Текст книги "Ребёнок моего мужа (СИ)"
Автор книги: Алиса Селезнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Быстрым взглядом Влад посмотрел на экран, но вызов принимать не стал, однако спустя минуту телефон требовательно зазвонил снова. Абонент с номером, оканчивающимся цифрами: семь, два и четыре, оказался упорным.
– Ответь, – сухо сказала Лана.
– Номер незнакомый, поэтому там вряд ли что-то дельное. Наверное, мошенники звонят, или какой-нибудь банк кредит втюхать хочет.
– Всё равно ответь.
По обыкновению, Влад не послушался и как можно дальше отодвинул от себя гаджет, тогда Лана встала и набрала звонившего сама.
– Алло, я Вас слушаю.
Ей ответил женский голос. Молодой и чуть заикающийся.
– Мне нужен Владислав Сергеевич Облонский.
Лана посмотрела на мужа, чувствуя, что начинает злиться. В голове мелькнуло словосочетание «Вика номер два».
– Он не может подойти, но я его жена. Говорите. Я всё ему передам.
Женщина по ту сторону провода замялась. Секунду подумала, но всё же ответила:
– Я звоню из больницы. Умерла его мать.
Глава 27
Мать Влад хоронил сам и по всем инстанциям тоже бегал сам. Сам собирал всевозможные документы и сам договаривался с ритуальными службами. Какой-то добрый человек заставил его написать на желтоватом листе бумаги план действий, и Влад заглядывал в него чуть не каждые пять минут. План стал для него своеобразным сводом законов. Против выполненных пунктов он рисовал галочки.
Жену Облонский попросил только об одном – сходить в квартиру Александры Фёдоровны, найти приличную одежду для похорон и фотографию на памятник. Против этого Лана возражать не стала. Все вещи свекрови она нашла в шкафу в спальне, выбрала длинное платье из синего трикотажа и белый пиджак с элегантной голубой розой на груди. Как ни крути, а Александра Фёдоровна была ещё той модницей. На даче могла ходить в драной телогрейке, но в городе и в шестьдесят бегала на каблуках, душилась французскими духами и красила губы перед каждым выходом на улицу.
Старые фотографии Лана отыскала в ящике стола, а на столе увидела записку. Записку, адресованную ей, но не законченную. По-видимому, свекровь кинулась строчить её после вызова «скорой», но успела нацарапать только два предложения. Бригада фельдшеров нашла её без сознания, пожилая женщина лежала на полу, у стула. Какое счастье, что перед тем, как упасть, она успела отпереть дверь! Каким-то чудом доползла…
«Прости меня, Иоланта! Прости, я не должна бы…»
А дальше всё. Дальше она упала. Но последние её мысли были о Лане.
Умерла Александра Фёдоровна от рака. Третья стадия, неоперабельная опухоль, находящаяся посередине правого лёгкого. Как выяснилось из больничной карты, узнала она о болезни за несколько дней до Ланиного юбилея. Узнала и начала активно лечиться, хотя и понимала, что надежды уже нет никакой, но в свои проблемы сына и невестку решила не втягивать, написала завещание и дала себе слово молчать. Молчать до последнего. И молчала.
Лана думала и никак не могла понять, как такое могло случиться. Она хорошо помнила свекровь на даче, сильную и бойкую, пышущую здоровьем. Они сидели на огороде каких-то два месяца назад, срезали с моркови ботву и говорили о смородине и приёмных детях. У Александры Фёдоровны всё было отлично, или Лане казалось, что у неё всё отлично. Возможно, уже тогда она начала худеть, бледнеть и хиреть, но у Ланы было так много своих проблем и волнений, что она не обращала внимание на других. Кашляла ли её свекровь при их последней встрече? Она не помнила. Она помнила только её слова.
