Текст книги "Моя по праву зверя (СИ)"

Автор книги: Алисия Небесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 22

Я нашла детей быстрее, чем думала.

Первого – под корягой. Совсем маленький. Свернулся клубком, будто пытался стать частью леса, исчезнуть в мху и гнилых листьях. Лапка подогнута, дрожит. Лицо уткнуто в землю, плечи ходят мелкой дрожью от беззвучных всхлипов.

Моя волчица внутри… не зарычала. Не встрепенулась. Она просто замерла – и потянулась навстречу. Узнала страх. Узнала слабость.

Я опустилась рядом. Без резких движений.

– Эй… – тихо, почти шёпотом. – Всё хорошо. Я рядом. С тобой.

Он поднял взгляд. Не испуганный – растерянный. В нём не было слов, только один немой вопрос: «Ты правда безопасна?»

Когда осторожно развернула его лапу, перебинтовала, он не отпрянул. Не сопротивлялся. Просто позволил. И это было главное.

– Я скоро вернусь. Обещаю. Только не уходи, ладно?

Кивок. Тихий. Едва заметный. Но он понял.

Второго нашла дальше, у корней поваленного дерева.

Он был старше. Уже не волчонок – щенок, но с характером. Лет шесть, не меньше. Он заметил меня первым. Повёл носом. Пронюхал. Я остановилась.

Наклонила голову. Не угроза. Не доминирую.

Он перекинулся. Подросток – худой, с царапиной на щеке, босыми ногами и грязью по локоть. Дыхание сбито, губы дрожат.

– Я не хотел… – хрипло. – Он побежал, а я…

– Ты молодец, – я опустилась перед ним. – Ты остался с ним. Ты защитил. Всё правильно.

Он не плакал. Но его запах менялся – страх, напряжение, стыд.

– Мы близко к чужой границе… – шепчет. Не спрашивает. Знает.

Моя волчица внутри – в стойке. Не на бегство. На защиту. Она не скалится, не рвётся вперёд. Но ощущает – рядом чужие. Недалеко.

Я отвечаю спокойно:

– Пока ты со мной – ты в безопасности. Мы ещё на своей стороне.

Правда ли это? Не знаю. Но он кивает. Хватает за руку.

– Домой? – шепчет.

– Да. Пошли.

Шаг. Второй. И всё меняется. Не звук. Запах. Сильный. Волчий. Чужой.Я замираю. Это не альфы. Но и не стая Райна.

Беты. Их трое. Чувствую их приближение, как тяжёлый рокот под землёй. Они не прячутся – идут. Медленно. Уверенно. Один – в тёмной одежде, почти сливается с тенью. Второй – рыжеватый, ведёт носом. Слышит меня. Третий остаётся вне поля зрения, но запах говорит сам за себя.

Я остаюсь в человеческой форме. Ребёнок жмётся к ноге.

Волчица внутри напряжена, будто вцепилась в невидимую цепь. Смотрит сквозь мои глаза. Дышит сквозь мою грудь.

Это чужие. Это не случайность.

Они идут как те, кто считает себя выше. Беты. Без альфы рядом – но с чётким ощущением власти. Или намерением её показать.

И тогда внутри меня встаёт вопрос:

На чьей я территории? И если это ещё земля Райна… почему чужие волки идут по ней как по своей?

А ещё один, тише, страшнее:

Успею ли я увести детей – до того, как нас сочтут чужим грузом? Или добычей?

– Всё под контролем, – выдыхаю. Тихо. Для него. Для ребёнка, чьи пальцы вцепились в мою руку до побелевших костяшек.

А для себя? Ложь. Всё внутри пульсирует: страх, гнев, инстинкт защитить.

– Какие знакомые лица, – тянется голос сзади. Мягкий. Обволакивающий. Сладкий, как яд под кожей.

Я замираю. Мальчик вжимается в бок. Медленно поворачиваюсь. Дрейк. Альфа соседней стаи. Тот, чьё имя Райан вчера выдохнул сквозь зубы.

Он весь в ссадинах, лицо разбито, под глазом – запеклось. Но он улыбается, как будто всё под контролем.

– Что ты здесь делаешь? Совсем одна? – продолжает, делая полшага. Плавно. Как хищник.

– Возвращаюсь домой, – отвечаю. Сухо.

