Текст книги "Моя по праву зверя (СИ)"

Автор книги: Алисия Небесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 30

Он не сразу говорит. Только смотрит – будто в самую суть, не отводя взгляда, не прячась.

Пальцы его лежат у меня на талии, крепко, сдержанно. Под кожей – жар, как будто между нами что-то древнее и живое, что нельзя разорвать. Как будто его ладони держат не тело, а связь. Метку. Истину.

– Я не мастер в словах, – произносит тихо. – Слова у меня всегда были… для приказов. Для отчётов.

Пауза. Глубокий вдох. Его волк будто вскидывает голову внутри него.

– А с тобой всё сбивается. Рушится. Всё, что я строил, что считал важным – меркнет.

Моя волчица дрожит внутри – как будто тянется к его. Узнаёт. Верит.

– Ты стала моим смыслом, – говорит, голос садится. – Не потому, что так решила метка. А потому что я просыпаюсь с мыслью о тебе. И ложусь – с ней же.

Он чуть наклоняется, щекой касается моей. Не торопливо. Просто чтобы быть ближе.

– Я думал, что смогу держать это под контролем. Смогу сдержать себя, чтобы ты не испугалась. Но, Белла…

Он прижимается лбом к моему.

– Мне страшно, что я не успею всё сказать, всё дать, что ты заслуживаешь. Потому что я… уже не знаю, как без тебя.

Губы его едва касаются моих – мягко, почти молитвенно. Не страсть, нет. Глубже. Как признание, как обещание.

Волчица внутри меня воет – протяжно, зовущим звуком. Она слышит его волка. И знает: он не врёт.

Он обнимает меня, притягивает ближе. И я не сопротивляюсь.

– Скажи, если всё это тебе не нужно, – шепчет. – Я выдержу. Я научился ждать. Но если хоть часть тебя хочет остаться – я никогда не отпущу. Я улыбаюсь сквозь слёзы.

– Я уже осталась.

– Пойдём, – голос низкий, немного хриплый. Но не властный – зовуще тёплый. Как будто он не приказывает, а предлагает идти туда, где нас никто не найдёт.

Райан тянет меня за собой – в сторону леса, где запах хвои становится гуще, а тишина – чище. Там, где нас не держат стены. Где не нужны слова. Делаю шаг. Потом второй. И уже не думаю – просто следую за ним.

Он оборачивается на ходу – и прямо передо мной, почти беззвучно, появляется чёрный волк. Огромный, сильный. Его шерсть блестит в лунном свете, а глаза – такие же, как у Райна. Узнаваемые. Родные.

Приближается. Аккуратно. Медленно. И прижимает морду к моей ладони. Доверчиво. Почти нежно. Моё сердце пропускает удар. Не раздумываю. Просто позволяю волчице выйти. Она – не боится.

Превращение лёгкое, как выдох. Я – в мехе, на четырёх лапах. Влажный мох под лапами, запах трав, гудение леса – всё ощущается ярче, острее.

И он – передо мной. Моя волчица тянется к нему – обнюхивает, ластится, прижимается боком. Она не колеблется. Ни на миг.Потому что знает: это – её альфа. Её дом.

Он толкает меня боком – мягко, игриво. Моя волчица фыркает, делает круг, отскакивает – и тут же бросается вперёд, приглашая к погоне. Он реагирует мгновенно: чёрная тень скользит среди деревьев, не отстаёт ни на шаг.

Мы несёмся сквозь ночной лес. Ветер хлещет по морде, в груди разливается восторг. Тот, который можно испытать только на свободе. Только рядом с тем, кому ты принадлежишь.

Когда он наконец догоняет, чувствую, как лапы подкашиваются, как сердце готово выскочить из груди. Он не нападает – он касается, держит рядом, окружает собой.

Моя волчица замирает.

Он прижимается мордой к её шее, чуть выше плеча. Медленно, со всей звериной точностью в этом жесте. Это не просто знак внимания. Это – выбор. Отметка. Его запах вспыхивает жаром – ярко, глубоко, навсегда.

Мы кружим друг вокруг друга, в танце без слов – звери, подчиняющиеся древнему ритуалу. Он делает вид, что нападает, а я отскакиваю, рывком, зарываясь лапами в землю. В этом нет злости – только игра. Только проверка. Признание.

