Текст книги "Бегство от одиночества (СИ)"

Автор книги: Алиса Ганова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Алиби у него не было, если не учитывать горячие заверения матери, утверждавшей, что вечером Аарон был дома, но ей никто не верил. Оно и понятно: единственный сын, которого миссис Зильбер будет защищать до конца.

Уже к вечеру следующего дня она привезла из Гринсборо адвоката. Злые языки поговаривали, что этим поступком миссис Зильбер расписалась в виновности сына. Ведь все деньги, которые Зильберы собирали для открытия нового магазина, пришлось потратить на услуги защитника.

Единственное, что смущало жителей Байборо, так это вопрос: куда делась Сесиль? Ведь Кристина осталась совсем одна, и о ней из жалости проявила заботу только Рози, владелица салона. Если бы не доброта хозяйки борделя, девочка оказалась в приюте, за что ратовали благочестивые горожанки, утверждавшие, что скудный хлеб лучше, чем сытая жизнь в развратном доме.

Глава 6

Возмущенный Айзек чувствовал себя сопливым юнцом, которому мать невесты указала на приличия и выставила за дверь, пожелав никогда не возвращаться. У него, как у голодного волка, вырвали из пасти аппетитного розового ягненка, и теперь он рвал и метал от мучившего неудовлетворения и раздражения.

«За идиота держит старая карга!? – шипел он, расхаживая по комнате. – Пересек два штата, вытащил из тюрьмы, изловил извращенца, лежа в грязи, истратил уйму средств, и нельзя к моей же любовнице прикасаться?! Какая наглость!»

Умом понимал, что перешел дозволенное, но складывалось у Гриндла ощущение, что его, как кота за усы, тянет старая, но хитрая и пронырливая мышь. Кроме того, он не мог понять: откуда в спокойной, застенчивой Ханне столько нахальства и дерзости. Ее своенравие отчасти нравилось, но брать верх над ней с каждым разом становилось сложнее.

«Грапл – старая ведьма! Стоит Ханне побыть с ней еще некоторое время, наберется изворотливости. Надо что-то делать, пока еще не поздно…»

К вечеру того же дня у него созрел план.

На следующее утро Айзек в дом ко вдове не пришел. Ханна ждала, надеялась, но ни на четвертый, ни пятый день он так и не появился. Гадая, что произошло, не находила места, пока курьер не принес посылку. Дрожащими руками она расписалась, распаковала нарядную, яркую упаковочную бумагу и растерялась. В атласной коробке на подставке стояла изящная кукла в прогулочном наряде, с зонтиком в руках, с модной металлической сумочкой-кошельком и маленькой собачкой далматинцем. Лишь взяв ее в руки, заметила записку, прикрепленную к миниатюрной юбке:

«На память. От А.Г.  Э.Б.»

Руки затряслись:

«На память…? Как же так…?!»

Алексия застала постоялицу, сидящей в оцепенении на кровати, с запиской в руках и куклой на коленях.

– Бисквитная кукла! Какая прелесть! И стоит немалых средств!

– Он уехал… – выдавила Ханна дрожащими губами. – Это на память.

– Не может быть! Не верю!

– Приехал, напомнил о себе, чтобы сделать больнее. И уехал, – она разрыдалась.

– Не плачь! – хозяйка села рядом и обняла ее. – Что-нибудь придумаем! Напишем письмо! Или…

– Не буду, – упрямо прошептала Ханна.

После того, как выяснилось, что Таггерт тоже съехал из гостиницы, сомнений не осталось. Она сникла и, сидя у окна, днями равнодушно наблюдала, как прохожие спешат по делам, оббегая лужи и грязь, или лежала, повернувшись лицом к стене.

Аппетит пропал, и после почти трехдневного отказа от еды в теле появились слабость и зябкость. Она не расчесывалась, не выходила на улицу, продолжая скорбеть в ночной сорочке и накинутым на плечи пледом.

Разбитая Алексия не могла понять, что они сделали неверно, и ощущала на себе вину за произошедшее. Если бы Ханна нагрубила, высказала, что не стоило совать нос куда не следовало, ей стало бы легче, но та продолжала безмолвно сидеть в комнате. Меньше чем за неделю у Ханны исчезли щечки с прелестными ямочками, похудели руки, обострились черты… – и все это на осунувшемся лице подавленного человека производило тягостное впечатление.

