Текст книги "Бегство от одиночества (СИ)"
Автор книги: Алиса Ганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Вам еще нужна работа?
Соблазн хотя бы узнать, что за вакансия, был велик. Помедлив в раздумье, мисс Норт с вопросом посмотрела на него.
– Нам требуется помощница. Четыре доллара в неделю! – в его голосе чувствовалось торжество, особенно когда объявлял сумму жалования. Словно это была приманка, на которую она должна была клюнуть, как оголодавшая рыбка ранней весной. Во всяком случае, так показалось Ханне, которая в последнее время стала излишне подозрительной.
– С чего подобная щедрость? – с сомнением поинтересовалась она, после чего мужчина стушевался и покраснел.
"Жалование двенадцать – четырнадцать долларов в месяц – хорошая плата в среднем городе, а тут в небольшом Байборо мне предлагают подобную щедрость. Подозрительно", – подумала она.
– Мы надеемся, что вы будете трудолюбивой работницей, – в оправдание мямлил будущий наниматель.
– Вы?
– Я и мама, миссис Зильбер, – с некоторой гордость ответил мужчина.
Ханна посмотрела на него задумчиво, потом ответила:
– А вы не опасаетесь, что покупательницы могут устроить вам бойкот?
– Нет, мисс Норт, скорее мы склонны думать, что вы привлечете новых покупателей.
– Я подумаю, – Ханна развернулась.
– Меня зовут Аарон Зильбер, мисс…
– Хорошо, мистер Зильбер, я подумаю, – выдержано ответила она, толкая зеленую дверь.
На улице дул ветерок, доносивший запах прелой листвы и влаги. От неожиданной радости Ханна разнервничалась и вспотела, и теперь чувствовала легкий озноб.
«Для начала уже неплохо. Во всяком случае, это лучше, чем работать служанкой у миссис Вуд. Учитывая, какие слухи ходят по городу, меня тут же обвинят в связи с ее сыном. Да и после щеголянья в роскошном французском платье, оказаться служанкой на побегушках, наравне с чернокожей прислугой, совсем не хочется. Господи, скорее бы Лидия оказалась в положении, и я бы с радостью сбежала из этого городишка!» – размышляла она, прогуливаясь по тихим улочкам. К счастью, больше наглости, подобно мистеру Хоуту, никто себе не позволял, и страх выходить на улицу у Ханны прошел.
До дома миссис Грапл оставалось рукой подать, когда сзади раздались спешные шаги, и подбежавший мальчика попытался всунуть в руку записку. Ханна, ожидая подвоха, одернула руку и прижала к груди.
– Мэм, мэм, возьмите записку!
– Иди прочь со своей запиской!
– Ну, мэм, пожалуйста! – путаясь под ногами, канючил мальчишка гнусавым голосом. – Мэм, ну возьмите. Не хотите читать, выбросьте, а я скажу леди, что отдал ее вам.
– Какой леди? – нахмурилась она, почувствовав подвох.
– Все в записке! – чумазый ребенок настойчиво продолжал тянуть небольшой помятый лист. Отставать он не собирался и причитаниями лишь больше привлекал внимания. Едва она успела взять измятый клочок листа, горе – посыльный опрометью бросился бежать, оставив удивленную мисс Норт одну.
Записка сильно пахла духами и, не читая, Ханну осенила догадка: кто ее послал. Развернув, пробежалась глазами.
«Буду в городе завтра. Жди дома примерно в 2. Л.»
Повертев записку в руках, Ханна возмутилась:
«Лидия не изменяет привычкам, продолжая излишне душить письма и доставлять людям неприятности. Снова ее глупые затеи. Не хочу ее ни видеть, ни слышать!».
В раздражении сунув записку в сумочку, поднялась по скрипящему крыльцу и вошла в дом.
– Если мальчишка Доусонов еще будет к тебе приставать, я пожалуюсь его родителям! – раздалось из кухни, окна которой выходили как раз на улицу.
– Он всего лишь хотел передать записку, – пояснила Ханна миссис Грапл, которая все видела. Скрывать записку было бестолку, а так хоть сорванца не выпорют.
– От джентльмена? – поинтересовалась хозяйка.
– Если бы.
– Жаль. Барни пытался оставить ее мне, но я-то думала, что там что-то интересное и велела ему отдать тебе в руки.
