Текст книги "Объект номер 13 (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
23
Кат
* * *
– Как ваше самочувствие? – уточнила доктор, сверяя показания приборов.
– Чувствительность конечностей присутствует, двигательная функция под вопросом, уровень дискомфорта значительный, но не критический, – отчиталась я, как принято.
Она удивлённо на меня посмотрела, потом хмыкнула.
– Ну да, военные… С непривычки сбивает с толку.
– Вы лечили гражданских?
– Да, работала на круизном судне.
– Какие круизы – во время войны? – ошалела я.
– Для самых претенциозных клиентов, на планеты, войной не затронутые… или затронутые настолько, что местные на всё готовы ради денег.
Я криво улыбнулась и прикрыла глаза.
– Вон оно как… Я не сторонник всякой кармической чухни, но, уж прости, итог с пиратами закономерен.
– Знаю, – ответила она с деланным спокойствием. – Но, брось я эту работу, меня бы тут же направили на линию фронта. В качестве военного медика. Жить я люблю, потому надеялась на удачу… Не повезло.
Я хмыкнула.
Что уж там, это всегда так: кому война, а кому и круизы.
– Можешь звать меня Кат, – сказала я. – И на “ты”.
– Елена, очень приятно, – кивнула девчонка.
Я прислушалась к себе. Вроде ничего и не меняется, но…
– Мы уходим в гипер?
– Да, я только что отправила разрешение.
Не поняла.
– Родас спрашивает у тебя разрешение?
– Он весьма сильно заботится о твоём здоровье. Я запретила уходить в гипер до того, как тебя не удастся полностью стабилизировать. Он принял мои аргументы.
Ну ошалеть теперь. То есть, он болтался в небезопасном космическом квадрате только ради того, чтобы минимизировать мои риски? Что-то я начинаю понимать, что ничего не понимаю. А идеи, которые в голову таки приходят, отдают или паранойей, или дешёвым мылом для домохозяек.
– Кое-кого из наших тоже нужно было подлечить перед уходом в гипер, – добавила Елена.
Я встряхнулась, с удовольствием переключившись на более понятную и близкую тему.
– Как ребята? Тяжёлые есть?
– С какой стороны посмотреть. С физической скорее нет: нас готовили на продажу, со всеми вытекающими. Я наблюдала, как обошлись с остальными, потому есть с чем сравнивать. А вот с психологической стороны… Несколько золотых деток, официантка, бизнес-леди, молодой акробат. Никто из них не был готов к подобным вещам. Война казалась чем-то далёким, а пираты – благородными и весёлыми персонажами страшных сказок. Если честно, то для меня… всё было точно так же. Когда-то.
Она отвернулась, настраивая приборы.
Что уж там, понять можно.
– Ты справишься, – сказала я. – Серьёзно. Знаешь, после первых дней на фронте я тоже думала, что поеду кукухой. Это всё кажется совсем другим в вирте, голо-фильме и даже учебке. Но настоящее насилие совсем другое, тут словами не объяснишь. В реале даже с подготовкой это ощущается как эмоциональная, моральная и физическая мясорубка. Но ты, я смотрю, не из опилок сделана.
– Надеюсь, – бледно улыбнулась она. – А теперь поспи немного. Тебе будет лучше.
– Мне и так хорошо!
– А станет ещё лучше! – отрезала она. – И… спасибо, что вступилась за нас.
– Моя работа, – зевнула я, – защищать и служить. Всё по списку.
Ложемент сместился, перестраиваясь под режим сна. Я вздохнула и прикрыла глаза.
* * *
Когда я проснулась, Родас снова был в комнате. Правда, без троганья на этот раз обошлось. Зато альданец устроился в кресле неподалёку и нечитаемым выражением на лице таращился на меня.
– Подрабатываешь медбратом?
– Наблюдаю за тем, как функционирует твоя модификация, – ответил он невозмутимо. – Я получил от медика твои ТТХ и озадачен. Для чего тебя вообще создавали?
Я фыркнула.
– Слушай, ну это прямо философский вопрос…
– Я не о тонкости бытия и прочих сомнительных глупостях. Меня интересуют факты. В возрасте пятнадцати лет ты начала получать модификации иммунитета, выносливости, зрения, регенерации. Это всё объяснимо и вполне соответствует программе обучения в лётной школе ЗС. Но некоторые изменения в гены были внесены ещё до твоего рождения. И, честно признаюсь, я не смог уследить за логикой. Какая модификация в тебе изначально заложена?
