Текст книги "Шанс дается раз (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 17. Некрасивая смерть и красивая сказка
Мы добиваемся не правды, а эффекта.
Й. Геббельс
– Не думала, что ты всё же решишься остаться со мною наедине, – задумчиво заметила Матрона Джиада, осторожно помешивая ложечкой золотистый чай, – Решила убедить меня в своей лояльности? Зря. Я не верю тебе ни на йоту.
Мы со Свахой сидели на уютной веранде, окруженной звуконепроницаемыми чарами и переплетением непроходимых зарослей. Инициатором этого разговора была я, и мне довелось выдержать немалую битву с принцем, который категорически не желал отпускать меня одну. Но я была свято убеждена, что есть разговоры, которые женщинам следует вести исключительно наедине – и, как показало время, не прогадала.
– Понимаю, – небрежно кивнула я в ответ, отправив в рот полупрозрачную длинную виноградинку, – В Вашей ситуации подобное отношение вполне оправданно. Однако нам действительно есть, о чём поговорить с глазу на глаз. И касается это, в первую очередь, некой Клятвы, которую Змей столь неосмотрительно дал Вам.
Признаться откровенно, я очень сильно рисковала, произнося эти слова. Первая и главная опасность заключалась в том, что Змей мне лгал и никаких Клятв не было и в помине. Это значило бы, что он их попросту выдумал, чтобы настроить меня против Сахроса. Такого поворота событий я боялась больше всего: если бы Эйтан меня предал, всё, к чему я стремилась, пошло бы прахом, ибо все мои надежды были связаны именно с ним, будущим Императором Ишшарры. С другой стороны, я опасалась, что белая, как мел, Джиада сейчас просто бросится на меня и задушит голыми руками: такая пугающая гамма чувств отразилась на её лице.
– Ты знаешь о Клятве? Змей что, окончательно лишился разума?!
На меня накатила одуряющая волна облегчения: он, скорей всего, действительно сказал правду. И это было полной и безоговорочной моей победой.
– Он доверяет мне, – пояснила я спокойно, не позволяя чувствам отразиться на лице, – И у него есть для этого причины. Впрочем, сейчас не время их обсуждать, равно как и спорить о целесообразности его поступков. Я хочу поговорить с Вами откровенно.
– Это даже звучит смешно, – бросила Матрона, явно пребывающая в отвратительном настроении, – Можешь сколько угодно пускать мне пыль в глаза, но я вижу основное: ты вцепилась в принца, словно клещ, и уже не отпустишь.
– Не отпущу, – мягко сказала я в ответ, и это действительно было правдой. Я не была наивной и осознавала, что никогда не стану Императрицей или просто женой Эйтана, не буду единственной его женщиной или матерью его Наследников. Передо мною стояла иная цель, возможно, куда более сложная: я желала быть для него уникальной, такой, которой он будет доверять, словно себе. Осторожно и постепенно, словно блуждая в тёмной комнате, заставленной вещами, я приближалась к его сути, к маленькому мальчику, который позже вырос в жестокого, умного мужчину. Я вцепилась в этого ребёнка, как краб-путешественник хватается за чешую черепахи, и так же пробралась под твёрдый панцирь. Разумеется, в тот момент позиции мои были ещё ненадёжны и шатки, однако первый, самый сложный шаг был сделан: крабьи клешни сомкнулись. И разжимать эту хватку я не собиралась ни при каких обстоятельствах.
– Я буду с ним рядом, потому мне и не с руки ссориться с Вами, – продолжала я спокойно, – Нам нечего делить, Матрона Джиада: я – Ваш союзник. По меньшей мере, до тех пор, пока Вы верны Эйтану.
Сваха закатила глаза:
– Ты хочешь сказать, что предашь Сахроса? Брось! Что старый хитрец тебе пообещал? Титул Императрицы?
Я спокойно покачала головой:
– Ничего подобного – да и глупо с моей стороны было бы верить подобным посылам. Когда обещают слишком много, в итоге, как правило, не планируют дать ничего. Нет, Сахрос рассчитывал на мою верность и благодарность, и не счёл нужным рассказать мне о роли, которая мне уготована, или попытаться чем-либо подкупить.
