Текст книги "Ребёнок моего мужа (СИ)"

Автор книги: Алиса Селезнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

− Кто родился? – спросила она.

Несколько секунд Влад молчал, будто собирался с мыслями. Потеряв терпение, Юля пощёлкала перед ним пальцами.

− Мальчик. Роды затянулись. У Вики открылось кровотечение, меня поэтому вызвали. Всё могло плохо…

− Анализ взяли? – резко перебила его Лана. Её голос прозвучал громче обычного. Вику ей жалко не было.

− Взяли. И...

Она резко вскинула руку, представив, как закрывает его рот.

− Не продолжай. Про вес и ростеёребёнка я слушать не желаю.

Влад кивнул. Ни гордым, ни довольным он не выглядел. Только измождённым.

− Я приму душ и пойду спать.

− Иди. Я останусь тут.

Он наконец нашёл в себе силы посмотреть на неё, но отвернулась уже она. Слов для Влада у Ланы больше не было. Ни плохих, ни хороших.

− И ты, Юля, поезжай домой. Тебя наверняка Макс заждался.

− Уверена?

Лана изобразила китайского болванчика и завернулась в плед, будто в кокон. Она слышала, как Влад вышел из комнаты, доковылял до ванны и включил воду. «Первый день закончился, − произнесла она. Наконец-то закончился. − Осталось ещё четыре».

Глава 18

Вбив в компьютер последние три абзаца текста, Лана с чувством выполненного долга нажала на кнопку «выключить». Большинство коллег офис уже покинуло, а те, кто ещё не успел смыться, лениво шелестели на столе бумагами и собирались домой.

− Не думай, что ты чем-то лучшее её. Ты такая же! Точно такая же. Тоже залезла к Владу в постель, хотя знала, что у него есть девушка.

− Простите? – Подняв голову, Лана не сразу поняла, в чём дело, а, разобравшись, издала протяжный стон. Перед ней, уперев руки в бока, стояла невысокая худощавая женщина с невзрачными серыми глазами. Её жидкие русые волосы были собраны в небольшой пучок, жёлтые кривоватые зубы испачканы розовой помадой. Светлые брови, как и ресницы, на фоне бледного лица почти не выделялись. Зато выделялся ярко-красный прыщ, который красовался на самом кончике длинного, задранного кверху носа.

Сердце у Лана забилось быстрее. Ладони вспотели. Выходит, много месяцев назад Влад сказал ей неправду.Аринани капли не изменилась. Ни на день не постарела и даже одежду продолжала носить всё такую же. Мешковатые, бесцветные кофты и широкие бесформенные брюки.

− Жизнь циклична! – продолжила Арина и театрально рассмеялась. В груди у Облонской кольнуло. Дышать стало тяжелее. Она пыталась что-то сказать, как-то защититься, но из горла у неё вырывались только булькающие звуки. –Влад бросил своего ребёнка ради тебя, а теперь бросает тебя ради своего ребёнка. Всё честно, всё по справедливости. Нельзя вывалиться в грязи и остаться чистенькой. Рано или поздно это должно было случиться. И никакие бабушки с почты отмыться тебе не помогут.

− Другая женщина?

− Ребёнок?

− Залезла в постель…

Лана слышала, как недоумённо зашептались коллеги и принялись обмениваться документами. Без разницы какими, лишь бы создать видимость работы. Сбежать домой пораньше уже никто не стремился. Одна особенно любопытная сотрудница, та самая Анжела, которая год назад застукала мужа с любовницей, едва выключив компьютер, включила его снова и даже волосы с ушей убрала, лишь бы получше слышать чужую ругань. Арина, ничуть не сбавив тон, продолжала смеяться. Издевательства вылетали из её рта, как пули. Арина наслаждалась положением Ланы – униженным и растоптанным. Во время одного особенно колкого замечания её правая ладонь взметнулась вверх. Она всегда любила жестикулировать: пальцы будто помогали ей говорить. И… Лана заметила её маникюр. Ядовито-красный, как кровь. В эпоху студенческой юности самая серая мышка иняза никогда не красила ногти, но сегодня почему-то решила изменить своим принципам. Ногти у неё были острые и длинные. Будто и не ногти вовсе, а когти животного. Кровавые когти тигрицы, которая только-только задрала косулю.