– Без охраны? Странно. Я думал, Райан держит тебя под замком. Или ещё не успел?

– Я никому не принадлежу, – выговариваю. Мальчик дрожит, но я не отступаю.

– Ага… – хмыкает. Его взгляд скользит вниз, по телу, будто я товар на прилавке. – Это видно.

– Ты пересёк границу, – говорю. Резче, чем нужно. Потому что пахнет им. Запах его стаи, густой, навязчивый.

– Мои волки почуяли щенков слишком близко. Решил проверить. Ты же знаешь, Белла, как работают правила.

Чужая Омега. Чужие щенки. Для любой стаи это – риск. Нарушение баланса. Омега – не просто самка. Она пахнет потомством. Продолжением рода. Достатком. Властью. Никто не хочет, чтобы такая осталась не под присмотром. Особенно на границе. Чувствую, как волчица внутри напрягается. Всё тело знает: опасность близко. Не от когтей. От намерений.

А он смотрит прямо, с ленцой, но слишком пристально.

– Ты слишком громко вернулась, Белла.

Имя. Он сказал имя, хотя я его не называла. Ни в баре, ни сейчас. Ни шёпотом, ни в лицо. И в этот момент я понимаю: меня изучали. Меня искали. Меня ждали. Он знал, кто я, с самого начала.

– Кто тебе сказал? – мой голос звучит хрипло. Уже без мягкости.

Он не отвечает. Только щурится. Как тот, кто считает, что омега не может спросить. Что у неё нет на это права. И тогда я понимаю: он не отступит. Не сейчас. Пока не решит, кому я принадлежу.

– Ты слишком громко вернулась. Альфа, метка, дом. Все видят. Все обсуждают. Особенно когда омега была… свободной.

Я делаю шаг вперёд. Между ним и ребёнком.

Я больше не хочу быть тенью чьего-то выбора. Не хочу быть отметкой на шее, которую не защищают.

– Уходи, Дрейк, – выговариваю.

Он усмехается. Беззвучно. Глазами.

Рык рвётся из груди сам. Не от храбрости – от инстинкта. От той волчицы внутри, которая встаёт. Не сдаётся.

– Беги, – шепчу мальчику. – По следу. Кривая сосна – налево. Не останавливайся.

Он кивает. Бежит. Я – остаюсь. Оборот – как вспышка. Всё тело сводит на секунду, а потом – лапы, шерсть, клыки.

Передо мной трое. Беты. Не альфы. Но и не щенки. Тяжёлые шаги. Давление. Запах чужого стада. Они не боятся. Не прячутся. Они пришли показать: здесь – не твоя земля.

– Парни, – Дрейк бросает через плечо, лениво, но уже с ноткой власти. – Мы, конечно, на чужой территории. Но вот эта Омега…

Он делает паузу.

– Она давно просится под руку посильнее.

Он говорит обо мне, как о трофее. О метке, которую не успели поставить. Как о слабом звене Райана. Хочет доказать, что может забрать. Они приближаются.

Спина упирается в поваленное дерево. Рычу. Щетинюсь. Считаю: трое. Один сильный. Один молодой. Один – ждёт сигнала. Я не справлюсь. Даже если рвану, даже если укушу – они задавят.

Я не должна была идти одна. Не должна была отрываться от стаи. От Райана.

И в этот момент больше всего хочется услышать – не “помоги”.

А просто: “Ты – моя. За тобой – я”.

Глава 23

След был свежий. Рваный, сбивчивый – но свой. Я чувствовал кровь. Нервный пот. Страх. Мальчишка выбежал из зарослей на тонких ногах, босых, сбитых о ветки. Глаза – дикие, заплаканные. Узнал. Замер. Потом сделал шаг – и остановился.

Тор был ближе. Один взгляд – и он уже подхватывает пацана, коротким движением уводит в сторону. Не говорит, не спрашивает. Всё ясно. Он займётся им. А я – своей задачей.

Пахло Беллой.

Резко. Сладко. Слишком близко к чужим. К тем, кто не должен быть здесь. Их четверо. По запаху – опытные. Названные. Не сопляки. И она – одна. Среди них.

Вой срывается сам. Глухой, но короткий. Метка. Сигнал. Для своих. Чужие на нашей территории.

Тело срабатывает быстрее мысли. Я в прыжке, не разбирая звуков. Мчусь по лесу, по прямой, через хруст веток, мимо кустов, сбивая сырые капли со стволов. Я должен быть там. Сейчас.