Не выдержав, миссис Грапл отправилась к доктору Корнэлу, чтобы он снабдил ее чем-нибудь, что помогло бы мисс Норт успокоиться.

Эти дни далась им тяжело. Вдова произошедшее приняла настолько близко, что чувствовала себя так, будто бросили ее. Они обе выплакали все глаза, и все же, по истечении недели, стали приходить в себя. Выглядела Ханна ужасно: свалявшиеся волосы, темные круги под глазами, поникшие худые плечи, но, тем не менее, женщины решили взять себя в руки и заняться садом.

Игнорируя недоуменные взгляды, хозяйка и постоялица под пасмурным небом и изморосью сгребали опавшую листву, ветки, обрезали кусты, подкрашивали места на стенах, где отслоилась краска. На любопытствующие вопросы миссис Грапл отвечала, что мисс Норт тяжело переносит недавние события, касавшиеся Зильбера, чем вызвала удивление и одобрение сплетниц.

Закончив с садом, занялись уборкой в доме. Перемыли полы, крашеные потолки, вытрясли пыльные ковры и чехлы. Каждая из них старалась, чтобы дом очистился, и дурные воспоминания развеялись вместе с сором. Завершая чистку, они даже умудрились переставить некоторую мебель. И надо сказать, после всего проделанного почувствовали себя лучше.

– Жизнь продолжается с ним или без него. Ты молодая, красивая, хорошо одета, поэтому тебе грех расстраиваться! Вот когда вдова Сайвер осталась с тремя детьми, это было ужасно…

Ханна кивала головой, крепилась и верила, что завтра станет легче. И действительно, еще через несколько дней она смогла выдавить из себя улыбку.

В доме стоял чудесный аромат какао. Они обе подсели на сладкое и старались каждый день печь что-нибудь поднимающее настроение. Едва вынули печенье из плиты, постучали в дверь.

– Я открою. Наверно, Тильда. Повадилась же ходить, разнюхивать, чтоб ее! – ворчала Алексия, неспешно, с шарканьем переставляя ноги. – Или аромат учуяла!

Ханна продолжала выкладывать с противня выпечку, когда услышала резкий хлопок. Кинулась к двери и остолбенела: на пороге стоял Айзек и держался за покрасневшую щеку, а когда Таггерт удовлетворенно хмыкнул, досталось и ему.

– А мне за что?! – обиделся детектив.

– За компанию! – сквозь зубы процедила женщина и захлопнула перед их носом дверь.

* * *

– Все еще считаете, что план был идеален?

Подобный тон Таггерта Айзек ненавидел.

– С какой-то стороны – да, мы их сильно задели, – подытожил он, потирая пытавшую щеку.

– А с другой стороны, двери этого дома для нас теперь закрыты, – подколол Лиам.

– Побочный результат.

Рассевшись на крыльце, мужчины закурили.

– Убирайтесь отсюда, мерзавцы! – приоткрыв окно, выкрикнула миссис Грапл.

– Хочу услышать мнение мисс Норт, – с ехидной усмешкой ответил Айзек.

Вдова растерялась от его наглости и молча захлопнула окно.

– И как думаете устранять этот побочный результат? Или уедете?

– Не дождутся, – он твердо решил, что просто так от него не отделаются.

В доме слышались шаги, даже что-то упало. На звуки разбитого стекла Гриндл ухмыльнулся.

– А если мисс Норт скажет то же самое?

– Пусть попробует. Я не уеду в любом случае, пока не захочу сам.

– А что вас держит?

– Сам не знаю, – после раздумья признался собеседник. – Удивлены?

– Есть немного. Может, это любовь? – после слов Лиама Гриндл поперхнулся. – Тогда что?

– Не знаю, но пусть это будет моя прихоть, чем что-то другое.

– Боитесь полюбить?

– … Должны мужья любить своих жен… – процитировал Айзек, но догадавшись, что Таггерту это ни о чем не говорит, пояснил: – Послание к Ефесянам святого апостола Павла. Глава 5. Стих 28.

Но и это Лиаму ничего не объяснило.

– Я не женюсь на ней, поэтому не хочу любить, чтобы не страдать.

– Что мешает?

– Мнение общества.

– Не думал, что вы такой слабак.

– Вам нечего терять, – огрызнулся Гриндл.