И почему-то это придало Лане сил. Она больше не видела перед собой женщину, только хищницу. А хищников, как известно, жалеть не стоит. И выбрав момент, она схватила Арину за руки и потащила за дверь к лестнице, туда, где никого не было.

− Ты такая же! Такая же! Точно такая же! Ты тоже у меня его отобрала, хотя он и нужен-то тебе не был. Просто хотела потешить своё самолюбие.

Арина истошно орала, лягалась, кусалась и старалась вырваться. Захлопнув дверь, Лана с силой толкнула её на середину лестничной клетки. Арина пустила в ход когти, началась борьба, и Лана не заметила, как оказалась на самом краю ступеньки. Последний рывок оказался решающим. Арина вывернулась и схватилась за перила. Пальцы Иоланты до них не достали. Она полетела в темноту. Вниз головой, прямо на каменный пол. Но, достигнув его, не умерла, а проснулась.

На диване, в своей дорогой четырёхкомнатной квартире. Проклятое ярко-красное сердце из семидесяти одной розы стояло на том же столике. Оно никуда не делось. И, как обещал курьер, не завяло.

Сунув ноги в пушистые тапочки, Лана тяжело вздохнула и прошлась по комнате. Футболка на неё была сырая насквозь, по лбу текли капли пота, колени дрожали. Сон с Ариной она видела уже третий раз. И третий раз наблюдала за своим падением и смертью.

− Я не такая! Не такая, как Вика, − произнесла громко Лана, глядя на себя в зеркало. – Я полюбила его. Не сразу, но полюбила.

Зеркало молчало. Взгляд у Иоланты был пустой и безжизненный, под ресницами залегла синева, лицо осунулось и стало белым, как у покойницы.

Часы показывали начало десятого. Влад, как водится, ещё не вернулся. Теперь он возвращался домой поздно. Наверное, сидел до самого закрытия в роддоме и любовался «своим» сыном. Последние три дня они с Ланой играли в кошки-мышки. Он уходил в семь утра, а приходил ближе к десяти вечера. Она ничего не спрашивала и вообще старалась не попадаться ему на глаза. Закрывалась в гостиной и, обняв подушку, ложилась на диван. Когда он порывался к ней зайти, притворялась спящей. А порой и не притворялась. Порой она действительно спала, как, например, сегодня, и видела кошмары с Ариной. Посуда в их доме больше не мылась, еда не готовилась, пол никто не пылесосил уже неделю. Лане было всё равно, что Влад ест и во что одевается. Она ждала и считала дни. Что будет потом, она пока не решила, но знала, что решит, как только узнает результат.

Дзынь-дзынь. Долгий звонок в дверь заставил её встрепенуться. Она дёрнулась и даже слегка испугалась, но с места не сошла. Влад никогда не звонил и всегда открывал дверь сам с помощью ключа. Значит, это был кто-то другой, а никому другому Лане открывать не хотелось.

Дзынь-Дзынь. Звонок повторился, а через десять секунд в дверь настойчиво заколотили. Чертыхнувшись, Лана всё же бросилась открывать. А открыв, ахнула. К ней пришла Александра Фёдоровна.

− Здравствуй, Ланочка! Я могу войти?

Иоланта кивнула и смущённо отошла назад. Александра Фёдоровна перешагнула порог и неспеша разделась. Новое серое пальто повесила в шкаф на плечики, маленькую кокетливую шляпку примостила на полочку сверху. Платье на ней было длинное, тёмное и приталенное, светлые волосы аккуратно подстрижены и чуть завиты. Спины прямая, как у балерины, а в завершении всего лёгкий шлейф дорогих духов. От дачной женщины, какой она была месяц назад, и следа не осталось. Сегодня Александра Фёдоровна по элегантности могла перещеголять даже английскую королеву.

− Как ты, Ланочка?

− Нормально.

Лана едва заметно повела плечами. А что она могла сказать ещё? Не рассказывать же про родителей, которые не звонили ей с самого юбилея, или про работу, на которой от неё все шарахались. Да и как тут не шарахаться, если видок у неё был, как у зомби из фильмов шестидесятых. Даже тонна тонального крема по утрам ситуацию не спасала.

− Это хорошо, что нормально. – Александра Фёдоровна прошла в гостиную и села на диван. Лана тоже села и только после этого осознала, насколько у неё не прибрано.

