Текст книги "Моя по праву зверя (СИ)"

Автор книги: Алисия Небесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 42

Баня с утра – не просто для тела, а для духа. Так говорила Амалия, и девочки с ней соглашались.

«Как пар с плеч – так и грех долой», – напомнила Алекс, когда мы, ещё в полусне, пошли по тропке к маленькой, но крепкой бане, сложенной из еловых брёвен.

Огонь под котлом горел с ночи. Пар шёл густой, пахло хвоей, чабрецом и сушёными лепестками васильков – всё приготовили заранее. Это не просто омовение – это древняя традиция, когда омега смывает с себя всё, что было до. До альфы. До связи. До пары.

В парной жар обволакивает, вгрызается в кожу, в лёгкие. Сначала кажется, что не выдержишь, но потом приходит облегчение – телу, голове, сердцу. Миша осторожно обливает раскалённые камни настоем зверобоя и мяты, и пар становится терпким, насыщенным.

Я сижу на лавке, завернувшись в простое полотно, чувствуя как скатывается по телу капельки пота. Спустя время, когда тело стало совсем лёгким, а кожа – алой и распаренной, я споласкиваюсь холодной водой, бросаю ещё один взгляд в сторону бани и выхожу, оставляя всё – там.

В доме меня ждал наряд. Белое платье – без пуговиц, без застёжек, простое. Вышитое вручную девочками – на груди знак солнца, а по подолу – еле заметные волчьи лапки.

«Белое – к чистому, новое – к началу», – сказала Алекс, помогая мне надеть его.

Пока заплетала волосы в одну длинную косу – как требует обычай, девочки во дворе уже разложили у костра моё старое платье. То самое, в котором я приехала. То, в котором ещё не была ни омегой, ни парой, ни невестой.

Пламя разгорается быстро. И вместе с ним поднимается голос – три женских голоса сливаются в одно, как завещали матери, бабки и прабабки:

Сжигаем старое – прощай, былое, Пусть уйдёт печаль с золой золотою. Пусть дымом поднимется – не воротится, А с зарёй новой – счастье зародится.

Стою у огня, руки сжаты у груди. На тлеющих углях медленно догоряет моё платье. Ткань сжимается, чернеет, превращается в пепел. Это не просто одежда – это старая я. Та, что ещё не знала Райна. Не знала, кто я для него. Кто я – для себя.

Горячо в груди. Но не от боли – от ощущения, что что-то важное завершается. И начинается новое.

После обряда – завтрак. Амалия встречает нас в доме уже накрытым столом: ватрушки с медом, квас с мятой, ещё тёплый хлеб. Всё просто, по-домашнему.

– Перед делом – наберись силы, – улыбается она. – Сегодня ты печёшь свой каравай. Не просто хлеб – символ пары.

Мы болтаем, смеёмся, обсуждаем, каким будет мой наряд на охоту, спорим, какая вышивка «счастливей» – с колосьями или с ласточками. Атмосфера тепла, как будто все девчонки вдруг стали сёстрами.

После – в кухню.

Большой стол, деревянный. Мука, просеянная через льняное полотно. Рядом – миска с мёдом, травами, тёплым молоком и яйцами.

– Замешивай сама, – говорит Амалия. – Хлеб, который ты приготовишь, – станет твоим первым обещанием. Себе. Ему. И стае.

Она укутывает мои волосы лёгким платком. Сама поправляет мне ладони на краю миски, будто передаёт частичку чего-то своего – знания, силы, веры.

Замешиваю тесто. Мягко. Медленно. Оно тянется, капризничает, липнет – но поддаётся.

– Только с добрыми мыслями, – напоминает Кайла. – Иначе хлеб получится черствым.

Улыбаюсь. Думаю о Райне. О его голосе. О том, как он смотрел на меня перед тем, как я ушла. О его словах: «Спи, моя дорогая. Я рядом».

Когда тесто подошло, девочки приносят пучки сухих трав. В миске – ромашка, полынь, чабрец. Берём по щепотке, вмешиваем прямо в тесто.

– Ромашка – на мир, – шепчет Кайла. – Полынь – от злых языков. Чабрец – на силу в доме и здоровье.