Но что такого сказала Александра Фёдоровна? Умирающая женщина, сидящая на иммунотерапии. Женщина, которой оставалось жить несколько недель. Врач ей попался грамотный и честный. Выдавая длиннющий список анализов, он не стал её жалеть и сказал как есть: «Вряд ли Вы успеете пройти всё». Но врач ошибся: Александра Фёдоровна не только успела пройтивсё, но и дождалась всех результатов. Однако она ошиблась так же, как и её лечащий врач. Многое не так как кажется, теперь и Лана убедилась в этом на собственном опыте. Её свекровь ухватилась за Вику и за «Серёженьку», как за соломинку. Она хотела перед смертью понянчить внука, и ей это почти удалось. Поэтому шестидесятилетняя женщина всю жизнь, проработавшая врачом, попалась в западню молоденькой аферистки. Александра Фёдоровна простохотела ей верить. А сильнодействующие лекарства и лживый Викин голосок довели начатое до конца.
За все тринадцать лет, что они были знакомы, Лана ни разу не ругалась со свекровью. Александра Фёдоровна никогда не лезла в дела сына и невестки. До того проклятого дня никогда. А в тот день она искренне считала, что поступает правильно, что защищает ребёнка. Она не желала Лане плохого, она не плела против неё интриг. Доживая свои последние дни, она влезла туда, куда лезть не имела права, но сделала это из-за любви и отчаяния.
– Это она сказала, когда и во сколько прилетает твой самолёт, – признался Влад, прочитав заключение врача о причине смерти. – Твоя мать проболталась ей случайно, а она позвонила мне. Ведь могла сказать о болезни хотя бы тогда, но промолчала. Знала, что я брошусь тебя встречать, знала, что сделаю всё, чтобы ты осталась со мной, но даже словом не обмолвилась. Привыкла всё решать сама…
О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Лана помнила об этом принципе, когда держала в руках записку. Она больше не злилась, не могла злиться. Даже на новые платье и пальто, которые Александра Фёдоровна надевала, когда навещала Вику. Второе она, скорее всего, купила ещё до болезни. А первое… Наверное, просто хотела, чтобы её запомнили красивой, а не изнурённой болезнью…
Влад переживал смерть матери тяжело. Лана замечала это по мелким деталям в его поведении. Он то гипнотизировал проклятый план действий, то смотрел на часы и никак не мог определить время. Порой он даже ложку держал неправильно и часто блуждал взглядом по стенам, будто ждал, что в одной из них образуется дверь, и оттуда выйдет его мать. Живая и здоровая.
Первые два дня Лана только и делала, что спрашивала себя, что бы было с ней, если бы скончалась её мать. И в голову приходил лишь один ответ. Рыдала. Рыдала бы не переставая. Терять родителей тяжело в любом возрасте. Поэтому она не понимала, как Влад держится? Как не теряет самообладание? За долгие годы брака Лана повидала мужа всяким: и пьяным, и злым, и растерянным, даже стоящим на коленях – любым, но только не плачущим. Не плакал он и сейчас. И Лане было жаль, что он держит эту боль в себе и не даёт выплеснуться.
На три дня он взял отгулы. Все на работе знали, что он хоронит мать, но продолжали названивать. Без него на фирме снова всё встало. А у него хватало сил им отвечать. На утро третьего дня Лана не выдержала и вырвала из его рук трубку. Звонил какой-то менеджер с писклявым голосом.
– У Вас совесть есть? – взорвалась она. – Есть? Вы не понимаете, что у Вашего незаменимого Владислава Сергеевича мать умерла? А Вы звоните и звоните, у Вас там хоть кто-то, кроме него, работает? Вы вообще ничего сами решить не можете. Оставьте его в покое хотя бы на день.
Ответить что-либо менеджер не сумел. От такого натиска он растерялся и повесил трубку. Лана положила телефон на стол, но Влад тут же набрал менеджеру сам и проинструктировал ровным и спокойным голосом.
Телефонный разговор, однако, закончился быстро, и остаток дня Влада больше никто не трогал.
***
– Хорошо, хоть она вас не намучила, – шепнула Юлька, погладив Облонскую по плечу. – Ушла тихо, без фейерверков, истерик и капризов.