Он приближается. Медленно. Цепко. Его чёрная шерсть блестит в свете луны, шаги уверенные, почти хищные. Но я не боюсь. Не убегаю.

Моя волчица замирает – в каком-то глубинном, животном смирении. Это не страх. Это – принятие.

Он подходит сбоку. Морда касается моего уха, затем опускается к шее. Шерсть трепещет от его дыхания. Он застывает. Это последнее предупреждение. Последний шанс спастись. Но я только склоняю голову. Подставляю уязвимое место. Открыто. Осознанно.

Он вгрызается в кожу резко – так, как это делают только альфы, когда метят свою пару. Глубоко, до жаркой боли, до вспышки инстинкта, от которой всё тело вздрагивает.

Внутри меня расправляет плечи сила, доселе дремавшая. Моя волчица рычит – не от страха, а от восторга, от полноты, от наполнения.

Запах меняется. Его – теперь во мне. Его метка – на моей шее. Невидимая для чужих глаз, но ощутимая до дрожи. Он оставил след. Не на коже. В душе. В крови.

Он отступает на шаг, грудь ходит тяжело, дыхание рвётся неровными толчками, будто внутри его зверь всё ещё мечется, не зная, вырваться или смириться. Глаза пылают – ярко, дико, как костёр в ночи. Но в этом пламени больше нет угрозы. Там власть. Там принятие. Там – облегчение.

Метка на шее пульсирует ровным жаром. Не боль, не ожог – живая печать, застывший огонь, который уже невозможно стереть. Связь замкнулась. Теперь она навсегда.

Я двигаюсь к нему. Медленно, шаг за шагом. Опускаю голову, открывая шею – знак, который знает любая волчица. Но в следующую секунду поднимаю её снова, встречаю его взгляд прямо. Это не покорность. Это выбор. Я сама иду в эту связь. Целиком. Без остатка.

Он замирает. А когда я касаюсь его загривка, прикусываю шерсть у плеча – он не рычит. Только разворачивается и идёт по кругу. Нос скользит вдоль моих боков, хвост хлещет воздух. Он обнюхивает, отмечает, будто проверяет: вся ли я теперь принадлежу ему.

Я играю. Приседаю, ускользаю, дразню его, позволяя себе дерзость. Волк рушит дистанцию резко, хищно. Схватывает за шкирку. Не ранит. Не удерживает силой. Просто фиксирует – проверяет связь.

Он смотрит. Ждёт. И когда я прижимаюсь бедром к его боку, хвост мягко касается его лап – он отвечает. Опускает морду в мою шею, толкает под ухо, вдыхает глубоко, как будто вбирает в себя мой запах.

Мы движемся рядом. Он не торопит, не обгоняет – идёт вровень, плечо к плечу. Это не охота. Это – ритуал. Признание пары.

И если бы стая увидела нас сейчас – слов не понадобилось бы. Всё ясно: омега под альфой. Связь установлена. Альфа принял её. Она не просто омега. Она – его.

Глава 31

Она лежит в моей постели. На шее – моя метка. На коже – мой запах.

Мой волк впервые за долгое время тих. Он насытился, успокоился, потому что взял то, к чему рвался с первой секунды, как только уловил её аромат.

Я два дня держался в стороне – не потому что не хотел быть рядом, а потому что впервые не знал, какие слова скажут больше: мои чувства или моя растерянность.

«Ты меня любишь?» – спросила она тогда.

А я смотрел молча. Потому что не знал, что это значит. Любовь.

Мама умерла, когда мне было десять, и дом сразу опустел. Отец не оставил места для слабости: он учил меня выживать, держать удар и никогда не показывать, что больно.

Для меня всё сводилось к примитивному – снял напряжение, закрыл ночь, отпустил омегу за дверь. Стая, закон, ответственность – вот что держало меня на плаву, а не тепло чьих-то рук.

Они сами тянулись ко мне, жаждали метки, места подле альфы, и я привык считать это естественным порядком вещей – пока не понял, что мир может быть другим.

Пока не появилась она – городская, дерзкая, слишком смелая, чтобы склонить голову, и слишком живая, чтобы молчать.

Она чужая для стаи – не лесная, правил наших не знает, защиты не просит, приказов не ждёт; просто вошла в мою жизнь и, глядя прямо, выплюнула в лицо: «Ты мне не указ».