Запах поднимается с паром. Формуем каравай вместе. Не мастерски, по-домашнему – круглый, плотный. Сверху я вылепляю простой узор: солнышко в центре и две веточки по бокам – как знак равновесия.

– Так всегда пекли на первую брачную ночь, – говорит Амалия. – Без затей, но с душой. Чтобы хлеб знал, что в этот дом идёт любовь.

Я смотрю, как края каравая становятся гладкими под руками. Он тёплый, живой, будто дышит. Печь уже растоплена – заблаговременно, как велит обычай. Когда каравай отправляется внутрь, в самое сердце жара, в доме становится особенно тихо. Мы уходим в соседнюю комнату доделывать платье. И только теперь я замечаю, сколько девочки успели. Основная работа – уже позади. Осталось лишь украсить.

Кайла держит в руках моток красной нити.

– Вдоль подола, – шепчет она. – Чтобы злое не прилипло.

– И по рукавам, – добавляет Алекс, затягивая последний стежок красной нити, – чтобы дурное не проникло в дом.

Глажу ткань ладонью. Белое платье чуть шуршит под пальцами – свежее, простое, будто дышит. В нём нет ни золота, ни камней. Только нити, и руки тех, кто рядом. И в этом вся сила. Девичья. Омежья. Настоящая.

Время.Солнце клонится к горизонту. Стая уже ждёт.

Я обнимаю девочек, тепло, крепко. Кто-то целует в лоб, кто-то держит за руки чуть дольше, чем нужно.

– Возвращайся с добычей, Белла, – улыбается Кайла.

– С честью, – добавляет Миша.

Я выхожу. Глубоко вдыхаю. И позволяю волчице выйти наружу.

Мгновение – и я уже не человек.

Огонь внутри превращается в инстинкт. Острые уши. Обострённое обоняние. Пульс стаи где-то вдалеке, но я одна. Сейчас – только я, лес и охота.

Бегу. Мягко, неслышно. Земля под лапами – тёплая, шуршащая. Пахнет корой, хвоей и… жизнью.

Мелкая дичь не интересует – вон те следы, совсем свежие. Косуля.

Молодая, одинокая. Не травмированная – но медлительная. Возможно, просто отстала от стада.

Я замираю. Слушаю. Волчица внутри тянется вперёд. Спокойно, уверенно.

Сначала шаг – потом ещё. Мгновение – и я вижу её. Она пьёт воду у ручья. Шея вытянута. Ничего не подозревает.

Рывок. Прыжок. Всё быстро, без лишней боли. Она падает сразу.

Я стою над добычей, дыша часто.

Сердце гремит в груди. От понимания: это не просто мясо. Это – дань. Подношение.

Пища для стаи. Символ того, что я могу быть частью. Что не вернусь с пустыми лапами. Подымаю голову – небо уже в звёздах. Пора домой. Не успеваю пройти и полпути, как воздух меняется.

Резкий запах. Медведица.

Выходит прямо на тропу. Шерсть дыбом, тяжёлое дыхание. Не нападает, но явно раздражена. Ищет. Возможно, потеряла медвежат – тогда она в ярости.

Не отрываю взгляда. Она обнюхивает воздух. Рычит. Делает шаг в мою сторону.

Я глухо рычу, но без вызова. Хочу показать: уйду, но не боюсь. Но она так встревожена, что не реагирует. У меня проблемы.

Глава 43

Сегодня Белла станет моей женой. Омегой. Луной. С утра весь на нервах, хоть я и не подаю виду.

Отец с рассвета на ногах – лично проверяет место обряда, расставляет охрану, координирует старейшин. Всё должно пройти безукоризненно. Он гордится. Это видно. И, как ни странно, это приятно.

Каравай, который Белла испекла накануне, стоит в центре длинного деревянного стола. Его ещё никто не трогал – таков обычай. Он словно символ её шага в мою стаю, в мою жизнь.

Я смотрю на него – и думаю о ней. Скучаю. До чёрта скучаю.

Не виделись всего сутки, но тело помнит. Запах. Тепло. Губы. Глаза. Волчица в ней откликается на моего зверя – и мне этого уже не забыть.