Сваха изумлённо приподняла брови:
– Ты хочешь сказать, что он был уверен в твоей абсолютной покорности?
– Да, это так.
Джиада посмотрела на меня как-то иначе, и я не знала, радоваться этой перемене или огорчаться: слишком много настороженности было в светло-голубых глазах. Женщина ничего не стала боле говорить, потому я вынуждена была продолжить:
– Впрочем, то, что Вы заговорили о Сахросе, меня радует. Он – та проблема, решение которой нам предстоит сейчас обсудить.
Кажется, мне всё же удалось удивить Сваху: брови её приподнялись вверх, а зрачки предательски расширились, выдавая неподдельный шок и интерес.
– Поправь меня, если я ошибаюсь: ты сейчас говоришь…
– Он не должен дожить до Церемонии Принятия, – прервала я резко, – Но для осуществления подобной идеи мне нужна будет Ваша помощь.
Матрона, похоже, была действительно ошеломлена, но жестокие, кровожадные огоньки в её глазах лучше всяких слов сказали мне: она сделает все, что угодно, лишь бы уничтожить моего опекуна.
– Какого рода помощи ты от меня ждёшь? – уточнила она после минутного молчания, – До Церемонии Принятия остались сутки; за такое время совершить подобное убийство так, чтобы остаться вне подозрений, практически невозможно. Необходимо подкупить стражников и ключника, пройти в подземелье… замести следы не удастся, девочка.
– Всё верно, Матрона. Мы ничего и не будем совершать! За нас это сделают сами солдаты.
– Никто не согласится на такое!
– Им прикажут.
Женщина устало покачала головой:
– Эйтан сейчас не имеет власти, девочка. И потом, Тай-Лир сразу станет об этом известно: их шпионов во Дворце, поверь, немало.
Я чуть склонила голову набок и спокойно проговорила:
– Я имела в виду не Эйтана, Матрона. Давайте по порядку: расскажите мне, часто ли Экис Медный Лис бывает в Павильоне Цветов?..
Сейчас, читающий эти строки, я хочу отдалиться на время от происходящего в Павильоне, ибо подготовка к нашему маленькому спектаклю была обыкновенной рутиной, наполненной часами разговоров, споров и организационных сложностей.
Потому я хочу поведать тебе пока что историю, частично рассказанную мне Эйтаном в тот день. Это будет рассказ о Дэре Сахросе.
Я выношу его отдельно, поскольку многие детали были собраны и систематизированы мною уже много позже; крупицами они пополняли мои записи в течении всей моей жизни.
Зачем я с таким неразумным энтузиазмом выискивала сведения о человеке, давно мёртвом? Сиё не имеет разумного объяснения. Думаю, тут сыграла роль некая глубинная связь, которая всегда возникает между предателем и преданным, между убийцей и убитым. Если тебе скажут, что смерть последнего может эти узы порвать – не верь. Ты будешь ловить в разговоре упоминания об этом человеке, как будто родней его нет тебе на свете; ты будешь оправдывать себя, обливая его грязью и ненавидя – но понимая в глубине души, что ненавидишь самого себя. И, наконец, самая страшная опасность такого поступка кроется в том, что люди крайне похожи на зверей. Почуяв раз вкус крови…
Впрочем, оставим это. Вернёмся к юному Дэру Сахросу, сыну сапожника, рождённому в небольшой деревушке на севере Сакии.
Дэр был десятым ребёнком в семье – и пятым из тех, кто пережил трёхлетний рубеж. В семье его считали той самой «плешивой овцой», которая, как известно, обычно портит лучшее стадо. Мальчишка, потрясающе привлекательный и обаятельный внешне, был редкостным тунеядцем. Отца и мать он считал просто неудачниками, не хотел ничему учиться, равно как и работать в поле – юный Сахрос свято верил, что ему уготована иная судьба. Потому, по сути, нечему удивляться, что в четырнадцать лет, прихватив все отцовские сбережения, мальчишка благополучно сбежал вместе со странствующими артистами.
