Текст книги "Доктор для следователя (СИ)"

Автор книги: Алиса Север

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 48

Карета с гербом аль Морсов плавно подкатила к сияющему огнями особняку лорд-мэра. Из окон доносились звуки оркестра и сдержанный гул голосов. Сердце бешено колотилось, но я выпрямила спину, взяла в руки веер и сделала глубокий вдох. «Ты леди аль Морс», – напомнила я себе, прежде чем слуга распахнул дверцу.

Когда я переступила порог бального зала, на мгновение воцарилась тишина. Десятки пар глаз уставились на меня. Я чувствовала на себе взгляды – любопытные, оценивающие, восхищенные, завистливые. Потом оркестр вновь заиграл, и гул голосов возобновился, но теперь в нем явно звучало мое имя.

Я двигалась сквозь толпу, отвечая на поклоны и кивая знакомым лицам из прошлого – тем, кто когда-то презирал беглянку, а теперь спешил засвидетельствовать свое почтение наследнице. И повсюду я видела мужские взгляды, задерживающиеся на мне дольше приличий. Я была молодой вдовой, главой богатого рода. Идеальная партия. Ловушка захлопнулась, но на этот раз я была по другую сторону решетки.

Именно в этот момент я увидела его.

Кален стоял у колонны, в стороне от общего веселья, в своем безупречном служебном мундире Ковена. Бокал с шампанским в его руке казался инородным предметом. Он смотрел на меня, и его лицо было каменной маской, но глаза… его глаза горели. В них читалось не просто удивление. Это было потрясение, смешанное с чем-то темным и горящим. Он видел меня в грязи, в крови, в простом платье трактирщицы. И теперь он смотрел на женщину в бархате и жемчугах, и это зрелище, казалось, лишило его дара речи.

Наш взгляд встретился через весь зал. Я увидела, как сжимаются его пальцы на бокале. Он ослеплен, с удовлетворением подумала я.

В этот момент к мне подошел лорд Феликс Орланд, тот самый, что предлагал «покровительство». Его улыбка была ослепительной.

– Леди аль Морс, – он склонился в изящном поклоне, беря мою руку и задерживая поцелуй в воздухе над ней дольше необходимого. – Вы затмеваете всех красавиц Стальграда. Позвольте увезти вас от этой суеты на террасу, воздух там чудесен.

Я чувствовала, как затылок пронзает чей-то взгляд. Я знала, чей. И, слегка улыбнувшись, позволила Орланду повести себя под руку.

Мы провели на террасе минут десять. Он сыпал комплиментами, намекал на выгоды союза наших домов. Я вежливо улыбалась, давая уклончивые ответы, и все это время кожей спины чувствовала тяжелый, ревнивый взгляд из зала.

Когда мы вернулись, Кален стоял на том же месте, но теперь его поза была еще более напряженной. Ко мне тут же подкатил еще один молодой аристократ, потом советник мэра… Я была в центре внимания, и Кален видел это. Видел, как другие мужчины окружают меня, ловят мой взгляд, касаются моей руки.

В перерыве между танцами я оказалась рядом с ним у стола с напитками.

– Леди аль Морс, – произнес он, и его голос был низким и натянутым, как струна. – Вы, кажется, пользуетесь невероятным успехом.

– Неожиданно, не правда ли? – парировала я, беря со стола бокал с водой. – Вдруг оказалось, что вдова-беглянка – весьма завидная партия.

– Орланд, – он выдохнул это имя с таким презрением, что по моей коже пробежали мурашки. – Он парит вокруг вас, как гриф.

– Он вежлив и предупредителен, – пожала я плечами, наслаждаясь его реакцией. – В отличие от некоторых.

Он шагнул ко мне ближе, нарушая все допустимые границы. Его магия на мгновение сгустилась вокруг нас, создавая невидимый барьер от посторонних ушей.

– Он видит в тебе только кошелек и титул, Мариэлла, – прошипел он.

– А ты? – подняла я на него взгляд. – Что ты видишь?

Его глаза потемнели. В них бушевала буря – ревность, гнев, желание.

– Я вижу женщину, которая не должна принадлежать никому из этих позеров. Которая… – он запнулся, сжимая кулаки. – Которая сводит меня с ума.

Оркестр заиграл вальс. Лорд Орланд, улыбаясь, снова направлялся ко мне.

– Кажется, мой танец свободен, – сказала я, глядя прямо в глаза Калену.

Он не сказал ни слова. Он резко выпрямился, его лицо снова стало непроницаемой маской. Он повернулся и затерялся в толпе, оставив меня с бешено колотящимся сердцем.