– Волнуешься? – слышу голос отца за спиной. Подходит, кладёт руку на плечо. Весомо. По-мужски.

– Да, – отвечаю честно. Без пафоса.

Он усмехается, но с мягкостью.

– Я помню, как ждал твою мать. Она была самой красивой из всех, кого я знал. И самой упрямой. Я переживал, что не справлюсь. Что не удержу. Но любовь – она такая. Не спрашивает, готов ты или нет.

Я молчу. Думаю.

Отец продолжает:

– Но ты другой. Сильнее. Твёрже. И Белла твоя не просто омега. Она твоя пара. И ты это знаешь.

Я киваю. Знаю. Потому и волнуюсь.

Наш разговор прерывает Брендон. Он появляется бесшумно, как всегда, но запах… запах тревоги опережает его слова. Мне это уже не нравится.

– У нас проблемы, – говорит тихо, почти не разжимая челюсти. Я поворачиваюсь к нему всем телом.

– Что не так?

– В лесу медведица. Злая. Ищет медвежат. Пауза. – Белла там же.

Холодок пробегает по позвоночнику. В груди сразу – сжатие, в горле – хрип. Волк внутри вздыбился.

– Если они встретятся…

Он не договаривает. И правильно. Не стоит. Потому что я уже знаю. Я уже чувствую, как внутри начинает кипеть ярость.

– Где она была в последний раз? – голос мой ниже, чем обычно. Ровный. Холодный.

– Район старого ручья. Алекс говорит, ушла туда чуть до заката. Ещё не вернулась.

Я сжимаю кулаки. Стая начинает что-то чувствовать. Слуги замирают, кто-то с краю уже смотрит в мою сторону.

– Поднять охрану. Половину – со мной, половину – на выход к северной тропе.

Я уже разворачиваюсь.

– Брендон. Она не должна быть одна. Ни секунды. Найди. Верни. Целую.

Он кивает и исчезает.

А я… Я больше не жених. Я – альфа. И моя пара в опасности.

Через несколько минут докладывают:

– Селена. С матерью. Ушли в том же направлении. Тридцать минут назад.

Я замираю. Волк внутри ощетинился. Это уже не просто тревога. Это злость.

Селена. Знала, куда идёт Белла. Знала, что обряд – сегодня. И всё равно пошла.

И не одна – с матерью. Та, что умеет говорить так, будто решает за Совет.

– Чёрт, – выдыхаю сквозь зубы.

Теперь это пахнет не просто бедой. Это уже попытка вмешаться. Или хуже – испытание, которое может закончиться кровью.

Я чувствую, как пульс уходит в уши.

В груди всё сжимается – будто что-то рвётся наружу. Волк требует действия. Немедленно.

– Где патруль? – рычу.

– Уже в пути. Два звена с севера, одно – со стороны медвежьей тропы.

– Нашли медвежат, – тихо говорит Брендон, подступая ближе. – Две штуки. Отошли от матери, шумели. Селена с матерью их вспугнули. Замираю. Волк внутри уже вслушивается в запахи и тишину.

– Наши уже гонят их к матери.

– Где Белла? – голос хриплый. Я и так знаю, где она. Но всё же спрашиваю.

– В том же районе. С востока спускалась.

– Ты уверен?

Брендон кивает.

Медведица с медвежатами – это не просто опасность. Это угроза без разума. Бешеная, слепая, инстинктивная. Если мать почует чужой след, особенно хищницы – омеги в охотничьем режиме – она рванёт без раздумий.

И разорвёт.

Белла могла пройти рядом. Могла задержаться на следе. А могла – быть сейчас прямо в её зоне запаха.

Проклятие.

– Кто рядом из патруля? – бросаю Брендону на бегу.

– Слева – Ларс. Справа держит склон Тейн.

– Связь держите. Пусть не пугают мать. Главное – отвести медвежат. Пусть уводят молча, следом, без шума. Если медведица рванёт – глушить, но только если будет угроза прямого контакта.

Я уже бегу. Быстрее, чем позволяет разум. Быстрее, чем диктует тело.