– Да, хорошо… – протянула Лана. Юлька знала, о чём говорит. Когда-то она сильно настрадалась из-за своей свекрови. Та родила Максима поздно, почти в сорок. В семьдесят четыре её ударил инсульт. Женщину парализовало. Долгие пятнадцать месяцев Юлька и Макс ходили за ней, как за ребёнком. Кормили с ложки, переворачивали, мыли, возились с пелёнками и памперсами. Сначала ездили к ней домой, потом забрали к себе. Это было страшное время. За несколько недель до смерти у Нины Евгеньевны вконец испортился характер. Всю жизнь тихая и спокойная, точно удав, она начала громко ругаться матом и кричать, что родной сын хочет её отравить. Один раз каким-то образом вызвала полицию. Юлька с Максимом тогда тоже едва не развелись. – Да, хорошо, – вспомнив всё это, согласилась Лана и посмотрела в толпу.
Прощание с Александрой Фёдоровной проходило в специальном помещении неподалёку от морга на Бульваре Гагарина. Лана самолично написала некролог и опубликовала его на своей странице «Вконтакте». Со страницей Влада она проделала то же самое, поэтому народа в зале было видимо-невидимо.
Высказаться хотели многие – Лана к гробу не подходила. «У меня ещё будет время. На кладбище и в церкви», – убеждала себя она и внимательно наблюдала за мужем. Прощающиеся подлетали к нему, жали руку и говорили слова утешения. Влад, будто робот, жал их руки в ответ и благодарил. На большее его не хватало. Многих он вообще не узнавал, но всё равно кивал и приглашал на поминки. Через сорок минут в зале стало настолько душно, что Лана решила выйти на улицу. Юлька уже убежала на «репу». Надежда Константиновна, Николай Львович и Валя должны были подъехать в церковь, и Лана думала, где встать, чтобы не видеть сестру.
На улице с утра подморозило. Снега не было, но лужи и грязь застыли. До начала календарной зимы оставались считанные дни. Особенно мерзлявые переоделись в пуховики и обмотались шарфами. Вслед за Ланой вышли ещё три женщины. Первые две, чтобы покурить, а последней, видимо, тоже не хватило воздуха. Едва оказавшись на улице, она стянула шапку и принялась обмахиваться ладонями. Русые волосы рассыпались по плечам, худые щёки на морозе быстро раскраснелись. Лана узнала её не сразу, но узнала. Влад был прав:она изменилась. В лучшую сторону. Годы пошли ей на пользу. Черты лица сделались мягче, кожа – чище, ресницы – гуще. Да, она определенно похорошела, стала женственнее и интереснее. Вроде без единого грамма косметики и в простом чёрном пуховике, а что-то в ней есть. В мимике, во взгляде и даже в том, как держит спину и голову.
– Здравствуй, Арина. – Накинув на волосы капюшон, Лана подошла к ней первой.
– Здравствуй, Лана. Давно не виделись.
Несколько минут они молчали и разглядывали друг друга, будто бойцы на ринге. Лана была одета в норковую шубу, шерстяной свитер и болоньевые брюки, но всё равно чувствовала дрожь. Её колотило так, будто на улице было минус тридцать.
– Не думала, что ты знала Александру Фёдоровну, – произнесла она и услышала в своём голосе упрёк.
Арина чуть повела плечом.
– Мы жили в Чусовом* по соседству. Она работала в районной поликлинике и лечила меня с Игорем от пневмонии. Хорошая женщина. Жаль её. Шестьдесят лет – это не возраст.
– Игорь – это, кажется, твой старший брат?
Арина кивнула. Лана помнила Игоря. В годы юности на сестру он был похож мало. Высокий, красивый, статный.
– Сейчас Игорь в Москве. Приехать не смог, но передавал Владу соболезнования. Я ему сказала, однако, думаю, он не понял. Он сейчас в таком состоянии. Ты ему потом ещё раз скажи. Просто они с Игорем лет пятнадцать дружили.
«Дружили… Вот, кажется, и открылась тайна тысячелетия, – подумала Лана. – она была сестрой его друга детства, да ещё и соседкой по совместительству».
– Ладно, пойду я. Всего тебе хорошего, – Твёрдой походкой Арина направилась вперёд и помахала кому-то рукой. Этим кем-то оказалась пожилая женщина с коляской, в которой сидел крепкий мальчик в синем комбинезоне.