– У, парень, поверь: этого не знает никто. Ибо логика моей матушки не поддаётся анализу.
– Любая логика априори поддаётся анализу.
– Сразу видно, что ты мало общался с бабами…
– С тобой я уже общаюсь довольно долго.
– Это не считается.
– Почему? Ты совершенно определённо женщина. Даже медик это подтвердила.
Да уж, умеет же он в аргументы…
Пришлось пуститься-таки в объяснения.
– На самом деле, основные идеи моей матери оригинальностью не блистали. Другой вопрос, что она никак не могла определиться, чего ей по жизни надо. Так всегда у них было с папой, так закономерно получилось и со мной. Когда у неё спросили, какие изменения вносить, она застопорилась. Понятно, что базовые: почистить от генетических болезней, предрасположенностей и прочего шлака. Но а дальше-то что? Ещё и с отцом у них тогда всё медленно, но верно катилось к разводу, и они никак не могли решить… Чуть срок не проворонили. В итоге худо-бедно сошлись на том, что подкрутят мне гибкость, реакцию и силу. Тут во многом папино влияние было. А вот когда они окончательно погрызлись, мама посреди процесса попыталась всё переиграть. Даже взятку врачам дала, чтобы сделали меня красивей и женственней. Ну, с первым пунктом хоть худо-бедно выгорело, а вот со вторым явно подкачали.
– Предсказуемо, – задумчиво сказал Родас. – С вашими технологиями. А ведь тебя ещё и создали на пятнадцать лет раньше, чем меня, что ещё больше повышает вероятность ошибки.
– Ага… Что?!
Я подозрительно уставилась на бледного и красивого, как картинка, альданца.
– Родас, – позвала ласково, – а тебе сколько лет?
И я снова увидела это: тень смущения, промелькнувшую в его глазах.
– Физиологически – тридцать. Я почти твой ровесник.
Физиологически, значит…
– А фактически? – не отставала я.
– Ну, как я упоминал, до девяти лет нас дорастили за два года, в специальных капсулах. И потом ещё два раза упаковывали туда же, чтобы прыгнуть до тринадцатилетнего и пятнадцатилетнего возраста…
– Так, сформулируем иначе: сколько лет назад тебя создали?
– Работу надо мной начали около двадцати лет назад.
Отлично, Кат. Тебя можно поздравить. Ещё же и думала, что он странновато себя ведёт… Так стоп. Тут ещё важный вопрос.
– А из этих двадцати лет ты сколько вне лаборатории провёл?
– Суммарно? Около десяти, пожалуй. А какое это имеет значение?
Ну действительно. Совсем никакого…
Блин. Бедный парень.
– Ты выглядишь удивлённой, при том что это я тут должен удивляться. Почему ты стала пилотом? Это же нелогично.
– Почему это?
– Тебя пытались сделать модификантом удовольствия. Это объясняет мою… объясняет. На тех гонках было видно, как на тебя реагируют. Но почему ты выбрала полёты? Это же нелогично!
– Хотела, – пожала я плечами. – Сначала – в память о папе и в лоб маме, а потом загорелась. Это просто моё, знаешь?
– Но ты могла более эффективно проявить себя на другом поприще.
– Это вряд ли. Не только нас делают, мы и сами себя делаем. И всё в этом роде.
Он смотрел внимательно, не мигая, и что-то странное во мне поднималось от этого взгляда. Странный момент, странные разговоры…
– Значит, ты восстала против создателей? Как и мы?
– Извини за новую порцию философской чухни, но все мы на каком-то этапе восстаём против создателей; не все так пафосно, как вы, но сам факт. Об этом даже в старых мифологических книжонках много чего написано. И в этом смысле, мне кажется, с прогрессом всё не очень меняется.
Родас задумчиво склонил голову набок.
– Возможно, ты права. И всё же странное ты существо.
– Кто бы говорил, – буркнула я.
Дальше мне стоило бы захлопнуть пасть, правда. Но весь этот разговор, и атмосфера, и желание проверить теорию, и ещё что-то внутри… в общем, всё это сыграло со мной шутку.
– Кстати, о странных существах, – брякнула я. – Хочу эксперимент.
– Что?
– Ты знаешь, каково это – ко мне прикасаться. Я тоже хочу.