Потому что где-то в этом лесу – моя омега.

В белом. С добычей. И, возможно, в одном радиусе с разъярённой самкой медведя, которая ищет своих малышей.

И если они пересекутся раньше, чем я найду её… Нет. Я не позволю. Я доберусь раньше. Или умру по дороге.

Повезло. Мои парни оказались рядом в нужный момент. Нашли медвежат, повели их по следу – прямо к матери. Медведица уже вышла на тропу Беллы, злилась, рычала, носом ловила запах… ещё шаг – и бросилась бы. Но учуяла детёнышей. Задержалась. Обнюхала воздух, развернулась и ушла, прижимая малышей к себе.

Белла осталась цела. Но внутри меня уже не было ни облегчения, ни покоя.

Потому что всё складывается слишком… точно. Полчаса назад в том же направлении ушли Селена и её мать. Без предупреждения. Без нужды.

А сейчас в лесу оказывается Белла. Без охраны. Без меня. И прямо на пути взбешённой медведицы.

Совпадение? Нет.

Я вижу, как они смотрят на Беллу. Как поджимают губы, когда её называют будущей Луной. Как льнут к Совету, к моему отцу, пытаются говорить о “более достойной паре”.

О том, что альфе не пристало брать омегу без рода и ранга.

И как Селена – с глазами хищника – спрашивала:

«А что, если она не пройдёт обряд? Если не вернётся с охоты?»

Не скрывала. Даже не пыталась. Теперь знаю точно: это была ловушка.

Тихая. Продуманная. Почти изящная.

Если бы медведица сделала своё дело – никто бы и не заподозрил. Несчастный случай. Лес. Обряд.

Удобно, правда?

Но не на моих землях. И не с моей парной. Я спрошу. Сначала Селену. Потом Рейчел. Холодно, прямо, без намёков.

А если хоть одна из них откроет рот с тем же тоном, что я уже слышал…

Я сделаю то, что должен.

Глава 44

Мне повезло.Это понимаю только сейчас – сидя у края поляны с добычей. Косуля лежит у ног, теплая, с мягкой шерстью. Моя первая крупная охота в одиночку.

В лесу всё было иначе – хруст веток под лапами, азарт, когда почуяла след, и тихая радость, когда догнала. Это была не просто охота. Это был путь.

Путь омеги, что идёт к своей стае.

Сажусь рядом с косулей. Лапы чуть дрожат от усталости, но я держу голову прямо. В стае это важно – как ты держишься, как смотришь, как пахнешь. Вдох – и сердце замирает: я чувствую его.

Райн.

Он приближается – шаги тяжёлые, уверенные. В обличье волка он кажется ещё больше. Чёрная шерсть, взгляд янтарных глаз. Остановился на краю поляны. Стая ещё не собралась, но альфа – уже здесь.

Я не двигаюсь. Просто смотрю. Он идёт ко мне – вольно, как охотник к своей добыче. Или как вожак – к той, что доказала свою силу.

Он обходит меня по кругу, изучающе принюхивается. Обнюхивает косулю, потом – мою шею, ухо. Ставит лапу рядом с моей – уверенно, не касаясь, но близко. Хвост поднят – это жест защиты и признания. Он рычит негромко, одобрительно. Не угрожающе. Он – доволен.

Не выдерживаю – чуть склоняю голову, касаясь носом его груди. Он отвечает – облизывает мне скулу, щеку. Волчий поцелуй. У стаи на это нет слов – но есть запах, взгляд, движения.

Я – его. И стая увидит это. Все увидят.

Когда стая увидела добычу, запах крови и силы наполнил воздух. Моя косуля – мой дар. Мой вклад. Видела, как волки поднимали головы, как альфа склонил её в знак одобрения. Это признание, принятие.

Теперь я могу идти дальше.

Возвращаюсь в дом. Девочки уже ждут. Платье – белое, лёгкое, но в каждой строчке чувствуется забота. Подол украшен красной нитью – оберег. По рукавам тонкий узор, чтобы защитить дом от зла. Волосы заплетены в венок из полевых цветов и лент.