Завидев Арину, он улыбнулся и захлопал в ладоши. Она подхватила его на руки и подняла высоко-высоко над головой. Оба смеялись, крепыш успевал что-то лепетать. И Лана осознала, что сделало Арину такой красивой.Счастье. Счастливых женщин всегда видно. Они выделяются из толпы. Лана помнила, что у Арины двое детей. Дочь Машенька и сын Илюшка. Настоящий богатырь. Сейчас ему было около десяти месяцев. Сероглазый, как Коля из самолета. И Лана опять поймала себя на мысли о детях. Какому дьяволу ей нужно продать душу, чтобы получить такого же вот Илью?
– А мы уже в магазин сходили и на молочную кухню, – рассказывала женщина Арине. Та кивала и смотрела на ребёнка счастливыми глазами. Она любила своего сына.Всем сердцем. Это бы только слепой не заметил. Валя ни на одного из своих детейтаких взглядовне бросала.
Обычно, когда Лана видела мать с ребёнком, в ней просыпалась зависть, а вслед за завистью ненависть. Ей так миловаться с грудничком не доводилось, а потому она злилась и искала к чему придраться. К Арине придраться было невозможно. Арина держала в руках своего сына, и ей было плевать на весь мир. Идеальная мать, и Лане хотелось стать такой же идеальной матерью.
– Арина, – позвала она. Её бывшая соседка по общежитию оглянулась и от удивления широко раскрыла глаза. Должно быть, она уже успела забыть и о прощании, и о Владе. – Прости меня. Прости за то, что я тогда сделала.
С Арининого лица разом сошла вся краска, а вместе с ней и улыбка. Она усадила сына в коляску, поплотнее прижав к его ушам капюшон, и растерянно показала рукой на узкую дорогу в парк.
– Вы идите медленно. Я догоню.
Женщина, вероятно, её мать, нахмурилась, но коляску всё же покатила. Не теряя времени, Арина вернулась к Лане. Хмыкнув, та выплеснула всё, что долгие годы держала на сердце:
– Мне не надо было к вам тогда лезть. Может, вы бы и сейчас жили.
Арина пнула носком ботинка коричневый лист осины, лежащий на асфальте.
– Вряд ли бы мы сейчас жили. Я на него, как на Бога, смотрела. С обожанием. Стояла рядом на цыпочках. Даже если бы он на мне женился, мы бы быстро разбежались. Ты ему больше подходишь. Правда. А я с Матвеем своё счастье нашла.
Настала очередь пинать опавший лист Лане.
– Всё равно прости. Прости за то, через что я заставила тебя пройти.
Арина пожала плечами.
– Столько воды за эти годы утекло. Я уже давно вас простила. Может, даже и не осознавая этого. Сначала, конечно, ненавидела сильно, а потом… – она тяжело вздохнула и посмотрела на Лану. – Чего уж теперь?.. Живите с миром, и я тоже буду жить с миром.
На последнем слове Арина повернулась и почти бегом бросилась к сыну. Лана провожала её взглядом. Теперь она понимала: не всё так очевидно, как кажется. Иногда надо простить, хотя бы для того, чтобы двигаться дальше. Простить ради себя. Но это не значит, что дома у Арины не стоит комнатный цветок, за которым она ухаживает сильнее, чем за остальными. Абортницы или женщины, чья беременность закончилась выкидышем часто так делают, а на дно горшка, где растёт цветок, прячут тест с двумя полосками или результаты УЗИ. Иоланта знала об этом, потому что сама ухаживала за десятью комнатными растениями с секретом. Десять горшков – десять её выкидышей, почти футбольная команда.
– Арина, – крикнула она. Ей вдруг стало это невыносимо важно. – Какой был срок?
– Шесть-семь недель, – донёс ветер. Другого ответа Лана и не ждала.
Ни одна из её беременностей не длилась больше семи недель. Вот она карма. В чистом виде.
***
Влад сидел на кухне и пил чай, точнее гольную заварку. Он вылил всё, что было в чайнике, и не стал разбавлять водой. Александру Фёдоровну похоронили за считанные минуты, на поминках тоже долго не рассиживались, а после Влад сразу укатил на работу. Его вызвали из-за очередного коллапса. Вернулся домой он без четверти десять и принялся заливать горе чифиром, будто зек со стажем.
«Ладно, хоть не водка и не коньяк», – думала Лана, прислонившись плечом к дверному косяку. Влад смотрел сквозь неё, пил крупными глотками коричневую жижу и старательно размешивал металлической ложкой сахар, которого на самом деле и в кружке-то не было.