Снова объявился он спустя три года в Ликтоне, столице Сакии. Разумеется, Дэр благополучно просадил все отцовские деньги и зарабатывал на жизнь разного рода мошенничеством. Тут следует отдать юноше должное: обладая обаянием, хитростью, ловкостью рук и весьма привлекательной внешностью, он, по сути, имел все шансы со временем занять определённую нишу в сакийском преступном мире. В таком случае, он бы прожил в среднем лет тридцать и закончил бы свою жизнь либо на виселице, либо в канаве с перерезанной глоткой – именно так зачастую и складываются судьбы подобных индивидуумов. Существовала, правда, вероятность того, что, остепенившись со временем, юный ловкач благополучно открыл бы свое дело и тихонько накапливал благосостояние, но – это явно был не тот случай.
В Дэре Сахросе было нечто, что определенно мешало ему жить спокойно и оставаться подолгу на одном месте. Все качества, перечисленные выше, самым невероятным образом соседствовали в нём с обилием возвышенных идей, коими он любил делиться. Несправедливость бытия занимала мальчишку неимоверно, а неправильность политического строя травила душу, заставляя кропать философско-патриотические стихи в неимоверных количествах и писать непотребщину на стенах. Более всего тонкую душу Дэра оскорблял тот факт, что многие юные лорды ничего не делают, но живут роскошно, позволяя себе ещё и смотреть на остальных свысока.
В общем, как и в случае со многими подобными личностями, агрессия, зависть и неудовлетворенность собственным положением в обществе вызывали бурный, бессмысленный протест, на волне которого юноша и присоединился к восстанию Джока Коллса, охватившего в те времена Сакию.
Лорд Коллс был младшим сыном в обедневшей дворянской семье. Его, как и Сахроса, безумно тревожила несправедливость по отношению к рабочим и крестьянам в принципе, ну и к нему самому в частности. Собрав в столице подпольный клуб, где «все будут равны», этот юноша с упоением одаривал завсегдатаев, увлеченно играющих в анонимность, ярким сиянием своей харизмы.
Несложно догадаться, что в большинстве своём контингент сего заведения составляла молодёжь, радикальная и идеалистично настроенная. Сахрос легко влился в эту пёструю среду и быстро приобрел в ней популярность. Спустя некоторое время Дэр и вовсе стал для единомышленников героем: ему у далось привлечь в их ряды леди Джиаду де Анкаст, дочь Верховного Жреца Адада, невесту своего двоюродного брата Микора, коего называли наиболее вероятным дядиным преемником.
Историю их знакомства кто-то, обладающий должной степенью фантазии, мог бы назвать вполне романтичной: Сахрос заприметил юную леди, когда она подавала милостыню бездомному ребёнку. Оценив красоту и доброту девушки, Дэр тут же подошёл к ней и велеречиво похвалил за благородный и честный поступок, достойный «настоящего человеколюбца». Между молодыми людьми завязался разговор, в ходе которого незаметно выяснилось, что у них, несмотря на классовое неравенство, много общего.
Пожилая гувернантка, ставшая свидетелем этой эпохальной встречи, отнеслась к молодому человеку без должной симпатии и попыталась образумить пятнадцатилетнюю подопечную. Девушка, однако, плыла на волне первой любви, не обращая внимания на чужое мнение.
Будучи юной, но довольно образованной особой, Джиада страшилась предстоящего брака с кузеном, человеком жестоким и извращенным. Ей казалось, что величайшая ценность в политике – благо народа и патриотизм, а общество лордов, породившее её, консервативно и удушающее.
Встречи подпольного клуба стали для неё глотком свежего воздуха. Молодые идейные люди, полные эмоций и жизни, нравились эмоциональной, нетерпеливой девушке много больше, чем престарелые банкиры, занудные лорды и безумный старший брат.
Увы, подобная песня вечно продолжаться не могла: во время первой же вооруженной забастовки, устроенной экзальтированными юнцами, Тайная Канцелярия подсуетилась и в кратчайшие сроки изловила всех, кто был замечен на площади. Сахрос, разумеется, не стал исключением.