Папа ждёт у порога. Он берёт меня под руку, и я чувствую, как дрожат его пальцы. Он гордится. Он волнуется. Мы идём через поляну, к месту обряда. Там – Райн. В человеческом облике. Сильный, сосредоточенный. Его взгляд сразу находит меня. В нём – всё: и волк, и мужчина, и будущий муж.

Совет стоит рядом. Говорят торжественно.

– Сегодня перед Лицом Совета, перед стаей и Духами предков, вы, Райн и Белла, подтверждаете свою связь. Это союз не только тел, но и сердец. Не только чувств, но и стаи.

Мы стоим рядом. Мои пальцы в его руке. Горячие, крепкие. Сердце бьётся в унисон.

– Подтверждаете ли вы свою пару?

– Да, – звучит его голос, уверенный, твёрдый.

– Да, – вторю я, и голос не дрожит.

Совет кивает.

– С этого дня и навсегда вы – муж и жена. Альфа и Луна.

Голос Совета прозвучал как гром среди ясного неба. Стая взвыла в унисон – звучно, мощно, как подтверждение, как благословение. Райн обернулся ко мне, обнял за талию и, не сказав ни слова, прижался к губам. Поцелуй был без стеснения, без оглядки. Как будто все наконец стало на свои места.

– Всё не должно было быть так! – визг разорвал вечер.

Райн резко обернулся, прикрывая меня телом. Я почувствовала, как его тело напряглось, а внутри у меня будто кусок льда упал в грудь.

Селена.

Она стояла у края поляны – бледная, глаза горели яростью, губы сжаты до белизны. Платье мято, волосы растрёпаны, руки дрожат. Но она идёт вперёд. Сначала медленно, потом быстрее, будто не может остановиться. Лицо перекошено – не только злостью, но и болью. Такой, что жалеть невозможно.

– Ты не должна была быть здесь! – почти кричит. – Это моя стая! Мой альфа! Я росла с ним! Я знала, что быть рядом с Райном – моё место!

– Ты знала про Беллу, – жёстко произносит Райн. – Знала с самого начала. И всё равно продолжала.

– Я ждала! Я верила! А ты променял меня на какую-то… девчонку! Омегу из ниоткуда! – она бросает на меня полный презрения взгляд. – У тебя даже рода нет! Ни силы, ни традиций!

Я делаю шаг вперёд, но Райн останавливает меня рукой.

– Селена, – говорит он низко, почти рыком. – Хватит. Всё, что ты говоришь – ложь. Всё, что ты чувствуешь – не даёт тебе права нападать.

Селена трясёт головой, сжимая кулаки.

– Она испортила всё! Ты должен был быть моим! Я была готова… я бы сделала для тебя всё! – её голос срывается, становится выше, надломленнее. – А ты выбрал её.

Она достаёт из-за пояса острый обрядовый нож – не как оружие, но как вызов. Как последний жест.

– Ты не понимаешь, что она не выдержит! – шипит. – Она слабая! Она не справится! И если не ты это поймёшь – я покажу!

Дозорные действуют быстро. Селена не успевает даже взвизгнуть, как её уже перехватывают под руки – крепко, без суеты, но жёстко. Один из них что-то шепчет ей на ухо, другой оглядывается на Совет и кивает. Девушку уводят прочь от поляны, подальше от огня, от каравая, от нашей клятвы.

Провожаю её взглядом. Райн поворачивается ко мне, взгляд всё ещё напряжённый, но уже сдержанный. Челюсть сжата. Только когда Селена скрывается за деревьями, он будто выдыхает.

– Твои бывшие подружки – опасные, – тихо говорю, стараясь разрядить воздух.

Он фыркает, скользя взглядом по мне, по платью, по шее – там, где будет стоять метка.

– Уж кто бы говорил, – отвечает с усмешкой, – ты тут тоже не без когтей, Белла.

– Но хотя бы ножи не достаю, – пожимаю плечами. – Пока.

– Только попробуй, – шепчет на ухо, притягивая ближе. – Я ждал эту ночь слишком долго. Никто не сорвёт её.