– Давай я сварю тебе кофе.
Он отрешённо покачал головой.
– Тогда, может, чего покрепче налить?
– Нет, с алкоголем я завязал. Совсем. Позапрошлая пьянка стоила мне слишком дорого.
Лана вздохнула.
– Хочешь, поговорим?
Проведя рукой по волосам, он снова покачал головой.
– Я хочу побыть один.
Она послушалась и ушла, но вскоре вернулась. Вернулась с ног до головы упакованная в кигуруми. Увидев ярко-розовую пижаму, он чуть улыбнулся и протянул руку. Как в первые года брака, Лана забралась к нему на колени и обняла за шею.
– Хватит пить одну заварку, а то завтра будет болеть желудок. Ты три дня ничего не ел.
Он уткнулся ей в плечо и потёрся о мягкую ткань носом.
– Пятачок, ты мой Пятачок! Одна ты у меня осталась.
Влад не преувеличивал. Его отец умер четверть века назад, а братьев и сестёр у него никогда не было. Лана промолчала. Она кропотливо подбирала характеристику уходящему году. Две тысячи восемнадцатый выдался паршивым. Донельзя. Вроде бы и не високосный, а столько бед принёс, что закачаешься. Поскорее бы уже закончился! Не, провожать шампанским она его точно не станет.
– Хорошая, моя! Добрая. Я тебе столько боли принёс, а ты всё равно со мной.
Лана погладила мужа по голове. Он прижался лбом к её ключице.
– У нас уже все сроки закончились, да? Я про усыновление. Нужно снова эту школу посещать?
– Не помню. Завтра позвоню и уточню.
– Спасибо. – Он поднял голову. Глаза у него были больные и уставшие. – Спасибо, что осталась со мной. Не знаю, как бы я жил, если бы ты не верн…
Она впилась в его рот своими губами, не позволяя закончить. Ловкие пальцы принялись расстёгивать пуговицы на его рубашке. Кигуруми полетел на пол. Под ним не было ничего. А дальше она почувствовала обнажённой спиной гладкий холод покрывала. Того самого, что лежало на кровати в их спальне. Горячие поцелуи Влада запорхали по её коже, как бабочки.
***
Он спал рядом на своей половине в позе эмбриона и абсолютно голый. Из-за открытого окна в спальне было прохладно. Часы показывали без десяти одиннадцать. Укутав Влада одеялом, Лана потянулась за смартфоном. Она решила не ждать завтрашнего утра. Лидия Ивановна Пирогова рано никогда не ложилась и всегда держала телефон под рукой. На случай, если позвонит какая-нибудь чересчур тревожная беременяшка. Лана не была беременяшкой, но по уровню тревожности могла переплюнуть многих, поэтому отправила ей сообщение в вайбере:
«У Вас завтра есть свободное время? Я хочу сделать ещё один перенос».
____________________________
* Город расположен на западном склоне Среднего Урала, в ста сорока километрах от Перми, в месте слияния рек Усьвы и Вильвы в реку Чусовая.
Глава 28
– ХГЧ в триста единиц на одиннадцатый день – это шикарный показатель! Поздравляю, Лана, Вы беременны!
Лидия Ивановна удовлетворённо кивнула. Её орехового цвета глаза сияли, как сто тысяч солнц. В лице Иоланты Облонской не дрогнул ни один мускул.
– Вы знали, да? – с прищуром спросила Лидия Ивановна.
– Знала, – тихо ответила Лана.
– Всё-таки сделали тест? Или сбегали в лабораторию и сдали анализ на ХГЧ?
– Нет, – Лана покачала головой и посмотрела на длинные ряды ярких папок с медицинскими картами, которые хранились в шкафу за спиной Лидии Ивановны. – Я всегда знаю, когда получилось, а когда нет.
Последнее утверждение Лидия Ивановна комментировать никак не стала. На этот счёт у неё была своя теория, но с кем бы то ни было она делиться ей не хотела. Главное – получилось. Эмбрион прижился. ХГЧ выше всяких похвал, а дальше надо наблюдать. Лидия Ивановна с трудом удерживалась от радостного потирания ладонями. Нет, сегодня определённо хороший день. Третья пациентка, и третий положительный результат. Хоть бы такая тенденция до вечера сохранилась, а то надоело уже кислые физиономии созерцать. Вусмерть!