Я протанцевала с Орландом, потом с еще парой кавалеров, но всё это было лишь фоном. Я искала в толпе его, высокую, строгую фигуру. И когда я наконец увидела его, стоящего в дверях и смотрящего на меня темным, горящим взглядом, я поняла. Эта игра была опасной. Но я не хотела ее заканчивать. Потому что в его ревности была та самая страсть, которую он так тщательно скрывал. И она стоила всех взглядов, всех комплиментов этого пустого света.

Глава 49

Прием закончился. Я вернулась в поместье поздно, с гулом в ушах от музыки и пустых разговоров, с холодом внутри, который не мог растопить даже бархат платья. Я отправила горничную, сбросила с себя тяжелые шелка и жемчуга и осталась одна в тишине своей спальни, стоя у окна и глядя на темный сад.

Я все еще чувствовала на себе его взгляд – горячий, ревнивый, полный невысказанной ярости и желания. Он не подошел ко мне больше за весь вечер. Он наблюдал. И каждый его взгляд был прикосновением, более жгучим, чем рука любого кавалера.

Вдруг я услышала тихий скрип колес на подъездной аллее. Сердце пропустило удар. Я узнала легкий, стремительный ход его служебного экипажа. Он приехал.

Я не двинулась с места, слушая, как хлопает дверца, как быстрые, решительные шаги приближаются по мрамору холла. Я не приказывала слуге не пускать его. Они и так знали. Все в этом доме, казалось, затаили дыхание в ожидании этого момента.

Дверь в мою спальню распахнулась без стука. В проеме стоял Кален. Он сбросил плащ на пол, его мундир был расстегнут. Волосы растрепаны, а в глазах бушевал тот самый огонь, что я видела в бальном зале, но теперь ему ничто не мешало вырваться наружу.

Мы молча смотрели друг на друга через всю комнату. Воздух трепетал, густой и тяжелый от всего несказанного.

– Доволен? – его голос прозвучал хрипло. – Доволен тем, как они смотрят? Как эти ничтожные аристократишки готовы лизать твои туфельки за твои деньги и твой титул?

– А ты? – бросила я ему в ответ, не отводя взгляда. – Доволен тем, что наблюдал со стороны? Как верный пес?

Это было жестоко. Но именно это и сорвало последние оковы.

Он пересек комнату в два шага. Его руки впились в мои плечи, прижимая к себе с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

– Ты свела меня с ума, – прошипел он, и его губы грубо прижались к моим.

Это не был поцелуй. Это было нападение. Излияние всей накопленной ярости, ревности, страха и того дикого, неконтролируемого влечения, что так долго тлело между нами. Я ответила ему с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, кусая его губы, позволяя ему чувствовать всю свою ответную боль и страсть.

Мы падали, спотыкаясь о разбросанную одежду, не в силах разорвать этот поцелуй. Он срывал с меня остатки тонкой ночной сорочки, его руки, горячие и требовательные, скользили по моей коже, заставляя ее гореть. Я рвала застежки его мундира, жаждала ощутить жар его тела без преград.

Когда мы оказались на кровати, уже не было ни леди аль Морс, ни следователя ван Моррета. Были только он и я – два одиноких, израненных существа, нашедших, наконец, пристанище в объятиях друг друга. Его прикосновения были то грубыми, то до смешного нежными, словно он боялся, что я рассыплюсь у него в руках. А я, в свою очередь, открывала ему все потаенные уголки своей души, все шрамы и все надежды, что копились все эти долгие месяцы.

Мы не говорили о любви. Эти слова были бы слишком хрупки для той бури, что бушевала между нами. Это было нечто большее. Первобытное. Неотвратимое. Слияние двух стихий, которые слишком долго сопротивлялись друг другу.

Позже, когда буря утихла, мы лежали в спутанных простынях, прислушиваясь к бешеному стуку сердец, постепенно замедляющему свой ритм. Его рука лежала на моей талии, его дыхание было теплым в моих волосах.

Он не извинился. Не сказал ничего банального. Он просто притянул меня ближе и прошептал одно-единственное слово, пропитанное таким облегчением и такой тоской, что у меня сжалось сердце:

– Наконец-то.

И я поняла – это была не победа. Это была капитуляция. Обоюдная и безоговорочная. Долгая, изматывающая битва подошла к концу. И началось нечто новое. Что-то страшное и прекрасное. И мы оба знали – пути назад нет.