– Завтра желает нанести визит миссис Уилсон, – рассказала Ханна, понимая, что хозяйка Лидию обязательно увидит и, может, даже расскажет мистеру Вуду.
Старушка испытывающе смотрела на нее.
– Думаете, стоит рассказать Саймону? – растерянно, с сомнением спросила мисс Норт.
– Не думаю. Уверена, – пожилая женщина была серьезной. Цепкие, наблюдательные глаза тонко всматривались в постоялицу. – И лучше тебе самой сообщить ему об этом.
– Думаете, это так важно?
– Хочешь испытать неприязнь Уилсона?
– Он так опасен?
Женщина задумалась, а потом нехотя ответила:
– Непредсказуем. Это как сидеть на пороховой бочке. Не знаешь, когда рванет, – потом помолчала и добавила: – Может быть бесчувственным и жестоким.
Вечер прошел в домашних хлопотах. Ханна помогала по дому миссис Грапл. Запекала клубни батата, месила песочное тесто. Для начинки хозяйка не жалела пряностей и темного сахара, поэтому сладкий картофельный пирог получился душевный, пахнущий корицей, ванилью, ромом.
Саймон, соблазненный запахом выпечки, с удовольствием остался на чай. Поглощая с аппетитом угощение, он выглядел довольным.
– Сама решила рассказать или тетушка подсказала? – спросил сытый и расслабленный мистер Вуд, развалившись в кресле.
– Сама, Саймон, сама, – вместо Ханны ответила миссис Грапл, доливая чай.
– А вы, тетушка, совершенно ни при чём и знать не знали о записке? – скептично просил родственник.
– Откуда мне немощной, глухой и слепой старухе, знать-то? – прошамкала хозяйка, изображая старческую немощь.
– Если бы я вас не знал, обязательно поверил. А так выходит, как у Марка Твена, который в пивной писал знакомой леди письмо. За столиком сидел любопытный сосед и бесцеремонно подглядывал. Тогда Твен написал: «Дорогая, я заканчиваю письмо, потому что какая-то свинья все время подглядывает». Сосед обиделся: «Сам ты свинья! Очень мне интересно, что ты там пишешь».
– Бесстыдник! – воскликнула женщина, пытаясь сдержать смех. – Старой тетке намекать. Еще обезьяной назвал бы, ссылаясь на утверждение богохульников, что все люди произошли от них.
– Ну, что вы, тетушка! – совершенно искренними глазами смотрел Саймон. – Хотя если так, уверен, вы точно произошли от самой милой, доброй, заботливой, которая в молодости была страсть какая прехорошенькая…
Слушая их препирательство, Ханна смеялась от души. Давно уже она не ощущала себя такой счастливой, а всего-то для счастья потребовался скромный пирог и хорошее общество.
Миссис Грапл утверждала, что тепло в тёплой компании поддерживается либо увлекательными беседами, либо алкоголем, и чтобы закрепить успех, решила соединить эти два условия. Поэтому «чаепитие» началось около пяти, а закончилось глубоким вечером, когда щеки болели от смеха.
Утром, едва закончили завтракать, раздался нетерпеливый стук. Переглянувшись от удивления, кого могло принести во время дождя, хозяйка поспешила открыть дверь, в то время как Ханна убирала со стола и готовилась мыть посуду. Ей было несложно помочь пожилой хозяйке, чем та великодушно пользовалась, но в то же время, женщина хорошо отзывалась о ней и всем своим знакомым рассказывала, что мисс Норт трудолюбивая, добрая постоялица. Закатав рукава, Ханна начала споласкивать в жестяном тазу посуду, когда послышался окрик миссис Грапл:
– Мисс Норт, к вам пожаловала миссис Уилсон!
Ханна выругалась:
"Ч..рт, дернуло явиться зазнайку раньше на несколько часов. Даже накрапывающий дождь не остановил! Точно от меня что-то надо. Катилась бы со своими проблемами".
– Я освобожусь чуть позже, – ответила Ханна, не собираясь поторапливаться.
«Если Лидии надо, пусть ждет, иначе пусть уходит. Тем более на улице дождь…» – злилась она, намывая посуду и чашки.