Я впервые столкнулся с омегой, которая смотрела прямо в глаза – без страха, без привычной игры на выживание.

Она говорила честно, дерзко, не пытаясь понравиться или заслужить место рядом, и для меня это было новым, непривычным ударом.

А я? Я – альфа, глава стаи.

Привык, что стоит сделать шаг – и дорога свободна. Взгляд вниз, согласие до слов, покорность до приказа. Но она не опустила глаза. Она словно вцепилась в невидимые границы, которые я не успел даже обозначить.

Мой волк взвыл, будто узнал сразу всё – добычу, пару, смысл. А я растерялся. Не знал, как её удержать. Зверь рвался наружу, звал, готов был разорвать меня изнутри, лишь бы я пошёл за ней.

И в тот миг стало ясно: плевать, откуда она. Не лес и не город решают. Решает только то, что она – моя истинная. И зверь понял это раньше меня.

Она – моя полярность и мой хаос, в котором я готов жить до конца. Когда я поставил метку, она не дрогнула – доверилась, выбрала сама, и потому я никогда не отпущу.

Я не идеален и не мастер красивых речей, но знаю одно: она моя. Не по положению или запаху, а по сути и сердцу.

Завтра я выйду к стае и назову её своей истинной, будущей Луной. И если кто-то осмелится проявить недовольство – мне всё равно, я не обязан никому давать пояснения.

Почему выбрал её – городскую, дерзкую, ту, что не опустила голову перед альфой? Она вошла в мою жизнь и изменила всё. Она не знала правил и не хотела их знать, но сама стала правилом.

Волк внутри меня бушевал, проявляя агрессию и забирая всё на своём пути. Но теперь он успокоился. Потому что рядом не просто кукла или покорная омега – рядом она. Она смотрит прямо, не боится силы и умеет её контролировать.

Я сжал её сильнее, чем позволял разум. Вдохнул тёплый, живой запах её кожи и впитал его. Теперь это часть меня – метка, связь, закон.

Завтра стая узнает, чья она, а сегодня знаю только я – и этого достаточно. Она спит рядом, ровно дышит, её тепло ложится в ладонь так естественно, словно всегда принадлежало мне.

Утро окутывало тишиной. Белла спала, закутавшись в одеяло так, будто ночь не тронула её вовсе. Но я помнил каждую секунду.

Не стал будить. Натянул джинсы, вытащил кофту с кресла – ткань всё ещё хранила её запах. На пороге задержался, взглядом скользнул по её лицу. Потом закрыл дверь.

Алекс не любил пустой болтовни. Звонил только по делу. Если он сам набрал, значит, дело серьёзное.

Я вошёл без стука. В кабинете пахло горьким кофе и перегретым воздухом. На столе лежала карта южной границы, рядом – ноутбук, планшет и скомканные записи.

Алекс сидел, ссутулившись, пальцы отбивали короткий ритм по закрытой крышке ноутбука. Услышав мои шаги, он не поднял голову сразу – только после паузы, как будто собирался с мыслями. Взгляд – напряжённый, без привычной иронии. Значит, разговор серьёзный.

– Что есть? – голос у меня выходит коротким, без интонаций.

Он не отвечает словами. Отодвигает ноутбук и протягивает планшет. На экране – записи камер с южной границы. Последние трое суток.

Первое видео: женская фигура. Шаги быстрые, но не суетливые, будто всё заранее рассчитано. Слишком узнаваемая походка. Не Селена. Рейчел.

– Она была там, – тихо говорит Алекс. – И не раз. Без сопровождения, без оглядки. Это ненормально.

Я молчу. Для главы Совета выйти к границе без охраны – значит быть уверенной в том, что опасности нет. А уверенность такого уровня не берётся из воздуха.

Второе видео. Мужская тень. Нечёткая картинка, но хватило одной линии профиля. Я узнал сразу. Дрейк.

Алекс смотрит прямо, не торопится с выводами.

– Они встречались.

Его аргументы звучат спокойно, но от этого только весомее. Если Рейчел пошла на контакт – значит, у неё есть цель. И эта цель вряд ли в пользу стаи.

– Три встречи. По полторы–две минуты. Без звука. Но маршрут после – всегда один, – Алекс выдвигает планшет, потом карту. Красные отметки, даты, стрелки. – Почти каждый раз она выходит туда, где нашли мальчишку. Слишком точно, чтобы быть случайностью.