Глава 50

Утро застало нас в спутанных простынях, в лучах солнца, пробивавшихся сквозь щели ставней. Кален проснулся первым. Я почувствовала, как его рука, лежавшая на моем бедре, слегка сжалась, а затем он осторожно, почти невесомо, провел пальцами по моей коже, словно проверяя реальность.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. В его обычно холодных глазах было странное, непривычное спокойствие, смешанное с легким изумлением. Ни тени сожаления.

– Мне нужно в Ковен, – произнес он тихо, его голос был хриплым от сна. – Отчет по делу Лукана. Допросы его сообщников.

Я лишь кивнула, не в силах найти слова. Что можно сказать после такой ночи? Слова казались слишком хрупкими, слишком незначительными.

Он поднялся с кровати, и я наблюдала, как он одевается – теми же точными, экономными движениями, что надевал свой доспех из высокомерия и отстраненности. Но теперь между нами не было стены. Воздух в комнате все еще хранил тепло наших тел и память о страсти.

На пороге он обернулся.

– Я вернусь, – сказал он просто. Не как просьбу. Как обещание. Как констатацию факта.

И ушел.

Я осталась лежать, слушая, как затихает звук его шагов на лестнице, затем – скрип колес экипажа. В комнате пахло им – озоном, кожей и чем-то еще, сугубо его, что теперь навсегда смешалось с запахом моего тела.

Следующие несколько дней я пыталась вернуться к рутине. Встречи с Добсоном, разбор документов, управление поместьем. Но всё было иным. Теперь, когда внутренняя буря утихла, я смотрела на свои владения с новым чувством – не как на бремя, а как на свой дом. Место, где я могла быть собой. Где меня ждали.

Однажды утром, спускаясь по главной лестнице, чтобы отправиться на прогулку по парку перед встречей с управителем, я услышала внезапный вскрик, а затем глухой удар. Я обернулась. Младшая горничная, Элис, лежала у подножия лестницы в служебном крыле, схватившись за ногу, ее лицо было искажено гримасой боли.

Без единой мысли я сорвалась с места. Всего несколько месяцев назад я бы растерялась. Теперь же мой разум автоматически переключился в режим диагностики.

– Не двигайся! – скомандовала я, опускаясь на колени рядом с ней. Девочка, бледная как полотно, смотрела на меня испуганными глазами.

Я осторожно, но уверенно провела руками по ее лодыжке. Деформация была очевидной – закрытый перелом со смещением.

– Добсон! – мой голос прозвучал громко и властно, разносясь по холлу. – Немедленно принесите мне мой хирургический набор! И две ровные деревянные планки, бинты!

Управитель, появившийся из кабинета, на мгновение застыл в изумлении, увидев свою госпожу на коленях перед плачущей служанкой. Но затем он кивнул и бросился выполнять приказ.

Пока мне несли инструменты, я говорила с Элис спокойным, ровным голосом, отдавая распоряжения другим слугам. Мне нужна была чистая ткань, кипяток, отвар коры ивы от боли.

Когда мне принесли мой старый, верный ящик с инструментами Фрола, я на мгновение задержала на нем взгляд. Скальпели, зажимы, иглы… Они прошли со мной через всё. От трактира до особняка. И теперь снова служили жизни.

Я работала быстро и точно, не обращая внимания на перешептывания слуг, столпившихся вокруг. Я вправила кость, зафиксировала ногу шиной и аккуратно забинтовала. Элис, попив успокоительного отвара, уже не плакала, а смотрела на меня с благоговейным страхом.

– Кости срастутся, – сказала я ей, умывая руки в принесенном тазу. – Но тебе нужен покой. Отнесите ее в комнату, – приказала я двум крепким конюхам. – И чтобы никто не тревожил без нужды.

Когда суета улеглась, я поднялась на ноги, вытирая руки о подол платья. Я встретилась с взглядом Добсона. В его глазах не было ни осуждения, ни недоумения. Было глубокое, безмолвное уважение.

– Леди Мариэлла, – произнес он. – Вы… вы настоящая леди. В самом лучшем смысле этого слова.

Я кивнула, чувствуя странное спокойствие. Я не была той беспечной девушкой, что сбежала из этого дома. Я не была и той отчаявшейся женщиной, что боролась за выживание. Я нашла баланс. Силу – чтобы управлять состоянием. И умение – чтобы спасать жизни. И сердце… чтобы любить.

Вечером, сидя в кабинете отца и просматривая бумаги, я думала о Калене. Он обещал вернуться. И я верила ему. Потому что здесь, в «Серебряных Ключах», я нашла не только наследство. Я нашла себя. И была готова разделить это обретение с тем, кто прошел весь этот трудный путь рядом со мной.

тем, как они смотрят? Как эти ничтожные аристократишки готовы лизать твои туфельки за твои деньги и твой титул?