− Влада нет дома, и я не знаю, когда он придёт.

− Я знаю, поэтому и пришла. – На несколько секунд Александра Фёдоровна задумалась и пожевала нижнюю губу. Взгляд у неё стал бегающим и боязливым. − Сегодня я ходила к этой девочке и видела Серёженьку.

− Кого Вы видели?

− Серёженьку.

Лана не поняла, как оказалась на ногах. Она вдруг вспомнила, что свекровь ушла из ресторана сразу после Влада. Без единого слова поддержки и прощания. Сбежала, точно крыса. И тогда к Лане на юбилей она так одета не была. Надо же, сколько чести для Вики.

− Ему значит уже имя выбрали? Имя Вашего мужа. Ну надо же как здорово!

До ушей Ланы донесся громкий смех. Её собственный смех. Неискренний и дребезжащий, точно стёкла в старом трамвае. Александра Фёдоровна снова замялась. По-видимому, слова ей сегодня давались тяжелее обычного.

− Я думаю, это ребёнок Влада.

− Как определили? По голубым глазам?

− Нет, просто я помню, как выглядел мой сын, когда родился.

Лана почувствовала себя кастрюлей с супом на дачной плитке. Внутри неё всё так и бурлило и жаждало затопить кипятком всех, особенно Александру Фёдоровну. Чтобы не видеть свекровь, она встала, скрестила на груди руки и отвернулась.

− Влад никогда тебе не скажет. Он по-прежнему сильно тебя любит, и у него не хватит духу, поэтому я решила сказать за него. Отпусти его. Не держи около себя.

− Отпустить к «этой девочке»?

− Да, к этой девочке. – Лана фыркнула, Александра Фёдоровна предпочла это фырканье не заметить. − Конечно, Влад попытается угодить всем. И тебе, и ребёнку. Будет разрываться между вами. Какое-то время вы будете жить как бы втроём, а потом… Потом ты окончательно его возненавидишь. Если бы ты только знала,какон смотрит на этого мальчика. Смотрит и говорит о тебе. Он по-прежнему думает о ребёнке из приюта. Считает, что Серёжа и тот ребёнок подружатся, и все будут счастливы, всем будет хорошо. Но я-то знаю: всем хорошо уже не будет. И раз уж сложилось так, как сложилось, пусть…

Что последовало за словом «пусть» Лана услышать не пожелала. Она хотела напомнить свекрови про анализ ДНК, что тот ещё не готов, но, хорошенько всё взвесив, махнула на своё желание рукой. Она и без того порой ощущала себя попугаем, так зачем же в конец в него превращаться? Влад хорошо «обработал» мать, или та сама себя обработала.

− Я растила сына одна. Я знаю, каково это.

− Она не будет растить сына одна. Влад будет им помогать. У этого ребёнка будет всё.

Александра Фёдоровна тяжко вздохнула и постучала ногой по полу.

− Всё да не всё. Детям ведь не айфоны нужны, не джинсы и не Барби. Им нужны внимание и забота. Ребёнок будет постоянно тянуть его туда, а ты будешь сходить с ума от ревности. Подумай, Лана. Подумай, кому ты сделаешь хуже?

Лана снова засмеялась. Скорее всего, это было уже что-то нервное.

− А если бы Вашей дочерью была я, Вы бы также говорили? Отпусти, не держи. Если бы Влад был Вам только зятем?.. Или вообще чужим человеком.

− Также, потому что я делаю это не ради него, а ради тебя. И я удивлена, что твоя мать до сих пор не сказала тебе этого. Ты ещё молодая и красивая. Тебе всего-то тридцать пять. Когда идёшь по улице, мужчины тебе вслед оборачиваются и будут ещё лет десять оборачиваться. Тебе ещё встретится достойный мужчина. Вдовец или тот, кому не нужны дети.

− А квартиру и все вещи я должна оставить «этой девочке»? − Лана специально выделила голосом последнее словосочетание и резко повернулась. Крышка внутри неё слетела, и то, что она так долго сдерживала, полилось наружу с безудержной силой. – Ребёнку ведь нужно пространство, чтобы бегать и развиваться. И неважно, что я зарабатывала на эту квартиру наравне с Вашим сыном. Я должна всё отдать, только потому что какая-то пигалица вовремя на него повесилась. Ведь через год она может ещё одним забеременеть, а я переживу. Я ведь красивая и умная, и мне всего-то тридцать пять. А она пусть радуется жизни!