Я смотрю. Не как на картинку – как на отчёт об операции. Чётко. Холодно.

– Селена?

– Ни разу рядом. – Алекс качает головой. – Возможно, не знала. А может, знала – но не участвовала.

И всё складывается. Не девочка – мать. Не соблазн – расчёт.

Рейчел всегда играла в долгую. Сначала мягко: предложения, осторожные разговоры в Совете. Потом – Селена в моей постели. Красивое тело, запах мёда и мха. Омега, созданная, чтобы соблазнять. Но в глазах – тень. Там всегда было больше. Не страсть. Стратегия.

Тогда я не придал значения. Селена не Белла. И никогда ей не станет. Но теперь ясно: это не её игра. Это ставка матери.

Рейчел не мечтала просто выдать дочь за альфу. Она хотела большего – контроля над стаей. Через меня. Через пару. Через постель.

– У неё есть мотив, – произношу тихо. Слова падают тяжело, без спешки. – Белла рушит её схему. С ней нет рычагов.

Алекс кивает.

– Считаешь, сливала Дрейку?

– Да. – не отвожу взгляда от экрана. – Она дала ему путь. Дала время. Не напрямую – но если он знал, где искать щенков, значит, кто-то провёл. И это была она.

На стоп-кадре – Рейчел. Профиль ровный, осанка прямая, шаль на плечах. С виду – деловая, спокойная.

– Она в лоб не пойдёт, – говорю коротко, сжатым тоном. – Но заведёт так, чтобы чужие сделали её грязную работу.

Алекс молчит, смотрит на экран, ждёт. Я уже решил – это не обсуждение, это приказ.

– Следи за ней, – бросаю. – Никаких обвинений. Никакой огласки. Пусть думает, что всё идёт по её плану.

Он кивает, медленно, понимая вес слов. В его глазах читается согласие и готовность исполнить – А Селена? – спрашивает, и голос звучит ровно, но с ноткой тревоги.

– Если вмешается – это будет её выбор, – отвечаю прямо. – Но Белла – моя. Свою территорию я защищаю сам.

Встаю и выхожу. Дверь за мной захлопывается, и в груди остаётся лед – не гнев, не ярость, а чистая решимость. Холод, который режет яснее любого крика.

Прохожу коридором, и мысль одна: стая под контролем, предатели – под наблюдением. Я даю команду тихо, без громких жестов: больше камер, смещаем маршруты патрулей, тени вокруг Совета – под мониторинг.

Рейчел? Она не первая, кто мечтает о короне. Но я не тот альфа, которого можно водить на поводке: если кто-то попытается рулить моей стаей через интриги или через чужие руки – я сниму эту голову сам.

Глава 32

Сначала приходит ощущение тепла. Не моего – чужого. Оно под кожей, вдоль позвоночника, мягкое и плотное, будто накрыли одеялом из воздуха и запаха. И только потом понимаю: это он.

Запах Райна въелся в подушку, простыни, в волосы. Он в каждом вдохе. Не резкий, не навязчивый – тёплый, густой, слишком быстро ставший привычным. Слишком пугающе – привычным.

Помню, как засыпала – вроде в кресле. Проснулась – уже в его постели. Значит, он сам перенёс.

Открываю глаза медленно. Комната тонет в полумраке. Шторы глушат свет, время застыло. Серые стены, строгие линии – всё как у него: холодно, чётко, без права на мягкость. Без права на уют.

Лежу неподвижно, будто если не шелохнусь – всё это окажется сном. Но нет. Подушка пахнет им. Простыня – им. Кожа – тоже им. Хочется ещё немного полежать так. Притвориться, что я не чужая. Что у меня есть право на это место. Что он… выбрал меня. Не случайно. Не на время. Просто выбрал.

И в этот момент реальность бьёт по носу резко и жёстко. Запах чужой – сладкий, тягучий, с резкой ванильной нотой, оставляющей в воздухе дерзкий вызов. Женский. Слишком приторный, настолько, что кружится голова.

Я замираю: этот запах приходит раньше неё, навязчивый, как след чужой помады на его щеке. Достаточно одного вдоха, чтобы понять – Селена.

Я никогда не видела их вместе. Но слышала, как она произносит его имя. Уверенно, тихо, будто речь идёт не о мужчине, а о собственности. О наследстве. Она говорила так, словно он уже был её. Может, когда-то и был. Но не сейчас.