– Ханна, – тихо шептала хозяйка. – Лидия сильно не в духе. Считает, что оказала честь, явившись к нам в дом. Какая заносчивая молодая леди!
– Поверьте, миссис Грапл, если бы была не молодая, заносчивости было гораздо больше.
– А ей пока чаю предложу, но если не будет вежливой, вспомню молодость и заварю с листьями ревеня и сенной.
– Вы такая выдумщица, миссис Грапл! – не сдержалась от улыбки Ханна.
– Э-э, ты меня еще в молодости не знала, – развеселилась женщина, поставив чайник на плиту.
Когда Ханна вошла в гостиную, Лидия, недовольная ожиданием, пила чай со вчерашним пирогом, оранжевые куски которого в пасмурное утро походили на ломтики солнца.
– Чем обязана вашему визиту, миссис Уилсон? – сходу поинтересовалась Ханна.
– Мы давно не виделись. Почти две недели.
– Не думаю, что вы по мне скучали.
– Можем поговорить наедине?
– Мне нечего утаивать от миссис Грапл, кроме того, это невежливо, – заметила Ханна.
– Ничего, ничего. Я как раз собралась искать Бандита, – хозяйка встала из-за стола и, выражая полное безразличие к гостье, покинула комнату. Но Ханна могла поклясться, что она стоит за стеной.
– Непривычно видеть тебя столь рано. В родительском доме ты могла потратить больше часа на приведение себя в порядок.
– Теперь я в другом доме, где мне плохо. Я хочу домой! – с жаром произнесла миссис Уилсон.
Когда Ханна увидела ее, настроение от злорадного переменилось к опустошенному, потому что за две недели беззаботная, порхающая Лидия исчезла, и теперь перед ее взором стояла понурая молодая женщина, которая перед ней еще пыталась держаться и показывать гонор.
– Отправь письмо родителям! – попросила Лидия, и появившаяся в душе Ханны жалость тут же растворилась в море раздражения.
– Ты можешь отправить сама.
– Ален не позволяет. Он, его мать и злющая Мэгги постоянно следят за мной. Не дают шагу ступить.
– Напомнить, что благодаря тебе, я тоже сижу в этом городишке и не могу уехать. Это была твоя задумка, ты сама этого хотела, так чего теперь от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты отправила письмо, – упорно настаивала гостья.
– Нет. С Аленом и родителями разбирайся сама.
– Ты черствая, как сухарь!
– Зато ты, сама доброта и кротость.
Поняв, что грубостью ничего не добьется, Лидия сменила тактику. С печальным, почти трагичным лицом она в отчаянии сжала кулаки, но Ханна опередила ее:
– Заламывание рук и слезы не помогут. Я не твой отец, с которым срабатывали подобные уловки.
– Ну, пожалуйста, Ханна! – жалобно ныла миссис Уилсон.
– Нет. Сама ввязалась, тебе и решать. Нашла смелость сбежать от родителей, сможешь и письмо отправить. Настало время взрослеть.
– Тебе сложно сделать доброе дело? Ты же раньше носила письма!
– За это и поплатилась! Больше не желаю. Разбирайся сама!
– Тогда я расскажу всем в Блумсберге!
– Плевать! Хоть на улице кричи! – со злорадством вспылила мисс Норт. – Думаешь, я поехала с тобой, потому что боялась? Нет. Я хотела уехать, и обстоятельства совпали. Так что с Аленом и его семейкой разбирайся сама. И ты получила то, чего всей душой жаждала. Если это все, что хотела сказать, можешь не терять время.
– Я заплачу, – упрямо предложила гостья.
– Моё честно заработанное жалование жду уже который год! – зло рассмеялась Ханна. – Мне ни от тебя, ни от твоей семьи ничего не надо!
– Но я боюсь его. Ты должна меня понять, – твердила миссис Уилсон, не собираясь отступать.
– И я боюсь его, поэтому еще тут. Ты – равнодушная и эгоистичная, и тебя не волнует, что будет с другими. Общение с Марвелами многому научило меня. А я быстро учусь, поэтому мне нет дела, страшно тебе или нет, потому что тебе до меня тоже не было дела.
– Ты не можешь быть такой черствой!
– Ну, ты же могла! Твоя мать могла! И жили вы спокойно, не мучаясь душевными терзаниями, и я как-нибудь проживу.
