Текст книги "Моя по праву зверя (СИ)"

Автор книги: Алисия Небесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава 38

Проснулась от звука голосов внизу. Тихих, но напряжённых. Райна рядом уже не было.

Тело ещё помнило ночь – ломкая сладость под кожей, тепло внизу живота, отпечаток его рук. Протянула ладонь – на подушке только пустота и запах. Его запах.

Натягиваю его футболку – она почти до колен, мягкая, чуть тёплая. Спускаюсь вниз босиком.

У входа стоит Райн. С другой стороны бета.

Слова не разобрать, но по тону… что-то серьёзное. Волчица внутри дёрнулась – не от страха. От напряжения. Стая не приходит по пустякам. И тем более не зовёт альфу на рассвете.

– Совет, – слышу краем уха. – Просит, чтобы ты пришёл.

– Когда?

– Сейчас.

Райн хмурится. Его голос ровный, но я вижу: плечи напряжены, челюсть сжата. Он никогда не спорит с Советом – но и не любит, когда его вызывают, не объясняя зачем.

Сама отхожу в тень, не вмешиваюсь. Он сказал – ждать.

Но ждать – это не про меня. Ухожу к себе. Быстро. Волчица внутри всё ещё на взводе, но голову надо остудить. Снимаю футболку Райна, надеваю своё. Нейтральное. Спокойное.

Не хочу казаться девушкой, которая просто осталась на ночь. Если сегодня я иду в Совет – я должна быть готова. Как Омега. Как пара альфы. Возможно – как будущая Луна.

Захожу к отцу. Осторожно, на цыпочках – он ещё спит. Дом родной, родной запах, всё на своих местах… Но уже не совсем моё. Быстро переодеваюсь. Стираю с кожи остатки страсти и ночи, заплетаю волосы.

Смотрю в зеркало и понимаю: так, как было – не будет. Ни туда, ни обратно уже не шагнуть без оглядки.

Решаю не бегать больше туда-сюда. Хватит шататься. Если я с Райном – значит, с ним.

Собираю рюкзак. Перекидываю через плечо. Кладу смену одежды, щётку, блокнот.

На листке пишу папе коротко: «Загляну вечером. Всё хорошо».

Кладу записку на стол, оглядываю комнату последний раз и выхожу. К дому Райна возвращаюсь быстрым шагом. Внутри – напряжение. Волчица чуть нервничает. Не из-за Райна – из-за Совета.

Но я знаю, что должна держаться.

Он выходит из зала Совета, как раз когда я подхожу. Движения резкие. Челюсть сжата. Плечи напряжены. Волчица во мне тут же настораживается: её волк злой.

– Райн, – окликаю.

Он тут же меня замечает. Его взгляд цепляется за мою фигуру, по запаху считывает: переоделась, была дома, но вернулась.

Он немного смягчается. Подходит ближе. Рука легко касается моей талии.

– Где ты была? – голос мягкий, но я слышу напряжение под поверхностью.

– За вещами. – Улыбаюсь чуть виновато. – Надоело бегать туда-сюда.

– Правильное решение. – Его взгляд становится одобрительным. Но не расслабленным.

– Что хотел Совет? – спрашиваю, понижая голос.

Он смотрит прямо, жёстко.

– Теперь они хотят подтверждения. Ты должна пройти обряд. Чтобы всё было официально.

– Посвящения? – сердце сжалось.

– Да.

Молчу секунду.

– А ты?.. Ты хочешь этого?

Райн чуть наклоняется ко мне. Его взгляд не просто твёрдый – спокойный и окончательный.

– Я всегда этого хотел.

– Тогда нужно планировать, – улыбаюсь, делая шаг ближе. – Скоро полная луна… чем не идеальная ночь?

Райн чуть щурится, как зверь на добычу, и вдруг резко тянет меня к себе.

– Я знал, что ты особенная, – шепчет в губы, прежде чем поцеловать. Глубоко. Страстно. Без оглядки.

Как будто ему плевать на всё: на Совет, на прохожих, на взгляды.

