Текст книги "Бегство от одиночества (СИ)"
Автор книги: Алиса Ганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Я рад, что вы в добром здравии, – убедившись, что ничего серьезного с ней не произошло, мистер Вуд резко сметил тему беседы. – На танцы пойдете?
– Мне нездоровится. Немного, – попыталась увильнуть мисс Норт.
– Думаю, что танцы и хорошее настроение исцелят скорее, чем все микстуры и пилюли, – он был невероятно упрям сегодня, и препираться с ним было бесполезно. Стоял на своем, поэтому было проще согласиться, чем продолжать изматывающий спор.
– Возможно, вы правы, Саймон.
– Конечно, прав! И уж если вы признаете мою правоту, настаиваю, чтобы вы надели то самое платье, в котором ездили к Уилсонам.
– Мистер Вуд, не прилично указывать леди, что ей следует надеть, – укорила мисс Норт мужчину.
– Но вы излишне скромны, и я уверен, выбрали бы скромное платье. А я не согласен с вашим решением, и, чем расстраивать вас и просить переодеться, считаю разумным высказать мнение сейчас.
Теперь настала очередь Ханна упрямиться. Платье и впрямь было чудесным, но она же не кукла, которую можно заставить надеть что-то насильно.
– Не будьте несносной. Оно же красивое! – возмутился Вуд, поджав капризно губы. С подобным выражением он смотрелся ребячески, но местные дамы находили это достойным внимания.
– Хорошо, уговорили! – снисходительно ответила Ханна, соизволившая осчастливить мистера Вуда.
– Тогда до завтра.
* * *
В пасмурный осенний вечер желающих танцевать и развлечься было больше, чем в прошлый раз. Урожай уже собран, и, освободившиеся от хлопот, фермеры и работники отдыхали, стараясь наверстать упущенное за тяжелые летние месяцы, проведенные в трудах и заботах.
Некоторые пришедшие мужчины были пьяны, поэтому на входе стоял шериф с добровольцами и отсеивал тех, кто выглядел непристойно. Кому не повезло – с криками требовали, чтобы их пропустили, потому что они готовы заплатить за вход.
– Мы… Мы не какие-то там… обезь…яны, которых нельзя впускать в при… причное общ. тво! – ругался шатающийся реднек, которого отказались пропустить. – Вы не… сме. смеете!
– Мур, убирайся поздорову, пока не арестовал за нарушения спокойствия на десять долларов! – пригрозил шериф, которому надоело отгонять настырного алкоголика.
– Неее сме-ете! – качал головой Мур, заваливаясь в бок.
Ханна со страхом смотрела на озлобленных мужчин, толпившихся у входа и пялившихся на нее, пока они с Саймоном подходили ко входу, и судя по масляным глазам, думали непристойности. Один из них, бедно одетый, неухоженный, в несвежей одежде, увидев ее, прицыкнул языком и паскудно осклабился, показывая лишенные передних зубов рот. Что он пытался выкрикнуть, Ханна не успела разобрать: Саймон свободной рукой врезал ему по челюсти и, не дожидаясь, пока пьяница осядет в грязь, увлек ее вовнутрь церкви.
Собравшиеся были одеты по-разному, в зависимости от достатка. Скромные платья и помпезные, богато украшенные кружевами и темно-синие клетчатые разноцветным калейдоскопом проносились перед глазами, но кроме одежды уровень благосостояния можно было определить и по лицам: красные шеи реднеков изрядно выделялись на фоне благовоспитанных, чопорных белолицых леди.
Чернокожих и цветных тоже не пускали, несмотря на хорошую одежду и возможность оплатить входной билет, словно они не были прихожанами этой церкви. Белые мужья даже подумать не могли, чтобы черный мужчина во время танца мог взять за руку чью-то жену, дочь или сестру, не говоря уже о том, чтобы положить руку им на талию. Однако бывшие рабы не отчаивались и устраивали собственные танцевальные вечера.
В этот раз к её появлению дамы отнеслись более сдержано.
– Видишь, мы им уже надоели. Еще немного, и о нас забудут. Нужно всего-то предложить Алену привезти еще одну леди, чтобы общество отвлеклось на новую жертву! – пошутил Саймон.