– Я всем расскажу, что ты шлюха! – пригрозила Лидия.
– Мозоль на языке не натёрла, рассказывая обо мне гадости? Думаешь, я не знаю, что ты обо мне рассказываешь?
– Это не я, это Мэгги!
– А ей кто сказал?! Уходи!
– Я хочу обратно к родителям.
– Скажи об этом, Алену, он обрадуется, – огрызнулась Ханна.
– Будь ты проклята! – глаза Лидии горели злобой и обидой.
– Сама будь проклята! И ты, и твоя семейка! Убирайся!
– Я сама уйду!
– Будь добра, быстрее, – с насмешкой поторопила Ханна, открывая дверь.
Оглушительно топая каблуками, раздраженная гостья покинула дом.
Стоя у окна, Ханна наблюдала, как миссис Уилсон быстро спустилась со ступенек, обходя лужи, прошла до дороги, а потом мужская фигура отделилась от соседнего дома и последовала за ней.
– Видела? – указала хозяйка на мужчину.
– Кто это?
– Один из соглядатаев. Об этом Саймон и предупреждал. Теперь две недели миссис Уилсон будет сидеть дома, стыдясь показаться на улице. Отец Алена был ярым конфедератом, и Ален на него похож. Такой же властный и жестокий. А она выразила ему неповиновение.
– Какой ужас!
– Это лишь семейные неурядицы. Ужас был, когда они избили Джима и его семью, а потом заперли в доме и подожгли. Вот это был ужас, – вздохнула женщина. – Ты знаешь, как пахнет ужас? А сгоревшее человеческое мясо?
– Какие страшные вещи вы говорите! – от разговора у Ханна волосы встали дыбом.
– «Красные рубашки», – вздохнула женщина. – Чьи-то мужья, отцы, дети, братья. Но зверь, вкусивший крови, уже никогда не будет прежним. Что помешает человеку, одиножды перешедшему черту, перейти ее вновь? Если Ален равнодушно измывается над черными, есть ли у него жалость?
– А шериф знает?!
– Милая моя, конечно, знает! Они все ненавидят черных, и во что бы то ни стало желают указать им место. Нет никого более смертоносного, чем белый бедняк. Ни животного, ни зверя. Белые считают, что им, как хозяевам, позволено все. На цветных «слонов» (разг. республиканцев), пробующих сделать политическую карьеру, охотятся, как на зверей, избивают, сжигают заживо в доме или офисе. И думаешь, об этом не знают? Не смеши меня. «Ослам» это на руку.
– А причем здесь Ален?
– Ален один из предводителей местных краснорубашечников. Его поддерживают фермеры, лесорубы, парикмахеры, реднеки, местные органы, которые считают, что если дать неграм власть, завтра они будут массово насиловать белых женщин.
Ханна была ошарашена.
– Я не знала. А узнав, хочу, как можно скорее, уехать из Байборо.
– Уедешь, внушив доверие Алену. Это не твоя игра, так ведь. Ему достаточно знать, что ты ничего не имеешь против него. А, может быть, ты выйдешь замуж, и останешься здесь?
– Не думаю, что благодаря стараниям Лидии, все так удачно сложится.
– Плохо ты знаешь мужчин! – улыбнулась миссис Грапл. – Они слишком уверены в себе и считают, что хорошо разбираются в людях. Достаточно мужчину убедить в своей искренней любви, и на нем можно землю пахать.
– Но у меня был лишь один мужчина, которого я так и не смогла покорить.
– Думаешь? Он заботился о тебе, разве это не являлось доказательством его чувств?
– Но это не мешало ему пропадать ночами, наносить визиты и подыскивать себе новую супругу.
– А что ты сделала, чтобы он этого не делал?
– Все что могла. И это не помогло.
– Но ты знала, что нужно ему? Может, ты делала не то?
– Я не понимаю вас, – качала головой мисс Норт.
– А что понимать? Все просто. Он видел, что ты влюблена в него, стараешься быть внимательной, заботливой? – глаза хозяйки изучали лицо собеседницы.
– А разве не подобное делают женщины, когда желают покорить мужчину?
– Смотря какого мужчину! – озорно ответила женщина. – Вот что ты делаешь с Саймоном?!
– Ничего! – ошарашено ответила Ханна.