– Улыбнитесь, Лана! Улыбнитесь же, Вы беременны! Вы так этого ждали, поэтому больше позитива.
Лидия Ивановна взглянула на Облонскую с лёгким укором. Ну вот что опять не так? Лана смущённо пожала плечами.
– Я не первый раз беременна и не второй. Если доношу хотя бы до восьмой недели, тогда буду радоваться. Тогда я устрою настоящий праздник, а пока… – Она посмотрела Лидии Ивановне в глаза, и от этого взгляда Пироговой стало не по себе. – Пока мне страшно. Я боюсь, что всё опять сорвётся.
Лидия Ивановна нервно зашелестела картой.
– Какая, говорите, у Вас подсадка? Седьмая?
– Тринадцатая.
Пирогова так крепко сжала губы, что рот у неё пропал напрочь. Это ж надо было так опростоволоситься! Слишком много она работает в последнее время. Слишком много!
– Ну, ничего, Лана. Ничего! Очень многое зависит от Вашего настроя. Поэтому думать о плохом я Вам запрещаю. Больше ходите пешком, налегайте на фрукты и овощи и прислушивайтесь к себе. А если беспокоитесь, сделайте что-нибудь хорошее.
Лана печально усмехнулась.
– Например?
– Спасите чью-нибудь жизнь.
– Котёнка с улицы взять?
Лидия Ивановна улыбнулась и захлопнула карту. Это значило, что приём на сегодня окончен.
– Хотя бы.
Иоланта встала, подняла с пола чёрную сумку, поправила длинную юбку и вышла. Дальше ей предстояли самые тяжёлые пять недель. Минимум пять недель, за которые всё решится.
А в это время на улице с городом неторопливо прощался январь. Прошлой ночью ударил мороз – снег под ногами похрустывал. В небе светило яркое солнце, туч не было. Лана шла до дома пешком. Испуганная, но окрылённая.
Нынешний криоперенос был проведён в естественном цикле. Лана отдала предпочтение ему, чтобы оградить себя от приёма лишних гормональных препаратов. Весь декабрь она осуществляла профилактическое лечение, «отращивала» эндометрий и сдавала анализы. Эмбрион ей перенесли в середине января. Нужный день точно совпал с серединой месяца. Без эксцессов, конечно же, не обошлось. В матку ей попали только с четвёртой попытки, перед этим хорошенько растиранив шейку, поэтому шейка первые два дня кровоточила. Не сказать, чтобы сильно, но Лана, увидев розоватые пятна на белье, всё равно переживала. На третий день её стал беспокоить живот, на четвёртый – чувствительность обрела грудь, на пятый – началась диарея. Ещё до переноса Лана «села» на прогестерон и жила в ожидании мощнейшего запора, однако её организм избрал свой путь, поэтому сначала её мучил синдром раздражённого мочевого пузыря, и она бегала в туалет, чтобы помочиться, буквально каждые полчаса, а затем наступил момент раздражённого кишечника, и Лану без конца поносило.
Влад о переносе не знал. Честно говоря, о нём вообще никто ничего не знал. Ни Юлька, ни Надежда Константиновна, ни Николай Львович. Иоланта решила хранить беременность в секрете включительно до восьмой недели. Если выкидыш за это время не случится, то она точно доносит ребёнка до положенного срока. Главное – переждать злополучные семь недель, а дальше… Дальше все, наверное, и сами догадаются.
Параллельно с прохождением лечения и анализов Лана бегала на занятия в школу приёмных родителей. Проходила повторный курс. Влад, естественно, посещал эту школу вместе с женой. Все сроки после первого курса у них вышли, и опека отправила учиться Облонских заново. Вчера как раз было общение с психологом. Лана ждала заключения и страховала себя всеми известными способами. Если беременность вновь закончится печально, то они возьмут ребёнка из детского дома.