До самого утра мы танцевали, веселились, праздновали. Музыка, смех, голос тревожной традиции и древние напевы переплетались с шумом леса. Кажется, даже звёзды мигали в такт нашим шагам.

Отец Райна официально представился. Теперь он не просто глава стаи, а отец, который с нежностью и гордостью называет меня дочкой, радуясь, что его сын смог принять на себя бремя стаи и выбрать меня в качестве своей спутницы. Его слова звучали с теплотой и одновременно с обещанием покоя, которого он так долго ждал.

Утром, уставшие, но довольные, мы идём по тропе к нашему дому. Райн спешит со мной, обнимая крепко за талию, будто желая сохранить эту ночь в каждом мгновении. В тишине утреннего леса он нежно расплетает мою косу, аккуратно снимает с меня свадебное платье, которое стало символом моего перехода – от той, кто искала, к той, кто стала.

– Моя красавица жена, – говорит тихим, но полным значимости голосом, – сегодня ты моя, навсегда.

Смотрю в его глаза и чувствую: в этих нежных словах заключена вся наша судьба. Мы вместе – теперь не только пара, но семья. И в этом утре, в каждом его прикосновении я слышу голос всей стаи, подтверждающей, что наш союз стал началом новой жизни.

Глава 45

Прошло три года.

Я окончила медицинский университет. Получила диплом, за который боролась не меньше, чем за свою парность. Пережила бессонные ночи, сотни страниц конспектов, первую кровь на перчатках – и первую благодарность в глазах пациента. С каждой новой практикой становилась увереннее. Цельнее.

Райн долго не отпускал меня в город. Его волк не понимал, как можно покинуть стаю. А мой – знал, что должен. Мы ссорились. Мирились. Доказывали друг другу, что любовь – это не цепь. И не повод остановиться.

Я доказала. Что без практики знания – просто красивая оболочка. Потраченные деньги, силы, нервы. Мне нужно было стать не просто омегой при альфе. Мне нужно было стать той, кто умеет спасать.

После возвращения отработала ещё полгода в стае. Доказывала заново. Себе. Ему. Всем.

И сегодня…

– Я – главный врач стаи, – говорю вслух, стоя у порога новой больницы.

Впереди – моя первая зима. Первая, за которую я отвечаю не только за себя.

Не успеваю сделать шаг, как сзади появляется Райн. Обнимает за талию, утыкается в шею – привычно, глубоко, будто так дышит.

– Нет, Белла. Ты берёшь отпуск, – шепчет.

– Сейчас? – поворачиваюсь к нему. – Но я даже не начала. Оборудование, запасы, учёт…

Он смотрит, как на ребёнка, решившего остаться под дождём.

– Мне дети нужны, Белла. А не больница с идеальными отчётами, – ворчит.

И целует. С нажимом. Медленно. Так целуют, когда у них есть на тебя планы.

– Райн… – выдыхаю.

– Один отпуск. Неделя. Без крови. Без раций. Без графиков.

– А что тогда? – шепчу, прижимаясь.

Он обнимает крепче. Его ладонь скользит по спине, будто проверяет: вся ли я здесь, не исчезну ли.

– Только ты. Только мы. И… может быть, кто-то третий.

Я поднимаю глаза.

– Щенок? Уже?

Он смотрит так, будто я его воздух.

– Уже. Хочу, чтобы ты пахла мной изнутри. Чтобы стая знала: ты – моя. Навсегда.

Он подхватывает меня на руки – резко, уверенно, как альфа, которому больше не нужно сдерживаться. Как мужчина, которого сводит с ума одна мысль: “Теперь можно.”

– Райн! – смеюсь, вцепляясь в плечи.

Он несёт меня в дом. Как в первый раз, только теперь – без остатка контроля.

Одежда летит на пол. Он горячий, тяжёлый, нетерпеливый. Целует меня, как будто недели молчал. Как будто каждую ночь ждал этого момента.

– Я думал, сойду с ума, пока ты была в больнице.

– Я же не сбегала, – шепчу, уткнувшись в его шею.

– Знаю. Но моё тело этого не понимает. Волк выл. Я тоже.

– Райн… – только имя. А дальше – жар и дыхание.