Его ладонь – на моей талии. Другая – на затылке.

Целует так, будто помечает. Будто прямо здесь, на ступенях перед зданием Совета, утверждает своё право.

– Кхм-кхм… – доносится сбоку, вместе с шлейфом сладких, тягучих духов.

Мы оборачиваемся.

– Доброе утро, – ласково рокочет Селена. Стоит чуть поодаль. Лицо без эмоций, голос – вежливый. Но в глазах холод, как лёд. Может быть, даже зависть. Или злость. Или и то, и другое.

Я не отстраняюсь. Райн тоже нет.

Он только сжимает меня чуть сильнее, поднимая подбородок:

– Чего тебе, Селена? – Райн говорит ровно, но по запаху слышу: устал. Раздражён. Волк внутри уже скалится.

Селена склоняет голову чуть вбок – жест вежливый, но фальшивый до скрежета. Взгляд цепкий, будто высматривает, куда вонзить зубы.

– Мама просила передать, что Беллу нужно подготовить к нашим традициям, – её голос обволакивает, как яд под мёдом. И, будто меня здесь нет, смотрит только на Райна. Прямо. В глаза. Как на трофей.

Моя волчица напрягается. Хвост бы щетинился, если бы он был. Внутри всё гудит: она смеет игнорировать. Смеет говорить о мне, не со мной.

И её «мама» – явно не совет, а личное, родовое вмешательство.

Селена делает полшага ближе – слишком близко. Я чувствую, как напрягается Райн. Ладонь, лежащая на моей талии, , обозначая границу.

– Я позабочусь о своей омеге, – его голос звучит ниже, почти рыком. – Без помощи вашей семьи.

Селена не отступает. Губы чуть дёргаются в улыбке.

– Надеюсь. Но ты ведь знаешь, что Совет смотрит. А Луна – это больше, чем просто клеймо на шее.

Я почти слышу, как моя волчица рычит. Глухо. Внутри. Она рвётся вперёд – разодрать, прижать, укусить в шею. Напомнить: Райн – мой.

– Спасибо за заботу, – отвечаю спокойно. Без остроты, но и без покорности. – Но если мне понадобится помощь, я знаю, к кому обратиться.

Селена хмыкает – сухо, снисходительно, как будто я – не более чем звук на фоне. Разворачивается и уходит, не сказав ни слова. Каблуки стучат по камню, как отсчёт до чего-то неприятного.

Смотрю ей в спину. В груди всё ещё гудит злость.

– Стерва, – рычу почти неслышно, но Райн слышит.

Он лишь крепче сжимает мою талию. И не говорит ничего. Не нужно. Мы оба понимаем: так просто она не отступит.

Глава 39

До полной луны оставалось три ночи. И я знала – готовиться нужно уже сейчас. Не только морально, но и физически. Я знала, кого просить о помощи.

После завтрака, попрощавшись с Райном, отправилась в больницу. Сегодняшний день был расписан с точностью до минуты: инструкции по медицине у оборотней, практические занятия, осмотры, работа с травами.

Никакой романтики – только работа, кровь, пот и чужая боль.

Три часа ушло на теорию: чем отличается рана, полученная от когтей, от обычного пореза, как реагирует регенерация в зависимости от ранга волка, как не навредить омеге при сбое цикла.

Потом были осмотры: кому-то – повязку сменить, кому-то – успокоительный чай, а одному старому бете – просто сесть рядом и поговорить.

Иногда и это – лучшее лекарство.

Когда стрелки часов подобрались к двум, почувствовала, как усталость начинает накапливаться в плечах. Но настроение было хорошее.

Жизнь здесь, пусть и чужая пока, принимала меня. Стая – наблюдала, но не отвергала. Я старалась – и меня замечали.

На городской площади, по пути к девочкам, меня окликает знакомый голос.

– Белла! – едва успела обернуться, как Миша уже обняла меня – крепко, по-сестрински. От неё пахло мятой и солнцем.

– Ты куда?

– К вам. Мне нужна ваша помощь, – отвечаю, чуть улыбаясь.

