современного богословия и заслуживает более подробного рассмотрения.

Понятие о божественном самоограничении

Идея о божественном самоограничении вновь привлекла к себе внимание в XIX в., особенно в христологическом плане. Наиболее популярным библейским местом, используемым в связи с идеей о божественном самоограничении, выступает отрывок Флп.2:6–7, в котором говорится о "Самоуничижении" Христа. По отношению к этому подходу стал широко использоваться термин "кенотицизм" (от греческого "kenosis", "уничижение").

Такие немецкие авторы, как Готфрид Томасиус (1802–1875), Ф. Г. Р. фон Франк (1827–1894) и В. Ф. Гесс (1819–1891), утверждали, что Бог избрал путь самоограничения, воплотившись во Христе. Г. Томасиус занял позицию, согласно которой во Христе Бог (или точнее, божественный Логос) отказался от метафизических божественных свойств (таких, как всемогущество, всеведение, вездесущность), сохранив Свои нравственные свойства (такие, как божественная любовь, праведность и святость). В. Ф. Гесс, однако, настаивал на том, что в воплощении Бог отказался от всех божественных свойств, сделав невозможным говорить о "божественности" Христа в каком‑либо смысле.

В Англии идеи кенотицизма возникли позднее и приняли несколько другую форму. Убежденные в том, что традиционные христологические системы не отдавали должное человеческим свойствам Христа (склоняясь к изображению Его в терминах, близких к докетизму), такие авторы, как Чарльз Гор (1853–1932) и П. Т. Форсит (1848–1921) утверждали, что следует отказаться от тех божественных свойств, которые перечеркивают человеческую природу Христа. Так, в работе Ч. Гора "Воплощение Сына Божьего" (1891) развивается идея о том, что полное земное вочеловечивание Христа предусматривает добровольный отказ от божественного знания, что приводит к человеческому невежеству. Таким образом, снимаются некоторые трудности, возникающие из замечаний, что в библейских рассказах об Иисусе временами говорится о Его ограниченных знаниях.

Вероятно, наиболее драматичное изложение этой мысли о божественном самоограничении содержится в работе Дитриха Бонхеффера "Письма из тюрьмы". "Бог позволяет вытолкнуть Себя из мира на кресте. Он оказывается слабым и беспомощным в мире, однако, таким и только таким способом Он может быть с нами и помочь нам… Библия направляет нас к слабому и страдающему Богу; только страдающий Бог может помочь".

В наш век, когда идея о силе вызывает все больше подозрений, полезным представляется напоминание о том, что разговоры о "Боге всемогущем" не обязательно подразумевают, что Бог является тираном – Он предпочел быть рядом со Своим народом в его беспомощности. Эта тема важна для истолкования креста Христова, к которому мы вскоре обратимся.

Бог в процессуальной мысли

Обычно считается, что истоки процессуальной мысли лежат в произведениях американского философа Альфреда Норта Уайтхеда (1861–1947), особенно в его работе «Процесс и реальность» (1929). Протестуя против довольно статичного взгляда на мир, связанного с традиционной метафизикой (выраженного в таких идеях как «вещество» и «сущность»), Уайтхед воспринимает реальность как процесс. Мир – это органическое целое, что‑то динамичное, но не статичное; что‑то, что происходит. Реальность строится из «действительных сущностей» и «действительных случаев» и, поэтому, характеризуется процессом становления, изменения и исхода.

Все эти "сущности" и "случаи" (используя первоначальные термины Уайтхеда) обладают определенной свободой развиваться и подпадать под влияние своего окружения. Возможно, именно здесь можно усмотреть влияние биологической эволюционной теории: как и позднейший автор Пьер Тейяр де Шарден, А. Н. Уайтхед стремится выделить в творении место для развития, находящегося под всеобщим руководством и управлением. Этот процесс развития помещен на постоянном фоне порядка, который представляется существенным для роста организационным принципом. Уайтхед утверждает, что Бога можно отождествить с этим фоном порядка в процессе. Уайтхед рассматривает Бога как "сущность", однако, отличает Его от других сущностей на основании бессмертия. Другие сущности существуют лишь определенный период времени; Бог существует вечно. Таким образом, каждая сущность находится под влиянием 2–х основных источников: предыдущих сущностей и Бога.