Как показывает практика, в тюремных застенках радикализм выветривается в кратчайшие сроки. Ощутив, что запахло паленым, горе-мятежники в большинстве своём запели, как птички.
Информация о некой леди, постоянно навещающей клуб вольнодумцев, заинтриговала Микора де Анкаста, который неофициально руководил дознанием, неимоверно. Кузину он терпеть не мог с самого глубокого детства, а уж потеснить дядю с поста Верховного Жреца милый мальчик мечтал всей душой, понимая: власть, вероятней всего, благополучно проплывёт мимо него к их с Джиадой общим детям.
Когда, проведя перекрёстный допрос, Микор убедился в правильности своих предположений, радости его не было предела: глупость Джиады дала ему отличное оружие против неё.
То, что было дальше, предсказать, думаю, несложно. Перед Сахросом поставили определённый выбор: желаешь получить свободу – заставь леди Джиаду прийти на собрание и собери доказательства против всех выходцев из более-менее знатных семейств, причастных к беспорядкам. Не стоит сомневаться – Сахрос согласился.
История эта для леди Джиады кончилась весьма плачевно: уличённая в государственной измене и прелюбодеянии, она была продана в качестве рабыни ишшаррскому купцу, который, в свою очередь, преподнёс светловолосую породистую красавицу Императору, выручив за неё баснословные деньги.
Дальнейшая жизнь Сахроса складывалась весьма насыщенно. Поговаривают, что, чтобы ещё сильнее унизить ненавистную кузину, Микор при ней предложил Дэру Сахросу выбор: либо он отправляется в изгнание вместе с Джиадой, разделяя все тяготы морского пути, либо становится любовником Микора и получает высокооплачиваемую должность. Опять же, несложно предсказать, какое именно решение принял Дэр.
Сколько именно лет он грел постель своего благотворителя – непонятно, но большинство свидетельствуют в пользу числа двадцать. Возможно, продолжалось бы это и долее, но время и недолеченная венерическая болезнь не пощадили организм Дэра, состарив его раньше времени.
За время службы у Микора, ставшего к тому моменту Верховным Жрецом, Сахрос успел обзавестись дочерью и женой. Супруга его, впрочем, скончалась спустя полтора года после заключения их брака и при весьма подозрительных, если не сказать более, обстоятельствах, однозначно указывающих на насильственную смерть. Семейная жизнь, впрочем, принесла Дэру титул барона, так что сильно страдать по безвременно почившей супруге предприимчивый сын сапожника не стал, упиваясь нежданно свалившимся богатством. Было оно подкреплено его назначением на пост представителя Сакии в Ишшарре.
Правда, человеку этому, судя по всему, суждено было всю жизнь летать на призрачных качелях, скатываясь из верха в самый низ и наоборот. Качели снова сделали круг, и Сахрос попал в немилость к своему патрону, не сумев перехватить у Эжара Кота власть над южными торговыми путями Ишшарры. Микор, разочаровавшись в подопечном, просто вышвырнул того из страны, снова отобрав баронский титул.
Дэр остался с несколькими золотыми монетами на руках, букетом болезней и стопкой ворованных писем. Убивать его не стали только потому, что, по сути, он уже был никем.
Однако Сахрос вовремя вспомнил о небольшом призе, оставшемся у него – о дочери. Лиаллин Сахрос все это время провела в Пансионе Мадам Бэсс, куда щедрый папа её определил, навещая не чаще раза в год. Однако, в сложившейся ситуации Дэр поспешил прихватить дочь с собой, покидая Сакию.
Лиаллин была безмерно счастлива: устав от одиночества и чувства собственной ненужности, она была рада покинуть нудный старый особняк, наполненный девочками, сосланными долой с родительских глаз. Чувства её усилились в разы, когда она поняла, что отец стал уделять ей все больше времени, обучая различным вещам и рассказывая интересные истории. Словно кукла, девочка выполняла все, что обожаемый папа говорил, отвечая на иллюзорную любовь беззаветной преданностью.