– Так, о плохом не думаем. Настраиваемся на положительный лад, – приказала себе Лана, глядя в зеркало, как только вернулась домой и сняла шубу. – В этот раз должно получиться. Арина меня простила. И я делаю это для себя. Не потому что Влад меня заколебал или его мать. Я сама хочу этого ребёнка. Я должна доносить.
Дзынь-дзынь… В дверь позвонили долгим и протяжным звонком. Взглянув в глазок, Лана увидела Валюшку. Та стояла опухшая, растрёпанная, со слезами растёкшейся туши на лице.
– Лана, открой. Надо поговорить. Мне нужна твоя помощь.
Иоланта приоткрыла дверь, но цепочку снимать не стала. Выслушивать жалобы младшей сестры ей хотелось сейчас меньше всего на свете. С того обеда в «Хуторке» они не общались. Лана игнорировала Валю категорически, не брала детей и приезжала к родителям только в те дни, когда была точно уверена, что Мальгины туда не заявятся. Конечно, о том, что Лана и Влад помирились, Валя знала. От Надежды Константиновны. Также она была наслышана и об отсутствии другой женщины и нагулянного ребёнка. Какие мысли при этом витали в Валиной голове, Лане было без разницы.
– Чего тебе?
– От меня Андрей ушёл и Стаса с Кирой забрал, а Настю мне оставил. Конечно, она же мелкая. На кой она ему? Алёшка тоже при мне. Тот же вообще ему чужой. К другой бабе наверняка отправился. А я как теперь? Папа с ним говорить не хочет. Решайте, мол, сами. Алёшку в школе с насваем поймали. Вообще не представляю, откуда он эту дрянь взял. Ладно бы сам жевал, так другим сбывает. Меня в кабинет директора вызвали, его на учёт поставили. Пока на внутришкольный, но ты же знаешь, какая у нас директриса. Эта и до полиции дойдёт. И что ему потом? ПТУ только.
– Это тебе, Валя, карма прилетела.
Валюшка разрыдалась в голос. Ноздри у неё раздулись.
– Да какая карма? Разве я что плохого за свою жизнь сделала? Не пью, не курю, не гуляю. За детьми смотрю, еду свежую ежедневно готовлю, в квартире убираюсь. Андрею такую жену, как я, днём с огнём не сыскать.
Лана посмотрела на сестру с искоса. Слёзы и причитания Валенка её давно не трогали. Она, видать, или совсем дура, или вконец бессовестная.
– От меня ты что хочешь?
– Пусть Влад с ним поговорит по-мужски. Надо, чтобы Андрей в семью вернулся. У нас дети, ипотека. Столько лет вместе живём. А директрисе надо взятку дать, но ты же знаешь: у нас лишних денег нет, поэтому…
Лана захлопнула дверь и повернула ключ на два оборота. На лестничной клетке Валя продолжила скулить, точно собака. Чтобы не слышать её воплей, Облонская ушла в самую дальнюю из комнат. Решать проблемы сестры она не собиралась.
И тут в сумке заиграл телефон. Сначала Лана решила, что это Юлька или Влад. Первая давно не звонила, вероятно, слишком погрязла в делах, а второй, напротив, звонил чрезмерно часто. Несколько раз за день и постоянно справлялся о её самочувствии. Бесконечная Ланина диарея очень сильно его беспокоила.
Однако звонившей оказалась представительница опеки. Дрожащими руками Лана нажала на кнопку приёма вызова.
– Алло. Говорите, я Вас слушаю.
Софья Степановна тоже не стала тратить время на пустые приветствия и сразу перешла к делу.
– Есть ребёнок. Мальчик. Правда, не новорожденный. Ему четыре месяца. Но хороший. Здоровый. На свой возраст у него просто отличные показатели.
– Он отказник?
– Нет, – Софья Степановна замялась и вздохнула с сожалением. – Его мать скончалась несколько дней назад. Она хорошо о нём заботилась, не алкоголичка и не наркоманка. Других родственников нет. Будете смотреть?
Сердце у Ланы пропустило удар.
– Будем.
Глава 29
Лана выбежала из подъезда, на ходу застёгивая шубу. На улице её уже поджидало такси. Спотыкаясь и воюя с молнией на сумке, она лихорадочно набирала Владу.
– Не могу говорить. Я на совещании, – зашептал он в трубку. На заднем фоне и правда слышался гул мужских голосов, громко о чём-то спорящих.