Причинность, таким образом, не выступает в роли принуждения сущности действовать определенным образом: она становится делом влияния и убеждения. Сущности влияют друг на друга "диполярным" образом – ментально и физически. Это же самое можно сказать и о Боге. Бог может действовать только убеждением, в рамках самого процесса. Бог соблюдает правила процесса. Точно так как Бог влияет на другие сущности, Он Сам также находится под их влиянием. Бог (используя знаменитую фразу Уайтхеда) является "сострадальцем, Который понимает". Так, Бог находится под влиянием и воздействием мира.

Таким образом, процессуальная мысль переопределяет всемогущество Божье в понятиях убеждения или влияния в рамках всеобщего мирового процесса. Это важное явление, поскольку оно объясняет привлекательность этого способа понимания связи Бога с миром в свете проблемы зла. Традиционная апология Бога перед лицом зла выглядит убедительной (хотя степень этой убедительности вызывает споры) в случае нравственного зла – иными словами, зла, возникающего из человеческих решений и действий. Но как же быть с природным злом – землетрясениями, голодом и другими природными бедствиями?

Процессуальная мысль утверждает, что Бог не может заставить природу подчиняться божественной воле или божественным замыслам относительно ее. Бог может лишь попытаться влиять на процесс изнутри – убеждением и привлечением. Каждая сущность пользуется определенной степенью свободы и творчества, над которыми Бог не может властвовать. В то время, как традиционная апология свободной воли перед нравственным злом утверждает, что люди свободны не подчиняться или игнорировать Бога, процессуальное богословие утверждает, что отдельные компоненты мира аналогичным образом свободны игнорировать божественные попытки оказать на них влияние или убедить их. Они не обязаны подчиняться Богу. Таким образом, Бог освобождается от ответственности как за нравственное, так и за природное зло.

Хотя такое понимание убедительной природы божественных действий имеет явные достоинства, критики процессуальной мысли утверждают, что цена слишком высока. Представляется, что происходит отказ от традиционной идеи о трансцендентности Бога или ее радикальная переформулировка в свете первичности и постоянства Бога как сущности в рамках процесса. Иными словами, божественная трансцендентность понимается немногим более как то, что переживает и превосходит другие сущности.

Основополагающие идеи Уайтхеда получили дальнейшее развитие у ряда авторов, среди которых выделяются Чарльз Хартшорн (род. 1897 г.), Шуберт Огден (род. 1928 г.) и Джон Б. Кобб (род. 1925 г.). Ч. Хартшорн видоизменил понятие А. Н. Уайтхеда о Боге по целому ряду направлений, среди которых наиболее значительным было предположение, что Бога процессуальной мысли следует воспринимать скорее как лицо, чем как сущность. Это позволяет ему избежать серьезной критики процессуальной мысли – обвинение в том, что она компрометирует божественное совершенство. Как может меняться совершенный Бог? Разве изменение не равнозначно признанию несовершенства? Хартшорн дает новое определение совершенства – "восприимчивость к переменам, которая компрометирует верховенство Божье". Иными словами, способность Бога ощущать влияние других сущностей не означает, что Бог нисходит до их уровня Бог превосходит другие сущности, хотя и ощущает их воздействие.

С точки зрения многих комментаторов, подлинная сила процессуального богословия заключается в его взглядах на природу страдания в мире. Эти сильные стороны лучше всего оценить в анализе различных предлагаемых в христианстве понятий, касающихся страдания – области богословия, которая получила название "теодиции" и к которой мы сейчас обращаемся.

Теодиции: проблема зла

Крупной проблемой, связанной с доктриной о Боге, оказывается существование зла в мире. Как можно примирить существование зла или страдания с христианским утверждением благости Бога, сотворившего мир? Ниже мы рассмотрим некоторые варианты ответа на этот вопрос", предлагаемые в христианстве.

Ириней Лионский

Труды Иринея представляют важный элемент в наследии греческих отцов Церкви. По его мысли, человеческая природа обладает определенным потенциалом. Люди сотворены с определенными возможностями роста. Эти возможности роста и приближения к богонаправленному росту требуют соприкосновения с добром и злом, чтобы принимаемые решения были действительно осознанными. Согласно этому воззрению, мир рассматривается как "юдоль душетворения" (как выразился английский поэт Джон Китс), в которой столкновение со злом считается необходимым условием для духовного роста и развития.