Александра Фёдоровна изменилась в лице и поспешно встала с дивана.

− Я, наверное, Ланочка, пойду. Вижу, ты спала, а я пришла невовремя. Надо было мне позвонить и предупредить о своём приходе заранее.

Лана также поспешно закрыла свекрови проход собственным телом.

− И Вы всерьёз хотите, чтобы «эта девочка» стала женой Вашего сына? Всерьёз? – Александра Фёдоровна молчала и с ужасом взирала на невестку. Лана и без неё знала, что выглядит плохо. Мятая, потная пижама, облупившийся на указательных пальцах лак, волосы грязные и нечёсаные. – Меня, если честно, Ваше мнение не интересует, но я хочу, чтобы Вы знали. Моего мужа эта дрянь не получит. Ни с ребёнком, ни без. Я его единственная законная жена. И я не собираюсь отпускать его и отдавать «этой девочке», – Лана демонстративно взмахнула рукой, показывая на пространство квартиры, − всё, что мы когда-то с таким трудом заработали. Теперь плакать будет она, потому что до сегодняшнего дня она видела только добрую Лану, а теперь ей придётся посмотреть на Иоланту-стерву. И вот тогда она попляшет.

Не говоря ни слова, Александра Фёдоровна протиснулась к дверям и поскорее переобулась в начищенные сапожки. Пальто надевать не стала. Выбежала в подъезд, схватив его и шляпу в охапку. Лана не стала её останавливать. Она думала, что мать Влада пришла посочувствовать ей. А оказалась, Александра Фёдоровна явилась, чтобы просить за «эту девочку».

− И пусть катится, − громко прокричала Лана, надеясь, что свекровь её услышит. – Пусть катится вместе с моими родителями, если они считают также. Не получит эта дрянь моего мужа! Не получит!

И тут в дверь снова позвонили. Обезумев от злости, Лана с силой толкнула её назад. Неужто старуха что-то забыла? Да пропади она пропадом со всеми потрохами! Но за дверьми оказался… Влад.

Сердце у Ланы упало. Весь пыл и вся злость разом рассеялись. Что-то было не так. Что-то случилось. Что-то очень и очень плохое. Влад качнулся и едва не упал. Схватившись за дверной косяк, он протянул руку вперёд, словно звал Иоланту к себе, словно хотел до неё дотронуться.

− Не убегай, пожалуйста. Я тебя прошу: не уходи.

Дрожь в Ланиных коленях усилилась. Грудь заполонил страх. Она больше не чувствовала себя свирепым дикобразом, готовым стрелять во всех острыми иглами. Она опять стала кроликом, пушистым и почти без оружия.

«Вот теперь точно всё, − пронеслось у неё в мыслях. − Сейчас он попросит у меня развод».

Но Влад сказал совершенно другое:

− Пришёл результат анализа. Это не мой ребёнок.

Глава 19

Влад сидел на кухне сгорбившись, точно семидесятилетний старик. Добрался он туда сам мелкими перебежками. Лана стояла, прижавшись спиной к подоконнику. Всё такая же: в потной мятой пижаме, с грязными спутанными волосами. Влад был ненамного лучше её. Всегда отглаженный и аккуратный, сегодня он сидел в джинсах от щиколотки до ягодиц, забрызганных грязью. Должно быть, окатила машина. Либо он упал, пока шёл.

− А она ведь знала, каким будет результат. Я видел это по её лицу. Даже удивлённой не выглядела. Даже бровей не подняла. А ведь могла сказать, что произошла какая-то ошибка, что в лаборатории всё перепутали. И мы бы сдали чёртов анализ снова.

Влад ударил кулаком по столу, Лана молчала. Её самое заветное желание осуществилось, но вкуса победы она не чувствовала. Только пустоту. Все силы ушли на Александру Фёдоровну. Кричать и выяснять отношения больше не хотелось.

− Зря я тебя не слушал. Зря…

Несколько раз он стукнул себя по голове. Глаза у него были красными, до краёв залитыми алкоголем. Лана смотрела на мужа и не ощущала ни любви, ни ненависти. Только жалость, которую испытывала обычно к нищим, стоящим на паперти.