– Бросай всё и приезжай в детскую краевую больницу. Нам нашли ребёнка. Четырехмесячного мальчика.
На несколько секунд в трубке повисла тишина. Влад, вероятно, от услышанного оторопел. Лана и сама не очень-то понимала, как держится на ногах. В прошлый раз они ждали заветного звонка несколько месяцев, а тут на тебе – суток с последнего занятия не прошло, и такой сюрприз.
– Хорошо, я постараюсь приехать как можно скорее.
На этом он отключился, Лана прыгнула в такси. На улице по-прежнему было морозно, а небо, как и утром, сияло яркой синевой. Сердце у Иоланты громко стучало. Она то и дело косилась на водителя: вдруг услышит и не так поймёт. Но водителю её состояние было до фени. Он смачно жевал жвачку и без устали смотрел на дорогу. Ей же не терпелось увидеть мальчика, однако, машина совершенно некстати попала в «красный» коридор. Драгоценные секунды одна за другой улетали в пустоту. Лана на чём свет стоит костерила дурацкие светофоры и другие автомобили, которые лезли в ряд без очереди. «Всех вас, наглых и беспринципных, рано или поздно настигнет карма!» – сокрушалась она, поглядывая то на часы, то на дорогу». Но наглые и беспринципные, конечно же, о её стенаниях не догадывались.
– Спасибо. Хорошего Вам дня и адекватных клиентов, – уставшим голосом пробормотала она, когда наконец оказалась на месте. Такси остановилось близ железных ступеней, которые вели к широким дверям небесно-голубого здания с большими окнами. Приложив пальцы к виску, таксист улыбнулся и пожелал ей в ответ всего наилучшего.
Лана, однако, его уже не услышала. Она пронеслась по ступенькам, точно олимпийский чемпион по бегу на короткие дистанции, рывком открыла дверь и почти врезалась в Софью Степановну. Работница опеки только-только успела встать с одного из железных стульев, которые стояли длинными рядами вдоль стены, выкрашенной в нежно-розовый.
– Вы быстро, – похвалила Лану она, бросив мимолётный взгляд на экран телефона. Одета женщина была в темно-коричневое платье с белым воротником и чёрные полусапожки на горке. Баклажанового цвета волосы доходили ей до плеч, над верхней губой слева виднелась крохотная родинка в форме сердечка. – Это дорогого стоит.
– Я старалась, – чуть задохнувшись, ответила Лана и принялась расстегивать шубу.
Софья Степановна подняла со стула свой пуховик, такой же тёмный, как и платье, и перекинула через руку.
– Пойдёмте наверх, – показала она на лестницу. – Нас уже ждут.
Подниматься пришлось на четвёртый этаж, и дорога Лане далась крайне тяжело. Перила помогли мало, поэтому в отделение она пришла запыхавшаяся и злая. Какая-то молоденькая медсестричка набросила ей на плечи белый халат и проводила в просторное светлое помещение. В нём Лана ожидала увидеть туеву кучу детских кроваток с самыми разными ребятишками, от темнокожих до азиатов, однако обнаружила всего одного мальчика. Его держала пожилая нянечка, одетая во всё зелёное и больничное. На голове у неё красовалась шапочка, а на лице – медицинская маска.
Нянечка представилась, но ни её имени, ни отчества Лана не услышала. Во все глаза она разглядывала ребёнка. На свой возраст он был рослым. Валина Настя в четыре месяца выглядела намного мельче. Впрочем, на этом его необычность заканчивалась. Ребёнок и ребёнок, в шапочке, рубашечке и ползунках. А большой, наверное, оттого что мальчик. Что тут ещё скажешь?
Дальше начались смотрины, и Лана почувствовала себя покупателем в мясной лавке. Нянечка хотела показать товар лицом и выбирала самые экстравагантные ракурсы. Хоп вперёд личиком, хоп на спинку, хоп на животик.
– Смотрите, как замечательно держит головку. И кулачок отлично сжимает, – нахваливала «товар» нянечка. – С животика на спинку переворачивается на «пять с плюсом». Игрушки берёт, а, когда хлопаю в ладоши, поворачивает ко мне личико.