В произведениях Иринея Лионского этот взгляд не получил полного развития. В наше время он приобрел горячего сторонника в лице Джона Хика, которого считают самым убедительным его выразителем. В своей книге "Зло и Божья любовь", Дж. Хик подчеркивает, что люди сотворены несовершенными. Для того, чтобы стать тем, чем Бог хочет видеть всех людей, они должны участвовать в делах мира. Бог создал людей не автоматами, а личностями, способными свободно реагировать на его действия. Если нет реального выбора между добром и злом, библейский завет "избирать добро" становится бессмысленным. Таким образом, добро и зло являются обязательными и неотъемлимыми компонентами мира, чтобы происходило осознанное и исполненное смысла развитие человека.

Этот довод обладает очевидной привлекательностью, причем в немалой степени благодаря акценту на человеческой свободе. Он также созвучен опыту многих христиан, которые убедились, что благодать и любовь Божьи познаются глубже всего в горе и страданиях. Однако, одна из сторон такого взгляда навлекла на себя особенно острую критику. Часто слышится замечание о том, что такой подход признает за злом определенное достоинство, отводя ему положительную роль в замыслах Божьих. Если рассматривать страдание всего лишь как средство для духовного развития человека, как же быть с такими явлениями как Хиросима и Нагасаки или Освенцим, которые уничтожают тех, кто с ними сталкивается? С точки зрения его критиков, этот взгляд поощряет пассивное признание существования стимула, чтобы противостоять ему.

Августин Гиппонийский

Характерный подход, принятый Августином, оказал большое воздействие на западное богословие. К VI в. проблемы, вызванные существованием зла и страданий, привели к некоторому замешательству в христианском богословии. Гностицизм, включая его разновидность, манихейство, которым увлекался Августин в молодости, без труда объяснял существование зла. Оно возникло из‑за злой природы самой материи. Основной смысл спасения сводился к искуплению человечества из злого материального мира и перенесению его в духовную область, которая не запятнана материей.

Ключевым моментом многих гностических систем была идея о демиурге – полубожественном существе, которое из прежде существовавшей материи сотворило мир в нынешнем виде. Плачевное состояние этого мира объяснялось недостатками этого полубога. Бог искупитель, таким образом, не отождествлялся с полубожественным творцом.

Однако, Августин не мог принять такой подход. Для него, творение и искупление были делом Одного и Того же Бога. Нельзя, поэтому, обвинять творение в существовании зла, поскольку тем самым выдвигается обвинение против Бога. С точки зрения Августина, Бог сотворил мир добрым, то есть свободным от греховного осквернения. Откуда же берется зло? Основополагающий взгляд Августина сводится к тому, что зло появляется в качестве прямого следствия злоупотребления человека своей свободой. Бог сотворил человека свободным выбирать добро или зло. К сожалению, человек выбрал зло, в результате чего, мир был осквернен злом.

Однако, такой взгляд, как понимал и сам Августин, не решает проблему. Как могли люди избрать зло, если зла не было вообще? Зло должно было существовать в мире, если человечество сделало в пользу него свой выбор. Августин увидел происхождение зла в сатанинском искушении, которым сатана увлек Адама и Еву от послушания их Творцу. Таким образом, утверждал он, нельзя считать Бога ответственным за зло.

Однако, проблема все еще не была решена. Откуда же взялся сатана, если Бог сотворил мир добрым? Августин прослеживает происхождение зла еще на один шаг назад. Сатана стал падшим ангелом, который был сотворен благим, как и все другие ангелы. Однако, именно этот ангел впал в искушение стать таким как Бог и приобрести верховную власть. В результате он поднял бунт против Бога и, распространил этот бунт в мире. Но как же, спрашивали критики Августина, мог благой ангел стать столь злым? Как можем мы объяснить первоначальное падение этого ангела? По этим вопросам Августин, похоже, вынужден хранить молчание.

Карл Барт

Глубоко неудовлетворенный существующими подходами ко злу; Карл Барт призвал к полному переосмыслению всего вопроса. Барт, которого особенно интересовал подход деятелей Реформации к вопросу, о провидении, считал, что в христианском богословии образовался серьезный изъян в связи с понятием о всемогуществе Божьем. Он утверждал, что доктрина Реформации о провидении стала фактически неотличимой от аналогичной доктрины стоицизма. (Можно вскользь упомянуть, что многие мыслители Реформации говорят именно об этом в связи с цвинглианской доктриной о провидении, которая представляется основанной в значительно большей степени на работах стоического автора Сенеки, чем на Новом Завете!) С точки зрения Барта, понятие о всемогуществе Божием должно всегда восприниматься в свете божественного самооткровения во Христе.