Между тем, роль, уготованная ей, была незавидна – она должна была стать товаром. Напросившись к старому Лису на аудиенцию, Сахрос взял с собой дочь, рассчитывая, что Императора она заинтересует – что, в общем-то, и произошло. Сероглазая красавица, умная, образованная и грациозная, пришлась Эшону по душе, и он с удовольствием принял «подношение», взамен назначив Сахроса Смотрителем Тальской Библиотеки. Несмотря на кажущуюся скромность подобной должности, в Ишшарре, где письменное творчество возносилось на пьедестал, Смотритель имел немалый доступ к информации – и, соответственно, к власти.
Когда родился Эйтан, Сахрос отправил старому другу Микору письмо с деловым предложением. «А ты хочешь видеть своего человека на ишшаррском троне?» – вопрошал Дэр в письме. Приманка оказалась слишком заманчивой – Микор согласился поучаствовать в проекте.
Новый виток игры начался.
Романтичный вечер опускался на Павильон Цветов тёмным покрывалом, заставляя иллюзорное небо покрываться сиянием столь же нереальных звёзд и громадной мерцающей луны. Роскошный сад утопал в мягком свете, и таинственные тени, отбрасываемые стриженными деревьями, вкупе с ароматом жасмина и специй, витающим в воздухе, создавали атмосферу невероятной интимности.
Медный Лис неспешно продвигался по узкой извилистой дорожке, осматриваясь по сторонам. Несмотря на шаткость собственного положения, он чувствовал себя здесь хозяином: никто не смел открыто отказывать ему, первенцу Старшей Жены умершего Императора. Разумеется, Павильон имел право посещать лишь законный правитель, но в ситуациях, подобных той, что была, этого правила не придерживались неукоснительно: всё равно новый Император, кем бы он ни был, избавится от «испорченных» жён и наложниц. Потому Экис спешил вкусить жизни в Павильоне, силясь отвлечься от угрозы его властвованию, восстания простолюдинов и неповиновения многих ведомств. Как и Эйтан, он рассчитывал на день Принятия Власти: став законным Императором, он бы сумел решить все проблемы, навалившиеся на него тяжким грузом.
Говоря откровенно, я могла бы посочувствовать Лису – в другой ситуации. Но на свете существовал только один Золотой Венец, и его нельзя было одеть на две головы. Потому Экис, стремительными шагами приближавшийся ко мне, был не более чем одной из безликих фигурок на доске шахи.
Я наблюдала за мужчиной, расположившись в уютной беседке, стоящей на изгибе дорожки. К резному строению примыкал небольшой декоративный прудик, который украшали цветущие лилии. В остальном моё пристанище со всех сторон было скрыто от любопытных взглядов различными деревьями и кустарниками, что было весьма кстати: нам с Лисом, так или иначе, понадобится интимная обстановка.
Пока мужчина приближался ко мне, у меня появилась возможность рассмотреть его без маски, скрывающей лицо. Что сказать? Я бы в жизни не поверила, что они со Змеем – братья. Экис был человеком мощным, обладал круглым лицом, чуть приплюснутым носом и большим ртом. Назвать его красивым было сложно, к тому же, выражение тупого самодовольства портило все впечатление. Хотя, не исключаю, что я просто была настроена на то, чтобы возненавидеть его с первого взгляда: нет смысла искать нечто хорошее в том, кто был и останется твоим врагом.
Как и в день, когда над столицей разнёсся колокольный звон, Экис был облачён в золотистый Императорский наряд. Его тёмные глаза блестели в лихорадочном предвкушении – очевидно, он искал ту, кто поможет сгладить нервное напряжение.
Я планировала помочь ему с этой проблемой.
Когда Медный Лис поравнялся с беседкой, служившей моим временным пристанищем, я с тихим возгласом упустила в пруд заколку для волос. Тихий плеск воды в тишине сада прозвучал, словно колокольный звон, заставив мнительного принца подскочить на месте и обнажить спрятанный в рукаве кинжал.