− Если бы ты тогда не ушла… − пробормотал Влад и уронил голову на руки. – И если бы я тебя остановил, всё бы могло пойти по-другому.

Лана вздохнула и, подойдя к плите, поставила на конфорку металлическую турку. Засыпала в неё кофе и бросила сахар.

− Если бы да кабы. Только вот жизнь сослагательного наклонения не знает. Сейчас тебе надо выспаться, а утром позвонить на работу и сказать, что ты заболел.

− Не нужно мне никому звонить. Вчера я взял неделю отпуска.

− Неделю отпуска? Как славно! – Лана усмехнулась. Наверное, чтобы успеть всё купить: коляску, кроватку, пеленальный столик. Ну, и конечно, чтобы всё собрать… − Тогда отправляйся спать прямо сейчас. Сон − лучшее средство от похмелья.

Убрав турку, она выключила плиту и вновь повернулась к мужу. Влад не двигался, волосы у него стояли торчком. Особенно на висках. Складывалось впечатление, что это не волосы, а рога.

− В конце она сказала мне ждала от меня мужского поступка. Похоже, надеялась, что я не стану читать документы. Произнесла что-то вроде: «Ты ведь хотел усыновить ребёнка. А мой здоровый. И через год я могу родить ещё. И он будет тебе родным».

− Не исключено, что она уже сбежала и написала отказную.

− Мне всё равно.

Лана помолчала и провела рукой по слипшимся прядям. Ей всё равно не было. Её душа жаждала мести. Плюсики в карму больше не волновали.

− Пойдём, я тебя уложу.

Она помогла ему подняться и неторопливо повела в спальню. Влад был тяжёлым, и шли они долго, а, когда, наконец, добрались, Облонский упал на кровать, как мешок с картошкой.

− А теперь спи. Утро вечера мудренее.

Она хотела уйти, но Влад схватил её за руку и приблизил к себе. Поднёс пальцы к губам, а затем приложил к щеке.

− Останься со мной. Пожалуйста…

Останься. Не уходи… В голове у Лана замелькали обрывки воспоминаний почти недельной давности. Влад в куртке и в капюшоне, она в белом шёлковом платье. На улице. Перед входом в ресторан «Хуторок». Ветер треплет её волосы, а Влад спешит в роддом. К «своему» сыну. Тогда она шептала ему также: «Не уходи, не оставляй меня». Но он всё равно уехал.

− Я приберу на кухне и вернусь. Хорошо?

− Только не задерживайся.

− Ладно.

Но Лана не вернулась. Она ушла к себе на диван, а Влад захрапел, как только за ней закрылась дверь.

Глава 20

Когда Лана ушла из дома, Влад ещё спал. Она отпросилась с работы, сказав, что идёт к врачу, и прямиком направилась в родильное отделение. Правда, без особой надежды. Лана была уверена, что Вика уже сбежала, а дорогой Серёженька перекочевал в отсек для отказников. Однако мечтам её сбыться суждено не было. Виктория Ковалёва никуда не делась. Она по-прежнему занимала палату в самом конце коридора. Платную и отдельную.

Как и в прошлый свой приход, Лана назвалась её сестрой, сунула в паспорт деньги, нацепила белый халат и без лишних телодвижений отыскала нужную дверь. Та, увы, оказалась зазывно приоткрытой. Вика сидела на кровати и качала младенца, завёрнутого в белые пелёнки. Качала и чуть слышно напевала песенку про глазки-бусинки. Сама она была одета не то в пижаму, не то в домашний костюм, состоящий из просторной коричневой футболки и узких бриджей, тоже коричневых, но на тон светлее. Лана бы и не обратила на этот костюм внимания, если бы футболка и бриджи не были усыпаны серыми мишками Тедди. Мишки у Вики были везде: на груди, на рукавах и даже на коленях.

− Пришла превратить мою жизнь в ад? – проговорила она полушёпотом, укладывая сына в больничную кроватку. Остановившись у порога, Лана быстрым взглядом оглядела палату. Для государственной больницы вполне неплохо, местами даже шикарно. Есть телевизор и холодильник, за отдельной дверью, похоже, собственные туалет и душ. А на столе у стенки букет роз. Большой. Штук пятнадцать, не меньше. Ярко-жёлтых, как подсолнухи. – Громко только не ори. Не надо Борю пугать.