– Всё что хочешь, подруга. Пошли.

Уже через пару минут мы сворачиваем на боковую улочку, где стоит салон Кайлы – стеклянные витрины, цветы у входа и деревянная табличка «Moon Beauty».

Кайла уже ждала нас, облокотившись о дверной косяк, с чашкой кофе в руках.

– Ну как ты там? – интересуется она, оценивая меня взглядом с ног до головы, но без осуждения – с вниманием.

– Неплохо. Даже интересно, – качаю головой и начинаю рассказывать.

О том, как прошла утренняя практика в больнице, как впервые давала травы, перевязывала лапу подростку в полупереходе, как один старый омега просил просто подержать его за руку.

О Совете, о взглядах, о напряжении, которое висело в воздухе с самого утра.

Кайла кивает, Миша молча слушает, иногда кивая, но по глазам вижу – они ждут, когда я скажу главное.

И я говорю:

– Осталось три ночи до Луны. И… я хочу быть готова. Не просто внешне. По-настоящему.

Миша сжимает мою ладонь.

– Мы сделаем всё, что в наших силах.

Кайла усмехается и откидывает волосы назад:

– Тогда добро пожаловать в адскую подготовку, будущая Луна.

В её голосе слышится больше игривости, чем злобы, но я всё равно чувствую, как внутри тянется струна. Статус Луны – не просто красивое слово. Это роль, от которой зависит лицо всей стаи. А я… я пока даже не до конца понимаю, какие традиции нужно соблюдать.

– Не пугай её, – улыбается Миша и берёт меня под руку. – Лучше расскажи, что ей предстоит.

– А зачем рассказывать? – Кайла подмигивает. – Лучше показать. Пошли ко мне. У меня дома всё обсудим. И познакомлю тебя с одной женщиной, которая точно тебе поможет.

– С кем? – спрашиваю настороженно.

Кайла кивает Мише, та, будто по команде, отвечает:

– С мамой Алекс. Её зовут Амалия. Она… особенная. Очень. Умная. Спокойная. Знает про стаю больше, чем кто бы то ни было. Не потому, что сидит в Совете, а потому что помнит, как было раньше. И понимает, что происходит сейчас.

– Она вроде как ведунья, – добавляет Кайла уже более серьёзно. – Что-то вроде нашей внутренней наставницы. Без магии, но со знанием. Она не кидается заклинаниями, не рисует символы на лбу, не выгоняет демонов… хотя, если надо, и это сделает. Но её сила – в другом. Она хранит традиции. Те, о которых половина из Совета уже забыла. И если ты хочешь влиться в стаю не просто как пара Райна, а как настоящая Луна, тебе стоит её услышать.

Волчица во мне будто реагирует первой – едва заметный толчок изнутри, словно она кивает. Как будто знает: это важно. Это нужно.

– Хорошо, – выдыхаю. – Показывайте дорогу.

Кайла расправляет плечи, довольная:

– Вот и отлично. Заодно чаю попьём. И начнём твой настоящий путь.

Мы идём по улице неторопливо, болтая о мелочах. Девочки ведут меня к себе, и с каждой минутой волнение внутри немного стихает. Стая, кажется, не такая уж и враждебная, если рядом есть те, кто готовы подставить плечо.

Наконец Кайла останавливается у неприметного дома – один из таких, мимо которых легко пройти. Скромный фасад, выцветшая дверь, у ступенек – пара горшков с засохшими травами. Обычный. Почти.

Но стоит нам приблизиться, как дверь открывается сама, и на крыльцо выходит Алекс.

– О, молодцы, что пришли, – улыбается она, как будто нас давно ждала. – Мама уже заварила чай.

Я моргаю. Рядом со мной Миша прыскает от смеха, Кайла только закатывает глаза.

– Но… мы только что решили прийти, – растерянно произношу я.

– Конечно, – отзывается Алекс легко, будто я сказала что-то очевидное. – Но мама, как обычно, всё знала заранее. У неё чутьё. Особенно на тех, кто приходит впервые.