Однако, я не обращала на него ровным счётом никакого внимания. Оскальзываясь на декоративных камнях, окружающих водоём, ваша покорная слуга подбиралась к водной глади, намереваясь выловить потерянное. Разумеется, и ботти, не предназначенные для подобных подвигов, и рассыпавшиеся по плечам чёрные, словно смоль, волосы не облегчали мне задачу.
– Вам помочь, пэри? – прозвучал за спиной низкий голос, слышимый мною на Площади Суда. Вздрогнув, я медленно повернулась, встречаясь глазами с Экисом, наследным принцем Ишшарры.
Пару мгновений я пребывала в замешательстве, ошеломлённо разглядывая нежданного гостя. Вскоре, однако, взгляд мой натолкнулся на веер, свободно висящий на запястье Лиса. Охнув, я склонилась в быстром поклоне.
– Моё почтение, пэр! Я – не пэри, меня зовут Кирени, и я – наложница.
На последних словах щёки мои тронула краска стыда, что, похоже, пришлось пэру по душе. Как и многие мужчины его круга, он предпочитал женщин ниже по положению, справедливо полагая, что подобные связи доставляют куда меньше неприятностей. Опять же, пэри на моём месте вполне могла отказать Лису, уповая на то, что он ещё не Император. От юной же наложницы, возможно, даже не знавшей мужчин, Экис не ждал никаких сложностей.
– Я – не пэр, моя дорогая, – произнёс Лис, и от его тона у меня противно заныли зубы, – Я – будущий Император Ишшарры!
Глаза мои потрясенно расширились, и я порывалась опуститься на колени, но Лис не позволил. Подхватив меня под руку, Экис воскликнул:
– К чему эти церемонии, прекрасная лэсса? Я – не деспот, и не буду заставлять такой прелестный цветок стоять на коленях!
– Ваше Высочество, – пробормотала я, смущенно глядя в землю, – Простите, что посмела говорить с Вами в таком тоне…
– Ах, дитя моё, это все – пустое! – пропел он, беря мою руку в свою. Вздрогнув, я медленно подняла на него глаза, переполненные абсолютно противоречивыми чувствами. Были там и сомнения, и испуг, и надежда, и жажда… Так смотрит изящная юная лань, непуганая охотниками, на человека: стоит ли опасаться? Стоит ли поверить? Должна сказать, что именно это выражение глаз мне всегда замечательно давалось…
И Лис проникся. Будучи, как и большинство пэров, натурой хищной и весьма склонной к жестокости, он питал особое пристрастие к охоте на беспомощных жертв.
– Вы прекрасны, словно ночной цветок, лэсса, – проговорил он с придыханием, – Ваша кожа такая белая, как луна на небе.
– Благодарю Вас, – прошептала я, опустив очи долу и чувствуя, как ладонь Лиса медленно легла на мою талию. Ботти мои неловко скользнули по мокрой траве. Я покачнулась, словно дерево в бурю, и тут же оперлась на принца, вцепившись руками в его рукав.
Настроение Экиса, кажется, стремительно улучшалось. Он расщедрился даже на то, чтобы галантно подхватить меня на руки – я тут же прижалась к нему как можно теснее, стараясь не морщиться от его неприятного, сладковатого запаха. Между тем, Медный Лис, чуть запыхавшись, дотащил меня до беседки. Лёгкая отдышка и учащенное сердцебиение подсказали мне, что слухи о его пристрастии к чревоугодию, обильным возлияниям и праздной жизни – отнюдь не преувеличение. С невольной гордостью я подумала, что Эйтан, как ни крути, находится в куда лучшей форме.
Между тем принц сгрузил меня на мягкий диванчик, небрежно оттолкнув в сторону яркую книжку, и устроился рядом.
– Вы читаете? – поинтересовался он, мельком взглянув на пёстрый томик, – Люблю образованных женщин!
– О, чтение – это моя жизнь! – воскликнула я вдохновенно, – Правда, я предпочитаю лирические произведения. Стихи такху так романтичны…
– Да, – Экис с лёгким пренебрежением покосился на книжку, – Весьма.