В этот раз он не спешил танцевать, а предпочел обойти вместе с Ханной знакомых, перекинуться с ними новостями или шуткой. Когда обошел почти всех, купил пунша и, присев на самом видном месте, стал рассказывал Ханне про жителей Байборо. Если кто-нибудь приглашал мисс Норт на танец, он отвечал, что сегодня все танцы она обещала ему. И лишь к середине вечера, вывел Ханну в танцевальный круг.
Почему он так поступает, Ханна не могла понять, но не спорила. Она уже привыкла, что мистер Вуд знает, как правильно поступить, поэтому доверилась ему.
Первый танец был в паре с Саймоном, второй тоже. После третьего на них стали косо смотреть, но мистер Вуд остался верен себе и продолжал танцевать с Ханной, которая быстро сбила ноги. Позже сделал небольшой перерыв, угостил лимонадом, а потом снова вышел в круг.
– Я больше не могу. Колит бок и ноги горят, – жаловалась мисс Норт.
– Надо! – упрямо отвечал он, и они, стиснув зубы, продолжали танцевать.
Она видела, что мистер Вуд тоже устал и взмок, но его упорство наталкивало на мысль, что для чего-то это нужно. На все ее вопросы он улыбался и молчал, сохраняя тайну.
Танцы подходили к завершению, когда раздались крики, и встревоженные люди с криками: «Пожар! Дом горит!» вбежали в церковь и переполошили танцующих. В суматохе перепуганные люди начали выбегать на улицу, но поблизости огня нигде не было видно. Церковь была цела, вокруг все было спокойно, и лишь ветер доносил запах гари.
– Что горит-то? – спрашивали друг друга горожане, не понимая, что происходит.
– Лавка Зильберов! – крикнул кто-то, и Ханна сразу обо всем догадалась.
Она подняла глаза на Саймона, но он стоял, как ни в чем не бывало, игнорируя ее пристальный взгляд.
– Я тут совершенно не причем! – с улыбкой заверил он. – Я весь вечер танцевал с тобой!
Но хитрое, довольное выражение мужского лица свидетельствовало об обратном.
Толпа побежала к горевшей лавке, и Саймон, схватив ее за руку, поспешил туда же.
В темноте позднего вечера нижний этаж дома полыхал красно-желтым огнем. Языки пламени освещали темное нутро лавки и медленно, но верно ползли по деревянным стенам вверх, на второй этаж, где в клубах дыма с криками металась миссис Зильбер.
– Она же сгорит! – закричал кто-то.
– Воды! Скорее везите воды!
– Хорошо, что был дождь. Хоть бы не перекинулось! – причитали рядом, под боком.
Кто-то от страха и переизбытка чувств всхлипывал.
– Скорее, скорее, нужно отстоять дом! – подхватил мистер Вуд и бросился помогать.
Она стояла с ветреной стороны, поодаль и наблюдала, как огонь, поглотив товары, полки, стены первого этажа, переполз на верхний.
Подвезли повозку с бочками наполненными водой, и добровольцы бросились заливать бушевавшее пламя.
Ханна смотрела на полыхающую лавку и ощущала радость, пугавшую ее. Зильберов было жаль, потому что плата за слюнявый поцелуй была слишком высокой, но если бы она не сбежала, плата была бы непомерной для нее.
«Неужто я стала бессердечной? Возможно», – отстраненно подумала, продолжая наслаждаться местью Саймона.
Наблюдая за языками огня, Ханна понимала, что ее обида сгорела и улетела прочь, как гарь, витающая в воздухе. И она уже никогда не будет прежней, потому что и для нее пришло время взрослеть.
Миссис Зильбер металась по второму этажу дома и пыталась спасти имущество. Аарон бегал за ней и что-то кричал. Из-за стоявшего треска его слов было невозможно разобрать. Наконец, какой-то смельчак по лестнице взобрался наверх и, отвесив оплеуху, грубо подтолкнул хозяйку горевшей лавки к приставленной лестнице, но она упиралась. Чтобы не сгореть, мужчина стал бил ее по рукам, заставляя спускаться вниз. На половине пути воющую женщину схватили за юбку и стащили на землю. Затем спустился Аарон, потом спаситель.