Кайла тихо добавляет:

– Привыкай. С Амалией не спорят. И никогда не удивляйся, если она отвечает на вопрос, который ты ещё даже не озвучила.

Мы поднимаемся на крыльцо, и дверь мягко закрывается за нами, как будто дом сам нас принял. Внутри пахнет сушёными травами, яблоками и каким-то едва уловимым, но родным ароматом уюта. Как будто я здесь уже бывала.

И я вдруг понимаю – именно сюда мне сейчас и нужно было попасть.

– А вот и будущая Луна, – раздаётся мягкий голос с порога.

Из тени появляется женщина – на вид лет сорока, но взгляд у неё такой, будто прожила не одну жизнь. Длинные, русые с проседью волосы свободно спадают на плечи. Глаза – светлые, ясные, и в них столько спокойствия, что внутри у меня тоже становится чуть тише. Лицо доброе, открытое, но с какой-то древней глубиной – как у тех, кто знает больше, чем говорит.

– Проходи, Белла. Ты давно должна была сюда попасть, – добавляет она, словно между нами уже был разговор. Хотя я вижу её впервые.

– Вы… знали, что я приду?

Она только улыбается, оборачивается к девочкам:

– Ну что вы стоите, будто первый раз у меня. Проходите. Кайла, Миша – накрывайте. Беллу оставьте мне.

И голос у неё не приказывает – он просто есть, и спорить с ним не хочется. Внутри что-то откликается – будто я дома. Хотя понятия не имею, что меня здесь ждёт.

Глава 40

– Вы меня знаете? – тихо спрашиваю, переступая порог.

– Да, Белла. Ты была у меня много лет назад. Совсем крошкой. Твоя мама привела тебя. Она тогда волновалась… чувствовала что-то – и хотела убедиться.

– Убедиться?.. – делаю шаг вглубь дома, чувствую, как внутри всё сжимается. Волчица замирает, слушает.

– Она хотела знать, будет ли у тебя пара. Настоящая. Истинная, – кивает женщина. – Запах твой уже тогда был особенным. Призрачный, но отчётливый. Я сразу поняла: передо мной омега с редкой связью.

– Вы ей сказали? – сажусь за стол, голос дрожит, хоть я стараюсь держаться.

– Я не могла назвать имя, – говорит Амалия спокойно, без мистических ноток. – Но сказала твоей матери, что ты будешь отмечена. Что у тебя будет пара – альфа, настолько сильный, что от него не уйти. Не спрятаться. Связь с ним будет выше логики и воли.

Слушаю, сжав ладони. Горло перехватывает. Не потому что страшно – потому что будто узнаю себя заново. Всё, что было с Райном… оно ведь действительно не поддаётся объяснению.

– Мама… – выдыхаю, глядя в чашку, – она испугалась?

– Очень, – кивает Амалия. – Она была молода, горячая, и не хотела, чтобы за тебя решали инстинкты. Сказала, что не допустит, чтобы её дочь стала чьей-то… без права выбора. Уехала на следующее утро.

– Я тогда была совсем маленькой, – говорю тихо. – Я этого не помню.

– И не должна была помнить, – Амалия улыбается немного грустно. – Но я помню тебя. Твои глаза. Ты сидела у меня на полу, ковыряла травы и всё спрашивала, зачем я добавляю корень в настой. Тогда я уже знала: из тебя вырастет не просто омега. А та, что сможет идти рядом с сильным альфой. Не за спиной. Не под каблуком. Рядом.

Я поднимаю взгляд.

– И теперь ты вернулась, – говорит она. – Как бы ни пыталась судьба сбить с дороги, ты пришла туда, где должна быть. И, как я вижу, пришла не как девочка, а как будущая Луна.

Амалия мягко касается моего запястья. Её пальцы тёплые, крепкие. Не поглаживание – поддержка.

– Всё только начинается. Но ты справишься. Не потому что должна. Потому что можешь.

– Амалия… про какой обряд все говорят? Почему он такой важный? – спрашиваю, чувствуя, как девочки затихают. Кайла, Алекс, Миша – все прислушиваются. Даже воздух в комнате будто замирает.