Прорываюсь в просвет и вижу.

Белла прижалась к земле. Лапы согнуты, корпус занижен – как перед бегством. Шерсть на загривке поднята, уши прижаты. Зрачки расширены. Она не рычит – ворчит глухо, предупреждающе. Это не демонстрация силы. Это защита. Инстинкт.

Страх чувствуется даже на расстоянии – по её дыханию, по запаху, по тому, как дрожит хвост у самого основания.

И вот он. Дрейк. Единственный кто не обернулся волком. Стоит чуть в стороне, облокотившись на дерево, будто наблюдает за представлением. Полуулыбка. Руки в карманах. Взгляд не отводит – прожигает, смакуя, как его волки зажимают мою пару.

Он наслаждается этим. Каждым движением. Каждым её рыком. Ему нравится, как самка сопротивляется, как срывается на защиту, зная, что не вытянет. Он не вмешивается – зачем, если можно просто смотреть?

Тепло разливается под кожей. Зверь рвётся наружу.

Оборот проходит быстро.

Следующее – уже стою на двух ногах, дышу чаще, кожа ещё горячая от смены формы. Плечи обнажены, спина напряжена, волчье рычание ещё вибрирует в груди, но я уже человек.

Поднимаю голову, встречаюсь взглядом с Дрейком. И он сразу понимает: сейчас будет больно.

– Ты видео не понимаешь, что тебе говорят? – говорю ровно, не повышая голоса.

– Я-то тут при чём? – Дрейк даже не смотрит на меня. Его внимание – на Белле, сжавшейся в волчьей форме. – Это твои дети шастают у границы. Я лишь… вышел проверить. Мы ведь все за порядок, да?

– Убирайся, – не повышаю голос. Я просто иду. Спокойно. Но с каждым шагом между нами всё меньше воздуха.

– Попроси вежливо, – усмехается. – Или, может, на колени? Это ж твоя самочка в ловушке. Не будешь же рисковать?

Делаю шаг ближе. Волки рядом с Беллой напрягаются. Они уже не смотрят на неё – теперь вся их агрессия направлена на меня.

– Ты играешь не на той территории, Дрейк.

– А ты давно свою не защищал как положено. Смотришь, как твою волчицу окружают, и молчишь. Как будто не альфа. Испугался?

Он явно ждёт, что я сорвусь. Что полезу первым. И тогда у него будет повод. Легитимный.

– Считай до трёх, – бросаю. – Иначе…

– Скар, – перебивает он, даже не повышая голос.

Тело серого волка срывается в прыжке. Белла не успевает. Она рванулась, но слишком поздно – зубы в загривок, рывок вниз, и сдавленный хрип срывается с её пасти.

Рычу. Уже не сдерживаюсь.

Слышу, как Тор зарычал где-то сбоку. Ещё шаг – и я сорвусь.

– Остынь, Райан, – Дрейк щёлкает пальцами, словно это его сцена, и он здесь режиссёр. – Провоцируешь – теряешь. Всё по правилам. Или напомнить, как работают законы стаи

Смотрю на Беллу. Она прижата к земле, дышит тяжело. Но не сдалась.

И я понимаю – он это и просчитывал. Хотел именно этого: чтобы я всё видел. Чтобы почувствовал, каково – не успеть.

– Ты слабак, если хочешь отыграться на омеге, – голос низкий, но твёрдый. Ни крика. Ни угрозы. Просто факт. Я стою прямо. Лицом к лицу с Дрейком.

А за моей спиной – моя волчица. Его волки уже сомкнулись полукольцом, и каждый из них напряжён, как пружина.

Он усмехается. Медленно отводит взгляд – туда, где Белла, сжавшись в обороте, едва держится на лапах.

– Не льсти себе, Райан, – голос спокойный, почти насмешливый. – Она сама пришла. Не подчинялась. Вела себя дерзко. Ты же знаешь, как это бывает. Омеги забывают, что они – не альфы. Я просто напомнил.

Дрейк елает шаг в сторону. Я – тоже. Мы обходим друг друга по дуге, как два хищника на одной тропе. Меряемся не мускулами – влиянием. Каждый жест, взгляд, наклон головы – сигнал. Его волки чувствуют напряжение, мои – уже бегут.