Перепачканная сажей миссис Зильбер в ночной рубашке и чужой шали, накинутой на плечи, рыдала, сидя на земле, а вокруг молча стояли женщины, не знавшие, как ее утешить.
– Хотя бы изобрази сочувствие! – шепнул мистер Вуд, подошедший со спины. – Соседние дома не пострадали. Смотреть больше нечего. Пойдем, – он потянул ее за собой.
Шли молча. И лишь когда подошли к дому, Ханна едва слышно спросила:
– Почему?
Саймон остановился, повернулся и теперь смотрел ей в глаза:
– Потому что мамаша Зильбер решила припомнить тебе оскорбление Аарона и сказала миссис Уолтер, что ты медлительная тупица, которая едва считает и не удивительно, если у тебя будет недостача. А она слов на ветер не бросает. А так, нет лавки, нет недостачи, нет проблем. Теперь тебе все еще жалко их?
Ханна покачала головой.
– Жаль, что не сгорел второй этаж, – прошептала она задумчиво.
Саймон долго молчал, а потом продолжил:
– Кроме того вы мне нравитесь, Ханна. И я не хотел, чтобы вашего имени вновь коснулись пересуды, выясняя, должны ли вы им или нет. Не хочу, чтобы жители гадали, почему вы перестали у них работать. Не хочу, чтобы о вас плохо говорили. А еще, как представлю, что он прикасался к вам и лез…
– Я не позволила, – возразила она, чувствуя, как в мистере Вуде закипает злоба.
– Я не сомневался, но сам факт того, что он хотел и пытался… – Саймон вздохнул. – Простите.
– Зато вы высказались.
Они снова молчали.
– Вы не похожи на других. Вы особенная.
– Спасибо, Саймон, – смутилась Ханна его взгляда.
– Вам пора идти. Завтра будет веселый денек, но не стоит бояться. Все будет хорошо!
Она не успела ничего ответить, как он быстро наклонился, и коснулся губами ее щеки.
– Доброй ночи, мисс Норт.
Пораженная Ханна стояла у крыльца, не веря в произошедшее.
На следующий день разразился скандал.
Потрясенную несчастьем миссис Зильбер приютила подруга, миссис Холл, которой погорелица со слезами на глазах поведала, что обвиняет во всем мисс Норт, кокетничавшую с Аароном. Ханна вела себя настолько фривольно и неподобающе, что она была вынуждена попросить ее уйти из лавки. А еще помощница ленилась, и не удивительно, что у нее была недостача…
Может, миссис Холл и не верила, что мисс Норт могла предпочесть Аарона мистеру Вуду, но умолчать о скандальной новости не смогла. Это оказалось свыше её сил, поэтому по большому секрету поделилась рассказанным с подругой, и вскоре весь город только и обсуждал произошедшее накануне событие и искал виновных в поджоге.
Ханне повезло, что из-за бессонницы и переживания проснулась поздним утром. К этому времени миссис Грапл успела сходить в бакалейную лавку и узнать свежие слухи. Женщина мудро решила, что будет лучше, если первой сообщит Ханне услышанное и даст ей возможность справиться с эмоциями, и обдумать ситуацию.
Дурную новость Ханна выслушала стоически. Она не плакала, не заламывала руки, не истерила, чем вызвала еще большую симпатию хозяйки.
Миссис Грапл безмолвно наблюдала, как растерянная мисс Норт сидела за столом, обводя пальцем узор чашки.
– Что будешь отвечать гусыням?
– Не знаю, – собеседница подавленно повела плечом. – Стоит ли, вообще, что-то отвечать?
– Надо! Твое молчание расценят как смирение и признание вины, поэтому необходимо поставить их на место.
– Даже не представляю как. Это мистер Вуд наставлял меня. Без его помощи, мне бы уже давно плевали под ноги.
– Из-за этого не стоит отчаиваться. Саймон должен что-нибудь придумать. Он умный мальчик, поэтому стоит его дождаться. Не думаю, что его придется долго ждать.
– Мне искреннее жаль, что я доставляю вашей семье и мистеру Вуду столько хлопот… – лицо мисс Норт стало грустным, а глаза заблестели.
– Ну, милая! – ласково произнесла хозяйка. – Из-за Саймона не расстраивайся. Он не из тех, кто делает что-то просто так. Точнее, если бы он не был заинтересован, он так себя не вел. Понимаешь, о чем я говорю?