Пару мгновений он молча смотрел на меня. В глазах его вспыхивали и гасли искры, и я подумала, что это похоже на индикаторы перезагрузки сервера.
Ну что, Кат, есть у тебя пока боеголовки в ракетоносце! Ты всё ещё умеешь удивлять этого конкретного телепата. Пусть сомнительное, а достижение!
– Хорошо, – ответил он наконец. – На проведение обратного эксперимента согласен.
Интересно, мне показалось, или у него голос немного охрип?
Я смотрела, как он очень медленно встаёт и шагает ко мне. И думала об этих “богах”, детство которых прошло в пробирках и лабораториях.
Физически Родасу тридцать лет. Тело, интеллект и прочее полностью соответствуют, если я хоть что-то понимаю в альданских игрушках.
Но его реальный жизненный опыт – всего двадцать лет. Причём половина из них пришлась на лабораторию, и чуйка мне нашёптывает, что было это явно не про здоровый опыт. И даже десять лет относительной свободы, которые ему перепали, преимущественно прошли в маске. На войне. Где, конечно, один год за десять, и взрослеют все быстро, но… немного не в том смысле, из которого что-то здоровое может получиться.
Так вот, с учётом этого всего кажется мне, что Родас очень неплохо справляется… со своим дефектом.
С человечностью.
– Мы можем начинать, – он склонился надо мной, и очень противоречивые эмоции отражались в его глазах.
Как будто он и предвкушает, и опасается.
Странно. Он же не может всерьез верить, что я способна как-то ему навредить? Чисто физически? Или тут что-то другое? Но отступать – поздно.
Я протянула руку и, не разрывая зрительного контакта, осторожно прикоснулась к его щеке.
Его кожа, белая почти до синевы, и правда была на ощупь совсем не похожа на человеческую: сразу читается, что плотность другая и текстура тоже. Да и горячее он был обычного человека. Но в целом… Я осторожно обвела его лицо, коснулась алых волос – жёсткие, как тончайшая проволока…
– Смотри, не порежься, – голос у него таки охрип, зуб даю, – с твоей дурацкой мягкой кожей это вполне может случиться.
– Моя дурацкая кожа только на вид мягкая, – улыбнулась я. – на деле она не хуже твоей.
– Это необъективно.
– Мне нравится так думать, – сказала я, запутавшись пальцами в его волосах, – и ты всерьёз веришь, что в этой ситуации вообще есть что-то объективное?
Он промолчал. И правильно сделал, потому что для меня, давно и прочно взрослой девочки, это всё казалось очень… личным.
Пожалуй, в большей степени, чем все старания симпатичных мальчиков в соответствующих заведениях, у которых мне доводилось бывать.
А ведь Родас даже не касался меня. Не говорил пошлостей, не отпускал сальных шуточек, не улыбался. Но напряжение между нами было такое густое, что его можно было, казалось, жрать ложкой. Воздух будто стал горячим. И этот взгляд…
Я снова провела руками по его лицу, слегка прикоснулась к губам. Твёрдые. Интересно, каково такие целовать?..
И да, именно поймав себя на этой мысли, я дала себе хорошенького такого ментального пинка.
Что за ерунда вообще?! Кат, у тебя совсем крыша протекает, что ли?!
Я отдёрнула руки.
– Эксперимент окончен, спасибо! Очень познавательно.
– Если бы все эксперименты надо мной проходили так же, – ответил он тихо, не отрывая от меня взгляда. – И ещё…
Теперь он протянул руку и осторожно, медленно прижал ладонь к моей груди, прямо напротив сердца.
По любой логике я должна была испугаться. Видела, на что способны эти обманчиво-изящные ладони. Помню, что случилось с пиратами.
Только вот проблема в том, что мне не было страшно.
– Твоё сердце, – сказал он тихо, – оно так плохо сделано. Я позабочусь о том, чтобы его заменили, но пока должен прислушиваться к его ритму. Сейчас оно снова стало стучать намного быстрее. Почему?
Да уж. С чего бы это. Прямо загадка века!
– Не знаю, – ответила я раздражённо.
Его губы дрогнули в намёке на улыбку. Всё он прекрасно знает! И издевается надо мной.
– Я раньше не прислушивался к твоему сердцу. За усталостью и голодом перестал следить за этим показателем. Но теперь я знаю, как легко оно может остановиться… И не позволю этому случиться.
– Почему?