Я кротко улыбнулась:
– Это замечательно, что Вам они тоже нравятся! Тем более что Вы очень похожи на их персонажей…
– Чем же? – уточнил Медный Лис, хотя взгляд его красноречиво намекал на то, что вырез моего наряда интересует его куда больше, чем ответ на поставленный вопрос.
«Вы так же банальны, слащавы и глупы» – хотелось мне ответить, но, памятуя о уготованной мне роли, негромко отозвалась:
– Ваше Высочество, Вы так же возвышенны, мужественны и красноречивы!
Эти слова, сказанные низким, чувственным голосом, окончательно вернули Лису благостное настроение. Взяв мою ладонь в свою руку, он принялся перебирать пальцы, вещая что-то о моей неземной красоте. Каюсь, слушала я крайне невнимательно, при этом старательно поддерживая смущенный и жеманный вид.
Видя мою кокетливую реакцию, принц окончательно настроился на приятный во всех отношениях вечер; как и предполагалось, дело это он захотел отметить, так что практически полная бутылка вина, стоящая на столе, пришлась весьма кстати.
– Желаете ли Вы вина, мой цветочек?
Не поднимая глаз, я кивнула и призывно глянула на него из-под ресниц. Эта игра, чувственная и лицемерная, доставляла мне все большее удовольствие.
Экис, вполне удовлетворенный моей реакцией, наполнил светло-жёлтым напитком мой практически пустой бокал. Сам же, не чинясь, присвоил всю бутылку.
– За Вас, моя прекрасная лэсса! – воскликнул он патетично. Улыбнувшись, я подняла бокал в ответ и, как и полагается скромной девочке, слегка коснулась плотно сжатыми губами напитка, сделав, однако, вид, что глотаю. Экис же, не ожидавший никакой подлянки в собственном Павильоне Цветов, хорошенько приложился к искрящемуся вину.
Небрежно отбросив в кусты изрядно опустошенную бутылку, Лис, очевидно, посчитал официальную часть церемонии оконченной. Резко притянув меня к себе, он впился в мои губы влажным, чуть неприятным поцелуем. Прикрыв глаза, я заставила себя забыть о сопутствующих обстоятельствах и настроиться на лирику. Мысли из головы мгновенно вытеснило ощущение чужих рук на своей коже. Радовало, что через платье невозможно было ощутить пот на его ладонях…
Прошло несколько секунд, и Экис отстранился. Взгляд его начал туманиться – дурман подействовал. Некоторое время принц стоял, пошатываясь, после чего начал заваливаться набок. Шагнув вперёд, я вцепилась в него мёртвой хваткой, дабы не позволить венценосному пьянице набить синяков, и неимоверным усилием усадила на диванчик. Бессознательное тело тут же начало сползать, но это меня волновало мало – в беседку, сверкая полными бешенства глазами, вошёл человек, наблюдавший все это время из-за ближайшего куста.
Вцепившись, словно клещ, в моё запястье, Эйтан резко рванул меня на себя, оттаскивая от свалившегося на пол тела.
– Какого демона?! – прошипел Змей, глядя на меня потемневшими глазами. Я, в свою очередь, непонимающе воззрилась на него, силясь выяснить, с чего это, собственно, он так сильно взбесился.
Правильно интерпретировав выражение моего лица, Наследник прошипел:
– Зачем тебе понадобилось его целовать?!
Если честно, ответ на этот вопрос был на редкость прост: мне было любопытно. Однако что-то подсказало мне, что Эйтану в данной ситуации правды лучше не знать.
– Для достоверности, – ляпнула я первое, что пришло в голову. Нехорошие огоньки в глазах Змея намекали, что и этот ответ его не слишком-то удовлетворил. Но времени на проявления его дурного настроения у нас, увы, не было, потому я быстро проговорила:
– Сменим тему. Позже расскажешь мне, что думаешь – сейчас нужно поспешить.