– Теперь понимаю, и еще больше запуталась.
– Запутаться невозможно, – поправила женщина. – Чувства либо есть, либо их нет. И если пока что у тебя к нему нет чувств, это даже к лучшему. Влюблённая женщина становится податливой и ранимой, а он из тех, кто с большим интересом возьмется за приручение кактуса, чем робкого цветка. Уж не знаю, в кого пошел? Вся семья Вудов степенная. Покойный Самюэль был прекрасным мужем, но Саймон – это сорвиголова! И чем больше будешь его отталкивать, тем больше он будет ходить вокруг тебя, – заметив изумленное лицо Ханны, поспешила пояснить: – Не смотри на меня так. Да, он мой двоюродный племянник, но когда-нибудь ему нужно будет остепениться. Виржиния не понимает, что ему нужно любить, иначе он будет несносным мужем. Саймон бесцеремонный, циничный, но в душе большой идеалист. Мне кажется, тебе по силам раскрыть его, но в то же время я не хочу, чтобы ты выбрала его, – вздохнула миссис Грапл.
– Но миссис Вуд будет против.
– Поверь, если мужчина чего-то хочет, его ничего не остановит. Я завела об этом разговор, чтобы ты понимала его. Не могла я смолчать. Тебя и так пытаются затравить, не хватало еще, чтобы ты плакала из-за непутевого Саймона. Переполненному стакану достаточно лишней капли, а я не хочу, чтобы он стал для тебя той самой каплей.
– Вы добры ко мне.
– Иногда случайная доброта спасает жизнь. Как когда-то жалость шерифа Клейми спала меня от тюрьмы. Вижу, ты не удивлена, значит, Саймон рассказал.
– Простите, миссис Грапл.
– За что? Это было в моей жизни. Просто повезло, что суровый Фрэнк дал мне шанс. И мне посчастливилось встретить Самюэля, выйти замуж…
Она отвлеклась, потому что раздался прерывистый стук в дверь. Так отбивал мистер Вуд.
– Вот и Саймон пришел! – обрадовалась хозяйка и поспешила впустить его в дом.
Он вошел бодрый, сосредоточенный и сердитый.
– Добрый день, тетя, Ханна. Рад вас видеть в здравии и неплохом настроении. Слышали?
Женщины закивали головой.
– Тогда, надеюсь, рассказанное мной, улучшит вам настроение. Чаю предложите? От красноречия в горле пересохло.
– Что-то мы пока не заметили особенного приступа красноречия, – поддела племянника хозяйка, доставая фарфоровую чашку из сервиза.
– Ну, да! Распинался-то я перед Элиасом! – невозмутимо ответил мужчина. Подождав, пока ему поднесут наполненную чашку, сделал глоток и приступил к рассказу.
– Так вот. Я нанес визит шерифу и беседовал с ним по поводу слухов. Элиас хитер, как лис, и нос его чует, откуда дует ветер, но придраться он ни к чему не смог. Кроме того, дурные слухи разозлили Виктора Хоута, который был разозлен тем, что по слухам Ханна предпочла Аарона ему. Он тоже приходил к Элиасу и велел заткнуть Зильберам рот, чтобы его не подняли на смех. Шериф отпирался, но Хоут умеет объяснить доходчиво. Дословно его фразу пересказывать не буду, ибо это не для нежных ушей леди, но смысл фразы был в том, что на Аарона без жалости взглянуть нельзя. После моего ухода Элиас отправился к Зильберам, чтобы известить их, что если они не заткнут свои грязные рты, он будет каждый раз штрафовать их вновь и вновь! Каково, а?
– Саймон, какой же ты пройдоха! – вскинула руки довольная хозяйка. – Как представлю, меня аж гордость берет! Но, все же, я волнуюсь за тебя.
От похвалы мужчина широко улыбнулся.
– Не стоит. Я всего-то посетил пивную и рассказал, что у Зильберов днем была большая выручка. Грабители полезли за добычей, но не найдя ничего, со злости подпалили лавку. Вышло даже лучше, чем я думал…
Еще днем ранее Ханна была бы шокирована услышанным, возмутилась циничности говорящих, но испытания последних суток изрядно повлияли на ее жизненные взгляды.