– А что имеете – заберёте с собой? – Лиам ткнул пальцем в небо.

– Я надеюсь прожить долго.

– Жить долго и без страданий? Как по мне, так вам не удастся. Посмотрю на вашу сухость, когда она выберет Хоута, запляшете, как ведьма на сковороде.

После напоминания детектива расположение духа испортилось. Айзек встал, стряхнул с одежды пепел и пыль и вновь постучал в дверь. Стучал он долго и настойчиво, с каждым разом все громче.

Наконец дверь приоткрылась.

– Что вам надо? – холодно, с надменностью в голосе спросила вдова, – Мисс Норт нездоровится, – она попыталась закрыть дверь, но наглец вставил ногу и не позволил этого сделать.

– Давайте по-хорошему, – давил мужчина.

– Не понимаю, о чем вы? – хозяйка зло посмотрела.

– Понимаете, – совершенно не смущаясь, напирал Айзек. – Я хочу ее видеть.

– Ей нездоровится! – упрямилась женщина.

– Не вынуждайте меня идти на крайности! – пригрозил Гриндл, предполагая, что его снова водят за нос.

– Ждите, – процедила миссис Грапл и презрительно посмотрела на его ногу. Айзеку пришлось убрать ее, но перед этим он пригрозил: – Иначе залезу в окно.

Через несколько минут ожиданий, ему позволили подняться наверх.

«Неужели снова будут разыгрывать спектакль?» – самодовольно подумал он, ступая по скрипучим лестницам. Однако, когда дверь распахнулась, увидел похудевшую, утомленную Ханну и понял, что сотворил.

– Прости, – произнес как можно мягче, как только они остались одни, и в тайне возрадовался, что может свалить глупый поступок на необходимость.

Сдержанная, отчужденная Ханна молчала.

Айзек протянул руку и накрыл горячей ладонью ее холодные пальцы.

– Не думал, что настолько задержусь, – солгал он. Но если бы тогда, перед отъездом знал, что увидел сейчас, отказался бы от коварного плана или хотя бы от злой шутки с памятным подарком.

– Я отправил телеграмму Марвелам. Направил дела на фабрике… Не подозревал, что ты будешь так переживать, – снова солгал пришедший. Он желал, чтобы его отъезд растревожил Ханну, но не верил, что так будет. Он бы ликовал, если бы не ее отстраненный, равнодушный вид.

– Прости меня!

Она продолжала безмолвствовать. Мужчина хотел коснуться губами ее ладони, но Ханна высвободила пальцы.

– Я привез тебе подарок, – Айзек достал из кармана руку, раскрыл ладонь, показывая кулон с жемчугом, но она даже не взглянула.

– Если не нравится – куплю другой!

В ответ она безучастно покрутила головой.

– Не стоит. Тебе лучше уехать. Скандал с Марвелами, дела на фабрике. Уезжай, – от ее равнодушия Айзеку стало тревожно.

– Ты так легко об этом говоришь! – с огорчением заметил он.

Она набрала воздуха, сцепила пальцы и выдавила из себя:

– Я тебя проводила. Было тяжело, больно. Не передать словами как, но я все выплакала, и теперь тут, – Ханна приложила руку к сердцу, – пусто.

Ее голос дрожал, но она говорила твердо и не плакала.

– Прощайте, мистер Гриндл.

– Не уеду! – выкрикнул он, злясь на свою глупость, дурацкую поездку, на себя, на нее.

– Ваше право.

– Ну, прости меня! – он встал на колени перед кроватью. – Прости! – но более не добился ни слова.

Покидая комнату, Айзек упрямо изрек:

– Я никуда не уеду!

* * *

Отверженный Айзек Гриндл не находил себе места. Задетый равнодушием, он решился на отчаянный шаг: стал каждый день посылать в дом миссис Грапл цветы, но и это не возымело результата. Ханна отказывалась их принимать, и посыльный вынужден был оставлять букеты под дверью.

Завистливые жительницы Байборо только и делали, что распускали слухи и злословили об увлечении мистера Бернса легкомысленной кокеткой. Особенно раздражались и преуспели в этом те, кто каким-либо образом имели виды на не бедствующего приезжего джентльмена.

Айзек досадовал: о нем судачили почти в каждом доме, а Ханна, знавшая, как он оберегал репутацию, этого не оценила и оставалась ко всем его порывам бесстрастной.