– А если б я сделал то же самое с твоей самкой? – спрашиваю спокойно, но в груди всё кипит.

– Хорошо, что ты не такой, как я, – усмехается Дрейк, глядя на Беллу. – Мне совесть не мешает, зато ты здесь один.

Белла тихо рычит, но волк, держащий её за загривок, сжимает сильнее. Она прижата к земле. Её глаза мечутся между мной и Дрейком, дыхание тяжёлое. Шерсть на загривке прилипла от крови.

Сжимаю кулаки. Он провоцирует. Специально. Хотел, чтобы я сорвался. Хотел, чтобы нарушил нейтралитет. Чтобы дал повод. Потому что знает – я не дам в обиду свою пару.

– Отпусти её, – говорю тише. Словно это просьба. Хотя оба знаем – это приказ.

– Попроси вежливо, – шепчет он. – Может, я даже подумаю.

Я делаю шаг вперёд. Его волки рычат. Он – молчит.

– Последний раз. Убери их от неё. Или я начну с тебя.

– Не угрожай, Райан, – Дрейк шагнул ближе, глаза сверкнули. – Твоя пара слишком дерзкая, чтобы оставлять её безнаказанной.

Он смотрит на Беллу. Не на волчицу – на слабое звено.

– А вот и твои подоспели, – усмехается, когда в лесу раздаётся хруст шагов. – Интересно, сколько из них доживут до утра?

– Отпусти её, – говорю спокойно.

Рывок – неожиданный, резкий. Волчица срывается и вонзается в бок ближайшего к ней. Зубы – в плоть, когти – по морде. Он взвизгивает, откатывается. Но на его место тут же бросаются двое.

Хруст. Схватили. Она скулит, одна лапа подломилась, загривок в зубах врага. Её крутит по земле, пыль летит вверх.

– Белла! – срываюсь с места. Всё внутри лопается – хребет, страх, самообладание.

Дрейк не остановил своих. Он смотрел, как она дерётся.

Глава 24

Всё происходит слишком быстро.

Вот я вгрызаюсь в бок – кто-то орёт, сдаёт назад, и в ту же секунду – удар. Укус. Боль, будто молния пронзила с боку до плеча. Отдаётся в позвоночник, в глаза, в дыхание.

Секунда – и я на земле. Кто-то наваливается сверху. Я рычу, лапами отбиваюсь, скулю. Потом голос. Его голос.

Райан. Не слова – грохот. Как будто обрушился лес.

Рык. Вой. Скулёж. Ломаются тела, ломаются планы. Я чувствую, как мои враги уносятся прочь. Кто-то задевает меня когтями. Больно. Ещё больнее под рёбрами – там всё горит.

Пытаюсь подняться. Не могу. Мир выцветает. Падает. Исчезает.

Очнулась на чужой кровати. Простыня сползла куда-то к ногам, кожа липкая от пота. Воздух насыщен йодом, кровью и тяжёлым запахом Райна – терпким, хищным, властным.

Тело ноет. Глубоко, изнутри, будто кости отбили, а мышцы пытались срастись на бегу. Особенно под рёбрами и в плече – боль пульсирует, цепляется за каждый вдох.

Где-то за дверью – шаги. Чёткие, размеренные. Я не двигаюсь.

Регенерация идёт, но медленно. Не сработала как обычно. Значит, было хуже, чем я думала.

Голова гудит. Мысли не складываются. Не понимаю, где я, что с Райном, что с детьми… Только одно ясно – я выжила.

Пробую приподняться – и тут же замираю. Боль пронзает бок, резкая, жгучая, как будто в кожу вонзается нож. Лёгкие будто схлопываются, воздуха не хватает, в горле встаёт стон, но он застревает, не выходит. Кажется, что само тело против – заставляет замереть, чтобы не добить себя.

Щёлкнула дверь.

Ровный, спокойный звук, но по коже сразу пробегает холодный ток. Я не поворачиваю голову – слишком тяжело. Просто лежу, слушаю.

Шаги. Медленные, тяжёлые, уверенные. Тот, кто идёт, не спешит – не нужно. Он заходит, закрывает за собой дверь, будто отсекает меня от всего мира.

– Не шевелись, – голос накрывает сразу. Низкий, ровный, холодный. Это не Райан, с которым можно спорить, отшутиться или упрямо спорить. Это альфа. И тон у него без вариантов.