Допив чашку, мистер Вуд недвусмысленно намекнул, что обожает пить чай с пирогами, особенно мясными, но он не привередлив, поэтому обычный сладкий тоже вполне сгодится.
Насытившись, он вновь обрел силы для совершения подвигов и решил устроить променад по набережной Байборо, чтобы заткнуть рты сплетницам, утверждавшим, что Ханна могла позариться на тщедушного Зильбера.
Придерживая мисс Норт под руку, Саймон с лучезарной улыбкой шествовал по городу в безупречном костюме, с ярким красным платком на шее. По дороге он вручил Ханне нежно кремовую розу, неизвестно где раздобытую им в начале октября. Встречающиеся по дороге горожанки сворачивали головы, некоторые особенно впечатлительные оборачивались в след. Мужчины приветствовали более спокойно, но тоже поглядывали с удивлением.
К вечеру мнения в городе разделились, через несколько дней перевес стал склоняться не в пользу версии миссис Зильбер, а через неделю запал сплетниц пропал.
С каждым днем благодарность и доверие Ханны к мистеру Вуду возрастали. Он приходил на помощь с первого дня знакомства, помогая справиться со скандальными неприятности, смело и решительно защищал ее от злобных нападок, чем приводил в изумление местное общество. Конечно, Ханна понимала, что если бы Саймон был женщиной, так просто скандальное поведение ему не сошло бы с рук, но, все же, считала его смелым. Еще никогда у нее не было такого друга.
Все чаще она ловила себя на мысли, что если бы не чувства к Айзеку, уже давно испытывала бы к Саймону сердечную привязанность, но мистер Гриндл, несмотря на все отрицательные черты, не желал так просто покидать ее сердце и разум. Саймон это чувствовал, и осознание, что мисс Норт все еще не пала перед его безмерным обаянием, лишь распаляли мужское тщеславие и азарт, и он сам не заметил, как игра в джентльмена стала для него больше, чем игрой.
Теперь каждый вечер мистер Вуд приходил в гости в миссис Грапл, пользуясь тем, что он ее родственник. Вел себя безукоризненно, стараясь, чтобы Ханна была окружена вниманием и заботой. Он рассчитывал, что его обаяние и внимание обязательно найдут отклик в ее душе, и рано или поздно Ханна ответит взаимностью.
Ханна впервые почувствовала уверенность в собственном женском очаровании. Саймон относился к ней как к леди, а не снисходительно облагодетельствованной состоятельным джентльменом служанкой, как это было с мистером Гриндлом. Да, она допускала, что мистеру Вуду нравится играть в благородство и эпатировать чопорное общество, но в любом случае его ухаживания были трогательными. Он не был богат, но простые поступки, будь-то: танцы в субботний вечер, прогулки по городу, цветы, подаренные при знакомых, делали ее счастливой. Айзек же покупал дорогие наряды, но почти всегда исходил из своих пристрастий и пожеланий. Да, его вкус был безупречным, но с ним Ханна чувствовала себя нарядной куклой, тешащей его тщеславие, и было что-то в их отношениях, что ее угнетало. Теперь она понимала, что, возможно, сама способствовала подобному отношению, ведь боясь потерять мистера Гриндла, не смела признаться ему, что несчастна, и, если бы можно было вернуть время вспять, она многое сделала по-другому.
Тем не менее благодаря мистеру Вуду, жизнь в Байборо обрела цвет и смысл.
Миссис Грапл предложила проживать у нее бесплатно, оплачивая лишь пропитание, но Ханна отказалась, потому как иначе чувствовала бы себя в чужом доме неловко. Познакомившись с подругами хозяйки, она обрела знакомых, которым с большим удовольствием наносила визиты, и, если бы у нее была работа, желание уехать из города пропало совсем.
Перед днем рождения миссис Вуд, Саймон поехал в Ньюборн, где собирался обойти весь город в поисках саженцев. Матушка страстно желала заполучить новейший сорт чайной розы редкого желтого цвета. Задача была не из легких, поэтому он задержался в дороге. А поскольку миссис Грапл желала заполучить подобную красоту тоже, то попросила племянника привезти и ей, а в благодарность за хлопоты задумала приготовить любимые им толстые мюнхенские сосиски с вкраплениями трав и пряностей.