Бросив на меня недобрый взгляд, Эйтан все же разжал пальцы, нехотя выпуская меня на свободу. Выражение его глаз вызвало странное томление во всем теле: не было сомнений, что, если я выживу, ночью он мне припомнит произошедшее…
Возбуждение смешалось с остальными эмоциями, заставляя кровь бежать по жилам все быстрее. Возможность играть, драться, любить и рисковать пьянила, а смерть, нависшая надо мной, словно топор палача, не казалась чуждой, безликой и жестокой силой. Я свыклась с ней, как свыкаются проклятые с призраками, следующими за ними, и начала упиваться бешеным током крови по жилам, подарить который могла только опасность. Чем дальше, тем больше хождение по краю возбуждало меня, пьянило, словно изысканное вино.
И с каждым разом мне хотелось все большего.
Улыбнувшись своим мыслям, я решительно шагнула по направлению к похрапывающему телу, разум которого в тот момент витал где-то в небесных сферах. Судя по мечтательному выражению лица Лиса, видения, посетившие его, были весьма и весьма приятными.
Присев возле него, я быстро откинула в сторону длинный рукав, обнажая кисть, и принялась деловито рассматривать перстни, коими были буквально унизаны толстые короткие пальцы.
– На безымянном, – подсказал Эйтан, и голос его звучал на редкость недовольно. Я принялась разглядывать нужное мне украшение, подавив горький вздох.
Когда за несколько часов до описываемых событий я, переполненная энтузиазмом, поведала Эйтану о своих планах, он, выслушав, холодно бросил: «Нет!»
Переубедить его оказалось непросто, однако, к счастью, логика была на моей стороне: у Эйтана не было возможности самому решить проблему. Скрепя сердце, он согласился, но пожелал присутствовать лично там, где сможет. Мне эта идея не понравилась по понятным причинам, но тут Змей оказался абсолютно непреклонен – оставлять меня наедине с братом он категорически не желал. И где-то там, в глубине души, я искренне радовалась этому…
Однако тянуть далее было бессмысленно. Оставив праздные размышления, я быстро сняла с пальца Лиса Перстень Доверенного, не давая себе времени на сомнения.
Тут, думаю, мне следует кое-что пояснить. Перстень Доверенного, или, в просторечии, кольцо доверия – печатка, которая в обязательном порядке была у каждого пэра. Предъявитель сего украшения имел ровно те же права и привилегии, что и его хозяин, потому к подобным безделушкам относились крайне серьёзно. Охраняла перстни мощная родовая магия, не позволяющая никому, кроме членов семьи, снять их с пальца пэра – остальные могли получить их только из рук хозяина. Мы же рассчитывали, что амулет, висящий на моей шее, должен был свести на нет родовую защиту и позволить мне забрать на время кольцо… хотя полной уверенности, конечно, у нас не было.
Именно потому я затаила дыхание, гадая: прожжёт ли магия мою руку до кости, или овал, спасавший меня в особняке Ящериц, не подведёт и теперь? Пульс бешено бился, отсчитывая секунды. Ничего не происходило.
Снять украшение мне удалось на диво легко, но расслабляться раньше времени не стоило: боль все же пришла. Конечно, не та, что сжигает плоть, но все же – вполне ощутимая, разрастающаяся по телу, как опухоль. В общем-то, это было не так уж страшно – я, как и большинство муэти, не слишком боялась боли – привыкла. Потому принц получил от меня в ответ на вопросительный взгляд улыбку, кажущуюся вполне искренней.
– Все в порядке, – улыбнулась я Эйтану, с силой сжимая перстень в кулаке, – Дай мне плащ.
Не говоря ни слова, Змей повиновался. Набросив капюшон на лицо, я направилась в ту сторону, откуда явился Лис, небрежно кивнув принцу на прощание.
– Омали? – догнал меня его голос.
– Что? – я изумлённо обернулась и наткнулась на странный взгляд Змея, тревожный и словно бы неуверенный. Мне даже на миг показалось, что с его уст почти слетело что-то глупое вроде: «Будь осторожна». Однако, когда Наследник заговорил, услышала я нечто иное.
– Ты что, действительно любишь такху? – уточнил он с серьёзным лицом.