На основании этого принципа Барт утверждает необходимость "радикального переосмысления всего вопроса". Он высказывает предположение, что доктрина Реформации о всемогуществе Божием основана на логических выводах из определенного набора посылок о силе и благости Божьей. Барт, чья богословские взгляды отличаются "христологической сосредоточенностью", призывает к более христологическому подходу. Он, таким образом, отвергает априорные понятия о всемогуществе в пользу веры в победу божественной благодати над неверием, злом и страданиями. Уверенность в окончательной победе благодати Божией позволяет верующим сохранить свое нравственное состояние и надежду в мире, который, как кажется, находится во власти зла. Сам Карл Барт, разрабатывая эту доктрину, помнил о нацистской Германии; его идеи оказались полезными и в других случаях, и можно утверждать, что позднее они нашли отражение в теодициях, которые стали характерной чертой богословия освобождения.

Тем не менее, один из аспектов теодиции Барта вызвал значительные дискуссии. Барт называет зло "das Nichtige" – таинственной силой "ничтожности", которая основывается на том, чего Бог не хотел в творении. "Ничтожность" выступает в роли того, что противоречит воле Божьей. Его нельзя назвать "ничем", но тем, что угрожает свести к ничему и, таким образом, представляет угрозу замыслам Божьим в мире. С точки зрения Барта, окончательная победа благодати приводит к тому, что "ничтожности" не нужно опасаться. Однако, его критики нашли идею о "ничтожности" проблематичной и обвинили его во впадении в произвольные метафизические мудрствования в вопросе, в котором верность библейским повествованиям имеет основополагающее значение.

Современный вклад в разработку проблемы

Вопрос о страданиях занимает видное место в современном христианском богословии и приобрел новую важность и насущность в результате ужасов второй мировой войны и продолжающейся борьбы угнетенных против угнетателей. В этой связи можно упомянуть о целом ряде различных подходов, каждый из которых имеет свой характерный культурно – исторический фон.

1. Богословие освобождения выработало свой характерный взгляд на страдания, основанный на внимании к бедным и угнетенным (см. раздел "Богословие освобождения" в главе 4). Горе бедных не рассматривается как пассивное принятие страданий; оно считается участием в борьбе Бога против зла в мире – борьбе, которая предусматривает непосредственное столкновение с самими страданиями. Эту идею, в различных ее формах, можно выделить в работах многих латиноамериканских богословов освобождения. Однако, общепризнанно, что она находит свое наиболее яркое выражение в работах приверженцев "черного богословия", особенно принадлежащих перу Джеймса Коуна. Последовательность распятия и воскресения истолковывается в свете нынешней борьбы против зла, которая ведется с уверенностью в окончательной победе Бога над всеми страданиями и тем, что их вызывает. Аналогичные темы можно найти в работах Мартина Лютера Кинга, особенно в его "Смерти зла на берегу".

2. Процессуальное богословие усматривает происхождение зла в мире в радикальных ограничениях силы Божьей, (см. раздел "Бог в процессуальной мысли" в данной главе). Бог отказался принуждать, сохранив лишь действие убеждением. Убеждение рассматривается как использование силы таким образом, чтобы сохранить уважение к правам и свободам других. Бог убеждает каждого участника процесса действовать наилучшим образом. При этом, однако, нет никаких гарантий, что благожелательное убеждение приведет к благополучному исходу. Процесс далеко не обязательно подчиняется Богу.

Бог хочет добра творению и действует в его интересах. Однако, Он не пользуется возможностью принуждением заставить исполнять божественную волю. В результате, Бог не предотвращает некоторые вещи. Он не хочет войн, голода, катастроф, однако, из‑за радикальных ограничений своей божественной силы, Он не предотвращает их. Таким образом, Бог не несет ответственность за зло, равно как и нельзя сказать, что Бог желает зла или молчаливо принимает его существование. Метафизические ограничения мешают Ему вмешиваться в естественный порядок вещей.

3. Третий современный взгляд на страдания основывается на Ветхом Завете. Такие еврейские авторы, как Эли Визель, сохраняя, по крайней мере, остатки веры в основополагающую благость Бога, указывают на многочисленные в места Ветхом Завете, в которых выражается протест против присутствия зла и страданий в мире. Этот взгляд был подхвачен целым рядом христианских авторов, включая Джона Рота, который назвал его "теодицией протеста". Этот протест рассматривается как часть благочестивого отклика народа своему Богу в условиях неопределенности и волнений, касающихся Его присутствия и замыслов в мире.