Ханна спешила из мясной лавки домой, когда заметила преследующую ее незнакомую женщину. Ускорив шаг, удалось оторваться от преследовательницы, но та уже не таясь, побежала следом. Ханна не растерялась. Решив, что лучшая защита – нападение, резко свернула за угол здания и прижалась к стене, и когда преследовательница выскочила из-за стены дома, они столкнулись лицом к лицу.
– Что вам от меня надо? – грубо выпалила мисс Норт, пристально вглядываясь в женщину, которая от неожиданности растерялась.
Она выглядела странно. На вид ей было не больше двадцати пяти, но на молодом лбе уже отчетливо прорезались горизонтальные морщины. Кожа лица чистая, но склонная к отекам, и в целом чувствовалось начало увядания, свойственное тем, кто изрядно и часто заливает за воротник.
– Я… я… – заикаясь, начала говорить незнакомка. – Я хотела поговорить!
– О чем? – ледяным тоном поинтересовалась Ханна.
– Вы знаете одного человека. Мистера Вуда, – неуверенно выдавила из себя молодая женщина.
– Нам не о чем говорить. Уходите! – отрезала Ханна и как можно скорее зашагала в сторону дома.
– Подождите! Пожалуйста, подождите! – в голосе бежавшей за ней незнакомки чувствовалось отчаяние и унижение. – Пожалуйста, не забирайте Саймона!
Ханна остановилась.
– У меня нет и не было намерений забирать мистера Вуда у кого бы то ни было. И я думаю, что вам следует разговаривать с ним, а не со мной, – она снова попыталась уйти, но женщина продолжала бежать за ней.
– Но он увлечен вами!
– Но им не увлечена я, – парировала Ханна, ругавшая себя за жалость, вынудившую ее заговорить с незнакомкой. Но преследовательница оказалась настырной и схватила ее за руку.
– Если вы к нему равнодушны, не забирайте его у нас с Кристиной! – с жаром молила она.
– Не имею чести знать ни вас, ни Кристину! Отпустите! Или я буду кричать.
– Это моя дочь!
– От мистера Вуда? – равнодушно уточнила мисс Норт, хотя в душе была поражена новостью и ошарашена.
Женщина кивнула головой.
– Тогда тем более не понимаю, почему вы преследуете меня. Это только ваша связь. Я отношусь к мистеру Вуду, как к другу, не более, и надеюсь, что скоро смогу уехать из этого городишки и забыть Байборо навсегда. Я дала вам исчерпывающий ответ?
Едва женщина кивнула, Ханна зашагала прочь.
Совершенно внезапно осень стала серой, самой обычной, похожей на все те, что были прежде в ее жизни. Ушло очарование свежего утра, пахнущего свежестью и сопревшей листвой. Больше не хотелось улыбаться.
Ханна не лгала незнакомке и действительно видела в Саймоне лишь друга, но она почувствовала себя обманутой, опустошенной. Ведь на месте преследовательницы могла бы быть сама, если бы у нее был ребенок от Айзека. Она представила, как могла караулить его у дома и выпрашивать денег, чтобы купить еды или теплой одежды…
«Он ничем не лучше Айзека. Такой же двуличный лицемер и лжец…»
Вернувшись домой, отдала миссис Грапл сосиски и, сославшись на головную боль, поднялась к себе. Если хозяйку и удивило ее поведение, то она ничего не сказала.
Когда пришел мистер Вуд, Ханна впервые не пожелала спуститься, опасаясь, что выскажет о его лицемерии все, что думает.
Саймон сидел в гостях долго, дожидаясь Ханну, но, так и не дождавшись, вынужден был уйти, оставаясь в недоумении.
На следующий день она спустилась к столу, но он, сразу же, почувствовал в ней перемены. Мисс Норт улыбалась, смеялась над его шутками, но не было больше в ней открытости и искры, что делало ее равнодушной, отстраненной, закрытой ото всех.
После ужина миссис Грапл удалилась на кухню, оставив молодых людей наедине.
– Ханна, я не понимаю, что с вами происходит? – первым начал разговор мистер Вуд.
– Я не понимаю, о чем вы, Саймон.
– Перестань! Ты не умеешь лгать!