– А ты? – бросила я ему в ответ, не отводя взгляда. – Доволен тем, что наблюдал со стороны? Как верный пес?

Это было жестоко. Но именно это и сорвало последние оковы.

Он пересек комнату в два шага. Его руки впились в мои плечи, прижимая к себе с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

– Ты свела меня с ума, – прошипел он, и его губы грубо прижались к моим.

Это не был поцелуй. Это было нападение. Излияние всей накопленной ярости, ревности, страха и того дикого, неконтролируемого влечения, что так долго тлело между нами. Я ответила ему с той же яростью, впиваясь пальцами в его волосы, кусая его губы, позволяя ему чувствовать всю свою ответную боль и страсть.

Мы падали, спотыкаясь о разбросанную одежду, не в силах разорвать этот поцелуй. Он срывал с меня остатки тонкой ночной сорочки, его руки, горячие и требовательные, скользили по моей коже, заставляя ее гореть. Я рвала застежки его мундира, жаждала ощутить жар его тела без преград.

Когда мы оказались на кровати, уже не было ни леди аль Морс, ни следователя ван Моррета. Были только он и я – два одиноких, израненных существа, нашедших, наконец, пристанище в объятиях друг друга. Его прикосновения были то грубыми, то до смешного нежными, словно он боялся, что я рассыплюсь у него в руках. А я, в свою очередь, открывала ему все потаенные уголки своей души, все шрамы и все надежды, что копились все эти долгие месяцы.

Мы не говорили о любви. Эти слова были бы слишком хрупки для той бури, что бушевала между нами. Это было нечто большее. Первобытное. Неотвратимое. Слияние двух стихий, которые слишком долго сопротивлялись друг другу.

Позже, когда буря утихла, мы лежали в спутанных простынях, прислушиваясь к бешеному стуку сердец, постепенно замедляющему свой ритм. Его рука лежала на моей талии, его дыхание было теплым в моих волосах.

Он не извинился. Не сказал ничего банального. Он просто притянул меня ближе и прошептал одно-единственное слово, пропитанное таким облегчением и такой тоской, что у меня сжалось сердце:

– Наконец-то.

И я поняла – это была не победа. Это была капитуляция. Обоюдная и безоговорочная. Долгая, изматывающая битва подошла к концу. И началось нечто новое. Что-то страшное и прекрасное. И мы оба знали – пути назад нет.

Глава 51

Спокойные дни в поместье дали мне то, чего мне так не хватало все эти месяцы, – возможность думать. Не о выживании, не о расследовании, а о будущем. Моем будущем и будущем тех, кто теперь оказался под моей ответственностью.

Мысли неизменно возвращались к Стальграду. К гильдейской лечебнице, к Боргу, к грузчикам с артефактного депо, к тем, у кого не было доступа к дорогим магам-целителям. Я вспоминала свой трактир, ставший для многих первым и последним прибежищем. Врач во мне не мог смириться с этим. Теперь же, обладая ресурсами, я могла сделать нечто большее.

Однажды за утренним чаем я изложила свою идею Добсону.

– Я хочу построить в городе лечебницу. Не для знати. Для всех. Для рабочих, ремесленников, тех, кто не может заплатить магу.

Добсон, попивая чай, внимательно меня выслушал. Он не выглядел удивленным.

– Благотворительное учреждение, – кивнул он. – Это укрепит репутацию дома аль Морсов. Благосклонность простого народа – вещь нематериальная, но иногда очень ценная.

– Это не благотворительность, – поправила я его. – Вернее, не только. Я хочу, чтобы это было современное медицинское учреждение. С чистыми палатами, с квалифицированными лекарями, с доступными лекарствами. Часть услуг может быть платной, для тех, кто может позволить, чтобы покрывать расходы на бедных. Я хочу, чтобы это было… правильно.

Я говорила страстно, рисуя в воздухе контуры будущего здания, объясняя принципы организации работы. Добсон слушал, и в его глазах загорался всё более яркий интерес. Он видел не просто жест милосердия, а четкий, продуманный проект.

– У семьи есть несколько участков в промышленном квартале, недалеко от артефактного депо, – задумчиво сказал он. – Земля там недорогая, а необходимость в таком заведении, полагаю, высока. Нужно будет провести переговоры с Гильдией лекарей, получить разрешения от городского совета… – он сделал заметку в своем блокноте. – И, разумеется, составить детальную смету.

– Я займусь сметой, – сказала я. – И медицинской частью. А юридические и бюрократические вопросы оставляю вам, м-р Добсон.

Он почти улыбнулся.

– Считайте, что дело в шляпе, леди Мариэлла.