Он ещё не подошёл, но уже здесь – ощущается так же ясно, как гравитация. Присутствие давит, воздух становится плотнее. Он дышит медленно, почти спокойно… слишком спокойно, чтобы это было настоящее спокойствие.

– У тебя трещина в ребре. Порвана мышца, – говорит, будто констатирует протокол. – Ещё сантиметр – и даже твоя регенерация не справилась бы быстро. Осталась бы хромой.

Пауза тянется. Хруст – он сцепляет пальцы, сдерживает зверя.

– В незнакомый лес. Одна. Без подмоги.

Райн стоит у кровати. Кулаки сжаты, плечи каменные. В глазах – хищный блеск.

– Ты пошла туда, откуда не выбралась бы, – он делает шаг, и воздух будто тяжелее. – И сделала это, нарушив приказ. Мой приказ.

Голос не громкий, но он заставляет воздух дрожать. В нём нет злости, только холодная, как сталь, уверенность.

– Ты понимаешь, что могла не вернуться? Хоть раз задумалась, что я увидел, когда пришёл? – он склоняется ближе, почти в лицо. – Тебя. В кольце чужих. Волк держал тебя за загривок, как добычу.

Я пытаюсь что-то сказать – он не даёт. Его пальцы обхватывают мой подбородок, резко поднимают вверх.

– Не опускай глаза. Смотри. – Взгляд жёсткий, прожигающий. – Я не альфа ради красивого слова. Я держу стаю. И тебя.

Он отпускает подбородок. Садится рядом, тяжёлым весом продавив матрас.

– Ты – моя пара. Только поэтому жива, – он рычит коротко, глухо. – Но права на самостоятельные решения у тебя больше нет.

Я замираю, не в силах произнести ни слова. Губы дрожат, мысли путаются.

Он наклоняется ко мне, его пальцы впиваются в плечо, прижимая к кровати. Хватка не сильная, но ощутимая: я понимаю, что если он захочет, я не смогу пошевелиться.

– В этой стае порядок. Правила. И все подчиняются. Даже ты. Особенно ты, – его голос сух, дыхание горячо у виска. – Ты не просто вышла за границу. Ты поставила под удар стаю. И меня.

Я отвожу взгляд – он сразу возвращает его своей хваткой.

– У нас неповиновение не прощают, – тихо, но так, что внутри всё сжимается. – Никогда.

Он резко отпускает, встаёт. Его фигура в проёме перекрывает свет, и от этого становится только темнее.

– Запомни, Белла. Последний раз я списал твою глупость на то, что ты моя пара. В следующий – не стану.

Пауза. Его взгляд обжигает.

– За неповиновение у нас одно наказание. Изгнание. Без права вернуться. Без стаи. Закон одинаков для всех.

– Но ты спасла детей, – он делает шаг ближе, и каждое слово падает, как приговор. – И ты моя пара.

Он не смягчается. Не даёт надежды. Просто выносит решение.

– Поэтому останешься. Здесь. Но запомни: с этого дня ты не выйдешь без моего слова. Ни шага. Ни взгляда за порог. Никакой воли. Пока я не решу, что ты умеешь слушаться.

Открываю рот, пытаясь выдохнуть хоть что-то, но его тень накрывает меня с головой.

– Ты решила, что выше приказа? – его голос низкий, тяжёлый, будто рык. – Что выше стаи? Выше меня?

Он наклоняется ближе.

– Запомни, Белла, – шипит он прямо в ухо. – В следующий раз я не спасу. И никто не спасёт. Потому что цену за твои вольности заплатят все.

Медленно выдыхаю, ощущая силу альфы и страх.

– Ты моя пара. И только это удержало тебя здесь, а не за воротами. – Он смотрит сверху вниз. Глаза свирепые, лицо каменное. – Но с этого дня ты моя не на словах, а по закону.

Я едва слышно:

– Райн…

– Тихо, – обрывает он, голос сухой, без жалости. – Сказал всё.

Разворачивается. Дверь хлопает так, что дрожат стены.

Остаюсь одна. Ломит тело, сдавливает грудь. Но страшнее всего – это пустота, которую он оставил после себя.

Глава 25

Сижу за столом. Бумаги, отчёты, задачи на завтра. Пытаюсь читать – буквы расползаются, слова не держатся в голове. Всё пустое. Потому что за стеной – её тихие всхлипы.