– Я не лгу. Я говорю честно. Так же, как всегда.
– Тогда я совершенно не понимаю, что с вами, – он был сердит, раздосадован и задет. – Ты можешь сказать, что произошло? Я обидел тебя чем-то?
– Нет, – с равнодушно – приветливой улыбкой ответила она.
– Не лги! Еще позавчера ты была другой! Я не уйду, пока ты не скажешь, что произошло?
– Я та же, Саймон.
– Не лги! – крикнул он, хлопнув рукой по столу. Чашки на блюдцах тонко звякнули, подчеркивая его ярость.
Не желая выслушивать недовольство, Ханна поднялась из-за стола и демонстративно покинула гостиную. Пораженный мистер Вуд остался стоять в тишине комнаты, разрезаемой равномерным тиканьем часов.
Ханна думала, что он обидится и некоторое время не будет появляться в доме, но она ошиблась. Уже к вечеру Саймон пришел вновь. Она не успела подняться к себе, когда он опустился перед ней на колено и протянул бархатную коробочку с кольцом:
– Мисс Норт, согласитесь ли вы стать моей супругой? – произнес торжественным голосом.
Услышав столь ожидаемые, трепетные для девичьего сердца слова, Ханна не удержалась и расплакалась. Но не от счастья. Отрицательно покачав головой, она дернулась, чтобы убежать наверх, но не успела. Мистер Вуд держал ее за руку и не отпускал.
– Почему? – тихо спросил, испепеляя ее взглядом.
Молчать и не дать ответ – означало проявить трусость, испугаться сказать правду.
«Я боялась сказать правду Айзеку, а сейчас тоже боюсь? Чего?» – сделав над собой усилие, Ханна заговорила:
– Я обещала некой леди не забирать тебя у нее и у Кристины… – дело было не только в этом, но именно лицемерие Саймона тяготило ее, и об этом она хотела рассказать.
– Я ей ничего не должен. Если я заходил к ней, это не дает ей право…
– Перестань, – прервала его Ханна. – Мне нет дела до этого.
– Сесиль – проститутка из салона Розы! И это ничего не значит! – с жаром шептал Саймон.
– Но ты же продолжаешь ходить в салон.
– Я буду тебе верен!
– Не обещай того, чего не можешь выполнить. Давай останемся друзьями и забудем этот день.
– Я не хочу быть твоим другом! – с отчаянием в голосе воскликнул он.
– Прости, Саймон, – убрав его руку, Ханна поднялась по лестнице и закрыла в комнату дверь.
Глава 4
Время тянулось нестерпимо медленно. Не находя себе места, мужчина расхаживал по кабинету, не зная, чем заняться. До встречи оставалось три часа, а он уже был на взводе. Чтобы хоть как-то отвлечься от изматывающих мыслей и успокоиться, готов был идти до офиса Таггерта пешком, но представив довольную, усмехающуюся морду с колючими глазками, передумал. Без сомнения, эта крыса по грязевым разводам сразу догадается о душевном смятении, а Айзек долго и старательно создавал образ успешного, выдержанного предпринимателя, чтобы так просто решиться разрушить его.
С прошлого раза к этой подозрительной, сующий нос в чужие дела, братии он испытывал неприязнь и не мог предположить, что придется иметь с ними дело снова. Однако, все же, вынужден был обратиться к детективу. Хотелось выпить, но из-за встречи с Таггертом, уже два дня не брал в рот ни капли.
Перебирая бумаги, завалявшиеся в столе, наткнулся на ферротип, заброшенный в самый дальний угол. Сколько раз он порывался выбросить пластину, однако и по сей день портрет был рядом. Слабость Айзек оправдывал тем, что при виде ее улыбающейся, приходит в ярость, и это придает сил.
«С кем же ты сбежала?» – размышлял хмурый мужчина, поглаживая пальцем протертый картон. От частых прикосновений паспарту ферротипа стало измятым, с потрепанными краями.