Родас убрал руку и пошёл прочь. Мне казалось, ответа я уже не услышу, но у самого порога он таки соизволил выдать:
– Ты странная. Мы оба восстали против своих создателей, у нас похожий дефект и общий лучший друг. Это… интригует. Мне хочется провести ещё эксперименты. Возможно, я многое пойму… Но пока отдыхай, Вихрь-14. Не стоит нагружать твоё нынешнее сердце.
Когда дверь захлопнулась за ним, я ещё долго таращилась на неё, не зная, что думать и чувствовать.
24
Ари Родас
* * *
Я эмоционально скомпрометирован.
Не слишком приятное, но вполне вписывающееся в рамки моего дефекта открытие.
Стоя на капитанском мостике, спиной ко своим временным подчинённым, я прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить… Странная обсессия – мысленно возвращаться к этому снова и снова. Интересно, что сказала бы по этому поводу главный психолог Олимпа? Наверняка назначила бы мне жёсткий инструктаж за проявление иррационального, потенциально опасного поведения с сексуальным подтекстом.
Но профессор Джинджер мертва. Насколько мне известно, Эрос несколько дней играла с ней в доктора. С закономерным итогом. И, как бы это ни было иррационально с моей стороны, я испытываю искреннее злорадство по этому поводу.
Главный психолог Олимпа мёртв, а я – жив. И достаточно умён, чтобы анализировать собственные дефекты самостоятельно.
Приятное ощущение.
Ряд последних экспериментов… отличается от всех предыдущих. Ранее я делал всё, чтобы забыть об экспериментальной части своей жизни. Но теперь мне нравится об этом думать, это помнить. Текстура человеческой кожи, биение сердца, мягкость волос… Ничего объективно нового для меня. Разве я не прикасался к огромному множеству людей? Разве они не трогали меня – техники, медики, наладчики, мои братья и сёстры, модификанты удовольствия? Это всё было.
Но почему-то не вызывало такой сенсорной перегрузки.
Прикосновения. Как много они значат для человеческой коммуникации? Я давно прочёл различные статьи на эту тему, касающиеся эволюции и демонстраций социума на примере простейших приматов. Но мной эти факты ранее не были подтверждены эмпирически.
Я знаю на своём опыте, как прикосновением можно убить, причинить боль, вылечить, изменить. Но также мне с самого начала было прекрасно известно, что это не вся правда: довольно глупо с их стороны прятать от нас другую сторону жизни. Особенно от меня. С моим уровнем пси-проникновения все тайны окружающих с самого выхода из колбы с раствором были передо мной, как на ладони.
Профессор Джинджер, например, очень любила своих внуков. Она возвращалась с работы на Олимпе, где без сомнений списывала нас в утиль или назначала жёсткий инструктаж, и превращалась в совсем другого человека. Я помню, как нашёл в её памяти воспоминания о том, как она треплет волосы внука, улыбается ему. Она помнила его запах (люди этого не осознают, но они всегда помнят запах своих близких).
Тогда я ещё не осознал, что немного смешно (возможно, Деймос в чём-то прав в оценке моего интеллекта), но тоже вполне соотносится с моим дефектом. Я довольно долго ждал, что профессор Джинджер точно так же потреплет меня по голове. Думал, она не хочет этого делать, потому что о мои волосы можно порезаться… потом понял, конечно.
Интересно, добралась ли Эрос до её внуков? Не могу определиться, какой ответ я бы предпочёл – потому сочту за лучшее не знать.
Последние эксперименты продемонстрировали, что я тоже могу быть очень заинтересован в чужих прикосновениях, как и люди более простой модели.
Я начинаю понимать, почему это так важно для них – прикасаться.
Но это не всё.
Есть ещё один интересный факт, который связан с человеческими сердцами.
Ранее я не раз обращал внимание, что массовая культура очень тесно связывает такой внутренний орган, как сердце, с проявлением различных эмоций и привязанностей. Подобное положение вещей было очень загадочным.
Точно помню первый раз, когда я услышал нечто подобное: случилось это после первой отладки, когда нам сменили техников. Среди них оказалась пара, как принято выражаться в таких случаях, “влюблённых”. В переводе с нерационального на рациональный это значило, что двое людей испытывали друг к другу сильную эмоциональную привязанность, не ограниченную половыми отношениями. И наблюдать за развитием этой своеобразной эмоциональной зависимости оказалось на удивление интересно.