Женщина не сразу отвечает. Сначала подаёт мне чашку с настоем, оборачивается к очагу, поправляет в нём огонь. Лишь потом, не глядя прямо, начинает говорить:

– Это не просто традиция. Это первозданная суть парности. То, с чего всё начиналось.

Я чувствую, как внутри меня что-то сжимается. Волчица поднимает уши.

– Омега может быть с альфой без обряда, – продолжает Амалия, поворачиваясь ко мне. – Жить. Спать. Даже зачать. Но до обряда она… не под защитой стаи. Не признана.

Она делает паузу. Алекс опускает глаза. Миша сжимает руки на коленях.

– Обряд – это не просто ритуал. Это момент, когда волк признаёт тебя своей перед всеми. И его слова становятся твоим щитом. А твой запах – его печатью. После этого никто не имеет права коснуться тебя без последствий. Ни один другой альфа не подступится. Ни один бета не посмеет усомниться.

– Это метка? – уточняю.

Амалия качает головой.

– Метка – часть. Она может быть поставлена и до. Но обряд – это выбор. И волка. И стаи. Ты становишься Луной. Или, если хочешь – сердце альфы. Её уважают, боятся обидеть. Она – не просто пара, она – его отражение. Его другая половина, но не слабая. Сильная. Потому что только сильная омега способна удержать рядом такого альфу.

– А если не провести его? – спрашиваю тихо.

– Тогда ты – просто его женщина, – говорит Амалия спокойно, но чётко. – А не его пара. Не Луна. Не мать будущих наследников.

Она замолкает.

Тишина, в которой каждая из нас переваривает услышанное. Даже волчица во мне словно затаила дыхание. Мы чувствовали: это больше, чем церемония. Это – признание на уровне духа и плоти. Соединение, после которого дороги назад уже нет.

– Поэтому и шепчутся, – говорит Алекс. – Потому что если он поведёт тебя к обряду… это значит, что он выбрал. Окончательно.

Амалия кивает.

– И ты тоже должна быть готова выбрать. Без страха. Без сомнений. Потому что когда на тебя смотрит вся стая, ты не просто девочка в красивом платье. Ты – омега, которая приняла своего альфу. Навсегда.

– А как к нему готовиться? – спрашиваю тише, чем хотелось.

Амалия смотрит внимательно, по-матерински, и в её голосе нет ни пафоса, ни строгости – только сила традиции:

– Для начала – чистка. Тело и дух должны быть готовы. Перед обрядом ты входишь в баню. Одна. Пар делают на пижме, полыни и зверобое – эти травы вытягивают чужое, прошлое, всё, что не должно перейти в пару.

Я киваю. Представляю запах – горький, пронзительный, как сама тишина леса.

– Там ты моешься сама, без чужих рук. Оставляешь в бане старую одежду. Её сжигают – чтобы не было возврата. После этого сутки ты не имеешь права касаться альфы. Даже видеть его – нельзя. Вы спите в разных домах. Всё между вами – должно дозреть.

Я замираю. Сутки. Без него. После всего, что было. Волчица внутри шевелится – протестует, но… принимает. Потому что так правильно. Так – по законам стаи.

– На рассвете следующего дня ты выходишь в лес. Волчица охотится. Без помощи. Без свидетелей. Что поймаешь – принесёшь вожаку. Не как дар, а как знак: ты способна быть частью стаи. Ты не только пара – ты сила.

Миша приподнимает брови, но молчит. Алекс слушает, затаив дыхание.

– А потом – возвращаешься к подругам. Они готовят платье. Белое или красное – ты решаешь. Ткань должна быть новая. Чистая. Ни одного чужого стежка. Они шьют в тишине, под песни – старинные, те, что знают только омеги.

– А волосы? – спрашивает Кайла.

– Волосы не заплетают, – отвечает Амалия. – Волчица должна быть свободной. Прямые, распущенные – знак чистоты и доверия. После обряда только альфа имеет право заплести тебе косу.