Раньше Айзек не допускал мысли, что Ханна может пропасть из его жизни. Нет, он предполагал, что может жениться, и они станут реже встречаться, или, быть может, даже расстанутся по его желанию, но не думал, что она решится уйти. Неожиданное бегство любовницы неприятно ошеломило, и месяц, долгий томительный месяц, сопряженный с бессонными ночами и возлияниями в одиночестве, он пытался найти ответ: "Почему?" Он не верил, что женщина может уйти от хорошей, беззаботной жизни в никуда, поэтому подозрение, что Ханна ему изменяла, только крепло, но бесстрастно принять эту мысль Айзек не мог.
"Я баловал тебя, дарил подарки, выводил в общество, если были в другом городе, заботился, а тебе оказалось мало… Или ты влюбилась? Но в кого? Кто этот мерзавец, переманивший тебя?" – об этом Айзек не мог думать без негодования. От одной мысли, что он страдает, а Ханна радуется жизни и смеется над ним, доходил до ненависти и остервенения.
Сегодня предстояло узнать правду. И он с трудом сдерживался, чтобы не явиться к детективу раньше назначенного времени.
«А как прикидывалась невинной овечкой? Смотрела влюблёнными глазами, с нетерпением ожидала из поездок и работы. Я доверял тебе, а ты за моей спиной спелась с кем-то и сбежала, предала меня…» – с раздражением и горечью в голосе выговаривал он к изображению на портрете. Айзек с печалью смотрел на красивое, хорошо знакомое лицо и не понимал, как она могла так цинично предать, и как он не разглядел ее подлой сущности.
Именно задетая мужская гордость и ревностные страдания доводили Айзека до исступления. Масла в огонь злобы подливали приятели, с интересом расспрашивавшие, что случилось с очаровательной мисс Норт, и выражавшие сожаление, узнав о ее внезапной болезни и вынужденном отъезде. По этой причине он рассорился со знакомыми, с которыми раньше проводил много время. Айзеку мнилось, что один из них переманил Ханну, а теперь прячет ее и довольно потирает руки, исподтишка насмехаясь над ним.
От постоянного раздражения на переносице проявились первые морщины. Он был зол и переполнен ненавистью, но что самое неожиданное, понял, что ему не с кем разделить обиду на Ханну.
Теперь Айзек снова проводил вечера дома за бутылкой виски, но наученный горьким опытом, приобретенным в юности, не пускал дела на самотек. Как бы ни болела с утра голова, вставал в привычное время, обливался холодной водой и, бреясь перед зеркалом, клялся, что найдет её, и она горько пожалеет о содеянном. Даже если Ханна уехала на другой край страны, разыщет ее, но для этого нужны деньги. Чем дальше забралась, тем больше их потребуется на розыск. Но у него была цель, ради которой он готов был приложить все силы и море старания. А когда найдет…
Он придумывал один план мести за другим, но самый злой и жестокий предусматривал обвинение Ханны в краже имущества. Айзек представлял, что когда они вновь встретятся, она будет усмехаться, глумиться над ним, рассчитывая на поддержку нового любовника, и осознание, что его слово будет последним и выйдет дряни боком, успокаивало полыхавшую в груди ярость. Но до подобной низости Айзек решил не опускаться до тех пор, пока сама Ханна не перейдет определенную черту.
Он жаждал встречи, чтобы выразить ей пренебрежение, и боялся узнать, что она счастлива без него.
«Подумать только, одел, обул, научил держаться в людях, а эта неблагодарная дрянь сбежала с другим! Ненавижу! Ненавижу за обман! Себя ненавижу за самообман! Но пусть будет плохо не только мне одному!» – в минуты наибольшей злобы кричал ревнивец, расшвыривая вещи, попадавшиеся под руку.
Представляя, как она страдает, ему легчало, а после, когда злость отступала, Айзек презирал себя за низость. Умом понимал, что наилучшим вариантом было бы забыть о ее существовании, но не мог.
«До чего довела! Нанял детектива, чтобы разыскать служанку, которых в городе полно! Предложи любой, обрадовалась бы, молилась на меня, а эта… Уж нет. Пришла ко мне в драном платье, и уйдешь в таком же! И пусть он тебя вытаскивает из неприятностей, а я посмотрю на вашу любовь, как долго она продержится…» – злорадно усмехался мужчина.
Айзек крепился как мог, но вечерами, лежа пьяным в большой холодной кровати, его охватывала тоска, и он убеждал себя, что ему всего-то не хватает любовницы, с которой привык делить постель.