− Борю?! – Чтобы не засмеяться, Лана прикрыла рот ладонью, но слабое хихиканье на волю всё же выбралось. Вика посмотрела на неё зверем. Так, будто Лана в колокола била. – А я думала, у тебя Сергей.

− Сергеем его хотел Влад назвать, а я – Борисом, в честь своего дедушки.

− В честь дедушки, значит. – Лана прислонилась к косяку и со злостью посмотрела на бывшую соперницу. Вика закрыла собой кроватку.

− Хочешь спросить: стыдно ли мне? Нет. Не стыдно. И да, я знала. С самого начала. Но не я такая, а жизнь.

− Жизнь… − буркнула Лана и сжала правую руку в кулак. Сжала настолько сильно, что ногти впились в кожу и причинили боль. Она сама не понимала, как сдерживается. Ей хотелось вцепиться Вике в волосы и рвать их, покуда голова этой девки не станет гладкой, точно яйцо. Рвать и кричать, а потом снова рвать. И останавливал Лану, пожалуй, только спящий Борис. Он действительно ни в чём виноват не был. – Ты ради своей жизни мою на три месяца в кошмар превратила. В фильм ужасов.

− Твоя жизнь только три месяца кошмаром была, а я так уже восемь лет живу. Тебе вон как повезло. Квартира есть, шмотки не с рынка, муж богатый, родители, а я с четырнадцати лет одна. Сама себе опора и поддержка. Цветы позавчера впервые в жизни подарили. Выпросила у муженька твоего с горем пополам. Он мне всё говорил: «На выписку. На выписку!». А какая мне после анализа выписка? Пришлось плакать и требовать. Ему ведь от меня только ребёнок нужен был. Как результаты получил, сразу к тебе полетел. Ну да ладно. – Вика махнула рукой и всё же села на кровать, сжав пальцами колени. От такого жеста мишки Тедди наморщились. – Жёлтый, говорят, цвет разлуки. Но я люблю жёлтый. И мама моя такие цветы любила.Жёлтые розы. Её ведь родительских прав лишили. Сначала она нормальная была, не пила не курила, учительницей работала, обо мне заботилась. Хорошо, кстати, заботилась, а потом её хахаль на наркотики подсадил, поэтому меня в интернат и забрали. А там месяцев через шесть я узнала, что права эти восстановить можно, и ночью через окно к ней драпанула. В школу. Она по-прежнему там работала, только уже не учительницей, а уборщицей. Хахаля её в ту пору уже в тюрьму загребли, а она, чтобы с долгами рассчитаться, квартиру продала и дом купила в Лядах*. Вышла ко мне вдрызг пьяная, но, когда узнала, обняла. Крепко так обняла, будто до сих пор любила. До нового дома надо было ехать на электричке, и, сев в неё, она сразу уснула. Я её трогать не стала: мне нужно было, чтобы она протрезвела. Хотелось глаза её увидеть. Настоящие, а не водкой залитые. Я тогда думала, что она не знает, что меня вернуть можно. Так мы и катались до самой темноты. Туда-обратно, пока она сама не проснулась. Вышли почти ночью. Контролёр её тоже не будила. Меня, наверное, пожалела. Я была щуплая и маленькая. Помню, идём мы по улице: место незнакомое, темно, страшно, кто-то смеётся, кто-то кричит, я рассказываю и рассказываю, а мама кивает. Кивает и кивает, а потом вдруг как заплачет… − Вика вздохнула и ещё сильнее вцепилась в свои колени. Ткань, сплошняком покрытая мишками Тедди, под её ладонями затрещала. – И я, глядя на то, как она плачет, почему-то решила, что у нас всё получится, что она завтра же все документы сделает и меня к себе заберёт. Ну и пускай в посёлок, ну и пускай в частный дом. Мне всё равно было, лишь бы с ней, а потом мы дошли до леса, и мама сказала, что ей надо отойти. Ненадолго, минут на десять. Я согласилась. Думала, она в туалет захотела, а она, оказывается, снова пить пошла. Вышла пьяная в дупель. И я тогда от неё сбежала. Поняла, что её не спасти. Раз наркотиков нет, у неё теперь дочку бутылка заменила. Больше мы не виделись. А я себе в тот день поклялась, что так никогда не сделаю. Я ради своего ребёнка убью и украду, но его ни за что на свете не брошу. Ты-то, небось, уж подумала, что я отказную написала. Так вот, хренушки тебе. Он мой, мы теперь с ним вдвоём.