Он теперь мой – истинный, отмеченный, и метка под кожей отвечает тихим, но безусловным пульсом. Волчица внутри затаилась, готовая рвануться вперёд, потому что чужим здесь места нет.

Я скидываю одеяло, ступаю босыми ногами на холодный пол. Медленно тянусь к креслу, нахожу его футболку. Ткань мягкая, тёплая, дышит его запахом. Натягиваю через голову. Пусть Селена сразу поймёт: кто здесь хозяйка.

Дверь открывается без стука. Словно у неё всё ещё есть на это право.

Селена входит растянуто, медленно, будто нарочно тянет каждое движение. На ней не платье, а тряпка – слишком короткая, чтобы прикрывать, и слишком обтягивающая, чтобы скрывать. Всё выставлено напоказ: грудь едва держится в вырезе, бёдра под тонкой тканью читаются, как на ладони. Это не одежда – прямое приглашение.

На секунду она замирает, глаза цепляются за меня. Я стою у окна – босая, в его футболке, запах Райна кольцом держит плечи, метка под кожей отзывается глухим пульсом. Он мой. И она это считывает сразу.

Селена не дура. Она понимает, что значит метка, что значит запах, въевшийся в кожу. Знает: чужой омеге здесь не место. Но не отступает. Спина выпрямлена, подбородок поднят слишком высоко, чтобы это было равнодушие. На губах улыбка – тонкая, натянутая, без намёка на тепло. В её взгляде ревность, злость и то самое соперничество, которое она даже не пытается скрыть.

– Не думала, что ты так быстро освоишься, – произносит она.

Я смотрю прямо, спокойно. Без угроз. Мне не нужно угрожать.

– Я не осваиваюсь. Я дома, – отвечаю.

Её зрачки расширились. На мгновение она замерла. Затем снова – маска уверенности, переходящая в дерзость. Сильная омега, которую знает стая и уважает Совет. Но я – пара альфы. У альфы только одна Луна. И если она пришла напомнить о себе – опоздала. Дверь уже закрыта.

И место занято.

И всё же она улыбается. Холодно. Уверенно. У неё за спиной – имя матери, поддержка совета, и годы, проведённые рядом с альфами.

– Ты правда думаешь, что он тебя выбрал? – спрашивает, не повышая голоса.

Говорит почти с сочувствием. Как старшая – младшей. Как победитель – той, кто просто пока не понял, что проиграл.

– Не льсти себе. Он сделал это не из-за чувств. Он сделал это потому, что ему нужна жена. Законная. Метка. Документы. Стае нужно лицо рядом с альфой. Совет требует стабильности. Ты – просто способ не потерять власть.

Она не говорит это с истерикой. Наоборот – как истину. Как то, с чем мне придётся жить. Словно ставит диагноз. А я – просто пациентка, которой пока не объяснили, насколько всё временно.

– А ты думаешь, что ты незаменима? – спрашиваю , спокойно.

Не наступаю, не защищаюсь. Селена замолкает. Ожидает привычной реакции – агрессии, оправданий, слёз. Но я молчу. Потому что метка на мне – не договор. Это связь.

– Совет может одобрить стаю, – добавляю тихо. – Но не может выбрать для альфы пару. Это решает волк. А волк выбрал.

Селена сжимает пальцы. Её запах колется, меняется – не страх. Больше злость. Животная, горькая. Она привыкла выигрывать. Но я не играю. Я уже здесь. И мне не нужно её место. Потому что я на своём.

Я не отступаю, не повышаю голос, просто стою спокойно и ровно. Метка под кожей тянет и греет, как щит.

– Если ты закончила, – говорю тихо, но твёрдо, – я прошу тебя уйти из комнаты Райна и больше не возвращаться.

Она фыркает:

– Ты меня выгоняешь?

– Нет, – качаю головой, – я ставлю тебя на место. И это место не здесь.

Она замирает на мгновение, затем резко поворачивается, каблуки цокают по полу. Селена задерживается в дверях. Плечи напряжены, подбородок вздёрнут. Она не терпит тишины, в которой не она управляет – ей нужно последнее слово, хотя бы осколок контроля.

Смотрит на меня долго. Будто выискивает трещину. Слабость. Колебание. Не находит.

– Рано радуешься, Белла, – бросает резко, будто плюёт.