– Неправда! Подумай.
– Нет! Я честно не лгу! Саймон мил и обаятелен, но все мои мысли до сих пор о другом человеке, которого я не могу забыть.
– В том-то и дело! Он привык быть всеобщим любимцем, а ты не выделяешь его, не заглядываешь в глаза со щенячьей любовью, не ждешь, когда Саймон обратит на тебя внимание! Может быть, именно этого тебе и не хватало раньше? Поверь, я не была красавицей, но была обаятельна и умна, и это позволило мне покорить Самюэля. Какой это был мужчина! – хозяйка закачала головой от восторга. – Пойдем чай пить, но другой, без ревеня и сенны! Только напомни, могу забыть, а отхожее место у нас одно! – пошутила она.
Одинокая миссис Грапл любила пить чай, особенно с приятным собеседником, поэтому при любой возможности заваривала его и приглашала к столу квартирантку. В этот раз на столе стояли чашечки с абрикосовым, кизиловым и даже розовым вареньем, будившим воображение и манившим за стол.
– Я приехала сюда так же, как миссис Уилсон, после переписки, но при личной встрече с первого взгляда не понравилась Самюэлю. Сейчас, по прошествии стольких лет, зная, как сложилась жизнь, смешно вспоминать произошедшее, но тогда я была оскорблена и пылала гневом! Представить не могла, что какой-то мужлан, с трудом произносящий три слова, будет меня сторониться, как колокольчика. (разг. гадюка). Оказалось, он искал себе хозяйственную невесту, скромную и такую же молчаливую, как сам, а я показалась ему легкомысленной и фривольной.
Сразу же отправить меня обратно Самюэль не мог. Нужно было дождаться, когда продаст урожай и получит деньги, чтобы оплатить мне обратную дорогу. Рыдать и жалобно рассказывать, что распродала имущество и, бросив все, приехала к нему, я не стала. Это была бы ложь и унижение, а унижаться я не собиралась. Он поселил меня у своей сестры, и я стала раздумывать, куда бы отправиться, поскольку вернуться в Поинт не могла по некоторым причинам.
Тем временем Самюэль начал старательно обхаживала дочь соседки, совсем юную девчонку, краснеющую и робеющую при нем, как клубника на грядке в сезон урожая. По его меркам Мериен была идеальной. В чепце, робкая, говорила шепотом. Почти идеал, если бы не лошадиное лицо, но мне до всего этого не было никакого дела. Хотя нет, я негодовала: надо было ему пригласить меня к себе, чтобы потом перед моим носом начать увиваться за страшной девчонкой.
Но настал день, когда Самюэль возместил деньги, потраченные мною в пути, посадил в повозку, уложил мои вещи и повез до железной дороги, которая тогда была очень далеко от поселка.
В дороге он был сама праведность и строгость, в уме наверно гимны пел, чтобы на меня не смотреть, потому что на мне было надето красивое платье из тонкой тафты с набивными цветами и вырезом, прикрытым полупрозрачной газовой шалью. И мне стало так досадно, потому что урожай он продал удачно и полученные деньги собирался потратить на свадьбу с Эн. Деревенский дурак будто насмехался надо мной.
И надо было случиться, что на половине дороги разразился ливень, да такой внезапный и сильный. Вымокли мы знатно, в обуви вода хлюпала, за час похолодало сильно, и зуб на зуб не попадал. У меня в сундуке была сухая одежда, но переодеться негде. Поблизости остановиться негде, и дороги – вязкие, непроходимые.
Мокрая одежда облепила тело, и под тонкой светлой тканью стал проступать корсет и нижняя рубашка. Чтобы не замерзнуть, отошла я за повозку и стала переодеваться, да намокшие шнурки не скользят, не могу расстегнуть корсет. Долго мучилась, пока Самюэль не предложил помочь. Как порядочный джентльмен расшнуровывал, отвернувшись, но руки у него дрожали. Он чихать начал, намекая на промозглость и холод, но я уже не девственницей была, поэтому могла отличить причину. Переоделась в сухую сорочку, шаль накинула и вышла к огню. Он поодаль отодвинулся, боится на меня взглянуть. До этого он долго насмехался надо мной, а потом настал мой черед платить той же монетой.