Лана приподняла бровь. Рассказ Вики её не впечатлил.

− Надо было к мужу Инги Валерьевны идти, а не к нам.

Вика издала смешок и с опаской посмотрела на сына. Тот мирно спал, приоткрыв маленький ротик.

− Да отстань ты уже от Селиванова. Думаешь, кроме него других мужиков нет? Два раза тебе говорила и третий повторю, коль ты такая непонятливая: я его на дух не переносила, а он не понимал и лип ко мне как банный лист. За это и получил по щам однажды.

− Ты сама-то хоть знаешь, от кого родила? Или анализ на отцовство ещё полгорода сдавать будут?

Глаза у Вики вспыхнули. Крылья носа раздулись. Лана поняла, что впервые задела её всерьёз. Замеченный факт Облонскую несказанно порадовал.

− Потаскухой меня считаешь? Ладно, так и быть, сделаю тебе подарок. За борщ с котлетками. – Вика убрала руки с коленей и упёрла в бока. − Не было у меня ничего с твоим мужем. Ни до, ни после того, как мы с тобой познакомились. Так поспали рядышком, а в остальном он чист, как попка младенца. Чего вылупилась-то на меня так? Говорю же, не я такая, а жизнь!

Лана молчала. Она смотрела Вике в глаза и отчаянно искала признаки лжи. Вика взгляд не отводила.

− Пока мама с этим подонком жила, дом наш в притон превратился. Кого там по ночам только не было. Я лежала на кухне с ножом и молилась, чтобы меня не тронули. Но однажды меня тронули, и нож не помог, поэтому в Бога я не верю. Помню, первым уроком в то утро английский был, его моя классная вела. Звонок прозвенел, все вышли, и я только тогда встала, а она, заметив у меня на штанах пятно, подумала, что я протекла. У девочек в средней школе такое часто бывает − достала из сумки прокладки и в туалет проводить хотела, а я заплакала и сказала, что прокладка мне не поможет. В общем, выложила я ей всё и начистоту. Она нахмурилась и отвела меня к медсестре. Наверное, поэтому на следующий день меня в интернат и забрали. Я тогда на класснуху разозлилась страшно, а сейчас даже благодарна. Ни позвони она в опеку, меня бы и второй раз не пожалели, и третий. Поэтому как работать стала, начала сразу на операцию откладывать, чтобы мне всё там зашили начисто, а как зашили, мужикам решила мстить. Всем. Без исключения. И по-чёрному. Приходила по вечерам в бары и подсаживалась к тем, кто совсем лыко не вязал, о себе говорила, их слушала и незаметно подсыпала клофелин, а после уговаривала пойти в гостиницу. А в номере уже обчищала. Деньги, часы, запонки… Всё, что находила, забирала. У твоего Влада визитку стырила. Для коллекции.

− Ты, значит, мало того, что аферистка, так ещё и клофелинщица.

Выдавив кривоватую ухмылку, Вика кивнула в сторону детской кроватки.

− Ну, пойди, заяви на меня в полицию. Оставь сына без матери.

Лана с отвращением покачала головой. От услышанного её затошнило.

− Ты такая мерзкая. И подлая. От макушки до пяток.

− Конечно, мерзкая. Конечно, подлая, да только, если бы я честной была, я бы или с голода подохла, или бы давно в Каму бросилась. Знала я одну такую девочку. В одном интернате жили. Но я на себя руки не наложу. Мне надо о Боре заботиться. Думаешь, я только к Владу ходила? Нет, кроме него, ещё трое было. Всех троих в баре выцепила. По одному. Все трое глаза выпучили и просто денег дали. Разбирайся, мол, как хочешь. Для вида поугрожали, конечно. Обещали, что ноги переломают, если ещё раз на глаза попадусь. Про старые «бабосы», естественно, никто не вспомнил. Видимо, решили, что потеряли или пропили. В больницу тоже не тащили.

Лана прикрыла глаза и запрокинула голову. Стоять ей стало невыносимо.

− А с Владом раз и такая удача, правда? Заместитель генерального директора, да ещё и беременных на руках готов носить. Как за такого не ухватиться? Ну, и наплевать, что женатый.

− Ты бы на моём месте также поступила.