Он наваливается, голодный, нетерпеливый. Как будто ждал слишком долго. Как будто наконец получил то, что принадлежит ему.

Первый стон срывается сразу. Потом другой. Потом крик – сорванный, из самой груди, как будто не из горла, а из самой сути.

– Ты моя, – рычит он, сжимая бёдра. – Только моя.

И снова. Снова. Снова. Шесть дней подряд.

Всё в доме пахнет нами – стены, постель, воздух. Душ не успевает остывать – мы едва выходим из него. Моё тело горит, ломит, но не от боли – от желания. Он входит во вкус, будто это охота. Спаривание. Ритуал.

На пятый день я теряю счёт.

На шестой – просто не могу встать.

– Я больше не чувствую ног, – смеюсь, уткнувшись в подушку.

– Значит, всё делаю правильно, – усмехается и целует вдоль позвоночника, медленно, позвонок за позвонком, пока не доходит до уха.

– Стая боится подходить к дому, – дразню, тяжело дыша.

– И правильно делает, – отвечает, проходясь языком по шее. Его голос становится низким, почти звериным. – Сейчас у нас период. Я – альфа. Ты – моя омега.

Мир может подождать.

И я понимаю – пусть подождёт. Потому что сейчас я – только его. А он – только мой.

– А как же стая? – шепчу, с трудом удерживая улыбку.

– У меня есть Брендон, – фыркает Райн, прижимая ближе. – За шесть дней с ним ничего не случится.

– Ты уверен, что мы не перестарались? – прикусываю губу.

Он резко переворачивает меня на спину. Ладони горячие, твёрдые, уверенные. Губы накрывают мои – поцелуй собственнический, властный. От него кружится голова.

– Тем более… – его голос становится хриплым, почти шепотом. – Если я правильно чувствую…

Он замирает, кладёт ладонь мне на живот.

– Ты уже понесла, – говорит тихо. – Моя девочка…

У меня перехватывает дыхание. Волчица замирает… а потом мурлычет. Принимает. Узнаёт.

– Ты опасный, чёрный волк, – улыбаюсь сквозь тепло Он смеётся – но в голосе усталость. Не телесная. Та, что накапливается годами. Внутри.

– Нет. Я – альфа, который три года ждал, пока ты перестанешь ставить диплом выше нас.

Он выдыхает и опускается рядом.

– Первый год был адом, – продолжает. – Мы не жили – мы боролись. Ты – за право быть собой. Я – за то, чтобы ты осталась. Мы оба воевали. И с собой, и друг с другом. И с ней.

Я знаю, о ком он. Рейчел.

Он напрягается, даже не назвав имени. Его рука плотнее ложится на мой живот, будто защищает.

– Она отравляла воздух, – хрипло говорит он. – Совет, дом, даже наши ночи. Ложью, намёками, подделкой заботы. Думаешь, я не видел, как она ставила под сомнение твоё место рядом со мной?

– Видела, – шепчу. – Но ты её не прогонял.

– Потому что не мог. Я надеялся, что она уйдёт с достоинством.

Я помню её взгляды. Улыбки с ядом. Полуфразы, от которых становилось стыдно. То, как она смотрела на меня, как будто я – ошибка.

– Тогда было не до щенков, – признаю я. – Мы едва держались сами.

– Но ты выдержала. Не ушла. Училась. Боролась. И, чёрт возьми, Белла… – его голос становится тише. – Я злился не потому, что ты выбирала учёбу. А потому что не мог быть рядом, когда тебе было по-настоящему тяжело. Не мог дать ту поддержку, которую ты заслуживала. Я был альфой стаи. Но не был тогда твоим мужчиной.

Я беру его ладонь и кладу обратно на живот.

– А теперь?

Он смотрит в глаза. Долго. Медленно.

– А теперь ты – врач. Омега. Жена. Мать. Моя. Всё сразу. Всё – ты.

Он накрывает меня собой. Его тело – щит. Укрытие. Приют. Поцелуй не страстный. Он другой. Медленный, осознанный. С признанием. С вечностью. Потому что новая стая начинается не с первого щенка. А с первой победы – над собой.И друг другом.И прошлым.