Белла старается быть незаметной. Думает, что я не услышу. Но я слышу каждое дрожащие дыхание. Каждая слеза, которую она сдерживает, кусая губы, чтобы не выдать себя вслух. И каждый звук – как нож, который снова и снова ранит меня.

Я был жёстким. Грубым. Но иначе нельзя. Не со стаей. Не с ней. Если я сейчас дам слабину – завтра кто-то другой решит, что можно ослушаться. А потом – хаос.

Перед глазами снова вспыхивает картина: она в кольце чужаков. Рычащая, загнанная, но всё же бросившаяся на одного из них. Её хватают, руки ломают, кровь струится по губам, крик разрывает воздух. Я – всего в шаге от неё. Один только шаг. Но я опоздал.

Этот шаг стоил ей трещины в ребре. Стоил мне – спокойствия.

Я сжимаю кулаки, и бумаги под моей ладонью хрустят. Внутри меня бурлит ярость, но направлена она не на неё, а на себя. Я должен был всё предусмотреть, я обязан был успеть.

Но она тоже должна понять. В стае нет «если». Нет «можно». Есть приказ альфы. Есть порядок. И я обязан этот порядок держать. Даже если для этого приходится быть жестоким с той, кого люблю.

В дверь стук. Не требовательный – осторожный. Но уважительный.

Я даже не поднимаю головы. Знаю, кто это.

– Входи, – говорю ровно. Голос звучит холодно, но внутри всё клокочет.

Брендон заходит тихо. Закрывает за собой. Ждет. Не садится. Откладываю документы в сторону. Всё равно не читал ни слова.

– Новости уже дошли до всех, – говорит он наконец. – Щенки рассказали.

Я молчу.

– Стая… впечатлена.

Тихая пауза. Он выбирает слова.

– Омега, бросившаяся защищать чужих детей… Это запомнится.

Я поднимаю глаза. Медленно. Жестко.

– Ты хочешь, чтобы я похвалил её?

Он выдерживает мой взгляд. Не опускает глаза.

– Я говорю, как есть. Даже те, кто раньше сомневался… сейчас уважают её.

У меня напрягается челюсть. Вижу перед собой ту сцену снова. Перед глазами всё ещё она. Одна. В кольце волков. Рычит, кидается, получает удар. А я – опоздал. На этот проклятый миг.

– Щенки хотят её увидеть, – говорит Брендон. – Спасибо сказать.

– Нет, – мой голос срывается ниже обычного. – Сейчас – нет.

Подхожу к столу. Ладони на дереве, пальцы врезаются, будто хочу сломать к чёрту эту поверхность. Дышу – медленно, но каждый вдох как нож в лёгких.

– Я не позволю, чтобы её выходку приняли за подвиг, – выдавливаю. – Нарушила приказ – и точка.

Брендон молчит. Смотрит внимательно. Слишком хорошо знает меня, чтобы не заметить то, что прячу.

– Она спасла их, – тихо напоминает.

– И едва не погибла, – взрываюсь. – Одна. Без прикрытия. В лесу, которого не знала. Против тех, кто сильнее её.

Слова жгут горло. Я замираю. Тишина давит, и только тогда выдыхаю:

– Я пришёл поздно.

Эта фраза прожигает изнутри. Выпрямляюсь, провожу ладонью по лицу, но бесполезно – картинка никуда не уходит. Её крик, кровь, чужие лапы на ней.

– Я… – сглатываю, слова застревают. Голос срывается, будто чужой. – Я впервые испугался, Брендон.

Глаза режет, но не моргаю. Пусть видит. Пусть знает: альфа может расколоться, если под ударом его пара.

Внутри рвёт зверь. Волк воет, рвётся наружу, требует крови за её слёзы. Я держу его – но пальцы дрожат, суставы хрустят, потому что удерживать такое – всё равно что пытаться остановить шторм голыми руками.

Брендон молчит. Стоит прямо, взгляд твёрдый. Не жалеет. Уважает.

– Когда увидел её… как она лежала, как чужой вцепился в неё… – выдыхаю рывком. – Я не знал, дышит ли она. Не знал, успел ли.

Тишина гудит, давит. Даже тиканье часов режет слух. Волк внутри снова рычит – глухо, низко, так что грудь отзывается вибрацией.