Селена дергает плечом, сбрасывая поражение, и резко разворачивается. Ее волосы взлетают, как хвост разъяренной кошки. Она делает шаг за порог и, не оглядываясь, тихо бормочет себе под нос:

– Это ещё не конец.

Глава 33

Что ж, другого я и не ожидала. Осмотревшись по комнате и не найдя ничего нужного, собираю обувь, джинсы – и выхожу. Домой. К папе. Он, должно быть, уже соскучился.

Солнце пригревает макушку, утренний лес пахнет хвоей и свежестью, где-то в кронах перекликаются птицы. Воздух тёплый, лёгкий, почти ласковый – даже он будто подбадривает. На центральной поляне появляются первые беты и юные волчата – сонные, смешливые. Стая просыпается.

Когда подхожу к дому, папа ещё на месте. Стоит на крыльце, как всегда – в своей ветровке и с чашкой кофе в руках.

– Доброе утро, – говорю, подходя ближе. Обнимаю его.

– Доброе, дорогая. – Он вдыхает мой запах глубоко, задерживается на секунду. Смотрит внимательно. – Я надеюсь, ты будешь счастлива.

– Я тоже, – вздыхаю, чуть пожимаю плечами.

Ставлю чайник на плиту. Я не знаю, что будет дальше. Не имею ни малейшего понятия. Но одно ясно: я хочу быть рядом с Райаном.

Вчерашняя прогулка насыщала меня на каком-то глубинном, зверином уровне. Моя мохнатая ипостась – она тянется к нему. Не сопротивляется. Хочет большего. И даже не прячется.

В городе у меня почти не было таких прогулок – короткие вылазки, тревожные взгляды, вечно прикушенный язык. Варианта долгой прогулки там не предвиделось. Бросаю взгляд в сторону выхода из стаи. И вдруг понимаю: я ведь не собиралась задерживаться. Хотела вернуться, доучиться, получить диплом, стать врачом.

А теперь… теперь всё расплывается.

Выбор, кажется, уже сделан. Если я – его пара, если принадлежу новому молодому альфе… тогда выбора и нет. Придётся вливаться. В стаю, в жизнь, в уклад, к Райану.

Но я не готова ставить крест на своих планах. Не хочу. Значит, нам нужно поговорить. С Райаном.

О будущем. О моём. О том, что будет дальше.

Как только горячая кружка ароматного кофе оказывается в руках, утро обретает знакомый ритм. Всё становится чуть спокойнее.

Я поднимаюсь в свою комнату, присаживаюсь на край кровати и мысленно перебираю, что бы взяла с собой, если Райн предложит переехать.

Вещей немного – пара джинсов, худи, бельё, старая куртка. Всё. Если быть честной, мне давно пора основательно обновить гардероб. Но раньше не было смысла – я ведь не собиралась здесь оставаться.

Пока я допивала кофе и крутила в голове примерные планы на ближайшее будущее, к дому подошли Миша, Алекс и Кайла.

– Тук-тук! Можно? – звонкий голос Кайлы долетел с первого этажа.

– Привет! Заходите, конечно! – откликаюсь с лестницы.

Через пару секунд – скрип ступеней, лёгкий топот – и вот они уже втроём усаживаются на мою кровать, как ни в чём не бывало.

– Белла, ну это никуда не годится, – говорит Алекс, окинув взглядом мою скромную комнату.

– Что? Я ж не претендовала на хоромы, – усмехаюсь.

– Это даже не лачуга, – подмигивает Кайла, вытягивая ноги.

– А что с гардеробом? – вставляет Миша, приподняв бровь.

Я закатываю глаза, отставляю пустую кружку.

– Всё не так. Я не собиралась задерживаться. Ни вещей, ни плана. Только папина кровать и старый рюкзак.

– Но если мы правильно уловили твой запах, – Алекс внимательно смотрит на меня, – ты теперь пара Райна, верно?

В комнате на мгновение становится тихо. Мои щёки заливает румянец, и внутри всё сжимается. Я молчу. Ответ очевиден.

– Да, но мы об этом ещё не говорили, – смущённо отвечаю я.

– Главное, вы уже решили этот вопрос для себя, – с теплотой в глазах говорит Кайла. – Не зря мы тебя красили.

Я улыбаюсь в ответ, понимая, что они всегда поддержат меня.