В последующие дни я с головой погрузилась в планирование. Я набросала план здания: отделение для травм, полученных на производстве, палаты для больных с лихорадками, родильное отделение, изолированное от всего остального. Я составила списки необходимого оборудования и лекарств, просчитала ориентировочное количество персонала.

Это была грандиозная, почти безумная задача. Но впервые за долгое время я чувствовала не тревогу, а воодушевление. Это было дело, которое объединяло во мне всё: знания врача, ресурсы аристократки и понимание нужд простых людей, полученное в трактире «У Степана».

Вечером, разбирая чертежи, я получила короткую записку от Калена. Всего несколько слов: «Дело завершается. Скучаю. Вернусь скоро.»

Я провела пальцами по его уверенному почерку и улыбнулась. Скоро. И когда он вернется, у меня будет что ему показать. Не только отстроенное поместье, но и проект, который мог изменить жизнь сотен людей. И в этом проекте была и его заслуга – ведь именно он, своим невольным участием в моей судьбе, помог мне обрести ту силу и уверенность, чтобы задумать нечто подобное.

Судьба, столь странно распорядившаяся мной, привела меня сюда, в этот кабинет, к этим чертежам. И теперь я, Мария-Мариэлла, была готова распорядиться ею по-своему.

Глава 52

Идея, рожденная за утренним чаем, быстро обрела плоть и кровь. Участок земли в промышленном квартале был выбран, и Добсон, с присущей ему эффективностью, уже вел переговоры с городским советом и Гильдией лекарей. Ответы были осторожными, но благоприятными – никто не стал бы препятствовать благотворительной инициативе одной из самых влиятельных семей города, особенно когда она была столь разумно обоснована.

Следующим шагом стали чертежи. Я не была архитектором, но я знала, каким должно быть медицинское учреждение изнутри. Я дни напролет проводила в кабинете, покрывая листы ватмана схемами и пометками. Я рисовала широкие коридоры, чтобы могли разминуться носилки, палаты с хорошей вентиляцией и большими окнами, отдельные процедурные кабинеты, просторную операционную с зоной для стерилизации инструментов. Я продумывала каждую мелочь – от сливов в полах для легкой уборки до расположения рукомойников.

Однажды я пригласила в поместье Борга. Суровый гильдейский лекарь с недоверием осмотрел мои наброски, ворча что-то под нос. Но чем дольше он смотрел, тем внимательнее становился его взгляд.

– Широкие коридоры… это разумно, – пробурчал он, тыча толстым пальцем в схему. – А вот здесь, в перевязочной, нужно больше света. И отдельный выход для выноса грязного белья. Чтобы не тащить мимо пациентов.

Его замечания были бесценны. Мы просидели несколько часов, уточняя детали. К концу дня Борг смотрел на меня с нескрываемым уважением.

– Думал, затея знатной дамы, – хрипло сказал он, собираясь уезжать. – Ан нет. Чувствуется, что руки знают дело. Если что… я мог бы консультировать. И персонал подобрать.

Его предложение было дороже любого официального одобрения.

Наконец настал день, когда рабочие начали расчистку участка. Я приехала в город, чтобы лично присутствовать при начале работ. Стоя на краю пустыря, заваленного камнями и мусором, я смотрела, как первые laborers вгрызаются в землю. Здесь будет фундамент. Здесь – стены. Здесь – место, где будут спасать жизни.

Ко мне подошел Добсон.

– Городская управа запросила название для лечебницы, леди Мариэлла. Для документов.

Я заранее продумала этот вопрос. Множество имен приходило на ум, но лишь одно казалось верным. Оно объединяло все мои жизни.

– лечебница имени «Марии Погребенкиной», – сказала я.

Добсон поднял брови, но кивнул. Он не задал лишних вопросов. Он уже научился доверять моим решениям.

– Как прикажете. «Лечебница «Марии Погребенкиной».

Возвращаясь в поместье, я чувствовала странное, светлое волнение. Я оставляла в городе не просто память о себе. Я оставляла дело. Наследие, которое будет жить и работать долгие годы после меня. И в этом наследии была частица того трактира, что стал мне первым домом, частица моего отца, давшего мне эту возможность, и частица всех тех, кто помог мне выстоять – Борга, Гарса, Лорда… и его. Калена. Который, сам того не ведая, помог мне найти силы не просто выжить, а начать строить.

Проект лечебницы стал моим якорем, моим смыслом, который наполнял каждый день новой энергией. И я с нетерпением ждала момента, когда смогу показать результат тому, чье молчаливое «скучаю» грело меня сильнее любого солнца.