Он пытался еще раз поговорить с ней, но в дом его больше не пустили. Холодность Ханны уязвляла гордость и собственническое чувство и все больше распаляла жажду охоты. Теперь он не знал, от чего не желает уезжать из Байборо: из-за упрямства или привязанности. А когда осознал, что отказ принять присланные им цветы – не вероломная игра, а истинное равнодушие, утратил присущие выдержку и хладнокровие.

Подмечавший перемены Таггерт свысока поглядывал на нанимателя, не забывая отпускать колкости менторским тоном:

– Не переживайте, Элиас! Жизнь долгая, трудности забудутся.

Гриндл кривил лицо, но молчал, потому что любая попытка возмутиться, была бы похожа на оправдание, свидетельствовавшее о признании вины.

Тревожный неглубокий сон не позволил отдохнуть. Проснувшись понурым утром под унылые капли дождя, барабанящего по крыше и стеклу, Айзек с трудом сел на кровати. Отсырелое нижнее и постельное белье неприятно касалось тела. И без того дурное настроение усугублялось природной серостью.

После того как по Байборо разошлись слухи, что он добивается взаимности мисс Норт, к его букетам у дверей дома вдовы добавились цветы от Хоута. Ничего хорошего это не сулило. Айзек чувствовал, что Виктор Хоут перешел к открытому соперничеству, которому он сам поспособствовал дурной выходкой, когда-то казавшейся ему идеальным планом по укрощения строптивой любовницы. Оскорбленный, задетый Гриндл корил себя за излишнюю черствость, а просыпавшиеся в нем зачатки раскаяния второй вечер заглушал виски.

Поплескав холодной водой в лицо и осмотрев отражение в зеркале, к горечи во рту прибавилось едкое недовольство собой. Красные глаза с полопавшимися сосудами, помятое лицо, лишенное холености…

«Чтоб тебя, ведьма!» – пробухтел, вытирая лицо рукой.

Хотелось есть, но не лезло, потому что надоело завтракать и ужинать в одиночку. Занудного Таггерта в расчет не брал: и без него было тошно, а уж терпеть его ехидный взгляд непереносимо.

Раньше его будила она: нежными словами или распаляющими касаниями, угадывая желание; кружилась вокруг, между делом подливая или подкладывая чего-нибудь вкусного; интересовалась делами; вглядывалась влюбленными серыми глазами, опустив подбородок на сцепленные пальцы…

Циничными размышлениями Айзек пытался убедить себя, что когда женится, вторая супруга будет так же заботиться, смотреть с обожанием (хотя тут все же оставались сомнения на сей счет. Местная вдова Брайли бесцеремонно предложила объединить капиталы, но она ни была настолько богата, чтобы он смог соблазниться на грузную женщину с грубым голосом и пахнущую потом). Но был уверен, что женушка не согласится развратничать в постели так же, как Ханна. Вряд ли благовоспитанная леди проникнется пониманием, зачем пороть мужа розгами, поглаживая набухающий член, не говоря уже о других пристрастиях.

«Если надо, залезу в окно, но поговорю!» – решил Гриндл. Конечно, не в его привычке было идти напролом, но он обязан был с ней встретиться. Пожалуй, Айзек еще никого столь настойчиво не добивался.

Проснувшийся город бурлил. Жители только и делали, что пересказывали друг другу жуткую новость, смакуя жестокие подробности. Воспользовавшись случаем, Айзек примчался к дому миссис Грапл и постучал.

– Что вам надо, мистер Бернс? Мы не желаем вас видеть, – хозяйка встретила его воинственно, сжимая в руках метлу, будто собиралась отвадить надоедливого попрошайку.

– В лесу нашли Сесиль. Она мертва, – отчеканил Айзек и с чувством внутреннего удовлетворения отметил, как переменилась в лице женщина. Не дождавшись приглашения, оттеснил миссис Грапл от двери и вошел.

– Как вы смеете врываться! – возмутилась она, но Айзек, не слушая, по-хозяйски, торопливо начал подниматься по ступеням. На ходу стянув теплый пиджак, швырнул его на перила.

– Вы не понимаете, чем это грозит? – он резко обернулся. – Если адвокат Зильберов постарается и предоставит хоть какое-то липовое алиби, Ханна снова окажется под подозрением!