Я его спрашиваю: «Чего, Самюэль, боишься глаза поднять?» Он отпирается, а у самого щеки горят. Воспитан он был строго, вырос в пуританской семье. Вот я и решила, что уеду, но пусть он меня помнит. И распахнула шаль. А он смотрит, не может взгляд отвести. Я ему говорю: "Смотреть смотри, а руками не трогай". Ну, он и глазел, слюни пускал. Тогда я его злить начала, дразня: "На Эн женишься, будешь смотреть на нее – худую доску и вспоминать, что хотя бы видел женское тело". Он рассердился, начал кричать, что Эн скромная, благочестивая, будет хорошей, верной женой, а сам продолжает пялиться. Тяжело ему было удержаться от соблазна: формы у меня были весьма женственные. А я в азарт вошла и говорю: "Так уж и быть, можешь потрогать, от меня не убудет, а ты проверишь, так ли Эн по душе". А он и рад, головой трясет согласно, – рассказчица сделала паузу. – После Самюэль сутки размышлял, пока жижа не усохла, а потом развернул телегу и повез меня обратно. Вскоре и женился на мне. Видишь, иногда мужчины сами не знают, чего хотят. Может, тому человеку и не нужны были скромность и покладистость?
– А разве мужчины не любят добродетельных женщин?
– Милая моя, мужчины любят уж точно не за добродетель. Поверь мне, старой Лекси. Иначе как можно объяснить, что в поселках золотоискателей, даже салонные шлюхи, пропустившие немерено старателей, выходят замуж и счастливо живут. Не веришь? – улыбнулась женщина, разглядывая пораженное лицо собеседницы.
– Я думала, мужчины развратниц презирают!
– Так удобно думать праведницам и наивным дурочкам. Поэтому перестань чувствоваться себя грязной и недостойной. Если мужчина любит, для него нет преград, а иначе это – не любовь! Мы с Самюэлом прожили вместе тридцать лет, и он ни разу не упрекнул меня. Посмотри на Саймона, и ты поймешь…
– Но у меня и в мыслях не было…
– Неважно. Важно, что он заинтересован тобой. Я не утверждаю, что он будет хорошей парой, но приструнить такого обаятельного, зазнавшегося повесу всегда приятно. Особенно отрадно перебирать в памяти славные подвиги, когда стала старой, качаешься в качалке и живешь счастливыми воспоминаниями, как я, – улыбнулась миссис Грапл.
* * *
Промаявшись в безделии еще неделю, мисс Норт решилась принять предложение Аарона Зильбера. Наблюдая, как по мелочам расходятся деньги, иного выхода она не видела. Несмотря на экономию, легко заработанные деньги так же быстро тратились.
Сомнения у нее остались, но выбирать было не из чего. Аарон и Саймон были правы: работы в городе для белой образованной женщины не было.
Мистер Вуд был категорически против, утверждая, что условия слишком хороши, и при таком щедром жаловании, добрая четверть жительниц Байборо с радостью согласились работать, однако им Зильберы подобного предложения не делали. Но мисс Норт проявила настойчивость и отговорить ее не удалось.
Она радовалась работе и старательно разбирала товар, раскладывая по полкам и коробкам, но Аарон даже после недельного наставления не оставлял ее в магазине одну без присмотра. Он осмелел, стал увереннее, а еще через неделю в его голосе стали проступать покровительственные ноты.
Внутренним чутьем Ханна чувствовала его интерес. Каждый раз, пользуясь теснотой небольшого складского помещения, мистер Зильбер старался подойти ближе, а его лицо с подслеповатыми глазами оказывалось неприлично близко от её лица. Он был излишне навязчивым, услужливым, и все больше раздражал мисс Норт, но она терпела, стараясь быть выдержанной. В конце – концов, Аарон стал просто невыносимым. Он повсюду следовал за ней, будто следил, чтобы она не украла мелочь.
Миссис Зильбер, пожилая крупная темноволосая женщина, недовольно взирала на плоды ее стараний, и постоянно придиралась:
– Мисс Норт, те товары, что дороже, следует ставить на самом видном месте, так же залежавшиеся! Сколько можно повторять?!