Не то чтобы ранее мне была неведома подноготная человеческого размножения. Будучи высокоуровневым телепатом, я долгое время не умел глушить чужие мысли, потому довольно быстро узнал об этой стороне жизни. По правде, даже больше, чем хотел бы знать.
Люди слишком зациклены на этом, если вы спросите меня.
Но в случае с теми двумя техниками уровень эмоциональной привязанности был до нестандартного высок, отчего наблюдать за ними было безумно интересно. Проблема в том, что не только мне одному. Те люди всерьёз думали, что у них тайный роман, но было это поразительно наивно с их стороны: с нашим уровнем обоняния, эмпатии, наблюдательности и осязания все боги знали, разумеется.
И многих это злило.
Больше всего эту пару ненавидела Эрос. По вполне понятной причине. Думаю, будь я модификантом боли и удовольствия, мне бы тоже не нравилось признавать, что бывает нечто большее, мне недоступное. Так что ненависть Эрос можно понять, но все её попытки соблазнить кого-то из пары потерпели неудачу. Что само по себе поразительно. Тогда она сдалась, абстрагировалась от мира, погрузившись в мечту с коктейлем, и я относительно успокоился на этот счёт…
Зря. Я тогда не учёл фактор Деймоса.
“Если у нас этого не может быть, то не будет и у них”, – сказал мой брат. И полностью уничтожил разум девушки-техника, оставив только одно чувство – безраздельную покорность ему. Деймос улыбался, когда она ползала перед ним на коленях и умоляла сделать с ней всё, что он только пожелает. Он смотрел в глаза её партнёра и наслаждался ситуацией.
После того случая нам в первый раз ужесточили режим, а за романтическими отношениями в кругу персонала стали следить намного строже.
Но мы уже успели к тому моменту понять многие вещи.
Мы быстро учимся.
Я, например, запомнил обрушившиеся на меня переживания юноши-техника, рыдающего над своей ментально мёртвой партнёршей.
Благодаря ему я понял, что такое страх потери.
Впрочем, многое в той истории до последнего времени представлялось мне загадочным. В том числе постоянные фразы вроде “Сердце моё”, “Пошли мне сердечко” и всё в подобном ключе. После, покопавшись в памяти окружающих, я пришёл к выводу, что это часть массовой культуры. Но так и не смог понять, почему.
С логической точки зрения привязанность зарождается в мозгу, являясь по сути своей химической реакцией, обусловленной эволюционно. Сердце же совершенно определённо не имеет к этому отношения.
Так я полагал, пока сердце Вихрь-14 не остановилось.
Это был неоднозначный момент. Я тогда подошёл к самой границе своей выносливости, и истощение начало сильно сказываться на функциональности. Некоторые возможности организма пришлось и вовсе блокировать, чтобы избежать критических потерь энергии. В частности, я довёл реакции органов чувств до среднестатистического человеческого уровня, чтобы иметь возможность полноценно анализировать пси-составляющую.
Именно потому я не заметил проблему вовремя. И решил поставить эксперимент, не учитывая важные детали.
В оправдание своё могу сказать лишь, что Вихрь-14 – модель крайне нестандартная. Её действия далеко не всегда поддаются оперативной логике, а пси-способности не позволяют понять, что именно творится в её голове.
По этой причине мне приходится постоянно экспериментировать. И в анализе результатов полагаться исключительно на внешние источники, что закономерно повышает вероятность ошибки до максимума. Потому порой приходится повторять эксперимент, добавляя разные составляющие.
Ситуация с пленниками показалась мне отличным подспорьем для психологического теста. С одной стороны, возможность провести с потенциально проблемными находками переговоры с позиции силы; с другой – посмотреть на реакцию подопытной.
Идеально.
Я специально строил эксперимент так, чтобы доставить Вихрь-14 как можно меньше физического дискомфорта. Но не догадался проверить показатели здоровья до начала тестирования.
Непростительная халатность с моей стороны.
До сих пор помню момент, когда она упала на пол.
Не будь я телепатом, решил бы, что её атаковал кто-то из пленников – и это стало бы последним мгновением их жизни. Но я отчётливо слышал мысли каждого из этих несчастных (даже если предпочёл бы не), потому мог быть уверен, что это не они.
Тогда я снова перенастроил свои органы чувств. И услышал, как судорожно дёргается её сердце, безуспешно пытаясь качать кровь.
И замолкает.