Миссис Грапл замерла на месте, а гость без стука влетел в комнату постоялицы.

Ханна сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. На неожиданное появление Айзека отреагировала спокойно.

– Уходи, – равнодушно бросила и отвернулась, делая вид, что в комнате одна.

Он в два шага подошел, потянул за руку и заставил ее встать.

– Сесиль мертва!

У побледневшей Ханны подкосились ноги, и она опустилась на пуфик. Айзек бы торжествовал, если бы не тревожился за нее. – Понимаешь, чем это грозит?

От волнения ее потряхивало, и он, пожалев, не стал продолжать пугать.

– Так что не стоит дразнить меня Хоутом! Да, он хорош, как тряпка для быка. Но быстро остынет – и останешься одна! А я буду с тобой!

– Мне от тебя ничего не надо, – растерянная Ханна сжимала дрожавшие руки.

– Ложь! Ты рыдала, когда я уехал, потому что любишь! Да, я сделал глупость и жалею о ней, жалею, что заставил тебя переживать, но в оправдание скажу, что я испытывал гораздо худшее, когда ты пропала. Так что мы квиты!

– Хорошо, квиты. Поэтому можем по-дружески расстаться и забыть друг друга.

– Вот уж нет! – взвился Айзек. – Ты любишь меня, а я тебя, поэтому даже не думай о расставании! – подперев дверь стулом, двинулся на нее. Ловко схватил за плечи, прижал спиной к стене и, наклонившись, впился губами в ее губы.

Она вертела головой, вырывалась, отказываясь отвечать на поцелуй, и тогда он, сжав ее щеки пальцами, заставил разомкнуть зубы и протолкнул язык глубже. За такую наглость был укушен. Взвыв, перестал сдерживаться и вцепился в распущенные волосы.

– Я люблю тебя и пытаюсь спасти. Не будь глупой гордячкой! – шептал, покрывая быстрыми поцелуями шею, плечо, висок. – Таггерт обязательно что-нибудь разыщет! Или я увезу тебя в другой штат!

– Нет, – шептала Ханна в ответ, пытаясь скрыть, как на каждое его страстное прикосновение тело отзывалось желанием. Он громко дышал и горячей ладонью жадно шарил по груди, не прикрытой корсетом. Кровь побежала быстрее, щеки горели, а после того, как Айзек толкнул ее на кровать и прижался пахом к ее промежности, Ханна покраснела от стыда, потому что вопреки гордости испытывала сильное возбуждение. Однако и согласиться, сделать вид, что все забыла, не могла, – боясь, что он вновь сыграет с ней злую шутку, поэтому продолжала упорствовать.

Но он не слушал. Покрыв ее лицо поцелуями, задрал подол сорочки и резко вошел. Ханна сопротивлялась, чтобы не показать слабость и радость от его прикосновений, но Айзек прижал ее руки к постели и двигался торопливыми движениями.

Ханна ненавидела себя, чувствовала опустошение и в то же время какое-то облегчение. Пусть так, но Айзек любил ее, однако она переменилась, повзрослела, и ликование имело привкус горечи и тоски.

– Ты ведьма! Околдовала меня! – прошептал он зло, с жаром, зарывшись носом в ее распущенные волосы.

– Не волнуйся, если не сожгут, повесят, – Ханна удивилась своему спокойному голосу, ведь он только что признался в чувствах. – Убедился, что я не сбежала с любовником. Доволен? Можешь уезжать.

– Я сам решу: уезжать или нет! – огрызнулся он и крепче обнял.

– Ты любишь только себя.

– Конечно, только из эгоизма транжирю деньги, нанимаю детектива, чтобы вытащить тебя из петли, сижу в захолустье, вместо того, чтобы заниматься делом, и строю из себя дурака Бернса!

Ханна чувствовала, что он нервничает, оправдывается, и не верила ушам.

– Я хочу, чтобы было все как прежде! – прошептал Айзек.

– Нет. Я не хочу больше мучиться, изводиться ревностью.

– Дрянь! – прошипел он, и Ханна в ответ растянула губы в вымученной улыбке.

– Да, дрянь. Уходи.

– Хорошо, – Айзек коснулся ее губ, нехотя встал с постели, поправил брюки, рубаху. – Но я вернусь.

Пригладив волосы, открыл дверь и натолкнулся на миссис Грапл.

– Вы мерзавец!