Ханна уже наизусть помнила все поучения и неустанно им следовала, но все равно, как бы ни старалась, хозяйка оставалась кислолицей, и вскоре Ханна стала себя чувствовала бестолковой, ни к чему не годной тупицей. Но она продолжала упорствовать, убеждая себя, что терпеть своенравных нанимательниц ей не впервой.
Подходила к концу вторая рабочая неделя, заканчивался сентябрь. В лавке Зильберов было заведено перед первым числом каждого месяца проводить ревизию, поэтому второй день Ханна и Аарон только и занимались тем, что пересчитывали товар и записывали в книгу. Аарон настоял, что следует отказаться от обеда и скорее завершить подсчет. Повесив вывеску "закрыто", он удовлетворенно потер руки:
– Еще немного, и мы завершим! Мама будет довольна! А потом можно сходить в кофейню и выпить кофе с коньяком. Вы любите, коньяк?
Было заметно, что мистер Зильбер излишне возбужден, но причину восторга Ханна не понимала.
– Благодарю за приглашение, но сегодня я не могу. Тем более, что я предпочитаю чай.
– Нужно уметь не только работать, но и отдыхать.
– Согласна, мистер Зильбер, однако думаю, что нам разумнее придерживаться деловых отношений.
– Значит, ты не хочешь идти со мной? – насторожился мужчина.
– Не с вами. Просто не хочу никуда идти.
– Я тебе не нравлюсь? – глаза Аарона стали неприятными. Он напрягся.
– Простите, мистер Зильбер, но вам не кажется, что мы отвлекаемся от дела? Если не поторопимся, миссис Зильбер будет недовольна.
– Значит, я тебе не нравлюсь?! – Аарон подошел со спины и встал совсем близко, дыша над ухом.
Ханна сделала шаг вперед, но мужчина шагнул следом и прижался к ее спине. Повернуться к Аарону она боялась: он мог толкнуть, и тогда она бы не смогла с ним справиться. А от одной мысли о возможном поцелуе к горлу подкатывала тошнота.
Страшно не было, было мерзко от похотливых, жадных прикосновений. От волнения Аарон вспотел, и от него исходил ощутимый запах пота, застарелый, с кислым душком. Ощутив слюнявые прикосновения к шее, Ханна едва сдержалась, чтобы не рассмеяться в лицо и не выкрикнуть гадость.
– Перестаньте, мистер Зильбер. Вы ведете себя недостойно!
– Он тоже ведет себя недостойно, и ты не против, – зло просипел Аарон, пытаясь задрать юбку.
– Как вы смеете! – не менее зло ответила Ханна, брыкаясь.
– Не строй из себя скромницу! Я и так был слишком терпелив, надеясь на благодарность.
Как только Ханна осознала, что по-хорошему разойтись не удастся, перестала сдерживаться.
– Засунь подачку себе в задницу, я в ней не нуждаюсь! – она с трудом сдерживаясь от пробиравшего истеричного смеха. Ей показалось смешным, что он пытался сравнить себя с Саймоном и Айзеком.
– Ах, ты, с…чка! – разозлился оскорбленный мужчина и попытался схватить ее за волосы, но Ханна пнула его по ноге. Удара каблуком с металлической набойкой оказалось достаточно, чтобы Аарон выпустил ее из рук и схватился на голень. – Дрянь! Грязная с…чка! – заскул от боли и обиды.
Пользуясь случаем, Ханна выскользнула из угла. Зильбер попытался схватить за юбку, но не успел.
– Ты еще пожалеешь! Он всех бросает, и тебя бросит. И еще приползешь, умолять будешь!
К счастью, ключ был в замочной скважине. Отперев дверь, она стянула фартук и швырнула ему в лицо.
– Сиди в подсобке, тискай сам себя и мечтай, грязная вонючка! – выкрикнула Ханна и выбежала на улицу.
Её возвращению домой раньше времени, миссис Грапл не удивилась, но почувствовав истеричное состояние квартирантки, предложила настойки, которую считала лучшим успокоительным, а потом как ни в чем не бывало продолжила вязать крючком. И лишь позже, когда Ханна успокоилась, поинтересовалась:
– Надеюсь, мистер Зильбер был сильно взбешен?
– Весьма, – коротко ответила Ханна, понимая, что и мистер Вуд, и миссис Грапл предполагали подобное, и лишь она оказалась наивной дурочкой.