В комнате становится особенно тихо. И я понимаю: это не просто красивые ритуалы. Это древние законы, которые проходят через кость, через память. Это то, что связывает нас с волками.

Амалия касается моей руки. Ладонь тёплая, чуть шершавыми пальцами.

– Ты готова, Белла?

Смотрю ей в глаза. Там нет давления. Нет сомнений. Только знание. Мудрость. Принятие.

Я делаю вдох. Глубокий. Спокойный. Внутри – волчица. Не рвётся. Не рычит. Просто ждёт моего слова.

– Готова, – произношу. Без дрожи. Без лишнего пафоса. Просто и честно.

Алекс перестаёт дышать, Кайла опускает взгляд. Даже трава за окном кажется тише.

Амалия кивает медленно, как если бы я прошла незримую черту.

– Тогда завтра на рассвете – баня. Кайла знает, какую. Пижму я тебе соберу сама. После – сутки тишины. Старайся не думать о нём. Не искать запах. Пусть почувствует, что ты уже не только его.

Я киваю. Это трудно. Но правильно.

– А охота? – спрашиваю тихо.

– Вторая ночь. Ты выйдешь на лесную тропу одна. Только ты и лес. Что вернёшь – тем и станешь. Что принесёшь – тем и поделишься со своей новой стаей.

Глава 41

Я думала, что всё будет формально – ну, вроде как традиция, которой следуют из уважения. Но стоило девочкам услышать, что я согласилась пройти обряд, как они будто вспыхнули. Вдохновились. Загорелись.

Платье – символ Луны, говорила Кайла. Поэтому всё должно быть идеальным.

Мы провели полдня только на том, чтобы выбрать фасон. Алекс принесла с собой ворох старинных эскизов, и каждая предлагала свой вариант. Миша постоянно смеялась, Кайла пыталась удержать всех в рамках «здравого смысла», а я… я просто смотрела и чувствовала, что я дома. Мне не нужен другой. Мое место тут.

Меня не просто наряжали.

Снимали мерки осторожно, как будто боялись спугнуть. Выбирали ткань долго – перебирали между льном, шёлком, мягкой шерстью. В итоге остановились на тонком небеленом полотне с серебристыми нитями – «свет Луны в ночи», как сказала Алекс.

А когда ткань легла на стол, Кайла подняла голову и сказала серьёзно:

– Это платье ты должна надеть только в день обряда. И сшито оно будет руками стаи.

После обеда мы пошли в лес – собирать травы для бани. Воздух был пряным, чуть влажным. Лес пах хвоей, солнцем и чем-то ещё....

Кайла несла корзину, Алекс – ножницы, а Миша просто скакала рядом, как будто ей снова десять.

Они пели. Тихо, ритмично. Какую-то древнюю песню, без слов, на распев. Мелодия цепляла, будто волнами. Шла за ними и чувствовала – это не просто прогулка. Это часть. Это тоже обряд.

Интересные у них обычаи. Настоящие. И почему-то… откликаются. Будто я уже слышала это раньше. В детстве. Во сне.

Моя волчица замирала от каждого прикосновения к травам, от песен, от смеха девочек. И в то же время – оживала.

Я всё больше чувствовала: я не просто готовлюсь к обряду. Я становлюсь частью стаи. И, может быть, впервые – сама этого хочу.

Когда мы вернулись с девочками из леса, уже начинало смеркаться.

В руках у нас были пучки душистой травы, корешки, и даже несколько редких цветков, которые, по словам Алекс, обязательно нужно бросить в банный веник для обряда очищения.

Устала, но внутри всё пульсировало – предвкушением, тревогой, каким-то необъяснимым трепетом. И когда мы подошли к дому, первое, что бросилось в глаза – следы.

Глубокие, уверенные, оставленные тяжёлой поступью. Мужская обувь. Альфа.

Моё сердце сделало скачок.

– Это Райн, – почти прошептала я.

– Не ищи его, – сказала Миша, заметив, как я потянулась взглядом в сторону дома. – Он не появится здесь до самой церемонии. Ты должна прийти к нему сама. В свой день.