– И вы не ангел. Не понимаю вашего упрямства. Хотите, чтобы ее повесили?

– Мир не без добрых людей.

– Это Хоут-то?

Миссис Грапл прищурила глаза.

– Ладно, она, но вы-то должны соображать трезво, чем все может закончиться. Мамаша Зильбер все отдаст, но у него будет алиби! – по насупившемуся, хмурому лицу хозяйки Айзек понял, что попал в точку. – Я нужен вам, а мне нужна Ханна.

– Вы мне не нужны, – вскинула голову женщина.

– Разве вы не хотите узнать, что убил Саймона?

Уже скоро все трое сидели за столом и делали вид, что пьют чай. Вскоре пришел Лиам и, уминая пирог, принялся рассказывать новости.

– Ее нашли в пролеске, у дороги. Если бы не фигура и не обгоревшие вещи, вряд ли бы Сесиль опознали, – рассказывал он.

– А это точно она?

– Кто же знает, миссис Грапл, – голодный Таггерт, забыв о приличиях, жевал и рассказывал, совершенно не общая внимания, что рассказывает про несчастную изувеченную жертву. – Но в пользу этого предположения свидетельствует и то, что Кристина одна.

– Но кто мог это сделать?

– Кто бы ни был, теперь на одного подозреваемого меньше, – философски заметил детектив и покосился на побледневшую Ханну.

Мисс Норт показалась ему печальной, зато наниматель – Бернс, он же Айзек Гриндл – смотрел на нее довольно, не сводя глаз. И только частое сжатие пальцев в кулак выдавало, что он нервничает.

– Не переживайте, Элиас! – с долей насмешки обратился Таггерт, – шериф попробует с собаками пройти по следу. Есть шансы, что все-таки повезет, и найдем убийцу.

– Сомнительно, – вздохнула вдова. – Если следы не смыло окончательно, то влажная трава заглушит запах.

– Какие у вас познания, мэм, – удивился гость.

– Пусть я и женщина, но в здравом уме.

– Тогда простите за спешный уход, но мне следует осмотреть место, пока любопытные горожане и помощники в розыске не затоптали все следы. Шериф разумно скрывает место, но вездесущие мальчишки! – завел руками он.

– Идите, мистер Таггерт. Я дам вам с собой пирога, – вздохнула хозяйка.

Лиам счастливо улыбнулся.

– Вам бы, мистер Таггерт, жениться, осесть.

– Угу, – кивнул детектив на ходу. – Бернс, встретимся после.

* * *

Лиаму достаточно было пообещать ватаге мальчишек доллар, и они с радостью проводили к жуткому месту.

– Ой, мистер, она такая обгорелая! Представляете?! – рассказывали сорванцы по дороге. – И голая! Черная – пречерная! – наперебой уточняли, считая, что любая подробность интересна журналисту. А он и слушал, не перебивая, и изредка поддакивал.

– А кто нашел?

– Марбут. Он шел в город и наткнулся на кучу ветоши. Обрадовался и пошел собирать. А как увидел обгорелые человеческие ноги, заорал. А за ним по дороге шли лесорубы, услышали крик и подумали, что на него кто-то напал. Побежали, а тот жмется к дереву и тыкает пальцем.

– А, может, он?

– Не! – покали головами сорванцы. – Шериф его уже допросил.

– И?

– Он со вчерашнего дня пил. Видели, что он дома отсыпался. Да и сами подумайте: если знал, зачем ему орать? А еще говорят, что темнокожего видели. Он выглядывал из кустов.

– Это кто ж его видел? – подталкивал Лиам.

– Да вроде бы Руфь видела. Шла на занятия, и вдруг дорогу кто-то перебежал. Она испугались, остановились, но он убежал.

– А лицо видела?

– Не знаю.

Так, болтая с мальчишками и вызнавая все слухи и домыслы, Лиам добрался до места. Чтобы сорванцы не топтались рядом, предложил каждому по десять центов, если в округе найдут что-нибудь интересное. Пока они бегали, оглядывался вокруг. Что ему сразу бросилось в глаза, так это неудобное место.

«Тропинка не особо людная, но по ней часто ходили. А как развести костер и тайком совершить преступление, если кто-то может застать? Да и костер должен был хорошо прогореть – а золы почти нет. Выходит, ее откуда-то принесли. Но откуда?» – дорога была извилистой, пересеченной корягами – и вряд ли убитую привезли на телеге. Из-за ночного ливня, разглядеть ни следов, ни других каких-либо примет было невозможно. И оставалось только гадать – где поблизости есть место, подходящее для злодеяния?