Болтая об особенном рецепте рыбного пирога из горбыля миссис Макклай, обилии рябины и других ягод в этом году, наличии блох у Бандита, Ханна отвлеклась и забыла о произошедшем, однако как только вошла в свою комнату и закрыла дверь, воспоминания нахлынули с полной силой.
Отвратно было вспоминать гадкие потные руки и слюнявые губы. От отвращения к ущербному Аарону, смердящего кислятиной, ее передернуло. Она ненавидела себя за наивность и доверчивость, ненавидела Лидию, из-за которой нахлынули неприятности, презирала Зильбера и его вечно недовольную мамашу.
Умом понимала, что Зильбер совсем не ущербный, что для какой-то местной невесты он станет желанным мужем, с которым счастливица проживет всю жизнь и родит ему нескольких детей, будет рассказывать подругам, какой он замечательный, но только не она.
«Возможно, я излишне заносчива, высокомерна и желаю невозможного. Пусть такой, как Айзек, на мне никогда не женится, потому что я нищая служанка, но подобного Аарону я не смогу принять. Мало того, что повел себя как животное, так к его серой, нелепой внешности добавилась трусость. Как он, ущербный, мог подумать, что ему позволительно, что он смеет прикасаться ко мне? Скотина! Да, не каждому дана располагающая внешность, но что мешало ему признаться в симпатиях и попытаться добиться ухаживаниями моего расположения?» – распалялась она.
Испачканная его слюнями и потом, Ханна казалась себе грязной. Ей мнилось, что она пропахала исходящей от него затхлостью, поэтому долго сидела в ванной, пока не остыла вода, и тщательно, до красноты и ссадин терла шею и щёки.
Или холодная вода охладила запал, или она устала злиться, в душе стала расти холодная решимость и циничность.
«В конце – концов, я могу купить домик, сдавать комнатку и как-то жить! Все, что было в моей жизни – не самое страшное. У меня нет большой семьи и детей, которых надо кормить, я молода и красива, поэтому нечего отчаиваться! Тем более, что уныние – грех! Пусть злословят, говорят гадости, но я знаю, кто я. Я не хуже, чем они. Пусть не здороваются зазнайки, косо смотрят и не жалуют, но я не позволю сломить меня! Саймон прав! Миссис Грапл права! Я была наивной дурой!»
Она не заметила, как заснула. Но сон был тревожный, чуткий, поэтому не удивительно, что сквозь дремоту расслышала громкий голос мистера Вуда, разговаривавшего с хозяйкой. Ханна подскочила, чтобы одеться и спуститься к ним, но поразмыслив, передумала. Признаваться Саймону в простоватости и доверчивости было стыдно, тем более, что он предупреждал, поэтому осталась сидеть в кровати.
Она очень хотела узнать, о чем они беседовали. Побеленные стены пропускали звук ровно настолько, чтобы разбудить спящего, но не достаточно, чтобы вызнать чужие тайны. А приоткрыть скрипящую дверь и попасться на подслушивании, не рискнула. Поэтому, мучимая любопытством, Ханна, не удержалась и приложила ухо к полу. Тоже не помогло. От досады она стала расхаживать по комнате, но поскрипывание полов выдало ее с головой. Догадавшись, что мисс Норт бодрствует, миссис Грапл постучала и известила, что пришел мистер Вуд, и поинтересовалась, не желает ли она спуститься?
Упрямиться было глупо, потому быстро одевшись и поправив прическу, Ханна спустилась в гостиную.
– Как ваше самочувствие? – поинтересовался Саймон вежливо, но голос его был суровым, тревожным.
– Благодарю. Не стоит волноваться. Я чувствую себя вполне здоровой, – нерешительно улыбнулась она, стараясь не давать ему повода для дурных мыслей.
Ханна видела, как мужчина с трудом сдерживается, чтобы не напомнить, что он предупреждал ее. Его губы изогнулись в полуусмешке, и в выражении лица, читался немой вопрос: «Тогда от чего дома?», но он сдерживался. Хоть и с трудом. Выдержав паузу, Саймон все же произнес:
– Миссис Зильбер будет недовольна, – проверяя ее реакцию.
– Миссис Зильбер пусть хоть треснет от злости и недовольства, мне все равно, – выдержав его тяжелый взгляд, ответила Ханна.