– А как насчёт медицины? – спрашиваю у девочек. – Может, есть что-то, что можно сделать?

– У нас только один медицинский блок. Он небольшой, но работает круглосуточно. Есть врач – доктор Ливингстон. Он почти не отдыхает. С ним двое помощников, но опыта у них почти нет. Мы часто отправляем тяжёлых пациентов в соседнюю стаю. Это дорого и не всегда безопасно, особенно если счёт идёт на часы.

– То есть нехватка кадров? – уточняю я.

– Острая, – вздыхает Алекс. – Наш врач будет рад, если ты хотя бы заглянешь на осмотр. И не как пациент.

Я молчу. В голове уже формируется новая картина: Не белые стены городской больницы, не строгое расписание приёмов, не звуки скорой за окном. А стая. Их повседневные травмы, укусы, истерзанные тела после драк, альфы в ярости, омеги в пике, дети, которых принимают без реанимаций, но с доверием и инстинктом.

И я. Там, внутри. Не как временная прохожая, а как часть. Как та, кто будет держать чужие запястья, шить, ставить капельницы, определять жар и прикрывать глаза тем, кого не удалось спасти. Новая жизнь пахнет не страхом – а вызовом.

– Я не обещаю, – тихо говорю. – Но, возможно, я бы хотела сначала всё увидеть. Разобраться. Понять, как у вас это устроено.

– Тогда пошли на экскурсию! – Кайла уже хватает меня за руку. – Если ты действительно хочешь знать – лучше один раз увидеть.

Мы выходим за границу жилого сектора, углубляясь в северную часть стаи. Там, где заканчиваются аккуратные дома и начинается более функциональная зона – склады, мастерские, кухня, техпомещения. Среди прочего, чуть поодаль, стоит метблок.

С виду он неприметен: прямоугольное кирпичное здание в два этажа, старое, с облупившейся штукатуркой на углах, местами заклеенное плёнкой окно, выбоины на лестнице. Стены серые, крыша с тёмными следами от дождей. Табличка с надписью «Медицинский пункт стаи Ривертаун» едва держится на одном винте.

Но внутри – совсем другое впечатление.

Запах стерильности встречает сразу, на пороге. Антисептик, смешанный с чем-то травяным, возможно – настоями для промываний. Тепло. Чисто. Не идеально, но уютно и аккуратно.

Свет мягкий, приглушённый, без резких ламп. Пол покрыт серым линолеумом, по стенам – простые схемы строения тела, инструкции по оказанию первой помощи и график дежурств.

Слева – открытая стойка приёма. За ней – девушка лет двадцати пяти в медицинском халате, с коротко подстриженной тёмной чёлкой и лёгкой улыбкой на лице. Её стол завален аккуратными папками, бланками и записями. На стеллажах за спиной – бинты, антисептики, пузырьки с лекарствами, коробки с латексными перчатками.

– Привет, Сами, – первой заговорила Кайла, радостно кивая.

– Привет, Кайла, – отвечает девушка, чуть склонив голову. Голос спокойный, почти певучий. Она переводит взгляд на меня, и в её глазах появляется заинтересованность. – Ты Белла? – она прищуривается, вглядываясь внимательнее.

Смущаюсь, но киваю.

– Я слышала про тебя, – продолжает Сами. – И если ты действительно медик… о, Луна, ты даже не представляешь, как ты нам сейчас нужна.

Мы проходим дальше.

Справа – небольшой процедурный кабинет с кушеткой, лампой на гибкой штанге и старым, но ещё рабочим аппаратом для УЗИ. Чуть дальше – три палаты: одна на двоих, две одиночные. Всё просто: металлические кровати с белыми простынями, капельницы на подставках, чистые занавески. В одной палате пахнет хвоей – кто-то явно принёс букет или целебный сбор.

На втором этаже, как рассказывает Сами, размещены склад медикаментов, небольшая лаборатория и кабинет самого врача. Иногда тут же проводят роды, когда омега не может сама.

Я вдыхаю глубоко. Это не элитная клиника. Не центр. Но здесь – настоящая жизнь. Жизнь стаи.

– Всё не идеально, – говорит Сами, будто читая мои мысли. – Но если ты готова – у тебя будет всё, чтобы начать. Мы обучаем на месте, если нужно, и всегда прикрываем друг друга.

Я снова киваю. И впервые – с уверенностью.