«Убийца или силен, или живет поблизости, чтобы на себе притащить тело. Или не один…» – размышлял он. – Если несколько – кто-нибудь все равно проболтается и скоро поползут слухи. Остается только искать и ждать».

У мальчишек жажда заработать была так велика, что от разочарования, они громко кричали. Но отчаявшись что-либо найти, самые хитрые принесли камни, на которые Лиам не обратил внимания. А вот один принес какое-то тряпье.

Таггерт усмехнулся:

– Что? С округи приволокли весь мусор?

– А, может, это ее? – с надеждой спросил рыжий проныра, щурясь от редких солнечных лучей, пробивавшихся сквозь полуголые ветви и тучи.

Лиам хотел уже махнуть рукой и прогнать, но мальчишка не отставал.

– Мистер, ну, гляньте! Ну, хотя бы десять центов… – канючил, не переставая, плетясь за Таггертом. Только чтобы от него отстали, Лиам протянул руку.

– Смотри, ничего интересного нет, – потряс перед надеявшимся на чудо мальчишкой, бурым от грязи лоскутом. Хотел отшвырнуть, как взгляд случайно выцепил черные разводы.

«Что это? – Таггерт поскреб черные пятна и убедился, что это не грязь, а, скорее, сажа. – Откуда? Что вытирали тряпкой?»

Сорванцы с замершим дыханием следили за ним.

– Так и быть, держи! – бросил мальчишке монетку. – Если сгодится, дам столько же. Если нет – не обессудь.

Обратно возвращался в одиночестве, размышляя, чем ему может помочь тряпка. Но в голову ничего не приходило.

От сладкого лучше думалось, поэтому вернувшись в город, направился в кондитерскую, по пути намереваясь посетить шерифа. Пока Таггерт придумывал, какой бы предлог придумать, судьба решила задачку за него.

Холл стоял у офиса и, увидев его, крикнул:

– Разнюхиваете, мистер Таггерт? – Элиас был не в духе. На носу выборы шерифа, а у него убийства за убийством. – Где вы были в эти дни?

– В гостинице, шериф! Подозреваете каждого?

– Не каждого, но спросить могу.

– И что? Есть подозрения? Мальчишки рассказали, что некая Руфь видела…

– Да-да! Видела, да только его спину. Плоховато у нее со зрением. Только что большой и черный разглядела, – вздохнул грузный мужчина и пронизал взглядом детектива. – У вас уже есть новые домыслы?

– Пока нет. Возможно, будут позже. Мне бы глянуть на тело.

– Зачем? Накатать страшную историю?

– Нет, мысль есть.

Шериф прищурился, размышляя, стоит ли поверить писаке. Но подумав, что и без этого найдутся другие журналисты, кивнул головой.

– Идемте.

Сам не пошел. Помощник проводил Таггерта в подвал.

Только мельком глянув на тело, Лиама затошнило.

– О, Господи, какой ужас! – прошептал, отворачивая от скрюченного женского тела. Черного, обугленного, с проглядывающим розовым мясом из-под треснувшей кожи.

Отошел к двери и начал глубоко дышать, чтобы совладать с подступавшей тошнотой.

– А вы что хотели увидеть? – усмехнулся помощник шерифа, белобрысый Эд.

– Я, конечно, ожидал, но не такого.

– Будете еще разглядывать?

– Не хочу, но надо! – отозвался Таггерт. – Хорошо, что я не ел… мало.

– Поработаете с шерифом – и не такого насмотритесь.

Лиам взял себя в руки, достал из кармана платок и, заткнув нос, принялся разглядывать убитую.

Хоть тело было полностью обугленным, с остатками прилипшей и тоже сгоревшей одежды, сомнений, что оно женское, не возникало. Превозмогая себя, Таггерт склонился и упорно продолжал вглядываться, пытаясь найти повреждения. Глубоких ранений не нашел, а большего рассмотреть не мог, потому что на трупе не было ни одного кусочка уцелевшей кожи.

– Можете не стараться. Скорее всего, была задушена. Доктор осматривал и не нашел никаких ранений ни на голове, ни на теле.