– Я будущий альфа, – слова звучат сухо. – Мне нельзя терять контроль. Нельзя срываться. Но когда это касается её… – срываюсь, сжимаю кулаки до боли, ногти впиваются в ладони. – Я теряю всё.

Брендон делает шаг ближе. Его ладонь ложится на плечо тяжело, уверенно, будто фиксирует меня в этом мире.

– Ты не потерял, – говорит он спокойно. – Ты спас.

Я молчу, потому что не ощущаю себя спасителем.

– А если бы не она, – говорит он, – дети могли бы не вернуться. Ты это тоже знаешь.

Я киваю. Один раз.

– Но и они должны знать, – говорю я жёстко, будто ставлю точку, – она выжила не потому что пошла против приказа. А потому что я пришёл. Потому что стая встала за неё. Потому что порядок сработал.

– Понимаю, – отвечает Брендон тише, чем обычно. И уходит, не дожидаясь, пока я скажу ещё хоть слово. Кивает, закрывает за собой дверь, оставляя меня один на один с собственным гулом.

Два часа тянутся вязко. Достаточно, чтобы она улеглась и остыла. Но мало, чтобы я перестал чувствовать, как под кожей дрожит злость – и вместе с ней страх, что мог потерять её.

Захожу в спальню. В руках поднос: бульон, хлеб, таблетки. Ничего лишнего. Всё, что нужно, чтобы она встала на ноги. Чтобы тело восстановилось, а силы вернулись.

Белла лежит спиной ко мне. Покрывало сползло до талии, плечи открыты. На коже – царапины, синяки, следы, оставленные чужими руками. Смотрю – и внутри всё снова тянется в оскал.

Я ставлю поднос на тумбочку. Сажусь рядом, на край стула. Двигаюсь тихо, без суеты.

– Белла, – произношу мягко. Но без тепла. В голосе – только необходимость. – Тебе нужно поесть.

Она молчит. Лежит спиной. Дышит ровно. Но я знаю – слышит каждое слово. Просто не отвечает. Упрямо. По-детски. Как будто это единственный способ показать: обиделась. Не на мелочь – по-настоящему.

И в этом молчании будто клеймом горит: «Ты меня предал».

В груди тянет неприятно, вязко. Я был рядом. Я спас. Но для неё – этого мало. Для неё я всё равно тот, кто сделал больно.

Смотрю на неё. Маленькая, упрямая, храбрая. Одна бросилась в самое пекло, выстояла. А теперь отворачивается, словно я враг.

Она не простит сразу. Я это понимаю. Потому что я был жёстким.

– Я не собираюсь уговаривать, – голос у меня выходит сдержанный, но с нажимом.

– Я не хочу, – бурчит она в подушку. С злостью. Почти как девчонка, у которой забрали игрушку.

– Белла, – зову снова. – Упрямиться бессмысленно. Если не сделаю я – сделает кто-то другой. Жёстче. Холоднее.

Она не произносит ни слова, но её плечи заметно дрожат. Я всё понимаю, но продолжаю настаивать на своём. Я мог бы уйти, но не ухожу.

– Остынет, – говорю тихо. – Потом есть не сможешь.

Тишина. Слышно лишь её дыхание. Я медленно выдыхаю, и слова сами срываются с губ:

– Я был жестоким... потому что испугался.

Сначала тишина. Потом сам же добавляю:

– Ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя среди чужих. Один из них схватил тебя, как добычу. Я не был уверен, дышишь ли ты, успел ли. Этот миг... Я никогда себе его не прощу. Пальцы сжимаются в кулаки, костяшки хрустят.

– Я альфа. Я обязан быть опорой, стеной, судьёй. Но когда речь заходит о тебе… я не выдерживаю. – Голос дрожит, срывается. – Мне действительно страшно. Потому что потерять тебя – это страшнее всего.

Она молчит, но её плечи дрожат. Едва заметно. Для других это мелочь, но для меня – как глоток свежего воздуха после долгого погружения.

– Просто поешь, Белла, – говорю тише. – Не ради меня. Ради себя. Потому что я хочу, чтобы ты была жива.

Встаю, уже на пороге, и слышу – ложка звенит о фарфор. Сердце успокаивается, возвращается на место.

Из подушки доносится тихий голос, но я слышу каждое слово:

– Райн… спасибо, что успел.