− Я бы на твоё место не попала.– Лана всё же заставила себя открыть глаза. Вика продолжала взирать на неё с прежней наглостью.

− Думаешь? Отца у Бори Кириллом зовут. Он работал тренером в нашем клубе. Селиванова отношения на работе не поощряла, поэтому мы ото всех шкерились. В кино и в театры не водил, но в комплиментах рассыпался, вот я однажды и растаяла. Как раз спустя две ночи после знакомства с твоим мужем. Месячные у меня всегда скакали, поэтому о «залёте» я поздно узнала. Говорить боялась, но он, как ни странно, нормально отреагировал. Замуж, конечно, не позвал, однако пожить вместе предложил, а ровно через месяц в Москву свалил. Сказал, что деньги поехал зарабатывать, я поверила. Первые недель шесть звонил постоянно, беспокоился, а потом, как водится, пропал, номер сменил и во всех социальных сетях меня заблочил. В день, когда меня уволили, я узнала, что он женился на одной московской крале. Отец у неё депутат. Есть квартира, машина. Про таких говорят: укомплектованная. Потому-то я на ту лахудру и сорвалась, а Селиванов уж, конечно, подсуетился. Перед богатой клиенткой хвост распушил, а меня, как собачонку, за порог вышвырнул. Повод-то я ему сама подкинула: на рабочем месте хавальник открыла – не прикопаешься. Так я и залетела по всем фронтам. Сессию завалила, с работы уволили, пенсию тоже платить перестали. Что мне делать-то было?

Лана презрительно пожала плечами.

− Если бы ты пришла и попросила помощи, а не…

− Пришла и попросила помощи? – Губы у Вики изогнулись в улыбке, глаза, однако, остались холодными. – И вы бы мне, разумеется, помогли, да? Вот так запросто. Незнакомому человеку с улицы. – Вика сама не заметила, как повысила голос. Вероятно, Лана сумела задеть её во второй раз. – Ну да ладно, я не гордая. Попрошу сейчас. Ситуация ненамного поменялась. Раньше я беременная была, а теперь с грудничком на руках. Да ещё и после кесарева. Но я готова. За мной не заржавеет. Помогите мне, Лана. Помоги!

Лана не стала ей отвечать. Она с чувством повернулась и вышла. Без работы, без денег и без жилья жизнь Вики и так скоро станет адом. Ей отольётся всё, что она сделала. Закон бумеранга ещё никто не отменял. И не отменит. Это Лана хорошо знала по себе.

_______________________

*Ляды − село в Пермском крае.

Глава 21

На Комсомольском проспекте было многолюдно и шумно. Гуляли все: от мала до велика. Молодые, влюбленные парочки шли, взявшись за руки. Люди постарше вели на поводке собак. Подростки, бегущие домой из школы, громко кричали, смеялись и прыгали по лужам. Пенсионеры предпочитали отдыхать на скамейках в одиночестве.

Часы показывали только четверть восьмого, однако город тьма уже поглотила. Впрочем, уличные фонари и многочисленные окна многоэтажек отчаянно пытались с ней бороться. Особенно в этом отношении преуспело колесо обозрения. Оно переливалось всеми цветами радуги: от красного до фиолетового. И, наблюдая за мягкими переходами цветов, Лана блаженно улыбалась. «Чёртово» колесо напоминало ей о детстве, о том времени, когда она ещё не жила в Перми и приезжала в «город пяти морей»* один-два раза за лето, чтобы послушать страшные рассказы о Башне смерти, поглазеть на величественный кинотеатр «Октябрь» и поесть сладкой ваты в парке Горького. Тогда всё было не так, как сейчас. Тогда всё было по-другому. Проще что ли, понятнее. Надо-то было лишь учиться да мыть посуду. А в остальном… В остальном она бед не знала.

Одна из проезжающих мимо машин громко просигналила. Должно быть, Лана отвлеклась и прошла на «красный». До дома оставалось совсем чуть-чуть, и, ускорив шаг, она поспешила зайти в подъезд. Два последних этажа по обыкновению прошагала пешком. Дверь их с Владом квартиры располагалась в аккурат напротив лестницы. Ключ вошёл в замочную скважину мягко, замок не вредничал, но едва Лана переступила порог, как в нос ей ударил удушливый запах гари. На кухне громко матерился Влад.