Лиам рад был поверить на слово, потому что запах горелого тела доводил его до нестерпимой тошноты.

Выбравшись наверх, предстал перед шерифом бледным. И как только убрал от лица платок, тошнота накатила, и он едва успел добежать до окна.

– Пусти вас, Таггерт – стены облюете, – рассердился Элиас.

– Простите, но это ужасно.

– Так что за задумка?

– Ее откуда-то притащили.

– Думали этим удивить меня?

– Нет, просто не понимаю: зачем так изувечивать тело? Почему не закопать? Лил дождь… Это же сколько возни!

– И я так думал. И знаете, что? Вы были бы правы, что это месть из ревности, если бы на месте не видели убегавшего негра! – шериф довольно потер огромные руки.

Лиам нахмурился. Подначивало возразить, что он теперь уверен – это точно женская месть, ведь сначала кто-то из ревности убил Саймона, подставил мисс Норт, потом убил еще одну соперницу…, но не рискнул. Элиас был не в духе, и мог легко вернуться к подозрениям Ханны.

– Ищите. Вы должны найти его, – только и смог вымолвить.

Вернулся в гостиницу в подавленном состоянии.

Жизнерадостный наниматель смотрел на него и ждал отчета, но Таггерт не знал, что рассказать. Казалось: ответ лежит на поверхности, все просто, и в то же время так запутанно.

– Я не знаю, что вам, Бернс, рассказать. Мыслей много, но пока не могу их собрать воедино.

– Так изложите все! – потребовал Айзек.

– Хорошо, попробую. Но мне бы хлебнуть.

Айзек внимательно наблюдал за уставшим Таггертом и изнывал от желания узнать подробности. Но Лиам выпил стакан сладкого лимонада залпом, принялся за второй и не торопился начинать рассказ.

– Ну же!

– Шериф ищет рослого негра, которого видела полуслепая ученица.

– Потрясающе! – воскликнул собеседник. – Пусть ищут хоть трех негров, лишь бы не лезли к Ханне.

– В том-то и дело. Я подозреваю, что убийца был не один. Смотрите, – он допил и налил себе еще. – Ночь, лес, ливень и жуткое, обгоревшее до черноты тело. Как вам?

Айзек покосился.

– Не понимаю смысла. Надеюсь, ее не живой сожгли, как ведьму?

– Фу, – поморщился Таггерт. – Вроде бы нет. Помощник шерифа сказал: доктор уверен – она была задушена…

– Тогда зачем ее жечь?

– Вот! Вот! – Лиам затряс пальцем. – Именно такая же мысль появилась и у меня! Совершить это в лесу, после ливня – невозможно.

– А если это случилось накануне дождя. Когда пропала Сесиль?

– Хороший вопрос. Но обратите внимание на место! На костер у обочины тропы мог кто-нибудь заглянуть. Это рискованно. И почему тело уставили у дороги? Чтобы найти? Скорее всего… Оно не могло там долго лежать незамеченным.

– Выходит, ее уже такую принесли и намеренно бросили у дороги?

– Возможно, пока несли, встретили случайных прохожих и бросили. Вот только вещи разбросали. Тогда точно преступник был не один.

– Не знаю, – пожал плечами Айзек. – А главное, не вижу смысла. Прикопали бы. Зачем так мстить? И за что?

– Намекаете, что родственники Саймона? Но кроме матери и дряхлой тетки в Байборо других нет. Уж не думаете ли, что это они под покровом ночи? Тем более что женщины в ссоре.

– Тогда кто?

– А если тот, кто убил Саймона, из-за ревности к мисс Норт, подставил ее, а потом убил его любовницу? Ведь поговаривают, что Саймон частенько заглядывал к Сесиль, и якобы Кристина от него.

– Ну, так бы и сказали шерифу! Это как раз подтверждает, что Ханна невиновна! – обрадовался Айзек.

– Думаете? – с сомнением посмотрел Лиам. – На кону выборы. Чем искать убийцу Саймона или вешать Зильбера, который родился и вырос в Байборо, ему проще закрыть на доводы и алиби мисс Норт глаза и обвинить ее

– Нет! – возмутился наниматель.

– Я бы не был так уверен.

У Айзека испортилось настроение. Патовая ситуация, однако утешало его, что подозрение в убийстве Саймона пока лежит на Аароне.