– Но почему?.. – начала я, но Миша прервала, как будто заранее знала, что спрошу:

– Он принёс добычу.

– Это знак, – добавила Алекс, уже торжественно. – Так поступают альфы в нашей стае. Он не может быть рядом, но он показывает, что ты не останешься голодной. Ни как омега, ни как женщина, ни как будущая Луна. Это – его обещание.

Молча кивнула. Волчица внутри замерла… а потом выдохнула. Приняла.

К вечеру в доме Кайлы готовилось угощение, достойное обряда.

Мама Кайлы работала быстро и слаженно, будто сама была частью ритуала. Она выложила тушёного зайца в глиняный горшок, добавила к нему ягоды, коренья и приправы, принесённые нами.

Вторым блюдом стали запечённые овощи – тыква, лук, морковь, свёкла, политые душистым маслом. Над всем этим витал терпкий аромат леса, огня и домашнего тепла.

И, наконец, каравай. Настоящий. С заварным тестом, орнаментом из тестяных веточек, ягод и зёрен. Она вымешивала его молча, под напев, который вполголоса тянули девочки. Песня была старая, чуть грустная, и казалась молитвой – за союз, за дом, за женщину, которая теперь становится частью стаи.

– Это не просто дань традиции, – мягко говорит Кайла, склонившись ко мне. – Это уважение. К стае, к предкам… и к себе.

Слушаю внимательно. Впитываю каждое слово, будто это не просто разговор, а часть старого обряда, в который меня принимают впервые.

– Завтра с утра ты пойдёшь в баню, – вступает Амалия. Её голос ровный, как у ведуньи, которая не просто знает – чувствует. – Волчица должна быть очищена. Тело, дух, запах – всё должно быть готово.

– Затем ты испечёшь каравай. – Амалия подаёт мне тонкую скалку, будто уже заранее подготовила. – Тесто будет замешано с травами, что принесла с сегодняшнего сбора. Это – хлеб начала. Семьи. Его печёт только невеста. Только омега, готовая принять стаю и стать Луной.

Сердце подскакивает. Я никогда не пекла каравай. Но в этой традиции есть что-то, что зовёт волчицу внутри меня. Дом. Уют. Стая.

– Вечером, после омовения, наденешь это платье и пойдешь на охоту, – женщина проводит рукой по ткани, лежащей на лавке. – Волчица должна добыть мясо – показать, что может быть полезной. Сильной. Не только красивой.

В животе приятно тяжесть от ужина – тушёный заяц, запечённые овощи, мягкий каравай, тёплый мёд… Всё было просто, по-домашнему, но вкуснее, чем любой ресторан. У костра потрескивают дрова, и хочется, чтобы этот вечер длился чуть дольше.

Девочки уже стелют постели прямо на полу – по старому обычаю, все спят вместе, в одном доме, перед обрядом. Говорят, так энергия невесты заряжается женской силой. От них пахнет сухими травами, печёным тестом и чем-то родным.

– Это, кстати, настоящий девичник, – улыбается Кайла, ловко расправляя одеяло. – Только без драмы и с настоящими подругами.

– И с караваем, – смеётся Миша, – а не с шампанским и стриптизёром.

– Каравай – это святое, – хмыкает Алекс, хлопая подушку. – А ещё можно гадать. На сон, на пару, на силу рода…

– Гадать не надо, – перебиваю их, зевая. – Пожалуйста. У меня и так сердце с утра скачет.

– Да ты не переживай, – Кайла садится рядом, смотрит тепло.

– Ложись, Белла, – тянет меня за руку Миша. – Завтра будет важный день. А ты нам нужна бодрая и красивая.

– Вы как хотите, – улыбаюсь, укладываясь под плед, – но я сплю. Без песен, ритуалов и разговоров. – Ну ты даёшь, – смеётся Алекс. – А я уже хотела рассказать историю, как Кайла в первый раз привела добычу и…

– Всё, всё, молчу! – хихикает Кайла, закидывая подушку.