Каким-то образом это оказалось одним из самых сильных эмоциональных переживаний в моей жизни.
Я и раньше признавал в себе некоторый… интерес к Вихрю-14. Изначально – как к врагу, проблеме, которую нужно решить. При этом, была она также человеком из прошлого Нико, девушкой, которую мне довелось увидеть через призму его воспоминаний.
Это всё интриговало.
Потом этот интерес начал обрастать целым рядом других свойств, порой неожиданных.
Например, когда я видел её обнажённой. Или когда фантазии окружающих были сосредоточены на ней одной. Или когда Деймос, развлекаясь и попивая свой чай, мысленно демонстрировал мне, что именно и как хотел бы сделать с Вихрь-14…
Все эти моменты были окрашены определёнными эмоциями. Теперь, когда я понимаю, что её модифицировали для удовольствия, эти реакции становятся более понятными, конечно. Но всё равно остаются неожиданными. Та же Эрос никогда во время экспериментов не могла повлиять на меня своими феромонами. Да и особы без модификаций, к которым однажды привёл меня Нико, не вызывали ничего, кроме брезгливого сочувствия и горьких воспоминаний. Нико тогда так и не понял, зачем я убил владельцев заведения и разогнал девушек. Нет, он был хорошим техником и поддержал меня, но потом обозвал “кайфоломом”.
Подозреваю, он не мог верно оценить ситуацию. Что закономерно. Профиль его способностей – пси-очарование. Он просто не осознаёт, что телепат моего уровня чувствует в борделе. Получить удовольствие в таких обстоятельствах может только тот, кому нравится подобное.
Мне никогда не нравилось. Ни то, что делали с Эрос, ни то, что делали девушки в борделе.
Хотя Нико я, разумеется, солгал, что возмущён непрофессионализмом сотрудников. Ещё не хватало, чтобы мой же техник считал меня слабым и эмоционально уязвимым.
Этого я не мог позволить. Как бы ни доверял ему.
Тем не менее, факт остаётся фактом: Вихрь-14 вызывала у меня неожиданный отклик. Но я не понимал всей степени глубины проблемы до того, как её сердце не остановилось.
Мы с медтехником не могли его запустить обратно целую минуту. И эта тишина, которая образовалась на месте сердцебиения, показала мне, почему люди ассоциируют эмоциональную привязанность именно с сердцем.
Бредовая по сути своей идея обрела смысл.
Ведь, если так подумать, то какие признаки жизни могли быть в ходу у нашего древнего предка? Едва ли они умели анализировать запахи на осознанном уровне, да и работу мозга со стороны не увидеть. Так что у нашего предка, сидящего в темноте какой-нибудь пещеры, было два способа убедиться, что дорогой ему сородич ещё жив.
Дыхание. Сердцебиение.
Но именно сердце является тем самым мотором, что разгоняет по телу кровь; которая, в свою очередь, является вместилищем любви. Ну, если говорить о гормонах, по крайней мере… Потому сердцебиение можно считать интимным. И важным для человеческой коммуникации.
Отсутствие этого мерного звука оказалось сильным переживанием. Сильным настолько, что у меня появилась теория насчёт своих эмоций, испытываемых к Вихрь-14.
И первая же проверка подтвердила теорию на практике.
Правда, я понятия не имел, что теперь делать с этим подтверждением. Она ведь выбрала не быть модификантом удовольствия… Впрочем, люди стандартной модели в этом вопросе более многозадачны.
Да и обдумать этот вопрос можно позже. На своей территории. Когда они с Нико станут полноценными гражданами Коалиции Альдо…
Фобос вчера пообещал мне этот подарок. В обмен на голову Волкова. И это, надо признать, весьма щедро с его стороны.
В Коалиции уже ждут специалисты, которые вырастят Вихрь-14 новое сердце. И помогут стабилизировать способности Нико после варварского вмешательства в его память.
А потом я придумаю, что делать с ними. В конечном итоге, они первое за всё время, что я хочу лично для себя… Техник Фобоса утверждает, что у нас должны быть свои желания. Кто я такой, чтобы спорить с ней?
Разумеется, я не стану везти своих подопечных насильно. Но список аргументов уже готов, и любой, обладающий хоть крупицами логики, со мной согласится. А если нет, то я найду способ подтолкнуть к нужному решению…
Воспользовавшись тем, что никто не видит моего лица, я позволил себе быструю улыбку.